Текст книги "Кошмар кошмара"

Как цветут миры

…а что я вам могу сказать про свою работу? Да вы все равно не поймете… да нет, вы не тупой… это я тупой… Понимаете… Я смотритель цветения миров.

Да нет, я не проверяю. Я смотрю. Смотрю, как цветут миры. Миры, они же недолго цветут, только выпустят цветок, тут же увянут. Только-только проклюнутся первые поросли, только-только первый человек посмотрит на звезды, только-только возведут святилища, только-только начнут поклоняться звездам… вам неинтересно? Интересно? Ладно, продолжаю… извините, волнуюсь… никогда еще не доводилось рассказывать о своей работе… Да какая оплата, это не за оплату делается, это потому что… ну… потому что кто-то должен смотреть, когда миры цветут. Когда строят святилища для звезд, когда поклоняются звездам, когда приносят жертвы созвездиям.

Недолго все это, скажу я вам, тысяча лет, две тысячи лет, десять тысяч лет… а потом все, пустеют святилища, вянут цветы, принесенные к их ступеням, – и уже кто-то возводит крылатые огненные машины, способные подняться к звездам, и уже кто-то переносит электрические импульсы своего разума в проводки летящих машин, поднимаются к звездам.

Вот и все, и кончилась пора цветения… А дальше снова бесконечно странствовать по космосу, искать далекие миры, которые цветут – и не находить… Да нечасто мне доводится найти такой мир, ой как нечасто. Ну что поделаешь, работа такая… никто не нанимал, сам выбрал… Только с одним миром мне повезло… или не повезло, это уж как посмотреть… Был один мир, который цвел, долго цвел, ему уже отцветать пора, а он все цветет, ходят и ходят люди в святилища… уже не в святилища звезд, а в святилища святилищ, поклоняются… нет, уже не звездам, уже поклоняются поклонениям, и жертвы приносят… не звездам, нет, жертвы жертвам… А солнце уже стынет, уже и улетать пора, а куда им улетать, если они даже крыльями махать не научились, не говоря уже про реактивные двигатели…

Долго я смотрел, как цветет, отцветает мир, еще тысяча лет миновала, до сих пор помню, как стоит в святилище святилища последний жрец жрецов, поклоняется поклонениям…

А? Не-е, не советую, работа-то неблагодарная… Да и как вы туда отправитесь, вы даже летать не умеете.. так что бросьте вы это дело… Как вы научитесь, вы только что на костре сожгли последнего, кто пытался какие-то крылатые машины делать… Да нет, я еще посижу-посмотрю, как вы отцветете, а там и дальше отправлюсь…

…те же и замок

Снег – белый, густой, за которым ничего не видно, летящий и летящий, заметающий все вокруг, все дороги, все пути, высокую гору и замок на высокой горе.

Замок – огромный, запутавшийся сам в себе своими лестницами и анфиладами, вцепившийся в самую вершину горы, готовый не то сорваться, не то взмыть в небеса.

Дорога – единственная, ведущая в замок, заметенная снегом.

Люди – их должно быть двадцать, может, больше, может, меньше, еще пытаются звонить кому-то никому куда-то в никуда.

Связь – которой нет.

Лида – громкая, крикливая, её слишком много, кажется, она занимает собой все пространство, не помещается в замке, смеется, давайте считать, кого первого съедим, а у меня бутерброды есть, а будете?

Антон – весь какой-то незаметный, будто его и нет, готовый провалиться в самого себя и спрятаться в самом себе, и у него это получается, спросите кого угодно, а что Антон – и все захлопают глазами, какой Антон, откуда Антон, а разве был какой-то Антон…

…они из Гдетостана, их много, говорят о чем-то о своем на каком-то на своем, ничего не понятно, у них с собой что-то восточное, пряное, угощают всех.

Его имени никто не знает, он как будто сам не знает своего имени, всем помогает, всех считает, таскает чемоданы, тут же решает, как будем дальше, затопим огонь в камине, и что, что музей, околеть теперь, что ли, давайте пуфики сдвинем, тут кровати еще есть, переночевать, вещи тащите, у кого что есть…

Снег, – белый, густой, заметающий все и вся.

Замок, запутавшийся сам в себе.

Лида – люди смотрят на Лиду, потом на портрет Какой-то под номером Каким-То, правящей когда-то, не верят себе, – так вы… так вы…

Антон – откуда он только нож притащил, а это не нож, это кинжал из музея, когда он вообще успел броситься на Лиду, а ведь успел – скрутили, связали, какого черта, так это вы, вы…

Арчибальд-Адриан-Аметист, или как его там, уже никто не помнит, как-то на А, кторый штурмовал этот замок в каком-то там веке, разбит со всем своим войском, теперь скромно называет себя Антон, прячется сам в себе, чтобы не нашли, единственный шанс расправиться с королевой, и то упустил…

Дорога, заметенная снегом.

Огонь в очаге, что-то наскоро подогретое, у кого что есть.

Портрет безумца, построившего замок буквально из ничего, из пустоты, – все смотрят на портрет, потом на этого, чьего имени никто не помнит, так это вы, вот это да…

Тот, не помнящий своего имени, который вернулся в замок через столько веков, еще не верит себе, что получилось…

Какие-то из Гдетостана, окружившие безымянного, не узнаешь, ну, еще бы, где тебе, ты нас вообще не замечал, тех, погибших здесь, пока строили все это великолепие, теперь за все ответишь, за все…

Снег – летящий непрозрачной пеленой.

Остывающий камин.

Мертвые тела на полу в зале, кажется, кто-то на А бросился на подмогу тем из Гдетостана, а безымянный на подмогу Лиде, а может, все было иначе.

Замок, заблудившийся сам в себе.

Задачка на…

– …тише там на задних партах!

Тук-тук-тук.

Указка по столу.

– …два рыцаря… скачут навстречу друг другу со скоростью километр в минуту…

Тук-тук-тук…

– …расстояние между ними… один километр. За какое время рыцари встре…

…хрясь! – указка с треском хлопает мне по руке, сжимающей оловянного рыцаря на коне…

…тук-тук-тук…

Стук копыт…

…и все не так, все не так, господин учитель, что бы вы понимали. И вовсе не километр в минуту, а километр в секунду, и расстояние между нами полкилометра – от меня до Ортанса – и мы преодолеем его за…

…тук-тук-тук…

…за сколько, господин учитель?

…неправильно.

По моим подсчетам прошло уже около десяти лет, Ортанс уверяет, что все пятнадцать, хотя Ортанс нетерпелив, ему всегда кажется, что прошло больше времени…

Десять лет…

Десять лет непрерывной скачки во весь опор, десять лет подряд мы несемся навстречу друг другу, сжимая копья, направленные друг другу в сердца…

…разгоняюсь во весь опор – что-то подсказывает мне, что сегодня получится, я преодолею невидимый и неведомый барьер, и…

…моё копьё касается вражеских доспехов, вижу взгляд Ортанса из-под забра…

…он открывает забрало – почему он не атакует меня, почему смотрит в упор, хочет остановить коня, не может, да это и не нужно, потому что мы все равно не приближаемся друг к другу ни на шаг…

– …ты… Ты… это у тебя как получилось?

– Сам не знаю…

– Ты… понимаешь… почему мы здесь… уже… пятнад…

– …десять, не больше.

– Ну, пусть десять…

…посмотрите, с какой скоростью движутся лошади – лошадь, бегущая в карьер, не может двигаться быстрее километра в минуту – и уж, конечно же, не может проскакать так весь день.

Проследите за запасами еды и питья – если вы взяли с собой в путь краюху хлеба и кусок сыру, и вот уже вторую неделю питаетесь этими нехитрыми запасами, – задумайтесь.

Вообще посмотрите, откуда у вас берется оружие, боеприсасы, – если вы уже третий месяц, а то и третий год обороняете крепость от вражеских орд, не получая ничего извне – стоит призадуматься.

Да и вообще, вспомните, когда вы в последний раз уставали, когда вы в последний раз были голодны или хотели спать? Если вы ответили – никогда – я вас поздравляю… ваш мир не…

– …Так ты чувствуешь что-то? – спрашивает Ортанс.

– Да… как будто я могу двигаться… нет, не навстречу тебе, а тут другое что-то…

– А можешь попробовать… еще раз…?

Чувствую какой-то подвох, пробую еще раз – падаю, если это можно назвать – падаю, нет, не с коня, с коня падают вниз, а это не вниз, это вообще куда-то в никуда, во все стороны одновременно, – так было, когда за задней партой качался на стуле, свалился в хрупкую стену, проломил её с хрустом и треском – здесь пространство тоже ломается, и тоже с хрустом и треском, но беззвучным, вот это хуже всего, что беззвучным, еще пытаюсь ухватиться за обломки пространства, понимаю – бесполезно, падаю, падаю, падаю…

«…ты оглядись перво-наперво…»

Вспоминаю пропущенные мимо ушей советы Ортанса, думаю, как можно оглядеться в этой абсолютной темноте.

«…сначала особо не суетись, лучше затаись где-то…»

И это тоже очень удобно выполнить, когда вокруг все крутится, вертится, лязгает шестеренками, готовится разжевать меня в мелкие кусочки, и нужно прыгать, уворачиватсья, искать хоть какое-то место, где меня не растерзают…

«…ты не забывай, что там нужно есть и пить…»

Ортанс, Ортанс, твоими бы устами да мед пить, где тут пить, где тут есть, тут ничего нет…

«…если ты там загнешься…»

Что значит, если…

Полная темнота стремительно вертится, сжимает меня тисками, вонзается в кожу…

…пишу, чтобы проверить, могу ли я еще писать, хотя точно знаю, что уже не могу, нет смысла даже пытаться. К местной гравитации быстро привыкаешь, если это вращение корабля можно назвать гравитацией, а если подолгу оставаться на какой-то из планет, то потом волей-неволей подстраиваешь гравитацию под ту, что была на планете. Планеты попадаются разные, есть такие, на которых хочется жить и жить, есть и такие, которые… нет, не то, чтобы они плохие, в общем-то, тоже отличные города, но есть в них что-то слишком нечеловеческое, от чего хочется бежать со всех ног, и подальше…

…вроде написал, легче стало, если здесь вообще может быть легче. Пытаюсь вспомнить себя, каким я был до Освободительной, – ничего не вспоминается, как будто это был не я, и не со мной, и вообще, – а ведь было же что-то, башни Камагаллана на вершине вершин, и Атромакс, готовый броситьчся в свой последний бой с с Ортансом, прежде чем они пронзят друг джруга копьями насмерть, и Камагаллан будет освобожден, и… я уже не помню, что там дальше, у меня нет времени вспоминать, и только воины на бесконечных дорогах Землеземья иногда шепчут мне «Мы же живые… не бросай нас…».

– Мьи-дзи-дзи-ви-йй-й-и…

– …не так, – обреченно вздыхает Ортанс.

– А как?

– Не… не знаю. Но не так.

– И что мне…

– …ну… попробуй хотя бы так…

– Нь-е-пга… зайназзз…

– Хотя бы так…

Это было еще до того, как реальность проломилась, роняя меня из себя куда-то в никуда…

…галлюцинации могут возникать в результате долгого нахождения в замкнутом пространстве в одиночестве, что неизбежно для воина Освобождения. Чтобы избавить себя от галлюцинаций, попробуйте крепко зажмуриться, растереть виски. Самое главное – пусть вас согревает мысль о том, что вам выпала великая миссия Освободителя…

…вернуться туда, в машинный отсек, сказать себе, что ничего там не было…

– Мьи-дзи-дзи-ви-йй-й-и…

Окровавленная тень в углу…

– Нь-е-пга… зай-й…

Обмякшая тень падает, обагряя все темной до черноты кровью…

– Небо.

– Нье-па.

– Не-бо.

– Нье-па…

…я сам виноват, у них в языке нет буквы Б, нет Р, нет Ж, нет С, я и не знал, что язык Камагаллана может звучать так… так нелепо, дзи, си, йа, ви…

– Че-ло-век…

– Дзе-ла-вех-х-х…

– Камагаллан?

– Кха-мэг, ье-ллоаоанннн…

Что-то кашляющее, фыркающее, что-то между Х и К, О и А. Повязка снова темнеет от крови, я делаю ему знак не суетиться, лежать смирно…

Сигнал подбрасывает меня на месте, мир ждет своего Освободителя…

– …я тебя зачем посылал вообще… да что я, мы все тебя зачем вообще посылали?

– Э…

– …ты его отговорить должен, а ты что?

– Ты… ты понимаешь, чем он там занимается… у себя в мире…

– Да хоть чем, тебе на наш мир вообще плевать?

– Нет, но… смотри…

…мне все упорно кажется, что в седле должно быть неудобно, мне неудобно от того, что мне удобно, надо будет сказать… а ведь я даже не знаю его имени…

– Он мне объяснил… он там, в том мире…

– …а нам какое дело до того, что в том мире, кого он там от кого освобождает? – звериные глаза Ортанса вспыхивают адским пламенем, – ты в каком мире живешь, в том или в этом?

– Нет, но… тот мир… он как бы… главнее, что ли…

– А нам легче от того, что он главнее? Ну, освободит он там какие-то миры от кого-то там, ну убьют его самого в конце концов, так и останемся с тобой навсегда здесь, друг напротив друга… Тебе на Камагаллан твой наплевать уже? Землеземье пусть к чертям катится, да?

Не понимаю Ортанса:

– А ты чего вообще за Землеземье забеспокоился, ты сам хотел из него всю кровь высосать до состояния пустыни, а тут всполошился!

– Ты хоть понимаешь, что от нашего мира вообще ничего не останется?

– …да кончайте уже с ним…

Задача…

Сколько может всадник скакать верхом на лошади…

День.

Два.

Месяц.

Год.

Десятки лет.

Вечность.

Вот теперь правильно.

Скачу во весь дух, я должен успеть в Камагаллан, на площади которого уже остановился черный конь Ортанса, я должен успеть, пока не…

…я не успею.

Я уже знаю, что не успею, что на этой странице, которую Ортанс или кто-то еще аким-то образом вырвал из книги, теперь мне остается вечно гнать своего коня во весь опор из ниоткуда в никуда, – мой конь никогда не падет замертво, я сам никогда не упаду в изнеможении, вокруг меня вечно будут мелькать заросли чего-то зеленого, колючего, шумящего…

Вспоминаю, что я делал, как я выбирался из реальности, понимаю, что здесь это не прокатит…

Я уже знаю, что навалится непроглядная темнота – она наваливается, Артомакс не соврал, да еще бы он врал, он же хороший герой, и все такое, где ему врать. Я уже знаю, что дальше будут шестеренки, готовые разорвать меня в клочья – уворачивюсь, падаю, извиваюсь, как угорь на сковородке в базарный день, м-м-м, сейчас бы угря, да где я сейчас возьму угря… Дальше нужно сгруппироваться, выждать время и броситься в узкий проблеск света.

Раз…

…два…

…три!

Что-то с лязгом, хрустом и грохотом пытается вонзиться в мою ногу, не успевает.

Теперь все просто, предельно просто, Артомакс объяснил мне, насколько он сам все это понял, что бы он вообще понимал… тонкие канаты – красные, синие, желтые – их нужно осторожно рассечь, а еще вынуть вот это, и вот это, и крылатая повозка превратится в неподвижную стальную посудину, которая навечно застынет в небе…

…моя шея с хрустом и треском ломается под ударом меча, мир бешено вертится перед глазами, расплывается туманом, еще успеваю подумать, что это не мир вертится волчком, а моя собственная голова, отрубленная ударом Артомакса…

– …что… какого…

Он (я так и не знаю его имени) оторопело смотрит на меня, на неподвижное тело Ортанса, на пол, залитый кровью…

– Ортанс… он…

Смотрю, как у Ортанса с хрустом и треском вырастает новая голова, первый раз почему-то думаю, что это, должно быть, больно, да и когда отрубают голову, тоже больно, и вообще… Нет, я не хотел его убить, если бы хотел убить, то пронзил бы сердце, я уж знаю, чтобы убить Ортанса, нужно пронзить сердце, а отрубить голову, значит только вывести из строя совсем ненадолго…

Связанный Ортанс беспомощно извивается на полу, он (как же его зовут?) спохватывается:

Ему же кровь нужна…

В ужасе смотрю, как он (имя, имя?) прокалывает себе тыльную сторону локтя, нацеживает темно-красную жидкость, вот черт, сколько раз видел на поле боя, и ничего, а тут не могу, отворачимваюст…

Вот так…

– Не… не развязывайте его…

– А что такое?

– Он… хотел… – пытаюсь показать на тонких канатиках и блестящих штуках, что собирался сделать Ортанс, он (кто он?) бледнеет.

– Ничего себе… я тебе, получается, жизнью обязан… ну, не жизнью, но…

…я что, спал…

…а ведь спал, надо же, первый раз испытал, как это по-настоящему – спать, вернее, не испытал, так и не успел понять, что это было. Осторожно оглядываюсь, он тоже спит, надо все-таки спросить его имя, и израненный Ортанс тоже спит, или делает вид, что спит, это же вроде бы нежить какая-то, ему же вроде не нужно спать…

Осторожно пробираюсь из отсека в отсек, вспомнить бы, как это делал он, нет, не пробирался, а вот здесь, перед черным квадратом, если коснуться квадрата, он оживет…

…квадрат оживает.

Выберите язык…

Я не представляю себе, чтобы здесь был язык Камаланнана, и все-таки пробую…

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

НАЙДЕТСЯ ВСЕ

Я хочу найти все, я хочу все знать, я прошу большой мир рассказать мне о себе…

…срываюсь с места, бросаюсь в темноту с шумящими шестеренками, рассекаю тонкие канатики, один, другой, третий…

Задачка.

За сколько часов крылатая повозка доберется до очередной земли.

Неправильно, господин учитель.

Ни за сколько.

Потому что крылатая повозка больше не будет летать…

– …ты… ты что творишь вообще?

Как же его все-таки зовут…

Отвечаю, как можно спокойнее:

– Ты никуда не полетишь… ты допишешь…

Черта с два я тебе что-то допишу… – он хватает что-то кубическое, блестящее, я не знаю, но чувствую, что в этом чем-то прячется наш мир, и не менее четко чувствую, что от этого мира сейчас ничего не останется.

– Вы… вы этого не сделаете… вы…

Он замирает, я прямо-таки вижу, как все переворачивается у него внутри, – я не даю ему опомниться, я показываю на черный квадрат, который перестал быть черным…

– Взгляните…

– Что такое?

– Не узнаете места?

Камагаллан… бред какой-то… он что… реально существует? Вернее… существовал?

– А вы… не знали?

– Первый раз вижу… Слушайте, я тут с вами с ума сойду…

– …А если так попробовать… – он (как же его зовут?) торопливо наговаривает в блестящий кубик, мы с Ортансом сидим тише воды, ниже травы, боимся шелохнуться.

…Артомакс не удивился, когда увидел крылатую повозку, пышущую паром – да он уже давно ничему не удивлялся, – к счастью, повозка оказалась оснащена седлом и стременами, и он без труда забрался в причудливую повозку, которая…

Мне страшновато в крылатой повозке, но заставляю себя призвать на помощь все свое мужество, держаться в седле…

…автор замирает.

Осторожно выдыхаю:

– Готово?

– Готово… вот теперь… – Автор измученным взором оглядывает бескрайние звездные лабиринты, – теперь все наше…

Задачка…

В космосе четыреста миллиардов миров. Сколько из них принадлежат миру Автора…

Ответ:

…правильно, все…

…а мир разумных кристаллов?

Его больше нет.

А мир мыслящих деревьев?

Его тоже нет.

А мир думающего тумана?

И его тоже…

А мир…

А мир…

А мир…

…задачка:

Сколько осталось миров?

Ответ?

Ни одного.

Начинаю понимать, что случилось…

…оторопело смотрю на Ортанса:

– Ты… ты знал… что будет… так?

Ортанс многозначительно улыбается.

Вспоминаю почти забытое – да нет, это невозможно забыть – копье появляется в моих руках само собой, бросаюсь на Ортанса, понимаю, что ничего не получится. Что-то происходит, что-то не так, Ортанс не здесь, Ортанс по ту сторону страницы, смотрит на меня, на автора, как мы мечемся по «Пилигриму», или как там его, пытаемся пустить на полную скорость…

Задачка.

«Пилигрим» движется со скоростью двести тысяч километров в час.

За сколько лет он доберется до…

…ни за сколько.

«Пилигрим» бесконечно летит из ниоткуда в никуда, кто-то смотрит на нас с той стороны страницы…

Сборщик сборщиков

…сначала я даже не понял, что именно увидел – безумное нагромождение фрагментов сборщиков, исследователей, вездеходов, смотрящих, слышащих, ловцов энергии – да невозможно было перечислить всех, кого безумный гений притащил в свое подземное логово, искалечил, переломал, соединил немыслимым образом. Я еще не успел по-настоящему испугаться увиденному, когда еще одно жуткое откровение прошибло меня немыслимым ужасом – обломки и искореженные осколки были живы, они сигналили огоньками, перебрасывались данными, кто-то отчаянно пытался собирать свет солнечными батареями…

Я присмотрелся к нагромождению фрагментов – и тут как будто кто-то пропустил через меня ток в мириады вольт – этого просто не могло быть, но никакой ошибки – среди истерзанных тел я увидел то, что когда-то было тридцать седьмой, от которой сейчас остался только взгляд, полный отчаяния. Я понимал, что ничем не смогу помочь своей подруге, которую не зря считал безвозвратно утерянной, но…

– …а я вас уже заждался…

Этот голос так и подбросил меня на месте. Я обернулся, чтобы увидеть безумца, который по-хозяйски оглядывал свое творение, бережно поправляя проводки то тут, то там. я не верил себе, что двадцать пятый, милейший двадцать пятый, который говорил, что боится выйти на улицу ночью, когда все началось – он и окажется…

– …не ожидали?

Зачем… какого черта вы все это устроили?

– О-о-о, долго объяснять, да вы все равно не поймете… никто не понимает… хотя нет, вы-то как раз… вы-то должны понять, вы же… мозг, если можно так выразиться…

– …я знаю, что я мозг, но какого…

– …но вы никогда не задумывались, чей вы мозг? И не торопитесь отвечать, что свой собственный… Скажите… вы никогда не просыпались от странного чувства, что вы – часть чего-то большего, чем вы сами? Вам никогда не хотелось выверить координаты пути не в двух, а в трех измерениях? Вам никогда не казалось, что вы… летите?

Я призывал на помощь всю свою силу воли, чтобы не слушать и не слышать его – так жестко и беспощадно он озвучивал мои собственные мысли, которые я никак не мог выкинуть из головы, мысли, от которых тщетно пытался избавиться годами. Честное слово, я ни в коем случае не оправдываю себя – но если бы он прекратил хотя бы на секунду, я бы еще смог сдержаться, но он сказал это роковое слово – «координаты», слово, не дающее мне покоя, сбивающее все мои программы, заставляющее видеть звезды средь бела дня, и не над пустыней – а просто звезды, безо всего…

Дальше помню только выпадающие из тела пулеметы, звон и грохот осколков того, что секунду назад было двадцать пятым – кажется, так я и стоял, пока не подоспели стражи, не меньше меня ошарашенные увиденным. Что было дальше, я вспоминаю с большим трудом – кажется, меня допрашивали, кажется, я что-то отвечал, кажется, площадь заполонили машины ремонтной помощи и машины новостных лент, меня буквально разрывали на кусочки, стараясь узнать, что здесь произошло. Собственно, мне и самому было интересно знать, что здесь произошло, – я до сих пор не могу дать точного ответа. Должно быть, милейший двадцать пятый настолько обезумел, что поверил в странные наваждения, которые приходили по ночам – но что заставило его ломать вездеходов и собирателей, складывая из них нечто не постижимое уму – я до сих пор не знаю. Иногда мне самому лезет в голову непонятная неведомая связь собирателей, штурманов, энергетиков – и бескрайнего звездного неба над нами – но я тщательно отгоняю от себя это бредовое наваждение, и надеюсь, мне хватит мужества разрушить свою память, если наваждение станет слишком сильным…