Текст книги "Кофе с круассаном"

По возвращению в приютившую меня квартиру застаю Ленку на диване в таком же виде, в каком оставила ее утром. Она лениво интересуется, как прошел день, и, не слушая ответа, отправляется на кухню варить кофе. Я мою руки и присоединяюсь к ней. Скачанный из Интернета кот водружает все свои породистые килограммы мне на колени и удовлетворенно щурится.

– Слушай ты не знаешь, как из Парижа добраться до Монпелье? – закидываю удочку я.

– Монпеллье? А тебе туда зачем? – тактично интересуется подруга.

– Подслушала разговор в автобусе. Говорят, там красиво. Море рядом.

– Не знаю, надо спросить у Пьера.

Через несколько часов с работы возвращается Пьер. Ленка сажает всех за стол и распределяет по тарелкам салат из помидора и базилика.

– Cheri, ты не знаешь, что за город такой Монпеллье? – спрашивает она между делом.

– Знаю, конечно. Красивый город. Недалеко от Нима находится. Он известен своими университетами, там очень много студентов.

– Студенты, – Ленка морщит нос, – Это неинтересно. Лучше уж, Маринка, отправляйся на Лазурный берег, в Канны, Сан-Тропэ.

Подруга мечтательно закатывает глаза.

– Chou, ты же знаешь, что там страшно дорого, – возражает Пьер, – Не слушай ее Марина. На Лазурном берегу такие цены, что человеку среднего достатка там делать нечего. Мы с Элен еще ни разу не ездили.

Ленка прямо вся сжимается и, на мой взгляд, и даже уменьшается в размерах от такого удара по созданному имиджу. Ее, парижанку, приписали к среднему классу, неспособному оплатить себе достойный отдых.

– Зато в Монтпеллье, – продолжает не подозревающий о своем промахе муж, – все гораздо доступнее. И море недалеко. Кроме того, недавно открыли новый маршрут TGV Париж – Монпеллье, длится три часа с хвостиком. Билет можно купить прямо на вокзале Gare de Lyon.

– Здорово, – радуюсь простоте решения я, – Тогда я наверно так и поступлю. Зарезервирую отель и съезжу туда на пару дней. Не хочется вас тут стеснять.

– Ты нас совершенно не стесняешь, – не очень уверенно протестуют супруги.

После ужина меня допускают до лэптопа Пьера. Я загружаю свой почтовый ящик. Где-то в глубине души, очень глубоко, теплится совсем слабенькая изможденная надежда обнаружить там письмо от Лорана. Как только страничка загружается, и мои глаза пробегают верхние жирные строчки, эта тень надежды исчезает. Две Виагры и один пятидесятидвухлетный поклонник (если подумать, то можно усмотреть между ними некую кармическую связь) составляют весь мой улов. Я закрываю ящик и начинаю поиск отелей в студенческом Монпелье. Сравнив цены с Канновскими, я понимаю, что имел в виду Пьер, и невольно проникаюсь благодарностью к Лорану за то, что он решил провести свой отпуск на этой стороне побережья. Я выбираю четырехзвездочный отель «Метрополь», судя по описанию, расположенный в самом центре. Я распечатываю бланк резервации и расписание поездов, которое мне нашел Пьер. Ну, вот, первый уровень игры «Поймай подлеца» пройден, я готова к переходу на второй.

Супруги снова оккупировали мой диван. Пьер черпает ложечкой очередной йогурт, а Ленка смотрит глубокомысленную передачу «Next». Для тех, кто незнаком с этим шедевром изначально американского, а теперь и французского телеискусства, объясню, в чем состоит смысл, если таковой вообще имеется. Одинокий подросток, будь то девочка, мальчик или гей, выбирает себе пару из пяти предлагаемых кандидатур. Этих кандидатур изначально запихивают в автобус, откуда они выходят по одному, представляются (типа: «Жан, 17 лет, в детстве съел паука») и стараются всячески понравиться выбирающему. За каждую минуту, проведенную с ним вместе, автобусники получают один евро. На данный момент на экране долговязый подросток, который хвастает, что не мылся уже три месяца, и потому надеется, что исходящий от него аромат сразит девушку на повал. Ну, если только в прямом смысле этого выражения, думаю я и ошибаюсь. Девушка находит длинного привлекательным и просит его, переодевшись в костюм гигантской белки, залезть на дерево, чтобы показать свою мужскую силу. Громадная белка скользит по стволу, вяло цепляясь лапами, не удерживается и съезжает вниз. «Ты не достоин меня» делает вывод малолетка и отправляет претендента обратно в автобус. Вонючка, однако, вполне доволен, потому что постыдное карапкание принесли ему 30 евро.

– Неужели тебе нравится это разжижение мозгов? – спрашиваю я у Ленки по-русски, чтобы не обидеть Пьера, соотечественники которого это все вытворяют.

– Тсс. Смотри, сейчас этот тоже полезет.

Мне неинтересно смотреть, как очередная пародия на белку будет брать штурмом упрямое дерево. Я беру полотенце и отправляюсь в ванну. Закончив водные процедуры, выхожу и нос к носу сталкиваюсь с недовольной Ленкой.

– Ты что второй раз за день мылась? – негодует она.

Отрицать бесполезно, я повинно киваю головой.

– Ну, вот, теперь Пьеру не принять душ! Горячей воды не осталось! А он весь день работал, вспотел.

– Извини, я не знала, что вода ограничена.

Я чувствую себя преступницей. Лишила хозяина дома возможности смыть с себя наработанный за день пот!

– Конечно, ограничена. Горячей нам хватает на два душа и одну ванну.

Вот вам и Европа. Мне вспоминаются рассказы чьих-то знакомых путешественников про то, что толи в Японии, то ли в Китае вся семья моется по очереди в одной ванне, чтобы сэкономить воду.

– Там еще не вся вода спустилась, если что.., – мямлю я.

Ленка не слушает меня, она чувствует себя оскорбленной. Мало того, что я понаехала на ее голову, и меня надо два раза в день кормить, так я еще и умудрилась приоткрыть красивую занавесь и обнаружить прорехи в ее шикарной парижской жизни.

Я раскладываю опустевший диван и забираюсь под одеяло. Завтра я буду в Монтпеллье и, может быть, наконец, увижу Лорана. Мое воображение опять рисует разнообразные картины этой встречи. На сей раз ему приходится труднее, потому что декорации мне неизвестны. В конце концов, я засыпаю, согреваемая с одного боку толстопузым Мину.

На следующее утро я просыпаюсь пораньше. Пьер, очевидно, гонимый желанием побыстрее избавиться от лишнего потребителя воды, предлагает подбросить меня до метро. Я наспех одеваюсь и вылетаю из квартиры вслед за ним. Маленький серый Опель доставляет меня прямо к входу в подземку. Пьер велит мне сесть на 14 линию, которая довезет меня прямо до Gare de Lyon. Он упоминает, что эта линия самая быстрая и надежная, потому что поездом управляет робот. На остальных часто бывают всякие неполадки и забастовки, а роботы во Франции пока еще не научились отстаивать свои права. Я благодарю его за столь ценную информацию и, попрощавшись, спускаюсь вниз на эскалаторе. Приобретя билетик, я замираю перед автоматическими дверцами. Жительница маленького города, непривыкшая к метро, позорно переступает с ноги на могу, вспоминая злоключения волка из «Ну, погоди». А если меня защемит? Я если застрянет чемодан? Назад отступать некуда. Эх, была, не была! Я сую в щель автомата билетик, он послушно распахивает пасть. Я кидаюсь вперед. Чемодан, решив воплотить в жизнь мои страхи, застревает в узком проходе. Я тяну его на себя, как персонаж сказки «Репка» одноименный овощ. Он отчаянно сопротивляется. В конце концов, мои мытарства вызывают жалость у проходящего мимо корпулентного мосье, и он помогает мне вытянуть непослушный багаж. Я закатываюсь в вагон и вздыхаю с облегчением. И тут я некстати вспоминаю, что за рулем железной гусеницы бездушная машина. Готова ли я доверить свою жизнь незнакомому роботу? Додумать до конца эту не самую интеллектуальную в моей жизни мысль мне не удается, потому что уже второй остановкой оказывается Gare de Lyon, о чем громогласно заявляет электронным голосом. Я выхожу, мгновенно вливаясь в спешащий людской поток. Следуя указателям, я уже вскоре оказываюсь на вокзале. Следующим уровнем этой путешественно-мыслительной игры является покупка билета. Его мне продает еще одна машина-автомат. Она вежливо запрашивает, куда я желаю отправиться и в какое время. Я выбираю ближайший поезд. Электронный продавец соглашается и просит дать пожевать мою кредитную карточку. Оценив ее вкусовые данные, машина возвращает кредитку и выплевывает из своих недр билет. До отправки поезда еще тридцать минут. Я захожу в газетный киоск. На стендах с художественной литературой доминируют Леви и Мюссо. Это два современных французских автора, которые в своих нетленках описывают любовные перипетии несколько необычного характера. То главный герой влюбится в дух женщины, лежащей в коме, то родители встретят погибшую пять лет назад дочь. Судя по тому, что жанр этих историй не фантастика, можно сделать вывод, что для французов это дела привычные. Моя зарисовка с невестой прибывшей на похороны никогда не виденного жениха могла бы стать отличным началом подобной книги. Я из чистого любопытства приобретаю газету le Parisien и иду на свой поезд. Номера вагонов если где-то и обозначены, то в таком месте, которое невооруженным глазом не углядеть. Пять раз спросив, я, наконец, обнаруживаю свой вагон и свое место. Ну, вот, еще один уровень пройден, с чем я мысленно себя поздравляю. Скоростной поезд, утробно гудя, трогается с места. Я открываю газету. В отличие от латвийских новостей, 70% которых составляют репортажи о ежегодном взвешивании черепах в рижском зоопарке и выращенной в отдаленном пагасте восьмиголовой лилии, французские поражают своей насыщенностью. Найдены обнаженные фото жены президента, сам президент хвастает на весь мир новым Ролексом. В Париже убита студентка из Швеции, убийца-маньяк задержан на следующий же день. Новые дебаты по делу Шанталь Себир, эвтаназия или самоубийство? Открытие музея Шанель, выставка в музее Помпиду, международный конкурс соммелье.. За окном между тем проносятся серо-зеленый пейзажи, поля, крошечные домики, водоемы. Я дремлю, уткнувшись в газету.

Через час меня будит переварившийся и желающий покинуть организм кофе. Я внимаю его мольбе. Вернувшись, устраиваюсь, раскрываю недочитанную газету. На последней странице гороскоп. Мое внимание привлекает странная деталь. Предсказания для девы, коей я являюсь, подчеркнуты красным фломастером. Недоумевая, я читаю печатные строки. «Дева: воздержитесь от дальних поездок и незапланированных встреч. Ничего хорошего ни из одного, ни из другого не выйдет». Я чувствую, как какой-то из моих внутренних органов (конкретнее сказать не могу, биологию забыла еще в школе) сжимается и холодеет. Откуда взялась эта красная линия? Была ли она уже на момент покупки газеты? Нет, не было, я вытащила издание, нечитанное и пахнущее типографской краской, из полиэтиленовой обертки. Значит, линия появилась, пока я ходила в туалет. Теперь уже не один, а сразу несколько органов пронизывает ледяным холодом. Кто мог знать, что я дева по гороскопу, и желать обратить мое внимание на сегодняшнее предсказание? Кто и зачем? Я ошалело верчу головой по сторонам. Справа от меня дремлет пожилой господин, дальше через проход женщина с маленьким ребенком, позади парочка влюбленных студентов. Сжимая газетный лист влажными пальцами, я перечитываю злосчастный параграф. Выходит, что подчеркнувший желал предупредить меня о бесполезности этой поездки. Но почему? И кому может быть до этого дело? Нет, такого просто не может быть. Возможно, кто-то просто перепутал место, взял газету, подчеркнул для себя гороскоп, а потом обнаружил свою ошибку, и пересел. Какой-нибудь пожилой, рассеянный мосье. Вот хотя бы даже и этот, что претворяется спящим. Испоганил чужое имущество и разыгрывает теперь комедию. Разбудить его что ли и прямо спросить? Как-то невежливо получается. Может, это совсем не он. А если все-таки предположить, что предупреждение оставлено намеренно. Мой астрологический знак был известен Лорану. Я в свое время делилась с ним своим пристрастием читать гороскопы во всех газетах, сравнивать и выбирать наиболее благоприятный. Но Лоран в Монпеллье у своих родителей, и это я выслеживаю его, а не он меня. Ерунда какая-то получается. Мне не остается ничего другого, как списать выделенные фломастером строки на чью-то невнимательность. В душе не смотря на Скарлеттовское само-внушение «подумать об этом завтра» продолжает шевелиться тревога.

Поезд прибывает на вокзал Монтпеллье Сан Рок с положенным любому уважающему себя французу 15 минутным опозданием. Незнакомый город встречает меня влажной жарой. Я выкатываю свою чемоданчик на улицу. На распечатанной услужливым Пьером карте ясно указано направление, в котором мне надлежит двигаться. Я пересекаю трамвайные пути, сворачиваю направо, пройдя церковь, еще раз направо, и вот передо мной уже распахиваются стеклянные двери отеля. Девушка-консьерж выдает мне ключ от номера. Первым делом я залезаю в душ, чтобы освежиться. За десять минут дороги я успела насквозь пропитаться тепличной влагой южного климата. Пока прохладные струи стекают по моему до неприличия незагорелому телу, я размышляю над своими дальнейшими действиями. Чем быстрее я увижу Лорана, тем лучше, эта история и так уже порядком затянулась. Что бы не сулила мне эта встреча, откладывать ее не имеет смысла. Я вытираюсь, переодеваюсь в чистое платье и отправляюсь на поиски Интернета. Обнаружив таковой, иду тем же путем, который уже однажды привел меня в Париж. Загружаю Pages Jаunes, затем Pages Blanches. Система выводит на экран номер домашнего телефона Огюста Дюссана, проживающего на бульваре Jeu de Pomme. По всей вероятности это отец нашего героя. Я возвращаюсь к себе в номер и набираю на стационарном телефоне указанную комбинацию цифр. В трубке неприветливо аллёкает женский голос.

– Будьте добры, позовите Лорана.

– Его нет, – собеседнице явно не терпится повесить трубку.

Чем, интересно, вызван подобный негатив? Или тут на юге все такие вежливые?

– А вы не знаете, где я могла бы его найти?

– Plage Effemer.

Что еще за «эффемер»? Я собираюсь переспросить, но невоспитанная особа уже отключилась. Ладно, где наша не пропадала. Я спускаюсь в приемную и интересуюсь у портье, что это за пляж такой эфемерный. Он объясняет мне, что речь скорее всего идет о частном пляже Effet Mer, расположенном в соседствующем с Монпеллье Гранд Мотте.

– Тут у нас группа американцев собиралась туда поехать. У них есть микроавтобус. Если места еще остались, они могли бы вас подбросить, – рассказывает мне служащий отеля.

– Это было бы здорово. А где их найти?

– Да, вот один из них. Подойдите, спросите.

Он указывает мне на рыхлого молодого человека в шортах бермудах и красной кепке. Я на ломаном английском передаю гражданину самой демократический в мире страны свою просьбу.

– Yes, sure, no problem. We have one place left, – перекатывая жвачку с одной щеку и на другую, отвечает американец, – My name is Sam. The bus is at the entrance. We’re leaving in fifteen minutes.

– Fifty? – я мучительно перебираю в памяти английские цифры.

– Fifteen. Three times five, – объясняет Сэм.

– Ok. Good. Thank you.

На подготовку к самому важному в моей жизни свиданию выделено пятнадцать минут. Я вихрем несусь наверх, поправляю макияж, щедро сбрызгиваюсь духами, переодеваюсь в легкое красное платье с развивающейся полупрозрачной юбкой. Фургон ждет у входа в отель. Он уже доверху набит американцами. Сэм приветствует меня и указывает вакантное место у окна на заднем сидении. Я протискиваюсь вовнутрь, переступая через чьи-то ноги и отвечая на многочисленные «Hi». Микроавтобус со скрипом двигается с места. Грудастые девушки, сидящие рядом со мной, пытаются завязать беседу, но после моего пятого переспрашивания бросают это гиблое дело и концентрируются на своих бутылках пива. Вся собравшаяся в салоне молодежь распивает этот веселящий напиток и громко гогочет над какими-то своими шутками. Мне не очень уютно, потому что я мало что понимаю, и мне чудится, что главным объектом этих шуток являюсь я. Единственная горстка информации, которую за время получасовой поездки мне удается расшифровать, это то, что все громогласные потребители пива учатся на курсах французского в Alliance Francaise. При этом на изучаемом языке они могут пока только поздороваться, попрощаться и сообщить попрошайкам, что у них pas d’argent. Я молю всех известных мне богов, чтобы Лоран не оказался поблизости, когда я буду выгружаться из этого фургона. Эффектнее появления не мог бы себе представить даже граф Монтекристо в американской версии. Боги на сей раз внимают моим молитвам, Сэм паркует свое шикарное транспортное средство на стоянке через дорогу от пляжа. Я благодарю американцев, как умею и жду, пока они рассосутся. Сердце, бившееся всю дорогу в нормальном темпе, переходит на галоп. Я иду по дорожке к пляжу на слабо гнущихся ногах. «Это красное платье для чего ты надела» стучит в висках строчка из какой-то песенки. Частный пляж представляет собой некое подобие открытого ресторана с досщатым полом. Там, где заканчивается ресторан, начинается песочный пляж с расставленными в ряд двухместными деревянными кроватями, застланными белыми матрасами. Ко мне приближается официантка.

– Добрый вечер. Наш ресторан открывается в семь. Пока я могу предложить вам выпить что-нибудь в баре.

– Спасибо, я за этим и пришла, – улыбаюсь я в ответ овечьей улыбкой.

Сначала я выпью чего-нибудь покрепче, а потом уже буду искать Лорана. Народу на пляже немного. Если он здесь, я сразу его замечу. Я заказываю виски со льдом дрожащим голоском, совершенно не подходящим роковой женщине, которую я намеревалась из себя строить. Спасительная влага пощипывает горло и согревает внутренности. Я решаю закрепить успех и прошу еще один бокал. Ну, вот, все внутренние органы на своих местах, никто не трясется, никто никуда не скачет, сезон охоты можно считать открытым. Я оборачиваюсь в сторону пляжа и изучаю присутствующих. Мои американские попутчики расположились вшестером на двухместном лежаке и потягивают свой любимый пенный напиток, на сей раз из кружек. Несколько пар упрямо загорают, задавшись целью поймать все последние лучики заходящего солнца. Двое мужчин, оба в белых рубашках, о чем-то оживленно беседуют. Один из них поднимается с места, жестами выражая свое недовольство, и направляется к выходу. Я не замечаю его лица, все мое внимание сконцентрировано на том, что остался лежать на матрасе. Я вижу его темные волосы, красивый профиль с очерченными губами и высоким лбом. Если бы не выпитый виски, мое сердце выпрыгнуло бы из груди и понеслось вприпрыжку к нему на встречу. Это мой погибший жених Лоран. Волнение уступает место злости. «Ну, сейчас ты мне все объяснишь, дорогой мой мертвец» шепчу я сквозь зубы, направляюсь к нему. Лоран вальяжно возлежит на подушке. На маленьком столике ополовиненная бутылка розового вина и два пустых бокала. Я останавливаюсь прямо перед ним как Александр Македонский перед Диогеном, заслонив своим телом солнце. Подлец недовольно морщит загорелую физиономию и приоткрывает глаза. Я ожидаю чего угодно, только не того, что он говорит мне пьяным голосом.

– Ну, что ты на меня смотришь? Думаешь, я не знаю, что ты собираешься мне сказать? Что я сволочь, да? Угадал? Не утруждай себя, я и так это знаю.

Я застываю с открытым ртом. Он совершенно не удивлен тем, что девушка, которой он год дурил мозги по Интернету, вдруг оказывается перед ним собственной персоной. И так запросто признает свою вину! Честно говоря, я ждала банальных отмазок типа «о, дорогая, ты здесь, а я потерял свой телефон» или «девушка, вы кто, я вас первый раз вижу».

Лоран смотрит на меня затуманенным от вина взглядом.

– Но почему? – мямлю я, когда дар речи возвращается.

Он пожимает плечами, садится на кровати и наливает себе вина.

– Почему… Ты хочешь знать, почему?

Я киваю, разглядывая его. В жизни он гораздо лучше, чем на фото. Этакий плохой парень с шармом, перед которым не в силах устоять даже уже однажды обманутая им женщина. Он еще ничего не сказал, а я уже готова купиться на любую ложь. Я мысленно ругаю себя, называю Лорана свиньей и заставляю себя не таращиться на него.

– Я не готов, понимаешь, не готов!

Чего же тут непонятного. За год телефонно-интернетного общения этот храбрый рыцарь так и не набрался смелости для личной встречи.

– Мне надоело, что все всегда решается за меня. В какой университет поступать, кем работать, когда жениться. Я достаточно взрослый, чтобы принимать решения самому!

– Но я не..

Я собираюсь заявить, что лично я и не думала заставлять его жениться на себе, не говоря уже о выборе профессии, но Лоран перебивает меня.

– А устал, устал от всего и от всех. От этих бесконечных упреков.

Бесконечных упреков, экий нахал! Я еще рот не успела открыть!

– Хорошо, – вступаю, наконец, я, урвав момент, когда страдалец подносит к губам бокал и замолкает, – Устал, не готов, я все могу понять. Но неужели нельзя было объяснить по-человечески? Тебя же никто насильно под венец не тянул!

Осушив бокал, Лоран мгновенно наполняет его заново. При этом он даже не подумал предложить мне выпить. Я бы, честно говоря, не отказалась.

– Что тут объяснять? Как тут объяснишь? И так уже все ясно, – бормочет он.

– Ну, да, яснее некуда. Зачем было…

Я не успеваю закончить свой вопрос-упрек. Откуда не возьмись вырастает маленькая энергичного вида брюнетка и хватает Лорана за рукав.

– Все, хватит пьянствовать. Поехали домой! Мама вся извелась.

Любитель розового вина неготовый к браку вяло сопротивляется.

– Отстань, Лиза, не трогай меня. Я никого не хочу видеть.

– Ага, кроме очередной блондинки. Когда же ты, наконец, изменишься, Лоран?!

Брюнетке Лизе все-таки удается сдвинуть Лорана с места, она, ведет его к выходу, поддерживая за талию. Я устало опускаюсь на матрас. Вот вам и закат на мосту Александра 3-го! Руки сами поднимают бутылку и наполняют пустой бокал. Солнце медленно неохотно опускается за горизонт, его последние отблески розовят песок, стволы пальм и мое лицо. Я сижу на берегу Средиземного моря и размышляю о банальности жизни. Человек, встречи с которым я ждала долгие месяцы, оказывается пошлым кобелем и выпивохой. Таких как я у него вагон и маленькая тележка. Даже наверно большая телега. Я просто «очередная блондинка» в этой пестрой веренице лиц, грудей и ног. Он потому и не удивился, что не понял, которая из обиженных им девиц приперлась с жалобами. Ну, вот и все. Моя миссия подошла к концу. Я узнала все, что хотела. Вообще надо было быть страшно наивной (этакая наивность, граничащая со слабоумием), чтобы надеяться, что мужчина, заведомо так со мной поступивший, вдруг окажется положительным героем. Это только в романах Вильмонт заядлый бабник бросает жену и пятнадцать любовниц, чтобы вить любовное гнездышко с героиней произведения, очередной бабой-дурой. В жизни такие чудеса не случается. Эх, прав все-таки был гороскоп. От этой поездки вполне можно было и воздержаться.

А вино неплохое, пьется легко так. Я уже собираюсь налить себе еще одну порцию, как сверху раздается мужской голос.

– Вы позволите?

Незнакомый мужчина в темных солнечных очках опускается на корточки и наполняет мой бокал. Последняя капля срывается с горлышка и летит в розовый омут.

– Вы в этом году выйдете замуж, – заявляет незнакомец, улыбаясь.

– С чего вы взяли? – удивляюсь я.

– Так на вас бутылка закончилась. Вы не француженка?

Я мотаю головой, отпивая вино.

– А это так заметно?

– Очень.

Я собираюсь уже обидеться на своих университетских профессоров за некачественное обучение, как он прибавляет:

– Для француженки вы слишком красивы.

– Спасибо.

После свинского отношения Лорана этот комплимент ложится бальзамом на душу, хотя я не могу сказать, что этот галантный француз мне нравится. Он хорошо сложен, у него рекламная белозубая улыбка, но в целом его лицо не кажется мне привлекательным, тем более что за стеклами очков я не вижу глаз.

– Меня зовут Седрик. А вас?

– Марина.

Он спрашивает меня, откуда я, чем занимаюсь, что привело меня во Францию. Я рассказываю все, как есть, кроме разве что цели поездки. Седрик в ответ сообщает мне, что работает в Париже, а в Монтпеллье у него много друзей, и он проводит здесь свой отпуск. Во время его повествования мой желудок несколько раз встревает и, настойчиво бурля, требует кормления. Я пытаюсь его угомонить, но упрямый орган продолжает отстаивать свои права.

– Может быть перекусим? Я вас приглашаю. Ресторан уже открылся, – предлагает Седрик.

Я не уверена, хочу ли я продолжать знакомство за едой, но говорящий желудок не оставляет мне выбора. Мы располагаемся за крайним столиком с видом на море.

Седрик рассказывает мне, что читал Цветаеву во французском переводе, очевидно желая произвести впечатление. Мне плевать на тёзку поэтессу и на эрудированность нового кавалера. Мои мысли все еще занимает недостойный Лоран. Я пытаюсь вытолкнуть его оттуда, но он прочно засел и не поддается.

– Ты мне очень нравишься, Марина. Ничего что я на ты? – заявляет тем временем Седрик.

– Ничего. А почему ты не снимаешь очки? Солнце уже село.

Он как-то неожиданно тушуется и бормочет, что у него очень чувствительные глаза.

– Ты и ночью в очках ходишь? – настаиваю я.

– Нет, я.. Ну, хотя ладно.

Седрик решительным жестом снимает очки и кладет их на стол. Я стараюсь удержать на лице обыденное выражение, но, кажется, мне это не удается. Должно быть, на какую-то секунду мои черты все-таки искажают удивление и испуг. На меня, горя стыдом и отчаянием, смотрят два глаза, один из которых больший, красивый, обрамленный густыми ресницами, а другой заметно меньше с нависшим веком и красными прожилками. Эту дисгармонию невозможно не заметить, она уродует в целом достаточно приятное лицо Седрика, делая его отталкивающим.

– Теперь ты знаешь, – обреченно вздыхает он, – Это у меня с рождения. Левый глаз не развился. Врачи ничего не могут сделать.

– Извини.

Я не знаю, как вести себя. Мне хочется встать и уйти.

– Ничего страшного. Если тебе неприятно со мной общаться, я пойму.

В его голосе звенит печаль всего человечества. Наверно он привык, что этот внешний изъян отпугивает женщин. На мгновение мне становится пронзительно жаль его. Я подношу к губам стакан воды, чтобы скрыть замешательство.

– С чего ты взял, – неубедительно бормочу я, – Я просто не ожидала. О чем мы говорили?

– О том, что ты мне нравишься. Но это наверно уже не имеет никакого значения.

Меня удивляет степень его отчаяния. Неужели за пол часа, что мы знакомы, он успел проникнуться ко мне какими-то чувствами?

– А что интересного можно посмотреть в Монпеллье? – резко меняю тему я, чтобы избежать ответа на этот горестный полу-вопрос, полу-утверждение.

Седрик увлеченно живопишет мне все достопримечательности этого южного города и в конце предлагает побыть моим гидом. Я обещаю подумать. Нам приносят заказанный на десерт тирамису. Я ковыряю ложечкой аппетитное суфле и слушаю в пол уха повествование Седрика, стараясь не смотреть на него. Солнце уже потонуло за горизонтом, на средиземноморское побережье опускается прохлада и черная беспросветная мгла.

– Я отвезу тебя, – предлагает мой кавалер.

– Спасибо. Не стоит.

Он образованный, вежливый, наверно добрый, но этот маленький опухший глаз перечеркивает все его большие достоинства. Я проделала весь этот длинный путь, чтобы найти красавца, а не чудовище. Впрочем, красавца я нашла, он оказался чудовищем внутри. А этот наверно наоборот. А так чтобы два в одном бывает только в рекламе шампуня от перхоти.

– Ты на машине?

Я мотаю головой, вспоминая, каким образом добралась на этот пляж. Скорее всего, моя американская карета уже давно превратилась в тыкву.

– Так я все-таки отвезу.

У меня опять нет другого выхода. Я соглашаюсь. Седрик оплачивает счет, и мы идем по дощатой дорожке к выходу. В дюнах гуляет холодный морской ветерок. Мои плечи и руки атакуют мурашки. Мой спутник молча снимает наброшенный светлый свитер и укрывает меня. Мне неприятен этот в принципе благородный жест. Он свидетельствует о том, что Седрик пытается ухаживать за мной, а мне этого совершенно не хочется. Я подавляю порыв передернуть плечами и скинуть с себя этот символ мужского самопожертвования. Седрик распахивает передо мной дверцу темного «Мини Купера». Машина несется по темной приморской дороге, по радио звучит что-то трогательно-романтическое. Меня пронизывает страстное желание увидеть на водительском сидении Лорана. Чтобы это его свитер лежал на моих плечах, согревая натуральным кашемиром, чтобы это он напрашивался быть моим гидом и рассуждал о творчестве Цветаевой. Почему, судьба, ты так несправедлива ко мне? Смоляное небо не отвечает. Я украдкой смотрю на Седрика. Его правый профиль можно назвать почти красивым. Если бы он был таким с обеих сторон, возможно, его общество не тяготило бы меня так сильно.

– С этой стороны ничего? – неожиданно смеется он, как будто прочитав мои сумбурные мысли.

Я краснею и молчу, не найдя, что сказать.

– Знаешь, я считаю, что откровенность лучше лицемерной вежливости, – продолжает Седрик, когда машина тормозит у входа в отель, – Если я тебе отвратителен, признайся честно, и я не буду навязываться.

Он мне не отвратителен, я просто не испытываю к нему влечения. Мое существо пропитано ядом страсти к другому человеку. Но мне не хочется обижать и без того обиженного природой человека. Так или иначе я скоро уеду, и наше общение сойдет на нет естественным путем.

– Нет, что ты. Ничего подобного.

– Если хочешь, я покажу тебе завтра город, – застенчиво предлагает он, – Если у тебя, конечно, нет других планов.

Запланировать что-либо на следующий день у меня еще не было времени. По идее моя невыполнимая миссия выполнена, и в Монпеллье меня ничто больше не держит. С другой стороны я так и не видела самого города, а посмотреть, судя по красочному рассказу Седрика, есть на что.

– Я еще не решила, – колеблюсь я между двумя вариантами, первый из которых погулять по городу одной, второй – согласиться на общество гида с терминаторским глазом.

– Тогда может быть я позвоню тебе завтра с утра, и мы договоримся? – настаивает потенциальный гид, – В каком ты номере?

– 215.

– Хорошо. Тогда до завтра. Мне было очень приятно с тобой познакомиться.

– Спасибо, что подвез. Спокойной ночи

Седрик спешит открыть мне дверцу, но я успеваю выйти раньше. Он останавливается на пол пути и улыбается мне на прощание. Я спешу подняться по ступенькам и скрыться за стеклянными дверьми. Уфф! Ну, и денек. Я поднимаюсь к себе в номер и набираю теплую ванну. Начав раздеваться, запоздало соображаю, что забыла вернуть кавалеру его свитер. А ведь он наверняка видел его на мне, но не напомнил, чтобы нашелся повод для новой встречи. Хитрый циклоп! Я раздраженно сдергиваю с себя чужеродный джемпер, бросаю на стул. Теплая пузыристая ванна готова принять меня в свои пенные объятия. Я с наслаждением вытягиваю ноги. Интересно, что это за девушка увела Лорана с пляжа? Она сказала «мама вся извелась». Очевидно, это его сестра. Просто знакомая девушка или возлюбленная добавила бы личное местоимение «твоя» к слову «мама». Да, какая, собственно говоря, разница, – ворчит здравый смысл, – Это не твоего полета птица. Плюнь и забудь. И он, конечно, прав. Но стоит мне закрыть глаза, как передо мной возникает его лицо и загорелое тело в распахнутой белой рубашке. На заднем плане для усиления впечатления звучит ария из «Юноны и Авось»: Я тебя никогда не увижу. Я тебя никогда не забуду». Я пытаюсь выжать из себя по этому поводу щедрую женскую слезу, но вместо нее получается гигантский бесполый зевок.