Текст книги "Садовый вишнь"

Книга, идущая через пустыню

…на этот раз мне повезло с человеком, которого я нашел – то есть, он-то думает, что это он нашел меня, но я-то знаю, как было на самом деле. Обычно же люди проходят мимо, смотрят, и не видят, этот же остановился, начал рыться в груде умирающих вещей, и я уже чувствую – он ищет именно меня…

Смотрю на человека, понимаю, что мне повезло дважды – мне попался человек, умеющий читать, а это немалая редкость в наши дни. Замираю в восторженном предвкушении, когда он подносит меня к глазам, жду…

…ничего не происходит, черт возьми, почему ничего не происходит, почему он смотрит, и не видит, как будто не замечает меня, почему он… он не понимает моих надписей, моих знаков, но этого же не может быть, ведь он, черт его дери, умеет читать…

Нет, мне все-таки повезло, – он не бросает меня в придорожную пыль, он бережно прячет меня за пазухой, он уносит меня с собой в свое бесконечное странствие через заброшенные города в мёртвой пустыне. Утомившись от долгого пути, найдя какие-то крохи еды, он садится у тлеющего костерка, а то и вовсе в лучах тускнеющего заката, пытается разобрать непонятные знаки, – точка в круге, знак солнца, и я едва не кричу ему, что он дурак, дурак, что никакое это не солнце, а кнопка включения…

Нет, все-таки мне повезло с человеком, даром, что он не понимает ни слова – он не бросает меня, он не роняет меня в пламя умирающего костра, и даже падая в изнеможении на песок, он продолжает смотреть на меня, пытаясь разгадать мои тайны. Он смотрит на меня даже когда уже нечем смотреть, когда даже его пустые глазницы, обглоданные временем, рассыпаются в прах. И даже когда пустыня посылает мне на горизонте странника в чреве стальной птицы, и он опускается на занесенные песками руины и бережно вынимает меня из пыли – я начинаю сожалеть о своем безмолвном и уже бесплотном спутнике, которому суждено остаться здесь навеки…

…или нет, или мне это только кажется, он не останется здесь навсегда, – тот, прибывший на стальной птице, наклоняется над моим безмолвным спутником, заставляет его говорить, вспоминать непонятные знаки, которые он начал понимать – но слишком поздно, когда его сердце уже перестало биться. Умерший вспоминает, умерший терпеливо рассказывает своему новому знакомому про знаки не солнца и не луны. Он говорит, его голос становится все тише, все беззвучнее – пока не исчезает совсем, оставляя пронзительно звучащее безмолвие, но и этого безмолвия достаточно, чтобы слышать и понимать. И всадник стальной птицы слышит и понимает – когда внемля моему голосу, возводит в пустыне крылатый город, столицу столиц, готовую поработить миры и миры, сколько бы их не было вокруг. Город расправляет крылья, город возносится к звездам, чтобы оттуда сжигать чужие миры. Я успеваю увидеть, как рассыпается на пылающие обломки столица столиц, как осколки былого величия падают в мертвую пустыню, и их руины заносит время.

Я терпеливо жду – кто-то найдет меня, кто-то прочитает мои строки, надо только ждать…

Люди проходят мимо, кто-то натыкается на меня в грудах обломков, бросает, как ненужный хлам, кто-то находит меня и вспоминает, что тайные знаки на моих страницах что-то значат, бережно хранит меня для какого-то будущего, которое, возможно, и не наступит. Бегут века, сливаясь в тысячелетия, все реже и реже смотрят на меня равнодушные глаза людей, пока, наконец, время не лишает меня этой последней отрады.

Я жду, сам не знаю, чего, мне остается только это – ждать…

…на этот раз мне везет, человек не проходит мимо, он бережно вынимает меня из песка. Тут же понимаю, что мне повезло дважды – этот человек умеет читать, он поймет меня… но что это, он перебирает мои знаки, не может понять ни слова, как так, человек, умеющий читать, не может прочитать меня…

Он не расстается со мной, он идет со мной по пустыне, усеянной руинами, он…

…что такое?

Вы скажете – это уже было?

Было, несомненно было, и не раз, и не два, только я уже этого не помню… Он пытается разгадать мои знаки даже тогда…

…что, простите?

Что не так с пустыней? Пустыня, как пустыня, насколько хватает глаз…

Вы хотите знать, почему повторяется одно и то же? Откуда мне знать, я всего лишь книга, я не могу ничего знать, меня и прочитать-то некому… Если бы вы меня прочитали, я бы…

…хорошо, вы попробуете меня прочитать, а я покажу вам дорогу в пустыне, пойдемте… а вы как хотели, здесь нет никого и ничего, и сколько бы вы ни взяли с собой еды и воды, вам все равно не хватит… Теперь вы останетесь здесь со мной навсегда… что такое, какое время, какой портал, какая петля времени, нет здесь ничего подобного, не ищите, да вы уже и не будете ничего искать, так и останетесь смотреть на меня пустыми глазницами, пытаясь разгадать мои письмена…

Ключи от велосипеда

…иметь ключи от подвала гораздо удобнее, чем кажется, – особенно ночью, когда все спят, когда никто не видит, как я открываю дверь, как я выбираюсь в дом, а ночью в доме можно делать, что угодно, уж вы мне поверьте. Можно, например, сидеть в хозяйском кабинете, который по праву принадлежит мне, а еще можно вспомнить, что Хельга так и не перенесла свою кровать, даже когда пол в спальне на последнем этаже обвалился, и некуда было ставить кровать, и Хельга повелела подвесить кровать под потолком на цепях, сходящихся в одну цепь, которую можно обрубить одним точным ударом, и еще услышать пронзительный крик и грохот, прежде чем броситься вниз по лестнице и захлопнуть дверь в подвал до того, как дом наполнится возгласами. А еще можно вспомнить, что на четвертом этаже поместья наполовину обвалился пол в коридорах, и его обнесли перилами там, где можно ходить – и можно под покровом ночи передвинуть перила и загасить лампы, чтобы услышать, как свалится младший Бартон.

Еще интереснее иметь ключи от дальней части подвала – там, внизу по лестнице, чтобы открыть их, когда Эсти пойдет в подвал принести мне еды, и даже не заметит, что дверь в подвал открыта, и дверь в дальнюю часть подвала тоже открыта, и так и будет идти вниз по лестнице, пока не упрется в стену – тут-то я и захлопну дверь дальней комнаты, оставив Эсти наедине с темнотой на веки вечные. Кстати, интересно, что там за стена, в которую упирается лестница, наверное, там тоже был какой-то ход, любопытно, какие узники там могут быть погребены.

Можно выйти из подвала под покровом ночи и поставить два зеркала напротив друг друга, а между ними оставить зажженную свечу. Алан всегда доходит до конца коридора и сворачивает налево, в сторону своей спальни, но на этот раз он свернет не в коридор, а в зеркало, провалится в зазеркалье, а поскольку я тут же выскочу из-за угла и наклоню зеркало, Алан заскользит по паркету бесконечно вниз, вниз, вниз, пока не вылетит из окна с отчаянным криком.

Не менее интересно подсунуть Делии книгу, в которой я со скрупулезными подробностями опишу поместье, саму Делию, её жизнь – так точно, что Делия сама не заметит, как окажется внутри книги, которую я незамедлительно брошу в камин. Вот так мало-помалу я расправляюсь со всеми, кто запер меня здесь, но Коллинз, кажется, о чем-то догадывается…

.

– …Где вы это взяли? – спросил я Коллинза.

– Я нашел это на столе… ума не приложу, как туда попала эта рукопись…

– …кто сидит в вашем подвале?

– В том-то и дело, что…

– …даже не пробуйте отпираться.

– Даже не пробую. Дело в том, что у меня нет никакого подвала…

– Да? но если хорошенько обследовать поместье…

– …так в том-то и дело, что никакого поместья у меня тоже нет, не говоря уже обо всех перечисленных лицах… мне не знакомо ни одно имя…

– Ну, ничего себе… гхм, любопытно… очень любопытно…

– …вы меня не помните?

– Простите… нет…

– Коллинз…

Коллинза и правда было не узнать, он совсем изменился, отрастил бороду и пару крыльев.

– Так вы…

– …вы помните рукопись?

– Да, и…

– …за это время в моей жизни поменялось многое, очень многое… я женился на Хельге…

– …поздравляю вас.

– …теперь я живу в её поместье, с её сестрой Делией, её мужем Аланом, бабушкой Эсти… понимаете?

– И… и кто же заперт в вашем подвале?

– То-то и оно, что никто!

– Но… постойте… в таком случае в доме должен быть кто-то, кто не упоминается в рукописи, тот, кто писал её!

– В том-то и дело, что никого такого нет!

– Невероятно… немыслимо…

– Вы… вас не затруднит приехать к нам на пару дней?

– Постараюсь… правда, у меня нет колес, мне трудновато будет приехать…

– Ничего, я оплачу ваш ремонт… в жизни не доводилось встречать такой умный велосипед…

– …вот оно!

– Что, простите?

Все оторопело посмотрели на меня, я сам оторопело смотрел на себя, а ведь вот оно…

– Вы… – я буквально выхватил из рук Алана недописанное письмо, пробежал глазами по строчкам, – это же вы писали?

– Как… как вы смеете читать чужие письма? – вспыхнул Алан.

– Я не читаю, я только сравниваю почерк… уважаемый Алан, я вынужден арестовать вас.

– Вы? Велосипед? Арестовать? Меня?

Я и сам понял, что ляпнул что-то не то, но почувствовал, что останавливаться нельзя, что нужно и дальше делать вид, что все так и надо, что я имею полное право, и даже обязан арестовать Алана…

– …поймите, уважаемый, это будет для вашего же благополучия… – увещевал я, – иначе ваш деверь, боясь, что вы уничтожите всех, в конце концов запрет вас в подвале, чтобы вы не уничтожили своих домашних…

– …а где… я?

Я обернулся и оторопело посмотрел на Алана, стоящего на пороге собственного кабинета в левом крыле дома. Я не понимал, как Алан мог оказаться здесь, если он сидит в камере в полицейском участке – тем не менее, Алан вошел в комнату и растерянн огляделся.

– Простите… – обратился он ко мне, – вы… вы не видели… меня?

– Э-э-э… простите?

– Какой сейчас год?

– Год Осенней Звезды.

– Все сходится… отлично…

– А вы, простите…

– …из года Серебряных Сумерек.

– Так это будет через десять лет…

– …совершенно верно.

– И вы…

– …и я хотел передать себе кусок рукописи, из которого можно сделать настоящий шедевр, если я постараюсь… И я должен увидеть себя, но меня почему-то нет…

– Позвольте мне взглянуть на рукопись, – попросил я, осененный внезапной догадкой. И даже не удивился, когда прочитал уже знакомое «…иметь ключи от подвала гораздо удобнее, чем кажется, – особенно ночью, когда все спят, когда никто не видит…»

– Так это… художественный роман?

– Мистическая драма, с вашего позволения.

– Вот это да… уважаемый Алан, я должен извиниться перед вами.

– За… за что?

– За то, что подозре… э-э-э… да за причиненное беспокойство…

– Ничего страшного, вы нисколько меня не… – Алан рассыпался в любезностях, стараясь не замечать следы моих шин на паркете.

Стоит ли говорить, что я сразу же кинулся в полицейский участок просить прощения у Алана – и я не увижу, как Алан сидит верхом на мне, бешено крутя педали, велосипеды не видят, кто на них едет…

Алиса для алис

…есть город для городов, в нем живут города…

…Алиса бежит, запыхавшись, повторяет про себя:

…есть дом для домов, в нем живут дома…

…Алиса бежит, повторяет про себя, задыхаясь:

…есть океан для океанов, в нем плещутся океаны…

…Алиса бежит, спотыкаясь о саму себя, повторяет:

…есть лес в котором живут леса…

…Алиса бежит, проговаривая сквозь готовые разорваться легкие:

…есть Алиса, в которой живут другие алисы, множество алис, одна алиса любопытная, другая все время во всем сомневается, третья чего-то боится, четвертая влюблена, пятая все время ищет каких-то странствий, шестая…

…Алиса бежит, ищет ту Алису, в которой все алисы, из которой она выпала, и теперь не может её догнать…

Впустите осень?

…колокольчик у двери.

Вы выглядываете в темноту окна за шторой, видите на крыльце осень, озябшую, промозглую, мокрую от дождя…

Вы пустите её в дом?

Да?

Нет?

Нет, вы не хотите пускать холодную осень, еще не хватало, чтобы она выстудила вам весь дом, и без того зябко даже у очага…

– Пожалуйста… прошу вас… – шепчет осень, – она гонится за мной… она уже близко…

Вы хотите спросить, кто она, осень перебивает вас:

– Зима… зима…

Вы пожимаете плечами, ну а что делать, так заведено порядком вещей, зима преследует осень, гонится за ней, быстрая, белая, ощеренная ночными колючими звездами, впивается в хрупкое осеннее горло, перекусывает с морозным хрустом…

…вы задергиваете штору, возвращаетесь к своему уютному миру, наливаете бокал глинтвена в память об осени. Возвращаетесь к повседневным делам, еще надо зимние сапоги обновить, совсем износились, а счета за отопление совсем конские стали, как уже новый год, ничего же не готово, где елку взять, да это не елки, это хвосты какие-то общипанные, игрушку какую новую на елку прикупить, ничего себе, это колокольчик на елку стоит, аки крыло от боинга, совсем озверели, клянетесь себе на новый год ведрами не готовить, и опять получаются цистерны оливье, а потом еще двадцать третье с носками для бритья, и восьмое с… бритьем для носков, а когда масленица, что значит, уже была, а что бы такого на первое апреля придумать, и ничего не придумывается, а кто знает, как на майские отдыхаем, ничего себе, эти изверги что, не могли полмесяца выходных сделать, а летом надо куда-нибудь поехать, уважаемые пассажиры, рады приветствовать вас на борту… а уже август, скоро в школу, тьфу, в какую школу, школа кончилась давно, а все перед первым сентябрем снится…

…колокольчик на двери.

– А?

– Выходите.

– Что, простите?

– Выходите. Вас ждут.

– Кто ждет? Кого ждут?

– Вас. Сегодня же первое…

– …и что, мне в школу не надо.

– Не надо, но вам же надо…

– Что?

– Ну… ну как… вы же… вы же осень.

– Осень?

– Ну да. Или вы так надежно спрятались от зимы, что уже не помните, кто вы и что вы?

Вы выйдете?

Да?

Нет?

Вы выходите в осень, то есть, в само себя, срываете с деревьев пожелтевшие листья, укрываете на рассвете траву инеем, кружитесь в танце листопада, все быстрее, быстрее, быстрее вперемешку с первыми снежинками, вы уже чувствуете, как подступает зима, гонится за вами, наступает вам на пятки, ближе, ближе, вы со всех ног бежите к дому, где вы спрятались от зимы, приняв облик человека, вы видите свой силуэт в окне, вы звякаете колокольчиком, вы просите впустить вас – еще успеваете увидеть, как вы по ту сторону окна задергиваете шторы, прежде чем зима по эту сторону окна вонзает в вас клыки…

А если…

Да.

Да, вот если «Да», то что, если вы откроете двери и впустите осень…

Осень врывается в дом, смотрит на вас, на жаркое, знойное лето, одним ударом меча сносит вам голову – наконец-то оно добралось до вас, пора бы, сентябрь уже за половину перевалил…

Как выбрать человека

…человека надо выбирать с умом, это же не так-то просто, человека выбрать. Перво-наперво надо посмотреть, чтобы нормально писал, а то возьмет вас в руки, и начнет выводить такие каракули, что вообще ничего непонятно, w, f, а то и вовсе какие-нибудь 富, ну видно, что писать не умеет. Таких сразу отсеивайте, всех этих шекспиров-конфуциев, кого еще там. Берите таких, которые четко буквы выводят, А, Б, В, и так далее.

Потом подумайте, какого человека вы себе хотите взять – обученного или нет. Проще, конечно, взять обученного, вы так и делайте поначалу, когда еще сами толком ничего не умеете, а поначалу все толком ничего не умеют, вы даже не сомневайтесь. Человек сам писать будет, как его учили, детектив там, любовный роман… А вот потом уже, когда понатореете, вот тогда берите человека дикого, необученного, и сами ему диктуйте – вот там-то почувствуете настоящий полет мысли, такой, что вам и не снился. Сложновато, правда, будет, – мыслей много, а как их выразить, непонятно. Ну да ничего, наберетесь терпения, справитесь.

Человека расходуйте с умом, если сразу его лет за десять как тряпку выжмете, хороших книг с него не получите, а человека-то уже и нет, истаял, как спичка, а новый человек недешев. Так что лучше все-таки человека приберегите – чтобы хоть лет на сорок хватило. Но и сильно растягивать не надо, тоже ничего хорошего. А то видывал я таких, у них люди и по пятьдесят лет живут, и здоровые, как будто в жизни и не писали ничего. Я так поспрашивал, а они и правда ничего не писали, берегут людей, а для чего, непонятно. Один такой человек, говорят, не выдержал, от хозяина сбежал, сам писать начал, за полгода иссяк дочиста… Так что бросьте вы это, людей беречь, ишь, чего выдумали…

Абсурдная идея, идеальный абсурд

– …моя идея может показаться вам абсурдной…

Выжидающе смотрю на аудиторию, кто-то подает голос с задних рядов:

– Здесь все так начинают, давайте что-нибудь пооригинальнее…

– …но у меня и правда абсурдная идея, идеальный абсурд, как вам будет угодно. Но если все получится, добираться до самой далекой звезды мы будем так же легко, как до соседнего дома.

Смешки в зале.

– Можете поверить, это говорили все, кто стоял на этой трибуне.

Мне не по себе, все-таки продолжаю, они меня не собьют с толку, как бы ни старались…

– …думаю, что нам нужно перемещаться не в пространстве, а во времени.

Ага, есть, притихли…

– …для этого достаточно вернуться в тот момент, когда бесконечно далекие звезды, вернее то, из чего они состояли, еще были бесконечно близко друг к другу – в первые часы или даже секунды после Большого Взрыва. Разумеется, это потребует достаточно серьезных технологий, начиная от возможностей перемешаться во времени до технологий, способных сохранить космический корабль в бесконечно высокой температуре… А после корабль присоединяется к частицам, из которых миллиарды лет спустя будет составлена та или иная звезда, и вместе с ними переносится в настоящее… Межзвездные сообщения станут возможными…

Делаю паузу, лица людей ничего не выражают, о чем они думают, черт их дери…

– …разумеется, это потребует сложнейших расчетов, нужно точно знать, какая частица куда отравится…

Тишина в зале. Отчаянно пытаюсь сообразить, есть в их мире хоть какие-то намеки на подобные технологии или не стоит даже и мечтать…

– Э-э-э… – осторожно спрашиваю, – у вас есть вопросы?

– …пожалуй, что да… – кто-то поднимается с места, не вижу его лица, что за манера в этом мире закрывать лица белыми картонными кругами, – видите ли, в данном случае речь идет о трассе до Квази Квазара…

– Да, и…

– …и дело в том, что все пространство Большого Взрыва уже под завязку занято промежуточными остановками других трасс…

Холодеет спина, такого поворота я не ожидал…

– …так куда же вы предлагаете втиснуть еще один путь?

Смешки, шепоточки в зале, это какой по счету на трибуне, ну-ну…

Понимаю, что отступать нельзя, что мне нужна еще одна абсурдная идея, идеальный абсурд, что…

– …а что если уже остановившийся там корабль будет, так сказать, отодвигаться в депо?

– В какое еще депо?

– Я имею в виду пространство и время по ту сторону Большого Взрыва, так сказать, до Большого Взрыва… если они, конечно же, есть…

Думаю, есть в этом мире пространство по ту сторону начала вселенной или нет.

– Есть-то они, есть…

Ёкает сердце, получилось…

– …только они заняты кораблями с той стороны…

Вздрагиваю.

– …вы же не предлагаете начать войну с той стороной за право владеть пространством и временем по ту сторону Большого Взрыва?

Нет, но…

– …боюсь, это не поможет. Война началась сегодня утром…

Мысленно вычеркиваю еще один мир. Думаю, найдется в этой бесконечных мириадах миров мир, где два мира додумаются пропускать корабли по очереди, или я его так и не найду…

Высота на высоте

– …я не боюсь высоты…

…вру, потому что еще как боюсь…

– …да нет, дело не в этом… у нас высота…

– …я знаю, тысячи километров…

– …да нет, вы не дослушали… у нас высота… боится…

– …чего боится?

– Да людей же, людей!

– Это… это как?

– Ну, есть же люди, которые боятся высоты, верно?

Мурашки по коже, стараюсь не думать о себе.

– …ну а вот наша высота боится людей.

– Убегает, что ли?

– Да какое убегает, у неё голова от людей кружится, вы понимаете?

Не понимаю, но соглашаюсь на всякий случай, мало ли что…

– Ну и вот… справитесь?

– М-м-м…

– …вы смотрите, если не можете, так и скажите, у нас уже четверо…

– Какого черта я соглашаюсь, какого черта вообще все это…

…поднимаюсь на высоту, высота вроде бы стоит смирно, это уже хорошо, а то бывают такие высоты, которые сразу встают на дыбы, начинают гарцевать, как бешеные. Еще не успеваю подняться до самого верха, как высота начинает бешено вращаться, все быстрее и быстрее, сжимаю высоту, что есть силы, чтобы не упасть, уже понимаю – она меня не удержит, кувырком лечу с высоты, падаю на высоту же, которая ловко подхватывает меня на свою гибкую спину…

– …нулись?

– А?

– Очнулись, спрашиваю?

– А… нет… да… да, да, да…

– Вижу, да-да-да… Ладно, следующий…

– Постойте-постойте, дайте, я еще попробую!

– Понравилось, что ли?

– Не понравилось, но… дайте еще… еще…

Подбираюсь к высоте, хватаюсь за уздечку, высота встает на дыбы, поднимает меня на саму себя, беспомощно кружится, когда чувствует рядом с собой человека, теряет сознание – подхватываю высоту на руки, осторожно несу по ней самой, похоже, что получилось, только бы не смотреть вниз…

– …ну ничего себе, получилось у вас… вы первый…

– А до меня…

– …четверо…

– …уволились?

– Какое уволились, расшиблись ко всем чертям…

Запоздалый холодок по спине…

– …а вы с высотой неплохо управляетесь…

Смущенно киваю:

– Что есть, то есть.

– Вот что…

Выжидаю, что надо на этот раз, установить вышку, или выровнять орбиту спутника…

– …застрелить её сможете?

– Простите?

– Застрелить высоту, говорю, сможете?

– Э… а почему, собственно…

– Не слышали, что ли, сейчас по технике безопасности все высоты…

– …ничего себе…

– …а вы как хотели, сколько людей разбиваются…

– Э… да… смогу…

Поднимаюсь на высоту, она словно бы что-то чувствует, начинает гарцевать подо мной, я поглаживаю высоту по холке, тпру, тпру, вскакиваю в седло, – высота беспомощно кружится, верх и низ меняются местами, все быстрее, быстрее, быстрее, наконец, высота теряет сознание, падает сама в себя, в бесконечность…

– …стреляй же! Стреляй!

Протягиваю руки, чтобы подхватить высоту, пистолет выскальзывает из ладони, стремительно летит вниз, кувыркаясь и сжимаясь в точку, высота падает мне на руки, понимаю, что ни за что не держусь, падаю вместе с ней в неё, не вниз, не вверх, туда, где нет никакого верха и низа, где высота падает в высоту…