Текст книги "Признания грешницы"

5

– Вот только не надо мне задавать никаких вопросов. Пожалуйста. Я никого не хочу подставлять. Но то, что задумала, я все равно сделаю, ты слышал?

Захар машинально сгреб своей огромной ручищей рыбные кости со стола, выбросил их, затем мокрой тряпкой хорошенько протер клеенку.

В доме было очень тихо. Только будильник, стоящий на посудной полке, стучал, равнодушно уничтожая секунду за секундой время. Тик-так, тик-так…

– Послушай меня, Герыч. – Захар переставил табурет поближе к Гериному, сел совсем близко и взял ее маленькие руки в свои, сжал тихонько. – Ведь если ты пришла ко мне спустя столько лет, значит, ты доверяешь мне. Значит, у тебя за все эти годы не появилось более близкого человека, которому ты могла бы довериться…

– Все не то ты говоришь, Зорька. – Она вздохнула. – Не то. Но я все равно тебе ничего не скажу.

– Ты хочешь кого-то грохнуть. Тебя кто-то обидел, это ясно. Или же кому-то из твоих близких грозит беда. Так? Тогда почему же ты мне ничего не хочешь рассказать?

– Захар, мне лучше уйти… – Она попыталась высвободиться из его рук, но он крепко держал ее. – Отпусти, мне больно!

– Хорошо, предположим, я достану тебе ствол. И куда ты пойдешь? Что будешь делать? Ведь ты же даже стрелять не умеешь!

– Научусь. – Глаза ее сверкнули холодным блеском. – Да как же ты не поймешь – я все равно все доведу до конца! Просто не могу себе представить, как это я у чужих буду покупать ствол… Деньги отдам, пистолет мне никто не даст, может, и меня за деньги пристрелят… Захар, я знаю, у тебя есть ствол. Просто не может не быть. У тебя с рожденья под подушкой рогатка была…

– И у тебя тоже, кстати.

– Так ты поможешь мне?

– Хорошо. Помогу. Но если бы ты мне все рассказала, я бы помог тебе сделать то, что ты задумала.

– У тебя есть семья?

– Конечно, есть. Жена, два пацана. Все как положено.

– Вот поэтому я должна сделать все сама.

– Но ты мне хотя бы расскажи, что случилось!

Она вырвала свои руки из его рук, встала и решительно направилась к выходу. Маленькое ее тело, стройное, гибкое и сильное, четким бархатистым силуэтом застыло на мгновение в проеме двери. Захар сделал рывок, быстрое движение, поймал Геру на пороге, поднял, легкую, какую-то не совсем реальную, словно залетевшую в этот дом из его мальчишеских снов, на руки и вернул в дом, усадил на табурет.

– Все. Хорошо, я понял… Будет тебе ствол. Только не пистолет, а обрез, так будет безопаснее. Хотя там отдача сильнее… Уф ты… Гера!!! Подожди меня здесь. Или поехали со мной.

– Нет, все должно произойти в нейтральном месте. Знаешь, где водокачка за городом, там еще дубы такие огромные росли… Надеюсь, там ничего не изменилось?

– Да, водокачка на месте.

– Отвези меня туда, и я буду там ждать. Или вызови мне такси.

– Это тебе не Саратов, такси не дождешься. Хорошо, поехали.

Короткой дорогой через Воруй-город поехали до водокачки. Высохший ручей, тянущийся вдоль основного русла Волги, густо зарос ивами, а по краю дороги выстроились древние, могучие, широкоствольные, развесистые дубы. В жару они давали прохладную тень, а между растущими под дубом папоротниками можно было спрятаться, чтобы продолжить свои детские игры на свежем воздухе, зарыть маленькие, с цветами и стеклышками, клады, устроить пикник или просто выспаться под щебет птиц и стрекотанье насекомых. Пыльная, в ухабах дорога, ведущая на газовую подстанцию, за город, сейчас была асфальтирована и серой матовой лентой уходила в глубь леса, чтобы через несколько метров вынырнуть к песчаному карьеру, а после развилки разделиться: одна приведет к домику Эммы, другая – к бывшему пионерскому лагерю, превращенному в санаторий «Орлиное».

Захар высадил Геру и уехал. Она же поспешила скрыться в зарослях, чтобы не привлекать к себе внимание проезжающих на машинах людей. Мало ли, вдруг ее кто-то узнает?

Устроившись на кочке, подложив под себя рюкзачок, Гера достала телефон и набрала по памяти номер Наташи. Услышав длинные гудки, она обрадовалась. Значит, Наташин телефон жив и готов связать их.

– Да, слушаю… – услышала она совсем близкий голос Наташи. Это было счастьем!

– Наташа, это я… – прошептала, не в силах справиться с волненьем, Гера. – Я так хорошо тебя слышу. Где ты? Еще там, в Барселоне?

– Нет, я уже в такси, мчусь в Маркс, к Эмме, мы же договорились!

– Боже, этого не может быть!!! – И Гера разрыдалась. – Просто невероятно! Так быстро! Конечно, я надеялась и в то же самое время понимала, что эта поездка может не понравиться твоему мужу…

– Ты как позвонила, я сразу же собралась и вылетела в Москву! Оттуда – в Саратов! Гера, ты сама-то где?

– В пятистах метрах от дома Эммы. У меня здесь назначена встреча. Не могу больше говорить… Машина… Он вернулся. Встретимся у Эммы, Натка! Какая же ты молодец!!!

Она сунула телефон в карман и выбралась на дорогу, потом, опомнившись, вернулась за рюкзаком. Захар к тому времени уже вышел из машины. В руках у него была обувная коробка.

– Давай спустимся… Не хочу, чтобы нас видели вместе. Здесь каждая собака меня знает. Да и рыбаков полно, они все по этой дороге едут на залив.

Он обнял ее за плечи и увлек за собой вниз, в заросли кустарника, усадил на то же место, где она только что сидела.

– Рюкзак подложи, а то замерзнешь. Смотри, какая здесь тень, так прохладно, словно кондиционер работает. Значит, так, Герыч. Вот тебе ствол. Я так понимаю, что пользоваться оружием ты не умеешь. Тогда скажи – зачем тебе все это? Маловероятно, что ты пристрелишь того, кого наметила. А вот сама ты можешь реально пострадать. Не проще ли назвать мне имя этого человека, и я сделаю за тебя всю грязную работу?! Или поручу кому-нибудь. Мне это будет сделать просто. Ты знаешь.

Она смотрела на него растерянно, испуганно, отлично понимая, что он прав и что ей вряд ли удастся воспользоваться пистолетом. Что перед этим им с Наташей надо будет потренироваться.

– Послушай, спасибо тебе, конечно… Мне надо подумать. Я потренируюсь, попробую выстрелить хотя бы несколько раз…

– Что, Герыч, все так плохо, раз ты решила прибить своего благоверного?

– Ты что, Захар?! Лева – прекрасный муж и отец моих детей!!! Нет, дело не в нем… Пожалуйста, не пытай меня, я все равно не скажу. Не могу.

– Хорошо, пусть не он. Но почему ты не обратилась к нему за помощью? Ведь он, как я понимаю, близкий тебе человек? Или?..

– Пожалуйста, Захар, не надо… Ничего не надо говорить… Мне и так очень тяжело.

– Тогда сделаем так. Ты запиши номер моего телефона. Если почувствуешь, что одна не справляешься, если возникнут проблемы, причем на любом уровне – прокуратура, полиция, администрация… У меня везде есть свои люди. Даже в Москве. Ты не представляешь себе, с какими людьми я сидел. Ты все поняла?

– Там эти… пули… патроны, я не знаю… есть?! – Она показала пальцем на лежащую на земле коробку с пистолетом.

– Конечно, есть. Там все есть. Даже хирургические перчатки. Наденешь перед тем, как…

Она не верила своим ушам. И глазам. Все, что происходило с ней с тех пор, как она покинула свой дом и отвезла девочек свекрови, представлялось ей болезненным, тяжелым сном. Маркс, кафе, пьяница с телефоном, копченая рыба в доме Захара… Теперь вот эти дубы, коробка с пистолетом, вернее, с обрезом!..

Захар вдруг крепко обнял ее, сжал в своих сильных ручищах, поцеловал в макушку.

– Очень тебя люблю, Герыч. Может, и не как бабу, я воспринимаю тебя как ангела из моего детства, как пацанку, с которой мы лазали по чужим садам и пекли картошку на островах. Но ты – близкий мне человечек. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось. Я – здоровый мужик, у меня есть оружие, связи, друзья, я много чего могу. Расскажи мне, что с тобой случилось, доверься мне!

– Но я не могу, не могу… – Губы ее дрожали, из глаз лились не переставая слезы.

– Это чужая тайна, да? Поэтому?

Он хотел услышать, что причиной молчания является не ее недоверие, что она просто не имеет права раскрывать чужие тайны. Хотя на самом-то деле все было гораздо сложнее. Просто ей хотелось оставаться в его памяти ангелом. Как и в памяти Левы, и даже Дины Робертовны, которую она в свое время легко назвала мамой.

Она бросила взгляд на дорогу, и ей показалось, что эта серая извилистая лента чем-то похожа на ее жизнь, и что никто не знает, что ее ждет за поворотом и в какие петли и узлы она закрутится. Или совсем оборвется.

– Захар, ты поезжай, а я останусь. И постарайся забыть все, что здесь сейчас произошло. Когда все закончится, я сама тебя найду и верну вот это. А если не верну, то не поминай меня лихом. Поверь, я делаю все правильно!

– Ладно, Герыч, ты сама знаешь, что делаешь. Я все равно буду ждать звонка. Запиши мой номер…

Он сел в машину и уехал. Гера, постояв несколько минут на дороге, не спеша, походкой уставшего человека побрела в сторону газовой подстанции.

Время от времени она оглядывалась, боясь, что Захар не сдержит своего обещания и проследит за ней, но вокруг было тихо, она не слышала звука мотора. Над головой ее в кронах деревьев щебетали птицы, да так громко, словно хотели обратить на себя ее внимание. Перелетая с ветки на ветку среди изумрудной, подсвеченной солнцем листвы, они провожали ее почти до самого дома Эммы.

Тихим шагом, стараясь не шуметь, параллельными, тихими тропами вдоль дороги, скрываясь в густой зелени деревьев, двигался за ней Захар. Сердце его стучало, бухало, грохотало, и удивительным было то, что этот сердечный гром не слышала маленькая хрупкая женщина, спешащая навстречу своей беде.

6

Предполагая, что исчезновение Геры связано с обвинением в убийстве ее мужа, Льва Северова, и заручившись поддержкой Сергея Мирошкина, который добился того, чтобы именно ему передали это дело, Лиза с Глафирой разработали план действий.

– Первое, что нужно сделать, Глаша, это встретиться с Левой. Слава богу, Сереже передали это дело… Надо же его спасать! Я прямо сейчас поеду к нему и попытаюсь узнать, в чем дело и почему он молчит.

– У тебя сегодня встреча с тем бизнесменом, жену которого арестовали на днях… Ты забыла? – осторожно напомнила ей Глафира. – Он должен как раз сегодня принести деньги и заключить с нами договор.

– Да помню я все, но не могу. Понимаешь, не могу сидеть и дожидаться этого Михайлова. У меня душа болит за Леву. Ты не могла бы перезвонить ему, чтобы перенести его визит на поздний вечер? Вот уж в восемь часов я точно буду здесь, и мы обо всем с ним договоримся. Уверена, что дело будет легким, тем более что никакого соседа она не убивала, у меня есть информация, что в этом деле замешана совсем другая женщина, которую сейчас разыскивают… Вот только Михайлову я пока ничего говорить не буду. Пока все не выяснится.

– А жену его не жалко?

– Понимаешь, там не все так просто… Дело в том, что этот Михайлов сам подставил свою жену… Там темное дело. С женой Михайлова, ее зовут Даша, мне вчера удалось встретиться и поговорить… Так вот, она считает, что муж просто делает вид, словно хочет спасти ее. Что если бы он действительно этого хотел, то он бы, во-первых, давно внес залог, чтобы ее выпустили из изолятора, и уж обратившись к нам, в первые же минуты выразил желание заключить договор и перевести деньги. Спрашивается, чего он тянет? Деньги у него есть, мне Даша сказала.

– А при чем здесь их сосед?

– Даша говорит, что Михайлов со своим соседом, убитым Валерием Зосимовым, любовницу не поделили.

– Думаешь, это она убила Зосимова?

– Вряд ли, но она много чего знает. И вообще, Глафира, пока мне этот Михайлов не заплатит, я палец о палец не ударю. Что же касается Даши… Послушай, там все документы уже оформлены, нужно просто поехать и внести залог. Может, ты выкроишь время и провернешь это дельце?

– Да я с радостью!

– Деньги я тебе прямо сейчас дам, у меня и конверт приготовлен, – каким-то странным, извиняющимся тоном проговорила Лиза. – Вернее, два конверта. Один, что потоньше, отдашь начальнику следственного изолятора, Дорошев его фамилия.

– Лиза, ты чего? Говоришь, что и документы для залога готовы, и деньги в сейфе лежат, а бедная женщина до сих пор в камере?

– Не знаю, что со мной… – Лиза устало опустилась на стул и обхватила пальцами голову. – Голова кругом идет. Понимаешь, не знаю, как у кого, а у меня, когда я вижу или слышу какую-то несуразицу, попахивающую безумием или фантастикой, ну, к примеру, вот увижу сейчас, как на нашей клумбе появится летающая тарелка… ты понимаешь?

– Ну и что?

– Возможно, у тебя психика крепче моей… А у меня в таких случаях мозг словно блокируется, не воспринимает информацию, понимаешь?

– Это ты о чем?

– О Леве, к примеру. Или о Гере. Эти поступки им не свойственны, вот в чем все дело. Гера – любящая мать и никогда бы, ни при каких обстоятельствах не бросила бы своих детей. Плюс она беременна.

Лева. А Лева бы никогда не молчал на допросах, если бы его заподозрили в убийстве!!! Он бы защищался, как… как лев!!! Он сделал бы все, чтобы поскорее выйти, воссоединиться со своей семьей, с обожаемой им Герой.

Но они ведут себя как-то не так, неестественно, значит, есть какая-то причина их поведения, поступков. И причина настолько серьезна, что Гера бросила своих детей. Причем не спрятала, к примеру, где-нибудь в таком месте, где бы их не смогли найти.

– Да-да, я хорошо понимаю, о чем ты. Если бы их жизни что-то угрожало, то она бы, конечно же, отвезла их куда-нибудь подальше, на самом деле спрятала бы их. А так она оставила их у своей свекрови. Из этого делаем вывод, что детям точно ничего не угрожает. А вот ей, Гере, – возможно. Или Леве.

– Глаша, не будем терять время. Итак. Я прямо сейчас еду к Леве, уверена, что уж мне-то он точно все расскажет. А ты, пожалуйста, бери деньги и поезжай вызволять Дашу.

– Хорошо, я поеду. Только один вопрос. Лиза, это наши деньги?

– Нет, не наши. Они мои. Личные.

– Не поняла…

– Дело в том, что я просто-напросто хочу спасти эту молодую женщину. Вот увидишь, ее муж времени зря не теряет и делает сейчас все возможное, чтобы следствию было проще всего доказать именно ее вину в этом деле, понимаешь?

– Откуда такая уверенность?

– Говорю же, я разговаривала с ней. У них с мужем очень сложные отношения. Я тебе как-нибудь потом все расскажу.

– Хорошо, тогда я поехала.

Лиза вручила Глафире конверты с деньгами:

– Заберешь ее и отвезешь в Бобровку.

В Бобровке, на самой окраине деревни, находился дом, принадлежащий Гурьеву, мужу Лизы, в котором она время от времени прятала нужных ей людей.

– По дороге закупи продуктов, возьми канистру для бензина, он может понадобиться для генератора. Смотри там сама, по ситуации…

– Все сделаю. Не переживай. И вообще, Лиза, возьми себя, наконец, в руки!

По дороге в следственный отдел Глафира размышляла о том, как сильно изменилась Лиза, какой стала неуверенной в себе, слабой.

И вдруг, поймав важную мысль, предположение, в каком-то судорожном эмоциональном порыве так резко дернула руль, что чуть не съехала на обочину шоссе. Испугалась, вырулила на положенную траекторию и покатила дальше, с тайной радостью смакуя открытие: Лиза влюблена в этого Леву! Или же была влюблена, но потом благополучно вышла замуж за Гурьева и, скорее всего, позабыла свои чувства к Леве.

Чтобы проверить это предположение, Глафира на свой страх и риск решила съездить к Дине Робертовне и все выяснить. Любопытство, помноженное на желание помочь Лизе и взять большую часть работы на себя, – вот что двигало Глашей, когда она припарковала машину возле подъезда дома, в котором жила мама Левы Северова. От правды, какая бы она ни была, всем будет только лучше, решила она, поднимаясь на лифте и при этом чувствуя, что в какой-то мере предает свою лучшую подругу.

– Дина Робертовна, мне надо с вами поговорить, – сказала Глафира прямо с порога, обращаясь к еще недавно такой чужой, а теперь ставшей какой-то удивительно родной, вызывающей сострадание женщине.

На ней были домашние брюки и майка, из квартиры тянуло теплым запахом подгоревшего молока и горячей каши. Откуда-то из глубины квартиры раздавались веселые детские голоса и смех.

– Пожалуйста, проходите. – Дина Робертовна, увидев Глафиру, о визите которой не была предупреждена, выглядела испуганной. – Господи, надеюсь, ничего страшного не произошло?

– Нет-нет, просто мне надо задать вам несколько вопросов. И еще… Пожалуйста, не рассказывайте о моем визите Лизе. Ей бы это не понравилось.

– Ну, вообще, заинтриговали меня, Глаша… Пойдемте-пойдемте, вот сюда, в кухню, у меня сейчас должен закипеть бульон, нельзя пропустить, знаете ли…

В кухню пулями залетели две маленькие очаровательные крошки в пестрых пижамках, дочки Левы и Геры – Анечка и Катюша. Остановились как вкопанные перед неизвестной гостьей, захлопали глазками. Бабушка дала им по яблоку и отправила дальше играть.

– Это мое счастье, – вздохнула Дина Робертовна. – Не представляю, что бы я делала, если бы Гера их забрала!

– Дина Робертовна, я здесь, потому что переживаю за Лизу. Понимаете, я с ней работаю уже не первый год и знаю, какая она: сильная, решительная, даже, я бы сказала, отважная и очень, очень уверенная в себе. Мы с ней распутали огромное количество самых разных дел, бывали в таких передрягах, сложных ситуациях и практически всегда выбирались достойно… Она всегда знала, что ей делать, как себя вести. Да она вообще – зверь! Не знаю, понимаете ли вы меня…

– Да, у Лизы действительно твердый характер. Она очень сильный и волевой человек. И что же случилось?

– Почему она так сильно переживает за вашего сына? Она очень сильно расстроена, буквально выбита из колеи, на нее тяжело смотреть… Я никогда не видела ее такой… Она говорит, что Лева ведет себя неестественно, раз не защищается… Что Гера тоже исчезла, бросив детей…

– Она права. Это и меня тоже убивает. Словно это и не Лева с Герой, а какие-то совершенно другие люди, которые присвоили себе их внешность.

– И вы тоже так считаете? Так, может, это и не они?

– Ну это я так, абстрактно… На самом-то деле это они. Мне ли не знать своего сына?

– Но вы же не видели Леву после того, как он пропал?

– Я знаю, что он задержан, знаю, что его обвиняют в убийстве какого-то там Рыбина, и знаю, что он молчит. Я хотела встретиться с ним, но мне не разрешили. Глафира, что вы хотите сказать? Что вместо моего сына там, в следственном изоляторе, находится его двойник? Близнец? Человек – точная копия моего Левы? И что это не Гера, а какая-то посторонняя женщина привезла мне моих внучек?

– Да нет, конечно… Уж слишком все было бы сложно. Вообще-то я пришла поговорить с вами о Лизе. Быть может, в прошлом между Лизой и Левой были отношения, которые мешают ей сосредоточиться и начать работать в полную силу? Как вы думаете, что ей мешает взять себя в руки?! Она стала просто как кисель!

– Да, вы правы. Они еще детьми были влюблены друг в друга. Но Лева рос мальчиком тихим и нерешительным и даже когда повзрослел, не нашел в себе силы признаться Лизе в своих чувствах, и они продолжали, как бы это сказать, дружить, понимаете? Просто дружить. Наши семьи были близки, мы часто ходили друг к другу в гости, Жека, Лизина мама, да и я тоже, мы обе надеялись, что наши дети поженятся. Но Лиза так и не дождалась от Левы первого шага, признания, думаю, он элементарно боялся до нее дотронуться… А Лиза выросла быстро, сформировалась, стала очень независимым, храбрым человечком, к тому же красавицей, за которой бегали мальчики… Она всегда отличалась блестящими способностями, острым умом, потрясающей интуицией и твердым характером. Левушка и любил ее, и боялся. Она была как ветер, ураган, который сметает все на своем пути… Лева встретил Геру в провинциальном городке, чистую, тихую девочку, которая воспринимала его как взрослого мужчину, понимаете, а это для Левы было очень важно. А Лиза тем временем встретила харизматичного и сильного мужчину, Диму, который, быть может, увидел в ней более слабое существо, ну, или женщину, равную ему по уровню, понимаете? Мне эта чудесная пара – Лиза и Дима – всегда представляется двумя молодыми и сильными зверями. Я серьезно. В то время, как мой Левушка, который на сегодняшний момент тоже достиг немалого в жизни, устроился и обзавелся своей семьей, домом, представляется мне пока еще не разбуженным, но тоже очень сильным львом, все силы которого направлены не на завоевание, не на борьбу или желание кому-то что-то доказать, а на сохранение своей семьи, отношений с женой. Вся его сила сейчас заключается в любви.

– К Гере?

– В основном, да. Безусловно, он обожает своих дочек, но Гера – это совсем другое. Она для Левы – целый мир!

– А Лиза?

– Лиза? Это другой мир… Это его детство, первые любовные переживания, очень сильные и почти неуправляемые желания, страсть, если хотите.

Глафира вдруг на какой-то момент почувствовала отвращение к себе за то, что поддалась порыву и пришла сюда, в дом, где от нее ждали каких-то новостей, реальных результатов поисков или расследования. А она, получается, приехала к Дине Робертовне только лишь для того, чтобы проверить свои догадки в отношении Лизы и Левы. Какой женский поступок!

Дина Робертовна между тем сняла накипь с кипящего бульона и принялась чистить картошку. Слезы капали на стол.

– Знаете, чему я обрадовалась? Тому, что Лева в полиции, что он жив! Вот так-то вот, Глашенька. А за Лизу не переживайте. Она сейчас такая до определенного момента, пока не увидится с Левой. Они поговорят, и она уже будет знать, как ей действовать. Безусловно, я не расскажу ей о вашем визите. Это не в моих правилах. А еще…

Она подошла к Глафире и обняла ее.

– Знаете, я рада, что у Лизы такая подруга. Никогда не надо стесняться своих истинных чувств. Ведь вы пришли ко мне, чтобы лучше понять поведение Лизы, вы переживаете за нее, так?

– Да, так… Мне очень хочется ей помочь, как-то поддержать, а еще сейчас, когда я знаю всю правду о ней и вашем сыне, я уже не совершу определенного рода ошибок психологического плана. Не наговорю лишнего, не причиню ей боли.

– Думаете, она в душе ревнует Леву к Гере?

– Уверена.

– Любовь – это такое сложное чувство… – проговорила со вздохом Дина Робертовна, продолжая очищать картофелину. – Кто знает, может, ее неудовлетворенное чувство к Леве дает о себе знать?

Глафира, несмотря на поддержку Дины Робертовны, все равно вышла от нее с чувством вины. Помимо того, что она предала Лизу, пусть даже и желая ей добра, она еще потеряла время. Неизвестная ей пока молодая женщина, Даша, страдала в изоляторе, куда ее заперли, словно дикое животное в клетку.

Благодаря личной договоренности Лизы с начальником следственного изолятора Дашу после определенной процедуры выпустили буквально через полчаса.

В дверях кабинета начальника Глафира увидела невысокую и очень худенькую черноволосую девушку в джинсах и черном свитере. Волосы небрежно заколоты за ушами. Лицо бледное, под глазами залегли сиреневые круги. Взгляд карих глаз потухший.

– Я от Лизы Травиной, – сказала Глафира, беря ее за руку. – Пойдемте.

Услышав ее слова, Даша метнула быстрый взгляд на начальника тюрьмы, который, получив помимо официального залога еще и свой конверт с деньгами, сидел за столом с видом человека, нетерпеливо ожидавшего, когда же его наконец оставят в покое со своей нежданной радостью.

Женщины быстро покинули изолятор, Глафира заботливо помогла Даше устроиться на переднем сиденье своей машины.

– Лиза поручила мне вас спрятать. Мало ли… Постарайтесь успокоиться, теперь все позади.

Даша продолжала молчать. Они выехали на главное шоссе города, и машина помчалась в сторону гипермаркета, где Глафира запланировала купить все необходимое для длительного проживания за городом.

– Даша, меня зовут Глафира. Я – помощница Лизы. Я устрою вас в одном тихом месте, где вас никто не сможет найти. За городом. Сейчас мы заедем в магазин и купим продукты и все остальное. Я вижу, что у вас практически нет с собой вещей, ни белья, ничего…

– Мне надзирательница тампоны покупала на свои деньги, мне надо будет ей вернуть… – прошептала Даша, и Глафира, бросив на нее взгляд, увидела, как по щекам ее катятся слезы.

– Вернем! Говорю же: не переживайте! Теперь все позади. Лиза сделает для вас все! Главное, чтобы вы рассказали ей всю правду, тогда будет легче за вас бороться. Все, приехали. Предлагаю вам взять себя в руки и сосредоточиться на покупках. Вы лучше знаете, что вам понадобится. Не стесняйтесь, деньги есть.

Из гипермаркета они вышли, толкая впереди себя тележку, нагруженную всем необходимым. Под конец, когда в нее были уложены продукты, гигиенические средства, белье и немного одежды, Глафира не удержалась и положила два пакета с углем для гриля.

– Все-таки за город едем, можно мясо пожарить на углях…

– Вы действительно считаете, что у меня появится желание есть? Или готовить? – спросила Даша уже в машине.

– Вы поймите, Даша, вам сейчас нужны силы. Я пока еще не совсем в курсе вашего дела, но знаю только одно: Лиза сказала, что вас обвиняют в убийстве соседа, которого вы не убивали.

– Да разве дело только в этом? Кто кого убил… Все это пустое… Ничтожное… Я и тюрьмы не боюсь. У меня вот здесь болит, понимаете? – И Даша осторожно, словно у нее под свитером была рана, положила руку на грудь. – Так болит… Никак не могу смириться с мыслью, что он все забыл, понимаете? Мы же были с ним одним целым, ходили, всегда держась за руки. Мы были невозможно счастливы. Мы пустили друг в друга корни. Я даже и представить себе не могла, что мужчина способен на такую любовь. Я не знала, что такое подушка, потому что всегда спала на его плече, там даже впадинка такая есть, словно специально для моей головы. Мы, ложась спать, складывались в одно целое и засыпали. Как единый организм. Мы были так счастливы!

Глафира слушала молча, сочувствуя Даше и понимая, что никто ей не поможет справиться с болью от потери любви, кроме нее самой.

– Я скажу дежурную фразу, – проронила Глаша осторожно, – но она такая верная: вам надо это просто пережить. Стиснуть зубы и пережить.

– Да-да, – вздохнула Даша, уставившись в окно, словно там мимо нее с дьявольским свистом пролетали все ее несбывшиеся надежды, призраки большой, придуманной ею же самой любви, черные тени того, что прежде было радостью. – Скажите еще, что время все залечит. Конечно, я понимаю, что, если выживу и не свихнусь, то со временем успокоюсь, просто забуду. Но я же буду страдать до скрежета зубовного. Сколько еще бессонных ночей мне уготовано? Переживу ли я физически эту отраву предательством? Не погибну ли?

– Если доверитесь нам, то переживете. Думаю, что радикальная смена обстановки пойдет вам на пользу. Следственный изолятор еще ни на кого не действовал успокаивающе, согласитесь.

– Хорошо…

– У вас есть дети?

– К сожалению, нет. – Даша помолчала немного, потом сказала как бы в продолжение своих пока еще не озвученных мыслей: – Она, знаете, выпить любила…

– Это вы о ком?

– О той, с которой у него связь. Такая грубая деваха, простая, матерщинница страшная… Не понимаю, что он в ней нашел. Причем был бы он у нее один! Она же и с Лешей крутила роман, и с Валеркой Зосимовым, соседом нашим… Не удивлюсь, если выяснится, что у нее еще кто-то есть…

– Как получилось, что заподозрили именно вас?

– В квартире Валерки нашли отпечатки моих пальцев. На стакане. Но у нас дома тоже такие стаканы есть. Может, убийца просто взял и поставил их на стол в кухне Валерки. Да такие стаканы есть почти в каждом доме! Обыкновенные такие, прозрачные, толстого стекла. Ну и на ноже – тоже…

– На ноже, которым убили вашего соседа, ваши отпечатки пальцев? Но это уже серьезно…

– Нож мой, честно. Специальный такой нож для резки мяса. Я понятия не имею, как он там оказался!

– А это точно ваш нож?

– Мне показали его, да, это мой нож, но я ничего не сказала. Просто молчала, и все. Но там, понятное дело, полно отпечатков моих пальцев. К тому же дома-то его нет… Точно, мой. И это так противно… Кто-то стаканы наши с моими следами отнес к Валерке, потом нож…

– А вы-то сами что думаете по этому поводу? Кто убил вашего соседа?

– Понятия не имею! Может, кто из друзей Лешиных, не знаю… У нас часто бывали какие-то знакомые мужа. Некоторые из них знали и Валеру. Я уже мозги сломала, ничего не понимаю. Что я сделала этому человеку, который решил меня подставить?

– А может, это сделала как раз та самая женщина?

– Лариска-то? Может… Я ее не знаю. Видела только, как она к Валерке приходила. Иногда они втроем выпивали – мой муж, Валерка и эта… сука! Теплая такая компания. У меня от всего этого просто голова шла кругом. И когда я спрашивала, как ему не стыдно при жене, которая находится через стенку, проводить вечера в пьяной компании соседа и его подружки, то Леша мне в ответ грубил, говорил, что брак, это, мол, не тюрьма, не каторга. Что он просто отдыхает, расслабляется. Я ему говорю: Леша, ты ведь не был таким, ты был совсем другим. На что он только ухмыляется. А я смотрю на него и думаю: это не мой Леша, не мой… Это какой-то совершенно другой человек. Грубый, распущенный, циничный… Скажите…

– Глафира, – напомнила ей Глаша свое имя.

– Скажите, Глафира, неужели люди действительно способны вот так кардинально меняться?

– К сожалению, да. Но только слабые люди. Так сказал мне один умный человек.

– Ну, уж моего Лешу трудно назвать сильным человеком. Это правда… Знаете, я вот сейчас говорю о нем, и сердце так бьется, бьется…

– Как вы думаете, Даша, кто вас подставил?

– Я не хочу думать, что это Леша… Мне больно, понимаете?

– Все, мы приехали!

Машина въехала в лес и покатила по мягкой, густо устланной хвоей дороге навстречу солнцу, которое дробилось на золотые полосы, освещавшие розоватые стволы сосен. Глафира открыла все окна машины, и в салон ворвался свежий хвойный воздух. Даже Даша как будто встрепенулась, ожила, высунулась в окно и вдохнула большую порцию воздуха.

– Господи, какой воздух!!! Какая красота! И тихо…

Они выехали из леса и оказались в окружении солнечных лужаек, кустов дикой смородины, а прямо перед ними возникла из солнечной дымки избушка, сложенная из выбеленных временем, солнцем и дождями бревен. Покосившийся забор, сломанная калитка, густой мощный бурьян во дворе, высокая молодая березка у самой дороги, пыльные лопухи, одичавшее, с густо переплетенными тонкими ветками вишневое деревце.

И только внимательный взгляд человека, попавшего сюда впервые, мог бы заметить аккуратные, в тон дома, новенькие рамы небольших окошек, сеть электропроводов, тянущихся поверх деревьев к чердаку дома, а также едва заметное мерцание красного огонька спутникового Интернета.

– Вы куда меня привезли? – спросила, нахмурившись, Даша.

– В безопасное место.