Текст книги "Крестный отец"

Глава 11

Капитан Марк Маккласки сидел в своем кабинете и хмурился. Перед ним лежали три пухлых конверта со ставочными корешками, а он никак не мог разобрать записи, хотя должен. Корешки были изъяты накануне во время облавы на одного букмекера семьи Корлеоне. Теперь тот кровь из носу обязан их выкупить, иначе игроки, лишившиеся честного выигрыша, сотрут букмекера в порошок.

Осталось разобраться в кодовых обозначениях – чтобы не продешевить, возвращая корешки. Если там ставок тысяч на пятьдесят, то продать можно за пять. А если там каждый корешок по сто, а то и по двести тысяч, то можно выручить ого-го сколько… Маккласки повертел конверты и решил немного помариновать букмекера в обезьяннике, а потом пусть сам назначит цену – это примерно подскажет, какой куш на кону.

Взгляд на настенные часы напомнил, что пора ехать за скользким Турком и везти его куда-то на встречу с человеком Корлеоне. Маккласки подошел к шкафчику и переоделся в штатское. Затем позвонил жене, сказал, что задержится на работе и к ужину его лучше не ждать. Он никогда не отчитывался перед женой, а та продолжала думать, что они живут исключительно на зарплату полицейского. Так же думала и его мать. Маккласки самодовольно хмыкнул, потому что сам давным-давно понял, как все устроено. У него был хороший учитель.

Отец Маккласки был сержантом полиции и каждую неделю водил сына с собой по околотку. Маккласки-старший заглядывал во все магазинчики и представлял владельцам своего шестилетку: «А это мой малыш».

Магазинщики, рассыпаясь в комплиментах, трясли сержанту руку, а потом давали малышу пятерку или десятку из кассы. К вечеру карманы курточки у маленького Марка Маккласки оттопыривались от купюр. Он очень гордился тем, что все так любят отца и каждый раз дарят ему деньги. Конечно, потом отец деньги забирал и клал на счет, чтобы накопить сыну на колледж. Марку оставалось максимум пятьдесят центов на карманные расходы.

А на семейных сборищах дядья-полицейские спрашивали малыша, кем он хочет стать, когда вырастет. Марк тоненьким голоском, пришепетывая, отвечал «Поисейским!» – и все громко смеялись. Сразу после школы он и правда поступил в полицейское училище, хоть отец настаивал на колледже.

Из Маккласки вышел хороший коп, храбрый и сильный. Шпана, терроризировавшая мелкие магазинчики, разбегалась при его появлении, а затем и вовсе пропала с участка. Он был суров, но справедлив. Он никогда не водил с собой сына, чтобы продавцы якобы дарили ему деньги, на самом деле откупаясь за нарушения парковки и чистоты в общественных местах. Нет, Маккласки брал деньги лично, потому что заслужил это. Патрулируя улицы, он не филонил в киношке или ресторане, как многие его коллеги, особенно холодными зимними ночами; он исправно совершал обходы, защищал бизнес на своей территории и оказывал различные услуги. Когда из Бауэри[16]16
  Бауэри – район Манхэттена; в период «сухого закона» и Великой депрессии превратился в трущобы и стал прибежищем бездомных, попрошаек и пьяниц, каким оставался вплоть до 1970‑х гг.


[Закрыть] на его участок просачивались пьяницы и попрошайки, он разбирался с ними так жестко, что те боялись возвращаться. Владельцы магазинов ценили это и выражали свою благодарность материально.

Еще Маккласки никогда не шел против системы. Букмекеры на его территории знали: он не требует для себя сверх того, что ему причиталось из участкового общака. Он шел в списке наравне с остальными и никого не пытался обставить. Маккласки был справедливым копом и брал только честные взятки, так что рос по службе уверенно, хоть и не особо стремительно.

Еще он сумел воспитать четырех сыновей, из которых никто не пошел по его стопам. Все поступили в Фордемский университет[17]17
  Частный иезуитский университет в Нью-Йорке, третье старейшее учебное заведение штата.


[Закрыть], и поскольку к тому времени Марк Маккласки стал лейтенантом, а вскоре и капитаном, то ни в чем не нуждались. Именно тогда Маккласки заработал репутацию человека, чьи услуги стоят дорого. Букмекеры на его участке платили за «крышу» больше, чем в любом другом районе города, но что поделать: высшее образование – это привилегия, и стоит она соответственно.

Маккласки не видел в этих доходах ничего плохого. С какой стати его дети должны учиться в муниципальном колледже или дешевом Саутерн-колледже лишь потому, что полицейским платят недостаточно, чтобы достойно жить и содержать семью? Защищая людей, он рисковал собой, и в его послужном списке хватало наград за перестрелки с грабителями, рэкетирами и сутенерами. Он раздавил всех, сделал свой уголок города безопасным для простых граждан и заслужил куда больше никчемной сотки в неделю. Причем на низкую зарплату он не жаловался – ведь, в конце концов, каждый крутится как может.

С Бруно Татталья капитан был хорошо знаком: тот учился с одним из сыновей Маккласки в Фордемском университете. Потом он открыл ночной клуб, и там капитан с семьей мог посмотреть шоу, поужинать и выпить за счет заведения, что, впрочем, случалось нечасто. Под Новый год Маккласки получали тисненые приглашения на корпоративный праздник и всегда садились за лучший столик. Бруно непременно знакомил их со звездами, которые выступали в клубе, – между прочим, знаменитыми певцами и голливудскими артистами. Конечно, иногда он обращался с просьбой, например, подправить полицейский протокол или облегчить получение лицензии на работу в кабаре – обычно для красивых девочек с приводами за проституцию или мошенничество. Маккласки с радостью помогал.

Он взял за принцип не совать нос в чужие дела. Когда Солоццо попросил убрать всех лишних из больницы, где лежит старик Корлеоне, капитан не стал спрашивать зачем. Спросил только цену. Солоццо ответил: десять тысяч, и Маккласки все понял. Он не колебался. Корлеоне был одним из крупнейших боссов мафии в стране, а его связи в политических кругах не снились самому Аль Капоне. Тот, кто его убьет, окажет обществу большую услугу. Маккласки взял деньги и все устроил. Когда же Солоццо позвонил и сказал, что у больницы по-прежнему дежурят двое людей Корлеоне, капитан рассвирепел. Он ведь сцапал ораву Тессио и отозвал детективов, охранявших палату!.. Как человеку честному, ему пришлось бы вернуть десять тысяч, а их он уже отложил на образование внукам. Вот почему тогда возле больницы капитан был так несдержан и ударил Майкла Корлеоне.

Впрочем, в итоге все обернулось к лучшему. Маккласки встретился с Солоццо в ночном клубе Таттальи и там заключил еще более удачную сделку. Вопросов он опять не задавал, потому что и так знал ответы. Просто уточнил цену. Ему и в голову не могло прийти чего-то опасаться. Чтобы кто-нибудь хоть на мгновение задумался убить капитана нью-йоркской полиции? Немыслимо. Даже самый отпетый мафиозо не дернется, если его будет бить распоследний патрульный. В убийстве полицейского нет никакой выгоды. После такого бандитов вдруг начинали пристреливать за сопротивление аресту или попытку скрыться с места преступления. Кому нужны лишние проблемы?

Маккласки со вздохом принялся собираться. Проблемы, кругом проблемы… В Ирландии умерла свояченица. Много лет она боролась с раком, и лечение влетело ему в копеечку. А похороны обойдутся еще дороже. Дядюшки и тетушки на малой родине тоже периодически нуждались в деньгах на содержание картофельных ферм. Маккласки не жаловался и посылал. Зато, когда они с женой ездили в Ирландию, их принимали по-королевски. Может, этим летом, учитывая дополнительные доходы и то, что война закончилась, они съездят туда снова… Маккласки сказал дежурному, где его искать, если будет нужен. Необходимости шифроваться он не видел. Всегда можно соврать, что Солоццо – информатор.

Выйдя из участка, капитан прошел несколько кварталов, а потом поймал такси и назвал водителю адрес.

* * *

Всеми приготовлениями к отъезду Майкла из страны занимался Том Хейген: оформлял поддельный паспорт, удостоверение моряка, место на грузовом итальянском судне с портом приписки на Сицилии. Туда уже отправили самолетом посланников – организовать Майклу убежище у одного из дружественных боссов мафии.

Санни устроил так, чтобы на выходе из ресторана, где будет проходить встреча с Солоццо, Майкла ждал автомобиль с надежным водителем. Добровольцем вызвался лично Тессио. Машину взяли на вид потрепанную, но с хорошим мотором. Никаких особых примет, номера поддельные. Ее специально берегли для дела подобной важности.

Весь день Клеменца учил Майкла обращаться с короткоствольным пистолетом калибра.22 с экспансивными пулями: аккуратное отверстие на входе, а на выходе – кровавое месиво. Бьет точно на расстоянии до пяти шагов, дальше пуля может полететь куда угодно. Спусковой крючок оказался туговат, его немного ослабили. Приделывать глушитель не стали – не хотелось, чтобы в порыве бравады вмешался случайный зевака. Грохот выстрела заставит всех держаться подальше.

– Как только закончишь, брось пистолет, – в который раз наставлял Клеменца. – Просто опусти руку и разожми пальцы. Все будут думать, что ты по-прежнему вооружен. На руки никто не посмотрит, только на лицо. Уходи как можно быстрее, но не беги. Взглядом ни с кем не встречайся, но и голову не прячь. Никто не попытается тебя остановить – побоятся, уж поверь. Тессио будет ждать снаружи в машине. Садись в нее и ни о чем больше не думай. За неожиданности не переживай – такие дела обычно проходят на удивление гладко… Так, а теперь надень шляпу, поглядим на тебя.

Клеменца напялил на Майкла серую шляпу с широкими полями. Майкл поморщился, ведь шляп он никогда не носил.

– На всякий случай, – пояснил Клеменца. – Затрудняет опознание. И нам легче будет убедить свидетелей изменить показания. Об отпечатках не беспокойся: на рукоятке и спусковом крючке специальная лента. Главное, другие части пистолета не трогай.

– Санни уже узнал, куда Солоццо меня повезет?

Клеменца развел руками.

– Пока нет. Турок осторожничает. Не бойся, он ничего тебе не сделает. За твою безопасность отвечает посредник. Если с тобой что-то случится, мы его убьем.

– С какой стати ему так рисковать? – удивился Майкл.

– Ему хорошо за это платят. Кроме того, Солоццо его не подставит, если не захочет навлечь на себя гнев его Семьи. Все очень просто: твоя жизнь того не стоит, поэтому ты в полной безопасности. Жаркая пора ждет нас потом.

– Очень жаркая?

– Жарче некуда, – ответил Клеменца. – Татталья в открытую пойдут на Корлеоне. Остальные, скорее всего, поддержат их. Этой зимой управлению городского хозяйства придется убирать с улиц много трупов… – Он повел плечами. – Раз в десять лет чистка необходима, помогает избавиться от дурной крови. Если позволять всяким подонкам что-то малое, рано или поздно они захотят взять все. Такие поползновения нужно давить в зародыше. Вот не прижали Гитлера на встрече в Мюнхене, и сам знаешь, что из этого вышло.

Подобные мысли Майкл слышал от отца еще в 1939‑м. Он внутренне усмехнулся: заведуй Семьи международными делами, никакой Второй мировой не было бы.

Они вернулись в особняк дона, где Санни по-прежнему держал штаб. «Сколько еще он сможет безвылазно сидеть на безопасной территории? – задумался Майкл. – Когда-то ведь ему придется выйти».

Санни сопел на диване. На журнальном столике валялись остатки позднего обеда: ошметки стейка, хлебные крошки и полупустая бутылка виски. Обычно аккуратный кабинет отца постепенно приобретал черты неубранной спальни.

Майкл растряс брата.

– Наведи тут порядок, а то устроил ночлежку.

– А ты что здесь, с поверкой?.. – Санни зевнул. – Майки, мы так и не узнали, куда Солоццо с Маккласки собираются тебя везти.

– А нельзя взять пистолет с собой? – спросил Майкл. – Может, меня не станут обыскивать. Да и найдут – ничего страшного. Отберут, и всё.

Санни покачал головой.

– Так не пойдет. С этим ублюдком Солоццо нужно кончать. Помни, его во что бы то ни стало нужно пристрелить первым. Маккласки медлительный и тупой, с ним проблем не возникнет. Клеменца говорил тебе, чтобы ты обязательно выбросил пистолет?

– Миллион раз, – ответил Майкл.

Санни встал и потянулся.

– Как твоя челюсть, братишка?

– Так себе.

Вся левая часть лица ныла, кроме тех мест, где наложили шину и вкололи обезболивающее. Майкл взял со стола бутылку виски и хлебнул прямо из горлышка. Стало полегче.

– Майки, не налегай. Нельзя, чтобы тебя развезло.

– Господи, да хватит уже со мной нянчиться! Я воевал в куда худших условиях и против ребят куда круче Солоццо. Где его артиллерия? Поддержка с воздуха? Пулеметы? Мины? Он просто ушлый сукин сын, прикрывающийся полицейским начальником. Самое главное и самое трудное – решиться на убийство. Остальное – дело техники. Они даже не успеют ничего понять.

В кабинет вошел Том Хейген и, кивнув в знак приветствия, направился прямиком к телефону. Сделав несколько звонков, он со вздохом обратился к Санни:

– Никаких новостей. Солоццо держит место в тайне до последнего.

Телефон зазвонил. Санни поднял трубку и жестом велел всем молчать, хотя никто и не разговаривал. Сделав кое-какие пометки в блокноте, он сказал: «Хорошо, договорились» и повесил трубку.

– Ну Солоццо, ну сукин сын! – засмеялся Санни. – В общем, в восемь вечера они с Маккласки забирают Майки от ресторана Джека Демпси[18]18
  Джек Демпси (1895–1983) – американский профессиональный боксер, многократный чемпион мира в супертяжелом весе (с 1919 по 1926). Один из самых культовых боксеров в истории. После окончания спортивной карьеры открыл фешенебельный ресторан в Нью-Йорке.


[Закрыть], что на Бродвее, и куда-то везут. А теперь слушайте: Солоццо будет беседовать с Майки по-итальянски, чтобы легавый ничего не понял. Не переживай, говорит он мне, Маккласки не бельмеса не смыслит в итальянском, кроме слова «сольди»[19]19
  Деньги (итал. Soldi).


[Закрыть], а ты, Майки, понимаешь сицилийский – он проверил.

– Придется вспоминать, – сухо произнес Майкл. – Впрочем, говорить мы будем недолго.

– Он в курсе, что мы не отпустим Майки, пока не прибудет посредник? – спросил Том Хейген.

– Посредник уже у меня дома, играет в пинокль[20]20
  Пинокль – карточная игра с набором очков, производная от безика.


[Закрыть] с моими людьми, – подал голос Клеменца. – Его не выпустят, пока я не позвоню.

Санни снова опустился в кожаное кресло.

– Черт побери, как нам узнать про место встречи? Том, у нас же есть информаторы в семье Татталья. Почему они молчат?

Хейген пожал плечами:

– Солоццо и правда невероятно хитер, никого не посвящает в свои планы – более того, не берет охрану. Считает, что капитана полиции достаточно, а секретность важнее стволов. По-своему он прав. Придется пустить «хвост» и надеяться на лучшее.

– «Хвост» недолго и стряхнуть, – вздохнул Санни.

Тем временем наступило пять вечера.

– Может, пускай Майки просто шмальнет в машину, когда за ним приедут? – в отчаянии предложил Санни.

Хейген покачал головой:

– А если Солоццо там не будет? Больше такой возможности нам не представится… Проклятье, нужно узнать, куда Солоццо его повезет!

– Давайте подумаем, почему он делает из этого такой большой секрет, – предложил Клеменца.

– Да тут и думать нечего, – нетерпеливо перебил его Майкл. – Зачем допускать утечку, если можно обойтись без нее? Он чует опасность. Даже под крылом у капитана полиции ему страшно.

– Санни, – Хейген щелкнул пальцами, – у нас ведь есть человек в полиции! Детектив Филиппс. Позвони ему. Вдруг он разузнает, где будет капитан, тому ведь от подчиненных таиться не нужно?.. Попытка не пытка.

Санни набрал номер, тихо с кем-то переговорил, потом повесил трубку.

– Он нам перезвонит.

Прошло около получаса, и Филиппс действительно перезвонил. Санни быстро начеркал что-то в блокноте и повесил трубку. Лицо у него было напряженным.

– Кажется, вот оно. Капитан Маккласки обязан сообщить дежурному, где его искать в случае необходимости. Сегодня вечером с восьми до десяти он будет в «Голубой луне» в Бронксе. Кто-нибудь слышал про это место?

– Я слышал, – уверенно отозвался Тессио. – Небольшой семейный ресторанчик с укромными закутками, где можно говорить без свидетелей. Хорошая кухня. Никто не путается под ногами. Для нашего дела лучше не придумаешь.

Он склонился над столом Санни и сложил из окурков что-то наподобие плана здания.

– Итак, вот вход. Как закончишь, Майки, выходи и поворачивай налево за угол. Я увижу тебя и включу фары. Если возникнут проблемы, кричи, я тебя вытащу. Клеменца, времени очень мало. Отправь кого-нибудь с пушкой. У них там старомодные унитазы с подвесным бачком. Между ним и стеной есть зазор; пусть твой человек приклеит пистолет там. Майки, когда тебя будут забирать, то обыщут и, ничего не найдя, успокоятся. В ресторане посиди немного, а потом скажи, что тебе нужно в туалет. Нет, лучше попроси разрешения. Будь как бы чуть-чуть встревожен. Это вполне ожидаемо, они ничего не заподозрят. Но когда вернешься, не мешкай. За стол не садись, шмаляй сразу. И не рискуй: каждому по два выстрела в голову, а потом со всех ног наружу.

Санни задумчиво слушал.

– Спрятать пистолет должен кто-то грамотный и надежный, – сказал он Клеменце. – Я не хочу, чтобы мой брат вышел из сортира с голым членом наперевес.

– Пистолет будет на месте, – пообещал Клеменца.

– Отлично. Тогда за работу.

Тессио с Клеменцей ушли.

– Кто отвезет Майки в Нью-Йорк? – спросил Том Хейген. – Может, я?

– Нет, ты мне нужен здесь. Когда закончит Майки, начнем действовать мы. Ты с газетчиками договорился?

Хейген кивнул.

– Как только все случится, сразу дам отмашку.

Санни встал, подошел к Майклу и пожал ему руку.

– Ну, малыш, дальше дело за тобой. Маме я объясню, почему ты не попрощался. И подруге твоей сообщу, как только наступит удобный момент. Договорились?

– Договорились, – Майкл кивнул. – Как долго мне придется пробыть в изгнании?

– Не меньше года.

– Дон может сократить этот срок, – вставил Том Хейген, – но на это особо не рассчитывай. Все зависит от множества факторов: как сработают газетчики, захочет ли полиция замять дело, как поведут себя остальные Семьи… Шума и переполоха будет очень много.

Майкл пожал Хейгену руку.

– Ты уж постарайся. Не хочу еще три года провести вдали от дома.

– Еще не поздно отказаться, – напомнил Том. – Найдем кого-нибудь тебе на замену, придумаем другой план. Может, вообще никого убивать не придется.

Майкл засмеялся.

– Ну, так можно до чего угодно договориться. Нет, мы с самого начала всё рассчитали верно. Я всю жизнь рос в тепличных условиях, пора и расплачиваться.

– Не давай сломанной челюсти решать за тебя. Маккласки – дурак, тут не было ничего личного, просто бизнес.

Во второй раз Хейгену показалось, что перед ним не Майкл Корлеоне, а как будто сам дон.

– Том, не ведись на эти глупости. В бизнесе все личное. Вообще все, с чем человек сталкивается в жизни, личное. Знаешь, кто мне это сказал? Мой старик. Крестный отец. Если б его друга убило молнией, он воспринял бы это как личное оскорбление. Таким для него стал мой уход в морпехи. Вот почему он великий. Великий дон. Он все принимает на свой счет. Как Бог. Без его ведома не упадет ни перышка с малой птицы – или как там в Библии[21]21
  Искаженная цитата из Мф. 10:29: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего».


[Закрыть]? И знаешь, с теми, для кого случайность – это личное оскорбление, случайностей не бывает. Теперь я прочно это усвоил… Да, черт возьми, сломанная челюсть – это личное. То, что Солоццо поднял руку на моего отца, тоже личное… Передай старику, что всему этому я научился у него и что я рад отплатить за ту доброту, какой он меня окружил. Он был хорошим отцом. – Майкл помолчал, а потом задумчиво произнес: – Знаешь, Том, я не могу припомнить, чтобы он хоть раз ударил меня. Или Санни. Или Фредди. Тем более Конни; на нее он даже голос не повышал. Скажи мне правду, Том: сколько, по-твоему, человек погибли от руки или по приказу дона?

– Скажу тебе, чему ты у него не научился, – произнес Том Хейген, отведя взгляд. – Не задавать подобных вопросов. Есть вещи, которые нужно сделать, и ты их делаешь, а после про них не вспоминаешь. Не пытаешься оправдать, потому что оправдать их нельзя. Просто делаешь, и всё.

Майкл Корлеоне кивнул и тихо спросил:

– Ты, как консильери, согласен, что оставлять Солоццо в живых опасно для дона и для Семьи?

– Да, опасно.

– Тогда я его убью.

* * *

Майкл Корлеоне уже пятнадцать минут стоял у входа в ресторан Джека Демпси на Бродвее. Посмотрел на часы: без пяти восемь. Солоццо наверняка будет пунктуален, поэтому Майкл специально прибыл заранее.

Всю дорогу с Лонг-Бич он пытался выбросить из головы то, что сказал Хейгену, – ведь иначе выходит, что он ступил на тропу, с которой нет возврата. Увы, если не покончить со всем сегодня же, его самого рано или поздно убьют. А значит, отступать некуда, нужно думать о деле. Солоццо хитер, да и Маккласки не промах. Снова разболелась челюсть, но Майкл даже обрадовался, потому что боль не давала расслабиться.

Холодной зимней ночью народу на Бродвее было немного, хотя в это время как раз начинались спектакли. Подъехала длинная черная машина. Водитель, потянувшись, открыл пассажирскую дверь и сказал: «Майк? Садись». Водителя Майкл не узнавал: какой-то молодой гангстер с гладко уложенными черными волосами и в рубашке с расстегнутым воротом, – но сел. На заднем сиденье расположились капитан Маккласки и Солоццо.

Турок протянул руку, Майкл пожал ее. Ладонь была твердая, теплая и сухая.

– Рад, что ты пришел, Майк. Ужасная ситуация, я вовсе не хотел, чтобы так случилось. Это неправильно. Надеюсь, нам удастся все исправить.

– Я тоже надеюсь, – спокойно ответил Майкл. – Не хочу, чтобы отца продолжали тревожить.

– Не потревожат, – истово пообещал Солоццо. – Клянусь своими детьми. Главное, выслушай меня, не руби сплеча, как твой брат Санни. С ним просто невозможно говорить о деле.

– Это воспитанный паренек, сразу видно. – Капитан Маккласки, потянувшись вперед, по-отечески похлопал Майкла по плечу. – Прости за вчерашнее, Майк. Засиделся я на своей работе, стал раздражителен… На пенсию мне пора. Когда каждый день все тебе перечат, поневоле выйдешь из себя, сам понимаешь.

И с тягостным вздохом он ощупал Майкла на предмет оружия.

Майкл заметил на губах водителя усмешку. Тот вел машину в западном направлении, не делая попыток оторваться от возможных преследователей. Ехали к Вестсайдскому шоссе, лавируя между рядами. Тем, кто сидел на хвосте, пришлось бы делать то же самое. И вдруг они съехали в направлении моста Джорджа Вашингтона – по дороге на Нью-Джерси. Майклу стало не по себе: а ну как Санни обманули с местом проведения встречи?

Машина заехала на мост, и сияющий огнями город остался позади. Майкл отчаянно старался не показать беспокойства. Его собираются вывезти на болота и там бросить? Или Солоццо всех перехитрил и в последний момент изменил место встречи? Однако, когда мост почти преодолели, водитель резко крутанул руль. Тяжелый автомобиль наехал на разделительный барьер, подскочил и оказался на полосе, ведущей обратно в Нью-Йорк. Маккласки и Солоццо смотрели через заднее стекло, не повторит ли кто-то их маневр. Водитель поддал газу, и они помчались обратно в город, где свернули к Восточному Бронксу, петляя по пустынным улочкам. Никто их не преследовал. Было уже почти девять вечера. Солоццо закурил, предложил сигареты Маккласки и Майклу. Те отказались.

– Молодчина, – похвалил он водителя. – Не забуду.

Десять минут спустя автомобиль остановился у ресторана в небольшом итальянском квартале. На улице и внутри в такой поздний час людей было мало. Майкл забеспокоился, не пойдет ли с ними и водитель, но тот остался в машине. Насчет водителя вообще уговора не было, так что формально Солоццо нарушил условия. Однако Майкл решил об этом не упоминать – ведь наверняка Турок с Маккласки думают, что ему важно, чтобы переговоры состоялись.

Солоццо отказался от предложенного закутка, и они втроем сели за единственный круглый столик в центре зала. Кроме них, посетителей было только двое. Майкл задумался, не подставные ли это люди. Впрочем, какая разница, они все равно не успеют вмешаться.

– И как здесь итальянская кухня, хорошая? – с искренним интересом осведомился Маккласки.

– Возьмите телятину, лучшая в Нью-Йорке, – посоветовал Солоццо.

Одинокий официант принес бутылку вина и откупорил ее, затем разлил по бокалам. Маккласки, к удивлению Майкла, к выпивке даже не притронулся.

– Я, пожалуй, единственный непьющий ирландец, – сообщил он. – Слишком часто видел, что выпивка до добра не доводит.

– Я буду говорить с Майком по-итальянски, – слегка заискивающе произнес Солоццо. – Не потому, что не доверяю вам, нет, а потому что хочу убедить Майка в чистоте своих намерений и в том, что от сделки выиграют все, а моего английского на это не хватит. Вы не обидитесь?

Капитан Маккласки криво усмехнулся.

– Да общайтесь как удобно. А я займусь телятиной и спагетти.

Солоццо быстро заговорил по-итальянски:

– Пойми, все, что произошло между мной и твоим отцом, – это исключительно бизнес. Я глубоко уважаю дона Корлеоне и молил бы его взять меня на службу. Однако твой отец – человек старых взглядов. Он противится прогрессу. Мой бизнес – это дело будущего, волна, которая принесет всем несметные миллионы долларов. Однако твой отец решил помешать мне из-за каких-то оторванных от реальности предрассудков. Тем самым он навязывает мне и другим свою волю. Да, да, знаю, он сказал «делай свое дело», но мы-то оба понимаем, что это невозможно. Так или иначе мы задеваем интересы друг друга. Иными словами, он прямо запретил мне вести дело, а я человек гордый и не допущу, чтобы мне указывали. Потому я и совершил то, что совершил. Должен сказать, что меня молчаливо поддерживают все Семьи Нью-Йорка, а Татталья даже стали моими партнерами. Если конфликт затянется, то Корлеоне окажутся одни против всех. Будь твой отец на ногах, вы бы справились. Однако, не сочти за неуважение, старшему сыну далеко до крестного отца. Да и ваш ирландец-консильери, Хейген, тоже не Дженко Аббандандо, упокой Господь его душу. Так что я предлагаю перемирие. Мы прекратим вражду, пока твой отец не поправится и не сможет принять участие в переговорах. Татталья после моих увещеваний согласились не мстить за смерть Бруно. Заключим мир, а я пока буду зарабатывать деньги и заниматься своим бизнесом. Я не прошу о сотрудничестве, лишь прошу вас, Корлеоне, не вмешиваться. Это и есть мое предложение. Я так понимаю, ты имеешь право его принять?

– Расскажи подробнее, как ты планируешь начать свой бизнес, – произнес Майкл тоже по-итальянски. – Что именно требуется от моей Семьи и какую выгоду мы можем из всего этого извлечь?

– Значит, ты хочешь услышать подробности?

– Я хочу услышать главное: твердые гарантии, что больше покушений на моего отца не будет, – серьезно произнес Майкл.

– Какие гарантии я могу дать? – Солоццо всплеснул руками. – Это ведь я жертва. Свою возможность я упустил. Ты явно переоцениваешь мой ум, дружище.

Теперь Майкл знал наверняка, что Солоццо просто хочет выиграть время и скоро предпримет еще одну попытку убить дона. Однако самым прекрасным было то, что Турок считал Майкла полным салагой. По телу снова разлилась сладкая прохлада.

Он скривил лицо.

– Что такое? – насторожился Солоццо.

– Вином поджало, – слегка смущенно пробормотал Майкл. – Не могу больше терпеть. Разрешишь сходить в уборную?

Солоццо напряженно вгляделся в глаза Майклу, потом грубо сунул руку ему между ног и ощупал в поисках оружия. Майкл сделал возмущенное лицо.

– Да чист он, – бросил Маккласки. – Я такой шпаны обыскал без счета.

Солоццо напрягся. Очень ему это не понравилось. Он переглянулся с человеком за столиком напротив и указал головой в сторону уборной. Человек кивнул – мол, все проверил, внутри никого.

– Только недолго, – нехотя процедил Солоццо.

Он нервничал. Чутье у него что надо.

Майкл поднялся и ушел в туалет. В писсуаре под решеточкой лежал розовый брусок мыла. Майкл зашел в кабинку. От напряжения его и правда прижало. Быстро отлив, он сунул руку за эмалированный сливной бачок и нащупал там небольшой тупоносый пистолет, приклеенный скотчем. Оторвал его, вспомнив слова Клеменцы, что об отпечатках на клейкой ленте можно не беспокоиться, затем сунул пистолет за пояс и застегнул пиджак. Потом сполоснул руки и намочил волосы. Вытер платком отпечатки с крана. Вернулся в зал.

Солоццо сидел лицом ко входу в туалет, подозрительно щурясь.

– Фух, полегчало, – выдохнул Майкл и улыбнулся.

Капитан Маккласки уже уминал спагетти с телятиной. Человек у дальней стены поначалу напрягся, но теперь расслабился.

Майкл вернулся на свое место. Он помнил, что ему сказали так не делать, что стрелять нужно сразу же после выхода из туалета. Однако то ли из-за ступора, то ли из-за инстинкта не послушался. Чутье подсказывало, что стоит ему сделать резкое движение, как его пристрелят. К тому же ноги вдруг стали ватными – видимо, от страха, – и сидя он чувствовал себя спокойнее.

Солоццо близко наклонился к нему и начал о чем-то вещать. Под столом Майкл незаметно расстегнул пиджак. Он делал вид, что внимательно слушает, но не понимал ни слова. Слова Турка казались абракадаброй. В ушах била кровь. Правой рукой Майкл вытащил из-за пояса пистолет. Подошел официант принять заказ, Солоццо отвлекся, и тогда Майкл, толкнув левой рукой стол, приставил пистолет прямо к голове Солоццо. Реакция у Турка оказалась кошачья, и он даже успел отдернуться, но Майкл был моложе и быстрее. Пуля попала точно в висок, между глазом и ухом, и вылетела с другой стороны вместе с крошками черепа и фонтаном крови, забрызгавшим фартук застывшего в ступоре официанта. Одного выстрела было явно достаточно. Последним усилием Солоццо повернул лицо к Майклу, и тот увидел, как жизнь в глазах гаснет, будто свечку задули.

Прошла всего секунда, а Майкл уже навел пистолет на Маккласки. Капитан полиции с отрешенным любопытством смотрел на мертвого Солоццо, как будто впервые его видел. Никакой угрозы для себя он не чувствовал. С поднятой вилкой в руке повернулся к Майклу, и на его лице застыло такое праведное возмущение, как будто Корлеоне должен был немедленно сдаться или сбежать. Выглядело это довольно комично.

Первый выстрел оказался не смертельным – пуля угодила в широкую бычью шею Маккласки и пробила горло. Капитан громко закашлялся, словно подавился слишком крупным куском телятины. Воздух наполнился туманом из крошечных брызг крови, которые он отхаркал из дыхательных путей. Спокойно и хладнокровно прицелившись, Майкл выстрелил во второй раз прямо в лоб под седеющей шевелюрой.

В воздухе повисла розоватая взвесь. Майкл развернулся к человеку у стены. Тот медленно положил руки на стол и уставился в стену. Официант, глядя на Майкла со смесью удивления и ужаса, попятился на кухню. Солоццо сидел на стуле, завалившись на стол, а тяжелое тело Маккласки сползло на пол. Майкл выпустил пистолет из руки, и тот бесшумно упал на труп капитана полиции. Ни человек у стены, ни официант не заметили, что Майкл теперь безоружен. Он направился к двери и вышел на улицу. У бордюра по-прежнему стояла машина Солоццо; водителя не было. Майкл повернул налево, за угол. Вспыхнули фары, подъехал потрепанный седан. Дверь распахнулась, Майкл сел, и машина с ревом умчалась. Точеное лицо Тессио за рулем было неподвижным, словно у мраморной статуи.