Текст книги "Мой потрясающий космос (сборник)"

Каппадокия, или… Вперёд – к предкам!

Минувшим летом я подарила себе замечательное приключение и паломничество одновременно – впервые побывала в Турецкой земле. О нет, не затем, чтобы погреть бока где-нибудь в Бодруме либо в Анталии. Хотя и неплохо было бы поваляться на старость лет на горячем песочке, да вот дурная голова ногам покоя не даёт.

Маршрут этот я задумала давно, но турфирмы отправляли туристов куда угодно, но только не туда. И вот минувшим летом наконец якобы нашлись желающие… Меня банально «пидманули». По прилёте в аэропорт Ататюрк оказалось, что желающих всего три человека. Дали нам гида-турка, и мы отправились в путь на его личном автомобиле. Я бы предпочла поездку на автобусе – из него гораздо больше видно, но, увы… пришлось смириться.

Нам предстояло девять дней колесить по незнакомой стране, про которую мы, трое немолодых путешественников, если что и знали, то накрепко забыли. Я знала только то, что Турция была когда-то Троей, а ещё то, что была она частью великолепной, но погибшей много веков назад Византии. Единственное, что я знала твёрдо – то, что мне надо обязательно добраться до Каппадокии. Ради этой фантастической «Страны прекрасных лошадей» я и пошла на сокрушительные финансовые траты, за неделю поглотившие все мои годовые пенсионные накопления, сделанные за счёт спартанского образа жизни.

Стамбул, Босфор, Айя-София… Они яркими бабочками мелькнули в глазах и остались позади. А ещё были Эфес, Троя, Пергам, спрятавшиеся под другие, турецкие, имена, на западе – Карс, Эрзерум, озеро Ван на границе с Арменией – на востоке. И ещё глубже на восток междуречье Тигра и Евфрата – истинная колыбель многих цивилизаций… Ну разве не фантастика эта нынешняя Турция, казавшаяся такой малозаметной на карте мира! А если сказать вам, что по количеству населения она всего лишь в половину с небольшим уступает нам, то… невольно зауважаешь.

Мы неслись по Турецкой земле от одного туробъекта к другому, каждую ночь проводя в новом отеле. Вот и Анкара позади. Вот и таинственный Хаттуш – древний город-крепость богатырского народа – ярко отметившихся в древней истории хеттов. (Наш гид Шифад явно имел к Хаттушу пристрастие, видимо, ощущая в себе бег горячей хеттской крови. Кстати, о прародине хеттов ничего конкретного сказать нельзя, но наш много знающий гид-самоучка не скрыл от нас, что якобы пришли они сюда с Южного Урала.)

Дороги здесь – не придерёшься: три тысячи километров мы миновали без сучка без задоринки. Удивляло лишь малолюдье срединной части страны, да и то недолго. Ведь страна лежала в объятиях четырёх морей, и подавляющая часть населения давным-давно вросла корнями в приморские территории, оставив эти полупустынные земли скотоводам да служилым людям при нередких здесь караван-сараях – ведь мы проехали немало километров вдоль древнего Шёлкового пути с его мечетями, медресе, дервишами, сметливыми потомками Ходжи Насреддина… А вот почему мы почти нигде не видели птиц, я так и не поняла.

Я, конечно, могла бы рассказать много экзотического и про город поэта Руми – Конью, и про километры вишнёвых садов и розариев, ведущих к городу Ак-Шихир, где родился и жил Насреддин… Но у меня нет задачи написать путевой очерк. Моя задача – добраться вместе с вами до Каппадокии, куда позвало меня великое в православном мире имя – Василий Великий. Он там родился, трудился во имя Господне, там и упокоился. Там же, в той же полупустыне, возвеличился и Григорий Богослов, рождённый в городке Невсехир (или Неса). И ещё несколько прославленных Церковью великих имён связано с этой областью Малой Азии (по-старому – Анатолией). По сути дела, Каппадокия – неоспоримая родина православия: здесь был рождён Григорием Богословом Символ Веры. Здесь начало Божественной литургии Василия Великого. Отсюда пошли во все концы Ближнего Востока, на Синай и в Сирию ученики великих учителей – Григория и Василия. Первый будет служить в Константинополе, второй станет архиепископом Кесарии – каппадокийской столицы. Сюда к ним приходил и сам Ефрем Сирин, а ещё – Афанасий Великий, посещал эти святые места ныне прославленный во святых Паисий Святогорец, и несть им числа. Ибо слава учителей Церкви легко проникла во все чистые сердца, жаждущие благочестивой жизни. Особенно ложились на чистое сердце научения Василия.

Люди передавали из уст в уста его житие, неизбежно перевитое с житием Григория Богослова. И эти Отцы древней Церкви стали учителями жизни и для моих северных предков, о чём я расскажу чуть ниже.

В древние времена Каппадокия была страной, известной учёностью и почти поголовной образованностью населения. Это сейчас она почти рядовая область Турецкой Республики, где внутри мусульманского мира чудесным образом остаётся нерушимым островок истинного православия, пусть и в таком, музейном, виде. Но всякий, ступивший на эту землю, не может не выделить её из множества других увиденных земель. Ландшафт Каппадокии неповторим, нет подобной игры земной коры больше нигде в мире, да я и не берусь описывать этот феномен. Фотографии расскажут об этом много ярче меня. Нет, это не заигравшиеся «в куличики» детки слепили все эти остроконечные башенки из белой глины. Это слепила, вернее, выдула подземным дыханием сама Земля. Пришедшие сюда люди облюбовали эти забавные башенки-конусы и приспособили их под кельи и скиты. Так образовались первые монастырки. В один из них, теперь уже монастырский комплекс, и привела нас дорога. (См. вклейку. Ил. 4.)

…Сбылось! И что гадать, так ли представляли мои предки и родину, и церковь Василия Великого?.. Или не так? Я – здесь, мои милые, мои суровые предки, поборники истинного православия! И я донесу до вас дух этих лучезарных мест. На имя Василия Великого молились мои предки по крайней мере с семнадцатого века, его Житием зачитывались, несокрушимости его веры подражали и следовали. Доказательством этому – старинная книга с утраченной кожаной обложкой, которую мне показали в районном музее родного села Верхняя Тойма. На ней были каллиграфически выведены фамилии моих северных предков. Вникая в церковнославянский текст, я почти мгновенно поняла, чьё это Житие. Книга передавалась из поколения в поколение и была, значит, семейной реликвией, пока волей судеб не оказалась в музейном хранилище (и на том спасибо). Сногсшибательная турбулентность прошлого века разнесла в куски нашу крепкую фамилию.

Мои вершинские предки до самых 30-х годов прошлого века мужественно держались прадедовской веры, ни в чём ей не изменив, чему и научал их своей жизнью во Христе Василий Великий из Кесарии Каппадокийской и его соратники. (См. вклейку. Ил. 6.)

Дед и бабка Василия семь лет скрывались от преследователей в лесах Понта. Так же и мои предки скрывались от гонителей в северной тайге. Это одна из причин их «собинной любви» к Житию святого Василия.

Именно туда, в древнюю обитель истинного православия, и стремилась я с тех пор, как узнала об этой книге, и тем более, когда подержала её в своих руках.

И вот эта встреча произошла. Едва наш проводник отпустил нас самостоятельно осмотреть доступные для посещения церковки-ульи, как я оставила спутников и поспешила к церкви Святого Василия. Она нашлась быстро – там было обозначение на небольшой плакетке. Но был и страж, строго следивший: НОУ ФОТО! Узкая струйка из японцев и китайцев пыталась проникнуть внутрь и что-то там разглядеть, пока не обвыкнут глаза. Задерживаться там не разрешалось. В скудном пространстве каменного конуса были вырыты одна или две ниши – алтарь? Или уголок для сна? Ещё там были поздние подобия фресок и более ничего. Я улучила момент и незаметно от постороннего глаза положила в дальний уголок ниши просфорку, привезённую из московского храма, где я причастилась перед поездкой. Теперь она пролежит там неведомо сколько, невидимая в постоянной полутьме святого места.

Почти счастливая, я мысленно прочитала молитовку, что была на небольшом образке святителя, и в душе воцарилось светлое, несокрушимое веселье. Лёгкие мои ноги, спасибо вам, что привели-таки меня сюда, – я словно бы встретилась и с самим святителем, и наконец-то с никогда не виденными мной благословенными предками! И это они улыбались во мне… вместе со мной… радовались редкой радостью – и за меня, и за себя. И пели ангельскую песнь о том, что ничто доброе и истинное не умирает… о том, что вера движет, спасает, возвышает и, наконец, соединяет разведённых смертью.

Время, данное нам для осмотра монастырской святыни, заканчивалось. Нам надо было возвращаться из мира высокого духа вниз, в мир железа, жестокости, брюха… вниз, в тленный мир. В буквальном смысле автостоянка была далеко внизу, под монастырской горой, словно бы в преисподней. И тут казалось бы безоблачное мирное небо взорвалось буйным грохотом. Яростный ливень обрушили на нас небеса. Вниз понеслись не потоки воды, а целые реки. Туристы метались, ища, где укрыться. Мы потеряли друг друга. Но ливень не думал кончаться. Мне пришлось брести босиком до автостоянки, а потоки воды едва не сбивали с ног.

Потом, чуть обсохнув, я спрошу у нашего гида, бывало ли что-то подобное здесь, чтоб так разгулялась стихия? Ответ Шифада был отрицательным.

И что подумать после такой вот небесной атаки? Не на меня же, не на моё же здесь появленье и не на мой же сердечный привет! Так что же тогда? Какие силы столкнулись там, в Поднебесной, в непримиримой схватке? Нет мне ответа. Но схватка всё же была. И этот день её – 24 июня 2015 года – мне не дано забыть.

17.08.2015

Моя Богородица

Окорми мя яко странна…

Молитва ко Пресвятой Богородице

Кто позвал меня в Горняя?..

Кто показал мне твой дом под Эфесом?

Это ты, моя Богородица.

Теперь, на последней полоске жизни, это яснее ясного. Без твоей опеки, без твоих подсказок ничего этого не случилось бы. Но почему, за какие такие голубые глаза (а они у меня карие) ты обратила на меня свой сострадательный взор?..

Когда-то, в пору юности, я начинала трудовой путь в небольшом древнерусском городке К. Работа в газете побуждала много ездить по российской глубинке, встречаться с очень разными людьми, входить в простые крестьянские дома.

И вот обнаружилось, что в тех домах и избах сохранилась во многом старая Русь – в предметах быта, в обрядах верования. Кое-где были и иконы в «красном» углу, но это редко. Чаще всего их убирали подальше от досужего взгляда.

А молодые избавлялись от икон легко, почти не сожалея. Иконы почему-то словно бы сами хотели попасть в мои руки. И я невольно приобщалась к иконному искусству, вникая в его своеобразный символический язык. У меня даже собралась небольшая коллекция, которую я легко раздарила подругам, не привязываясь особо к тому, что имела.

Подарила и несколько икон с образом Богоматери, понимая теперь, что это не я отдавала их, а они сами уходили от меня, бездуховной пустышки.

Позднее я стала работать в газете в большом городе. И опять мне пришлось ездить по городам и весям, где снова встречала прекрасную иконопись, особенно в районных краеведческих музеях.

И вот однажды в доме директора одного такого музея мне показали сияющий, облитый золотым светом образ Богородицы в жемчужном окладе.

Мало сказать, что это меня ошеломило. В одно мгновение во мне проснулся инстинкт собственницы. Я долго не могла забыть увиденный лик. Да, икона размером с лист формата А4 (или чуть больше) была из тех, что можно увидеть разве что в главном историческом музее страны, была настоящей драгоценностью.

Я тогда еще не знала драматичной судьбы Казанского образа Божией Матери. Но теперь думаю, что, возможно, это была она. Во всяком случае, по силе воздействия её на мои чувства это была очень непростая икона. Как я ни желала заполучить её, она мне не давалась. Я даже предприняла отчаянную операцию детективного свойства, но это обернулось для меня болезнью и больничной палатой.

Ныне я далека от подобного эгоизма, поняв, что Она – живая, и способна на многое: и наказать, и приласкать, и простить. Она – не вещь. А что?..

С той поры всякий новый образ Матери Божией – повод надолго задержаться возле него в надежде на улыбку одобрения или сочувствия. И образ той, первой, перевернувшей мое сознание, как бы рассредоточился во всех других – и чудотворных, и «обыкновенных» образах. Прислушиваясь и приглядываясь к ним, я чуяла, что внутренне меняюсь. И вот ощутила – не сразу – но удостоверилась, что и я ей небезразлична.

Не один раз я была на краю жизни. Кто же отводил меня от бездны? Мой ангел-хранитель? Ну да, и он. А если не только он?..

Была ночь, и был сон: и я увидела – во всей лепоте жилицы рая. Описывать это не берусь. Но такой поток доброты от её глаз, такой необыкновенный свет полуулыбки здесь, на Земле, не изливался на меня, не обволакивал такой лаской.

Я еще долго купалась в воспоминаниях о ласковости этого сонного видения. Надо сказать, что оно не было случайным: я стояла перед решением креститься, измученная целым рядом негативных событий в личной жизни. Чудесное ободряющее сонное видение подтолкнуло к тому, чтобы креститься как можно скорее.

Когда я побывала в святом городе Вифлееме и впервые увидела в храме Рождества икону – несравненный Вифлеемский образ улыбающейся Богородицы, я невольно перенеслась в мой сон, о котором я написала выше.

Не прямыми путями пришла я к безусловному почитанию Всепетой Путеводительницы. Но она-то приглядывала за мной давно. Во всяком случае, утверждаешься в этом, когда начинаешь распутывать клубок своих дорог. (См. вклейку. Ил. 5.)

Вот не с того ли времени, когда я поехала со студенческим отрядом на строительство «бетонки» в эстонском городе Кохтла-Ярве?.. Мы были определены на жительство в школу. С утра нас увозили на объект, то есть на дорогу, где мы напрягались на бетонных работах. Но в воскресенье нам выделяли автобус, на котором мы бороздили по Эстонии.

И вот в один из выходных дней, побывав на экскурсии в очередном городке, мы оказались возле монастыря. Это была знаменитая Пюхтица[1]1
  Пюхтицкий Успенский монастырь – православный женский ставропигиальный монастырь Русской православной церкви, расположенный в деревне Куремяэ волости Иллука (Ида-Вируский уезд Эстонии). Пюхтица (Pühtitsa) по-эстонски означает «святое место». Основан в 1891 году. Монастырь никогда не закрывался. С 1990-х имеет статус ставропигиального. – Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть]. А уже одно это для той поры было истинным чудом. Ведь люди шарахались от религии, от церквей и икон, а кто был религиозен, скрывал это. В тот памятный день я сразу оторвалась от товарищей и одна бродила по монастырю, купив картонную иконку «Спорительница хлебов»[2]2
  «Спорительница хлебов» – чудотворная икона Богородицы, почитаемая в Русской православной церкви. На иконе Богородица изображена сидящей в облаках, а её руки распростёрты на благословение сжатого поля со снопами и цветами.


[Закрыть].

Говорили, что Богородица сама благословила пюхтицкое сестричество. И здесь начиналась моя дорога в Горнюю.

До конца прошлого века я часто бывала в Пюхтице хотя бы на день-два. Там я освобождалась от мучившей меня болезни, окунаясь в источник.

Иногда я видела там трогательного вида старушку. Это была Анастасия Ивановна Цветаева и её спутник.

У меня хранятся старые снимки конца 1980-х годов, на которых есть и сама игуменья Варвара вместе со своей келейницей Георгией – ныне игуменьей Горней – монастыря русской миссии в Иерусалиме.

Не Богородица ли снова привела меня к монахине Георгии в Горняя и позволила даже приблизиться к ней, поцеловать игуменский крест и в числе прочих получить благословение на обратный путь, в Россию. (См. вклейку. Ил. 7.)

Таким образом завершилось моё путешествие из Пюхтицы в Горняя.

В подарок мы все получили по небольшой светлой книжице «Беседа о путешествии Божией Матери из Назарета в Горняя», написанной самой игуменьей Горненского монастыря.

О знаменитой обители написано достаточно много. Сейчас это кусочек рая на Земле, но чего это стоило, знает только мать Георгия, некогда монахиня Пюхтицкого Успенского монастыря, чей дальнейший подвиг жизни пророчествовал выдающийся старец Николай Гурьянов.

Светел и благодатен облик великовозрастной рабы Божией Георгии, приближающий нас к представлению, какие же они – жительницы обетованного рая.

Едва мы ступили на монастырскую землю, я поспешила отделиться от группы и доверилась своим ногам.

Они повели меня по монастырским дорожкам и привели к виноградной аллее, за которой укрывался домик игуменьи, стоящий на месте того жилища, где пребывала Дева Мария, придя к Елизавете погостить в Горняя.

Таким же тихим ходом я оказалась, привлечённая звуками воды, у родника Богородицы, куда группам паломников путь закрыт. По ходу этого моего блуждания, словно бы благословляемого невидимой рукой, я оказалась над монастырём, на той, почти вершинной, части горы, где горел золотом куполов Собор Всех Святых, в земле Российской просиявших, рассыпая золотые блики на все четыре стороны представшего моему взору земного рая с уходящими к горизонту зелёными горами, с селениями и белыми городками в низинах.

И всю эту возвышенную красоту хранит и окормляет моя Богородица вместе с главным сокровищем Горненского монастыря – чудотворным образом Казанской Божией Матери.

Да откроются и перед вами, мои читатели, врата Горняя, как открылись для меня, совершившей долгий путь от святой Пюхтицы к горам Иерусалима.

Пюхтица и Горняя для меня уже в прошлом в силу многих разрушительных обстоятельств нашей жизни. Но осталась для меня Ты, что незримо присутствуешь в своих излюбленных пределах. Ты, Царица Небесная, присутствуешь неизменно в моих планах и движениях души, всякий мой помысел прочитывается Тобою. Ты велишь или не велишь!

И я привыкла к ощущению Твоей неистощимой заботы. И мне тоже хочется доставлять Тебе радость в ответ на Твои милости, на Твою отзывчивость нашим молениям. Хочется радовать Царицу мою Всеблагую.

…А сейчас вернусь на много лет назад и расскажу, как меня приняли за… Богородицу.

Стоял август, последний месяц лета 1991 года. В Москве – гэкачепэ. У Белого дома собирается народ. Всё больше и больше. Разговоры всё жарче. Строят баррикады. Прилетел Ростропович с виолончелью – и тоже сюда.

События развиваются стремительно.

Я надеваю коричневый свитер, тёмную юбку и еду к Белому дому поглядеть на народ.

Народ кучкуется. У кого-то есть приёмник, и его облепляют, как мухи тарелку с вареньем. Из приёмника – сплошной треск.

Баррикады построены из труб, из арматуры.

Между просто толпой и баррикадниками – некая черта. За неё – нельзя, пускают только «своих».

Я стою в стороне от всех, у меня нет своей «кучки», и кучковаться, стало быть, не с кем.

И тут меня окликает молодой человек:

– Женщина, что вы тут делаете? У вас, наверное, дома семья, дети?

Что я могла ему ответить? Я молчу. И внезапно оказываюсь окружённой бравыми ребятами.

– Серёжа, есть проблемы?

Серёжа, голубоглазый русак, даёт им какой-то знак, и они вмиг рассыпаются, словно их и не было.

Серёжа (я поняла уже, что он старший) спросил, как меня зовут.

Я ответила.

– Так зачем же всё-таки вы тут… одна?

– Молюсь…

Серёжа решительно жмёт мою руку и исчезает.

…Далее было то, что было. Ельцин на танке – и тридцать лет нашей разрухи. А сколько ещё?..

В литературе, описывающей все три дня противостояния, я прочитала, что именно в эти дни видели у Белого дома Богородицу.

Она была высокая, темноволосая, в тёмных одеждах… И – молилась…

Не знаю, была ли столь велика роль одиноко стоявшей обочь толпы женщины, как прописано в этом новоиспечённом мифе 1991 года выпуска…

И ещё один сон с видением Богородицы.

И ещё одна осень – осень 1993 года. Сентябрь только заступил. О грядущих событиях никто не подозревал, никто их не прозревал. Только Она.

Я увидела Её всю в тёмном монашьем облачении. Она стояла на земле, но была столь высокой, что заслоняла собой весь многоэтажный Дом Советов. Её полная трагизма фигура, как тёмная доминанта грядущего, уходила от земли в небо. И глаза у Неё были закрыты.

Я проснулась в недобром состоянии духа. Я поняла, что нас ждёт что-то очень печальное.

А вскоре сентябрь обернулся кровавым октябрём – пальбой из танков, смертями истинных патриотов, дорожками крови на асфальте Дружинниковской улицы и примыкавшего к ней стадиона.

О, Матерь Божия, окорми нас, бредущих незнамо куда!..

Рождённые в небо. Заметки паломницы

Пустыня – это рай и ад вместе. Это пещера с сокровищами, которую охраняет чудовище по имени Солнце.

Н. Джунаев

Пустыня молчит.

Как сурово безмолвие песков.

М.-К. Фрачи

Когда два года тому назад открылась для меня Синайская пустыня, я увидела её только глазами, как и все мои сопутники. Вот именно такой – суровой и безмолвной. Понадобится немало встреч и собственных разнообразных впечатлений, чтобы увидеть пустыню сердцем. Дабы вырвалось из него, как у поэта Саади: «Все земли пред тобою убоги, о, пустыня!»

Сейчас-то я, безусловно, повторю это вслед за великим Саади, даже при том, что она оставила незаживающую рану в наших сердцах: ведь именно над её песками единовременно погибли во взорванном самолёте мои сограждане. Её вины в том нет, она всего лишь безмолвный свидетель трагедии. И всё же сам этот факт говорит об опасной напряжённости силового поля над Синайским «треугольником».

Так исторически сложилось, что этот треугольный полуостров всегда был беспокойным перекрёстком множества дорог мусульманского мира, и лишь несколько веков прошлого тысячелетия были озарены цветением христианства, золотой век которого там, увы, давным-давно закатился. Но мы не можем изжить из генетической памяти всё и вся, что связано с именами Иисуса Христа и Богородицы. Мы стремимся пройти их крестными путями и путями праотцов нашей веры. Египетский Синай – это не точка на карте, это веха христианства и это магнит непреодолимой силы. Об этом магните имели представление и Иван Грозный, и Пётр Великий, и все Романовы. Следы их присутствия там (через дары, вложения, посольства…) особенно явны в истории великого монастыря Святой Екатерины. Я-то узнала об этом, к сожалению, поздновато.

Ещё лет пятнадцать назад я примерялась к поездке в этот самый «треугольник» и отложила её: дескать, подумаешь, какой-то монастырёк под горой, с якобы неопалимым кустиком… Моя фантазия нарисовала довольно плоскую картинку: гнёздышко низеньких бедненьких келеек с вертикалью колоколенки… Дескать, много мы видели на Руси подобного.

Вот такую глупость я когда-то допустила. А теперь, если я начну описывать знаменитый на весь христианский мир монастырь с храмом Преображения всей силой красок, умения и таланта, вы всё равно не сможете возвысить воображение до реальной картины. Потому-то и надобно путешествовать.

Но это с каждым днём и часом всё труднее, и дело не только в содержимом кошелька. Даже наша поездка два года назад уже была сопряжена с тревогой и риском. Как раз накануне поездки на Северном Синае отряд вооружённых людей захватил шестерых из противоборствующей стороны, исход этого захвата напрашивался сам собой (теперь по Интернету мы видим картинки реальных казней чуть ли не ежедневно). Вооружённые стычки на севере Синая были обычным делом, но мы-то этого не знали, когда планировали своё паломничество.

Тревожность ещё не вползла на наши русские широты. Но, оказавшись у Красного моря, мы сразу её почувствовали: за два часа дороги от Табы (погранпункт между Израилем и Египтом) до монастыря мы проехали несколько блокпостов с вооружёнными часовыми, видели густо пробитые пулями автомашины, не раз предъявляли свои документы… Но страха у нас не было. Он отключился уже в Табе, едва нам проштемпелевали египетской печатью паспорта в пустом погранпункте, и мы вышли по стеклянной галерее с фонтанчиком бесплатной воды на египетскую сторону. Больше бесплатной воды не будет: это пустыня. Мы словно бы начали смотреть увлекательный фильм со своим же участием.