Текст книги "Не пролететь мимо Земли"

– Нет, – сказала Лена.

– На нет и суда нет. Тогда пойдем обратно.

Лена встала. Рикошет хотел предупредить ее о рассыпанных по полу осколках лампочки, но вспомнил, что Лена не снимала высоких облегающих сапог из черной кожи. Он услышал, как девушка шуршит чем-то в сумочке. Когда Лена чертыхнулась, подпрыгивая на одной ноге, музыкант сообразил, что она одевает трусики. Лена ловко застегнула лифчик. Музыкант нащупал на тахте платье и подал его девушке. Пока Рикошет возился с замком, Лена стояла у него за спиной.

– Дело в том, – сказала она. – Что Бабай смотрел на тебя точно так же. Поверь мне, у ж я-то его знаю.

Музыкант замер на миг.

– Ну что же, – сказал он, и снова продолжил дергать собачку. – Спасибо.

– Тебе не страшно?

– Чего?

– Так жить. Так любить.

Лена услышала, как в темноте чуть скрипнула кожа – музыкант пожимал плечами.

– Чтобы полюбить человека, нужно вообще обладать большим личным мужеством, – сказал он спокойно. – Независимо оттого, какого он пола.

На лестнице парочка повстречала компанию плановых, возвращавшихся из подвала. Орешек заметил Лену и Витька первым.

– Какие-то морды у вас подозрительно довольные, – сказал он. – Где это вы были?

– Да и ты, Рикошет, – хмыкнул Сергей. – Какой-то усталый…Что это вы такое делали?

При виде смущения на лице Лены Орешек расхохотался.

– Вот это я понимаю, – воскликнул он. – Здоровый образ жизни! Не то что мы!

– Заткнись, Орешек, – сказала Лена.

Она чуть притормозила, пропуская музыкантов вперед. Рядом с ней оказался Бабай. Лена сердито покосилась на него, но Гарик вовсе не собирался ее подкалывать. Они стали подниматься по ступенькам. Когда они были уже на площадке между первым и вторым этажом, Лена сказала:

– Я попробую к Рите попроситься переночевать. Она одна в частном доме живет, оказывается. И подруга сегодня к матери ночевать ушла, так что одна свободная койка там точно есть.

У хиришских ребят не было в Веслогорске знакомых, к которым можно было бы пойти после концерта. Они собирались пересидеть ночь в клубе, если станет совсем уж невмоготу, прикорнуть на кожаных диванах в холле или в каморке, и с первым автобусом вернуться домой. Парням было не привыкать, но Гарик знал, что подобная перспектива отнюдь не вдохновляет Лену – девочку очень домашнюю.

– Рита живет одна в половине дома, – поправил подругу Гарик. – Она другую половину кавказцам сдает. Так что смотри, осторожнее там.

Лена только фыркнула.

* * *

Веселье, достигнув своего апогея, на миг задержалось там, а потом медленно покатилось вниз. Ди-джей, зная по опыту, что с полуночи до часу ночи – самое тяжелое время, потом часть уходит домой, а у вновь прибывших открывается второе дыхание, перестал «зажигать» и через один ставил медляки.

Компания снова сидела за столом в полном сборе. Сергей обнимал молчаливую Катю.

– Слушай, Рита, так у тебя сегодня одно спальное место есть свободное? – сказала Лена, просто носом почуяв, что еще минут пятнадцать – и Рита скажет: «Ну, мне пора…». – Может, ты возьмешь меня к себе?

Гарик пристально посмотрел на Риту.

– Ленку на кровать положим, а мы с Бабаем можем и на полу, – деловито сказал Орешек. Лена дернула щекой – Рита могла рассердиться от такой наглости. Но барабанщик после своих приключений в подвале неожиданно почувствовал тоску по тихому месту, где можно будет принять горизонтальное положение. Если бы удалось заполучить еще и одеяло, он бы счел это за милость богов. Орешка колотил озноб – то ли отходняк, то ли барабанщик простудился, пока в беспамятстве лежал на матрасе.

– Да ради бога, ребята, я совершенно одна в половине дома, – сказала Рита почти обрадованно, но тут же смутилась. – Но только у меня еды никакой нет, а …

– Еды мы купим, это не вопрос, – сказал Гарик. – У вас есть тут круглосуточные ларьки ведь?

– Есть, но просто…

– Возьми ты нас, ради бога, – сказал Орешек и затянул жалостливо: – Сами мы не местные…

– Перестань, – отмахнулась Лена. – Я готовить буду, Орешек дрова колоть, а Гарик…

Она хотела сказать «расплатится натурой», но солист перебил ее:

– Я думаю, мы как-нибудь договоримся.

– Да мой дом очень далеко, а автобусы уже не ходят, – пояснила Рита. – Вы замерзнете все, пока мы доберемся.

– Где? – спросил Орешек.

– Сотенная улица, – сказала Рита.

– Так где же это далеко! – завопил Орешек. – Это же рядом совсем!

– Не слушай его, он Веслогорска не знает, – сказала Лена. – А что, правда далеко? Мы быстро пойдем.

– Можно на заводском автобусе попробовать, – сказал прислушивавшийся к разговору Рикошет. – Он как раз минут через десять пойдет, повезет людей на смену. Я сам на нем езжу. И если песни не орать, до конца проспекта Мира можно на нем спокойно доехать, а там уже два раза упасть.

– Об этом я как-то не подумала, – сказала Рита. – Ну что же, пойдемте, надо быстренько собираться, если мы хотим успеть на этот ночной экспресс.

– Благодетельница! – воскликнул Орешек и полез целовать руки.

Рита со смехом отбилась и повернулась к Вике. Подруга вела задушевную беседу с Грином.

– Викушка, мы уходим, – сказала она. – Ты с нами?

По лицу Вики было ясно, что ей еще совершенно не хочется домой.

– Я бы еще осталась, – сказала она.

– Какой разговор, – сказал Рома. – Оставайся, я тебя провожу потом.

Вика благодарно посмотрела на него. В этот момент она не подумала о том, что Грин тоже собирался сидеть в клубе до первого автобуса. Он жил в летчицком поселке в пятнадцати километрах от города. А если бы Грин вышел из ТХМа, обратно бы его уже не впустили.

– Спасибо, Рома – сказала она. – Ты настоящий друг.

Подруги расцеловались, и компания направилась к дверям. Рикошет поднялся.

– Провожу вас немного, – сказал он.

Гарик бросил на него короткий взгляд.

– Или, может, тоже дернуть с вами? – сказал музыкант задумчиво.

– Конечно, Витек, пойдем, – смеясь, сказала Рита. – Чем больше народу, тем веселее. Да и в автобусе тебя, наверно, уже знают, скажешь, что новеньких везешь, если что…

* * *

Дом Риты напомнил Рикошету Изнакурнож еще в тот день, когда он впервые пришел сюда. Два маленьких деревянных домика уцелели в самом центре города просто каким-то чудом. Окна соседнего дома выходили на одну из самых оживленных городских улиц. Ритин же дом был стиснут между давно не штукатуренными «хрущевскими» пятиэтажками. С крыльца, на котором стоял музыкант, в просвет между высокими домами можно было увидеть ярко освещенный Кремль. С другой стороны сладко тянуло дымком и веником – сосед по поводу праздника стопил сегодня баню.

Но сейчас Рикошет смотрел не на стены древней крепости, сложенные из потемневшего от времени кирпича. Музыкант курил и глядел на занесенный снегом сад. Этой осенью он сам помогал снимать богатый урожай яблок Ритиной бабушке. Яблочное повидло Рита выставила на стол, когда у гостей созрело желание выпить чайку. Рикошет думал о том, что весной, когда яблони цветут, наверное, у жителей этих домов кружится голова от нежного аромата. Часть деревьев находилась за высоким забором. Весь этот сад Ритин дедушка посадил еще сразу после войны, но потом прилегающий к дому участок урезали, как слишком большой. За черными стволами мерцала стеклом громада городского Дворца Спорта. Рикошет знал, что когда Рита была маленькой, она ходила туда заниматься художественной гимнастикой.

За спиной музыканта заскрипели ступеньки.

Гарик обнял его, и горячее дыхание ударило Рикошету в спину прямо между лопаток. Музыкант непроизвольно выгнулся, словно не теплый выдох это был, а нож вошел ему спину, и на миг закрыл глаза.

– Так ударяет молния, так ударяет финский нож, – пробормотал он, задыхаясь.

Гарик разобрал только последние два слова и тут же разжал руки.

– Ну, пырни, – сказал он угрюмо. – Если достанешь.

Рикошет обернулся и несколько мгновений, показавшихся Гарику вечностью, смотрел в это напряженное лицо. Затем протянул руку и медленно провел по щеке.

– Расслабься, – сказал он насмешливо.

– Тебя не поймешь, – пробормотал Гарик.

Рикошет отнял руку.

– Побудь сегодня с Ритой, – сказал он, не глядя на Бабая. – Я не знаю точно, но думаю, что ей в последнее время крепко досталось. Сделай так, чтобы она позабыла обо всем.

Гарик кашлянул.

– А, – сказал он. – Если…

Рикошет покачал головой:

– Нет, Рита не такая.

– Хорошо, – сказал Гарик. – Но если ты останешься, мне будет тяжело.

– Я скоро уйду.

Гарик молча смотрел на него. Рикошет усмехнулся:

– Я тебя потом найду.

Гарик дернул щекой и хотел что-то сказать, но Рикошет не дал ему открыть рта.

– Я сказал тебе, что я тебя найду. И будь уверен – найду.

* * *

Вика не стала говорить, что у нее есть деньги на такси. Это убило бы всю романтику вечера. Тем более, оказалось, что Сереже с Катей тоже по пути. Сергей, как выяснилось, жил в том же доме, что и Вика, и даже в одном подъезде. Только Вика – на седьмом этаже, а парень – на четвертом.

– Прямо урбанизация какая-то, – криво усмехнувшись, сказала Катя, услышав об удивительном совпадении. Она жила в том же огромном доме, что и Вика с Сережей, но в корпусе напротив.

Грин взял Вику под руку. Сергей и Катя шли чуть впереди. Они о чем-то негромко разговаривали. Рома молчал. Впрочем, Вика не чувствовала неловкости, которая неизбежно возникла бы, если бы так упорно молчал какой-нибудь другой парень.

Рома вообще был неразговорчивый малый.

– Ты так все и прыгаешь? – спросила Вика.

Грин кивнул.

– Серега, – окликнул он солиста.

Тот обернулся на ходу.

– Возьми переночевать, – сказал Грин.

– Не вопрос, – откликнулся Сергей. – Как проводишь, так и заходи.

Катя что-то сказала ему. Сергей улыбнулся, блеснули зубы в свете фонаря.

– Даже так, – сказал парень. – Чем же я заслужил милость?

Катя что-то недовольно пробурчала. Сергей остановился и стал шарить по карманам. Грин и Вика догнали пару и тоже остановились.

– Ты чего? – сказал Грин.

Сергей протянул ему ключ.

– На, – сказал он. – Знай мою добрость.

– В смысле?

– У Кати сегодня мать в ночную смену.

– А твои родоки не удивятся? – спросил Рома. – Когда меня вместо тебя утром увидят?

– Если сына отмывая, – нараспев произнесла Катя. – Обнаружит мама вдруг, что она не сына моет, а чужую чью-то дочь – пусть не нервничает мама. Ну не все ли ей равно? Никаких различий нету между грязными детьми…

Сергей хмыкнул:

– Мать сейчас у сестры живет. А отец, я думаю, лежит по обыкновению пьяный у себя. Но ты закройся на всякий случай, в моей комнате замок есть.

Катя нетерпеливо постукивала каблуком об каблук. Налипший на сапоги снег начал таять, и стоять становилось холодно.

– Ладно, – сказал Грин, и компания двинулась дальше.

– Такой вечер сегодня удачный, – сказала Вика. – Мне так понравилось. И ваше выступление, и обстановка, и вообще все-все…

Рома покосился на нее, но опять промолчал. Он видел, что Вика пытается поддержать беседу, и сильно досадовал на себя, потому что ничем не мог ей помочь. В голове было абсолютно пусто. Даже водка, испытанное средство, которое всегда развязывала ему язык, на этот раз не сработало.

Вика слишком сильно нравилась ему.

Подростки как раз проходили мимо городского киноцентра. Над входом висели огромные буквы

ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ: БРАТСТВО КОЛЬЦА

– Ух ты, – сказала Вика, заметив вывеску. – Наконец и к нам привезли!

– Что за кино? – спросил Рома.

– Это по книге, – сказала Вика. – Типа сказки. Ну, знаешь, эльфы, магия… драки, – добавила она, сообразив, чем можно заинтересовать парня. – Этому фильму двенадцать, что ли, Оскаров дали. Должно быть круто. Может, сходим? Ты ведь, наверно, сто лет в кино не был.

Рома чуть поморщился. Он представлял себе, сколько может стоить поход на фильм, завоевавший двенадцать Оскаров. Да и в кино он был последний раз не так давно.

– Почему же сто лет, – сказал парень. – Прошлой зимой на это, как его, ну про войну… я же ходил с вами.

– Помню, помню, – сказала Вика. – Такое забыть невозможно.

Рома улыбнулся.

Всю глубину отвращения одиннадцатиклассников к чтению Валентина Владимировна, Викина учительница литературы, осознала в тот момент, когда проверяла сочинения 11 «Ф» по «Преступлению и наказанию». Курс литературы был безжалостно урезан в пользу физики, но все же не настолько, чтобы Валентина Владимировна не успела дать своим ученикам основные сведения о героях, фабуле и том особом мире, который среди литературоведов называется «Петербургом Достоевского». Именно их, в вольном изложении, учительница и получила обратно. Способность к восприятию материала вселяла определенные надежды. Однако для итогового сочинения, которое было уже не за горами, голых тезисов, добросовестно переписанных с тетрадок, было явно недостаточно. Следующим по программе шел Лев Толстой со своей фундаментальной «Войной и миром». Валентина Владимировна недаром имела звание заслуженного педагога. Гороно в то время еще проплачивало в киноцентре показ фильмов по произведениям школьной программы. И цены на сеансы далеко отстояли от оскароносных фильмов, не превышая стоимость двух баллонов пива. Таким образом, весь 11 «Ф» в один прекрасный морозный день оказался вместо уроков в темном зале киноцентра. Там же Валентина Владимировна обнаружила, что поучаствовать в культурном мероприятии решили и многие ее бывшие ученики, которые после девятого класса отказались от углубленного изучения физики и полному среднему образованию предпочли среднее техническое. Среди них был и Рома. Он заверил учительницу, что сегодня, по счастливому совпадению, занятия в ПТУ тоже отменены, чтобы ничто не мешало подросткам повысить свой культурный уровень. Приятная тяга к знаниям удивляла учительницу недолго. Классная же руководительница, которая была вынуждена присутствовать на сеансе в силу профессионального долга, сразу все поняла и скромно села в первом ряду с двумя отличницами-подхалимками. Основная часть школьников же разместилась на последнем ряду. Пустые бутылки из-под пива с грохотом покатились по проходам еще до того, как в зале погас свет. Валентина Владимировна ждала продолжения, замирая от ужаса и стыда. Впрочем, зал был полон такими же подростками из разных школ, конвоируемыми ее собратьями по несчастью. Вид у учителей был затравленный, на лицах застыло совершенно одинаковое выражение отчаяния и покорности судьбе. Рита сказала Вике, нехорошо усмехаясь: «Знаешь, на кого сейчас Вэвэ похожа? На нациста из мотопехоты. Который бросил свой мотоцикл на обочине, чтобы пописать в кустиках. Вот он уже расстегнул ширинку и тут увидел секрет партизан, заросших по самые глаза бородами». «Да ты у нас патриотка», сказала Вика подруге сквозь смех. Сравнение было настолько же точным, насколько и ядовитым. Стиль обращения Валентины Владимировны с учениками наиболее точно отражала фраза: «Arbeiten und Disziplin», украшавшая в свое время, насколько помнила Вика, ворота Бухенвальда.

Продолжение банкета не заставило себя долго ждать. Парни насобирали денег (Вика тоже дала десятку, которую Ромик ей до сих пор не вернул. Впрочем, девушка понимала, что это не по злобе, а просто потому, что парень забыл об этом), сбегали за пивом и кое-чем еще.

Вика не помнила уже, кто именно из парней надул презерватив, огромная тень от которого закрыла пол-экрана сразу после стартовых титров. По залу пронесся хохот, а затем потянуло сладковатым дымом. К своему счастью, Валентина Владимировна не знала, что так пахнет шмаль. Только это уберегло ее от инфаркта. Взгляд Вики за весь двухчасовый фильм упал на экран только один раз. Это было в тот момент, когда на зал надвигался чудовищный бюст с декольте на двенадцать персон, щедро усыпанным по краю бриллиантами. «Ух ты», сказала Вика. – «Какие камушки». А Ромик, сидевший рядом, возразил: «Какие сиськи!». После чего разговор стремительно свернул в направлении, весьма далеком от творчества Льва Толстого, и больше к потрясателю человеческих душ и зеркалу русской революции так и не вернулся.

В общем, посещение киноцентра привело 11 «Ф» в полный восторг. Школьники выказали горячую готовность в любой момент повторить культурное мероприятие. Но у Валентины Владимировны не достало на это мужества. И даже то, что 11Ф написал сочинение по Толстому на порядок лучше, чем по Достоевскому, не смогло повлиять на решение учительницы.

– Они ведь после этого, по-моему, на капремонт закрылись? – сказал Рома.

– Ну да, – смеясь, сказала Вика.

– Может, лучше подождем, пока в комках появится и диск возьмем? – предложил парень. – Катя, кстати, работает продавцом, как раз в отделе кино. Мне диск посмотреть она бесплатно даст. Посидим дома, с пивом… Захотел покурить – остановил и вышел. Ты как на это смотришь?

Вика, в общем, смотрела положительно, и даже понимала скрытый смысл этого предложения. Диск, даже не из Катиных рук, а из проката обошелся бы дешевле одного билета в кино. В принципе, она бы даже согласилась. Если бы не одно «но».

Подобная программа предполагала визит домой к Роме, или к ней, а к этому Вика еще не была морально готова.

– Ну, не знаю, – сказала она. – Все-таки большой экран – это большой экран.

– Ладно, придумаем что-нибудь, – сказал Рома.

Было тихо-тихо, только скрипел под ногами снег.

* * *

Загремели тарелки, которые Гарик всей стопкой поставил в таз с горячей водой. Закатывать рукава солисту «КБ» не пришлось – он был в футболке.

Рита сидела у стола, курила и смотрела, как он моет посуду. «Все-таки есть в деревенских парнях какое-то очарование, какая-то мужская надежность, которую городские теряют сразу при рождении», думала она.

Орешек и Лена легли спать сразу после того, как Рикошет покинул развеселую компанию. Рита постелила им отдельной комнате. Лене – на разборном кресле, а Орешку достался старый диван. У Риты нашлось необходимое количество пододеяльников, и Орешек был даже избавлен от уколов верблюжьего одеяла. Счастье долговязого барабанщика несколько омрачал тот факт, что позже к нему должен был присоединиться Гарик, а диван явно проектировали еще в послевоенное время, когда люди были значительно мельче по габаритам.

Гарик, впрочем, еще в самом начале вечера прикинул, что Ритина кровать, стоявшая у печки, свободно вместит их обоих.

– А что за парень этот Рикошет? – спросил Гарик и поставил чистую тарелку на допотопную сушилку из алюминиевых прутьев. – Он как будто совсем не из вашей компании.

– Так и есть, – сказала Рита и лениво потянулась. – Витек выскочил откуда-то, как чертик из табакерки, прошлым летом. Он через меня со всеми познакомился. Рикошету мой парень паспорт делал.

Мурка, сытая и довольная, вылизывала заднюю лапу, лежа на половике. Рита рассеянно следила за неторопливыми движениями шершавого язычка. Она отлично понимала ощущения кошки, потому что сейчас чувствовала такую же благость во всем теле.

– Твой парень в ОВИРе работает? – осведомился Гарик.

– Нет. У них… – Рита замялась. – В общем, у Леши на руках оказался паспорт, настоящий, годный. И аттестат за среднюю школу к нему, и полис страховой, трудовая, и еще какие-то документы… Леша все это Рикошету и продал. Тот парень, хозяин паспорта, умер.

Руки Гарика, погруженную в мыльную воду, на миг остановились.

– И что, Рикошет взял имя мертвеца, получается? – спросил он, вытащил тарелку и промыл холодной чистой водой в умывальнике.

– Да.

Покончив с задней лапой, Мурка села и начала умываться. «Поздно ты гостей намываешь», подумала Рита, усмехнувшись. – «Они уже все здесь».

Гарик покачал головой:

– Это дурная примета – имя мертвеца брать.

– Да мы ему говорили, – вздохнула Рита. – Предлагали сделать хотя бы не «Решетников», а, скажем, «Решеткин». У Лешки был знакомый, мастер по таким делам. Комар носу не подточил бы. Витек отказался. Сказал, что тезка известного человека – это то же самое, что человек без имени, и он хочет именно так.

– Понятно… – задумчиво сказал Гарик.

– А потом Рикошету жить было негде, – продолжала Рита. – Моя бабушка ему половину дома и сдала. Это еще осенью было. Витек, как порядочный, на биржу встал, его на курсы сварщиков определили. Он, как закончил, пошел на завод наш. А под Новый Год переехал, сказал, что ближе к работе жилье нашел.

Гарик закончил с посудой и вытер руки о полотенце, висевшее около умывальника.

– А в группу Сережину он как попал?

– Да видишь, у них бас-гитариста не было. Ромик искал, искал, мне сказал об этом. А Рикошет еще летом, когда мы компанией на озере отдыхали, как-то случайно гитару в руки взял и так нам классно забацал. Я рассказала ему, что вот, гитариста ищут, и он согласился.

Гарик подсел к столу, достал из пачки сигарету.

– Он классный гитарист, – сказал он, оглядывая стол в поисках зажигалки. Подняв взгляд, парень увидел, что Рита поднесла ему свою.

– Спасибо, – сказал Гарик, прикуривая.

– Можно ведь и мне за тобой немного поухаживать, – усмехнулась Рита.

Гарик улыбнулся.

– Витек вообще классный парень, – вернулась к теме Рита. – Немного странный, молчаливый слишком… Но классный.

Гарик выпустил дым и смотрел, как серая струя ходит под потолком, свиваясь в кольца.

– Тебе надо будет проветрить здесь, прежде чем спать ложиться, – сказал он и добавил задумчиво: – Классный парень, про которого никто ничего не знает…

– Ой, наш город… как бы тебе сказать. И так спит под одним большим одеялом, – отмахнулась Рита. Гарик понимающе хмыкнул. – Иногда приятно пообщаться с человеком, про которого ничего не знаешь.

Мурка подошла к парню и вопросительно посмотрела на него. Гарик похлопал себя по колену. Кошка тут же приняла приглашение. Гарик почесал ей за ухом свободной рукой, и она тихо замурчала.

– Как сказала бы Лена, «и так все слишком много друг про друга знают. А когда ничего не знаешь о человеке, это дает пищу уму», – сказал он.

– Примерно так, – согласилась Рита и раздавила окурок в переполненной пепельнице. – Я думаю, он из Питера, на самом-то деле.

– Почему?

Рита встала, прошла через комнату и открыла окно.

– Рикошет поначалу говорил «бордюр» вместо «поребрик», – ответила она оттуда.

– Тебе надо было в милицию работать идти, – сказал Гарик.

– Меня мать хотела устроить, да я не пошла, – проворчала Рита. – Иди сюда, хватит там дымить.

– Да я покурил уже, – сказал Гарик и потушил окурок. Затем посмотрел на Риту, осторожно согнал с колен кошку и поднялся из-за стола. Рита смотрела, как он идет через комнату, и по телу ее разливалась приятная истома.

– А чего так? – спросил Гарик, останавливаясь рядом с девушкой.

– Неохота всю жизнь на цырлах стоять, как она. Да и потом, все эти усиления, дежурства… Я с пяти лет дома одна оставалась. Мы тогда в милицейском общежитии жили, там через стенку, в соседней комнате, наши друзья были, но все равно, знаешь… Не то, чтобы страшно, но так грустно и тоскливо.

– И этой ночью ты тоже не хочешь быть одна, – сказал Гарик, глядя на Риту.

Девушка медленно кивнула. Гарик обнял ее и поцеловал в шею, в то место, где под ключицей билась жилка. Рита закрыла глаза.

– Только у меня… ты знаешь… это, ну… – пробормотала она.

– Тебе это мешает?

– Вообще-то нет, – усмехнулась Рита. – Но я подумала, что, может, ты брезгуешь… А то подумаешь, что я тебя динамлю…

– Я брезгую только в одном случае, – сказал Гарик. – Когда девушка меня не хочет.

– Я хочу тебя, – сказала Рита. – Знаешь, что мы сделаем?

– Что?

– Пойдем в баню. Дядя Миша наверняка топил сегодня, посмотрим, может, еще не остыла. Он ее не закрывает, мало ли, я захочу помыться сходить.

– Мне нравится ваш план, мистер Фикс, – сказал Гарик.

* * *

Орешек осторожно приоткрыл дверь и выглянул в кухню. Там никого не было, кроме кошки. Мурка сидела на половике воле двери и внимательно смотрела, как ветер колышет занавеску на открытом окне. Заметив движение, кошка недовольно покосилась на парня и вернулась к созерцанию.

– Ушли, – сказал Орешек, оглядываясь. – В баню.

Парень посторонился, пропуская Лену.

– Что за мания у всех такая сегодня, – сказал Орешек недовольно, глядя на окно. – Везде окна нараспашку! Ведь не май месяц!

– Уфф, ну и горазд же Гарик зубы заговаривать, – сказала девушка. – Не то, что все вы – сразу под юбку руками лезть. Учись, пока он жив.

Орешек сморщился, как будто раскусил что-то кислое, но ничего не сказал. Лена критически осматривала разнокалиберные пальто и куртки, висевшие на крючках у двери. При мысли о том, чтобы выйти во двор, к заветной будочке, в одном платье, девушке сразу вспоминалась героическая смерть генерала Карбышева. С другой стороны, идти в своей шубе не хотелось. Лена опасалась уронить ее в зловещее отверстие. До весны не выловить будет.

Девушка остановила выбор на черном тулупе овчиной наружу. Он показался Лене самым теплым, и, что немаловажно, самым целым.

– Схожу пока пописаю, – сказала она, снимая тулуп с вешалки. – Накупили пива, блин…

– Дай-ка я за тобой поухаживаю, – сказал барабанщик и отобрал у Лены тулуп.

– О! Королева в восхищении, – хмыкнула Лена, засовывая руки в рукава.

– Ну, я пошла, – сказала она.

– Давай, валяй, – ответил Орешек.

– Кстати, и тебе рекомендую, – заметила Лена. – Когда они вернутся, еще долго не высунуться будет. Ты же знаешь Гарика, он любит и после этого поговорить.

Барабанщик знал.

– Я вон в окно, – ответил Орешек.

– Везет вам, – вздохнула Лена. – А у нас пися встроенная…

Она посмотрела на Орешка просительно.

– Димочка, пойдем со мной, а? Там холодно, волки…

– Какие волки? – проворчал барабанщик. – Центр города.

– Серые, – сделала большие глаза Лена. – Ну пойдем, пожалуйста.

– Ладно, только быстро, – сказал Орешек и напялил первую подвернувшуюся под руку куртку.

Лена посмотрела на него, на себя, и хмыкнула.

– Картина неизвестного художника «Бегство французов из Москвы»! – торжественно сказала она.

– Ты давай, двигай, – сказал Орешек хмуро. – А то будет сейчас нам картина Репина «Не ждали».

Когда они спускались по лестнице во двор, Орешек сказал мечтательно:

– Только бы Ритке понравилось! Да так, чтобы она его себе под бочок положила бы…

Лена усмехнулась.

– Эгоист, – сказала она. – У нее кроватка поуже моего кресла будет, а ты их хочешь вдвоем туда загнать.

– Ничего, они у нас миниатюрные, – сказал Орешек решительно. – Прямо Дюймовочка и Мальчик-с-Пальчик… Поместятся.

Дверь во двор, как и следовало ожидать, оказалась открыта.

* * *

Створки лифта закрылись. Мотор натужно загудел, и лифт пошел вверх. Рома и Вика были в кабинке одни, Катя с Сережей остались на крыльце перед подъездом покурить. Вике вспомнился тупой вопрос, который часто встречался в так называемых «анкетах», которые были очень популярны у них в школе классе в седьмом-восьмом: «Ты хотел/а бы застрять со своим парнем/девушкой в лифте?». В ее «анкете» этот вопрос точно был, не среди первых, а где-то ближе к концу, между вопросом о любимом цвете и пожеланием хозяйке анкеты.

Девушка хихикнула и поймала взгляд Ромы. Парень улыбался. В Викиной «анкете» его почерком была заполнена вторая или третья страница. Но что Рома ответил на этот сакраментальный вопрос, Вика уже не помнила. Помнила только его пожелание – «оставайся всегда такой же красивой, будь умницей».

– Ты что написал тогда? – спросила Вика, не сомневаясь, что Рома поймет, о чем речь.

– Да, – ответил Рома.

Вика захлопала ресницами в притворном смущении.

– Мужчина, я вас боюсь, – пискнула она.

– «Внимание, в городе в районе дач появился опасный сексуальный маньяк», – грозно нахмурившись и вращая глазами, сказал Рома и придвинулся к Вике. – «В район дач можно проехать автобусами номер шесть, двадцать шесть и девятнадцать. Интервал движения автобусов на линии – пятнадцать-двадцать минут».

Вика расхохоталась. Рома обнял ее, но тут лифт с грохотом остановился.

– Какой-то вы маньяк несексуальный, – кокетливо сказала девушка.

Они вышли из лифта и повернули направо, к единственной на всей площадке стальной двери.

Перед самой дверью Рома неуклюже наклонился. Вика сделала машинальное движение, чтобы отстраниться, но на полпути передумала и подставила губы.

«Целоваться ты не умеешь», думала она. – «А вот трогать тебя гораздо приятнее, чем Илью».

– Я тебе позвоню, – сказал Рома.

– Давай, – сказала Вика. – Буду ждать.

Она подождала, пока приехал вызванный Ромой лифт и улыбнулась напоследок.

* * *

Девушку скрыла от Роминых глаз размашистая граффити на внутренней стороне створок

WELCOME TO HELL

Ниже какой-то остряк приписал синим фломастером

Вход – 10 $, выхода нет

Инвалиды, ветераны ВОВ, беременные женщины и женщины с детьми – бесплатно.

Но Рома не замечал ни надписи, ни вони обоссанного лифта, ни душераздирающего скрежета и неровных толчков по ходу движения. Он думал о чем-то своем и улыбался. Парень так замечтался, что по привычке нажал первый этаж.

Увидев за открывшимися дверями Сергея, Рома воззрился на него с таким искренним недоумением, словно тот ворвался в его кабинку душа.

– Далеко собрался, Грин? – спросил Сергей насмешливо.

Рома очнулся.

– А… Катя где? – спросил он.

Сергей вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа.

– Не то настроение у нее сегодня, – сказал он мрачно. – И устала она…

– Понятно, – сказала Рома. – Да, сложно с ними…

– И не говори, – ответил солист «Акафиста». – Ты вроде на коврик в прихожей был согласен? Так вот там тебе спать и придется.

– Мне уже смысла нет ложиться, – сказал Рома. – Часа четыре ведь уже. Покурю у тебя на кухне, да пойду.

– Да ладно, – сказал Сергей. – Я пошутил. У меня специально для гостей дежурный матрас есть.

Они вышли из лифта. Сергей долго рылся в карманах, а Рома задумчиво смотрел, как медленно-медленно крутится диск счетчика в прорези щита.

– Вот я торможу, – сообразил Сергей. – Грин, ключи-то у тебя! Эй, очнитесь, вы очарованы!

Рома непонимающе посмотрел на него.

– Ключи давай, – сказал Сергей.

Рома криво усмехнулся.

– «Пух, это же твой собственный дом!» – сказал он, протягивая Сережке ключи.

– Именно, – сказал солист «Акафиста».

Он начал вставлять ключ в замочную скважину и неожиданно икнул так сильно, что выронил его. Ключ с грохотом упал на пол.

– Э, батенька, да вы накушались, – сказал Рома, поднимая ключ.

Сергей снова икнул.

– Черт подери, кто же это меня вспоминает? – сказал он. – Четыре часа ночи!

– Катька, наверное, – предположил Рома. – Передумала, вот и жалеет.

Но он ошибся.

Сергея вспоминал совсем другой человек.

* * *

Вика подождала, пока лифт с тяжелым ревом рухнул вниз. Затем достала ключи и осторожным, но уверенным движением сапера, разбирающего мину знакомой до тошноты системы, открыла дверь.

Стараясь не шуметь и не зажигая света, она сняла шубку в темной прихожей и проскользнула в свою комнату. Тело настоятельно требовало душа. Несмотря на все опасения разбудить мать и усталость, Вика все же прошла в ванную и пустила воду.

Через пятнадцать минут, чистая, удовлетворенная Вика лежала в своей кровати и улыбалась в темноте. В голове у нее крутились обрывки музыки, мелькали лица Грина, Риты, Рикошета и Орешка. Но постепенно из этой круговерти выделилось одно и вытеснило все остальные. Замолкли голоса, исчезло время и пространство. Она снова чувствовал прикосновение его рук, больших и горячих. Вика глубоко вздохнула и вытянулась на кровати.