Текст книги "Волчья звезда"

…А может, он все равно втайне на что-то надеялся, потому что ездить с ними не запретил; эта их лодка пришла за мной на следующее утро, и на следующее. Они, видно, и впрямь полагали, что чему-то меня учат, хотя я и не понимала, чему – я должна была часами таращиться на этот их экран, порой он ничего не показывал – просто мерцал каким-то гнусным тошнотворным образом, или на нем вспыхивали картинки или слова – так быстро, что я едва успевала их заметить, не то, что сообразить, что именно они изображали. Порой мне вновь приходилось гонять по экрану какие-то загогулины – Звездные Люди называли это Испытанием; сначала я решила, что они испытывают эти загогулины – движутся ли они как надо, – но потом поняла, что меня. Порою я до того насматривалась на перемещение цветных линий, что даже когда закрывала глаза, видела под веками какие-то пятна и яркие вспышки – сначала я решила, что на меня навели какую-то порчу, но Улисс сказал, это «нормальное явление» и скоро пройдет. Одна только польза была от всех этих глупых занятий – кормили там хорошо.

Нужно сказать, Хранитель оказался прав – воды там было хоть залейся, даже горячей. Она шла из такой штуки, которая называлась «кран» – для этого нужно было повернуть нашлепку сверху. Удобная вещь, но для нас ее никак не приспособишь… Еще там были такие розовые душистые кирпичики – Диана назвала их «мыло». Если им вымыть голову, сказала она, волосы у меня станут в точности, как у нее самой. Тут уж она приврала – сколько я их ни терла, золотыми они так и не стали.

Диана даже постирала мою парку – забрала ее как-то утром, а вернула перед отъездом. Парка была как новенькая, даже узоры на подоле; а я уж забыла, какого они цвета…

Сначала я никого, кроме Дианы да еще Улисса, и не видела – а когда спросила, где же все остальные, она рассеянно ответила, что у остальных и без того дел полно, а двух учителей на одну маленькую девочку вполне достаточно. Однако, полагаю, что если у тех, кто оставался в становище, и были какие-то дела, то довольно странные – раз делались они только за стенами Домов.

Впрочем, однажды Диана как-то уж особенно придирчиво оглядела меня, заставила причесаться и велела вести себя «прилично». Я так и не поняла, что они под этим подразумевали, но на всякий случай решила поменьше размахивать руками… Диану порой раздражали очень странные вещи…

В общем, я сидела на стуле и старалась не вертеться, а Диана вышла и вернулась еще с одним Звездным Человеком, тоже высоким – не ниже Улисса, но этот был совсем седой. Правда, старым его никто бы назвать не решился – держался он прямо и двигался легко.

– Вот, – сказала Диана, – это и есть наша ученица.

Я на всякий случай встала с табуретки и сказала:

– Здравствуйте.

Он мне не ответил, лишь быстро оглядел меня с головы до ног холодными серыми глазами.

– Вот эта? – сказал он.

Похоже, я ему не понравилась.

Диана вступилась:

– Она способнее, чем кажется.

Я некоторое время была занята тем, что пыталась понять – похвалила она меня? Или наоборот?

– Покажи, что ты умеешь, Выпь, – сказала она.

Я умела много чего, но это ее вряд ли интересовало.

Как-то я пыталась рассказать ей, как мы делаем всякие плошки из глины, она выслушала, но все больше из вежливости. Зато когда я начинала рассказывать содержание тех Записей, что успела прочесть у Хранителя, ее было за уши не оттащить.

Потому я спросила:

– А что?

Она положила передо мной какую-то Запись – на тонком белом листе, даже страшно в руки взять – и сказала:

  –  Прочти что-нибудь, ладно? Помнишь, как мы с тобой читали? Ну что ты?

Я шепотом сказала:

– Диана, я не могу.

Она растерялась:

– Это еще почему?

– Я же его не знаю… Это… не хорошо.

– Но мы же с тобой…

Она ничего не понимала. Я отозвала ее в сторонку и сказала, по-прежнему шепотом:

– Хранитель меня сюда отправил с вами, значит, с вами можно. А вообще так не делают. Не читают Записи перед человеком, который тебе даже имени своего не сказал.

– Его зовут Лагранж.

– Он сам его должен назвать… А так…

– Что там стряслось? – раздраженно спросил седой. Он посмотрел на часы – такой круглый плоский предмет на запястье. Они все время на него смотрели. Диана говорит, что по нему можно узнать время. Как будто если его измерить, что-то от этого изменится…

– Погоди, Лагранж… сейчас я все улажу…

  –  У меня через пять минут сеанс связи, – сказал тот, повернулся на каблуках и вышел. Диана побежала за ним. До меня долетали какие-то обрывки разговора, запомнить-то я запомнила, но ничего не поняла. Потом Диана вернулась. Вид у нее был какой-то пришибленный.

– Ну что же ты… – сказала она укоризненно.

На следующий день лодка не пришла.

Я так удивилась, что даже ничего не сказала. Побоялась. Ну и в глубине души подумала, что, может, оно и к лучшему. Уж очень я уставала там, в Доме Звездных. Неправильно уставала – не телом, а головой. Но, когда она не пришла и на следующий день, я забеспокоилась.

– Ну что ты бродишь, как тень? – сердито спросил Хранитель. – Займись делом, раз уж сидишь в Доме. Вон, этот паршивец до чего хозяйство запустил…

Я виновато сказала:

– Я сделала что-то не то… Они и обиделись. Диана говорила этому… Гранжу, что я слишком… слишком… никому… не кабельна. Это что-то значит?

– Понятия не имею, – сказал Скарабей. – Но, насколько я понял, Звездные – люди вежливые. И если бы они тебя выставили (и, кстати, поделом), то извинились бы хотя бы передо мной. Скорее всего, у них нашлись какие-то другие дела. Они же не обещали тебе приезжать за тобой каждый день?

– Нет. Но до сих пор они всегда так и делали.

  –  И у тебя это вошло в привычку, – сказал Старик. – Вот и избавляйся от нее. Мы сами по себе. Они сами по себе.

Я не успела избавиться – на следующий день лодка пришла.

С самого утра. Улисс спрыгнул с нее и вошел в Дом.

– Прошу прощения, отец, – сказал он Хранителю.

Я подумала – сейчас скажет, что я некабельна, вот тут все и начнется. Но он сказал:

– У нас тут беда случилась… Вот мы и вынуждены были на время оставить занятия…

– Сочувствую, – вежливо сказал Скарабей.

Он не спросил – какая, поскольку был человеком вежливым. Я бы спросила, не удержалась.

Но Улисс сам сказал:

– Мы высадили одну из наших групп у развалин, там, на севере… Ну, знаете…

– Не знаю, – сказал Скарабей.

Он отвечал только за свои развалины, понятное дело – чужие ему были ни к чему.

– Ну ладно. Все равно это довольно далеко отсюда. Но там когда-то был крупный город и мы подумали… В общем, они пропали. Семь человек… Не знаете, там опасно?

– Везде опасно, – сухо сказал старик.

– Мы пытались их разыскать, но… Ладно, Выпь, собирайся, Диана ждет.

Уже в мобиле я спросила:

– А что с ними случилось, с этими вашими людьми?

Он печально ответил:

– В том-то и беда, что мы не знаем. Они выходили на связь вечером, два дня назад… плановый сеанс…Следующий должен был быть утром, но…

– Что такое «плановый сеанс»?

– Я же рассказывал тебе. Есть способ говорить на расстоянии. При помощи Предметов.

Я кивнула, потому что и в Записях порою попадалось что-то в этом роде.

– Наверное, – сказала я, – ночью на них кто-то напал. Неожиданно.

– На нас невозможно напасть неожиданно. Ты же сама видела – в лагерь нельзя проникнуть… он защищен силовым полем. Потом… наверняка остались бы какие-то следы борьбы… насилия… а лагерь просто пуст… Мы обыскали всю округу, никаких сигналов, никаких следов, ничего… приборы зарегистрировали сильное возмущение электромагнитного поля, но… мы и сами такие наблюдали… скорее, это все же природное явление…

Я покачала головой. Половины из того, что он говорил, я не поняла, но точно знала одно – если кто-нибудь настолько уверен в своей неуязвимости, он, считай, уже мертвец. Наверное, их людей уже убили и съели, но разве этим втолкуешь?

А вечером, когда я вернулась, у Хранителя была Дрофа. Они, видимо, о чем-то спорили, но когда я вошла, разом смолкли, развернулись и уставились на меня.

– Явилась, – Дрофа неодобрительно поджала губы, – полюбуйтесь на нее.

Скарабей неохотно проговорил:

– Оставь девчонку в покое. Это я ей велел.

– Люди недовольны. Жалуются, что чужаки сюда зачастили. И все из-за этой. Да и она не лучше; катается взад-вперед на этой штуке, словно так и надо. Откуда ты знаешь, что они с ней там делают?

– Ничего плохого они с ней не делают. Они сказали, будут ее учить.

  – Чему учить? Ты только посмотри на эту бестолочь – чему ее можно научить? Стоит, глазами хлопает.

  – Пусть она сама расскажет. Чему они тебя учат, Выпь?

Я растерялась. По мне, так они и впрямь ничему толковому меня не учили – одни сплошные глупости, но скажи я все как есть, хлопот не оберешься. Дрофа баба вредная. Мало ли что ей в голову взбредет…

И тут же услышала:

– Может, порчу на нее навели… Нечего ей туда ездить.

Я торопливо сказала:

– Учат разбираться с Предметами. У них этих Предметов полным-полно.

– И Предметы их, небось, порченые. И тебя они испортили.

Я взяла плошку и пошла к хранилищу в дальнем углу.

Скарабей было дернулся, но Дрофа смотрела на него так язвительно, что он промолчал.

– Ну? – ехидно сказала Дрофа.

Предметы лежали там в полутьме, каждый в своем гнезде, каждый для чего-то когда-то был предназначен, каждый очищен от грязи и ржавчины…

– Вот это… – сказала я.

– Что, – спросила Дрофа, – вот это?

  –  Это не совсем Предмет. Это часть Предмета. И вот это – тоже.

Многие Предметы попадались нам скрюченные, перекореженные какой-то неведомой силой, а один выглядел так, словно кто-то скручивал его, пытаясь выжать воду. И я вдруг почему-то поняла, что это его настоящая форма.

– Если вот эту… скрученную штуку, – начала я.

– Винт… – тихо подсказал Хранитель.

  –  Ага… Если вот этот винт запихать вот в эту трубку…

…Тогда на него очень удачно надевается сначала вон тот металлический цветок с острыми по краям лепестками, а потом вот эта плоская штука с дырочками, а вон ту ручку нужно насадить на винт с другой стороны… Ручка, правда, была чуть-чуть подпорчена, и раньше на ней, должно быть, имелась деревянная нашлепка, чтобы удобнее было хвататься, но и так сойдет. В станине, к которой крепился раструб, было отверстие, должно быть, сквозь него продевался какой-нибудь штырь – сейчас его не было, мелкие Предметы имеют свойство разбегаться, как тараканы, но если бы он был, всю эту штуку можно было бы укрепить на деревянной доске.

– И что? – Дрофа подозрительно наблюдала за моими действиями. Скарабей тоже. Не иначе, как он решил, что я соорудила что-то опасное.

– Это такая мельница. Только маленькая. И она не перетирает, а режет. Винт проталкивает все, что вы кладете вот сюда… Только прижимать нужно осторожно… а то палец отхватит…

– И что ей можно резать?

– Хоть что. Хоть овощи, хоть мясо. Сами увидите.

– Ну и ну, – сказала Дрофа. Она схватила мельницу и вылетела из комнаты – только мы ее и видели…

Скарабей тоже сказал:

– Ну и ну!

Я скромно промолчала.

– Как это ты догадалась? – изумленно спросил Хранитель.

– Не знаю. Просто само так получилось. Вроде как увидела…

– А… – нерешительно спросил он, – еще можешь?

– Тут больше нет ничего такого… целостного… может, если порыться в других Хранилищах…

– Ладно, – сказал он, – ладно, потом… Так значит, вот чему они тебя учат…

Я подумала, что ничему такому они меня и не учили, но на всякий случай сказала:

– Ага!

– Ну, теперь пусть только попробуют… – мрачно произнес он.

Я поняла, что на этот раз пронесло. Только не поняла, как.

После этой истории уже никто не возражал против того, что сверкающая лодка Звездных Людей ежедневно, утром и вечером, появлялась в становище, а вскоре случилось и еще кое-что.

Может, не вози они меня каждый раз туда и обратно, все обернулось бы по-другому, но раз заведенный порядок соблюдался неукоснительно. Я ни разу не оставалась ночевать в их становище. В том Доме, где они со мной работали, даже и не было ничего похожего на постель, а больше никуда они меня не пускали. С утра кто-нибудь из этих двоих – либо Улисс, либо Диана – забирали меня, а вечером привозили обратно. Весной вечера долгие, но если эта их лодка не успевала добраться в становище до темноты, она освещала себе путь огнями – яркими, как маленькие луны. Если это была Диана, она делала что-то такое, отчего начинала сама по себе звучать музыка – хоть сначала я даже и не поняла, что это музыка, потому что уж очень она странная – ни складу, ни ладу; словно инструменты, вместо того чтобы играть в едином порыве, изо всех сил старались помешать друг другу. Потом-то я привыкла, и поняла, что что-то в ней все-таки было. Порою в игру вступали голоса, когда мужские, когда женские. Я уже знала, что они существуют как бы сами по себе, отдельно от человека; они как бы были всегда, как Записи, и одну и ту же мелодию можно было слушать сколько угодно; она нисколько не менялась. Но однажды музыка прервалась в неправильном месте и вместо нее раздался незнакомый голос. Он что-то произнес на непонятном языке, который я ненавидела именно потому, что ничего не могла разобрать. Скарабей бы понял, подумала я, надо попросить его, чтобы он и меня научил. И сама удивилась этой мысли – прежде-то от лишних занятий я старалась увильнуть.

Диана, к моему удивлению, ответила – в ту штуку, которая выдвинулась из панели; вроде той, с которой у них в Доме разговаривала я.

Потом она дотронулась пальцами до панели и лодка пошла быстрее. Вообще-то это была не лодка, она называлась «мобиль» или что-то вроде того, хотя совершенно непонятно, зачем придумывать новое название, когда есть старое.

Я спросила:

– Что случилось?

– В нашу сторону движется отряд вооруженных людей, – неохотно пояснила она. – Верхом.

Я сказала:

– Ох!

Зимой кочевники отходят на юг, там тепло и травы больше, а потом, к весне, откатываются назад, разбиваясь на мелкие отряды, которые отходят далеко в сторону от основного пути.

– Сколько их?

– Человек сто, – сказала она, – сто пятьдесят. Если они будут двигаться с той же скоростью, через час доберутся сюда.

– Через…

– Скоро.

Она так и ворвалась в становище – на этом своем мобиле, сиявшем огнями, а уж орал он так, что все повыскакивали наружу – посмотреть, кто кого мучает.

Я спрыгнула на землю и заорала:

– Кочевые! Сюда идут кочевые! Мы их видели!

– Но ведь… – пробормотала она.

– А вы расскажите им про эту вашу связь на расстоянии. Так они вам и поверят!

В становище поднялась суматоха. Лестницы убрали и приготовили метательные камни; часть из них обмотали тряпками, пропитанными горючей жидкостью, мужчины устроились за каменной насыпью, откуда можно было обстреливать все подступы к становищу. Лодка Дианы зависла над склоном, погасив огни, точно ее и не было. Какое-то время было тихо – все затаились, потом я услышала топот; они всегда несутся на полной скорости, рассчитывая на внезапность, и вскоре ворвались в долину – темная полоса на фоне сумеречного неба, облако пыли, поднятое лошадьми, размывало очертания и оттого казалось, что лошади и всадники сливались в одного огромного невиданного зверя.

У меня заболела нога.

Может, их и впрямь было не больше сотни, но мне показалось, гораздо больше; наши ждали молча, чтобы подпустить их поближе, а те, когда подошли на расстояние полета стрелы, начали отчаянно орать и колотить своими короткими копьями по щитам, и от этих криков мне стало ну просто плохо. Тут в них полетели камни из катапульт и огненные шары, разбрызгивая искры падали под ноги лошадям, заставляя их храпеть и шарахаться в стороны. Не знаю, чем бы все это могло кончиться – я вспомнила ту корзину и подумала, что теперь-то мне под нее не влезть, но тут из-за гребня, сверкая всеми огнями и вопя, как раненый зверь, выплыла лодка Дианы. Она зависла над головами нападавших, неуязвимая для стрел, да еще из нее начал валить разноцветный дым, от которого те побросали поводья и начали тереть себе глаза, а лошади становились на дыбы и сбрасывали их под копыта. Началась свалка, и наши мужчины повылазили из укрытий и пошли их добивать, хотя вскоре и сами начали чихать и кашлять от дыма. В общем, можно сказать, нам привалила большая удача, хотя, кроме лошадей и оружия, разжиться было особенно нечем – кочевые передвигаются налегке.

Диана вышла из мобиля – нижняя часть лица у нее была скрыта под маской, и теперь с ужасом смотрела, как наши методично добивают раненых – глаза у нее стали как плошки, я такого никогда не видела; ее аж трясло, а когда взгляд ее наткнулся на одного, с раздробленной головой, она посерела, рывком стащила маску и ее вырвало прямо тут же – она и отбежать не успела. Я думаю, у них такой слабый желудок, потому что они едят слишком нежную пищу. После чего она утерлась, залезла обратно в свой мобиль и поминай как звали.

Даже не попрощалась – а наши-то собрались ее честь по чести поблагодарить, такую спасительницу.

Но кто же забудет доброе дело – и когда на следующее утро за мной приехал Улисс, его приняли честь по чести, старейшины всех Домов вышли встречать мобиль, и Улисс вежливо выслушал заверения наших в вечной дружбе. Он и сам произнес что-то, подобающее случаю, но, по-моему, чувствовал себя при этом несколько неловко, и все озирался по сторонам, – не знаю, что уж там он такое рассчитывал увидеть; покойников уже раздели и убрали; пленников увели (их было всего двое) – смотреть было не на что.

Потом он вернулся в мобиль – я уже сидела там, – и сказал:

– Поехали.

Какое-то время мы ехали молча, но я видела, что он хочет о чем-то спросить, и не решается.

Я сказала:

– Ваша Диана здорово соображает. Уж не знаю, чем она их…

– Слезоточивым газом, – рассеянно сказал он, и добавил: – Послушай…

– Да?

– Меня пригласили на праздник… собственно, нас всех пригласили…

Я сказала:

– Ну да. Вы же наши союзники.

Со стороны старейшин этого следовало ожидать – раньше-то всем казалось, что, хоть с племенем Звездных Людей и можно вести дела, все они, в общем и в целом, все-таки придурки, но после вчерашнего стало понятно, что таких могущественных друзей, как они, больше днем с огнем не сыщешь. Теперь-то никто не скажет, что от пришельцев идет порча.

– Если вы с нами породнитесь, сможете брать к себе наших женщин. Этой весной как раз несколько вошли в пору. Не за так, понятное дело. Но много с вас не спросят – какие счеты между своими…

Он, похоже, не слишком обрадовался.

– А на этом празднике…

– Будет много хорошей еды.

– Да, – тоскливо сказал он, – но какой еды?

Тут только я сообразила.

– Да что вы себе думаете? Что мы, дикари, что ли? Мы покойников не едим. Иначе как же они найдут дорогу домой, по-вашему? Так и будут тут шляться, а кому это нужно? Мы их кладем в пещерах, лицами на закат, все честь по чести. Даже оружие им даем – правда, не железное. Они не разбирают, честно говоря, какое оружие им дают, мертвые.

Он вздохнул вроде как с облегчением.

– Конину приготовят, – сказала я. – Мы столько лошадей не прокормим.

Тут он опять затосковал.

– Я видел вчерашнее побоище, – сказал он.

– Бросьте врать-то, – не удержалась я, – как вы могли видеть, когда вас там и не было? Диана была.

– На мобиле установлены автоматические камеры. Они фиксируют все, что происходит.

– Как Записи?

– Да, – устало ответил он, – как Записи.

Он задумался. Потом сказал:

– Одно дело читать про то, что было давным-давно, совсем другое – видеть все это собственными глазами.

– Что с того? – возразила я. – Мир-то не меняется.

Он опять вздохнул:

– Похоже, что нет.

– Уж не знаю, откуда вы там прибыли – может, у вас другие порядки, но у нас отродясь так было.

Он старался не показывать виду, но я-то заметила, что ему не по себе. Может, конину они тоже не едят?

– Да как же вы жить-то тут будете, если вы такие нежные? А эта ваша Диана? Как посмотрела на этого ублюдка, так и пошла блевать. Камень-то ему из катапульты в башку попал, да он еще и свалился под копыта… голова, понятное дело, раскололась, как орех, мозги на камень – блямс! А она как позеленеет, и…

– Ох, да помолчи, пожалуйста, – быстро сказал он.

– Когда из катапульты бьют, почти всегда так. У вас что же, катапульт нет? Чем же вы тогда будете обороняться?

– Уж найдем, чем.

Сегодня им было не до меня; видно, готовились к празднику – если наши собираются засыпать своих новых друзей подарками, то и этим, понятно, не хотелось оставаться в долгу; вот они и собирали какие-то тюки; свертки ткани – легкой, но прочной; эту их замечательную посуду, которая не бьется, даже если уронить ее на каменный пол; и даже бруски железа – богатые дары, очень богатые. У этих Звездных Людей, видно, всего в изобилии, если они могут позволить себе такую щедрость. Так что Дианы, которая почти все время болталась тут, я сегодня почти не видела, зато пришел этот, седой – они с Улиссом говорили о чем-то, на нашем языке, не на своем, но так быстро и тихо, что я могла разобрать лишь отдельные слова: «такая возможность…», «тебе придется…», «в любом случае…». Седой вроде как настаивал, Улисс возражал, они незаметно начали говорить все громче. Потом седой сказал:

– Ладно. Но имей в виду – мы можем и ошибаться.

– Нет, – возразил Улисс, – не думаю. Ты же видишь: больше нигде… ничего…

– Значит, – заметил седой, – мы не там ищем.

– В любом случае, – опять сказал Улисс, на этот раз уже потише, – они наши соседи…

Они опять перешли на шепот, потом седой вздохнул, словно собирался сказать что-то еще, но махнул рукой и вышел.

Я спросила:

– Этот Гранж вождь?

Улисс покачал головой.

– У нас нет вождей. Но Лагранж отвечает за определенную область деятельности. За отношения между людьми.

– Вроде старейшины?

– Да, что-то в этом роде.

– Чем он недоволен?

– Он считает, что мы зря теряем время. Я так не считаю. Если бы он предложил какую-нибудь альтернативу, я бы, пожалуй, еще и прислушался, но…

Я уже заметила за ними – они всегда отвечают на вопросы, но порою так, что понять все равно ничего нельзя.

Сегодня все пошло не так, как обычно; сначала Улисс отвез меня, потом отбыл, а потом мобиль вернулся – и с ним трое, Улисс с Дианой и этот самый Лагранж. Их приняли честь по чести, и после полагающегося обмена дарами усадили на почетное место, выставив перед ними по кувшину кислого вина и по огромному куску мяса – хорошее место, удобное, подальше от детей и перестарков, которые так и норовят выхватить из рук кусок.

Меня бы тоже шуганули оттуда, но я, вроде как, была при них.

Обряд породнения они прошли честь по чести, хотя, по-моему, когда Кречет подошел к ним со священным ножом, особого восторга у них это не вызвало. Тем не менее, они позволили надрезать себе руки, и кровь их стекла на землю, смешавшись с кровью остальных. Дары, которые предназначались им, хорошие дары, большей частью железные, они погрузили в свой мобиль. Хранитель, скрепя сердце, предложил им кое-какие Предметы – на выбор (правда, из той части хранилища, где все было явно, заметно порченное и негодное к употреблению), и они вежливо сказали – большое спасибо, они со временем разберутся и выберут себе что-нибудь по душе. Понятно, времени у них теперь было полно – они могли бывать тут сколько хотели.

И все бы прошло гладко, но тут Кречет повел их к пленникам.

Эти были даже не ранены, просто оглушены падением с лошади и теперь лежали у Закатного камня, связанные – руки заведены за спину и притянуты к лодыжкам, все честь по чести.

Но они уже успели оклематься и теперь так и зыркали по сторонам.

– Прошу вас, дорогой гость, – вежливо сказал Кречет и протянул священный нож этому Лагранжу, видимо решив, что он тут старший и есть.

Тот недоуменно попятился.

– Похоже, – тихонько сказал Улисс, – нам предлагают с ними расправиться.

– Ну да, – подтвердил Кречет, – это большая честь. И вам и им. Это храбрые воины и им полагается умереть от ножа. Иначе, как же они пойдут на Запад?

– Нет, – сказал Лагранж, – нет. Этого я сделать не могу… Я дал зарок. Да, вот именно – зарок.

– Зарок не убивать? – удивился Кречет.

 – Не убивать связанных, беспомощных людей, – твердо ответил Лагранж.

Кречет поглядел на него и на его невозмутимом лице промелькнула усмешка.

– Что ж, – согласился он, – по мне, так чего не бывает. Но может, если вы связали себя такой странной клятвой, то ваш человек…

– Ох, нет, – с коротким смешком произнесла Диана.

Кречет даже не обернулся, словно ее и не существовало.

– Отдать нож ему? – он кивнул на Улисса.

Интересно, подумала я, как он выкрутится? По-моему, такое убийство им претило, хоть никто из них ни разу не сказал об этом прямо.

– Этот зарок, – спокойно сказал Лагранж, – распространяется на все наше племя.

Кречет пожал плечами.

– Дело ваше. Я-то думал, вы сильный народ. Настоящие мужчины.

Это было почти оскорбление, но, по-моему, кроме Кречета и меня, его никто и не заметил. Да еще пленники. Один из них сплюнул на землю, продолжая сверлить Лагранжа мрачным взглядом.

– Тогда позволь мне, – сказал Кречет, – друг мой.

Он взял священный нож и уже сделал шаг вперед, когда Лагранж торопливо произнес:

– Погодите.

Тот, видно, решил, что его новый побратим наконец-то взялся за ум, мигом обернулся и сказал:

– Да?

– Мы можем их выкупить, – Лагранж твердо смотрел ему в глаза. Признаться, в выдержке ему нельзя было отказать. – Назовите свою цену.

– Цену? – холодно переспросил Кречет. – Какая же у них цена? Их жизнь здесь не имеет цены, друг мой.

И добавил, мягко прижав священный нож ладонью:

– Вот смерть – имеет.

 – Если их смерть будет принадлежать нам, – спокойно сказал седой, – я сочту это подтверждением нашей дружбы.

Кречет с минуту поразмыслил.

– Так вам нужны рабы? – сказал он презрительно. – Что ж, у каждого свои обычаи. Мы рабов не держим. Потом, эти никуда не годятся, друг мой. Из кочевых плохие рабы. Они слишком горды для этого. Они никогда не простят вам, что вы их не убили.

– Это, – Лагранж решил не уступать, – уж наша забота.

Кречет поджал губы.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо. Берите так. Я презирал бы себя, если бы начал торговать людьми. А вы, ладно, берите. Даром.

И насмешливо спросил:

– Может, вы хотите, чтобы я разрезал на них веревки?

– Не стоит, – сказал Лагранж, – мы подгоним мобиль сюда.

Один из кочевых, тот, что постарше, даже не пошевелился, хотя отлично понял, что тут говорилось – наречие кочевых не слишком-то отличается от нашего, зато молодой не выдержал – он так и извивался в своих веревках, точно пойманная выдра.

– Убей меня, – прохрипел он, – ты, дерьмо. Если ты не хочешь убивать безоружного, развяжи меня и попробуй убить тогда!

– Что ж, – Лагранж пожал плечами, – потерпи до лагеря.

Он кивнул Улиссу – что бы они там ни говорили, он все-таки был среди них чем-то вроде старейшины, раз все его слушались; Улисс рывком поднял пленника на ноги и перебросил через борт мобиля – Диана подогнала его вплотную к Закатной скале. Увидев бесшумно подплывающую громаду, тот, молодой, попробовал было вывернуться, но Улисс держал его мертвой хваткой. Я покосилась на второго – он лежал в своих путах молча, спокойно, и, когда его потащили к мобилю, даже не сопротивлялся, но сверлил пришельцев таким взглядом, что я бы на их месте хорошенько подумала, прежде чем прикоснуться к нему хоть пальцем.

Лагранж поблагодарил Кречета за угощение, забрался в мобиль вместе с остальными, и высокие гости отбыли. Кречет проводил уплывающие огни задумчивым взглядом.

– Они очень странные, эти люди, – проговорил он. – И странные у них зароки. Лишить пленников почетной смерти – что же, у них совсем чести нет?

Когда на следующее утро Диана привезла меня в становище Звездных Людей, я обнаружила, что на моем обычном месте сидит один из кочевых – тот, что помоложе. Улисс стоял рядом и вид у него был довольный. Почему-то я почувствовала странный укол обиды – словно у меня, не спросясь, отобрали то, что до сих пор принадлежало только мне. Видно, что-то отразилось у меня на лице, потому что Улисс торопливо сказал:

– Это временно. Потом мы найдем ему другое место.

Я безразлично пожала плечами.

Этот искоса поглядел на меня. Его лицо ничего не выражало, но мне стало не по себе. А Улисс произнес все с тем же доброжелательным видом:

– Познакомьтесь, – это Барсук.

Я сказала:

– А как же.

Ни один кочевой сроду не назовет вам своего настоящего имени, даже под пыткой.

– А это – Выпь.

Ну что ты с ними будешь делать!

Тем не менее, я, как положено, вежливо сказала:

– Что ж, теперь ты знаешь.

Может, магия кочевых тут и не действует. У Звездных Людей своя магия.

– Пойди, проводи его, Диана. Может, их тренажер уже оборудовали. И проследи, чтобы их накормили.

Тот поднялся и пошел к выходу – довольно охотно. Я, правда, заметила, что Диана держится позади и в руке у нее какая-то плоская штука, наверняка какое-то их чудно́е оружие; пришлые, конечно, дураки, но не совсем уж безнадежные.

Улисс все с тем же довольным видом рассматривал цветные столбики на экране.

 – Просто поразительные способности, – сказал он, – они все схватывают с потрясающей быстротой.

Я ревниво спросила:

– Лучше, чем я?

Он замялся, похоже, не желая меня обижать.

– Быстрее…

 – Ну тогда отпустите меня домой. Вам есть кого учить. Они, небось, и жить будут у вас?

– Да, – согласился он. – Какое-то время.

Он поглядел на меня и сказал:

– Послушай, к тебе это не имеет отношения. Вернее… просто я хотел бы, чтобы вы познакомились получше.

Я холодно спросила:

– Это еще зачем?

– Быть может… если вы найдете общий язык, в конце концов удастся прекратить эти бесконечные набеги… бессмысленные смертоубийства… это же всем пойдет на пользу – и вам, и им. Когда они обучатся всему и вернутся обратно…

Я поняла, что эти Звездные Люди не в себе. И были не в себе – с самого начала.

А потому терпеливо сказала:

– Улисс, этого нельзя делать. Не знаю, что вы там им наобещали, как уговорили, что они вам пообещали, – да они согласятся на все, дадут какие угодно ответные клятвы – да что там, разделят с вами еду, и все равно не будут считать себя связанными хоть какими-то обязательствами. Это же кочевые! Да вам стоит только отвернуться, как они всадят вам нож в спину. Вы же их смертельно оскорбили – чего вы теперь от них ждете?

Он поглядел на меня с укоризной.

 – Предрассудки изживать трудно, я понимаю, – сказал он; похоже, теперь и он полагал, что говорит со слабоумной, – но пройдет время и ты поймешь, что они такие же люди, как и вы. Ничем не хуже вас.

– Как же!

– И они охотно согласились сотрудничать. Они заинтересовались, понимаешь?

– А вы им и поверили! Вот когда вам перережут горло, что вы тогда скажете?

Ничего он тогда уже не скажет, понятное дело, дурак такой. Мне хотелось плакать.

– Вы что думаете, он вам назвал свое имя? Как бы не так! Он взял чье-то чужое! Украл у кого-то из оседлых!