Текст книги "Навозный жук летает в сумерках"

Проклятие

Давид не спешил домой. Ему хотелось побыть одному. Расставшись с Юнасом и Анникой, он пошел через лес.

Когда он не успевал разобраться в происходящем, все шло наперекосяк. Ему не нужно было думать ни о чем конкретном, просто привести в порядок собственные мысли. Он не понимал, как некоторые люди без этого обходятся. Многие считали, что Давид выпендривается или же слегка не в себе, но Юнас и Анника понимали, что он просто хочет побыть один.

Давид рассмеялся. Ну и Юнас! Ну и воображение! Придет же такое в голову! Какой-то мужичок в лодке, наверняка ничем не примечательный, вдруг превратился в самого подозрительного типа на свете, в загадочного «человека с кашлем». Зато Юнас нашел применение своему магнитофону, а это главное.

Какой чудесный вечер! Теплый, тихий и лунный. Давид вспомнил свой сон. Он не думал о нем ни днем, ни даже утром, когда проснулся. Вспомнил только у реки: в ту минуту он почему-то точно знал, что где-то здесь есть тропинка, хотя никогда раньше в этом месте не был. С ним никогда такого не случалось. Может, сон вещий? Что он означает?

У него было такое чувство, будто он увидел что-то запретное. Словно во сне побывал там, где не следует. Пробрался туда, где висит табличка: «Посторонним вход запрещен».

Но кто может запретить ему видеть сны?

Давид шел куда глаза глядят. В это время ночи лес был прекрасен – посеребренный, с блестящими полянами.

Отец, наверное, был еще в церкви. Он всегда возвращался поздно, когда работал с пробстом Линдротом. Они обсуждали музыку для хоровой миниатюры, которую сочинял отец. Конечно, Линдрот немного несобранный, но с ним всегда весело, потому что он всем интересуется и умеет думать. И не говорит ерунды, как некоторые священники.

Возвращаясь, Давид редко заставал отца дома, там всегда было тихо. Давида никто не ждал. Раньше он из-за этого расстраивался, но теперь привык, и ему даже нравилось. Мать ушла от них очень давно. Отец никогда о ней не вспоминал, и Давид перестал спрашивать. Она как будто умерла. Но Давиду это было безразлично. Он больше не переживал. Хватит! Порой ему даже казалось, что мамы у него никогда и не было.

Как тихо в лесу! Давид шел осторожно, чтобы никого не спугнуть. Но вдруг впереди раздался треск. Давид в ужасе остановился. Неужели он разбудил лося?

Однако навстречу ему шел человек. В лесу, прямо посреди ночи. Сердце Давида тревожно забилось.

Лица Давид не видел, но вскоре догадался, что это старик Натте. И, как это часто бывало, пьяненький. Бояться было нечего, но Давид все же старался его избегать: в таком состоянии Натте имел обыкновение задираться.

Сейчас отступать было некуда. Натте его заметил. Он шел, шатаясь, прямо на него и злобно рычал:

– Кто тут шастает по лесу? А ну, поди сюда, дай на тебя взглянуть!

– Здравствуйте, Натте, это я – Давид!

Натте остановился и потряс бутылкой, которую держал в руке, – проверить, не осталось ли чего.

– Это же я, Давид, вы меня знаете, – повторил Давид и шагнул вперед.

– Не знаю я тебя.

– Из деревни… Давид Стенфельдт. Мы с вами видимся иногда…

– Заткнись! – перебил его Натте. – Из-за тебя я не слышу, сколько осталось в бутылке.

Давид хотел поскорее уйти.

– До свидания, Натте, я пошел домой, спать.

– Только попробуй, сукин сын! Я хочу с тобой поговорить! Отвечай, что ты тут делаешь?

– Просто гуляю…

Они стояли друг против друга. Натте открутил крышку, поднес бутылку ко рту и, пока пил, не сводил с Давида подозрительного взгляда. Он еле держался на ногах и, чтобы не упасть, присел на пенек.

– И на Висельной горке покоя не дадут! – сказал он.

– Что ж, не буду мешать…

– Уже помешал. Так что сейчас мы с тобой потолкуем!

Давид огляделся. Что ему надо?

– А что, правда здесь раньше была виселица? – поинтересовался он – просто так, чтобы что-то сказать.

Натте уставился на него.

– Значит, я тебя знаю, говоришь? – недоверчиво спросил он.

– Да, мы встречались в деревне.

– Что-то не припомню.

– Бывает, – Давид начинал раздражаться. С какой стати он должен это выслушивать? Ну, напился старик, но он-то тут при чем?

– Ах ты сопляк! Я хочу с тобой потолковать, так что придется тебе меня выслушать!

– Это срочно?

– Видали наглеца! Если я сказал, значит, срочно! Понятно тебе?

– Понятно.

– Где ты был сегодня вечером?

– Мы гуляли по деревне.

– Где это по деревне?

– Просто бродили вокруг.

– Кто это «мы»?

Прямо допрос какой-то. Давид не знал, как отделаться от этого пьянчуги. Совершенно бессмысленный разговор, ну какое Натте дело? Правда, лучше, наверное, все-таки ответить.

– Я, Юнас и Анника. А что?

– Нечего вам шляться по деревне ночью!

– Ну что такого, Натте? Мы просто гуляли и смотрели.

– Смотрели они! И на что же вы смотрели?

– Так, по сторонам… Мы были у реки, а потом забрели в Селандерское поместье.

Натте встал, сильно покачнулся и швырнул пустую бутылку о камень так, что она разлетелась вдребезги.

Потом снова овладел собой и впился в Давида взглядом:

– Селандерское поместье, говоришь?

– Да, а что?

– Какого черта вас туда занесло?

– Просто так. Мы забрели туда случайно.

– Вот как… значит, случайно? И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?

– Да, конечно.

Натте молчал. Он топтался на месте, видимо, стараясь сосредоточиться. Давид осторожно попятился – может, самое время улизнуть…

Но тут Натте снова пригвоздил его взглядом. Только выражение лица изменилось. Глаза наполнились слезами, и он запричитал:

– Ну уж нет… я туда больше ни за что не пойду. Клянусь всем святым, ноги моей там не будет! И никто не заставит меня! Ни за что на свете!

– И правильно. – Давид решил, что лучше согласиться.

– Проклятое Селандерское поместье, – всхлипнул Натте. Глядя перед собой, вздыхая и охая, он покопался в карманах и извлек окурок сигары. Давид помог ему прикурить. Неожиданно Натте заговорил другим тоном – растроганным и доверительным:

– Обещай дяде Натте никогда не ходить к Селандерскому поместью!

– Почему?

– Почему-почему! – Натте выпустил дым и засопел. – Мне-то почем знать? Но ты обещай!

– Что я должен обещать?

– Ты много болтаешь. Лучше слушай, что тебе говорят. Дядя Натте, он знает… много чего!

Давид промолчал, а Натте все дымил и загадочно кивал. Потом сделал неуверенный шаг, схватил Давида за плечи и снова запричитал:

– Давным-давно, бог знает когда… в тыща каком-то году, мальчишкой я ходил играть в Селандерское поместье. Отец мой там работал, он был столяр и брал меня с собой… До сих пор, скажу тебе, я об этом жалею.

– Да что вы…

– Да что вы, да что вы – заладил тоже. А вот окажись ты на моем месте, не так бы заговорил. Этот чертов мерзавец хотел, чтобы отец распилил куклу… большую, красивую, чудесную куклу… вот так… пополам, прямо посередине… прямо у меня, малого, на глазах.

– Почему?

– Потому что подлец, вот почему. До сих пор забыть не могу. Это же убийство!

– Это была твоя кукла, Натте?

– Что ты мелешь! Я в куклы не играл. Думаешь, у моей матери были деньги на игрушки? Кстати, матушка моя была мудрая женщина и добропорядочная… она всегда говорила, что на доме том лежит проклятие. Что знаю, то знаю, а чего не знаю, того не говорю, – торжественно произнес Натте.

– Понятно, – ответил Давид.

Натте вдруг снова недоверчиво на него посмотрел.

– Понятно? – переспросил он. – Что ты можешь понимать? Этого не понять никому! Всё, некогда мне с тобой! Проваливай!

И так замахнулся, будто хотел смести Давида с дороги. Похоже, его снова что-то рассердило.

– До свидания, Натте!

Давид сделал было несколько шагов, но Натте опять заорал:

– И не суйся в Селандерское поместье, если тебе все понятно! Не то огребешь неприятностей на свою голову! Слышишь?

– Слышу, слышу! – прокричал Давид в ответ.

И заспешил домой.

Цветы

– Она была хорошей покупательницей. Жаль, что она уезжает, – произнесла мама и задумчиво посмотрела на остальных.

– Кто?

– Фру Йорансон из пансиона.

– А, та самая тетенька! Темная лошадка, – сказал Юнас.

Они сидели за завтраком – мама, папа, Юнас и Анника. Пора было открывать «Рингарюдскую лавку» – магазинчик, который держали родители, – поэтому все немного торопились.

Рано утром позвонила фру Йорансон и спросила, не знает ли мама кого-нибудь, кто согласился бы поливать цветы в Селандерском поместье. Не так давно фру Йорансон пришлось закрыть пансион – она неважно себя чувствовала и собиралась в санаторий для аллергиков.

– Я очень надеюсь, что она поправится, – сказала мама.

– Да, если пансион закроется насовсем, наши дела пошатнутся, – ответил папа. – Ей надо просто немного отдохнуть… конечно, мы придумаем, как помочь ей с цветами.

– Она спросила, не порекомендую ли я надежного человека, – продолжила мама. – Может, ты кого-то знаешь? Она, верно, надеялась, что я сама соглашусь… но мне, честно говоря, и магазина хватает.

– Мне кажется, мы с Юнасом вполне могли бы попробовать, – предложила Анника.

– Еще чего! – возмутился Юнас. – Не собираюсь я поливать ее колючки!

– Тогда я буду ходить к ней сама! – сказала Анника и сердито посмотрела на брата.

Маме предложение понравилось. Она сразу же позвонила фру Йорансон. Как приятно, что ее дети могут помочь, когда она сама занята.

Фру Йорансон попросила, чтобы Юнас и Анника пришли к ней сегодня же в одиннадцать.

Папе и маме пора было спускаться в магазин. Юнас и Анника остались одни.

– И чего ты в это ввязалась? – спросил Юнас.

Анника объяснила, что вспомнила странный сон, о котором вчера рассказывал Давид. Вот было бы здорово попасть в дом и посмотреть, правда ли то, что он говорил. И Давиду эта идея наверняка понравится.

– Ты думаешь только о Давиде!

– Неправда. Неужели тебе самому не хочется побывать внутри?

Конечно, если не связывать себя кучей дурацких обязательств, заглянуть в дом Юнас был вовсе не прочь.

– Но старушкины овощи будете поливать сами, – сказал он.

Вот так и получилось, что Давид, Юнас и Анника во второй раз за эти сутки отправлялись в Селандерское поместье. Только теперь они шли не просто так – у них там было дело.

Странно, размышлял Давид, сколько лет тут живем, а о Селандерском поместье и думать не думали. И вдруг ни с того ни с сего все будто вокруг него завертелось. Сперва сон, потом они случайно туда забрели! Потом он встретил Натте, который тоже упомянул поместье. А сегодня они идут туда поливать цветы! Странное совпадение.

– Но ведь такие совпадения случаются довольно часто, – сказала Анника. Ей не очень-то хотелось соглашаться с Давидом, который видел во всем этом нечто сверхъестественное. – Наверное, это просто случайность, – продолжила она.

– А что такое, по-твоему, случайность?

Ну, этого Анника точно не знала… Случайность есть случайность. А Натте, между прочим, был пьяный – неудивительно, что он городил чепуху.

– А как же сон? – спросил Давид. – Что ты на это скажешь?

Да, сон действительно странный! Тут не поспоришь.

– Наверное, у тебя шестое чувство, – предположила Анника.

– А что такое, по-твоему, шестое чувство? А? – не унимался Давид. На это Аннике ответить было нечего.

Селандерское поместье стояло немного на отшибе, за деревней: большой белый дом, окруженный полузаросшим парком. Рядом река, лиственный лес и луга – здесь можно было совершать замечательные прогулки. Отличное место для пансиона, но усадьба имела немного запущенный вид. Сюда никогда не приезжало много гостей. В основном это были знакомые фру Йорансон, одинокие люди, которые просто хотели подышать деревенским воздухом. Фру Йорансон снимала это поместье, но не владела им.

Когда дети добрались до места, высокая железная калитка была приоткрыта. Они прошли по аллее. Впереди шагал Юнас с включенным магнитофоном.

– Раз-раз! Говорит Юнас Берглунд! Сейчас без одной минуты одиннадцать, и мы с коллегами подходим к Селандерскому поместью, чтобы нанести визит фру Йорансон. Если вы помните, эту пожилую даму мы видели вчера при очень странных обстоятельствах…

– Слушай, Юнас, твой магнитофон сейчас совершенно некстати. Мы пришли сюда не для того, чтобы играть в сыщиков! – сказала Анника.

Наверху открылось окно, и появилась голова фру Йорансон.

– Здравствуйте, дети! Не могли бы вы войти через кухню? А то я только что вымыла пол на парадном крыльце.

– Какой прием! – прошептал Юнас. – Что я вам говорил?

Ребята обошли дом вокруг. Фру Йорансон спустилась и открыла им. Хотя и Юнас, и Анника много раз видели старушку в магазине, сейчас они как будто впервые по-настоящему ее разглядели. Они привыкли считать фру Йорансон вполне обыкновенной, ничем не примечательной пожилой женщиной. Вечно с какими-то сумками в руках, она всегда куда-то спешила, и дети особо не обращали на нее внимания.

Но фру Йорансон оказалась совсем не такой обыкновенной, как они думали. Вид настороженный, карие беличьи глазки, казалось, замечали все. Здесь, у себя дома, фру Йорансон и двигалась совершенно иначе – она как будто семенила по комнатам. У нее было округлое, сильное тело, не полное, но крепкое, и на удивление худые ноги с маленькими ступнями. Руки крошечные, с длинными пальцами. В общем, ее туловище не очень сочеталось с конечностями.

– Я вижу, вас трое? – были ее первые слова.

– Да, это Давид Стенфельдт, наш друг, – ответила Анника.

А Юнас добавил:

– Он отлично ухаживает за цветами.

– Вот как?

Казалось, фру Йорансон засомневалась, но в конце концов впустила всех троих.

– Что ж, очень мило с вашей стороны, – сказала она, оглядев каждого. – Проходите, я вам все покажу! Дело в том, что я этот дом снимаю и не хочу, чтобы тут шастали посторонние люди.

Она повела ребят в комнату.

– Ей не нравится, что я тоже пришел, – прошептал Давид.

– Мы не обязаны сразу же соглашаться на эту работу, – прошептала в ответ Анника, – не будем ничего ей обещать, просто посмотрим.

– Чтобы вам не бегать по разным комнатам, я выставила почти все цветы на кухне, – сказала фру Йорансон. – Но, может, лучше все же начать с гостиной?

Она повела их через буфетную.

– Похоже, она нервничает, – прошипел Юнас и завозился с магнитофоном.

– Даже не думай! – возмутилась Анника.

– Господи, сколько же этих цветов! – сказала фру Йорансон.

– Ну что, похоже на твой сон? – шепнула Анника Давиду.

Давид кивнул, а фру Йорансон продолжила:

– Да, цветы – большая проблема в этом доме.

– А дом, наверное, старый, да? – спросил Юнас.

– Да, не вчера построен! Думаю, век семнадцатый-восемнадцатый. И цветы как будто такие же старые. Видно, они переходили по наследству из поколения в поколение. По слухам, один из них – совсем древний, но я точно не знаю какой. Короче говоря, цветы не мои, они часть дома, и уносить их никуда нельзя. Да, такие вот странные цветы!

И фру Йорансон презрительно усмехнулась. Было ясно, что она не любит эти растения.

Она принесла цветы и со второго этажа тоже, расставив их в кухне и гостиной.

– Так вам не придется подниматься наверх и бегать по всему дому, – объяснила она.

Она явно не хотела, чтобы дети ходили по дому, – может, боялась, что они устроят беспорядок.

Вдруг наверху хлопнула дверь или окно – где-то был сквозняк, и фру Йорансон пошла посмотреть, что случилось. Дети ненадолго остались одни.

– Ну что, Давид, похоже на твой сон? – снова прошептала Анника.

Давид не сразу ответил, он застыл, уставившись на одинокий цветок на окне. Рядом в углу стояли старые напольные часы. Взглянув туда, Анника и Юнас сразу все поняли. Цветок! Часы! Объяснений не требовалось.

Анника подошла к цветку.

– Он завял, листья совсем поникли…

– Оставь! Не трогай! – прошептал Давид.

Дети услышали шаги фру Йорансон: она возвращалась.

– Что будем делать? – быстро прошептала Анника. – Соглашаемся или как?..

Юнас подскочил к ним и предложил «салмиак».

– Надо все хорошенько обдумать, – ответил он. – Сосредоточьтесь!

Но Давид не обратил на него никакого внимания.

– Да, да! Соглашайтесь, – еле сдерживаясь от нетерпения, сказал он Аннике.

Когда фру Йорансон вошла в комнату, Юнас рассматривал часы.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Какие занятные старинные часы! Они ходят? – поинтересовался Юнас.

– Нет, эти часы не ходят! Не трогай! – ответила фру Йорансон строгим, не терпящим возражений голосом. Она явно не собиралась ничего объяснять.

Но Юнас не мог оторваться от часов. Он постучал по футляру. Фру Йорансон повысила голос:

– Говорю же тебе, не трогай! Сколько я снимаю этот дом, они никогда не ходили!

Юнас отошел от часов, и фру Йорансон снова заговорила о цветах.

– С ними все так сложно, – недовольно сказала она. – К тому же это не моя прихоть, лично мне все равно, что с ними будет, но я отвечаю за них перед владельцем дома.

– Если владелец так за них волнуется, почему он не забрал их с собой? – спросила Анника.

– Их ни в коем случае нельзя никуда увозить. Кажется, это написано в каком-то старом завещании.

Фру Йорансон засмеялась и добавила, что эти цветы легко сойдут за настоящих жильцов. Похоже, в прежние времена в этом доме все было подчинено цветам.

– Некоторые даже утверждают, что цветы будут мстить, если с ними что-нибудь случится, так что ухаживайте за ними хорошенько! – продолжала фру Йорансон. Все это время она не переставала хихикать, но выражение лица оставалось таким же строгим.

– А эти раковины? – вдруг спросил Юнас. – В них слышно море?

– Понятия не имею! Положи на место! – недовольно произнесла фру Йорансон, но Юнасу не было до нее никакого дела.

– Надо же, слышно! – сказал он, приложив раковины к ушам.

Фру Йорансон подошла к нему и отложила их в сторону.

– Не вздумайте к ним прикасаться! – она повернулась к Аннике. – Позволяя вам приходить в этот дом, я беру на себя большую ответственность. Надо было мне все-таки пригласить кого-нибудь постарше…

– Нет, что вы! Мы справимся, – заверила ее Анника.

– Не стоит беспокоиться. Все будет хорошо, – подтвердил Давид. – Мы очень любим цветы, не волнуйтесь.

Давиду пришлось вмешаться. Он старался говорить как можно более убедительно, чтобы отвлечь внимание фру Йорансон от Юнаса, который никак не мог оторваться от раковин и пытался записать на свой магнитофон шум моря. Анника готова была испепелить его взглядом, но Юнас ничего не замечал. Не выдержав, Анника подошла к брату.

– Ты что, хочешь все испортить? – прошипела она. – Сколько можно?!

Наконец Юнас положил раковины на место, а Давид все обрабатывал фру Йорансон.

– Что ж, договорились! – в конце концов сказала она.

В ее голосе все еще звучала некоторая неуверенность. Нет, она, конечно, согласилась, но, доставая ключ от черного хода, – с парадного крыльца она ходить запретила – казалась немного напуганной. Она недоверчиво переводила взгляд с Давида на Аннику и наконец решила дать ключ Аннике. При этом несколько раз повторила, какую она берет на себя ответственность, пуская их в дом.

– Да, вот еще что! – добавила фру Йорансон. – Если будет звонить телефон, не обращайте внимания. Это просто старые постояльцы – они не знают, что пансион закрыт, так что отвечать не надо. Не берите трубку, и все! Пусть себе звонят!

Дети, конечно же, пообещали не подходить к телефону. И не открывать, если кто-то позвонит в дверь.

Фру Йорансон, похоже, немного успокоилась.

– Ну хорошо, – сказала она и рассмеялась. – Надеюсь, вам с этими цветами повезет больше, чем мне.

– Посмотрим, – ответил Давид. – Во всяком случае, мы будем стараться.

– Уж это точно, – с самым серьезным видом закивал Юнас. – Все будет исполнено в лучшем виде. Можете на меня положиться!

Но спокойствия фру Йорансон это не прибавило. Она без особой радости посмотрела на Юнаса.

– Ведь вам же не обязательно приходить сюда всем вместе, правда? – спросила она, глядя на Аннику.

– Нет, конечно, – ответила та. – Приходить буду в основном я… ну и Давид, потому что он больше всех нас интересуется цветами.

Юнас собрался было протестовать, но Анника остановила его взглядом, и фру Йорансон наконец успокоилась. Она проводила ребят до дверей. Было заметно, что она торопится и хочет, чтобы дети поскорее ушли.

– Я еду поездом, – сказала она, – а поезд ждать не будет!

Уже закрывая дверь, она вдруг что-то вспомнила.

– А кто-нибудь из вас бывал здесь раньше? – спросила она.

Дети ответили, что нет.

– То есть вы в этом доме впервые? – повторила фру Йорансон.

Они подтвердили – да, впервые. Фру Йорансон, похоже, окончательно успокоилась и кивнула им на прощание.

– До свидания, до свидания! – сказала она и закрыла дверь.

Юнас поднес микрофон к губам:

– Итак, дорогие слушатели, этими любезными словами фру Йорансон мы заканчиваем на сегодня наш репортаж из Селандерского поместья.

Анника недовольно посмотрела на него.

– Надеюсь, ты выключил магнитофон, пока мы там были?

– Конечно, нет, – ответил Юнас и вытащил кассету. – Все это очень любопытно. Она выдает себя каждым словом. Крайне подозрительная особа.

Давид шел молча и размышлял о цветке и о своем сне. На самом деле он не был удивлен. Ничуть. Он и не сомневался, что узнает это место.