Текст книги "Хороша была Катюша"

Глава 8

Катя сидела на краю ванны и терла ладонями виски. Спросонья трудно было принять правильное решение, а ошибиться ей, как саперу, было нельзя. Продуманный план срывался. Критические дни начались на неделю раньше срока и жутко не вовремя. Она проснулась от отвратительного ощущения влажного и липкого белья – на простыне алело большое пятно крови. Видимо, они с Сережей вчера переборщили... Имитировать выкидыш надо сейчас или никогда. Но как? Сережа – не дурак, ему нужно будет подтверждение ее потерянной беременности...

Ну конечно же, мама!!! Вот кто сможет ей помочь... В ее больнице есть гинекологическое отделение, там работает Ирина Петровна, мама всегда к ней обращается. Она однажды лечила Катю, с ней можно будет договориться...

Катерина вернулась в постель, улеглась, вздохнула и громко застонала. Сергей ничего не услышал, с его стороны кровати доносилось ровное дыхание с редкими похрапываниями. Стон повторился. Никакого эффекта. Кате надоело стонать, она потрясла Сергея за плечо:

– Сережа, Сережа, проснись.

– А? Что... Нет, нет, все нормально. Спи... – Сергей перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Пришлось чувствительно толкнуть его в мягкий бок. Катя начинала злиться – ей еще целый спектакль играть, а приходится тратить силы на побудку главного зрителя...

– Сережа, проснись, мне плохо...

– А?! Что случилось? – Он был похож на щенка, у которого впервые открылись глаза. Такой лохматый ньюфаундленд... Исключительно бестолковый.

– Мне плохо. Вызови, пожалуйста, «скорую»... Или нет, лучше отвези меня в мамину больницу. Надо только позвонить туда, узнать, она дежурит или нет...

– А что случилось-то?

Катя молча откинула одеяло. В тусклом свете ночника пятно казалось черным и страшным.

– Что это?! А ребенок? – Сходство с ньюфаундлендом усилилось. Кате показалось, что Сергей начнет сейчас трясти головой, будто стряхивая с себя сон и ужас.

– Может быть, его еще спасут... – Катя всхлипнула, закусила губу и закрыла лицо руками. Ее плечи тряслись от рыданий. Сережу будто подкинула громадная пружина.

– Сейчас, сейчас, потерпи... Куда звонить? – Он метался по комнате, расшвыривая в разные стороны свою и Катину одежду. – О дьявол! Где этот чертов телефон?! Где же он... О-о-ох!!! – Сергей взвыл от жуткой боли. Он ударился мизинцем правой ноги об угол кровати. В глазах у него потемнело, а с языка сорвались такие выражения, что Катя даже перестала рыдать и с изумлением на него взглянула. Ей ужасно хотелось сказать, что трубка лежит в коридоре под зеркалом, но она опасалась выйти из своей роли. Она будто без сил прикрыла глаза и вытянула руки вдоль туловища. Сергей наконец успокоился и продолжил поиски трубки, бормоча себе под нос разнообразные проклятия. Видно было, что он окончательно потерял голову. Наконец трубка нашлась...

– Катюш, я наберу ноль-три? Пусть приедут. Может быть, тебя надо везти на носилках?

– Да нет, не паникуй. Дай мне телефон, я позвоню маме.

Ольга Ивановна оказалась на дежурстве. Она мало что поняла из сбивчивых Катиных объяснений, но пообещала предупредить в гинекологии дежурного врача, что сейчас приедет ее дочь. Это Кате и было нужно.

* * *

Молодая сонная врачиха отошла от кресла с недовольным лицом – ее разбудили посреди смены, чтобы принять девицу, у которой, похоже, началась обычная менструация.

– Я не вижу никаких признаков беременности...

– Доктор, это были такие спазмы, мне казалось, что в животе что-то обрывается.

– Сейчас никакой опасности нет, завтра вас посмотрит другой врач, сдадите анализы, сделаем УЗИ, если надо, назначим лечение.

– Скажите, а когда смена Ирины Петровны?

– Ирина Петровна у нас уже не работает...

* * *

Все наперекосяк, шиворот-навыворот... Вот непруха!

Катя лежала на неудобной больничной койке, рядом на других койках ворочались еще три женщины, а она не отрываясь смотрела в серый прямоугольник окна. Начинался рассвет, редкие порывы ветра качали верхушки лип в больничном саду. Одна ветка била о стекло, получалась такая грустная, еле слышная морзянка: тук, тук-тук, тук, кто тут? я тут... тук-тук... Катерина засыпала, заботы отступали, все устроится как-нибудь, всегда устраивается... еще раз вспыхнула в сознании мысль: обязательно надо убедить завтра врача, чтобы он сказал Сереже, что она потеряла ребенка...

Потеряла ребенка... Кто потерял ребенка? Катя стояла посреди магазина, огромного супермаркета, где на полках от пола до потолка громоздились детские игрушки. Куклы с ядовито-желтыми волосами, лохматые мишки, тянущие к ней непропорционально длинные лапы, грузовики, тревожно мигающие фарами, зловещие гномы с тяжелым взглядом из-под нависших бровей. Прямо перед ней в отдельной круглой витрине покачивалась Барби-певица, которая похабно виляла бедрами, подносила ко рту микрофон и издавала отвратительные механические звуки. Она делала два шага вперед, два назад и поворачивалась на сто восемьдесят градусов. Замирала на секунду и начинала все сначала.

«Вы потеряли ребенка?» – к Катерине обращалась грозная чернокожая женщина в форме американского полицейского из боевиков. Суровая и неприступная, она смотрела в Катины глаза. Этот взгляд прожигал Катерину насквозь. «Нет, я никого не теряла...» – «Неправда – вот ваш ребенок». К Кате подкатили тележку, в которую в супермаркетах накладывают продукты. Там лежала девочка – маленькая, туго спеленутая, она зажмурилась и сосала пустышку. Катя наклонилась над корзиной. Девочка открыла глаза и подмигнула. У нее было лицо Марины Васильевны...

Катерина проснулась и долго не могла успокоиться. Отвратительный сон все не шел из головы.

* * *

Молодой доктор моментально понял, что от него требуется. Но отнюдь не торопился исполнить скромную Катину просьбу. Он просто наслаждался ситуацией – молодая красивая женщина полностью от него зависит. Как тут устоять?

– Если я вас правильно понял, дорогая моя, вы хотели бы, чтобы я сказал вашему жениху, будто у вас произошел выкидыш?

Катерина, про себя обзывая наглого эскулапа последними словами, изобразила на лице виноватую улыбку:

– Понимаете, это для него так важно. Он очень хочет детей, мне показалось, что я беременна. И он так радовался... Боюсь, что, если я скажу, что беременности не было, Сережа этого не переживет.

– Думаете, известие о выкидыше он перенесет легче?

– Конечно, он расстроится. Но не так сильно... И я постараюсь поскорее забеременеть.

– Ни минуты не сомневаюсь...

– Если вы мне поможете, я буду вам так благодарна...

Катерина томно прикрыла глаза и накрыла своей ладонью узкую и длинную кисть гинеколога. Он в это время мучительно решал, в какой форме ему лучше получить благодарность пациентки. Деньгами или натурой? Вопрос оказался непростым – даже непричесанная и ненакрашенная, в больничном халате, Катя была чудо как хороша. Но доктор уже вышел из того возраста, когда любая возможность затащить в постель очередную красотку кружила ему голову. К его услугам было достаточно доступных и привлекательных женщин, нравы персонала их отделения всегда отличались простотой даже на общем медицинском фоне. Бесконечные профессиональные разговоры об интимной сфере часто велись в весьма игривом тоне, да и перейти к делу редко кто отказывался. Так что замечательные Катины прелести, даже будучи высоко оцененными, сильного энтузиазма в нем не вызвали. А вот мысль получить за свою услугу немного деньжат грела душу. Доктор решился.

– Вот что, голубушка... – Его тон стал предельно холодным, кисть выскользнула из-под теплой Катиной ладони. – То, что вы мне предлагаете, называется должностным преступлением. Если я это сделаю, мне придется идти на серьезный риск...

– Я все понимаю, доктор. Давайте отложим этот разговор на завтра...

Врач поднялся, еще раз окинул взглядом изящную Катину фигурку и, отгоняя поздние сожаления об утраченной возможности получить награду иным путем, вышел. Катерина начала ломать голову над новой проблемой. Где она к завтрашнему дню возьмет деньги?

Сережа, который сразу после работы прибежал к Кате в больницу, списал Катину грустную задумчивость на боль от несбывшихся надежд. Ему было до слез жаль невесту, себя, их неродившегося ребенка. Едва впереди замаячил образ новой светлой, гармоничной, надежной семейной жизни, как все рухнуло. Он горько сожалел о том, что так опрометчиво дал волю своей страсти, после бурной ночи у него не проходило чувство вины. Если бы он держал себя в руках, помня, что Катюша носит под сердцем их ребенка, все было бы хорошо... Теперь он будет предельно внимательным, заботливым, никогда не забудется. Хотя с Катей это непросто – она вся огонь, как тут устоять?..

Ложась в холодную постель, он удивился, насколько уже привык ощущать рядом Катино тепло, видеть ее в своем любимом кресле, пить с ней вечером ароматный зеленый чай с жасмином, смотреть телевизор. «Да ведь я уже давно женатый человек, – думал Сергей, засыпая. – Как только Катя выйдет из больницы, надо скорее расписываться».

Глава 9

Катерина не могла сомкнуть глаз. По всему выходило, что ни у кого, кроме Ленки, просить помощи было нельзя, – не может же она всем и каждому рассказывать, что водит жениха за нос! А последний разговор с подругой был ужасным – та наотрез отказалась помочь бедной Кате. Вот ведь зараза...

«Не может быть, чтобы я не смогла ее уломать найти деньги... Или сказать, что нужно какое-то необыкновенное лекарство! Нет, не пойдет – она захочет сама поговорить с врачом. Ленка вечно во все лезет... Придется признаваться, что деньги нужны на взятку, чтобы врач наврал Сереже про беременность. Ну человек же она, в конце концов, должна понять...»

* * *

Лена выгружала из сумки бесконечные пакеты и свертки. Тумбочка уже была заставлена фруктами, соками, творожками, мисочками с домашними котлетами и тушеными овощами, кефиром, зефиром... и чего только эта дуреха не натащила! Ей всегда казалось, что в любой трудной ситуации человека надо как следует покормить, пожалеть и спать уложить. Все и пройдет... Катерина охала, вздыхала и изо всех сил думала, как бы поаккуратнее подойти к скользкой теме.

– Леночка, спасибо тебе... Ну что ж ты так беспокоилась? Своим ребятам все забери, я же помню, как твой Лешка зефир любит, а Олечке обязательно нужно сок пить. Ей творожок нужен – она растет. Какая ты счастливая. У тебя вон какие ребята...

Катя грустно вздохнула и отвернулась к стене, стараясь справиться с подступившими рыданиями.

– Катюша, бедная ты моя... – Лена гладила подругу по узкой вздрагивающей спине, у нее самой уже начинало щипать глаза.

– Леночка, у меня такая беда... Не знаю, как сказать Сереже. Он не выдержит. Он так ждал этого ребеночка...

– А ты все-таки забеременела? Ведь ты, кажется, не собиралась. Я думала, у тебя какие-то гинекологические проблемы. Объясни толком, с чем тебя положили в больницу?

– Понимаешь, у меня была задержка. И тошнило по утрам, и голова кружилась. Я была уверена, что забеременела, сказала об этом Сережке. Он так обрадовался – я себе даже представить не могла... Мы сходили к его родителям, он все время говорил, что нам надо купить для малыша, как квартиру переделать или поменять на большую.

– Слушай, может быть, я что-то путаю. Мне помнится, ты говорила, что имитируешь беременность. А рожать не будешь ни за что.

– Да, говорила, глупая была. Не знала сама, что уже залетела. А потом, когда поняла, испугалась – как я могла так говорить... Вот бог меня и наказал...

– Чем наказал?! Кать, да объясни же наконец: что произошло?

– Выкидыш у меня случился... А врач говорит, что беременности никакой не было. Откуда он может знать – была или нет?

– А какая теперь, в конце концов, разница – была или не было? Подлечишься, проверишься как следует и забеременеешь!

– А если Сережа узнает, что беременности не было?! Плакала тогда наша свадьба. Я столько времени этого добивалась. Как дура выплясывала перед ним, с родителями его сюсюкала. Ой, какие пирожки, ой, какая книжка! Ой, какой у вас сыночек замечательный, ой, как я его обожаю.

Подруги были в палате одни, и Катерина разошлась не на шутку. От роли невинной мученицы и страдалицы не осталось и следа. Она сидела на больничной кровати по-турецки. Ее глаза метали молнии, последние слова она почти выкрикивала. Лена смотрела на нее во все глаза... Но тут она перевела взгляд на дверь и невольно вскрикнула. В проеме стоял мужчина, который разглядывал Катерину будто диковинное животное.

Катя обернулась. Она мгновенно все поняла – деньги уже не понадобятся. Не имеет значения, что именно врач скажет Сергею. После того, что Сережа услышал сегодня, назад дороги нет. Неожиданно ей стало жутко смешно. Вспомнился старый анекдот: приходит еврей домой и застает свою жену в постели с любовником. «Сара!!!» Она садится на кровати, вздыхает и грустно говорит: «Ну вот, опять. Упреки, подозрения...»

* * *

Сергей всегда умел отвлекаться от любых переживаний на какое-нибудь дело. Особенно помогали самые простые манипуляции – пылесосить, чистить картошку, выбивать ковер. За годы одинокой жизни он привык содержать свой дом в порядке, более-менее устраивать быт, что-то готовить. Но сегодня обычный способ не помогал – ведь нужно было собрать и упаковать Катины вещи, и это никак не способствовало отвлечению от мыслей о Кате...

Выяснялось, что она пустила в его квартире сильные корни. Везде: в кухне, ванной, спальне и гостиной – на каждом шагу попадались ее вещи. Зубная щетка, гель для душа, расческа, пачка прокладок, полотенца, многочисленные баночки с кремами и лосьонами – в ванной он застрял особенно надолго. Складывая всю эту ерунду, необходимую женщине больше, чем вода и воздух, в шуршащий пакет, он прощался со своими мечтами об уютном семейном доме... Нет, лучше жить одному, изредка заводя короткие, ни к чему не обязывающие интрижки. Так честнее – люди сразу знают, что на короткое время их объединила постель, никто не строит никаких планов, не питает иллюзий о светлом будущем. Немного физиологии, короткое удовольствие, опустошенность, которая проходит – и не остается никакого следа. Никаких баночек в его ванной и шелковых алых трусиков в его шкафу. Он соберет все – даже пачка начатых салфеток не должна напоминать ему о том времени, когда Катерина заполнила его жизнь, заставила мечтать и надеяться.

Надежда... Маленький сын у него на руках – крошечный комок новой жизни, который будет расти, познавать мир, радоваться и огорчаться. Будет делать первые шаги, вцепившись пухлыми ручками в сильный папин палец. Откроет книжки, которые сохранила Сережина мама с самого раннего его детства. Будет показывать картинку, где нарисована собачка, и радостно восклицать: «Гав-гав!» Нет, все пустое... Не было и не будет никакого мальчика. И книжки с картинками тридцатилетней давности так и останутся пылиться на антресолях родительской квартиры.

* * *

Катерина раздвигала старое кресло-кровать в проходной комнате родной квартиры – в спальне после развода прочно обосновались Светлана с Павликом. Ей предстояло спать в одной комнате с мамой, слушать по ночам скрипение старого дивана и вздохи пожилой женщины, страдающей бессонницей. А по утрам нужно будет занимать очередь в совмещенный санузел, где Пашка уже привык, сидя на унитазе, играть прищепками и зубными щетками. И с надеждами бросить постылую работу секретарши в убогой конторе предстоит расстаться. Опять надо будет считать копейки и экономить изо всех сил, чтобы покупать себе приличные колготки и обувь. Катя не собиралась сдаваться.

Безусловно, какое-то время уйдет на то, чтобы прийти в себя, восстановить форму, зализать раны и почистить перышки. Да и горечь разочарования уйдет не сразу – она настолько была уверена в том, что ее ждет скорая свадьба и безбедная жизнь домохозяйки, что снова тащить лямку работающей одинокой женщины в состоянии свободного поиска будет непросто. Но вот что странно – о Сереже, которого она практически считала своим мужем, Катя почти не вспоминала. Его роль была сугубо функциональной. Она готова была терпеть его присутствие и соблюдать приличия, но не более того. Этот избалованный маменькин сынок так и не пробудил в ней никаких чувств... Оно и лучше. А то пришлось бы еще страдать, мучиться...

Катя залезла под одеяло и закрыла глаза. «Только бы никто не лез с вопросами... Пусть сами догадываются, почему я снова здесь. Да, мать, наверное, сейчас на кухне плачет – старшая дочка с мужем развелась, сына одна растит на грошовую зарплату, и у младшей сорвалась намеченная свадьба... Нет девкам счастья в жизни...»

Катерина не ошиблась – Ольга Ивановна сидела за кухонным столом. Перед ней стояли чашка с давно остывшим чаем и блюдечко с вареньем. По усталому лицу пожилой женщины текли слезы. Ее материнское сердце разрывалось от боли. Едва увидев на пороге бледную и злую Катерину с огромными пакетами и сумками, хмурым взглядом и плотно сжатыми губами, она поняла, что и у младшей дочери в ближайшее время не будет никакой свадьбы.

Она собралась было уже разохаться, запричитать, начать выспрашивать подробности, но осеклась – Катин взгляд резанул ее, как нож. И непонятно – беременна дочка или нет?.. Вроде когда на дачу ездили, ее тошнило, голова кружилась... Потом срочно в больницу легла, но уже через день ушла из гинекологии, матери ничего не объяснила. А теперь вот дома. Надолго? Если насовсем, трудно всем придется. Со Светой и Павлушкой они уже сжились, друг друга понимают, жалеют. А Катька с детства эгоистка. Когда Света у Аркадия жила, у Катерины хоть своя комната имелась, а теперь надо будет с матерью в одной, проходной...

* * *

Катерина опаздывала на работу. Она никак не могла привыкнуть, что живет теперь на окраине и выходить из дому ей надо в половине восьмого. У Сережи в это время она только начинала тянуться в постели. Ежедневные сборы стали настоящим кошмаром. Катя фурией носилась по дому, теряя то одно, то другое, обнаруживая, что в совмещенном санузле плотно обосновался племянник; чайник, который она поставила на плиту, оказался пустым, растворимый кофе кончился, колготки порвались, а запасной пары в доме нет.

Светлана вошла в свою комнату и обнаружила сестру, яростно копающуюся в ее шкафу.

– Кать, что ты там ищешь?

– Колготки.

– А почему в моем ящике?

– Потому что моего в этом доме ничего нет – ни комнаты, ни кровати, ни ящика. Везде твои и Пашкины тряпки. По всему дому его игрушки. Он с улицы прямо в грязных ботинках бежит в комнату, и я живу в свинарнике!

Света молча подошла к шкафу, отстранила сестру и достала запечатанные колготки:

– Держи...

Катерина посмотрела на упаковку – колготки были самые дешевые, из тех, которые можно надеть под брюки или сапоги, но никак не с изящными модельными лодочками.

– Я такую дрянь не ношу! – Она с презрением посмотрела на сестру. – Подари их школьной уборщице на Восьмое марта! Или сама на праздник напялишь? Посмотри, в кого ты превратилась! И что удивляться, что у тебя мужик сначала запил, а потом и вовсе свалил?! Да он еще долго продержался... Его небось с первого дня от тебя тошнило. Каша манная!

Это было самое обидное детское прозвище, которое пустила по двору бойкая младшая сестра. Света умела многое прощать Катерине, но тут ее терпению пришел конец. От незаслуженной обиды к глазам подкатили слезы, в горле встал комок, она развернулась и выбежала из комнаты.

Катерина, клокоча от бешенства, натянула брюки, набросила на плечи пиджак и начала запихивать в изящную маленькую сумочку объемистую косметичку. «Накрашусь на работе. Не могу больше в этом дурдоме находиться!»

«Не могу. Не могу их видеть!»

Катерина почти бежала к остановке под моросящим дождем. Зонт она забыла, но возвращаться домой было решительно невозможно. Ей казалось, что если она сейчас увидит лица дорогих родственников, то просто взорвется.

«Куда деваться? Я не могу с ними жить. Эти вечные обсуждения хозяйственных забот – что купить, что сварить... Живут, чтобы есть, животные! Считают каждую копейку». Вчера Светка увидела, какая у Катерины тушь для ресниц... Чуть в обморок не упала. Сама до сих пор самым дешевым карандашом глаза подводит. Пашка этот сопливый. Они с ним носятся, как дуры с писаной торбой, так он совсем одурел: чуть что – истерики взялся закатывать. Слова ему не скажи. Катерина смотрела телевизор, а он взялся тут же в войну играть, наставил солдатиков, сражение устроил. Пиф-паф, ой-ой-ой... Она раз ему сказала, чтоб шел в свою комнату, другой сказала. Будто не слышит. Ну и отвесила племянничку подзатыльник. Такой вой поднялся...

Нет, надо срочно что-то придумывать.