Текст книги "Пробное интервью на тему свободы"

Мария Арбатова
Пробное интервью на тему свободы

© Текст. Арбатова М. И., 2014

© Агентство ФТМ, Лтд., 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Действие первое

Комната в квартире Маргариты. На полу на матрасе от арабской кровати спит Тимур. Распиленный остов кровати стоит рядом. К нему кнопками приколоты газетные вырезки. С потолка свисают на веревочках глобус Земли и глобус Луны. Цветы в горшках, ворохи газет и журналов, разбросанная одежда. Маргарита в роскошной ночной рубашке сидит на стуле, поджав под себя ноги, и пишет в блокноте.

Маргарита. Нравственная состоятельность нации – это прежде всего нравственная состоятельность ее правительства… Нет! Нравственная состоятельность нации – это прежде всего нравственная состоятельность избранного ей правительства… Нет! Нравственная состоятельность нации – это, прежде всего ее состоятельность в выборе достойного ее, нации, правительства… Ужас, а не язык! Просто металлолом… (Задумывается.) Нравственная…

Тимур. Ты не спишь?

Маргарита. Мне статью сдавать.

Тимур. Иди, поцелуй меня.

Маргарита. Подожди. Еще хоть пару абзацев.

Тимур. Грубая.

Маргарита. Что?

Тимур. И черствая. И душа из пластмассы.

Маргарита (машинально). Из пластмассы… Сейчас допишу и стану нежная.

Тимур.

 
Не плачь, Маша, я здесь.
Не плачь, солнце взойдет!
Не прячь от Бога глаза,
А то как Он найдет нас?..
 

Маргарита (нежно). Ты – самый красивый!

Тимур. Ты всем это говоришь.

Маргарита. Правильно. Потому что выбираю только красивых. Красота – это мета Божья. Никогда не верь женщине, которая говорит, что внешность мужчины ей безразлична. У женщины эстетическое чувство острее, чем у мужчины, просто она привыкла врать.

Тимур. Не хотел бы я быть твоим мужем! (Бросает в нее подушку.)

Маргарита. А вчера говорил, что хотел бы! (Ловит подушку, бросает ее обратно.)

Тимур. А сегодня не хочу! (Снова бросает подушку.)

Маргарита. А тебе и не светит (Возвращает подушку.)

Тимур. А вчера светило?

Маргарита. Вчера? Вчера ты был женат. А у меня был другой любимый.

Тимур. А я и сегодня женат. А у тебя и сегодня другой любимый…

Маргарита (смотрит в блокнот). Достойного ее, нации, правительства. Тавтология.

Тимур. Опять пишешь свою муть?

Маргарита. Это гораздо меньшая муть, чем твоя музыка. Я кормлю этой мутью детей. И спасаю человечество.

Тимур. Человечество нельзя спасти. Его можно только послать.

Маргарита. Сделай чаю.

Тимур. Чаю?

Маргарита. Чай, заваренный твоими руками, можно сравнить только… с прикосновениями твоих рук.

Тимур. Подлиза.

Маргарита. Джигит!

Тимур встает, натягивает футболку, целует Маргариту, уходит на кухню.

Тимур (из дверей). Я забыл сказать…

Маргарита …что ни одной другой женщине ты бы не позволил так с собой обращаться.

Тимур. Откуда ты знаешь, что я хотел сказать?

Маргарита. Обычно ты это говоришь с интервалом в двенадцать часов. (Смотрит на часы.) Уже пора.

Тимур (в дверях). Я вчера закончил песню. Смотри:

(Поет.)

 
Твои волосы стекали
Весенним дождем.
По бульвару бежали
Мы, обнявшись, вдвоем.
По бульвару бежали
Мимо яблонь и лип,
И дождю подставляли
Голод утренних лиц…
 

Тебе нравится?

Маргарита. Не знаю. Яблони не растут на бульварах. Яблони сажают в садах.

Тимур. Какая разница, где их сажают? Я же тебе объяснял сто раз! Дело не в словах. Дело в музыке. Слова ничего не значат! Слова дежурные! Считай, что их нет. Главное – музыка, там, ну, звуковые примочки, чтоб повело так… Яблони тут ни при чем! Европа дискредитировала культуру слова. Чистым остался только звук! Человечество хочет умереть под звуки моей музыки, а не жить под слова твоих статей…

Маргарита. А ты напиши музыку на мои статьи.

Тимур. Она уже написана. Ее каждый день играют на кладбище. (Поет.)

 
Небесный град Ерусалим
Горит сквозь холод и лед,
И вот он стоит вокруг нас,
И ждет нас, и ждет нас…
 

(Уходит.)

Маргарита (набирает телефонный номер). Вадим Петрович? Это Маргарита. Когда я слышу обертона вашего голоса, у меня подкашиваются ноги. Да… Да… Нет. К трем я не раскручусь. Ну да, видели бы вы меня сейчас! Стою посреди редакции, выпучив глаза. Слышите, как машинки стучат? Не слышно? Странно. Главный с утра всех гоняет по веткам! Значит, в половине пятого ваша машина стоит у дома журналистов. О’кей! (Кладет трубку.) Нравственная состоятельность общества…

Входит Олег. Он в пальто, шляпе с дипломатом.

Олег. Привет.

Маргарита. Привет. Я просила предварительно звонить.

Олег. Я здесь пока еще прописан.

Маргарита. А я здесь пока еще живу.

Олег. Мне надо забрать одну книгу.

Маргарита. Забирай побыстрее.

Олег (футболит ногой туфлю Тимура). Ты не одна?

Маргарита. Одна.

Олег. А чьи это вещи?

Маргарита (очень искренне, как и все, что она делает). Был один. Знаешь, он мне не понравился. Очень капризный. Я его утопила в ванной. А вещи, вот, остались… Кстати, хорошие туфли, по-моему, твой размер, можешь забрать.

Олег. Не паясничай.

Маргарита. Почему?

Олег. Не по возрасту.

Маргарита. А я резко помолодела без тебя. С тобой мне было уже тридцать пять, а без тебя мне стало еще тридцать пять. Я прожила всего одну треть жизни!

Олег. Как дети?

Маргарита. Нормально. Знаешь, у меня молния в сапоге сломалась. Посмотри, пожалуйста…

Олег. Прямо сейчас?

Маргарита. Мне не в чем выйти. А мне надо полпятого… на работу.

Олег. Давай сюда.

Маргарита (встает, приносит сапог, садится напротив, нежно смотрит на Олега). Худенький, бледненький, усталенький! Твоя чувырла тебя что, не кормит?

Олег. Если ты хочешь, чтобы я чинил молнию, то измени словарь.

Маргарита. Можно я подарю ей книжку по домоводству?

Олег. Ты сама все это устроила. Я не хотел.

Маргарита. Это не я. Это судьба. Завихрение шагов и ступеней. А почему ты со мной не разводишься?

Олег. Мне все равно.

Входит Тимур с подносом, на котором две чашки чая. Останавливается.

Олег. Доброе утро.

Тимур. Ага.

Маргарита. О, нам чаю принесли! (Олегу.) Хочешь чаю? Это от фирмы присылают. Всю ночь трахается, как бог, а утром подает чай. А посмотри, какие ноги, какой разрез глаз! И молоденькие. Этому лет двадцать пять. И всего двести долларов за сутки. По-моему, не дорого.

Тимур. У тебя все?

Маргарита. Да. То есть нет. Извини. Я очень нервничаю. Я вас не представила. Я тебе говорила… Это человек, которого я люблю!

Олег от неожиданности ставит сапог на стол.

Куда ты ставишь грязный сапог?! (Тимур пьет чай с каменным лицом, Олег берет сапог, продолжает его чинить.) Я тебе говорила, он бросил меня, а теперь вернулся. Он пришел и сказал: «Я думал, что не смогу вернуться, а я не смог не вернуться». Это просто текст для твоей новой песни. Спиши слова. Он только что прилетел из Нью-Йорка.

Олег. Когда будешь застегивать сапог, тяни замочек немного вбок, а то опять сломается. Поняла?

Маргарита. Поняла.

Олег. Мне пора. (Выходит.)

Маргарита. Ты забыл книжку!

Олег (из коридора). В другой раз. (Звук хлопающей двери.)

Тимур садится на матрас, пьет чай.

Тимур. Кто это был?

Маргарита. Мой бывший муж.

Тимур. Который распилил кровать?

Маргарита. Да.

Пауза.

Тимур. Зачем ты его все время мочишь? Похоже, он тебя любит.

Маргарита. Ну и что? Я тоже его еще немножко люблю. По привычке. Но свободу я люблю больше.

Тимур. Какую свободу?

Маргарита. Свободу от возможности быть предаваемой. (Пьет чай.) Это не чай, это нектар! (Садится к нему на колени, они целуются.)

Тимур. Как ты там сморозила: «Я думал, что я не смогу вернуться»…

Маргарита. …«а я не смог не вернуться».

Тимур. Круто. (Напевает.)

 
Я думал, что я не смогу вернуться,
А я не смог не вернуться…
 

Регги такое. Та-та-та-та, та-та-та, та-та-та, Та-та-та-та, та-та-та, Та-та-та! И тут ударник пошел! А?

 
Я думал, что я не смогу вернуться,
А я не смог не вернуться…
 

Маргарита. А у тебя крепкие нервы, оказывается.

Тимур. Я занимался йогой.

Маргарита. Тебе просто все люди по фигу.

Тимур. А тебе?

Маргарита. А мне тем более.

Тимур. А зачем он распилил кровать?

Маргарита. Трудотерапия. Видишь, как смотрится остов? Как могильная плита.

Тимур. Почему вы разошлись?

Маргарита. Чтобы доказать себе, что можем друг без друга.

Тимур. Доказали?

Маргарита. Вполне. Только после меня скучно жить с любой другой женщиной. Вот у него теперь ломка. Процесс болезненный, но вполне физиологичный.

Тимур. Не жалко?

Маргарита. Жалко у пчелки.

Тимур идет к окну.

Тимур (поет).

 
Дубровский берет ероплан,
Дубровский взлетает наверх,
И летает над грешной землей,
И пишет на небе…
 

Столик в баре. Маргарита, начистившая перышки, в темных очках и Вадим Петрович, красивый пожилой сановный мужчина.

Вадим Петрович. Может быть, поднимемся в ресторан?

Маргарита. У меня очень мало времени, Вадим Петрович.

Вадим Петрович. Можно просто Вадим.

Маргарита. Ничто не делает близость обворожительней, чем дистанция.

Вадим Петрович. Не понял.

Маргарита. Чего не поняли?

Вадим Петрович. Ничего не понял. Почему у вас нет времени? Почему вы в темных очках? Что вам от меня нужно? Интервью, спонсорские деньги или я сам? Что ж это за близость с дистанцией? Давайте четко! Вы мне нравитесь, хотя это не значит, что я схвачу вас за коленки, если вы этого не санкционируете, но… Я не понимаю, в какую игру мы играем!

Маргарита. Мы играем в жизнь. У меня мало времени, потому что чем меньше вы будете видеть меня, тем привлекательнее я вам буду казаться.

Вадим Петрович. И все же вам нужно интервью, спонсорские деньги или мои старческие ухаживания?

Маргарита (закуривает). Хотите правду?

Вадим Петрович. Хочу.

Маргарита. А вы не обидитесь?

Вадим Петрович. На вас бессмысленно обижаться.

Маргарита. Мне нужны ваши ухаживания…

Вадим Петрович (грохает кулаком по столу). Какого черта вы меня дурите? Врете, появляетесь, исчезаете?!

Маргарита. Ух, какой класс! Как это вы по нему шарахнули! Какой мужик! Кремень! Я просто торчу! Нет, в этом поколении еще есть что покопать! Удар в печень заменяет три года ухаживаний!

Вадим Петрович. Извините.

Маргарита. Мы – бывшие и настоящие хозяева жизни, а перед нами невесть кто ломается! На третью встречу не отдается в нашем автомобиле, падла! Мы для ее паршивой газетенки перевели столько денег, сколько мы за раз на кабак ухлопываем, а она тут ваньку валяет! И, главное, кто такая? Мы бы на эти деньги пять таких купили, и они бы все нам в рот смотрели!

Вадим Петрович. Зачем хамить?

Маргарита. А может быть, я невротичка? А может, у меня тяжелая личная жизнь? А может, меня надо стороной обходить или по шерстке гладить?

Вадим Петрович (берет ее за руку). Рита, простите. Я не хотел вас обидеть. У меня был сложный день. И мне показалось, что вы неискренны.

Маргарита. Я? Я неискренна? Ну знаете ли! У меня масса недостатков, Вадим Петрович, но уж этого… вот уж этого! У меня все жизненные силы направлены на то, чтобы быть искренней в каждую данную единицу времени. Вот, смотрите, сейчас я вам буду доказывать, что я эталон искренности… Вон за тем столиком два типа сидят. Видите?

Вадим Петрович. Вижу.

Маргарита. Вам какой больше нравится? Темный или светлый?

Вадим Петрович. По-моему, они одинаковые. Я бы их не различил.

Маргарита. Вот именно. Вот так и они вас не различают. А мне темный. Нет, вы только посмотрите, это же просто класс. Это же просто Дубровский! В натуре Дубровский!

Вадим Петрович. Дубровский? Это что-то из школьной программы по литературе?

Маргарита. Вадим Петрович, жизнь интеллигентного человека – это всегда школьная программа по литературе. Сейчас я буду работать над искренностью! (Кричит.) Молодой человек! Вы не могли бы подойти к нам на одну секунду?

Вадим Петрович. Будете дурачиться?

Маргарита. Нет, только иллюстрировать.

Дубровский (подходит). Ну?

Маргарита. Вы не присядете?

Дубровский (садится). Ну?

Маргарита. Извините, пожалуйста, вы не могли бы нам помочь? У нас тут пари. Вам не приходилось читать Юнга?

Дубровский. Нет.

Маргарита. Отлично. Значит, следственный эксперимент будет чистым. Видите ли, Юнг утверждает, что человек решает в жизни только две проблемы: как избавиться от страха смерти и как стать мужчиной или женщиной.

Вадим Петрович. Нельзя быть всю жизнь глупым начитанным ребенком.

Маргарита. Я продолжаю… Для того чтобы стать мужчиной или женщиной, человек должен преодолеть родительские запреты. Существует только два способа нарушения родительских запретов: оргазм и творчество, что суть одно и тоже. Поняли? Хоть одно слово поняли?

Дубровский. Оргазм.

Вадим Петрович. По-моему, пора прекратить цирк.

Маргарита. Видите, Вадим Петрович, он все понял, а вы ничего. Я глубоко презираю ваше поколение за все ваши разборки на левых и правых. Вы все просто заряжены на ненависть и чванство, вам все равно, под какими знаменами ненавидеть и чваниться. У вас просто инстинкт недоеденного жизненного пространства. А вы его давно съели, вы даже наше подгрызли… Ваши левые и правые могут каждый день меняться ролями. Никто это не заметит. Да и они сами тоже.

Вадим Петрович. Интересный поворот.

Маргарита. Я вас презираю, и за это у меня комплекс вины перед вами, потому что, родись я в ваше время, я была бы такой же!

Пауза

Дубровский. Ну, ты все? Постебалась? У тебя музыка кончилась?

Маргарита. Ага.

Дубровский. Чего звала?

Маргарита. Так…

Дубровский. «Так» официанта зовут…

Маргарита. А чего пришел, если так официанта зовут?

Дубровский. А я всегда прихожу, если зовут. Тем, кто нарывается, надо помочь нарваться!

Маргарита. Ты че тут, самый крутой, что ли?

Дубровский. Ну, самый. Ну, дальше…

Маргарита. Я тебе, крутому, себя предлагала, а ты только дышал громко…

Дубровский. Ты, детка, когда себя предлагаешь, пылишь много! А ты по-русски что, не выговариваешь? Русский со словарем?

Маргарита. А ты тут самый русский весь? Да?

Дубровский. Там моя машина стоит. Белая. Пошли, я могу вперед пойти, подождать. Белая машина. «Вольво». Я фары врублю, вдруг там не одна «Вольво» белая… Поговорим. В хороший кабак съездим. А?

Маргарита (кладет ему руку на плечо). Слушай, ты такой клевый, ты такой шикарный! А я просто папашу мочу, понял? Это мой папаша. Дай телефончик, я тебе позвоню.

Дубровский. Смотри, детка, быстро ездишь, дорожных знаков не видишь. Скажи спасибо, что я капитализм с человеческим лицом.

Маргарита. А я с другим и не зову. Поцелуй меня. (Встает, они целуются.)

Дубровский. Вкусная. Вот визитка. Бай. (Уходит)

Пауза.

Маргарита. Так как насчет искренности, Вадим Петрович?

Вадим Петрович. Это что, молодежный стиль теперь такой – в барах целоваться с первым попавшимся на глаза?

Маргарита. Почему молодежный? Какая я молодежь? Просто стиль. А вы всех женщин в жизни годами обхаживали? Вы меня тоже третий раз видите, что ж вы тут викторианство изображаете? Мы то же самое делаем, что и вы, только врем меньше. Жизнь такая насыщенная, на вранье времени жалко.

Вадим Петрович (раздраженно). Почему вы в темных очках?

Маргарита. Хочу.

Вадим Петрович. Снимите очки.

Маргарита. Зачем?

Вадим Петрович. Деньги для вашей газеты переведены. Вы свободны.

Маргарита. От чего?

Вадим Петрович. Вам ведь нужны были деньги!

Маргарита. Нет. Я никогда не работала в этой газете. Я всегда была на вольных хлебах. Это просто так, к слову было про газету. Просто им тяжело.

Пауза.

Вадим Петрович. Снимите очки!

Маргарита. Я не успела накраситься.

Вадим Петрович. Вы – наркоманка! У вас зрачки расширены, поэтому вы в очках!

Маргарита. Ну и фантазия…

Вадим Петрович. Вы что?

Маргарита. Что?

Вадим Петрович. У вас слезы?

Маргарита. Подумаешь…

Вадим Петрович (подвигает к ней стул, гладит ее по голове). Ну все, все… Все будет хорошо. Я знаю кафе с самым вкусным мороженым в городе. Я туда по выходным хожу с внуком. Хотите, туда поедем? Ну что у вас случилось?

Маргарита. У меня умер отец.

Вадим Петрович (замирает). Простите… Когда?

Пауза.

Маргарита. Когда я училась в школе…

Вадим Петрович (раздраженно отодвигается). И поэтому у вас сейчас слезы?

Маргарита. И столько, сколько я живу потом, без него… Я примеряла к себе всех немолодых мужчин… Какими бы они были мне отцами… Конечно, все они тащили меня в постель, и там все было омерзительно потому, что никто из них не видел во мне ничего, кроме легкой добычи. Меня всегда истерически любили молодые. Они были снисходительнее, умнее и мужественнее старых козлов, но… Мне казалось, что пожилые владеют какой-то тайной, связанной с моим отцом, которую я обрету… Я не знаю, как это сказать, наверное, свободу, но это не точно. А они не знают… Они даже не пытаются скрыть, что не знают!

Вадим Петрович. Я тоже не знаю…

Маргарита. Ну и на фиг вы мне сдались в таком случае? (Надевает ему на нос темные очки, резко встает и уходит.)

Вадим Петрович снимает очки, вертит их в руках, кладет на стол, закуривает.

Кухня Гали, вся в оборках и сияющих плоскостях. Галя разливает кофе. Маргарита вяжет.

Галя. И даже не попросил телефона!

Маргарита. Сколько ему лет?

Галя. Пятьдесят три. Что ты вяжешь?

Маргарита. Платье. Клевый?

Галя. Ну, нормальный. Лысый такой, пиджак серый. Охота тебе целое платье пилить, дешевле купить?

Маргарита. Охота. Ноги длинные?

Галя. Да какие там ноги? Сел как студень и час плел про свое изобретение. Все посинели, а он все плетет.

Маргарита. Ну и надо тебе? Он тебя потом по ночам будет иметь своим изобретением. У него, наверное, только оно и стоит. Если б хоть не лысый, или ноги длинные. Или б хоть деньги. А то б/у, да еще и телефона не взял! Пусть сидит, перестарок!

Галя. Нет, ну главное, Ленка всем сказала: подаем Галку, никто не встревает. Он же мой по гороскопу. Ну стопроцентно мой! А Юлька, сука, сразу глазками, сразу зашустрила: «Ах, как интересно! Ах, как необыкновенно! Еще чаю?» А у самой муж, любовник и начальник! Ну скажи, это честно? А на прошлой неделе у меня пять штук заняла! А рубль, между прочим, падает!

Маргарита. Ладно тебе, Юлька несчастная.

Галя. Хотела бы я быть такой несчастной!

Маргарита. У Юльки муж – придурок, любовник – военный, а начальник… Ты его видела? Ты бы с ним на одном поле не села. Три цветка социализма. Из них одного мужика не сделаешь!

Галя. Нет, ну скажи, я что, хуже всех? Что во мне такого, что у меня даже телефон брать не надо? Я в школе была отличницей! У меня диплом красный!

Маргарита. Что ты мне свои диагнозы рассказываешь? Я их что, так не знаю? Ты, Галка, относишься к мужику как к сверхценности. Ты к нему подходишь, как будто идешь госпремию получать! У тебя ладони потные становятся! А так нельзя. Ты посмотри, как ты ходишь! Ты же идешь на мужика, как овощерезка на овощ! Ну-ка, встань!

Галя встает.

Маргарита. Вот, аккуратненько пошла, плечо, плечом как кошка сделала. Так, бедра. Ты хоть помнишь, что у тебя в них есть суставы? Почему они у тебя движутся целым куском. Они должны: туда, сюда, туда, сюда! И ноги, по ноге в шаге должна катиться волна. Поняла? И рот. Полуоткрытый рот – половина женской сексапильности.

Галя. Вот так? (Ходит по кухне, раскачивая бедрами.)

Маргарита. Больше задом качай. Плечо забыла. И на лице у тебя должно быть написано: «Я тебя хочу!». А у тебя написано: «Я тебя боюсь, но хочу замуж!»

Галя. Но ты же так не ходишь! А к тебе все липнут!

Маргарита. Потому что мне все по фигу. Все по фигу – это такая форма свободы, понимаешь?

Галя. Нет.

Маргарита. Свободный человек ничем не угрожает свободе другого.

Галя. А я угрожаю?

Маргарита. Ты – бесплатный сыр. А бесплатный сыр бывает только в мышеловках.

Галя ходит по кухне, раскачивая бедрами.

Галя. Шерсти-то хватит? На платье много надо.

Маргарита. Не знаю. Боюсь, черную добавлять придется.

Галя. Не звонит? Из Нью-Йорка?

Маргарита. Нет.

Галя. Поматросил и бросил?

Маргарита. Эмигранты – люди ортодоксальные: кто не с нами, тот против нас.

Галя. Сама позвони.

Маргарита. Телефон на автоответчике.

Галя. Так это же меняет отношения.

Маргарита. Бывают такие отношения, когда арифметика не работает. Что это у тебя за листовки? (Берет из шкафа бумаги.)

Галя (смутившись). Это так… Ну, время же есть свободное. Иногда хожу. Ну, это так… Я же говорила, он тебя бросит. Это ж сразу было ясно. Ему главное Америка. У тебя ж другие есть.

Маргарита. Другие не в счет. Другие – гости в моей жизни, а этот – хозяин. Знаешь, мой бывший муж никогда не был моим хозяином. У него никогда не было никаких внутренних прав на меня. Понимаешь? Я их не давала.

Галя. Ну ты же с ним столько лет была?

Маргарита. А это не зависит. Это в первую секунду определяется. Раз и навсегда.

Галя. Тебе замуж надо.

Маргарита. Спаси Господи. Я сейчас еду в поезде, смотрю в окошко. Нравится город, выхожу и живу в нем столько, сколько мне интересно, потом еду дальше.

Галя. Ты как мужик рассуждаешь. Для женщины это не годится.

Маргарита. А кто это за меня решил? Мама с папой? Или ты?

Галя. Ну, я б так не смогла.

Маргарита. Не смогла, так и не суди. (Читает листовки.) «Твое слово я спрятал глубоко в сердце… Построй для себя новый дом истины… Прийти к нам никогда не поздно, сделай первый шаг…» Дошла… А это что? «Мы решим ваши проблемы, позвоните по телефону двести сорок один и т. д.» На какой бумаге печатают! Богатенькие! Давай-ка позвоним!

Галя. Тебе бы все хохмить!

Маргарита. У тебя проблемы, пусть решают! (Набирает телефонный номер.)

Галя. Ну Рита! Ну как тебе не стыдно! Ну, что ты набираешь? Туда люди с проблемами звонят, ну, неудобно!

Маргарита. Ты пока ходи, ходи, репетируй, чтоб нога волной. Давай, не остывай. (В трубку.) Алло! Добрый вечер! У меня большие проблемы. Мне тридцать… (Гале.) Тебе тридцать два или тридцать три?

Галя (испуганно). Тридцать два.

Маргарита. Мне тридцать два. И я очень одинока… Да. К Господу? Ну, с Господом я сама разберусь, вы, молодой человек, не поминайте Господа всуе. Я ведь звоню не по поводу Господа, а по поводу одиночества. Кстати, а сколько вам лет? Тридцать семь? (Гале.) Тридцать семь тебе годится?

Галя. Ну имей совесть! У меня сердце сейчас выскочит!

Маргарита (Гале). Тихо, не суетись под клиентом! (В трубку.) У вас такой тембр голоса… Это глупо, конечно, так звонить, но ведь вы тоже сидите на этой службе доверия потому, что тоже очень одиноки. Это слышно по голосу. По структуре звука. Я очень ушастая и глазастая. Я если захочу, могу на луне разглядеть все бороздки. Мне когда подарили глобус Луны, я так удивилась, я же это все и так вижу. Глобус Луны? Конечно, бывает. Бывает глобус чего угодно. Можно даже сделать глобус меня и вертеть, вертеть, искать пальчиком моря и горы, только все время помнить, что внутри пусто. Впрочем, это лирический образ… Да. Да. Нет. (Гале.) Завтра в шесть свободна?

Галя. Ты что, рехнулась? Ну… свободна.

Маргарита (в трубку). Я бы хотела увидеться с вами. Мне кажется, что вы человек, который сможет решить мои внутренние проблемы. Да. Завтра. А чего тянуть? Жизнь короткая, надо ее самим возделывать, иначе ничего не вырастет. А чего вы боитесь? Я сама боюсь! Я, знаете, какая закомплексованная, я только по телефону смелая. Я ведь так откровенна потому, что у нас с вами общие духовные ценности. Значит, завтра в шесть я стою у памятника Пушкину. На мне… (Гале.) Что на тебе будет?

Галя. Ой, я не пойду… Я не знаю, в чем я пойду! Я в дубленке толстая…

Маргарита (Гале). Пойдешь в моем кожаном пальто. (В трубку.) Значит, на мне черное кожаное пальто… А в руках желтая листовка с вашим телефоном. Ну, до завтра. Если обманете, вы не христианин! (Кладет трубку.)

Галя. Я не пойду.

Маргарита. Конечно, не ходи. Я пошутила.

Галя. А вдруг он придет?

Маргарита. Конечно, придет. «Твое слово я спрятал глубоко в сердце!» Еще как придет! Он же христианин.

Галя. А я не пойду.

Маргарита. Ага. Только глаза сильно не крась. Пару хороших колечек и шарфик, который ты у Таньки купила. И походка. Главное, походка. Любой отпадет, не то что христианин!

Галя. Ох, Ритка, вляпаешься ты когда-нибудь!

Маргарита. Я уже вляпалась, когда родилась. Ну, гони дубленку, не голой же мне идти? Я опаздываю.

Галя. А серьги с жемчугом можно надеть?

Маргарита. Завтра что? Четверг? Юпитер. Можно.

Квартира целительницы. Обшарпанный диван и кресла, масса оздоровительных плакатов, портреты Джуны и Чумака в рамочках.

Целительница. Заходите, раздевайтесь. Вам известна цена сеанса?

Маргарита. Да.

Целительница. Что у вас болит?

Маргарита. Ничего.

Целительница. Зачем вы пришли?

Маргарита. Мне не хочется просыпаться по утрам и страшно засыпать ночью.

Целительница. Вы замужем?

Маргарита. Нет.

Целительница. Живете половой жизнью?

Маргарита. Половой да, а жизнью – нет.

Целительница. Так что вас мучит?

Маргарита. Отсутствие одного человека.

Целительница. Понятно. Ложитесь.

Маргарита. Очки снимать?

Целительница. Не надо. Я не окулист.

Маргарита ложится на диван. Целительница кладет на нее руки.

Вы чувствуете тепло? Тепло космической энергии льется в ваше тело! Оно насыщает вас свободой и силой! Вы расслаблены, вам хочется спать, вы засыпаете, вы видите сон, вы рассказываете его мне.

Маргарита. Я еду в Шереметьево-два. У меня в сумке билет на Нью-Йорк. Я вбегаю в метро. Это метро какое-то странное, оно похоже на станцию берлинской электрички. Передо мной уходит последний поезд. Я не успеваю к самолету и даже не могу вернуться к детям. Я сажусь на перрон возле прилавка с книгами. Никого нет, а передо мной несколько роскошных книг. В общем, они мне не нужны, но я краду их и запихиваю в сумку. Но сумка не застегивается. И, хотя никого нет, я пытаюсь спрятаться и захожу в метровский медпункт. А там на операционном столе сидит молодой хирург в зеленом халате, я подхожу, и он обнимает меня. А я спрашиваю: «Разве можно на операционном столе?» А он говорит: «У нас с тобой здесь вчера все уже было. Разве ты не помнишь? Вот ты оставила…» И подает мне клубок голубой шерсти, которой мне не хватает на платье. Знаешь, я вяжу себе на день рождения платье невероятного фасона. Мне так хочется, а шерсти не хватает, придется добавить черную. И я подхожу к зеркалу, и вижу, что вместо волос у меня на голове огромное облако голубой шерсти… (Вскакивает.) Где я?

Целительница. Успокойтесь. Расслабьтесь. Все в порядке.

Маргарита. Мне стало легче.

Целительница. Вот видите. Ваше поколение вообще живет неправильно. Вы все словно специально стремитесь от гармонии к дисгармонии. А надо всех любить, всех беречь. Вот моя дочь, например, регулярно закатывает мне сцены, что вот я мало любила ее в детстве, что я унижала и комплексовала ее. Что я запрещала ей делать то, что нравилось ей, и заставляла делать то, что нравилось мне. Что я разрушила ее нервную систему! А я ее воспитывала как все… Я ничего такого не делала, что все не делали. Я никогда не считала, что она лучше других…

Маргарита. А зачем рожать ребенка, если вы не готовы считать, что он лучше других?

Целительница (снимает очки). Маргарита, это ты?

Маргарита (снимает очки). Мама, это ты?

Целительница. Что ты здесь делаешь? Пришла поиздеваться над матерью? Ты же не веришь в мое лечение?

Маргарита. Не верю. Я ни во что, кроме себя, не верю. Я не знала, что к тебе попаду. Я не знала, где ты принимаешь. Я думала, что мне за деньги вернут то, что у меня отняли в детстве…

Целительница. Зачем ты клевещешь на мать?

Маргарита. Какой смешной сон! А шерсти все равно не хватает.

Целительница. А я сразу сказала, что не хватит! Не умеешь вязать – не берись! Что ты там за фалды устроила? Распусти, я свяжу лучше.

Маргарита. Это первое платье в жизни, которое я вяжу так, как мне хочется. И я подарю его себе на день рождения. И не надо учить меня, как вязать. Тебе семьдесят лет, и ты еще ни одного платья не связала.

Целительница. Ну и что? Зато я жизнь прожила, я знаю как правильно!

Маргарита. А я не желаю жить такую жизнь, как у тебя! Не желаю! (Вскакивает, идет к дверям.)

Целительница. Подожди, я тебя покормлю. Ты бледная, ты страшная, ты неправильно питаешься, неправильно живешь!

Маргарита. Я самая красивая, свободная и правильная! И не смей мне больше говорить, что я бледная и страшная! Не смей!

Пауза.

Целительница. Денег возьми. У меня много.

Маргарита. Все равно не откупишься. (Выходит.)

Целительница. Вы слышали? Нет, вы слышали? Я положила на нее всю свою молодость, все свое здоровье! Накажет же Бог такой дочерью! Господи, как я не хотела девочку, словно знала, что вырастет такая дрянь! Как я хотела сына! (Садится в позу «лотос», начинает делать очистительное дыхание.)

Скамейка в парке. Темно. Маргарита и Дубровский стоят, обнявшись.

Маргарита. Холодно.

Дубровский. Моя бабушка говорила: наступил марток – надевай семь порток.

Маргарита. Нас тут не пришьют?

Дубровский. Не должны.

Маргарита. Жалко.

Дубровский. Почему?

Маргарита. Все-таки ощущения.

Дубровский. Ощущений не будет. (Достает из кармана пистолет, подбрасывает его, ловит, сует обратно в карман.)

Маргарита. Стрелять-то умеешь?

Дубровский. Нужда заставит, научусь.

Маргарита. Дай попробовать.

Дубровский. Не дам. Ты нервная. (Отходит от нее.) Слушай, а если я тебя изнасилую? Ты же меня второй раз в жизни видишь?

Маргарита. Делов-то! Насилуй, только, пожалуйста, так, чтоб я обо всем забыла. Ну, хоть на пять минут! Можешь даже башкой о скамейку двинуть, только не очень сильно. Ладно?

Дубровский. Мазохистка.

Маргарита. Ну, давай! Поехали! Готовность номер один! (Снимает пальто, бросает на скамейку, начинает расстегивать кофту.)

Дубровский. Простудишься.

Маргарита. Увы! (Снимает кофту, бросает на скамейку.)

Дубровский. Пойдем в машину.

Маргарита. Там места мало, а у меня сексуальная клаустрофобия.

Дубровский. Понял.

Маргарита. Чего ты понял?

Дубровский. Мы все учились понемногу…

Маргарита. Что? Елки! Опять филфак? (Надевает кофту, затем пальто.) Плюнуть некуда! Бизнесмен, рэкетир, сутенер! Обязательно нарвешься на университет! А мне простого надо, чтоб вопросов не задавал!

Дубровский. Историко-архивный, правда, он теперь тоже считается университетом.

Маргарита. Не хочу образованного! Вези меня домой.

Дубровский подходит вплотную, они целуются. Маргарита осторожно вынимает у него из кармана плаща пистолет, прячет за спину.

Отойди чуть-чуть, я хочу тебя рассмотреть. У меня дальнозоркость.

Дубровский. Успокойся, пистолет газовый.

Маргарита (прижимает пистолет к лицу). Жалко. Такая глупенькая, такая холодненькая железячка. На! (Протягивает ему пистолет.)

Дубровский (кладет пистолет в карман). Если хочешь, пойдем в машину.

Маргарита. Ты меня сюда зачем вез?

Дубровский. Я тебя не разглядел.

Маргарита. А здесь разглядел?

Дубровский. Здесь разглядел. Я думал, ты на меня запала, а ты со мной с тоски трахаться поехала. С тоски-то пить надо.