Текст книги "Волчья звезда"

– Ты ешь, отец. Девчонке я сейчас открою другую.

На всякий случай я спросила:

– Это не яд?

– Да что ты, – сказала женщина, – они могут храниться сколько угодно.

Еда и впрямь была вкусной, хоть и какой-то чудно́й, я никогда такой не пробовала, и потом целый день боялась, что заболею и умру.

Они, можно сказать, загнали старика в угол – раз уж он согласился взять их еду, ему пришлось запустить их в комнату, где хранились Записи. Сам он потащился следом и все охал да стонал, пока они разворачивали свертки и извлекали Записи – впрочем, придраться к ним было трудно, они делали это осторожно, с любовью. Каждый источенный временем листик они обрабатывали при помощи непонятного Предмета, извергающего облачко вонючего пара. Уж не знаю, что при этом происходило, но вскоре листки стали твердыми и упругими – сгибай сколько хочешь, на них даже царапин не оставалось. Потом они убрали этот Предмет и достали другой, мигавший красными огоньками – вот уж впрямь, чудно! – и стали водить им по Записям. Больше ничего при этом не происходило – понятия не имею, зачем они это делали.

– Ну вот, – сказал, наконец, мужчина, – на сегодня все. Спасибо, отец.

– Погодите! – Скарабей явно разволновался. – Этот Предмет, который вы вынули из ящика…

– Консервный нож?

– Пусть так. Вы знали, для чего он нужен? Знаете, как использовать Предметы?

 – Не все. Некоторые. Назначение большинства нам самим пока не ясно. Вот если бы вы позволили нам взять хоть немного с собой, мы бы попробовали разобраться.

Старик задумался.

– Есть Предметы, которые остались еще от моего предшественника. И его предшественника. Раз никто так и не понял их назначения, пользы от них никакой. Но они предназначены для переплавки.

– Скажите, что именно вы хотели из них выплавить. Мы заменим. Привезем вам инструменты.

– Ну и ну! – не выдержала я. – За этот хлам? Что вы будете с ним делать?

– Изучать.

 – Зачем? Чтобы понять, как они действуют? Так ведь и мы то же самое делаем!

Звездный Человек вздохнул:

– Чтобы понять, что тут произошло…

– А что произошло? – удивилась я.

– Ну… – он в затруднении пожал плечами.

 – Они воспринимают это положение вещей как естественное, – тихонько сказала женщина, но я услышала. – Странно, что они вообще пытаются хоть что-то сберечь…

– Прагматически, – произнес он в ответ непонятное слово, – чисто прагматически…

Скарабей смотрел на них исподлобья, потом сказал:

– Нет. Так не пойдет.

– Ну, что еще? – устало спросил пришелец.

 – Вы будете разбираться с Предметами – а вдруг окажется, что среди них есть что-то очень полезное? Такое уже бывало! Несколько поколений лежит Предмет, а потом вдруг какой-то Хранитель и сообразит, как его использовать. Вам, значит, прямая выгода, а мы, получается, останемся с носом?

Мужчина обернулся к женщине и вновь что-то сказал ей вполголоса, на этот раз на незнакомом языке. Она отозвалась – тихо, мелодично, но я все равно поняла, что они спорят.

Наконец, она пожала плечами – ладно, мол, – и он вновь повернулся к нам.

– Хорошо, – сказал он, – все равно мы собирались… Вы можете присутствовать при обработке данных.

Старик посмотрел на него непонимающе. Женщина мягко пояснила:

– Мы можем вас обучать – например, как пользоваться Предметами. И многому другому.

– Я уже стар для этого, – сердито сказал Хранитель. – Вот ее.

Он вытолкнул меня вперед.

Я на всякий случай сказала:

– Не хочу.

В жизни не стала бы так пререкаться с Дрофой, да еще при людях из чужого племени: так и по шее можно схлопотать, но Скарабей как ни ворчал, а ни разу даже оплеухой меня не наградил. Но, видно, ему тоже стало неловко, потому что он сделал свирепое лицо и сказал:

– Тебя не спрашивают.

– Не бойся, девочка, – по-прежнему мягко сказала женщина, – тебя никто не обидит.

– Вы что, теперь все время будете сюда ходить?

Я подумала, что раз уж они все равно будут сюда ходить, может, принесут еще еды. Есть мне хотелось все время. Скарабей говорил, это потому, что я расту. Я и правда росла – подол парки пришлось надставить на целую ладонь.

Они переглянулись. Потом мужчина сказал:

 – Скорее всего, нет. Я думаю, будет удобней это делать у нас.

– Я что, поеду в ваше становище? До него же верхом полдня пути!

 – Мы будем тебя возить, – вмешалась женщина. Она все время вмешивалась – наши себя так не ведут.

Она слабо усмехнулась:

– Разве тебе не интересно?

– Еще чего!

Они не стали больше спорить – повернулись и направились к выходу. Я уже решила, было, что они передумали, но на пороге мужчина обернулся.

– Я на днях за ней заеду, – сказал он, – до свиданья, отец.

И вышел.

– Ну и дела! – сказала я. – Я боюсь!

 – Они еще никому не причинили зла, – заметил старик.

– Все равно. Они же чужаки! Пришлые! Вон, болтают не по-нашему – ты понял, о чем они говорили?

– Немного. Что они побывали и в других Домах, но с нашим им удобней иметь дело, потому что он ближний из всех. И еще – что, мол, потратили столько сил и времени, и все равно ничего не понятно.

– Что непонятно?

– Не знаю.

 – Говорят какими-то загадками… Они вообще какие-то не такие. Вон, баба до чего нахальная – лезет со своими разговорами, да еще с мужиком спорит, как будто так и надо! Наши-то свое место знают… Это его жена?

– Может и нет, – ответил Скарабей.

– Она слишком молода, чтобы разгуливать в обществе постороннего мужчины!

– У них все не так, как у нас. Ты же читала!

– Подумаешь, читала! Мало ли, что раньше было…

– То, что было когда-то, может и вернуться, глупая ты птица. Они похожи на тех…

– Ну, по воздуху они, может, и летают, как те, прежние, – согласилась я (опять же, сама я не видела, но говорили, что воздушные лодки Звездных Людей даже не имеют крыльев, а летают как миленькие), – но что, у них тоже каждый малолетка умеет разбирать Записи? Да и зачем? А может, у них в Доме воды хоть залейся? Ты скажи, еще и горячей!

– Во-первых, горячая вода и раньше была далеко не в каждом Доме, – сухо возразил старик, – а что касается записей… Это зависит от обычаев…

Откуда ты знаешь, как оно у Звездных Людей? Может, все так и есть?

– Что-то я ничего про их детей не слыхала!

– Может, они их в Домах держат, подальше от дурного глаза.

– Может, и вода у них в Домах сама течет? Да откуда она берется? Дома-то их на холме, а там самая сушь!

– Вот будешь там, посмотришь.

Я шепотом сказала:

– Скарабей, я боюсь! Они меня съедят!

– А то им больше есть нечего! Наверняка у них таких банок полным-полно! Они даже скот не разводят – мы бы видели, как они его выпасают!

– А если у них все есть – и еда, и вода, то что им тогда от нас надо? Жили бы себе! Мы же к ним не лезем!

– Ну… – неопределенно ответил старик, – если бы ты хоть немножко думала над тем, что читала, ты бы поняла, что люди не всегда совершают поступки ради одной только выгоды.

– А ради чего ж еще?

– Мне досталась в ученицы круглая дура, – вздохнул старик. Он сделал вид, что обозлился, но я думаю, это потому, что и сам не знал, что ответить.

Я уж надеялась, что они забудут, но Звездный Человек сдержал свое слово и приехал за мной; я как раз разводила огонь в очаге – сегодня ветер был такой сильный, что ему не нравилось, что из Дома валит дым – он заталкивал его обратно; глаза у меня слезились, я начала чихать и так увлеклась, что не сразу расслышала какой-то незнакомый звук снаружи. Сначала мне показалось, что кричит какая-то птица, но у нас птицы так не кричат. Звук был какой-то неправильный. Резкий, отрывистый.

Я выглянула за порог: над уступом, не касаясь его, не приминая ни одну травинку, застыла небольшая сверкающая лодка – если приглядеться, то можно было увидеть, что между днищем лодки и землей все дрожит и колеблется, как над раскаленной плитой. Это она кричала, эта лодка – я как раз увидела, как Звездный Человек нажимает на какой-то выступ и вся эта штука вскрикивает, словно от боли.

– А, – сказал он, увидев меня, – вот и ты. Собирайся. Поехали.

Я попыталась придумать причину, по которой не могу никуда ехать, но все произошло так неожиданно, что ничего путного в голову не лезло, тем более, вредный старикашка сказал:

– Что там, Выпь?

Я неохотно ответила:

– Этот приехал.

– Ну и хорошо, – недовольно ответил Скарабей; у него из-за сырости плохо двигались пальцы, и оттого он с самого утра был в дурном настроении, – ступай.

– Я…

– Не знаю, что ты там хочешь сказать, но в любом случае, какую-нибудь глупость. Сказано тебе, иди…

– Я ее к вечеру привезу, – крикнул из-за порога Звездный Человек, которому надоело ждать.

Мне ничего не оставалось, как накинуть парку и выбраться наружу. Лодка вновь вскрикнула.

– Давай, – сказал пришелец, – залазь.

– Что вы с ней такое делаете? – спросила я. – Ей же больно!

– Это еще почему?

– А почему она у вас кричит?

Он вздохнул.

– Это просто сигнал, – сказал он. – Мне самому лень было оповещать о том, что я прибыл, и я попросил ее. Да, пожалуй, так…

Бортик был низкий – через него я перелезла свободно. Вокруг тут же сомкнулись прозрачные стены и стало тепло и тихо.

Звездный Человек дотронулся до каких-то круглых выступов – они засветились мягким молочным светом, и лодка поплыла вниз по склону, не касаясь земли, но словно повторяя все ее изгибы.

Сам он больше ничего не делал – словно странный ветер, который подпирал днище, сам знал, куда нужно плыть, а ему оставалось лишь смотреть, как корабль пожирает расстояние. Холмы неслышно уплывали назад, и море, затянутое весенней дымкой, все приближалось.

– Как тебя зовут? – спросил он. – Выпь?

– Ага.

Я не стала спрашивать его о его имени, потому что это неприлично, но тут он сам сказал:

– А меня – Улисс.

Я не удержалась и фыркнула.

– Ты что? – удивился он.

– Какое же это имя? Оно же ничего не значит!

– Это – имя. И у него славная традиция. В каком-то смысле оно означает – странник, путешественник. Ведь я переплыл небесный океан…

Он помолчал немного, потом мягко добавил:

 
– …Плыть за закат, туда, где тонут звезды
в пучине Запада. И мы, быть может,
в пучину канем – или доплывем
до Островов Блаженных…
 

Мне показалось, он сошел с ума. Никто из наших ни с того ни с сего так не разговаривал. На всякий случай я спросила:

– Чего?

Он вздохнул:

– Это Теннисон. Стихи. Ну, одна из Записей…

Эта запись точь-в-точь как его имя. Тоже ничего не значит. Я уже поняла, что он с придурью, и мне опять стало страшно – может, у них в становище все такие? Куда я еду?!

Видимо, он что-то почувствовал, потому что спросил:

– Разве вам такие не попадались?

Я неохотно ответила:

– Может, и попадались. Да что в них толку? Такие мы сразу отбрасываем.

Он вновь, вроде как, возмутился.

– Уничтожаете?

В голосе у него звучал ужас, честное слово. Будто мы дикари какие.

– Нет, просто пакуем и прячем подальше. Вдруг потом пригодятся. Может, из них со временем и удастся извлечь что-то толковое – такое уже бывало. Записи нужны для того, чтобы разбираться с Предметами – для чего они нужны, да как действуют…

– Стараетесь восстановить утраченную технологию, – заметил он, – тогда как до культуры вам дела нет?

– Чего? Мы просто думаем – вдруг что-нибудь пригодится. Жизнь-то тяжелая.

Он опять тяжело вздохнул, и дальше мы ехали молча.

…Род Звездных Людей, наверное, очень сильный, если они могли себе позволить ставить свои Дома на открытой равнине – к становищу можно было подойти с любой стороны. Правда, голая степь хорошо просматривалась, но сторожевых вышек я тоже что-то не увидела – лишь высокие серебристые стены; с холма было видно, как они окружают гладкие, как яйцо, купола Домов.

Это было похоже на Город Мертвых – очаги не дымили, в пределах ограды никого не было – ни людей, ни животных. От страха кулаки у меня так сжались, что ногти врезались в ладони, а я и не заметила.

– А где же ваши люди? – спросила я на всякий случай.

– Кто где, – ответил он, – частью работают – разбирают собранные данные, частью в поле…

– Охотятся?

Он слабо усмехнулся.

– Можно сказать и так. На самом деле, они охотятся за знаниями – разъезжают по становищам, собирают всякие рассказы о прошлом, опять же, Записи… пытаются наладить отношения с кочевниками…

– У кочевников нет никаких Записей. Они же дикари!

– Зато у них есть устные предания. Мы их записываем…

– Сами? Сами записываете?

Он, похоже, был не просто сумасшедший, а еще и приврать любил.

– Ну да, – согласился он. – Это не так уж трудно. Мы и тебя научим.

– Как же…

Я все гадала – если за оградой никого нет, кто же откроет ворота, но тут он вновь нажал на одну из этих светящихся штук и створки ворот разъехались прямо перед носом нашей лодки и вновь сомкнулись за ее кормой. Внутри было именно то, что я разглядела с холма – круглые, гладкие стены Домов, похожие на шатры кочевников, но из другого материала, промежутки между Домами заросли травой, словно ее никто и не топтал, никаких огородов, никаких загонов для скота – точно, Город Мертвых…

Прозрачный колпак нашей лодки сам собой ушел в борта, и суденышко замерло у одного из домов. Этот Улисс сказал:

– Вылезай.

Сам он уже выпрыгнул и теперь в растерянности топтался снаружи, потому что я вцепилась в борт обеими руками и заорала.

Орала я, понятное дело, зажмурившись, и потому не видела, как в стене Дома образовалось отверстие, и из него выскочила женщина. Она ко мне и пальцем не прикоснулась – начала успокаивать своим мягким голосом. Наконец, я перестала орать, потому что, когда орешь, невозможно дышать и поглядела на нее: вроде, это была та самая, что приезжала к нам, но кто ж их знает.

– Ну чего ты боишься? – спросила она.

– Я думала, вы живые, – сказала я. – А вы – покойники!

– Господи, девочка, да что это тебе в голову пришло?

– Вы что, про Города Мертвых не слышали?

Впрочем, откуда им слышать, раз они сами в нем живут? Так про них и рассказывают – живут там, мол, мертвецы, в полной уверенности, что они самые что ни есть живые люди…

– Вот тебе, полюбуйся, – сердито сказала женщина, обращаясь к Улиссу, – твоя была идея!

– Да кто ж знал, – растерянно ответил он.

– Огонь там не разводят, – я сама не заметила, как начала бубнить тем распевным голосом, которым когда-то рассказывала нам Дрофа у зимнего очага, – скот не выпасают, детей не рожают…

Женщина подавила тихий смешок.

– А что, – проговорила она, – похоже.

– Перестань, – сказал мужчина, – ты ее только еще больше пугаешь. Послушай, – он обернулся ко мне. – Если ты так боишься, мы специально для тебя разведем огонь. Хочешь?

Он даже не сошел с места; вырвал из земли пучок травы и поднес к нему какой-то Предмет. Сухие стебли тут же вспыхнули, он помахал ими перед моим лицом, а когда огонь добрался до его пальцев, зашипел от боли, бросил траву на землю и затоптал ногами. Тогда я вылезла из лодки: мертвецы боятся живого огня и не чувствуют боли.

В Доме было тепло – теплее даже, чем у Хранителя, – и пусто.

Здесь не было ни посуды, ни плиты, ни очага – откуда шло тепло, непонятно. Зато понятно стало, почему им не нужны окна – мягкий приглушенный свет лился откуда-то сверху, освещая гладкие стены. Хотя одно окно тут было – почему-то на середине комнаты – и светилось тем же ровным сиянием; рядом с этим окном стояли две табуретки, но с мягкими сиденьями и со спинками. И все же это были табуретки, я угадала правильно, потому что Улисс тут же уселся на одну из них и кивнул мне на ту, что рядом.

Женщина тихонько сказала Улиссу:

– Боюсь, придется все дезинфицировать. Ты только посмотри на ее одежду… об остальном я уж и не говорю.

Он зашипел на нее, и она смолкла.

Я не очень понимала, о чем она, но мне стало неловко и я топталась у этой странной табуретки, пока Улисс не сказал мне:

– Садись…

Я поглядела на женщину – она прикусила губу и отвернулась. Тут только я разглядела, что перед окном была та же плоская полка с выступами, как в этой их летающей лодке.

Я села и сказала:

– У вас неправильное окно. В него ничего не видно.

Спинка табуретки мне мешала, а сиденье было просто неприлично мягким, но наконец, я все-таки устроилась. Но женщина продолжала стоять у меня за спиной и мне это не нравилось.

Улисс нажал на один из выступов, и из гладкой поверхности вылез еще один Предмет – сам по себе, честное слово! – такой шарик на гибкой ножке.

– Я буду тебя спрашивать о разных вещах, – сказал он, – а ты отвечай вот в эту штуку, ладно?

Я сказала:

– Не пойдет.

– Почему? Что опять не так?

– Пусть ваша баба станет так, чтобы я ее видела.

Конечно, замечания старшим делать не положено, но разве я виновата, что он так и не научил ее прилично себя вести?

– Диана, пожалуйста, – сказал он.

Женщина, пожав плечами, прошла вперед и стала, облокотившись о гладкую поверхность этой их чудно́й полки.

– Теперь можно? – покорно спросил он.

– Ну…

Это оказалась одна сплошная глупость – он спрашивал меня о вещах, которые знает каждый ребенок – что мы делаем, как живем, что положено или не положено, а я должна была отвечать – вопросы следовали один за другим, все быстрее, быстрее, я уже не успевала ворочать языком, как вдруг он сказал:

– Пожалуй, хватит.

– Вам что? – спросила я. – Больше делать нечего?

Нет – я была права, они точно не в себе. День в разгаре, а они, вместо того чтобы охотиться, готовить землю к весеннему севу или работать по дому, сидят в пустой комнате – два взрослых, здоровых человека – и занимаются такими глупостями!

Я уже хотела встать и спросить – отвезет ли он меня теперь домой, как вдруг окно осветилось и на нем замерцали какие-то разноцветные полосы.

Я сказала:

– Ну и ну!

Но он не обратил на меня внимания, а таращился на эти штуки, будто в этих мерцающих полосочках заключалось что-то очень важное.

– Кто был прав? – спросил он женщину.

Та неохотно ответила:

– Это еще ничего не доказывает.

– Ладно, – сказал он, – попробуем по-другому. Сейчас я задам синхронизацию в пределах альфа-ритмов и попробуем стимулировать пространственное воображение. Поглядишь, как пойдет…

Я недовольно сказала:

– Почему вы говорите непонятное?

Это же невежливо. Как будто я – просто предмет обстановки и они обсуждают, куда его поудобнее переставить…

Он сказал:

 – Прости. Сейчас я объясню. Видишь вот эти кнопки?

– Эти выступы?

– Ну да. Сейчас на экране сверху начнут падать объекты…

– Предметы?

 – Не совсем. Такие штуки с уголками. А ты, нажимая на кнопки, будешь укладывать их так, чтобы между ними не оставалось просветов. Вот посмотри.

Тут это окно замерцало как-то уж очень противно, и из верхнего его края начали валиться разноцветные штуковины. Он нажал на выступ и одна из этих штуковин повернулась в полете. Другая упала точнехонько на нее и затиснула ее в угол. Я сказала:

 – Ну и ну!

 – Видишь, – сказал он довольно, будто сделал невесть какое важное дело, – а следующую (сверху уже валилась третья) нужно повернуть вот так… Вот этой кнопкой можно крутить их влево, вот этой – вправо… Вот этой – двигать в один бок. Вот этой – в другой. Попробуешь?

Сначала эти штуки валились медленно, но потом все быстрее и быстрее – только успевай укладывать. От напряжения я даже язык прикусила. Да еще проклятое окно (он его назвал экраном) мерцало так, что меня начало мутить.

Наконец они начали валиться так быстро, что я не успевала переносить палец с одной кнопки на другую. Да ну их в самом деле!

Я встала и сказала:

– Хватит! Это же одна глупость.

Он не рассердился, только заметил:

– Я думал, ты раньше не выдержишь. Ну что там? – это он уже женщине.

Тут штуки перестали валиться с экрана и на нем выросли разноцветные столбики. Она тихонько сказала:

– Этого не может быть!

– По крайней мере по этому показателю она выдает верхнюю границу, – сказал он, – полагаю, по остальным будет не хуже.

Она пожала плечами.

– Тогда почему они…

Он вроде как сердито поглядел на нее и она замолчала.

Я сказала:

– Меня мутит. И голова кружится. Что вы со мной такое сделали?

– Ничего, – успокоил он, – это сейчас пройдет.

– Мне нужно наружу…

На самом деле мне вовсе не было так уж плохо – просто я хотела выбраться из этого Дома. Уж очень тут было неуютно.

Он сказал женщине:

– Выйди с ней.

Я опять не успела заметить, что они сделали для того, чтобы кусок стены разошелся в стороны, – снаружи было сумрачно и сыро, туман блуждал между слепыми стенами чужих домов, и, как всегда во время тумана, было очень тихо – лишь поблизости что-то равномерно гудело и ухало, точно билось огромное сердце.

Я спросила:

– Что это шумит?

– Моторы на энергостанции, – непонятно ответила женщина.

– Вы специально говорите так, чтобы я не могла понять.

– Да вовсе нет, – она помолчала, потом добавила: – Потом тебе будет легче. Ты же начала учиться. И ты очень способная.

– Начала учиться? Чему? Я что-то не заметила.

– И тем не менее, это так.

– И вы меня учите?

– Да.

– Почему меня? Почему не своих детей?

– У меня нет детей, – ответила она.

Так я и думала! Понятно, что ее приставили ко мне.

Больше-то она ни на что не годится. Наверное, ее скоро выгонят. Или обменяют.

Я спросила:

– А что такое дезин… фек… тировать?

Она почему-то смутилась.

Потом сказала:

 – Ну… понимаешь… у вас очень мало воды… поэтому…

 – А, – сообразила я. Могла бы и раньше сообразить – сама она была чистенькая, никакой грязи под ногтями, сами ногти гладкие, розовые… – А у вас правда много воды?

Она неохотно сказала:

– Достаточно.

Тут уж мне почему-то стало неловко.

 – Может, я умоюсь? Если вам не жаль воды?

 – Потом… – неопределенно ответила она. – После…

Улисс, стоя на пороге, окликнул нас:

– Ну что? – спросил он. – Продолжим?

Я удивилась.

– Разве это еще не все?

– Ну разумеется, нет, – сказал он. – Нам нужно было определить уровень твоих способностей, немножко подправить кое-что, чтобы ты быстрее обучалась – но с завтрашнего дня начнешь учиться писать.

– Чего?

– Научим тебя делать записи.

Я сказала:

– Вы все-таки ненормальные. Записи написаны не человеком. Это всем известно. Ни один человек так не сможет – чтобы все знаки были похожи друг на друга. И стояли так ровно.

– Большая часть великих книг, – сказал он, – сначала писалась от руки. Сама подумай, разве трудно воспроизвести какой-нибудь знак? Хотя бы углем на стене, если уж нет ничего другого!

– Может, и не трудно. Но кто этим будет заниматься? Да и зачем? В этом же нет никакого смысла!

– Ты ничем их не проймешь, – тихо сказала женщина, – сам видишь.

– У них все подчинено голой прагматике, – ответил он. – Но если освободить их от необходимости ежедневно бороться за выживание и чуть-чуть подтолкнуть…

– Может, стоит подождать – у группы Коменски тоже есть кое-какие соображения. Нам легче будет сориентироваться.

Он усмехнулся.

– Тебе все кажется, что это какая-то ужасная ошибка, а?

Она пожала плечами и промолчала.

Я сказала:

– Я хочу домой.

– Хорошо, – ответил он, – я сейчас тебя отвезу.

Тут я увидела, что лодка сама собой подплыла к Дому и остановилась у порога.

– Ты же уже ездила в ней, – сказал он, заметив, что я попятилась, – садись.

Я предпочла послушаться – иначе мне пришлось бы остаться здесь, а мне тут здорово не нравилось. Да и им я не очень доверяла – пока вроде они не сделали мне ничего плохого, но вдруг передумают? Где их вода, и течет ли у них горячая – сама по себе, как в Записях, я тоже не стала спрашивать.

– Почему она ходит сама, эта ваша лодка? – спросила я, устраиваясь на сиденье.

– В ней есть своего рода память, – ответил он. – В принципе, она и сама могла бы довезти тебя до дома, но я подумал, что одной тебе будет страшно.

На всякий случай я сказала:

– Как же!

– Чтобы построить такие машины, нужны знания определенного рода и довольно тонкие навыки. Но никаких хитростей тут нет.

– Да будь это так просто, как вы говорите, их было бы повсюду полным-полно, таких лодок! А где вы их видели? Это же только в Городах Мертвых предметы двигаются сами по себе!

– Я не сказал, что это просто, – возразил он, – я только сказал, что в принципе это возможно. А что такое Города Мертвых?

– Лучше бы на ночь глядя об этом не рассказывать. Но, в общем, это такие большие становища. Говорят, кое-кто из прежних людей ушел туда после смерти – куда-то же им надо уходить. Там вода сама льется и свет не гаснет – такой вот, как у вас, но зачем мертвецам вода и свет? Вот они и бродят там по улицам, – им ведь ничего не надо делать, – думают, что они живые. Иногда случается, кто-то из них совсем забывает, что умер… тогда они ищут живых.

– В общем, понятно, откуда у вас взялось такое предание, – сказал он. – В каком-то смысле это память о прошлом… Мы видели развалины больших городов. От них, правда, мало что осталось.

Я неохотно сказала:

– Развалины – это одно. Говорят, они так стоят испокон веку. А Города Мертвых – совсем другое.

– Что-то ты первая, от кого я про них услышал, – заметил он.

Я поняла: он думает, что я вру.

– А вам никто больше и не расскажет. О таких вещах никто вот так ни с того, ни с сего не станет говорить, я и сболтнула-то со страху.

– Нужно будет навести справки, – непонятно сказал он.

Я поняла, что он из тех, кто, раз вцепившись в какую-нибудь историю, не успокоится, пока не вытянет из собеседника все, что тот знает, нравится тому это или нет. Но тут лодка подплыла к нашему Дому и разговор прекратился сам собой.

– Чему они тебя учили? – Скарабей все никак не мог понять, что к чему, и не удивительно; кто бы такому поверил. – Чурочки складывать?

– В общем, да, хотя это не чурочки. Их на самом деле-то, можно сказать, и нету. Потом еще картинки. Четыре клеточки и в трех из них рисунки. Животные, растения, Предметы. Четвертая клеточка пустая. А в нижнем ряду тоже всякие разные рисунки. И надо выбрать из них один и поместить в четвертую клеточку.

– Зачем?

– Для порядка.

– Ну и ну! И ради этого они за тобой таскались сюда на этой своей лодке!

– Они и завтра приедут. Конечно, все это одни сплошные глупости, но кормят в их Доме сытно. Там и впрямь еды полно. По-моему, они, сказать стыдно, что не доели, то выбрасывают. Так что если им так уж хочется тратить время на дурацкие картинки, пусть себе. А еще они сказали, что научат меня делать Записи. Такое может быть?

Старик задумался.

– Записи, – сказал он, – делались не человеческой рукой.

– Но ведь можно их перерисовать? А?

– Куда? На стенку, что ли?

– Хоть бы и на стенку.

– Откуда ты знаешь, что у тебя получится именно та Запись? Если она будет записана другой рукой, на другом материале… Не изменится ли ее смысл?

– А ты как думаешь?

– Не знаю, – честно сказал Скарабей. – Беда в том, что смысл большинства Записей и так непонятен. И читая их, можно легко ошибиться. Помнишь, что случилось в Становище Белого Камня?

– Ага.

Все помнят, что случилось в Становище Белого Камня, потому что эта история наделала много шуму. Ихний Хранитель, вроде бы, сумел по записям разобраться, что делать с одним из Предметов – круглой железной штукой. На ней было такое колечко, что-то там надо было сначала отвинтить, потом дернуть – он и дернул за него. Не скажу, что от Дома ничего не осталось – кое-что точно осталось, иначе кто бы знал про эту историю, но вот от Хранителя – точно нет. И, что совсем уж грустно, Записи тоже погибли и большая часть Предметов. Скарабей полагает, тот Хранитель неправильно прочитал Записи. А мне вдруг подумалось – а вдруг как раз и правильно? Эта мысль осенила меня неожиданно и от нее сделалось как-то не по себе.

Он сказал, что если я думаю, что теперь я такая важная и в Доме у меня никаких обязанностей нет, то я очень ошибаюсь, и посадил меня разбирать Запись. Из чистой вредности, я полагаю, потому что уже было совсем темно и пришлось зажечь светильник. Запись была из тех, что Звездные Люди обработали – читать ее было одно удовольствие, потому что она не крошилась под руками; Хранитель решил, что, может, из этой Записи как раз и выйдет какой-то толк – из того, что он успел разобрать, было ясно, что она про то, как искали какой-то Предмет, такой, видимо, важный, что им пришлось объединиться несколькими Домами. На этот Предмет вроде претендовал еще какой-то Дом, который владел им раньше, а потом утерял. Тот Хранитель, который возглавлял поиски, был, похоже, мужик толковый, во всяком случае, если верить его помощнику, который все это и рассказал Тому-Кто-Записывает. Я глубоко вздохнула и начала:

«– Все страшное позади, – сказал я. – Да и опасности особой не было. Не хочу я больше рассказывать обо всяких ужасах».

На всякий случай я оторвала глаза от Записи и пояснила:

– Это он перед своей бабой выдрючивается.

«Давайте лучше поговорим о приятном. Видите – в этом ларце сокровища. Как это замечательно! Холмс специально отпустил меня, чтобы я привез его вам и вы первая открыли его». Сокровища – это что?

– То, что спрятано, – ответил Скарабей.

– Предмет? Но какой именно?

  –  Они предпочитали их не называть, – пояснил он. – Говорили «сокровища», «клад».

– А ларец?

  –  Ящик с крышкой. Место, где хранят ценные предметы.

– А, поняла. Склад!

– Похоже на то. Читай дальше.

  –  Видно, заключили соглашение, что этот самый ларец получает Дом этой бабы, и она им платит отступного. А если он ее посватает, ученик Хранителя этот, Предмет отойдет ему в виде калыма?

– Ты будешь читать или нет?

  –  Ага. «…Да, конечно, мне будет очень интересно посмотреть, сказала мисс Морстен…» – у них тоже непонятные имена – точь-в-точь, как у Звездных Людей. Знаешь, как бабу эту зовут, ту, что сюда приезжала? Диана! Вот смеху-то. «…не проявляя, однако, эн-ту… зи…»… непонятно… Ага, вот: «Она, без сомнения, подумала, что бестактно оставаться равнодушной при виде Предмета, который стоил таких трудных и опасных поисков». Ага, он ломает этот самый ларец кочергой… дальше неразборчиво… был пуст! Столько сил положили, и все зря. Даже непонятно, какой именно Предмет там лежал! А баба эта, похоже, не очень расстроилась.

– Так я и знал, – Хранитель тяжело вздохнул, – что из этой Записи толку не будет. Если несколько Домов передрались из-за этого Предмета, то, видно, он был таким ценным, что его даже описывать побоялись. Вон, даже замок не пожалели, сломали… Может, там есть что-то про устройство замка?

– Литой, массивный запор, изображавший сидячего…щего… Будду…

– Нет, опять непонятно, – он вздохнул. – Можно всю жизнь положить, и так и не найти ничего полезного.

– Может, в наших Записях вообще ничего путного и нет? Вот если бы ты допустил меня к Предметам…

  –  Мала еще, – проворчал старик. – Предметы – штука опасная, если не знать, как с ними обращаться.

На всякий случай я сказала:

– Можно подумать, я одна не знаю.

Но он больше рассуждать на эту тему не стал, – видно, с самого начала был зол из-за того, что с Записью ничего путного не вышло; велел мне погасить светильник и убираться с глаз.

Может, он расстроился потому, что зря понадеялся на Звездных Людей – никакой пользы от этого обучения не было.