Текст книги "Кроме меня, кроме неё"

8

Не хотел идти на эти песни-пляски. Что я там забыл? В последний момент из дому выскочил. Подумал, хоть просто постою, посмотрю на нее. Диманто не в теме, он в другой школе учится. А у нас с этим строго: чужих не пускают. Так что у меня гарантия есть, что вдвоем я их там не увижу.

В зал зашел – и сразу в конец, чтобы весь обзор передо мной открылся. Вижу, Синица недалеко топчется и еще пара пацанов из нашего класса. Махнул им – скучковались.

Чуваки из Славикова класса прикольно пародию на «Ка́меди» замутили. Давно я так не смеялся.

А потом свет выключили, музыку врубили. Толкотня началась. Девчонки танцуют, пацаны дрыгаются. Иринку сразу разглядел. Марина где-нибудь рядом должна быть. И чего высматриваю? Так, ради любопытства. Хотя кого я обманываю? Очень ее увидеть хочу.

Да вот же она. И как я сразу не заметил? Все в платьях с блестками, переливами или цвета «вырви глаз», а она в джинсах и черной кофточке. Какая красивая! Необыкновенная! Независимая ото всех, от любого чужого мнения. И даже двигается как будто в ритм какой-то своей внутренней музыке. Невозможно взгляд оторвать! Все – как одна большая пестрая масса, дергающая синхронно руками и ногами. Кроме нее…

Пацаны наши рядом зажигают. Пойти, что ли, к ним присоединиться?

Стоим спиной к спине. Она в своем кружке, я – в своем. Каждый раз пытаюсь задеть слегка, чтобы обратила внимание. Вот плечи ее чувствую. Пячусь чуть назад, спиной прижимаюсь, пытаюсь с ней в один такт попасть. А она отходит от меня дальше и дальше.

Понятно все. Зачем дальше распыляться?

Встал снова у стенки и издалека наблюдаю. Еще и медляк начался. А она смотрит на меня, не скрывает даже. Наверное, проклинает мысленно, думает: «Вот какой наглый!» А я бы давно в сторону отвернулся, да не могу. Не могу налюбоваться на нее…

Так и проглядели друг на друга всю песню… Надо было пригласить. Что-то я совсем загнался! Откажет так откажет. Успокоюсь – хотя бы попытался. Решено! На следующий танец приглашу.

На часах без трех минут восемь. Все. Это сто процентов последний танец. Не вижу ее нигде. Продираюсь сквозь толпу, выискиваю взглядом, а все без толку. Ушла, что ли, уже? Нет, Иринка со Славиком танцуют. Черт! Даже Синица с какой-то десятиклассницей.

Вот и все. Свет зажгли. Вижу – стоит у дверей с подружкой.

Но уже поздно…

Утром в коридоре около актового зала толкотня. Видно, собрание или опять какое-то очередное мероприятие. Протискиваюсь и бегу дальше, пытаясь догнать Синицу, который рвется поскорее в кабинет информатики. У него сегодня засада какая-то, только на полчаса после уроков задержаться может. Поэтому его нервяк стегает. Тридцать минут игры в «Майнкрафт» – на вес золота. Вот и несется сломя голову к компам.

Почти догоняю. Вдруг вижу, в конце коридора, прямо перед самым поворотом к кабинету информатики, Марина стоит.

Внутри все заныло.

Хотел отвернуться и сделать вид, что не заметил… Ну Марина и Марина. Подумаешь! Сколько еще таких Марин в нашей школе ходит? А сам не могу взгляда оторвать.

Сумку на плече поправляет постоянно, руки тоненькие, как веточки. И плечо под тяжестью куда-то вниз уехало. Что они в свои сумки набивают? Кирпичи?

Вот уже почти поравнялся. Сейчас обернется и увидит меня.

– Никитос! – орет Синица и машет мне рукой, чтобы поторапливался.

Марина бросает на меня мимолетный взгляд и улыбается. Слегка так, совсем чуть-чуть.

– Привет. – Останавливаюсь зачем-то около нее.

Она глаза опускает. Смущается, что ли?

– Привет, – отвечает.

Пытаюсь вспомнить: а слышал ли я раньше ее голос? Кажется, нет. Только тогда, у них дома, «здра-сте». А он приятный. Только тихий очень. Но разве это плохо?

Почему я не жесткий диск или хотя бы не диктофон? Записал бы сейчас ее «Привет» и постоянно нажимал на «плей». Хоть миллион раз подряд. Мне бы не надоело. Никогда.

Черт! Я же все еще смотрю на нее, как идиот.

Как будто очухиваюсь потихоньку. Надо что-то спросить. Но что? Как назло, ничего умного в голову не приходит.

– А ты в «Майнкрафт» не рубишься? – вылетает первое пришедшее на ум.

– Что? – спрашивает и улыбается уже совсем по-другому. Более естественно, что ли.

– Никитос, – выглядывает из кабинета информатики Синица и, засучив рукав свитера, тычет пальцем в часы, – долго ждать?

Пячусь назад пару метров, потому что не могу оторваться. А она все еще улыбается. Мне улыбается. Все бы на свете отдал, чтобы снова увидеть ее улыбку! Только после этого поворачиваюсь и захожу в кабинет, уже не оглядываясь.

Да что такое происходит? Веду себя, как придурок, и ничего поделать не могу. Даже со Светкой все нормально было. Со Светкой! У которой ноги от ушей и все везде при делах. Подбивал клинья без всяких закоряк, еще умудрялся параллельно мутить с Дашкой из второго подъезда. Только когда зажимались, конечно, крышу сносило. А тут одного взгляда достаточно, и меня подкашивает.

Какой там «Майнкрафт»? Протупил все оставшиеся двадцать минут. Все ждал, когда из Синицыного плена вырвусь.

Выходим. Никого уже в коридоре нет. В кабинет соседний заглядываю, у которого Марина стояла, – урок идет. Математичка на меня уставилась грозно и кивает, чтобы закрыл дверь с той стороны. А я все шарю глазами по классу, пытаюсь увидеть ее. Но нет. Это уже вторая смена, кажется.

Домой я обычно по Набережной возвращаюсь. Дорога прямая, только школу обойти нужно. Можно еще дворами пройти – вроде так даже короче, но я не люблю. А сейчас иду. Иду и по сторонам осматриваюсь. А вдруг где-нибудь по пути Марину встречу? Она наверняка этой дорогой ходит. Пара дворов, перекресток и еще дворы. А там и ее дом. Минут семь, если не спешить.

Прохожу мимо девятиэтажки и кошусь на окна, как будто уже по инерции. А потом на беседку смотрю. А ведь позавчера я их здесь увидел…

Угодил белыми кроссовками в грязь. Только утром намывал и вот… вляпался! Настроение сразу упало. Неужели из-за кроссовок? Нет, кажется…

– Как дела в школе? – интересуюсь у Насти, когда она вечером снова за тетрадки усаживается. – Никто не обижает?

– Меня? – улыбается она и смотрит пристально. – А кто меня обидеть может?

Ха! Скажет тоже!

– Да кто знает. Мало ли? – пожимаю плечами, типа – без задней мысли спросил.

И вижу, как она из сумки футляр от очков достает, а там, среди всякой макулатуры и прочей ерунды, шоколадка торчит. С орехами.

Вообще я равнодушен к сладкому. А тут так захотелось, даже под ложечкой засосало. Еще и мать что-то ужин никак не приготовит.

– Угостишь? – спрашиваю и киваю на сумку.

– А, да. Конечно.

Ковыряется растерянно в своей сокровищнице и протягивает шоколадку.

– Мне кусочек.

– Забирай всю, – не отрываясь от тетрадки, отвечает. – Я такую не люблю.

– А зачем тогда покупала?

– А я и не покупала. Это меня Иван Сергеевич угостил.

– Историк? – искренне удивляюсь я.

Вообще историк у нас зачетный. Тоже молодой специалист. Но, наверное, постарше Насти, так как аспирантура за плечами. У меня и интерес-то к истории ни с того ни с сего после его прихода нарисовался. Раньше, до девятого класса, только мух считал, когда Варежка (Варвара Михална) у нас этот предмет вела. Она уже совсем старая была, из ума выжила. Могла из урока в урок один и тот же параграф тарабанить, а потом его же опять на дом задавать.

А Иван Сергеич так тему рассказывает, что дома учебник открывать не приходится. Все запоминается, и даже в совсем пустой голове что-то откладывается. Обязательно какие-то интересные факты добавит, объяснит, почему так, а не иначе. Или две противоположные точки зрения приведет и не будет настаивать на какой-то одной, «правильной», а даст нам самим мозгами раскинуть: подумать, проанализировать.

Правда, девчонки, мои одноклассницы, почему-то не сильно его жалуют. Во всяком случае, я ничего такого не замечал. Но он – красава! И хотя часто прикалывается – что самое интересное, не соскакивая с темы урока, – а дисциплину в классе держит отменную.

– А у нас в школе еще какие-нибудь Иваны Сергеевичи имеются? – подкалывает меня Настя, и я слышу в ее голосе презрительную иронию.

– Человек приятное хотел тебе сделать. Не буду есть, – и возвращаю обратно уже вскрытую, но еще совсем нетронутую шоколадку.

– Ешь, ешь, – пододвигает ее мне обратно.

– Из принципа не буду!

– Из какого такого принципа? – смеется Настя и откладывает очки в сторону, пытаясь рассмотреть выражение моего лица. – Из мужской солидарности, что ли?

– Типа того, – посмеиваюсь я. – Он классный чувак. Зря ты так.

Настя закатывает глаза и качает головой, снова надевает очки и открывает свои конспекты.

– Знаешь, – вдруг говорит она, – он какой-то скучный.

– Скучный? – возмущаюсь я и еще раз отмечаю для себя, что никогда не пойму женскую логику. – Зато твой Виктор веселый! Не соскучишься! Юморист просто.

– Нет, ты не понимаешь, – разворачивается ко мне Настя. Но я даже слушать не хочу эти бестолковые разглагольствования.

Сижу в комнате и думаю: «Как же сложно-то у вас все, дамы? Этот, синяк по жизни, значит, не скучный. Весело, наверное, в страхе или в ожидании подставы жить. А тот, что спокойный, с юмором и мозгами, – зануда. Нанесут на лицо тонну штукатурки, увешаются, как елки, побрякушками – красавицы. А если мимо проходит какая-нибудь без макияжа и в платье неизвестной марки – швабра. Железная логика!»

Диман звонит. Медлю несколько секунд, хотя палец уже на кнопке держу, чтобы ответить.

– Здоро́во!

– Здоро́во! Какой расклад? Гулять идешь?

Думаю. Прокручиваю в голове все возможные варианты. Знаю, что Иринки со Славиком по пятницам не бывает. Значит, Марины тоже не будет. А если Диман и тут подсуетился?

Чувствую, как ухо под мобильником вспотело. Так. Стоп! Что за бред?

– Конечно пойду.

– Подтягивайся тогда к беседке. Я уже там.

Уже там? Каким попутным ветром его туда так быстро занесло? Сейчас только начало седьмого…

Бегу в прихожую, так и не поужинав.

9

Большая перемена. В столовой, как обычно, давка, поэтому туда не суемся. На следующей перекусим. Стоим с Машкой у окна в школьном коридоре, наблюдаем, как уныло листья с тополя падают, а потом лодочками в лужах кружат.

Ася по коридору идет. Юбка-карандаш на ладонь выше колена, пиджачок с рукавами три четверти, туфельки лакированные. Шаги мелкие, руками к груди тетрадки прижимает.

За ней следом два старшеклассника. Один – походку ее изображает. Вылитый Чарли Чаплин! А второй пальцы разминает. Воображение-то, видимо, отменное. Вот и пристроился позади Аси. На шаг всего отстает, а делает вид, что прижался…

Историк из кабинета выруливает. Пацаны сразу по струнке вытягиваются, но ржать не перестают. А Иван Сергеевич Асю до самого физкабинета провожает. Реверансы перед дверью отвешивает – пропускает вперед.

Общешкольное помешательство, что ли?

На третьей перемене в столовую так и не попали. Отложили на потом. Шуруем на физику.

Ася на уроках больше ко мне не пристает. А что ко мне цепляться? Я свою политику сменила. Смотрю на нее, изображая интерес, и вроде слушаю. Делаю вид. А сама о своем думаю.

Сашка Коломенцев, видно, победителем вышел из бойцовской схватки за руку и сердце физички – весь день трется возле Аси. Стрельцов даже уже не рыпается, не претендует на первенство. Быстро сдулся… Хотя это как считать! Все равно, на кого ни плюнь, все вздыхают и тайно проклинают Коломенцева. Он же самую замечательную тактику выбрал – на первую парту перебрался. Даже Пашка Носов сидит, насупившись, и косится. Тошно ему смотреть, как Ася, стоя у первой парты, Сашкину макушку машинально треплет – вроде как чтобы не бубнил, не мешал ей новую тему объяснять. А Коломенцев специально так делает, я его сразу раскусила.

После уроков у Машки срочное дело – написать тест по алгебре. Математичка у нас строгая. Прогуливать бесполезно. Все равно все проверочные работы сдавать заставляет. Болел не болел – твои проблемы.

Стою у кабинета. Дожидаюсь, когда Машка свой должок алгебре вернет. Вернее, математичке. Живот уже скручивает, только и мечтаю о сахарной «Подмосковной». Мимо пролетает какой-то старшеклассник – «Сапсан» отдыхает. И какая нечистая его в кабинет информатики несет? Только скрылся за поворотом, тут же выглядывает из-за дверей и орет на весь этаж:

– Никитос!

Оборачиваюсь – Никита. Отвожу глаза в сторону. Как будто обожглась, встретившись с ним взглядом. Сейчас он пройдет мимо меня. Сейчас. Всего одно мгновение. А щеки огнем пылают.

Останавливается. Совсем рядом. И ничего он не шкет, даже выше, чем я, кажется…

– Привет, – говорит.

А я и взглянуть на него не могу. Хочу! Но не могу…

– Привет! – отвечаю, и дыхание перехватывает.

Так хочу еще раз его глаза увидеть, синие до безобразия! Не решаюсь. Только мельком на него посматриваю и улыбаюсь. Губы не слушаются, сами от радости, которую я и сдержать не в силах, растягиваются.

А Никита все стоит. Неужели мгновение в вечность превратилось? Или он действительно уходить не собирается?

– А ты в «Майнкрафт» не рубишься? – говорит скороговоркой.

– Что? – спрашиваю на автопилоте, почти не дослушав вопрос, потому что ничего не слышу.

Тону в его синем океане, стоит только на секундочку взглядами встретиться. Проваливаюсь куда-то, и земля из-под ног уходит.

– Никитос, долго ждать? – кричит кто-то.

Но я никого не вижу. Как будто мир сузился, ограничился, давит на меня со всех сторон. А мне все равно. Я на своей собственной планете. Или в невесомости. Только Машка меня возвращает назад. Безжалостно так.

Сидим в столовой. Радуюсь засохшему коржику. «Подмосковные» закончились. В прозрачном стакане чаинки кружатся, как те листья тополя, что в луже утром утонули. А осень в этом году такая уютная и совсем не колючая.

Пять пропущенных. Пять! 12:45, 12:46, 13:31, 13:32, 13:36. Догадываюсь, кому принадлежит этот неизвестный номер. С ума, что ли, сошел?

Перезвонить? Перезвоню. Зачем? Надо мне это? Набираю и тут же сбрасываю. Но, видно, вызов успел дойти. Телефон все еще на беззвучном режиме, а экран вспыхнул и продолжает светиться.

– Привет, Солнце! – слышу голос и совсем не узнаю.

– Привет, – мямлю по традиции. – А кто это?

– Ты меня удивляешь. – Но в голосе не чувствуется ни капли разочарования. – Диман. Ну? Помнишь?

– Помню.

– Рад тебя слышать, Солнце. А чего раньше трубку не брала?

– Уроки, – сухо отвечаю я.

– Гулять пойдем?

– Сейчас?

Смеется отчего-то:

– Вечером.

– Не знаю, – вздыхаю я и мечтаю, чтобы этот разговор поскорее закончился.

– Скучаешь?

Скучаю? Да! Последнюю минуту особенно. Сейчас усну в обнимку с телефоном.

На мое молчание даже не реагирует:

– Давай до вечера! Постараюсь тебя развеселить. Не скучай, Солнце!

«Солнце! Солнце! Солнце!» – бесит до ужаса! Имени, что ли, не помнит? Швыряю телефон на кровать, как будто таким образом могу отделаться от этого Димы.

– С кем это ты? – заглядывает в комнату Иринка.

– Угадай с трех раз! – злюсь я.

– Дима, – улыбается она. – А откуда столько недовольства?

– А что мне, от счастья прыгать?

– Могла и порадоваться – парень внимание уделяет. А чего он хотел?

– Гулять звал, – заваливаюсь на кровать, закинув руки за голову.

– Ну? А ты? – с любопытством смотрит на меня Иринка и присаживается рядышком на край кровати.

– А что я?

– Согласилась?

– Сдурела? – вскакиваю.

Иринка смеется, потихоньку закатывается в истерическом смехе. Вообще! Сестра называется. Да и что смешного-то? Не понимаю…

Иринка со Славиком ушли в кино. Интересно, а в кинотеатре всегда на последних рядах целуются? Так и вижу… Полный зрительный зал. Первые ряды в очках – кинокритики. Основная масса – жвачные животные, хрустящие попкорном и закидывающие его изредка мимо рта куда-нибудь за шиворот. Ну и последние ряды – сплошные парочки, которые только и ждут, когда свет погасят. И начинаются соревнования, кто больше внимания на себя переключит: попкорнодавы своим чавканьем или последние ряды своими поцелуями.

Опять звонок. Дима, конечно. Кто же еще?

– Выходи, Солнце! Мы у тебя во дворе.

Кто это «мы»? Отдергиваю штору – ничего не вижу. Темнота. Только люстра и мое собственное отражение на стекле пляшет. Всматриваюсь в сумрак. Фонарь за забором детского садика беседку освещает совсем немного. Кто внутри, не разглядеть.

«Мы» – это он и Никита? Они же последний раз в беседку вместе пришли. Чувствую, как щеки снова горячими становятся и сердце изнутри наружу рвется.

Что же делать-то? Идти? А если Дима один? Если опять?..

– Ну? Выйдешь? – слышу опять его голос и вздрагиваю. Совсем забыла, что все еще по телефону разговариваю.

– Иду, – отвечаю и быстро сбрасываю вызов. А потом кончик шторы разглаживаю, который в комок смяла в ладони, пока у окна стояла.

Третий этаж, второй, первый. Выхожу из подъезда, оглядываюсь. Никого. Только из беседки голоса доносятся. У соседнего подъезда мужики какие-то отираются…

Забираю свои слова насчет Славика обратно. Пусть в квартиру заходит, пусть! Иду через темный двор, то и дело в лужи наступаю. А сама про себя молю: «Хоть бы не один! Хоть бы он с ним!» Прислушиваюсь к голосам, которые с каждым шагом все отчетливее разобрать можно. Алена там, Юля – всегда смеются громко. Дима тоже гогочет, слышу. Гитара. Кто из них на гитаре играет? Не знаю. Может, Никита?

– Привет, Солнце! – выскакивает из сумрака Дима, и его полностью освещает фонарем.

Остальные здороваются наперебой, но никого не вижу. Темно у них там внутри. Чувствую, как Дима приобнять пытается. Делаю резкий шаг вперед – и вот я уже в таком же черном пространстве, где все скрываются. Место в углу есть. То, мое, где я в прошлый раз сидела.

Парень с гитарой снова петь начал, девчонки ему помогают на разные голоса. Хорошо, ко мне внимания немного. Дима уже с кем-то по телефону разговаривает. Наверное, с очередным Солнцем. Только сбросил звонок – в мою сторону шагает. Целенаправленно, как будто знает заранее, что я опять в том же углу.

А Никиты, кажется, нет… Зря надеялась. Слышу, как дождь накрапывать начал. Стучит по шиферной крыше беседки, почти в ритм моего сердца.

– Может, на коленки ко мне сядешь? Места больше нет, – подошел и шепчет мне на ухо Дима.

Встаю. Но не для того, чтобы сесть к нему, а чтобы уйти. Мне ловить тут больше нечего…

10

Снова надраил кроссовки. Люблю, когда они белоснежные. Уже собрался выходить – мать с кухни к себе подзывает. Нет, не ужинать, в сковородке еще что-то шкворчит.

– Никит, – говорит тихо и дверь за мной прикрывает, – я пару дней назад Виктора видела. И вчера видела. И сегодня, когда с работы возвращалась. Не к добру он в нашем районе кружит. Ты будь начеку, ладно?

Смотрю на нее, киваю. Потом сажусь на табурет, вроде как поговорить готов, а что сказать – не знаю. Она отвернулась, продолжает лук резать, а у самой руки трясутся. Потом слышу, всхлипывает.

– Ма, ты чего? – трогаю осторожно за плечо.

– Ничего, сыночек, ничего. Это я от лука.

Старый трюк – луком прикрываться. Десять лет назад, может, и прокатило бы…

Вышел из подъезда и смотрю по сторонам. Как будто этот «интеллигент» сейчас по щелчку появится где-нибудь рядом, а я его обезвредить на долгие годы смогу. Нет, конечно. Ерунда полная.

Шагаю в сторону знакомого двора. Дождь накрапывает. А у соседнего подъезда под козырьком Дашка стоит.

– Привет! Куда намылился в такую погоду? – кричит мне и рукой машет.

– Привет. Гулять, – останавливаюсь на секундочку.

Оцениваю ее беглым взглядом и не понимаю: что такого я в ней раньше находил?

– Может, ну его… гулять? – говорит уже почти шепотом и тянет, уцепившись за куртку, к себе.

– Нет, Даш. Пойду я. – Аккуратно убираю ее руки. Вроде и обидеть не хочется, но в то же время противно как-то. – Пока!

Ничего не отвечает, молчит. Чувствую, как смотрит в спину.

Ну вот и подошел. Вижу беседку, чуть освещенную фонарем. Диман как раз почти под ним стоит, телефон в руке. Разговаривает с кем-то и смотрит на девятиэтажку напротив.

Бросаю взгляд на четвертый этаж – Марина в окне. Мне ее плохо видно, слишком близко к дому нахожусь, но точно знаю – она. Как все быстро у Димана получается! Номер вот. Звонки уже. А я буксую на ровном месте. Себя не узнаю совершенно. Чем дальше, тем больше…

Слышу, как спрашивает: «Выйдешь?» А потом штора дергается. Значит, отошла от окна. Выйдет.

Стою, как памятник, наблюдаю. И в беседку идти не хочу, и уходить тоже. Сесть бы куда-нибудь, да лавочка вся мокрая от дождя. Под крышу соседнего подъезда встать, чтобы сильно не светиться?

Диман в беседку заходит. Странно. Может, не захотела все-таки спускаться? Логичнее было бы пойти, встретить. А он… Нет. Вот и Марина. Выскочила из подъезда и стоит, по сторонам смотрит. Дергаюсь с места. Хочу подойти к ней, проводить хотя бы. А потом сам себя останавливаю: не ко мне же вышла и не меня ждет. Взглядом провожаю до беседки. Хоть так доведу.

Теперь и Димана вижу. Не слышу, что говорят, но домысливаю. Стоят рядом, но не близко, – обмениваются приветствиями. Вот он руку протягивает – сейчас обнимет ее. Как и в тот раз, наверное. Может, я не в курсе, и они давно встречаются? Так и есть, скорее всего…

Сел на мокрую лавку, дышу свежим воздухом. А мне все мало и мало. Не хватает кислорода, как бы жадно ни глотал. Грудную клетку вообще сдавило, как в тисках. Куртку расстегнул – не помогает.

Телефон звонит. Диман. Глупо, конечно, но сбрасываю. Остыть для начала должен. Сейчас точно не до разговоров, дров могу наломать. Встаю. Собираюсь домой возвращаться. Видеть их там вместе все равно не смогу. Да и вообще, каким я туда боком? Но вдруг неожиданно Марина из беседки выскакивает и быстро семенит обратно к подъезду.

– Ты чего? – кричит Диман, но не спешит ее догонять. – Обиделась, что ли?

Значит, произошло что-то у них там. Может, и хорошо. Может, и к лучшему.

Сорвался с места и наперерез. Заметит меня или нет? Только бы шаги точно рассчитать, чтобы совсем рядом пройти. Делаю безразличный вид и шуршу вперед, то и дело в грязные лужи наступаю. Мгновение. Вот-вот, и почти поравняемся. Как днем в школе. Заметила? Заметила! Боковым зрением вижу. Остановилась и стоит.

Ну?.. Позови меня! Окликни! Схвати за рукав! Хоть что-нибудь скажи! И тогда не уйду ведь, останусь.

А я все дальше и дальше ухожу. Хочу обернуться, посмотреть: стои́т еще или прошла? Сердце бешено стучит, а дышать давно уже не могу… Дверь подъезда глухо хлопает. Прошла, значит. И сердце сразу куда-то вниз летит, проваливается в бездну.

А что, если за ней рвануть? И ноги вперед мыслей бегут. Залетаю в подъезд. Слышу шаги уже где-то на втором этаже.

– Марин! – кричу, запыхавшись, и мой голос эхом разносится в воздухе.

Остановилась – тишина кругом. На первом этаже свет горит, а на втором уже полумрак. Бегу наверх. Только сейчас чувствую, что джинсы по колено мокрые, а еще сзади – от лавочки. Этажом выше вообще света нет. Но я ее вижу – в пролете между вторым и третьим стоит. Прижимается к стене. Маленькая такая. Шагаю медленно, отсчитывая последние порожки, еле дух перевожу. А что сказать, о чем заговорить – опять не знаю. Зачем бежал? Зачем догонял? Что сказать хотел? А не все ли равно?..

Не вижу ее лица в темноте, но чувствую, что улыбается. Останавливаюсь напротив, в полушаге от нее, и тоже улыбаюсь. И слов не надо. Как же хорошо вот так стоять и молчать!

Хочу до руки дотронуться и боюсь. Боюсь нарушить эту безмолвную идиллию. Запах волос чувствую. Тонкий, приятный, знакомый до боли. Как будто из детства. Опять хочется дотронуться. Держусь изо всех сил. Но тянет, как магнитом. А расстояние между нами какими-то неведомыми силами сокращается. Это не я! Сам перед собой клянусь! Вот и ухо ее совсем рядом. Горячее. Прошептать бы хоть слово – не подберу ни одного. А кончик носа совсем холодный…

Подъездные двери шарахнули.

Отступаю назад. Она тоже медленно от меня пятится. Но чувствую, что не хочет уходить. Держусь за перила. Голова как в тумане. Только и слышу шаги снизу, которые все ближе и ближе.

– Никитос, ты, что ли? – доносится до моего сознания голос Славика.

– Привет! – И Иринка рядом.

– Привет, – отвечаю, а сам все еще перила отпустить боюсь.

– Ты чего это тут трешься? – иронизирует тот.

– Да так, дело было… – Несу черт-те что!

Слышу, Иринка хихикает. А сам думаю: «Не слышал, чтобы дверь на четвертом этаже хлопала». Успела Марина проскочить? А может, выше поднялась и ждет, пока все разойдутся, чтобы снова ко мне спуститься?

– Никитос! – слышу уже откуда-то сверху голос Славика. – Домой не собираешься?

Сказал бы «нет», да не поймут, чего я тут один в темноте торчу.

– Собираюсь.

– Две минуты, и вместе пойдем.

– Давай, жду.

Славик всю дорогу опять мне голову разной чушней забивает. Снова что-то про мотоцикл несет, про суши-бар, про бармена какого-то. Я только обрывки его фраз и слышу. И чего так рано домой засобирались? Гуляли бы себе и гуляли. Всего-то девять часов. Как бы завтра мне ее одну где-нибудь выцепить? Не в подъезде же караулить – может и не выйти. Телефончик бы ее достать. Но не у Димана же спрашивать…

Домой захожу. Офигеть! Это мои кроссовки? Джинсы тоже не поймешь на что похожи.

Настя в коридор выходит:

– Ничего себе! Ты где столько грязи насобирал?

Да и черт с ней, с грязью этой! Отстирается! Главное, что внутри что-то теплое томится. И дождь не дождь. И вся эта земная суета ерундой кажется. Только бы завтра ее снова увидеть.