Текст книги "Серебряный змей в корнях сосны"

Хизаши сел в углу и раскрыл веер, чтобы разогнать смрадный душок, идущий от мрачных товарищей.

– У тела нет головы, – сказал Куматани.

– Это проблема.

– Может, голова в пустующем храме? – предположил Сасаки и стушевался, когда все повернулись к нему.

– Вы ходили в храм? – спросил Кента. – Почему не дождались нас?

– Кто-то же должен был откопать бедолагу, – ответил за него Хизаши. – И вообще, не припомню, что обещал отчитываться о каждом шаге.

– Верно, не обещал, – неожиданно согласился Куматани. – Тогда я сам схожу к святилищу и посмотрю, что да как.

Мадока недовольно дернул массивным подбородком.

– Кента, ты не можешь оставить это так. Мацумото тебя не слушается.

– Он и не должен. Вы можете мне помогать, как и я вам, но никто из нас не должен подчиняться другому. Понимаете?

Хизаши прищурился, но, как ни старался, не мог найти, к чему прицепиться. Куматани спокойно вернулся к обсуждению дела, Мадока с неохотой, а Сасаки с готовностью его поддержали.

– Староста действительно не был с нами откровенен. Стоит спросить у него, пропадал ли кто-то в Суцумэ в последние пару лет, а еще, почему люди забросили святилище ками в лесу.

Все трое сидели спинами к Хизаши, и тот почувствовал неприятный укол ревности. Кента озвучивал то, что Хизаши и сам собирался сказать, но никто не хотел его слушать, более того, его еще и выставили виноватым. Ну и ладно, вернется змейка, и тогда станет ясно, от кого в группе больше пользы. Слабые – мясо, сильные едят его.

К обеду снова испортилась погода, и днем стало темно, как ночью. Покрывало сизых облаков затянуло небо без единого просвета, воздух застыл, как прозрачная смола. Мадока и Арата задерживались у деревенского главы Ито, а Кента почему-то остался в доме и задумчиво буравил взглядом мешочек с рукой. Грохот грома еще не был слышен, но ощущался в неподвижной тишине, как отголосок горного эха. Хизаши сидел у окна, сквозь щели проникал тусклый свет и рваными полосками падал на истертые татами.

Оба молчали.

Приближение бури ощущалось неотвратимым злом, неподвластным даже богам с небес. Свет за окном тускнел и тускнел, пока все, что можно было за ним разглядеть, не превратилось в зловещую хмарь. Поднялся ветер, и его заунывный свист разбил фарфоровый купол тишины.

– Что-то они слишком долго.

Голос Куматани на мгновение заглушил звуки снаружи, но окончание фразы потонуло в раскате грома. Вспышка молнии очертила его лицо с плотно сжатыми губами, выдававшими волнение. Хизаши его тревога не затронула, однако он тоже подумал, что Мадока и Сасаки должны были давно вернуться.

– Я пойду к старосте. – Кента поднялся и заткнул за пояс меч. – Жди меня здесь.

Он решительно двинулся к выходу, но дверь распахнулась сама, и вместе с ветром и сухой пылью под низкой притолокой, пригнувшись, прошел человек. Он был одет в скромную черную одежду, из-под которой выглядывал идеально белый воротник нижнего кимоно, в одной руке – изящная нагината с более коротким, чем обычно, древком, в другой – тряпичный сверток.

Кента отступил, а Хизаши, напротив, подался вперед. Человеческие глаза видели не так ясно, но чутье не обмануть.

– Что здесь забыл один из Фусин? – спросил он.

Кента недоверчиво посмотрел сначала на Хизаши, потом на незнакомца с нагинатой.

– Фусин? Школа Сомнения?

Наконец незнакомец поднял голову и прямо встретил настороженные взгляды.

– Мое имя Юдай, из рода Учида. Я старший ученик школы оммёдо Фусин.

Их имен он не спросил, застыв гордым изваянием возле гэнкан[23]23
  Гэнкан – прихожая в традиционном японском доме, где оставляют обувь; отделена высоким порожком.


[Закрыть]. Снова сверкнула молния, и темная сетка оконной рамы упала на благородное лицо Учиды Юдая, которое можно было назвать красивым и утонченным, но в раскосых глазах блестела гордыня, и это Хизаши отлично чувствовал.

– Что привело старшего ученика Фусин в деревню Суцумэ?

Учида едва удостоил Кенту взглядом, аккуратно разулся и поставил обувь с краю, после чего сел у стены, скрестив ноги и положив на них нагинату. Сверток лежал рядом, и Хизаши ощущал в нем подавленную темную энергию, нечто подобное, но гораздо слабее, исходило и от парчового мешочка с костями отрубленной руки, что Кента держал подле себя.

Может ли так быть, что две великие школы экзорцизма взялись за одно и то же дело? Заявки тщательно сортировались, ошибка исключена, и, если за расследование бралась одна из школ, другая не должна была вмешиваться без согласия. Хизаши не припоминал, чтобы они соглашались на помощь Фусин. Да и не так много людей не из столицы или других крупных городов стали бы нанимать для работы школу Сомнения, за ними тянулась дурная слава.

– Эй, Учида, – грубовато позвал Хизаши. Юноша не повернул головы. – Ты глухой?

– Подожди, – жестом прервал его Кента и встал перед незваным гостем. – Мы младшие ученики из школы Дзисин, Куматани Кента и Мацумото Хизаши. Старшие отправили нас изгнать то, что пугало людей в деревне Суцумэ. А что привело тебя?

Юноша поднял на него тяжелый, как небо за окном, взгляд.

– То же самое. Но не в Суцумэ.

Хизаши ухватил тот миг, когда Учида отвлекся на Кенту, и метнулся к оставшемуся без присмотра подозрительному свертку.

В грудь ему уперлось острие нагинаты.

– Слухи о вашей школе оправдывают себя, – произнес он ровным голосом. – А детеныш лягушки сам является лягушкой[24]24
  Детеныш лягушки сам является лягушкой – японская идиома, близкая по значению к «Яблочко от яблоньки недалеко падает».


[Закрыть].

– Ты… – Хизаши дернулся и едва не порезал сам себя. – Выражаешься учено, только вот лягушка в пруду не знает большого моря.[25]25
  Лягушка в пруду не знает большого моря – японская идиома со значением «Люди делают суждения, основываясь только на собственном опыте».


[Закрыть]

Лезвие отдалилось, и оружие снова спокойно легло на колени оммёдзи из Фусин.

– Верно, – кивнул он. – Но это так же относится и к вам двоим.

Кента переводил растерянный взгляд с одного на второго, не решаясь вмешаться. Игра словами была не по его части.

– Так что ты делаешь в Суцумэ? – наконец, спросил он, пока Хизаши потирал едва заметный красный след на горле. – Это связано с тем, что лежит в твоем свертке?

Тогда Учида Юдай впервые поднял голову и прямо посмотрел на Куматани. Вспышка молнии осветила его надменное красивое лицо с густыми бровями вразлет, придав ему зловещий и неподвижный вид маски театра Но.

– Смею предположить, в вашем парчовом мешочке тоже сокрыто нечто необычное.

Словно откликаясь на догадку, мешочек дернулся, и в ту же секунду дом до самого основания сотряс раскат грома. Его отголоски еще долго глухим эхом отдавались с разных сторон, и, казалось, реву одного горного великана отвечало множество других.

И хлынул дождь.

Хизаши почувствовал неладное первым. Нечеловеческим чутьем уловил ржавый запах, впитывающийся в землю вместе с потоками дождевой воды. Следом подобрался Куматани, скользнул ладонью по ножнам Имы и кивнул. Вместе с Хизаши они выбежали на покосившееся крыльцо и застыли от удивления. Из набухших туч вперемешку с дождем лилась кровь. Последним вышел Учида Юдай и стукнул пяткой копья по рассохшимся доскам.

– Все слишком серьезно. Необходимо уведомить ближайшее управление Фусин.

– Это дурной знак, – Кента протянул руку, и в ладони собралась красная лужица. – Нельзя больше откладывать, идем в святилище немедленно.

– Вы сумасшедшие, – сказал Учида. – Нельзя действовать без одобрения школы. Это не ёкай, не злой дух, даже не акума. С демоном младшим ученикам не справиться.

Хизаши, еще секунду назад озадаченно размышлявший, как избежать лишней работы, вдруг развеселился.

– Если ученики Фусин могут работать только по инструкции, то можешь подождать нас тут. Возможно, мы даже поделимся информацией, когда со всем покончим, чтобы тебе было что написать в отчете.

Куматани их уже не слушал. Вернулся в дом и оттуда взволнованно позвал:

– Хизаши!

Хизаши прервался на полуслове и побежал на зов, с небольшим опозданием заметив, что тело отреагировало быстрее головы.

Куматани с огорченным лицом стоял посреди единственной комнаты.

– Рука пропала.

Учида кинулся на поиски свертка, но и того на месте не оказалось. Кто-то украл обе вещи.

– Как нам теперь узнать, кто был хозяином отрубленной руки? – сокрушался Куматани. – Его душа так и останется во власти обиды и гнева.

– Не о ней надо думать, а о том, как ты будешь оправдываться за проваленную работу, – проворчал Хизаши.

– Рука? – переспросил забытый обоими Учида. – В вашем мешочке была человеческая рука?

– Верно, – кивнул Кента. – А в твоем свертке?

– Голова.

Хизаши закатил глаза, но Кента не позволил ему дать волю языку.

– Как жаль, что мы не успели поговорить о деле, тогда бы смогли провести допрос головы.

– Вы уже умеете проводить допрос?

– В Дзисин много времени уделяют практике. А ты разве не умеешь?

На скулах Учиды заиграл гневный румянец.

– Разумеется, умею. Но заклятие не подействовало, и мне пришлось отправиться в направлении, которое голова указывала, и оставить товарищей. Наверное, для проведения допроса не хватало… частей.

– Или твои умения не настолько выдающиеся, как красота, – не удержался Хизаши.

– Для оммёдзи внешность не имеет значения!

Хизаши легко выдержал испепеляющий взгляд, но руку с пояса на всякий случай не убирал. Куматани перестал нервничать и ударил кулаком по раскрытой ладони.

– Надо идти в святилище, уверен, там мы найдем ответы на все вопросы.

* * *

Кровавый дождь длился недолго и закончился, оставив после себя неприятный запах железа и бурые лужицы в земле. Раскаты грома стали чаще, а молнии ярче, и Хизаши, наконец, увидел в странностях погоды второй знак, указывающий на демоническое присутствие, а они его проморгали. Хороши оммёдзи, ничего не скажешь.

– Кто-то должен остаться и сообщить Мадоке и Сасаки, куда мы направились, – опомнился Кента.

– На меня не смотри, – развел руками Хизаши. – Мне совесть не позволяет оставить тебя наедине с этим подозрительным фусинцем.

– Он не подозрительный.

– Я не по… Твои слова оскорбительны! – нахмурился Учида Юдай и закинул нагинату на плечо. – Позже я потребую извинений, но сейчас нет времени на разговоры.

– Тут я с ним согласен, – сказал Хизаши и веером указал на небо. – Хотя и не горю желанием лезть они в пасть.

– Рисковать собой ради защиты невинных людей наш долг как экзорцистов, – напомнил Учида, и Кента быстро кивнул.

– Верно сказано. Мадока должен сам догадаться, где мы, поэтому поспешим.

Они с Учидой, не сговариваясь, одновременно развернулись, а Хизаши оттянул рукав хаори и погладил выглянувшую оттуда треугольную змеиную головку. Змея довольно зашипела.

– Хорошо, – кивнул Хизаши. – Спасибо за работу.

Он догнал товарищей на полпути к тайному лазу в заборе. Всполохи зарниц превращали ночь в день, и уже не вспомнить, что солнце еще даже не начало путь к закату. Кента то и дело теребил гладкие агатовые бусины, охватывающие шею, пока Учида открывал проход. Вскоре деревня осталась позади, а под ноги легла заросшая тропа, уводящая все глубже в лес. Лес, который имел две стороны, и пусть другие видели лишь то, что доступно человеческому взгляду, оба были напряжены, а Куматани замедлил шаг, всматриваясь в землю под ногами.

– Что с этим местом произошло? – пробормотал он. – Оно такое… грязное.

– Сасаки сказал то же самое.

– Сасаки видит больше, чем говорит, – вздохнул Кента. – Но я не думал, что все настолько плохо. Почему люди допустили такое?

– Лучше спроси, почему земля осквернена и куда смотрел местный ками.

– Его здесь нет, – хмуро произнес Учида, и пальцы сильнее сжались на древке копья. – Давно. Люди не могли этого не заметить.

– Верно. Значит, они или непроходимо тупы, или сами причастны к осквернению святилища.

Кента не мог не признать, что в словах Хизаши есть смысл. Он всегда в первую очередь старался верить в лучшее, а вот Хизаши не было нужды верить, он просто знал, что если дурное может случиться, оно непременно случится.

– Наверняка в деревне не подозревали, что все зашло так далеко, – попробовал он оправдать виновных, но уже не так уверенно, как обычно.

– Виновники будут наказаны, – жестко произнес Учида. – Идемте, надо покончить с этим.

Хизаши похлопал Кенту по плечу и, заложив руки за спину, не спеша пошел за Учидой. А лес меж тем становился все безобразнее. Темная энергия черными потеками сползала с ветвей, как густая смола. Вдохнешь, и она попадет внутрь и отравит сердце. Хизаши принялся обмахиваться веером, с любопытством посматривая из-за его края на то, как меняется лицо Куматани. Он перестал дергать бусины и одну руку опустил на рукоять меча, а вторую держал за пазухой, перебирая талисманы. Его голова странно дергалась, словно бы он прислушивался к чему-то, и Хизаши знал, к чему. По мере приближения к храму деревья начали говорить. Звуки эти были похожи на стоны обреченных душ, то высокие, то едва слышные, мужские и женские, детские и взрослые, они сбивались в один беспокойный шепот, накатывающий со всех сторон подобно морскому прибою. Слышал ли его Учида? Если и так, то он продолжал уверенно идти вперед, не отвлекаясь ни на миг. Хизаши прищурил левый глаз и правым видел его искрящейся белой фигурой, полной внешней благодетели. Фусин. Они всегда строили из себя святых. Этот юноша был старше Куматани, но крови на нем было меньше. Хизаши не терпелось узнать, каким станет его красивое лицо, когда он столкнется с тем, что затаилось в стенах загрязненного святилища.

Тропа пошла вверх, появились камни по ее границам. Учида остановился в паре шагов от старой тории и уперся пяткой копья в землю.

– Впереди источник скверны.

– Демон, – прошептал Куматани.

– Верно, – Хизаши щелкнул веером и прижал его к губам. – Страшно?

– Мацумото останется здесь, безоружным нечего делать в битве.

– Нет, – одновременно возразили Кента и Хизаши, но продолжил один только Кента: – Он пойдет со мной, и он не безоружен, просто… Просто у него другие методы.

Ветви деревьев качнулись под порывом ветра, который принес холод, капли дождя и призрачный жуткий смех. У вросших в землю столбов тории заклубился туман.

– Разве Дзисин не кичится своей силой?

– Спорим на три чашки риса, что от меня с веером будет больше пользы, чем от тебя с копьем?

– Победа в этом споре не принесет мне славы.

– Ты такой скучный.

На плечо опустилась тяжелая ладонь, и Кента напомнил:

– Мадока и Сасаки придут на помощь, но пока мы можем надеяться только на себя. Давайте отложим споры и ссоры на потом?

– Ты тоже скучный, Куматани, – пожаловался Хизаши и повел плечом, скидывая его руку. – Тогда я пойду первым.

Но Учида снова его опередил. Шагнув под перекладиной ворот, он словно бы исчез из этого мира, туман поднялся белесой стеной и скрыл человека с глаз.

Куматани плотно сжал губы и ступил следом, но Хизаши остановил его за рукав.

– Не спеши так. Кто-то помогает растерзанному телу собраться воедино, и этот кто-то – человек из плоти и крови. Думаю, деревенский глава к этому тоже причастен, но едва ли только он.

– Почему ты говоришь это именно мне?

– Потому что Учида из Фусин, они живут ради наказания виновных, а ты, если увидишь живого человека, сразу размякнешь. А если демона призвала Марико-тян?

– Нет, она не могла бы…

– Вот! – Хизаши разочарованно отпустил его. – Об этом я и твержу.

Кента открыл рот, чтобы снова возразить, однако передумал и порывисто поклонился.

– Спасибо за заботу!

Когда и он скрылся в тумане, Хизаши пожалел о приступе человечности, что накатил на него так внезапно. Разве он не собирался доказать, что даже такие люди, как Куматани Кента, способны на зло? Почему решил предупредить его?

– Я еще об этом пожалею, – пробормотал Хизаши, сложил пальцами свободной руки печать барьера и нырнул в белое густое облако.

Порог святилища возник перед ним внезапно, словно перенесся со своего места. Здесь не было ни ветра, ни звука, ни движения. Симэнава с бумажными оберегами на ней была порвана посередине и двумя безжизненными змеями болталась до самой земли. И только один звук – плач младенца – внезапно нарушил застывшую тишину момента. Хизаши медленно поднялся по ступеням и замер возле двери. Ощущение зла за ней достигло предела.

Ребенок плакал, и его надрывный крик был настоящим.

Хизаши вошел во внутреннее помещение храма и едва успел прикрыть лицо веером – поток ледяного воздуха ударил в него и вышвырнул на улицу. Створки дверей с громким стуком закрылись, и все снова заволокло неестественной тишиной. Хизаши поднялся на ноги, отряхнулся и спустился с крыльца.

Весь мир делился по уровням на подземный мир демонов – Ёми, царство смертных и небесный мир – Такамагахара. Но кроме этого, существовал иной мир – теневая сторона, – наводненный неприкаянными призраками и отражающий изнанку всего, что окружает людей. Видеть его могут те, кто связан со смертью, шаманы-итако, общающиеся с душами мертвых. И для таких, как Хизаши, граница между этими мирами была не толще рисовой бумаги. Но если где-то здесь потеряются Кента и Учида, пути обратно им не найти.

Хизаши опустился на землю, скрестил ноги и припомнил слова древнего заклинания, имеющего власть над границами миров. Пока горит талисман, написанный его кровью, слова, звучание которых забыто в веках, будет разгонять туман. Течение ки в теле ускорилось, энергия согрела замерзшие пальцы, и тонкая бумажка офуда вспыхнула голубым пламенем. Хизаши закрыл глаза и погрузился в транс.

– Надеюсь, тебе никогда не пригодятся эти знания, Ясухиро. Но если тебе придется выживать без меня, запомни каждое слово. Слышишь? Демоны жестоки, ёкаи коварны, боги безразличны, но страшнее всего люди, Ясу-чан. Бойся их, не доверяй им. Вот оно, истинное зло под облаками.

Тихо шуршала бумага, потрескивало пламя в масляной лампаде. Приходилось щуриться, чтобы в ее неверном свете разглядеть замысловатые символы на ветхом свитке. А голос все отдалялся, повторяя одни и те же предостережения. И все это как будто когда-то было. Когда-то очень давно, а может, и никогда…

Свист клинка, рассекающего воздух прямо перед его лицом, встряхнул Хизаши. Офуда догорел, и течение ки в теле успокоилось. Перед глазами возникла спина Куматани, а ноздри затрепетали, вдохнув запах свежей крови.

– Хизаши! Как же вовремя!

Что-то налетело на него, не дав продолжить. Клочки оседающего тумана разорвало острие нагинаты, и с другой стороны от Хизаши появился Учида Юдай. Его лицо усеивали черные брызги – быстро застывающие разводы негативной энергии, облеченной в физическую форму. Хизаши вскочил и тогда увидел, против чего сражался Куматани.

Это был человек. Когда-то он был человеком. Сейчас же, искаженный мучительной смертью, темным колдовством и демонической энергией, он походил на изломанную и кое-как собранную обратно куклу-марионетку. Хизаши видел представления кукольных театров, помнил, как за ширмой рвано дергаются длинные конечности, управляемые ловкими пальцами кукловода. Существо перед ними сейчас было похоже на тех кукол, только сшитое из кусков давно мертвой плоти. Толстые нитки стягивали вместе туловище с выступающими из-под лохмотьев кожи ребрами и конечности. А те нити, что удерживали правую кисть и голову, еще не успели потемнеть. Хизаши с содроганием взглянул в лицо чудовища, но увидел лишь завесу редких спутанных волос. Но вот голова резко дернулась, открыв одну половину, изъеденную жуками, и вторую, совсем лишившуюся плоти. Из пустых глазниц на Хизаши уставились гладкие камни с царапинами ритуальных символов.

– Берегись!

На плечо навалилась тяжесть, и Хизаши отлетел в сторону. Куматани скатился с него, с мерзким скрежетом принимая удар ржавой мотыги на меч. Учида раскрутил нагинату и нанес удар сверху, точно в стык между плечом и рукой. На мгновение показалось, что чудовище потеряло ее, но нитки растянулись и с силой вернули конечность на место. Жуткий рев сотряс воздух, и мотыга едва не выбила копье из руки фусинца.

– Ты в порядке? – спросил Кента, и его горячая ладонь легла на локоть и потянула Хизаши вверх. – Мы пытались войти в храм, но появилось это существо. Это демон?

Учида выставил древко перед собой, защищаясь от мощного удара. Прямо на глазах чудовище увеличилось в размере, став выше Учиды сразу на три головы. Если так пойдет дальше, даже у троих оммёдзи не останется шансов.

– Его что-то подпитывает, – понял Хизаши. – И оно в святилище. Идите туда.

– А ты?

– Попробую его задержать до прихода подмоги.

Кента кивнул и побежал к ступенькам храма. Хизаши достал огненный талисман, подбросил в воздух и легко взмахнул веером, отправляя его в полет. Бумажка приклеилась к затылку чудовища, и оно взвыло, забыв об Учиде.

– Мог бы и сам догадаться, – хмыкнул Хизаши, опередив слова благодарности. – Но это ненадолго. Помоги Куматани внутри, главное будет происходить там.

Учида не стал задавать вопросов или предлагать помощь, сразу бросился к ступеням, а Хизаши остался один на один с разъяренным бакэмоно. Камни в глазницах заворочались, создавая впечатление, что мертвый взгляд преследует Хизаши.

– Ты хочешь освободиться? – спросил Хизаши. Монстр взревел. – Что ж, я тоже.

Хизаши прижал пальцы к губам и произнес короткое заклятие, активирующее начертанную на обратной стороне веера кикё-фуин, пятиконечную звезду, изгоняющую зло. Двери святилища уже захлопнулись за его спиной, и Хизаши больше не нужно было сдерживаться. Этот бакэмоно был создан неумелым колдуном, в нем не было изящества, лишь грубая сила в страдающем, обреченном на вечное гниение теле. Хизаши сделал шаг вперед, перетекая с места на место и отмечая каждое частью своей внутренней ки. Мотыга, такая несуразно мелкая в длинных руках, безуспешно пыталась догнать ловкого оммёдзи, будто танцующего в обрывках тумана.

Семь шагов, семь звезд на небе, семь слов в древнем заклятии. Произнеся последнее, Хизаши сорвался с места и закружил вокруг монстра, раскрытый бумажный веер порхал, подобно белой бабочке, оставляя после себя тонкие, как волосы, порезы, рассекающие мертвую плоть до самой кости. Заклинание Семь шагов, Ситисэй, приковало монстра к месту, он пытался уклониться, но ему не хватало подвижности, в конце концов, кукла остается куклой, будь она из дерева, бумаги или гниющего мяса. Хизаши окружил его офуда со знаками звезды сэман, и темная энергия начала покидать тело.

Хизаши подошел к упавшему на колени бакэмоно и ткнул пальцем между выступающих надбровных дуг.

– Мацумото Хизаши освобождает тебя. Кай!

Нити порвались одновременно, и чудовище упало под ноги Хизаши безжизненной грудой.

В святилище громко закричал ребенок и резко замолчал, едва крик достиг наивысшей точки. Для Хизаши время растянулось, но в действительности его битва была скоротечной.

Святилище окутала черная дымка. Злоба, распространявшаяся от тонких стен, была похожа на щупальца осьминога, такие же гибкие и холодные. Хизаши остановился возле дверей, надеясь услышать еще хоть что-то, но внутри словно не осталось ничего живого.

Учида Юдай был прав, это не дело для младших учеников, но Хизаши не один из них. Он – нечто большее.

Створки разъехались, и звуки хлынули на Хизаши все разом: пронзительные женские вопли, крик ребенка, глубокий голос Кенты и резкий, острый, как лезвие нагинаты, голос Учиды. К ним добавлялся свист ветра, раскручивающий черную воронку дыма в центре помещения, а ее источник – восьмиконечная звезда с грубыми мазками крови, которые складывались в заклинание призыва. Младенец, завернутый в грязные тряпки, лежал в самом центре, исходя плачем. Его мать на коленях взывала к силам, побороть которые ни Куматани, ни Учида не могли.

– Мертвое вернулось к мертвому! – громко произнес Хизаши и бросил на пол гладкие камешки-глаза. Они со стуком покатились по доскам, пока не замерли перед замолчавшей женщиной.

– Отец?..

Она сгребла камни и поднесла к лицу. Ее пальцы дрожали, и когда ветер стащил с нее платок и растрепал поседевшие волосы, стало ясно, что она не так уж стара, но ее лицо изуродовано старыми шрамами, следами от огня.

– Так это был твой отец? – ужаснулся Куматани. – Как можно было сотворить с ним такое?!

Безумный взгляд остановился на нем, и в широко распахнутых глазах не было ни капли раскаяния.

– А им? Им всем было можно? Им можно?!

Она расхохоталась, и смех был подобен вороньему карканью, пока не превратился в плач. Мать и ребенок плакали вместе, но с разных сторон колдовского круга.

Учида провел двумя пальцами по лезвию нагинаты и с криком обрушил его на ближайший к нему угол звезды. Свечи вокруг вспыхнули ярче солнца и разом потухли, но кровавое сияние зловещих символов не дало тьме сомкнуться. Демоническая энергия рванулась к потолку, запуталась меж деревянных балок и ринулась вниз, метя в грудь уставшего от слез младенца. Куматани оказался быстрее, и ритуал окончательно был испорчен.

Стемнело, ветер превратился в ураган, готовый сорвать кожу с лица и вырвать волосы. Хизаши потерял даже способность видеть мир иным зрением – все погрузилось во мрак и холод. Внезапно кто-то схватил его за запястье, и Хизаши почувствовал тепло.

– Забери ребенка и уходи, – шепнул Кента. Что-то шевелящееся и теплое сунули ему в руки. – Уходи!

Хохот пронесся под крышей, и свечи замерцали синим огнем.

– Он обещал исполнить мои желания, – тихо начала женщина, и ее покачивающаяся на носочках фигура мало напоминала живого человека. – Дал знания и силы, чтобы наказать их всех. Я… разве я не имела на это право?

Она едва касалась пола, и Хизаши четко видел черные нити дыма, обвивающие ее худое тело.

– Кому ты мстишь? – спросил Учида.

– Тем, кто убил моего отца. Тем, кто лишил меня чести. Тем, кто забрал мою жизнь и предал огню молодость.

– Это кто-то из Суцумэ? – спросил Кента.

– Это вся Суцумэ. Каждый в деревне должен умереть!

Зло снова набирало силы, но ему все еще нужна была жертва.

Хизаши попятился к выходу.

– Ты пыталась призвать в мир демона из глубин Ёми. – Учида направил на нее острие копья. – Ты превратила своего отца в бакэмоно и натравила на людей, виновны они или безвинны. По законам школы оммёдо Фусин ты достойна равнозначного наказания. Ты станешь пищей для зла, с которым связалась.

– Нет!

Кента встал между ним и одержимой женщиной и раскинул руки.

– Немедленно уйди.

– Ты не можешь сам вершить суд! – воскликнул Кента. – Мы должны уничтожать нечисть, не людей!

– Разве она человек? Взгляни же. Она насквозь пропитана негативной энергией. По законам Фусин, я имею право воздать виновному за содеянное в равной степени.

– То есть ты дашь демону поглотить ее душу?

– Это будет справедливо.

– Мы не в Фусин. – Кента обеими руками крепче сжал рукоять Имы. – Я не дам тебе убить человека.

Хизаши стоял уже возле самого выхода, но не уходил из любопытства. Куматани впервые столкнулся с философией школы Фусин лично, и это было интересно. Однако они тратили время, а дело еще не было завершено.

– В последний раз прошу, уйди с дороги, Куматани Кента.

– И не подумаю.

Женщина громко расхохоталась, ее смех расщепился на десятки других голосов, и Хизаши понял, что момент упущен. Они проиграли.

И тут двери за его спиной раскрылись, и вместе с сумрачным светом в храм ворвался человек.

– Ацуко! Ацуко, остановись, они убьют тебя!

Деревенский глава Ито упал на колени и заплакал. За его спиной стоял Мадока, а Сасаки уже был рядом с Хизаши и осторожно забирал у него сверток с младенцем.

– Ацуко! Мы больше не можем это продолжать!..

Появление старосты нарушило контроль демонической силы, и в глазах Ацуко появилось понимание. Она обвела взглядом пустой зал с разрушенным алтарем и разбитой табличкой с именем ками, и розовые шрамы на ее лице уродливо сморщились.

– Аааа! – протяжно закричала Ацуко. – Я не хочу! Я не хочу!

Щупальца черного дыма сомкнули кольца вокруг нее, и женщина зашлась воплем боли. Страх был почти осязаем, он стягивал кожу застывшим воском и забивал горло. Хизаши толкнул Сасаки к выходу, а Мадока выставил перед собой длинный меч, готовый к сражению.

Однако никому больше не пришлось пускать в ход оружие и магию. Ацуко завыла, а потом выхватила простой охотничий нож и вонзила себе в живот. Стены святилища сотряслись, и вместе с кровью, покидающей женское тело, слабела и сила демона. Он не получил ту жертву, что была ему обещана, вместо этого смерть призывающей навсегда закрыла для него эту дверь в смертный мир.

Хизаши опустил руку и едва слышно выдохнул.

Все закончилось.

– Доволен? – спросил Кента и убрал меч в ножны. – Такого исхода ты хотел?

Учида не ответил, и в его глазах отражалась лужа крови, яркая, как пламя, и так же быстро гаснущая, как жизнь, которую она с собой уносила. Куматани опустился на колени перед Ацуко и взял за испачканную в красном тонкую кисть.

– Мой ребенок… – прошептала женщина. – Мой Осаму… Он…

– Он жив, – Кента сильнее стиснул слабеющую руку.

– Хорошо. Я ошиблась. Я… я так ошиблась.

– Ацуко!

Хизаши посторонился, пропуская старосту. Он упал на колени рядом с Кентой, роняя слезы.

– Ацуко! Почему мы не остановились раньше? Почему все зашло так далеко?

– Он обещал помочь, велел молиться своему богу, – прошептала женщина, и ее глаза медленно стекленели. – Но я ошиблась. Я так… так…

Хизаши отвернулся, вдруг ощутив ужас оборвавшейся жизни – чужой, ничего для него не значащей, никчемной жизни. Но сердце больно сдавило, будто напоминая, что и его жизнь теперь конечна, и он теперь стоит на одной чаше весов с этой женщиной. Отвращение пополам с отчаянием наполнило его грудь, и он поспешно покинул святилище и остановился только под старой торией.

Где есть жизнь, непременно будет и смерть. Для Хизаши это не было откровением, однако он впервые почувствовал, что на самом деле означает быть человеком. И ему совсем не понравилось.

– Мацумото! Эй, Мацумото!

Хизаши вернул на лицо легкую полуулыбку и повернулся к Мадоке. Казалось, тот был смущен чем-то.

– Я подумал, Куматани там и сам справится, да? – спросил он, не будучи заинтересованным в честном ответе. – Знаешь, это все так неправильно. Женщины не должны заниматься местью.

– Даже если их родных разрубают на куски и закапывают в грязи в разных местах?

Мадока насупился, скрывая испуг.

– Месть не женское дело. Женщина должна нести жизнь, а не забирать.

– Много ты знаешь, – фыркнул Хизаши и посмотрел ему за плечо. По тропинке спускалась целая процессия, во главе Куматани с телом Ацуко на спине, за ним понуро брел староста, чуть позади Сасаки с ребенком, а Учида отстал сильнее всех, хмурый и отстраненный даже больше, чем в тот момент, когда впервые вошел в дом на окраине деревни.

– Ито-сан хочет нам кое-что рассказать, – сообщил Куматани и устало улыбнулся. – Мы все хорошо поработали, пора вернуться в деревню и узнать, как все произошло.

Хизаши пропустил их, но не стал дожидаться Учиду. Злорадствовать над ним вдруг стало совсем не интересно.

Марико-тян разлила по чашкам травяной отвар и ушла. Хизаши лично повесил над входом печать тишины и так и остался стоять возле двери. Дом старосты Ито пах горько – сухой полынью – и сладко – давней болезнью. Хизаши почувствовал это только сейчас.