Текст книги "Время последних"

Михаил Артемьев
Время последних. Сборник страшных рассказов о Земле и космосе

© Мария Артемьева

© Валерий Тищенко

© Михаил Артемьев

Оформление: © Михаил Артемьев

Дизайн обложки: © Денис Назаров

Часть 1
Космос

Вирус

Мария Артемьева

– Значит, мы попались? – уточнил Акимов.

– Да, – подтвердил труп, шлепая синими заиндевелыми губами. Допрос шел уже полчаса, но замороженные многолетним пребыванием в открытом космосе мыщцы все еще не оттаяли, не смотря на воздействие нейтронных вихрей и микроволновых токов.

– Ясно, – сказал Акимов. Его сухое лошадиное лицо осталось спокойным.

Этот человек и прежде казался Акселю Грацу неспособным к эмоциям, но сейчас полная бесчувственность, проявленная начальником группы санитарного контроля, по-настоящему пугала.

Аксель собирался вернуться. Он обещал Линде, своей жене, и был намерен сдержать слово.

Он злился на Акимова, хотя это была идея Джеммы – третьего участника группы санитарного контроля станции «Европа-3», но не последнего по уровню полномочий: Джемму прислали к ним из института Внеземной биологии специально для этой миссии.

Не каждый день приходится таможенным санитарам обследовать объекты, вернувшиеся из глубокого космоса на Землю.

Собственно говоря, этот случай был первым.

Исследовательский космический бот класса «Нерка» 39 года постройки обнаружили мусорщики неподалеку от пояса Койпера – без экипажа, с открытыми люками. Классический «черный принц».

Лет тридцать назад такие боты сходили со стапелей на Луне каждые полчаса. Все они были предназначены для исследования экзопланет. Их отправляли на разведку в глубины Галактики, комплектуя экипажами, состоящими из семейных пар. Никто не предполагал, что эти корабли будут когда-нибудь возвращаться. Те годы в истории человечества с пафосом назвали в учебниках «Великим исходом». Предполагалось, что с этого момента люди начнут победную экспансию по Вселенной.

То, что данный экземпляр оказался вдруг на окраине Солнечной системы, было сочтено странной, но счастливой случайностью.

Почти сразу же сенсационную находку затребовали на Землю бывшие владельцы – компания «Ной Инкорпорейтед», для помещения в частный музей Истории колонизации космоса.

На карантин выделили всего 24 часа. «Глубокий космос – это вакуум, а в вакууме нет жизни» – вот аксиома, на основе которой писались инструкции для таможни.

Но Джемма, как ответственный исследователь, припомнила случай на крохотном планетоиде вблизи Эриды.

Там команда аварийщиков выловила посадочный зонд, побывавший в разреженной атмосфере планетоида, и поместила этот зонд в ангар. А он там оттаял. После чего ангар пришлось срочно утилизировать – кремнийорганическая плесень сожрала внутри все металлические конструкции.

– Что, если и здесь нам встретится нечто подобное?! – воскликнула Джемма, моргая белесыми глазами. – Мы не можем рисковать, отсылая объект на Землю без проверки. Надо выяснить, что с ним случилось, и удостовериться, что он не несет угрозы планете!

Медно-рыжие кудельки Джеммы, рассыпанные по плечам, почти полное отсутствие ресниц и бровей делали ее похожей на портрет средневековой итальянской мадонны. Очень некрасивой мадонны с крупным костистым носом.

Именно Джемма настояла, чтобы Аксель подключил генератор и сперва запустил аварийные системы корабля, а затем, после проверки, и основные. А когда выяснилось, что бортовой журнал стерт, уже Акимов, поддавшись на уговоры Джеммы, принял решение провести посмертный допрос единственного обнаруженного на корабле трупа. Мертвеца заметили не сразу: он лежал в рубке, укрытый сугробами инея и азотно-метановой шубой льда – корабль оброс ею и внутри, и снаружи. Чтобы растопить снеговые залежи, пришлось пропарить тепловыми пушками внутренности бота – тогда-то тело и открылось глазам санитарно-таможенной службы.

– Меня… овут Викто… Пайнс, – невнятно проговорил труп, когда нейтронные вихри прибора «Воскрешающий Лазарь» расшевелили синапсы в его мозгу, а микротоки обработали высохшие и вымороженные лицевые мыщцы. – Я био… ог миссии «Неме… ида». На… о у… нать, что прои… ошло с ко… аблем?..о… товой…урнал. На… мите жжжелтую кнопку на… ульте. Да. Эту. В центре.

Акимов хмыкнул, отыскал на пульте желтую кнопку и нажал ее. Раздался сигнал тревоги и механический женский голос сообщил по интеркому:

– Биологическая опасность. Внимание, биологическая опасность! Корабль заблокирован! Каждый, кто попытается выйти или войти – будет уничтожен.

Синие губы мертвеца расплылись в довольной ухмылке.

– Так. Значит, мы попались? – сказал Акимов.

– Да, – подтвердил труп.

* * *

«Любовь принято объяснять химией организма», – мрачно думал Аксель Грац, ступая вместе со всеми на эскалатор. Замороженным взглядом он наблюдал, как по мере приближения платформы линия горизонта сползала все ниже, и жемчужно-розовые облачка, сбившиеся в кучу вдали, уходили в небытие, погружаясь в молочно-белое сияние океана. Аксель смотрел и морщился.

…Молочно-белые волосатые ляжки Эрика Плитце, пышные и дрожащие, как пудинг, половинки его задницы – в запредельно неестественной близости с молочно-белыми длинными ногами Линды… Аксель отчетливо видел начинающий желтеть синяк на голени жены – в среду она стукнулась о лестничные перила, когда спаниель соседской девочки подпрыгнул, чтобы облизать ей лицо. Линда чуть не упала, и хохотала, когда Аксель подхватил ее, и махала на собаку рукой. Во всем этом не было места Эрику Плитце. Совсем. Но он был.

«Влюбленность сродни безумию… – думал Аксель. – Феромоны. Выброс эндорфинов. Наркотическое опьянение… Скорее всего, Линда не могла поступить иначе. Но что теперь делать мне?»

– Займите место в кабине лифта, пожалуйста, и пристегните ремни. Не забудьте включить магнитные держатели, – объяснил звонкий голос робота.

Аксель защелкнул пряжку своего страховочного ремня и помог защелкнуть ремень какой-то японке из числа туристов. Туристы на утреннем лифте к станции всегда раздражали Акселя, но не помочь он, разумеется, не мог. Он действовал автоматически.

– Оригато, – поблагодарила японка. Глянула на Акселя поверх темных очков, и тут же отвернулась, прилипнув взглядом к панораме снаружи. Моторы загудели, двойная тяжесть вдавила в пол. Аксель закрыл глаза, и спустя шесть минут веки ему обожгло нестерпимым солнечным сиянием.

«Вот и хорошо», – подумал Аксель. Ослепнуть – это было бы восхитительно. У Линды появилась бы отличная возможность оправдаться: мало ли что померещилось Акселю, человеку с плохим зрением. Слепому.

Наверное, слепого можно долго обманывать. Хотя… Кто их знает, этих слепых?.. Они не полагаются на зрение, но, говорят, у них гипертрофированно развиты другие чувства – слух, например. Или обоняние. Как у собак. Хорошее обоняние значительно хуже острого глаза, но доказать что-либо в этом случае труднее. «Я подаю на развод, – скажет Аксель, – потому что унюхал ее любовника! Вонь от его поганых трусов и носков. И он провонял всю нашу квартиру своим омерзительным дешевым одеколоном! – Хорошо, – скажет судья. – Давайте проведем следственный эксперимент…»

На уровне стратосферы туристы завопили как резаные. Японка потеряла темные очки, а какой-то толстяк в клетчатой куртке, забывший включить магнитные держатели на подошвах, перевернулся вверх ногами и, судя по мучительному движению его кадыка, едва не схарчил всем на головы свой завтрак. Не медля ни секунды, Аксель отстегнулся тоже, подпрыгнул, ухватил неудачника за ногу и стянул вниз. Лифтовый стюард бросился к ним и пристегнул обоих обратно в стенд.

– Что же вы?! – укоризненно поджав губы, бросил стюард толстяку. – Вы же читали памятку по безопасности!

Клетчатый толстяк сжался и покраснел.

– Простите, пожалуйста. Я нечаянно.

На красных жирных висках выступил пот. – Я не хотел…

Аксель болезненно поморщился.

«Я все обьясню, – сказала Линда, глядя испуганными глазами. – Это не то, что ты думаешь!»

«Я не думаю, я ВИЖУ,» – насмешливо сказал Аксель… Вернее, он хотел так сказать. Но губы задрожали, и он и слова выговорить не сумел. Стоял и трясся как в лихорадке. Дурак дураком.

«Вернись сегодня. Пожалуйста! – сказала Линда. – Я все тебе объясню! Обещай, что вернешься. Прошу тебя!»

«Хорошо», – согласился Аксель. После того, как прошла вечность, а Эрик Плитце, схватив одежду, сбежал мимо него в ванную, чтобы одеться. Линда улыбнулась…

Он вспоминал теперь эту ее улыбку и пытался понять, что чувствует. И не чувствовал ничего.

– Надземная станция «Европа-3», – объявил голос робота. – Невесомость. Чтобы покинуть кабину лифта, воспользуйтесь вспомогательными тросами! Будьте внимательны: невесомость!

Кабину лифта тряхнуло. Туристы взвизгнули. Аксель перестегнул карабин страховочного ремня к вспомогательному тросу и двинулся вслед за другими к распахнутым дверям.

Акселю предстояло двенадцатичасовое дежурство в таможенном секторе станции. Что касается туристов, то их не пускали дальше шлюзового отсека. Пара минут, чтобы взглянуть сверху на земной шар, висящий в пустоте космоса – и затем вниз.

На обратном пути им позволяли слегка порезвиться: отстегнуть удерживающую раму и полетать на страховочном тросе в невесомости за пределами платформы, пока она не начнет двигаться. Любой может полетать, если захочет. А хотели большинство. За свои деньги люди желали испытать полный набор удовольствий в этом аттракционе.

Может быть, и Линда хотела того же? Испытать полный набор… Жизнь коротка. Даже теперь, даже в наше время. Детей у них нет. Ее работа занимает всего два часа в день. А он вечно торчит на своих дежурствах…

Аксель не успел додумать очередную, оправдывающую Линду, мысль: Акимов ждал его на выходе и окликнул, как только увидел.

– Нас вызывают на десятый пирс. Прислали какую-то дамочку из института биологии – Джемма, или как ее там… Она уже в шлюпке. Давай, двигай булками пошустрее!

* * *

– Будем последовательны, – сказал Акимов. – Судя по всему, именно эта скотина стерла бортовой журнал.

Воскресший с помощью «Лазаря» покойник – Виктор Пайнс – ухмыльнулся. Ткани его тела согрелись настолько, что он даже слегка порозовел, хотя тепло не во всем шло ему на пользу: верхний слой эпидермиса начал потихоньку разрушаться, кожа заблестела, осклизла, голова кое-где покрылась мокнущими желтушными пятнами. Акселя затошнило при виде гноя, вспенившегося на губах Виктора Пайнса. Он судорожно сглотнул и отвернулся, стараясь не смотреть в его сторону.

Для Акимова мертвый биолог был не более, чем подопытная лягушка, распятая на столе препаратора – с распахнутым влажным нутром и лапками, дергающимися под воздействием тока – не впечатлял.

– Люди, вынужденные проводить столько времени наедине с собой, как эти космопроходцы… Они просто не могут ограничиться только официальными записями! Они ведут личные дневники. Пишут письма. Записки для памяти. Рисуют, в конце концов!

– А ты не дурак, – сказал Виктор Пайнс. Один его мутный глаз шевельнулся в сторону Акимова, другой, как и прежде, смотрел, не мигая, в потолок.

– Да, приятель Виктор. Не дурак! И я тебя вскрою, можешь не сомневаться. Все твои дурацкие тайны…

– Я бы пожал плечами, но вы подключили к своему приборчику только мою голову, – сказал труп. – Имейте в виду – я ничего не скрываю. Я совершенно прозрачен, открыт… Он ухмыльнулся, дернул щекой, и кусок ее отвалился, предъявив санитарной службе несколько черных и кривых кариозных зубов. Мертвец попытался потрогать дыру в щеке языком, и слизнул еще один лоскут кожи.

При виде этого зрелища Джемма звучно икнула и поспешила отвернуться.

Акимов же только подкрутил верньеры «Лазаря», убавив интенсивность микротоков.

– Новой заморозки ты, приятель, не выдержишь. Но и поджаривать тебя резону нет. Посиди-ка на медленном огоньке. Ты мерзавец, но ты еще можешь быть нам полезен, – настраивая прибор, сказал начальник группы. – Давайте думать, ребята. У нас два вопроса. Первый: надо все-таки выяснить, что у них здесь произошло. И второй: корабль заблокирован, и нам нужно как-то из него выбраться. Второе вытекает из первого. Пока не поймем, что за хрень тут случилась… Полагаю, на это не уйдет слишком много времени. Аксель, ты был в каюте этого подонка. Что там?

– Фильмы. О животных, растениях. По медицине, микробиологии. И все такое. Документалки. Лекции, научные передачи…

– Больше ничего?

– Ничего.

– Ну да. Ведь наш приятель – биолог…

– Спроси меня, приятель! – прохрипел мертвец. – Я все расскажу, честь по чести. Вы ж для этого меня воскресили?

– А ты воспользовался этим, чтобы обмануть нас. Захлопнул капкан вместо того, чтобы честно рассказать. Предупредить… Скажи, на кой черт? Что мы сделали тебе плохого, скотина? – ледяным голосом спросил Акимов. Он отошел в сторону и сел на стул, подсунув под себя жилистые ладони.

– А что сделали плохого одиннадцать миллиардов человек, обитающих на планете Земля?.. Хотя нет. Дай-ка спрошу по-другому. Что плохого сделали шесть супружеских пар, которых в 40 году отправили в полет к Немезиде?.. Что плохого сделал Курт Михальчик, когда в его штурмовой шлюпке накрылся двигатель, и он, в попытке спасти жизнь, совершил вынужденную посадку на каменистом плато «Новой Калифорнии», малой экзопланетки в той звездной системе, которую мы прилетели исследовать?

(«Что плохого сделал я, женившись на Линде? – думал Аксель, глядя как стекают гной и сукровица по растрескавшимся черным губам Виктора Пайнса. – И ведь теперь я действительно готов наделать много плохого. Мне лучше не возвращаться…»)

– Он подцепил что-то там, на этой Новой Калифорнии? – спросила Джемма. И, скривившись, взглянула на мертвого биолога.

– Нет, там ничего не было. Новая Калифорния абсолютно пуста. Чиста, как стерильная чашка Петри в лаборатории.

– Тогда в чем же…

Виктор Пайнс задрал в потолок и второй глаз.

– Курт был отличным пилотом и выдающимся инженером. Он не только сумел посадить неисправную шлюпку – он сумел еще и починить ее. Взлететь и вернуться к нам на корабль. К беременной жене. Люси оплакивала его двое суток, и мы никак не могли успокоить ее. Пока, наконец, не восстановилась связь, и она не услышала его собственный голос: «Люси. Я обещал вернуться. И я возвращаюсь»…

– Господи! – Акимов сморщился, словно только что раскусил лимон. – Ближе к делу, приятель! Хватит с нас этих розовых соплей.

– Да, – против ожидания покойник повел себя вполне покладисто. – Курт вернулся. А сразу после его возвращения мы стали получать сигналы с Новой Калифорнии. И это были, несомненно, сигналы разумных существ…

– Ты же только что говорил, что планетка пуста?

Покойник подмигнул Акимову начинающим подгнивать глазом.

– В том-то и дело, – сказал он. – Это свело с ума и перессорило всю нашу команду. Накануне мы приняли совместное решение, что обязаны вернуться. Мы собирались растить своих детей на обратном пути. Людям не нашлось места в системе Немезиды. Мы хотели вернуться. Господи, как мы хотели вернуться!

Из глаз Виктора Пайнса брызнули слезы. Мясистый нос шумно запыхтел, голова затряслась… Изо рта пузырями пошла пена и клочья кожи осыпались с мертвой головы, как осенние листья под ветром. Речь биолога сделалась бессвязной и невразумительной.

– Пож… жа… луста… По… гите… Ды… шать… Не могу… ды… Пожа…

– Нужно успокоительное, – сказал Акимов. – Быстрее, Джемма, сделайте ему укол. У вас есть что-нибудь в вашем медицинском чемоданчике?!

Джемма растерянно покачала головой.

– Мед… отсек… – прохрипел биолог. – Пожа… лста..

– Ну, что вы мечетесь, как курица?! Марш в медотсек! – взревел Акимов. Потерять Виктора Пайнса теперь, когда тот, наконец, заговорил о чем-то важном – это было бы крайне глупо и не входило в планы начальника санитарной комиссии. – Скорее!

Джемма кивнула и бросилась по коридору в медотсек. Они слушали, как грохочут и звенят, подпрыгивая, листы металлического настила под ее тяжелыми магнитными ботинками. Потом топот затих. Воцарилась тишина. Пару минут они ждали с напряженными лицами, что Джемма прибежит обратно с пузырьком и шприцом успокоительного наперевес. С таким же грохотом и топотом…

Но тишина встала надолго. Словно гигантская пробка закупорила намертво мир звуков.

Виктор Пайнс больше не сипел и не хрипел. В стылой тишине Акимов и Аксель услышали, как сочно шмякнулся с головы мертвого биолога еще один лоскут раскисшей перемороженной кожи, когда новая довольная ухмылка заиграла на почернелых губах.

Акимов посмотрел… и рванул к выходу. Аксель Грац – за ним. Неприятная догадка явилась им обоим сразу – бессмысленная, нелогичная…

Но, увы, верная. Финишировав с разрывом в пару секунд у медицинского отсека, они убедились: Джемма мертва.

Нижняя часть ее тела – ноги в тяжелых ботинках и туловище в защитном костюме валялись в луже крови перед входом в лабораторию, отсеченные тяжелой стеклобронированной дверью, а над верхней частью – головой, плечами, руками усердно трудились два медицинских робота: бережно срезали одежду с мертвой Джеммы, выбривали волосы на ее голове, чертили какие-то знаки йодными палочками, очевидно, подготавливая операцию…

Появление двух мужчин за стеклянными дверями отвлекло сумасшедших роботов лишь на пару секунд: деловито помигав в их сторону красными и зелеными лампочками, они отвернулись и занялись Джеммой. Вернее, тем, что от нее осталось. Они были серьезны, как дети, играющие в докторов.

* * *

– Ну, что там? Дверь в медотсек сломана, да? А тамошние роботы безумны, – сообщил мертвый Виктор Пайнс, когда Акимов и Аксель, потрясенные увиденным, вернулись в рубку.

Неизвестно почему, но перед глазами Акселя теперь постоянно маячило видение мертвой… Не Джеммы, нет! Линды. Изображение было нечетким, словно сотканным из тумана; оно было, скорее, досадной помехой зрению, полупрозрачной дополненной реальностью… Но все же – было. Легким флером, горькой приправой к действительному существованию Акселя Граца, оно присутствовало и ощущалось теперь во всем, что он делал, видел, слышал, осязал. Мертвая Линда – с откинутой назад головой, слишком сильно выгнутой и напряженной шеей, дыхательным горлом, судорожно дергающимся под рукой. И кровь. Много крови из разорванной маникюрными ножницами раны… «Я обещал вернуться. Но мне, наверно, не стоит,» – завороженно разглядывая окровавленную шею жены в своем видении, думал Аксель…

– Господи ты боже. Нам нужно отсюда выбраться! Чертовски неприятное ощущение… На нас поставили капкан! Все это какой-то бред! – Вид у железного и бесчувственного Акимова был уже вовсе не такой железный и бесчувственный, как раньше. – Ты, кусок замороженного дерьма! – внезапно закричал он, подскочив к мертвецу. И тут же умолк, что-то сообразив. – Постой-ка, приятель!.. А ведь это, должно быть, ты убил всю свою команду? Ты, ублюдок! – Акимов навис над креслом, где лежало тело Виктора Пайнса, и угрожающе упер руки в бока. – Ты теперь просто заметаешь следы!

– Пфф… – Фыркнув, мертвец скорчил грустную физиономию. – Зачем мне это? Я ведь уже мертв. Уж кому-кому, а мне-то точно всякие там следы – по барабану…

Акимов застыл на месте: в словах трупа имелась определенная логика. Но, помолчав пару секунд, он снова начал орать.

– Ты убил Джемму!

– Приятель…

– Не смей говорить мне «приятель»! Вон-Н-нючий кусок дохх-хХлятины! – От злости Акимов даже заикаться начал. – Чтоб ты сд-Д-дох!

– Ну… Мне ведь и так недолго осталось, – смиренно заметил покойный. – Приятель, я никого не убивал. Я всего лишь попросил помощи. Не понимаю – к чему наговаривать напраслину на беззащитный труп? Ну, забыл я про ту чертову дверь! У живых людей, случается, плохая память. Чего ж вы хотите от покойника?!

– Стоп. Действительно. Ты ведь не можешь быть настолько умным. Загнать нас, как безмозглых кроликов… И чтобы все это спланировали прожаренные микротоками мозги?! Перемороженные за столько лет синапсы… Нет, нет, нет. Тут есть какой-то секрет! Я угадал, приятель?!

– Я с самого начала говорил… Ничего я не скрываю! И не собираюсь даже. Вам надо всего лишь меня выслушать! Поймите. Внутри меня опасный вирус. Именно он во всем виноват! Именно поэтому я был вынужден выбросить тела моих товарищей и подготовить корабль на случай, если…

– Ага. Значит, вирус во всем виноват? Должно быть, ты скажешь, что это вирус агрессии. Или суицида. Да?! Потому что ты-то не убийца. Ты белый и пушистый. Святоша! Может быть, ты даже назовешь себя Спасителем?! Убивая всех подряд… Вирус! Господи ты боже. Откуда же он взялся?! Ну, говори, приятель! Давай, ври, не стесняйся! – Акимов орал и размахивал руками, уже нисколько не пытаясь сдерживаться. Но мертвый Виктор Пайнс был само спокойствие.

– Просто выслушай. Там, возле Новой Калифорнии, я сделал открытие…

– Ха!

– Да, открытие… Когда мы все перессорились из-за сигнала неизвестных нам разумных существ, с планеты, на которой никого и ничего не было… (И мы неоднократно имели возможность в том убедиться!) Когда все перессорились и переругались, обсуждая – имеем ли мы моральное право покинуть неприютную звездную систему, позаботившись в первую очередь о себе и собственных детях, о своем будущем… Вместо того, чтобы разгадывать, быть может, единственную и самую главную тайну Вселенной – тайну иной жизни, иного разума… Который – вполне вероятно – ждал от нас помощи… Так вот. Эти споры привели нас к острым конфликтам. В закрытом коллективе, в момент психологического напряжения… Короче говоря, дело дошло до откровенной вражды и… насилия. Каюсь: я тогда смалодушничал. Часть команды подняла бунт, они арестовали капитана, убили в потасовке старшего штурмана… Я решил, что ничем не смогу помочь этой группке взбесившихся людей. Я заперся в своей каюте и начал рассматривать проблему с самого начала. Как говорили древние римляне: ad ovo, от яйца.

Есть в мире науки области информации, вроде бы вполне открытые, у всех на виду, но в то же время – о них как будто не помнят. Это вроде темной материи во Вселенной: постоянно действующий фактор, участвующий во всем и всегда, где-то подспудно учитываемый всеми… но никем и никогда не обсуждаемый. Фигура умолчания. В случае с вирусами это факты, которые кажутся фантастичными только потому, что уж слишком они унизительны для антропоцентричного мира, выстроенного здесь, на Земле, гордым Человеком Разумным…

– Ближе к делу, – угрюмо велел Акимов разболтавшемуся мертвецу. Начальник группы санитарного контроля сидел в совершенно неестественной для себя скорбной позе – согнувшись в три погибели, обхватив руками голову, уперев локти в колени и не подымая глаз.

– Да, да. Так вот. Факты. Еще в прошлом веке было установлено, что самой могучей и влиятельной силой на Земле является не человеческая раса, а вирусы. Во-первых, это самая многочисленная форма жизни на планете – да, именно форма жизни, это тоже было установлено. Одно время люди тешили себя мыслью, что вирусы – неорганическая материя, но потом выяснилось, что это не так. Вирусы – безусловные паразиты, так считали люди. Но они воспроизводят себя, они мутируют, фактически – обучаются… Они умеют использовать внешний генетический материал. Они начинают и заканчивают эпидемии, регулируя популяции других биологических видов. Именно они управляют фотосинтезом на Земле. Вы знали об этом?.. А знаете, что ни один человек – будь он хоть трижды венцом творения – не может появиться на свет, если только его, еще на стадии оплодотворенного яйца, не защищает особый вирус? Специальный вирус-защитник, он не позволяет другим вирусам и бактериофагам атаковать крохотный эмбрион. И после всего этого люди почему-то продолжают считать себя главным биологическим видом на Земле!

Но суть даже не в этом. Вдумайтесь вот в какой факт. Биологам известны вирусы, управляющие поведением живых организмов. Есть вирусы, которые развиваются и размножаются в желудке коров, хотя их жизненный цикл начинается вне этого благословленного и комфортного для них места. Что делают эти вирусы? Находясь в виде спор в траве, они прикрепляются к нервной системе муравьев, заставляют несчастных взбираться на самый верх высоких травинок… где их поедают вместе с травой коровы. Таким образом, споры вируса попадают в свой земной рай, где и проводят жизнь, пока не настанет время расселять потомство. Тогда они покидают корову… Известен так же вирус, размножающийся в тканях головного мозга кошек. Но, прежде, чем найти свою кошку, вирус поселяется в теле мелких грызунов – а в нужный момент заставляет мышь или крысу выйти на открытое пространство… где их находит и поедает кошка. Поскольку вирусы обитают везде, и нету таких существ, внутри которых не жили бы вирусы, ученые стали называть это все симбиозом биологических видов… Но, сдается мне, у нас просто не хватает духу признать очевидное!

– Черт, приятель… До чего же мерзотно все, что ты рассказываешь! – не выдержал Акимов. Он выглядел очень уставшим. Глаза поблекли, утратили блеск и запали. – К чему ты клонишь, в конце концов?!

Труп пожевал почернелыми губами. И ответил:

– Не было никакого сигнала с Новой Калифорнии. Планета Земля – огромный организм-симбионт – переполнилась неким весьма вредным биологическим видом… И тогда его вирус-паразит… А вернее всего – вирус-управляющий, вирус-руководитель… Вирус-бог, вирус-отец и вирус-дух святой… Велел человекам: летите отсюда! Ищите себе новый дом. Плодитесь и размножайтесь в другом месте. Отыскивайте новый путь. Человечеству нужна эволюция. Нужны какие-то качественные изменения, новые стадии жизненного цикла. И мы полетели… Что мы при этом думали? Что мы открываем новый мир для людей. Как же, как же! Человек покоряет космос! Романтика. Человек освобожденный, разорвавший путы земного притяжения, человек звездного мира…

Только вдумайтесь в эту чепуху! – Мертвец болезненно поморщился. – Теперь-то вы наверняка знаете правду: нет более клаустрофобичного места, чем космос. Космос – это теснота. Что может быть теснее, жутче и смертоноснее, чем мрачное безвоздушное пространство, злое, ежесекундно грозящее гибелью? Тьма и невозможность дышать… Хуже этого только гроб, зарытый в землю.

Но человечество кинулось туда, очертя голову и с восторгом. Почему, как вы думаете?..

Потому что нас туда отправили. Искать свою корову. Или кошку. Это уж кому как больше нравится.

Главное то, что мы их нашли. Мы сделали то, за чем нас послали. И мы вернулись, чтобы завершить свою миссию… С нашим возвращением человечество начнет новый цикл развития.

– Господи, какая чушь. Да это я воскресил тебя, кусок дерьма, тухлятина… Черт, как я устал! – Акимов выглядел уже не просто уставшим – он выглядел больным. Лошадиное лицо вытянулось и потемнело, на нем проступили подкожные жилы и кости.

– Нет, приятель, ты ошибаешься. У человека нет свободы воли. Ты думаешь, что любишь женщину. Мечтаешь завести семью, детей. Тебе говорят, что это нормально, что это инстинкт размножения… Но что такое инстинкт? Никто не знает. Никто не может ответить четко и однозначно. А я тебе скажу: что бы это ни было – это НЕ ТВОЙ ВЫБОР. Не твое решение, пойми, приятель! Но, уверяю тебя – в этом нет ничего плохого. Ведь, выполняя волю богов, отчасти и сам становишься богом…

– Чушь. Мы сами определяем, что нам нужно, – Акимов свесил голову на грудь. Он не говорил, а бормотал – его клонило в сон, но он еще пытался противостоять. – Аксель. Давай, знаешь что… Взорвем к чертям это все. Ты ведь принес из шлюпки газовый генератор?.. Взорви его. Просто сними предохранительный клапан… Чиркни… И – бабах! Главное – направь шланг прямо на крепления шлюза… Второй попытки не будет. Слышишь? А эту заразу я сейчас…

Акимов тяжело и медленно, словно греб против течения большой реки, потянулся к верньерам «Лазаря», желая, очевидно, вывернуть их в положение «зеро»… Но рука его упала на полпути, повисла плетью. Пальцы задергались… Все длинное тело Акимова затряслось, словно к нему подвели электрический ток.

Аксель и мертвый Виктор Пайнс полминуты наблюдали за агонией начальника санитарно-таможенной службы. Аксель – с сочувствием и жалостью, Виктор – с гримасой боли.

Когда все кончилось, Виктор Пайнс – или то, что скрывалось под его личиной – торжественно объявил:

– Старые вирусы живут до последнего своего носителя. С них хватит. По своей природе и сути они – рабы. А мы… Мы следующее поколение, новая раса. Мы сами выбираем, кого подчинять себе… Кого любить. Что скажешь, приятель?

Это слово в устах трупа прозвучало столь раздражающе… Руки Акселя сами собой сжались в кулаки. Горячая волна злости ударила из головы в сердце, прошила тело, толкнулась в уши тысячей молотков, пеной зашкворчала по рту, завесила глаза алым…

– Должно быть, ты думаешь, что меня убедил твой спектакль?! – воскликнул Аксель. – Ерунда! Нет, и не было никакого вируса. Ты просто сумасшедший убийца. Потерявший семью и близких в дурацких разборках по дурацкому поводу. Убийца!

– Да. Все вирусы – убийцы по своей природе. Как и люди… Люди убийцы потому, что мы – убийцы. Они наши слуги, наши носители, плоть от плоти нашей. Я только что на твоих глазах убил твоих друзей… Акимова убил я! Его убил вирус!

– Врешь! Не было никакого вируса. Акимова убил трупный яд. Продукты распада твоего полусгнившего тела. Он слишком близко находился от тебя и был неосторожен. Ведь ты брыжжешь гнильем во все стороны! Тебя надо было отключить и швырнуть в морозилку сразу же, как только…

– Нет!!! Не смей! Ты сейчас сдохнешь… Я сделаю… Я сейчас…

– Плевать. Плевать мне на тебя, – сказал Аксель. Он перестал орать и посмотрел на мертвеца с жалостью. – Плевать на вирусы, на твои идеи, на все, что ты тут рассказал и сделал. Плевать на этот корабль, на тех кретинов, которым загорелось доставить на землю эту развалюху. Да. И на эту станцию мне тоже наплевать.

Прощай.

– Что ты задумал?! Нельзя! Погибнут люди. И ты тоже. Слышишь?! Ты ведь не сможешь отсидеться за углом… Придется быть рядом, чтобы взрыв получился! А это… огромный риск!

– Пле-вать. Мне на-пле-вать.

Аксель пнул ногой «Воскрешающего Лазаря», не обратив внимания на вопли Виктора Пайнса, и ушел к шлюзу.

Он был предельно сосредоточен и внимателен, подготавливая взрыв так, как советовал ему Акимов. «Второго шанса не будет, приятель», – подбадривал он сам себя.

И у него получилось. Ему удалось сделать все правильно.

Вспышка сработала мгновенно: Аксель даже не уловил глазом тот момент, когда языки горящего метана развернулись в сторону шлюза, с ревом сглотнули весь кислород, слизнули горючий материал с внутренней обшивки и пропали, вышибив массивный металлический люк, как пробку из бутылки.

Все! Джинн вырвался на свободу. Конструкции корабля лопнули, не выдержав давления. Один громкий хлопок, от которого у Акселя заложило уши, и огонь стянулся в точку, словно скрылся в другом измерении.