Текст книги "Несказка о звёздном мальчике. Рыцарский роман"

Глава 4

– А этот кафир породистый, – прозвучало где-то совсем рядом, когда взрыв хохота после ухода инфанты стих. – Повезло нам нынче, славно позабавимся.

– Да уж, уделал бабу целиком – поди, плакать пошла, не иначе, – гоготал кто-то в ответ, но кто именно из трёх палачей что говорил, определить было невозможно. – Вообще редкое везение – разделать такого аристократа, как он.

Эстрелладо пытался надеяться, что он ослышался, но понимал, что это глупая надежда. Тем не менее, он рискнул заговорить сам, дабы ощущать, что хоть что-то может сделать, а не только способен висеть безвольной тушей на растяжке, забавляя мучителей своей беззащитностью.

– Я аристократом даже часа не пробыл, – усмехнулся он столь спокойно, будто говорил стоя в полном облачении, – так что зря решили радоваться. Кстати, может, договоримся, а? – сказал он уже почти великосветским тоном. – Много золота не дам, но вам хватит на раз, не сомневайтесь.

– Эге, да он ещё лучше, чем мы поначалу думали, – цокнул языком третий говоривший. – Аллах к нам нынче милостив, раз послал такую добычу.

Эстрелладо похолодел и стиснул зубы, чтоб не выдать своего страха – эти кадры точно заметили его неподдельное горе, когда принцесса сорвала с него крест, и оценили это вполне по достоинству. Значит, попытка и не могла быть удачной – но каким же надо быть циником и подлецом, чтоб иметь у себя таких слуг, а, де Солер? Так значит, Великий Инквизитор был везде прав, и враги одержали полную победу – ах, можно подумать, он мешал им чем-то, кроме своего существования… Почему же тогда они не хотят просто убить его, раз он их так раздражает? Эти дикари правы в своём ликовании – мучать христианина для них настоящая радость, но что за чудовища тогда под личиной человека инфанта и её кавалер?

– Называйте свою цену, поторгуемся, – будто ничего не поняв, прежним тоном произнёс Эстрелладо, не открывая полуприкрытых век, словно был совершенно спокоен.

– Ты не понял, неверный, – желчно усмехнулись где-то уже ближе. – Нам нужен ты, а не твоё золото. Деньги и сокровища на деле чепуха, сегодня есть, а завтра исчезли. А вот настоящий чистенький аристократ-христианин – вещь столь дорогая, что попадает в руки не каждый год и не каждую пятилетку.

– Одно другому не мешает, – холодно усмехнулся Эстрелладо. – Можете поиграться, пока вам доставят награду – и утешить себя всем сразу.

– Ты делаешь предложение так, будто хочешь обмануть нас и уверить, что ты плебей, это делает честь твоему уму, – весело и жёстко рассмеялись в ответ тем же голосом. – В таком случае ты ещё ценнее для нас. Хочешь, мы живо докажем тебе, что ты настоящий гранд, а не просто воин, получивший титул за свои успехи или везение?

– Каким образом? – холодно процедил юноша, не зная, что ему делать с ледяной волной ужаса, методично подбиравшейся к сердцу – сил и средств удерживать её больше не наблюдалось…

– А мы предложим тебе обмен – мы не станем студить в твоей спине десяток прутков красного каления, а ты вылижешь нам сапоги, идёт? – прохихикал палач, явно очень довольный своей шуткой.

Эстрелладо сам не понял, откуда взялись силы, но рык от его проклятий раздался столь сильный, что эхо ощутимо прогулялось по всем сводам пыточной не один раз.

– То-то же, кабальеро, – слащаво прогнусавили в ответ, как будто даже радуясь услышанному. – Разве можно теперь сомневаться в твоей породе, согласись? А ещё ты полностью прав, негодуя на скверную девчонку, что отняла у тебя крест. Но мы тебе поможем, у нас есть, что тебе предложить сообразно твоему титулу, оно вполне достойно тебя, взгляни.

Пришлось открыть глаза, а это было не менее сложно, чем делать вид, что мучения от растяжки удаётся игнорировать… Ещё четверть часа, не больше, и она сделает его обмякшим телом, с которым можно делать что угодно, ведь лихорадка никуда не отступала вовсе, а тут ещё эти пытки железом… Но то, что пришлось увидеть, повергло Эстрелладо в ещё более страшное и сильное горе – пара смуглых рук дикаря держала перед его лицом серебряную нагрудную цепь с крестом, такие носят разве что герцоги в дальнем походе. С кого же этим прислужникам дьявола удалось её снять, и что они сделали с тем человеком?

– Нравится? – весело прогоготали над ухом. – Будешь хорошо смотреться в ней, да и для бача твои года ещё вполне подходят.

Эстрелладо почувствовал, как из глаз упали две слезы. Только не эта участь, лучше смерть в самых ужасных мучениях, но не быть инструментом для утоления похоти бесноватых зверей, ничего общего не имеющих с человеческим существом на деле…

– Нет, ему не всё нравится, – прокомментировал другой палач. – Украшение надо подкрасить над жаровней, тогда будет в самый раз.

– И верно. Давай её сюда, Ахмед, пусть наш кабальеро оценит вещицу по достоинству, чай, не подделку предлагаем, всё-таки.

От близости раскалённых углей дышать стало и вовсе нечем, но ужас от услышанного был сильнее, и пленник не мог отвести взгляда от креста, быстро раскалявшегося над огнём. Сердце, казалось, вовсе остановилось, не желая больше снабжать кровью тело, приговорённое к такой кошмарной казни. Когда металл побелел – это произошло довольно быстро, и цепь, висящую на щипцах, палачи начали медленно придвигать в голове, лёгкие, похоже, успели пропитаться жаром от этого небольшого пекла. Голова юноши упала, бессильно повиснув, а глаза резко потускнели – он не заметил сам, как потерял сознание.

Потом были очень болезненные шлепки по щекам и мокрые волосы, вот только легче не стало, скорее, наоборот. Появилась резкая боль за грудиной, как будто туда уже воткнули ножик и повернули несколько раз. Хохот и переговоры палачей доносились как сквозь плотное одеяло, и мозг не различал, что говорилось и о чём – может, и к лучшему. То, что Эстрелладо замолчал, им явно не нравилось, и пара раскалённых докрасна прутков уже побывала на ключицах – отчего ещё можно ощущать, как их жжёт, было неясно. Кричать и вообще как-то реагировать сил не было, кажется, ещё хлестали чем-то по спине… Опять унизительные удары ладонями по щекам, мокрой тряпкой по лицу и шее, всё это слепилось в какой-то жаркий и душный ком, уничтоживший реальность и способность её воспринимать, самую возможность думать. Было лишь странно, что в этом царстве боли он ещё остаётся живым – и когда побелевшая цепь снова была придвинута к лицу, Эстрелладо опять провалился в черноту… Всё заново ещё раз – который раз уже, получается? Сердце ещё раз стукнуло, совсем тихо, и наступила тишина, в которой уже не происходило ничего, и блеск пламени жаровни померк, затянутый белесой пеленой.

А между тем в помещении начало происходить много чего нового, просто безжизненно повисшее на цепях тело не способно было уже воспринимать что-либо. Цепь, снова раскалённую добела, так и не удалось надеть на шею пленнику и разместить её у него на груди, как очень желали мучители – просто потому, что тот, кто этим занимался, уже высунув язык от предвкушения удовольствия, вдруг уронил её себе на чресла – аккуратный удар кинжалом настиг его со спины, но именно на спину тело и завалилось. Двое подельников неудачника успели отскочить и даже попытаться атаковать гостей – но оставленные ими же кистень и прутки в руках разъярённого Педро свели эти попытки к нулю. Он ещё некоторое время с удовольствием демонстрировал, что «наука белых людей имеет явное превосходство над обезьянами, только и умеющими, что воровать и мямлить своё имшалла», попросту кроша ими кости тех, кто посмел заниматься ремеслом палача без санкции на то самого Педро. То, что получить эту санкцию гости явно не могли, поскольку сам Педро был отстранён от должности приказом, привезённым де Солером, его явно не смущало – ведь сам документ уже был доставлен  к Великому Инквизитору, который сейчас тоже находился здесь. И не просто находился, а уже хоть и быстро, но с величайшей осторожностью освободил от растяжки бесчувственного пленника и укладывал его на скамью для наблюдательниц за допросами, снабжённую добротными подушками. Педро сделал крохотную паузу, воздев вверх обе руки, чтоб громко произнести вслух:

– Дикие люди, вай. У белых христиан даже палачи знают, что некоторых экземпляров людской породы трогать вовсе нельзя, ни руками, ни чем другим. Просто нельзя, и всё, – и с удовольствием продолжил своё занятие по отлупу конкурентов по профессии. – Дурачьё необразованное…

Великий Инквизитор был ещё подвержен эмоциям, как оказалось, и он в этом прекрасно убедился, с тревогой созерцая бледное, с тёмными тенями вокруг глаз лицо юноши и пытаясь понять, лежит ли тот без сознания или находится во власти бреда. Следы на теле указывали, что с такими болями мог быть и тяжёлый сердечный приступ, но вроде пульс не вызывал серьёзных опасений. Старый вояка извлек из кармана флакончик с гвоздичным маслом и осторожно взялся обрабатывать им раны узника – они вызывали тревогу, грозя в будущем осложнениями, если их оставить без внимания сейчас, и досаду – прошлый раз, в полумраке камеры, их наличие в таком виде прошло мимо внимания, очень нехорошо, а новые и вовсе доказывали, что дело плохо. Когда он уже заканчивал это занятие, раненый тихо застонал и чуть шевельнул головой на подушке – должно быть, тело, почувствовав, что жар отступил от него, вознамерилось вдохнуть наконец порцию воздуха.

– Эстрелладо, – глухим голосом позвал Инквизитор. – Очнись, Эстрелладо, это закончилось и уже не повторится. Слышишь меня, Эстрелладо?

Ресницы раненого заметно задрожали, губы шевельнулись – но и только. Стало ясно, что он слышал своё имя, но вернуться к реальности отчего-то не мог. Инквизитор воспользовался фляжкой со святой водой и осторожно влил несколько капель в раскрытые покусанные губы. Юноша издал громкий жалобный стон и приник губами к горлышку, оставалось лишь помочь ему напиться вдосталь, чуть придержав голову.

– Эстрелладо, не бойся, открой глаза, ты в безопасности, слышишь? – в голосе Инквизитора слышалась вполне отеческая забота, но сам он этого не замечал. – Очнись уже, всё прошло.

Голова раненого вновь поникла, но веки наконец очень медленно стали раскрываться, и поначалу совершенно пустой взгляд заставил солидного мужчину пережить несколько очень тяжёлых мгновений. Затем тело дёрнулось на вдохе, и затряслось от приступа кашля. Потом совершенно бледные серые глаза потихоньку стали наливаться своим настоящим, зелёным цветом, и ещё через несколько секунд в них появился устойчивый огонёк, свидетельствовавший, что человек видит и осознаёт это.

– Эстрелладо, не волнуйся, всё уже в порядке, – продолжил не то увещевать, не то умолять Инквизитор. – Видишь меня? Скажи что-нибудь.

Глаза юноши приобрели вполне осмысленное выражение и даже полыхнули радостью, когда их взгляд остановился на чёрном кресте тевтонца, висевшем на груди Инквизитора. Губы чуть шевельнулись, но и только, по всей видимости, говорить раненый всё ещё не мог.

– Бедный ребёнок, что ж они успели сделать-то с тобой, – сокрушённо пробормотал суровый мужчина, сам не думая о том, что говорит. – Всё, всё, больше тебя не обидят, верь мне, Эстрелладо, слышишь? – он осторожно взял в ладони голову юноши, так, будто хотел согреть его лицо, влить силы в эту столь слабую сейчас, но такую бравую всего полмесяца назад душу. – Держись, я тебе помогу, понимаешь меня?

В глазах молодого человека появилось выражение затравленного зверёныша, и он тихо застонал, как будто очень сожалел, что не может что-то сказать.

– Нет, нет, всё, Эстрелладо, всё, этого и остального больше не будет, не бойся, пожалуйста, – тем же тоном продолжил успокаивать его Инквизитор. – Всё прошло, всё, забудь об этом, это был кошмарный сон, ясно?

Губы раненого настойчиво зашевелились, и мужчина поспешил приникнуть к ним, чтоб услышать хоть что-нибудь. Тот, увидев это движение, явно постарался сделать над собой усилие…

– Отец, мой крест отняла инфанта, – эти слова срывались по одному, медленно и едва слышно, с надрывом, и мужчина чувствовал, с каким трудом даётся это молодому человеку.

– Ну, это поправимо, – ободряюще улыбнулся он и неспешно сунул руку в карман, извлёк оттуда мелкий равносторонний серебряный крестик на цепочке, повторяющий собой формы того, что висел у него самого на груди, и осторожно надел на шею подопечного. – Только и всего, Эстрелладо, не горюй.

Юноша просиял такой ослепительной счастливой улыбкой, что появилось устойчивое ощущение, будто в помещении стало светлее и свежо, как на берегу моря. Он вздохнул глубоко и свободно, затем тихо вытянулся на ложе, как будто боли отпустили его везде и сразу.

– Спасибо, отец, – прошептал он и потерял сознание.

Инквизитор неспешно гладил ладонями светлые, отливавшие белым золотом волосы раненого, как будто у него в руках была драгоценность редкой красоты и колоссальной ценности, ну, что-то вроде индийского бриллианта, на который можно купить несколько кораблей. Не показалось, над лбом действительно образовалась тонкая прядь седины – в прошлую их встречу этого ещё не было.

– Бедный мальчик, да ты слишком хорош для этого мира, тебя нельзя оставлять в этих когтях, – с тихой светлой грустью проронил он, задумавшись. – Что ж, нужна ещё одна комбинация, и отчего бы не обнаглеть нам настолько, а? Жи пять – очень неплохой ход, хоть и нестандартный, верно, дон Понтий? Рискните уж!

– Мой барин будет в порядке? – с хмурой миной, но с совершенно детской надеждой вопросил Педро, отвлекая немилосердно слугу Господа от крепких размышлений, и тот с интересом воззрился на честного малого, на лице которого ясно читалось, что за того, кто лежал сейчас без сознания, но с ясной улыбкой, он готов собственноручно разорвать столько врагов, сколько потребуется, и даже с прибавкой.

– Ммм, – с интересом отозвался Великий Инквизитор, – ты сказал, что он твой барин, я не ослышался?

– Да, это так, – сурово насупившись, проворчал тюремщик. – Я сам так сказал и везде скажу. Как он? Я хочу, чтоб с ним было всё в ажуре, понимаете?

– Это хорошо, что хочешь и скажешь, – спокойным и уверенным тоном утончённого аристократа проговорил Инквизитор. – Пожалуй, ты бы мог ему и в самом деле помочь, это было бы очень кстати.

– Научите, – Педро застыл в почтительном поклоне. – За него я сделаю что угодно. И как угодно.

– Изволь, – пожал плечами собеседник и велел жестом подойти поближе. – Слушай.

По мере того, как тюремщик уяснял себе смысл сказанного, он приосанивался всё больше, и под конец пояснений на его лице поселилась столь довольная ухмылка, что кабы её могли видеть те, с кем из горожан ему приходилось когда-либо общаться, то каждый бы подтвердил под любой присягой, что никогда не видел Педро таким довольным. И уже не увидел бы.

– Эта пьеска – просто первый сорт! – в искреннем восхищении восторгался он. – И как раз для меня, всю жизнь мечтал отколоть номерок вроде этого! Вот спасибо, вот здорово, всё сделаю, в лучшем виде!

Ещё через двадцать минут Великий Инквизитор прошел через тюремный двор, бережно держа на руках завернутое в белые простыни тело Эстрелладо, укрылся с ним в чёрной карете без гербов и отбыл прочь в направлении, известном только ему на данный момент. Педро долго смотрел вслед, шепча молитву, а затем вернулся к телам пачачей-неудачников. Куда он дел их, не поинтересовался больше никто, а сам он не считал нужным кому-либо рассказывать об этом. Солнце катилось к зениту. Праздник Преображения Господня вступил в силу. Празднества в городе цвели пышным цветом, народ старался веселиться и надеяться на лучшее. Горькая участь молодого командующего армией, что спасла страну от захвата армией соседей, брошенного в подземелье за то, что отказался принять руку инфанты в качестве награды, не была в тот день предметом разговоров. Разговоры об этом снова пойдут поздно ночью, в кабаках и некоторых будуарах. Под утро в алькове инфанты де Солер найдёт среди разных прелестных вещичек одну, наличие которой повергнет его в такой шок, что он молча припрячет её у себя тайком от хозяйки, а она не обнаружит пропажи, решив, что по рассеянности спрятала нательный крест Эстрелладо в какой-то из дальних ларцов. Принцесса никогда не узнает, что довелось пережить вору как в момент кражи, так и ещё некоторое время спустя, и будет до конца жизни недоумевать, отчего и когда поклонник смог превратиться в ненавистника.

Поздно вечером, когда звёзды уже пышными гроздьями завешали весь тёмный купол неба, в кабинете Великого Инквизитора объявился прислужник и жестом привлёк внимание читающего господина. Тот жестом позволил говорить и приготовился слушать, отложив книгу.

– Там явилась какая-то чокнутая цыганка и уверяет, что ей необходимо встретиться, а в качестве доказательства принесла вот это, – на ладони старого монаха лежал гранёный хрустальный шар, совсем не похожий на те, что используют разного рода шарлатаны и дураки, всерьёз полагающие себя сильными магами. Вещица сияла в свете канделябров всеми цветами радуги и производила как будто самое приятное впечатление, и тонкая серебряная цепочка указывала, что предназначена она для ношения в качестве кулона или колье. И спутать её с чем-либо другим тоже было невозможно – это были те самые украшения, которыми жители далёкого созвездия снабдили Эстрелладо и его мать. Великий Инквизитор помнил, как этот ребёнок пять лет назад вежливо отклонил его защиту, предпочитая выйти вперёд сам, как ни тяжело это ему было на самом деле. Мальчик и сейчас не понимал, оказывается, что закончилась не пытка, а само пребывание в узилище, чем немало снова удивил Инквизитора уже после, когда очнулся от тряски в карете.

– Эту штуку заверни в тряпку и брось в дальнее отхожее место, – ничего не выражающим голосом сказал он прислужнику. – Цыганку сюда через семь минут приведёшь и будешь наготове за дверью. Пока всё.

Монах резво поклонился и кинулся выполнять указание. Уже немолодой воин в одиночестве приступил к приготовлениям к визиту гостьи – поверх рубахи под камзол была надета тонкая кольчуга, а в потайные карманы отправились стилеты. Ещё хватило времени на молитву, и, когда в дверь змеиной поступью прошмыгнула женская фигура, рослый мужской силуэт в белом плаще с огромным чёрным крестом, стоявшая перед образом Мадонны в пол-оборота в входу в кабинет, обернулся к ней в ту же секунду.

Цыганка отшатнулась от этого движения, как будто её ошпарило невидимым глазу лучом, и задрожала на месте, пытаясь овладеть собой. В первый момент вообще казалось, что она приняла решение сбежать, но отчего-то не могла сдвинуться с места, где стояла. Затем стало заметно, что её сильно смущает тевтонский крест рыцаря, висевший на шее у хозяина кабинета – но наконец она кое-как выпрямилась и блеснула взглядом, впрочем, уже не содержавшем положенного торжества и важности.

– Я пришла поговорить с тобой о звёздной миссии Эстрелладо, – она постаралась произнести эти слова как можно пафоснее, но эффект явно был не тем, который она хотела произвести.

– Говори, только по существу и кратко, – спокойно кивнул Инквизитор. – Слушаю.

Глава 5

Цыганка тряхнула спутанной плетью волос, снова приосанилась, пытаясь сделать вид, что это ей вовсе нетрудно, и произнесла нараспев с дежурной балаганной патетикой:

– Эстрелладо был послан нам небом! Ты тоже знаешь это, архипрелат. Он должен стать королём, а не томиться в подземелье. Разве справедливо то, как с ним поступили после победы над врагом?

– Ничего нового ты не сказала, – холодно ответил Инквизитор. – Поясни тогда способ, каким он должен стать королём по твоей версии – вот эта деталь интересна.

– Способ был у него в руках, – с неудовольствием прицокнула языком гостья. – Жаль, что он выпустил его. Но всё можно поправить, если ты, великий и мудрый, убедишь мальчика взять свои слова обратно. Инфанта ведь хочет его – так что будет, кому и короля успокоить.

– Итак, по вашей логике площадных оборванцев, королём можно стать только через постель инфанты? – презрительно усмехнулся Великий Инквизитор, продолжая неподвижно возвышаться посреди комнаты. – Как глупо, учитывая, что он сделал для страны. Всегда полагал, что кухаркам место на кухне, и не дело их лезть в управление государством. Разве ты всерьёз хочешь поправить дело? Тогда зачем ты вмешалась в него, подтолкнув парня к скандалу?

– Он слишком умён, – спокойно взялась пояснять цыганка, и её ледяные карие глаза приобрели заметный жёлтый оттенок. – Если позволить ему взять власть законным путём самостоятельно, не женив на инфанте, он станет вовсе неуправляем.

– И кто же столь самоуверен, что берётся управлять этим умницей? – осведомился Инквизитор скучающим тоном. – Уж не ваш ли босяк Эрнесто, выгнанный лекарем с должности ученика за слишком липкие руки, мелкий трусливый кабацкий горлопан? А может, директор вашего бродячего балагана, которому вы прислуживаете всем гаремом, вместе со сладкой парочкой акробатов? Или вы столь спесивы, что думаете, будто ваш клоун с бреднями про город солнца, пьяница и весёлый идиот, всерьёз может привлечь внимание Эстрелладо? – он уже почти смеялся. – Ну так где же вы тогда шлялись полмесяца вместе со своим тупицей силачом и оборванками в цветных ленточках, почему не было сделано ничего, чтоб вызволить парня из застенка?

– А отчего за него не вступилась армия, которую он столь блестяще вёл в бой и привёл к победе? – вспылив, попыталась парировать цыганка. – Разве не могли бы они высказать недовольство?

– Армия, в отличие от вас, мошенников, знает не только что такое дисциплина, но и уважает закон. Но вы же не шелохнулись даже, хотя ваших сил вполне хватило бы устроить обычный налёт или побег. Или вы умеете только отыгрываться на беззащитных нищенках вроде матери Эстрелладо, а на подстрекательство даже ради благого дела не способны? – он говорил убийственно спокойно, с явным налётом презрения.

– Если бы мы начали слишком рано, Эстрелладо бы не понял своей ошибки, и решил бы, что ему по-прежнему очень везёт. Пенять нам за это нелепо, ведь тогда его миссия была бы сорвана окончательно, – она говорила с явным неудовольствием, и жёлтый оттенок в её глазах чуть окрасился оранжевым. – Сейчас самое время, он выдохся без неба над головой и в состоянии воспринять все идеи правильно.

– Как любопытно, так в чём же состоит его столь сложная миссия, что вы не стесняетесь гнобить раненого ради верного восприятия каких-то идей? Стало быть, вас не интересует вообще, насколько сильно он страдает, или по-вашему, чем сильнее, тем лучше? – холодно усмехнулся рыцарь, разговаривая как будто без всякого выражения. – Чего и ждать от такого сброда, торгующего своей и чужой плотью, ага…

– Эстрелладо должен привести нацию к свободе, а это не делают оставшиеся чистенькими, – голос цыганки стал очень глухим. – Сложного в этом ничего нет, но мотивации без унижения не бывает. Коль скоро он такой гордый, что совершил эту глупость, отказавшись от руки инфанты, то тем жёстче ему придётся дать понять, что он должен выполнять указания.

– Так значит, искалечить парня для вас – тоже приемлемо? – холодно пожал плечами Инквизитор. – Вот так борцы за вселенское счастье человечества, вот так великие гуманисты…

– Жертвы в борьбе за свободу, равенство и братство – вещь необходимая. Что значит в сравнении с этим судьба единственного человека? Он всё равно умрёт – и не важно, если сразу после выполнения миссии.

– Итак, вы считаете себя вправе распоряжаться чужой жизнью ради собственной прихоти. А мнение парня, нужно ли ему всё, что вы хотите от него потребовать, вы спрашивать не намерены?

– Он явлен на землю ради исполнения своей миссии, поэтому его мнение не имеет значения, на деле. Если он заупрямится, то тем хуже для него, – мрачно усмехнулась цыганка. – Ты бы мог помочь ему понять всё это быстрее, архипрелат.

Великий Инквизитор сурово глянул на звёзды, как будто ярче загоревшиеся над планетой, услышав этот разговор, и проговорил по-прежнему спокойным тоном:

– Эстрелладо явился на землю для того, чтобы жить, как и все, кто послан Господом на эту землю. И не вы, не инфанта и никто вовсе не имеет права указывать, как ему жить и что делать. И тем более заставлять его выполнять чужую волю или прихоти. Он готов принести извинения, если их от него потребуют, но не намерен соглашаться на эту женитьбу. Может быть, для вашей миссии вы выбрали не того исполнителя? Полагаю, ваш якобы любящий всё и всех подряд тунеядец Эрнесто с удовольствием бы взялся за неё, разве нет? Он такой пламенный радетель всеобщего счастья, такой умелец драть глотку, обещая всем светлое будущее, что эта кандидатура вполне логична, верно?

– Эрнесто бездарный военный, да и организатор никакой, поэтому ему никогда не достичь того уважения, каким пользуется Эстрелладо. Он годится только для красивой декорации, да и то, когда не знают, чем он занимался накануне, – с холодным спокойствием ответила цыганка. – Эстрелладо любят по-человечески, зная, что у него сильная и чистая душа, а Эрнесто лишь способен создавать некоторое очарование, да и то ненадолго. Так что выбор обоснован. Кроме того, мы собирались нынче как следует использовать Эрнесто, чтобы сделать его спасителем Эстрелладо, но оказалось, что парень исчез из тюрьмы. Где он?

– У тебя слава ясновидящей – разве тебе сложно самой выяснить этот вопрос? – холодно пожал плечами Инквизитор. – Значит, план состоял в том, чтоб заполучить в своё логово то, что оставят от бедолаги палачи-мусульмане? То, что они сделали бы его калекой, вас тоже не волнует, стало быть? Да, хорошее же счастье вы обещаете человечеству…

– Слава, да и обещания – лишь инструмент для извлечения выгоды, соответствие им на деле не нужная вещь, когда решаются текущие задачи. Не очень важно также, насколько бы его покалечили – коль скоро он не отверг титул, то поделом, аристократии не место в обновлённом обществе. Он ведь ещё не доказал делом, что готов сотрудничать – так что за беда, пусть учится ненавидеть.

– А если бы он отказался сотрудничать даже после того, как вы вздумали бы давить на него, уверяя, мол, один раз не считается? – Инквизитор по-прежнему не шевелился, но взгляд его стал заметно более резким, как не сказать – колючим… – Аристократы очень не любят лжецов и шантажистов, как известно…

– Думаю, способ уговорить мы бы нашли, – жёстко усмехнулась цыганка. – Ведь в противном случае ему пришлось бы умереть, неужели он глуп настолько? Впрочем, Эстрелладо бы и тогда послужил делу освобождения, быть может, даже лучше, чем став королём. Ну так где он? Хоронить тайно – большая глупость для того, у кого сейчас его тело.

– Думаю, там, где вы не достанете его своей заботой, – по-прежнему невозмутимо процедил рыцарь. – Кстати, спасибо за дельную мысль – король, посланный нам небом, это было бы очень неплохо для измотанной войной страны, очень неплохо… Особенно, когда после успеха вылезают разные подстрекатели к смуте – обычно проплаченные раздосадованным противником, чтоб лишить страну плодов победы. Сколько вам отстёгивает старая проститутка Париж, не поделишься корпоративным опытом? А то у соседей вы бы могли достичь успеха быстрее – какая разница, кто содержит ваш балаган, если он процветает.

– Нам хватает на жизнь, и можно было бы и принять твоё предложение, но на чужой территории нет Эстрелладо, и будет в итоге скучновато. Лучше отдай нам его – если хочешь всерьёз от нас избавиться. Если он уже калека, то интереснее было бы не возиться с ним тут, а вытащить его на свет где-нибудь на Сене, а если повезёт – то и на Темзе. Сам понимаешь, что для него так даже лучше в итоге, будет там почётным гостем, а здесь он преступник, оскорбивший августейшую семью.

– Считаешь меня настолько тупицей, что я стану доверять прихвостням отца лжи? Я не работорговец, в отличие от вас, и Церковь Христова своих не сдаёт, как известно, – снова без всякого выражения сказал Инквизитор. – Стало быть, дела ваши столь плохи, что по ним вас уже и узнают везде, так оттого вы и хотите прикрыться истерзанным телом Эстрелладо? Боюсь, что придётся вам обходиться своими силами – сделайте мучеником Эрнесто, докажите делом, что не щадите своих, этот же приём у вас действует безотказно, верно? Тем более, что вы от него явно не в восторге, как я понял. Пусть попадётся в пьяном виде роте Ногалиса – а дальше всё случится само, этот порох очень не любит, когда ему предлагают интим в обмен на побег. Дарю идею, безвозмездно.

– Подарок неплох, да вот Эрнесто не успеет сдать мне дела при таком раскладе, а я не все его связи с контрабандистами отслеживаю, и стабильность корпорации сильно пострадает, – недоверчиво покачала головой цыганка. – Замену ему будет трудно найти на первое время, тут не всякий карманник будет столь виртуозен, да и силач с акробатами без него перессорятся и приведут друг друга в непригодный к работе вид. Впрочем, если у тебя есть какой-нибудь молодой итальяшка из полублагородных вырожденцев, желательно со смазливой мордахой и шрамами, способный простоять на арене десяток минут со шляпой – отчего нет, можно и подумать. За пару декад они споются, я бы Эрнесто не знала, а после можно и поменять их в колоде.

– Замётано, завтра к вечеру к вам подойдёт голубоглазый колченогий паломник в рубище, представится Артуром, сыном аббата – только смотрите, чтоб его атеизм вас всех не покорёжил, – жёстко усмехнулся Инквизитор. – Будет вас всех лечить байками, что вы жизни не нюхали, не сплавав в Новый Свет.

– Да плевать, хоть какое-то разнообразие. Кроме того, нет отбросов, есть кадры. Но всё же, что решаем по Эстрелладо? Разве не ты похитил его у нас из-под носа?

– Похоже, что Эстрелладо всё решил без нас, – с сожалением вздохнул рыцарь, как будто замявшись. – Ничего не могу сказать больше по этому делу.

– Как? Ты его не контролируешь разве? – невозмутимость наконец покинула собеседницу, уступив место искренней растерянности. – Ох, тогда к нему и впрямь будет очень тяжело подобраться…

– В отличие от вас, я не покушаюсь на чужую свободу, – ледяным тоном проронил рыцарь. – Это у вас кто не с вами – тот против вас, а у нас насилие никогда не приветствовалось и не будет.

– И кто мне это говорит, а?! – гостья заметно вспыхнула. – Ты, якобы по долгу службы кидавший борцов в костёр, ты, погубивший столько пламенных сердец, ты, стольких совративший с пути!

– Борцов за право грабить и убивать нормальных людей – да, сжигал, – с ледяным спокойствием усмехнулся Инквизитор. – И дальше буду. Сердца, в которых ничего, кроме пламени злобы и насилия нет – да, разбивал, и сейчас могу, если что. Ну, а сдёрнуть человека с пути в ад – не только обязанность, но и благодарное в итоге занятие. Ты вот что будешь делать с черепками за свою работу, когда надоешь хозяину? Разделишь судьбу расходного материала или надеешься добежать до меня на исповедь? А если не успеешь?