Текст книги "Всегда говори: Я смогу! Счастье возможно в любых обстоятельствах. Сдаться нельзя преодолеть"

Гроб на колесах

Родители переживали. За всё. За мое здоровье, за учебу, за то, чтобы со мной ничего не случилось. Любящие родители всегда найдут повод для переживаний. К тому же они прекрасно понимали, что наш вид спорта связан с высоким риском. Что касается меня, то я уверена, что риск получить травму есть абсолютно во всех видах спорта. И вообще, жизнь в принципе рискованное мероприятие. Но, пока тебя это не коснется, ты стараешься не думать о плохом. Так устроена наша психика.

Если все время думать о том, что с тобой непременно произойдет что-то страшное, то жизнь превратится в жалкое прозябание, лишенное всякого смысла. К тому же главным в спорте, как и во всей жизни, является преодоление собственных страхов, которые есть у любого человека. Мне кажется, что жизнь и дана нам для того, чтобы с этими страхами разобраться.

В 17 лет случилась первая травма. Это произошло на сборах в Норвегии. Я неудачно упала и сломала ногу. Перелом оказался очень сложным – я умудрилась сломать ногу в трех местах.

В это время у меня начали появляться очень высокие результаты на международном уровне, и я «заехала» в десятку на Кубке Европы. До этого на протяжении многих лет никто из российских спортсменок не показывал результат лучше, чем этот. Напомню, что в большом спорте нет разделения по возрастным группам. Соревноваться со взрослыми горнолыжницами было очень тяжело, в том числе и психологически. Они чувствовали себя очень спокойно и уверенно, ведь у каждой из них за плечами был приличный опыт и высокие результаты на представительных международных турнирах. У меня на старте, когда я стояла в стартовой калитке, был такой мандраж, так дрожали колени, что, наверное, видно было за километр.

В этом месте хочется вспомнить, что бороться со страхом нас учила мой первый тренер Людмила Владимировна Кедрина. Когда мы детьми стояли на старте, то всегда очень волновались и боялись. Это был тот самый страх – страх неудачи, каждый из нас боялся, что у него не получится. Никому не хотелось быть неудачником. Стоя в стартовой калитке, мы говорили: «Я боюсь, боюсь…» И когда ты это повторяешь, другие тоже начинают бояться. Страхом, как вирусом, мгновенно заражаются все. Тренер отлично это понимала. Она знала, как важно победить волнение, ведь от этого многое зависит, причем не только в спорте. Я хорошо запомнила ее слова: «Если я от вас еще раз услышу „я боюсь”, вы будете лишены праздника». Обычно в конце соревнований для нас проводился праздник – шведский стол, концерт, награждение. И вот те, кто не смог справиться со страхом и взять под контроль эмоции, на праздник не допускались.

Однажды, когда мы с дочкой Людмилы Владимировны, моей лучшей подругой Настей Кедриной, перед соревнованиями проронили запретную фразу «я боюсь», тренер сдержала слово и лишила нас праздника. Как мы рыдали! Но мы извлекли из этого урок. На следующих соревнованиях я, конечно, боялась, но эту фразу уже не произносила. И заметила, что лучше справилась с волнением на старте. Когда ты не говоришь о своем страхе вслух, ты сам себя им не заражаешь. Это был очень важный опыт.

Конечно, главное не в том, что нам запрещали произносить эти слова, а в том, что мы должны понять: победа возможна только тогда, когда ты сможешь преодолеть себя, победить страхи и сконцентрироваться на результате.

…Я ужасно волновалась, мне так хотелось доказать, что я смогу. Я очень хотела выглядеть достойно на фоне этих опытных, маститых спортсменок. И вот я, 17-летняя девочка, занимаю десятое место на Кубке Европы. Это был триумф! Мои усилия и старания вознаграждены, а мечты начинают сбываться! Я звоню домой: «Мама, у меня получилось!»

Счастье, увы, было недолгим. Спустя пару недель я упала на тренировке и сломала ногу. Это был настоящий шок. Помню только падение, боль, слезы по щекам. Я беспомощно смотрю в высокое норвежское небо. Кричу от боли и обиды. Господи, ну почему? ПОЧЕМУ это случилось именно сейчас, когда только начало получаться. Почему все рухнуло именно теперь, когда появилась надежда на осуществление мечты? За что? Почему? Тогда я и предположить не могла, что это только первая травма, а на моем пути будет и вторая, и третья, и та, самая страшная… И меня будут мучить все те же вопросы – за что? почему?

На вертолете меня доставили в ближайший город, чтобы сделать срочную операцию. Диагноз: тройной оскольчатый перелом голени со смещением.

После этой тяжелой травмы моя правая нога практически так и не восстановилась. За свою спортивную жизнь я получу еще три травмы именно на этой ноге.

Норвежские хирурги вставили мне в ногу специальную металлическую конструкцию. Было совершенно ясно, что теперь мне придется долго ходить на костылях. А о лыжах – забыть на долгое время.

Если на свете есть несправедливость, то это был яркий ее пример. 17 лет, молодая, перспективная, результативная спортсменка, влюбленная в спорт, на взлете карьеры на несколько месяцев выпадает из соревнований, а значит – из жизни. Мне было жутко даже думать об этом. Но еще больше я боялась момента, когда мне придется в таком виде показаться родителям. Я с опаской думала: «Что скажет папа? Как мама все это переживет? Жаль, что расстрою и огорчу самых любимых людей». Я была в отчаянии, ненавидела себя, костыли, болезни и всё на свете. Я не понимала, что будет дальше и как теперь жить.

И вот настал день возвращения в Питер. Папа с мамой встречали меня в аэропорту. Я решила раньше времени им не сообщать подробности, думала, на месте разберусь.

Для родителей всегда была огромная радость – Машенька приехала домой! Они так ждали нашей встречи. И вот меня вывозят в инвалидном кресле. Папа выискивает меня глазами в толпе…

И когда наши взгляды встретились, мне стало не по себе. Он побледнел и словно просел, казалось, что он сейчас рухнет. Можно было подумать, что вывезли не меня с поломанной ногой, а гроб на колесиках. У мамы на глазах заблестели слезы. Родители не могли вымолвить ни слова, просто молчали.

Мы сели в машину, я пыталась о чем-то говорить, веселить, отвлекать их. Уверяла, что ничего страшного, я восстановлюсь и все будет нормально, что травмы случаются у всех спортсменов. Все это звучало, мягко говоря, неубедительно. Папа с недоверием смотрел на меня и мама тоже. Тогда я искренне не понимала, почему они так реагируют? Но для них это был шок. Им хотелось забрать меня, увезти подальше и никогда больше не отпускать далеко от себя. Конечно, родители понимали, что горнолыжный спорт – это сложный вид спорта для хрупкой девушки и огромный риск. Они внимательно следили за всеми соревнованиями по телевизору, читали новости, знали всех спортсменов. Папа все время говорил, что они очень переживают за меня. Моя старенькая бабушка говорила: «Машенька, может, ты лучше на танцы пойдешь? Ну зачем ты ездишь с такой большой горочки?» И папа все время с улыбкой повторял: «Машенька, ты только с маленькой горочки катись, хорошо?»

Шутки шутками, но папа понимал, что меня невозможно убедить бросить спорт, хотя я осо-знавала все риски. Он считал, что я уже взрослая и должна сама принимать решения. Свое главное решение я приняла давно. Мне нравилась моя жизнь. Скорость, риск, адреналин! С пяти лет я полюбила лыжи и точно знала, что хочу добиться настоящих результатов в горнолыжном спорте. Для меня было важно не останавливаться, не отступать, не сдаваться. Именно спорт воспитал во мне эти качества. Впоследствии только благодаря силе духа я смогла пережить то, что пережить практически невозможно.

Три месяца я ходила на костылях. А в целом восстановительный период занял год. Металлическая конструкция была чуть больше, чем моя кость, и на кости должна была нарасти небольшая костная мозоль, которая удерживает место перелома. Я ездила в разные реабилитационные центры, но восстановление шло очень медленно и сложно. Казалось, этому не будет конца. Я чувствовала себя совершенно оторванной от жизни. Где-то там, далеко, без меня продолжалась моя жизнь, а я лежала здесь. Поломанная, но не сломленная.

Как только сильная физическая боль отступила, ко мне вернулись и силы душевные. Я не должна быть слабой – этот урок я хорошо усвоила с детства. Как-то раз я встала с кровати, отбросила ненавистные костыли и надела на ноги туфли на высоченных каблуках. Вот это был челлендж – устоять на шпильках! Но я смогла, есть даже фотография, где я с лицом победителя стою в этих туфлях. Мне всегда очень нравилась красивая обувь, хотя большинство времени своей жизни я проводила в спортивной форме, кроссовках или лыжных ботинках. А мечтала о платье и туфлях на шпильке. Думала, вот закончу выступать, буду обязательно ходить только на каблуках!

Со временем я взбодрилась и начала планировать свою дальнейшую жизнь. Я очень целеустремленная и точно знала, что травма не изменит моих планов.

В то время нашу сборную тренировали словаки Тони Борис и Мирка Попраску. Это очень известные в мире лыжного спорта тренеры. Скажу прямо, люди они очень жесткие, но результативные. Мы тренировались до изнеможения, особое внимание они уделяли общей физической подготовке. Было очень сложно соответствовать их требованиям. Они заставляли нас работать с максимальной нагрузкой. Тогда я по-настоящему поняла, какую цену нужно платить за высокие достижения. Но именно с этими тренерами у меня начало получаться и пришли ожидаемые результаты. В команде я стала лидером. Многим это не нравилось, как не нравился и такой жесткий подход тренеров. У девочек даже возникло желание этих тренеров убрать, потому что тренироваться под их руководством было многим не под силу. В конечном итоге они добились своего. Этих тренеров убрали, и я никак на это не могла повлиять. Я лежала в Питере с поломанной ногой, а где-то далеко смещали тренеров, которые реально могли меня привести к победе.

Когда я узнала, что их сняли с тренерской работы, я плакала неделю. Для меня это была тяжелая потеря. Да, не всем их подход нравился, но мне он подходил идеально. Я понимала, что только с ними я могу добиться победы. Это был реальный шанс вырваться вперед в преддверии Олимпиады. И вот теперь их уволили. Впереди опять неизвестность.

На носу Олимпиада в Ванкувере. Я была кандидатом в сборную. Понятно, что принять участие в ней у меня не получилось из-за травмы, но мне выплатили грант, приличную по тем временам сумму, и я твердо решила: восстановлюсь после травмы, лично найму на эти деньги словацких тренеров и буду с ними тренироваться. Я мечтала работать с ними, я видела потенциал в этом сотрудничестве. Меня не пугали трудности. Я рвалась вперед.

Но, увы, восстановительный период затянулся на долгий год. Моя мечта так и не осуществилась. Я смотрела по телевизору репортажи с этапов Кубка мира со слезами на глазах. Я хотела туда, на трассу, в команду. Мне снились горы.

Тем временем я поступила в Национальный государственный университет физической культуры, спорта и здоровья им. П. Ф. Лесгафта и должна была на костылях ездить на лекции. Я сидела на скучных занятиях и думала: «Ну почему я здесь, а не там, где мое место?» На самом деле мне нравилось учиться в университете. Конечно, не всегда удавалось посещать занятия из-за сборов и соревнований, но все экзамены я сдавала в срок. Вначале окончила бакалавриат, а перед Олимпийскими играми в Сочи получила диплом магистра.

Тем временем спортивная жизнь продолжалась без меня. Минул год, и меня взяли на летние сборы. Этого момента я ждала больше всего на свете! Когда в первый раз проехала с горы, я плакала от счастья, от этих эмоций, которые не испытывала долгие месяцы. Казалось, с моих плеч свалился многотонный груз. Я была в своей стихии.

Постепенно я начала втягиваться в спортивный режим, но сама понимала, что катаюсь уже не так. Нога не восстановилась полностью, и вдобавок появился страх, я боялась на нее опираться. Практически ехала на одной ноге, второй лишь страховалась. Я привыкла быть требовательной к себе, и, конечно, средненькие результаты меня не устраивали. В команде меня уже не воспринимали как лидера. Да и со стороны тренеров большого интереса ко мне никто не проявлял. Меня это очень огорчало. Я постоянно думала об этом. К сожалению, у нас в спорте именно такое отношение к травмированным спортсменам. Получил травму, и всё, ты больше никому не нужен. Сколько девчонок у нас так «сошли с дистанции» – их просто попросили уйти. Нет результатов – уходи. Я старалась «проглотить» свою обиду и просто продолжала работать. Думала, что докажу им всем, что я просто так не сдамся.

Тем временем нужно было извлекать металлический штифт из ноги. Его можно было оставить, но он мешал кататься, так как штырь давил на голень и мне было больно в горнолыжных ботинках. Я обратилась в Военно-медицинскую академию и сама оплатила операцию по удалению штифта. Было страшно. Мне 18 лет. Не дай бог, операция пройдет неудачно, что тогда? Я старалась гнать от себя дурные мысли и сохранять позитивный настрой. Мне сделали эпидуральную анестезию и вытащили эту железку. Через три дня разрешили ходить.

Ура! Все обошлось. Теперь можно снова кататься и продолжать борьбу! Как же я соскучилась по соревнованиям, по борьбе, по ощущениям.

Через месяц я встала на лыжи, и вскоре в Санкт-Петербурге начался очередной этап Кубка России. Это был мой звездный час – я выиграла финал Кубка России. Меня снова берут в сборную. Я доказала, что, несмотря на тяжелую травму, у меня высокий потенциал.

Так я вернулась в большой спорт. Это стало возможно только благодаря моей целеустремленности и вере в свои силы. Интуитивно я понимала, что это важно прежде всего для меня самой. Мне нужно было вернуться в свою колею. Я должна была доказать себе, что я сильная и суперстойкая.

Тем не менее высоких результатов, как раньше, у меня не было. Конечно, всему виной травма, но не только. В команду были приглашены новые тренеры, и, пока я ковыляла на костылях, они уже год работали с другими девочками, у них была своя программа. Я влилась в коллектив и в работу, но все шло как-то не так. Я привыкла быть лидером, а теперь явно уступала эти позиции другим.

Закончился сезон. Май-июнь, нет сборов. Свобода! Я была сильно измотана травмой, тренировками. Но главное – не было чувства удовлетворенности результатами, и от этого нервы были на пределе. Мы с девчонками решили поехать в Турцию отдохнуть. Хотелось на время обо всем забыть и просто оттянуться. Валяться на солнце, ходить на каблуках и в красивом платье, пить вкусные коктейли, танцевать. К нам присоединились знакомые парни-спортсмены. И с одним из них у меня начался роман. Он был тоже из сборной, но по фристайлу. Это были классные дни. Спортсмены умеют работать, умеют и отдыхать. Мы с девчонками гуляли до утра, танцевали, пили коктейли, носили высоченные каблуки, в общем, «зажигали» по полной и получали от жизни удовольствие. Когда вернулись домой, я поняла, что влюбилась в этого парня. К тому времени наши отношения с Лешей прервались. Мы повстречались некоторое время и как-то отдалились. Мне казалось, что я ему не нужна.

В общем, я была совершенно свободна, и Антон (так звали моего молодого человека) мне очень нравился. В этих отношениях была взаимность. Мы встречались между сборами, как это обычно бывает у спортсменов, нам было интересно вместе. Он готовился к Олимпиаде в Ванкувере. Мы представляли, как вместе туда поедем, как будет здорово и романтично. Я успокоилась и даже, казалось, была счастлива.

Знаешь, как это ни странно, мне ночами снится мама…

Беда пришла в мою жизнь в одно мгновение и оттуда, откуда я ее не ждала. В 2011 году внезапно умерла мама. Оказывается, смерть была уже где-то рядом, но я об этом не подозревала и продолжала жить своей насыщенной спортивной жизнью, ничего не замечая вокруг.

Если папа всегда был организационным центром нашей семьи, то мама – эмоциональным. Легкая, добрая, улыбчивая. Она всегда без проблем сходилась с разными людьми, у нее было много подруг, все ее любили за доброту и отзывчивость.

Когда распался СССР, моим родителям было чуть за тридцать. Возникла новая реальность, к которой нужно было приспосабливаться. Как и все советские люди, мои родители вихрем событий были брошены в новые рыночные условия. Папа рассказывал, что история творилась буквально на их глазах. Они выросли в СССР на других ценностях, но их поколению пришлось буквально «с колес» меняться вместе со страной. Как только разрешили, мои родители стали предпринимателями. Это был хоть какой-то способ заработать в условиях безработицы и бедности, которая царила в начале 90-х. Упорным трудом они зарабатывали на жизнь. А у предпринимателя, как известно, нет ни отпусков, ни выходных, ни больничных. Мама рассказывала, что им приходилось работать сутками, чтобы заработать денег и сохранить свое дело.

Мама была очень гибким человеком и довольно быстро приняла новую реальность. Не ныла, не сокрушалась, не жаловалась на тяготы жизни, а отправилась «челноком» в Турцию. Тогда многие так зарабатывали. Потом ездила закупать товар в Италию, даже меня с собой брала. Постепенно у них с папой стало получаться, появились деньги. И вскоре родители смогли позволить невероятную по тем временам роскошь – туристическую поездку в Турцию. Солнце, море, фрукты – все это казалось сказкой после дождливого Питера, жизнь в котором в те времена была очень трудной. Эту поездку с мамой я запомнила на всю жизнь. Как же тогда было здорово!

Их маленький бизнес кормил нас несколько лет. Но постепенно дело перестало давать доход, и родители остались практически без средств к существованию, все деньги уходили на жизнь и оплату моих занятий, поездок, формы и т. д. Мама сильно переживала из-за этого. Но сидеть сложа руки она не хотела и не могла. Работу было найти очень тяжело. В итоге она вынуждена была работать на кассе в «Пятерочке», но через время потеряла и эту работу. Это было ужасно. Семью обеспечивал папа, но мама хваталась за любую возможность, лишь бы заработать деньги и внести свой вклад в семейный бюджет. К тому времени меня уже взяли в сборную, и я была на обес-печении государства.

Где-то в 2009 году я стала замечать, что мама стала замкнутой, вялой, жаловалась на сердце. Когда мы с папой предлагали ей пройти обследование, она отвечала, как многие: «Пройдет!» Потом у мамы начались более серьезные проблемы. Она стала очень тревожной, мнительной. Однажды даже говорила мне, что ей кажется, будто ее кто-то преследует, следит за ней.

Мы с папой не понимали, что происходит и как на это реагировать. Старались как-то отвлечь ее от этих мыслей, ободрить. Казалось бы, ничего плохого не происходило, но ее душевное состояние все ухудшалось. Тогда мы через знакомых определили ее в больницу. Врачи маму осмотрели и положили в психиатрическое отделение. Она очень огорчилась, говорила, что это ужасно. К тому же у нее всегда были проблемы с сердцем. Ей сказали, что ее положат в отдельную палату и подлечат ей сердце. Она согласилась.

Мне было очень страшно, казалось, что мама стала какая-то другая. Мы ее навещали, и она просила нас, чтобы мы забрали ее домой. Рассказывала разные жуткие вещи, и мы не понимали, что из этого правда, а что вымысел. Психиатры настаивали на дальнейшем лечении, а у нас с папой сердце разрывалось на части. Тогда я встречалась с Антоном, и мама все время просила: «Ты только Антона не бросай, он такой хороший». Она словно хотела дать мне напутствие. Я злилась оттого, что она навязывает мне свои мысли. Мы вообще не понимали, что с ней происходит. Но подсознательно я чувствовала, что в нашей жизни образовалась огромная трещина. И она становится все шире.

Я очень скучала по маме. По моей прежней маме – веселой, улыбчивой, счастливой. Теперь она стала отрешенной, все была погружена в свои мысли, ужасно похудела, и мы с ней постепенно отдалялись.

Потом я уехала на сборы, а через время в Питер приехал Антон. Позвонил мне, но я поняла, что совсем не хочу с ним встречаться. С момента маминой болезни во мне что-то надломилось. Я перестала быть прежней. Знаю, что поступила жестоко, но я даже не встретилась с ним, чтобы сказать прямо в глаза, что все кончено.

Жизнь вокруг меня рушилась, и я не знала, как это остановить. В последнее время с мамой стало очень трудно. Я часто с ней ссорилась, меня раздражали ее вопросы, разговоры, страхи. Видимо, мама жила уже в другой реальности, но я этого не понимала, была занята своими мыслями и проблемами. Теперь я ужасно жалею, что в последнее время была не близка с мамой и у нас были не идеальные отношения. Сейчас я понимаю, что в какие-то минуты ей не хватало моего внимания и тепла. И мне очень больно от этого. Теперь, когда я сама стала мамой, я ощущаю это особенно остро. Но я очень любила маму. Помню, на сборах даже стихи написала. Первая строчка была такой: «Знаешь, как это ни странно, мне ночами снится мама». Через полгода ее не станет…

В стационаре мама подлечилась, ее выписали, она принимала таблетки. Казалось, что состояние стабилизировалось и ей лучше. В один из дней она отправилась к стоматологу. Ей удалили несколько зубов. Домой мама вернулась с сильно опухшей щекой. Вечером она зашла ко мне в комнату, я сидела за компьютером. Мама спокойно сказала: «Спокойной ночи» и пошла спать. А я, как это часто делают подростки, буркнула в ответ: «Закрой дверь!» И она закрыла. Навсегда.

У меня незадолго до этого была мысль: а что, если ее не станет? Вдруг я ее вижу в последний раз? И мне становилось стыдно перед собой оттого, что я иногда бываю неласковой с ней. Но я быстро гнала от себя эту мысль. Глупости все это, такого просто не может быть…

…В тот день я встала в 6 утра. Отвезла папу на работу, вернулась домой, еще поспала и по-ехала встречать на вокзал подругу Аню Сорокину. Мы приехали к нам домой. Приготовили завтрак. Настроение было отличное, я была рада нашей встрече. Сели пить чай. Я обратила внимание на то, что уже почти 11 часов, а мама всё спит, хотя она обычно встает рано. Я подумала, что она после удаления зубов отсыпается, но все-таки решила ее разбудить и пригласить позавтракать с нами.

Я подошла к ней, прикоснулась к ее телу, но она не реагировала. Я более настойчиво попыталась ее разбудить, но безуспешно. Я стала ее трясти, кричать. Это ужасное состояние, когда не понимаешь, что делать. Кричу Ане, чтобы она вызвала «скорую». Звоню папе на работу. Он в шоке, только успел крикнуть в трубку, что сейчас приедет. Скорая приехала, и врач как-то буднично спросил: «А зачем вы нас вызывали? Тут уже труп».

Мама умерла. Больше я ничего не помню. Только боль. Ужасная. Везде.

На следующий день нужно было заниматься организацией похорон. Вскрытие показало, что смерть наступила вследствие разрыва аневризмы аорты. Похороны я помню плохо. Помню только, что все время плакала. Пройдет много лет, прежде чем я смогу принять мамин уход.

Через неделю мы должны были уезжать на сборы в Кировск. Там проходил финал Кубка России. Это очень ответственный старт. Все спортсмены из разных городов обычно едут в Кировск через Санкт-Петербург, здесь мы встречаемся и дальше едем все вместе. Я не знала, что делать – ехать или нет. Я вообще не могла поверить, что это случилось. Такая нелепая и непонятная смерть. Да и как вообще можно понять смерть? Ее можно только принять, но понять – невозможно.

Только прошли похороны. Надо остаться дома, хотя бы до девяти дней. Надо побыть с папой и просто побыть дома. Я все время была в себе, в своих мыслях, постоянно плакала. Я не могла справиться со своим горем. Я застряла в фазе отрицания и не хотела мириться с потерей мамы. У меня не было опыта переживания горя, ведь я никогда никого не теряла. Мне казалось, что моя голова лопнет от этих мыслей, которые были одна ужаснее другой.

Мне было плохо в нашей квартире, больно и горько видеть наш дом, который всегда был наполнен абсолютным счастьем. Папа не показывал чувств, стал как железный. Он тоже погрузился в свое горе, и ему было не до меня. Мы не могли друг другу ничем помочь. И это было невыносимо.

Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, – убежать. Убежать как можно дальше от боли, от слез, от безысходности. Я хотела вернуться в свой мир – в спорт, который стал единственным ясным смыслом моей жизни. И я решила ехать на соревнования, от которых зависела вся моя дальнейшая спортивная судьба, ведь на чемпионате России формируют команду на следующий год. К тому же для меня это был единственный способ сбежать от своего жуткого горя и ужасной опустошенности.

Разумеется, никаких результатов у меня в таком состоянии быть не могло. На этом старте я не добилась ничего. Потом было собрание всех спортсменов, где объявляли, кого берут в сборную, а кого нет. И меня, конечно, не взяли. Фактически выгнали из команды.

Я шла по улице и плакала. Мамы больше нет, с Антоном я рассталась, в команду не берут. Что делать? Куда идти? И зачем?..

Тогда я не знала, что эта череда на первый взгляд несвязанных между собой событий не-умолимо ведет меня к трагедии, которая изменит меня навсегда.