Текст книги "Навозный жук летает в сумерках"

Мелодия

Давид стоял на кухне и ждал, когда вернется отец и они сядут ужинать. Он сам купил продукты и приготовил ужин. Обычно они готовили по очереди, но этим летом Давиду приходилось все делать самому.

Папа Давида писал миниатюру для хора, которую надо было закончить к августу. Это была работа на заказ, а он никогда не успевал вовремя доделать заказы. Отец всегда сильно нервничал, работа не клеилась, и он тянул до последнего. Сванте Стенфельдт любил свое дело, но из-за того, что время поджимало, она давалась ему с трудом.

Давид пожарил котлеты с луком. Пахло вкусно. Он настежь открыл кухонную дверь, чтобы отец почувствовал запах и оторвался от пианино. Звать его Давид не хотел, потому что тогда отец мог разозлиться и весь ужин ворчать: мол, никто и представить себе не может, что за кромешный ад эта работа, которую нужно закончить к сроку, установленному заказчиком. Но вот звуки фортепиано затихли.

– Чертовски вкусно пахнет! – отец вошел на кухню и сел за стол.

Они обычно мало говорили за едой – каждый был погружен в свои мысли. Но это не значит, что отец с сыном не общались – ведь, чтобы общаться, необязательно постоянно болтать. Однако бывало и так, что они говорили наперебой, не давая друг другу и слова вставить.

Вдруг отец посмотрел на Давида и спросил:

– А чем ты занимаешься целыми днями? Тебе не очень одиноко?

Давид никогда не страдал от одиночества, у него были Юнас и Анника, к тому же он всегда легко находил себе какое-нибудь занятие.

– Нет, я не скучаю и от безделья не маюсь, если ты это хотел узнать, – ответил он.

– Я просто подумал, что никогда не спрашиваю, как у тебя дела. Я знаю, конечно, что ты страшно много читаешь, но вообще…

– Вообще у меня все хорошо, – улыбнувшись, сказал Давид. – Не беспокойся.

Они доели, и Давид начал мыть посуду.

– Давай я?.. – отец шагнул к раковине.

– Еще чего! Иди работай!

Вскоре снова зазвучало пианино – отец писал новую мелодию. Обычно Давид никогда не вмешивался в его работу, но эта музыка показалась ему до странности знакомой. Он выключил воду, вошел в папин кабинет и стал слушать.

– Что это за мелодия?

– Тебе нравится?

– Да, красивая, но откуда ты ее знаешь?

– Откуда я ее знаю? – Отец непонимающе посмотрел на Давида. – Сочинил, разумеется.

– Она для миниатюры?

– Конечно. А почему ты спросил? По-твоему, не годится?

– Нет-нет, просто любопытно… И когда ты ее придумал?

– Сегодня утром. Она зазвучала в моей голове, как только я проснулся, но пока что я не успел ее проработать.

– Ты уверен?

– Уверен? В чем? Я тебя не понимаю…

– Ну… ты действительно не играл ее раньше?

Отец пристально посмотрел на него и помотал головой.

– Я же сказал! Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты с луны свалился!

– Да нет, просто мне показалось, что я слышал эту музыку раньше, но, видно, я ошибаюсь.

Давид вернулся в кухню, а отец продолжил работу.

Вдруг зазвонил телефон, и он нетерпеливо ударил обеими руками по клавиатуре.

– Скажи, что я занят! Перезвоню позже!

– Да, да…

– Я не могу подойти!

– Хорошо, хорошо, я подойду!

Однако звонили не папе. Это был Юнас. Он обнаружил на пленке загадочные вещи и хотел прийти.

– А Анника? Что она делает?

Анника была занята – она клеила ценники на товары в магазине.

– Я работаю! Хватит трепаться! Сейчас же повесь трубку! – вспылил отец. Пригласить Юнаса с магнитофоном было сейчас никак невозможно.

– Слушай, я сам приду к тебе. Папа работает.

– Так даже лучше, – ответил Юнас. – Он бы нам только мешал. Нам нужна полная тишина. Давай быстрей! Дело нешуточное, вот увидишь.

Давид повесил трубку и вошел в комнату. Отец был готов взорваться.

– Отключи его совсем! Этот проклятый телефон погубит мою работу! – выпалил он.

Давид сразу же выдернул вилку из розетки. Сванте снова склонился над клавиатурой.

– Я схожу ненадолго к Юнасу, – сказал Давид.

Отец поднял глаза от клавиатуры и рассеянно посмотрел на него.

– Да-да, иди, конечно, я не против, – великодушно позволил он. Ему стало стыдно, что он не сдержал раздражения.

«Я не против». Давид еле сдержал смех. Как это на него похоже. Интересно, что бы он сказал, если бы сейчас сюда притащился Юнас.

– Тогда пока. Ты идешь сегодня к Линдроту?

– К этому эксплуататору? Нет уж, я буду работать дома. Мне сегодня еще полночи вкалывать.

Отец тяжело вздохнул. Он явно хотел, чтобы его пожалели.

– Бедняга, – произнес Давид.

– Да уж, ничего не поделаешь… Но ты иди, иди, развлекайся!

Он сказал это так, будто Давид собирался на грандиозную вечеринку, а ему самому предстояло сидеть взаперти и вкалывать. Да еще в невидимом присутствии грозного эксплуататора Линдрота.

Давид сочувственно посмотрел на него, но про себя ухмыльнулся. На самом деле отец не знал ничего лучше, чем работать в одиночестве. И уж кого-кого, а Линдрота никак нельзя было назвать эксплуататором.

Но Давид промолчал, иначе отец сказал бы, что к его работе не относятся всерьез.

Шепот

– Ну правда же, ненормальная! Напала на меня – ни с того ни с сего – из-за каких-то часов и раковин! Ну согласись!

Юнас с Давидом изучали пленку, записанную тайком в Селандерском поместье у фру Йорансон.

– А теперь послушай следующую запись! – сказал Юнас. – Это самая первая – та, которую я сделал вечером под окном. Когда она говорила по телефону. Кашель тоже записался, это тот же кашель, что в лодке. Должно быть, это тень кашляет! Тихо, включаю!

Он поставил пленку с начала. Давиду пришлось прослушать всех сверчков, шмелей, навозных жуков и прочих тварей, которых записал Юнас, а еще звук воды в речке, ветер, поезд и тому подобное.

– Какое качество звука! – гордо сказал Юнас.

Рядом стояла Анника. Она пришла уже в самом конце и услышала собственный голос: «Как холодно, словно ледяной ветер пролетел…»

Дальше на пленке была тишина, но на ее фоне слышались какие-то слабые звуки, смутно похожие на шепот, хотя разобрать слова было невозможно. Юнас и Анника решили, что это просто помехи, но Давид явно различал человеческий шепот.

Потом снова голос Анники, немного напуганный: «Что такое? Давид, что случилось?» И Давид: «Ничего, все в порядке. Ты права, действительно похолодало». Потом Анника сказала, что пора домой, и Юнас выключил магнитофон.

– Ну, слышал? – сказал он. – Правда, странный телефонный разговор?

Телефонный разговор? Давид не понял. Его мысли были заняты совсем другим.

– Можешь еще раз включить конец? – попросил он. – С того места, где ты слез с дерева и Анника говорит, что замерзла.

Юнас не понял, что так заинтересовало Давида, но выполнил его просьбу. Ему пришлось прокрутить этот кусок несколько раз.

– Ну и что? Что тут странного? – спросил Юнас.

– Да, расскажи нам, пожалуйста, – подхватила Анника.

– Вы что, не слышите? Разве вы не слышите шепот? На пленку попал какой-то посторонний голос.

Юнас снова прокрутил запись. Да, конечно, он слышит шепот. На самом деле он слышал его и раньше.

– Обалдеть! – проговорил он.

Но Анника только фыркнула: ей все это не нравилось, и никакого шепота она не слышала.

– Шум какой-то, только и всего, – сказала она.

Но Давид все больше и больше убеждался в своей правоте. Теперь он начал даже различать слова. И Юнас тоже: он ясно слышал, что там какие-то слова, но не мог их разобрать.

– Значит, в саду кроме нас кто-то был! Жуть какая! – содрогнувшись, сказал Юнас.

– Да нет же, Юнас, – ответила Анника, – мы были одни. Если бы кто-то стоял там и шептался, мы бы наверняка услышали.

– Да, но как же тогда этот голос попал на пленку, раз там никого не было?

Юнас смотрел на них, не мигая.

– Жуть какая! – повторил он. – Обалдеть!

Они прослушали пленку еще раз.

– Это женский голос, – взволнованно произнес Давид.

Анника снова только фыркнула.

– Как ты можешь определить это по шепоту? – усомнилась она.

– Могу, – ответил Давид. Теперь он был более чем уверен. Юнас тоже.

– Ерунда, – возразила Анника. – Никакой это не голос, просто шум, вот и все.

Юнас готов был уничтожить ее взглядом.

– Только попробуй повторить это еще раз! – пригрозил он.

Они снова включили магнитофон. Теперь было слышно очень отчетливо. Даже Анника засомневалась, правда, она тут же нашла новое объяснение:

– Юнас столько раз перематывал пленку – неудивительно, что на ней появились новые голоса.

Но Давид ее не слушал.

– Мне кажется, я различаю слова! – возбужденно заговорил он.

– Да, и я тоже! – подхватил Юнас. – С ума сойти!

– Юнас тебе просто подыгрывает, – сказала Анника. – Он готов услышать все, что ты ему скажешь, Давид.

Анника была возмущена. Она не собиралась соглашаться с тем, чему нет объяснения. Поэтому она накинулась на обоих. Давиду было все равно, а вот Юнас обиделся. Никому он не подыгрывает. У него есть собственное мнение.

– Тогда скажи первый, что она там говорит! – вызывающе сказала Анника.

– Ну-у, – начал Юнас, – она говорит: «В липкой темноте…». Потом ничего не слышно, а потом она добавляет очень тихо: «я или не я».

Анника прыснула со смеху, но Давид кивнул. Версия Юнаса была вполне правдоподобной, правда, сам он услышал немного по-другому.

– Да вы оба ненормальные, – разозлилась Анника. – Все, с меня хватит, я ухожу!

Однако Давид остановил ее.

– Не делай поспешных выводов, – сказал он. – Это непросто, надо набраться терпения. Чтобы что-то разобрать, нужно немного привыкнуть, настроиться.

Анника молча села.

Давид еще раз включил запись.

– Мне кажется, она говорит следующее: «В летней комнате… я… Эмилия…».

Юнас серьезно кивнул. Да, отчасти он был согласен с Давидом. Однако он считал, что первые слова Давид понял неправильно. Но со второй частью был согласен, так что если поменять «я или не я» на «Эмилия», выходило: «В липкой темноте Эмилия». Так, конечно, гораздо лучше. И получалось целое предложение.

Анника рассмеялась. Нет ничего удивительного в том, что Юнаса устраивало такое толкование.

– Еще бы, ведь Юнас Берглунд только и думает, что о конфетах, – съязвила она.

– Кто бы говорил! – Юнас угрожающе двинулся в ее сторону.

– Хватит ссориться, – сказал Давид. – Ведь это же потрясающе!

Юнас преданно посмотрел на него. Да он и не мечтал о таком повороте событий. Честно говоря, если бы не Давид, он бы не услышал шепота на пленке, ведь его внимание было приковано к фру Йорансон. Но все оказалось куда интереснее.

Он снова включил магнитофон.

– Ну что, Анника, ты и теперь ничего не слышишь?

Они выжидающе смотрели на Аннику. На этот раз им казалось, что слышно очень отчетливо!

Голос сказал либо: «В липкой темноте Эмилия», как послышалось Юнасу, либо: «В летней комнате… я… Эмилия», как думал Давид.

– Ну, Анника? Что скажешь? Ты по-прежнему ничего не слышишь?

– Нет, почему же… слышу какой-то шум, – засмеялась Анника и быстро вышла.

Она не собиралась тратить время на глупости. Ей нужно было возвращаться в магазин клеить ценники.

Композиция

Когда Давид пришел домой, отец все еще сидел за пианино и возился с той же мелодией. Он был так погружен в работу, что ничего не слышал.

Давид прямиком направился к себе в комнату и прилег на кровать. Несмотря на ранний час, он почему-то ужасно устал. Возможно, он даже задремал ненадолго.

Но вдруг он встал с совершенно ясной головой и пошел к отцу. Ему вдруг показалось, что отец стал играть неправильно, что он изменил мелодию. Давида это раздражало.

Обычно он никогда не мешал отцу работать, но сегодня отвлекал его уже во второй раз.

– Послушай, Сванте! – начал было Давид и запнулся. Вообще-то он никогда не называл отца по имени, но тот ничего не заметил.

– Да? – отозвался он.

– Ты ушел от мелодии, – сказал Давид. – Почему?

Отец поднял глаза.

– Я должен попробовать разные варианты. С такими мелочами приходится много возиться. Со стороны кажется, что сочинять музыку просто, но это не так.

– А по-моему, ты играешь неправильно! – сказал Давид, удивившись своей наглости. Однако отец, похоже, не обиделся.

– Ну, вряд ли прям уж неправильно. Я ведь пока еще точно не решил, как должна звучать эта мелодия, – ответил он и продолжил играть.

Но Давид чувствовал, что не может просто так это оставить.

– Сванте, послушай, – сказал он. Отец кивнул и перестал играть. – Смотри, ты начинаешь так! – И Давид напел: – дан-да-дан-да-да-да-дан… Так плохо. Раньше было по-другому.

– Да? А как, по-твоему, надо?

Давид на секунду задумался, мелодия звучала у него в голове, нужно было только извлечь ее наружу.

– Смотри, вот как! – ответил он и снова запел: – да-да-дан-дин-да-дин-дин. Вот как надо.

Отец начал играть, но не сразу смог подобрать мелодию.

– Как ты сказал?

Давид снова напел, и отец попробовал еще раз.

– Да, замечательно! Так и должно быть! Теперь-то я слышу! Спасибо тебе, Давид!

– Не за что. А что с припевом?

– А ты думаешь, нужен припев?

– Мне кажется, нужен.

– Правда? И как он должен звучать?

– Я бы сделал так, – ответил Давид и напел простую, но необычную мелодию. Отец сыграл и удивленно посмотрел на Давида.

– А почему бы и нет? В самом деле… Но…

– Никаких «но»! – решительно сказал Давид. – Должно быть именно так! И никак иначе!

Отец засмеялся.

– Надо же, какой строгий! – Он огляделся в поисках нотной бумаги. – Лучше я сразу запишу, чтобы не забыть…

– Я напомню, если забудешь, – сказал Давид.

– Может, тебе тоже начать сочинять музыку? – с довольным видом спросил отец, но Давид покачал головой.

– Ни за что! – ответил он так, будто отец предложил ему что-то невозможное.

– А как же ты придумал эту мелодию?

– Это не я придумал…

Папа внимательно посмотрел на него – он не совсем понял, что Давид имел в виду.

– Конечно, эта музыка была почти готова, – сказал он, – и я много раз играл ее, но припев… как тебе это удалось?

– Я не знаю… Он просто звучал у меня в голове, вот и все.

На лице Давида появилось отсутствующее выражение. Так было всегда, когда он не хотел продолжать разговор. Отец нашел нотную бумагу и начал записывать. Давид все не уходил. Отец с нежностью и благодарностью посмотрел на него, и Давид ответил таким же полным любви взглядом. Ему очень хотелось рассказать, откуда взялась эта мелодия, но все было слишком запутанно, слишком странно. Настолько странно, что он и сам боялся об этом думать. Ведь это была та самая мелодия, которую напевал женский голос в его сне. И самое странное, что папа сам начал играть ее. Возможно, Давид бы ее и не вспомнил. Но когда услышал, сразу узнал. Это просто невероятно! Папа ни с того ни с сего заиграл мелодию из его сна! А что, если ему приснился тот же самый сон и он, как и Давид, не решается о нем рассказать?

Давид смотрел, как отец пишет, склонившись над нотами. Нет, этого не может быть. Так не бывает. Давид отмел эту мысль и вернулся к себе в комнату.

Но тут зазвонил телефон, и отец взорвался:

– Кто включил телефон? Эти звонки меня с ума сведут! Давид, возьми трубку! Скажи, что меня нет дома! Говори, что хочешь! Мне надо работать!

Звонили снова Давиду, на этот раз Анника. Разговаривать было невозможно – Давид слышал, как папа вздыхает и охает у себя в комнате. Зато Анника, как назло, хотела поговорить. Она боялась, что Давид обиделся на нее за то, что она не отнеслась всерьез к шепоту на пленке.

– Да нет, я ни капельки не обиделся.

– Точно?

– Да, да…

Папа засопел еще громче, и Давид даже вспотел от напряжения.

Анника рассказала, что они с Юнасом только что были в Селандерском поместье. Фру Йорансон уехала. Они ходили поливать цветы и заметили что-то неладное.

– Что? – Давид старался говорить как можно короче.

– Цветок, – ответила Анника. – Ну, тот, который тебе приснился. С ним что-то не так. Он завял. Боюсь, он может погибнуть.

Давид тут же забыл об отце.

– Этого нельзя допустить! – резко оборвал он Аннику, чувствуя какое-то странное волнение.

– Сейчас же повесь трубку! – застонал отец за его спиной.

– Слушай, Анника, я забегу к вам за ключом. Я должен обязательно посмотреть на этот цветок. Вы с Юнасом можете не ходить.

Но Анника сказала, что непременно пойдет с ним. И Юнас наверняка тоже не откажется.

– Великий репортер Юнас Берглунд, – засмеялась она. – А ты что думал? Неужто он упустит возможность записать репортаж?

Селандерское поместье

– Раз-раз! Говорит Юнас Берглунд! Мы находимся в святая святых Селандерского поместья, а именно в большой гостиной. Это очень красивая комната. Осмотримся. На потолке висит старинная хрустальная люстра. Еще тут есть диван, кресла, бюро с мраморной столешницей – очень изысканная старинная вещица. Стоит, пожалуй, заметить, что мои коллеги, Давид и Анника, в данную минуту изучают какое-то растение на окне. Не знаю, что это за вид, но цветок кажется немного запущенным, и мои коллеги как раз обсуждают… минуточку!

Юнас прервался и подошел к Давиду и Аннике. Давид проверял землю в горшке. Она была довольно влажная.

– Вы его поливали? – спросил он.

Выяснилось, что нет. Но земля не была сухой – видно, цветок не мог больше впитывать влагу. Он действительно выглядел неважно. Крупные сердцевидные листья бессильно поникли.

К окну подошел Юнас.

– Ну, как обстоят дела? – спросил он в микрофон. – Больной поправится?

Юнас поднес микрофон Давиду.

– Отстань, Юнас! – прошипела Анника. – Мы пока не знаем, что с ним делать.

– Да, непонятно, – озабоченно проговорил Давид.

– Может, на нем завелась тля? – спросил Юнас.

– Нет, не похоже. Тут что-то другое, – сказал Давид.

– Дорогие слушатели, – продолжал Юнас свой репортаж, – как вы поняли, будущее цветка неопределенно. Говорят, цветы здесь, в Селандерском поместье, очень старые, а растения, как известно, не могут жить вечно. Я бы посоветовал, пока не поздно, взять у этого цветка отросток. Но вернемся к описанию комнаты: рядом с бюро стоит большой книжный шкаф, забитый старыми книгами с выцветшими кожаными корешками, справа мы видим лестницу, ведущую на второй этаж. Это старинная лестница с красивыми резными перилами и большой балясиной в виде колонны внизу…

Юнас наклонился и понюхал перила.

– Мне почудился запах краски – я проверил и убедился, что столбик, то бишь балясину, недавно выкрасили в зеленый цвет, краска еще не совсем высохла, а значит, красили совсем недавно…

Вдруг послышалось какое-то дребезжание, и Юнас замолчал. Неожиданно зазвенело в нескольких местах одновременно. Задрожали окна, дверцы на изразцовой печке, подвески на люстре, а на мраморной столешнице бюро затряслись на своих блюдцах две старинные чашки. Комната заходила ходуном, казалось, каждый предмет издает какой-то звук.

– Что это? – в ужасе спросила Анника.

Юнас был вне себя от счастья. Он носился по комнате и записывал весь этот дребезг, грохот, звон и стук. А потом возбужденно комментировал:

– Раз-раз, это снова я… Что это за звуки, нам пока неизвестно. Может, небольшое землетрясение, а может, что-то другое? Этого мы еще не знаем, но весь дом дрожит, пол под ногами качается. Несмотря ни на что, я продолжаю свой репортаж и буду держаться до последнего…

Где-то вдалеке резко засвистел локомотив.

– Поезд! Это всего лишь поезд! – облегченно засмеялся Давид.

А Юнас докладывал:

– Итак, феномен, как оказалось, имеет простое объяснение. Колебания вызваны скорым поездом, следующим в южном направлении. Железная дорога проходит совсем рядом, а дом, судя по всему, стоит на очень мягкой почве…

Последние слова Юнасу пришлось прокричать, так как грохот состава заглушил все остальные звуки.

Поезд промчался мимо, и тогда стали снова слышны звон и дребезг, но постепенно, один за другим, предметы в комнате замолкли, и воцарилась полная тишина.

Вдруг раздался какой-то новый звук. Он исходил из угла рядом с окном. Все трое обернулись.

Это тикали старые напольные часы. Они пошли! Дети слышали четкое, мерное тиканье часов, которые, по словам фру Йорансон, никогда не ходили!

Ребята переглянулись. Даже Юнас онемел. Он запихнул в рот «салмиак», подошел к часам с микрофоном в руке и записал тиканье на пленку.

– Это, наверное, поезд растряс их… вот они и пошли, – предположила Анника.

– Наверное, – ответил Давид.

Юнас сочувственно взглянул на обоих.

– Почему же их не растрясло раньше? – спросил он. – Если учесть, сколько здесь проходит поездов? Ну уж нет, вы меня не переубедите! В этом доме что-то неладно, и мы непременно узнаем, в чем дело!

Он решительно двинулся к кухне. В дверях он повернулся и сказал Давиду:

– Помнишь, что говорил Натте? Кажется, он предостерегал тебя, не так ли?

– Ну, не совсем… он сказал, что на Селандерском поместье лежит проклятие, его мама…

– Натте был пьян! – оборвала его Анника.

Но Юнас считал, что Натте не такой уж дурачок, каким его считают в деревне. Говаривали, будто он с помощью лозы может находить в земле источники воды, а однажды даже вылечил больную свинью, просто прикоснувшись к ней рукой.

– Возможно, Натте знает больше, чем вы думаете, – сказал Юнас и исчез на кухне. Там он сразу же включил магнитофон: – Раз-раз! Это снова Юнас Берглунд! Сегодня у нас 29 июня, шведское время 21:37. Мы находимся на кухне в Селандерском поместье. Это очень просторная кухня со старинным убранством. Однако здесь есть и некоторые так называемые современные удобства, например холодильник. Я намерен исследовать помещение с целью обнаружения вещественных доказательств и потому открываю дверцу холодильника… но он пуст. Здесь есть еще дверь в кладовку, на полу винные бутылки… одна, две, четыре, восемь штук, все пустые. Марка «Кастелло». Не так уж много, если учесть, что в доме был пансион. Кроме того, здесь есть буфет, а в нем – обычные продукты питания: мука, сахар, рис и тому подобное. Ничего подозрительного. Никаких неестественных запахов. Под раковиной шкафчик… О-о! Хозяева забыли выбросить мусор! Минуточку! Я сейчас!

Юнас выключил магнитофон, перевернул мешок и высыпал весь мусор на стол, покрытый клеенкой. Внимательно рассмотрев все, что там было, он снова нажал на кнопку:

– Итак, продолжаем репортаж из Селандерского поместья. В забытом мусорном мешке обнаружено следующее: яичная скорлупа в большом количестве, спитая заварка, кофейная гуща, банка из-под сардин – одна штука, пустая, банки из-под горошка – две штуки, тоже пустые, наждачная бумага, стружки, пустая бутылка из-под водки, запах еще не вполне выветрился… на стенках бутылки отпечатки пальцев, зеленые, очень отчетливые, в особенности отпечаток большого пальца. Далее – банка из-под зеленой краски оттенка «антик», так… еще банка шпаклевки… Выходит, здесь что-то чинили и пили водку. А это еще что такое? Помятый цветок в разбитом горшке. Очень примечательно, если учесть, как трепетно здесь относятся к цветам. Ну вот, похоже, и все. Стоп, нет, вижу еще большого жука, мертвого, брюшко вымазано зеленой краской. Интересно! Я сейчас!

Юнас выключил магнитофон и понес жука в гостиную.

– Давид, что это за насекомое?

Давид стоял у книжного шкафа и рассматривал книги.

– Навозный жук, – ответил он. – Где ты его нашел?

– В помойке на кухне. – Юнас перевернул жука вверх брюшком. – На нем зеленая краска, видимо, с этой балясины, – сказал он, осматривая перила.

Найти место, где жук прилип и где его настигла погибель, оказалось нетрудно. Насекомое пыталось освободиться, и одна ножка пристала к перилам. Следы были очень четкие. Юнас тут же записал результаты обследования на пленку.

Вдруг из кухни послышался голос Анники:

– Господи, а это еще что такое? Юнас! Ты в своем уме? Немедленно убери этот мусор! Я за тобой убирать не буду!

– Еще чего! Не вздумай ничего трогать! – Юнас помчался в кухню к своим находкам.

Анника вернулась к Давиду в гостиную. Где-то зазвонил телефон.

– Слышишь? – спросила она.

– Это телефон, – ответил Давид.

Юнас с вытаращенными глазами влетел в комнату.

– Телефон! – закричал он. – Я подойду!

Но Анника остановила его:

– Фру Йорансон не велела подходить. Иди-ка лучше убери свой мусор.

Телефон стоял в комнате рядом с гостиной. Дверь в нее была закрыта. Юнас поплелся обратно в кухню. Телефон все звонил и звонил.

– Мне надоело, – не выдержал Давид. – Я отвечу. Может, это нам звонят. Мой папа, например, знает, что я здесь.

Он открыл дверь и вошел. Анника последовала за ним.

Давид снял трубку. На другом конце раздался скрипучий старушечий голос:

– Алло, с кем я говорю?

– Это Давид.

Голос потеплел, словно говорящий узнал собеседника:

– Надо же, неужели это Давид? Здравствуй. Так, значит, ты пришел?

Давид ничего не понимал – голос был ему совершенно не знаком, но старушка говорила так, как будто знала Давида.

– Здравствуйте, – ответил он. – Извините, с кем я?..

– Это я… хотя ты, конечно, меня не знаешь.

В комнату вошел Юнас.

– Кто это? Кто это? – зашептал он.

В трубке раздался хриплый смешок:

– Кажется, кто-то спрашивает, кто я такая?.. Скажи, что это Юлия Анделиус.

– Хорошо, скажу, – ответил Давид, но Юнас и сам разобрал ответ.

– И кто она такая? – спросил он.

В трубке снова засмеялись:

– Скажи, что я хозяйка дома.

– Хорошо, – сказал Давид, – сейчас…

– А, хозяйка! – перебил его Юнас.

– Я слышала, что вы ухаживаете за цветами, – сказал голос. – Как они там?

– Спасибо, вроде ничего, – ответил Давид.

– Ну и замечательно. А Селандриан? Как он?

– Селандриан?..

– Большой цветок с сердцевидными листьями.

– А, понятно. Я просто не знал, как он называется. На самом деле это единственный цветок, который чувствует себя не очень хорошо. Он увядает.

– А он на своем месте? Он должен стоять на окне, выходящем на аллею. Рядом с напольными часами.

– Да, он там и стоит.

– Никуда его не переставляйте! Если будете хорошо с ним обращаться, он наверняка поправится.

– Вообще-то я за него беспокоился, – сказал Давид.

– Не волнуйся, Давид. Хорошенько ухаживай за ним, но только сам. Дело в том, что этот цветок может привязаться только к одному человеку…

– Правда?

– Да. – В трубке замолчали, потом послышался легкий вздох. – Дело в том, что я сейчас не могу быть с ним. Я нахожусь в столице и не могу приехать.

– Понятно, – ответил Давид, – мы постараемся.

– Спасибо, Давид. До свидания! Я еще позвоню.

Раздался небольшой щелчок, трубку повесили.

– Интересно, чего она хотела? – спросила Анника.

Давид все еще держал трубку в руке. Медленно опустив ее, он пошел к двери, Анника и Юнас за ним.

– Почему ты не отвечаешь, Давид?

Но Давид молча смотрел перед собой. Анника и Юнас проследили за его взглядом. И вот что они увидели.

Цветок на окне больше не казался поникшим. Листья расправились и медленно поднимались все выше и выше. Они были похожи на руки, раскрывающие объятия. Точно как во сне Давида.

Однако самое странное было то, что все листья, все до единого, повернулись так, словно указывали внутрь комнаты, в одну точку.

– Почему они не повернулись к свету? – спросила Анника. – Ведь цветы всегда тянутся к свету.

– Видно, этот цветок – исключение, – сказал Юнас.

– Он указывает на лестницу! – заметил Давид.

И не успели Давид и Анника опомниться, как Юнас помчался вверх по лестнице, задев по дороге медную коробочку, которая с грохотом покатилась вниз.

– Юнас, нам туда нельзя! – в отчаянии воскликнула Анника.

Она подбежала и подняла ее. Только бы не помялась! Анника внимательно осмотрела коробку. К счастью, с ней ничего не случилось. Внутри что-то гремело. Анника сняла крышку. Это оказался ключ, к ключу же была привязана старая пожелтевшая бумажка с какой-то надписью.

Анника прочла и побледнела.

– Покажи! – в один голос попросили Давид и Юнас.

Анника молча протянула им ключ. Она заметила, что мальчики тоже изменились в лице.

Большими красивыми буквами на клочке бумаги было выведено: ЛЕТНЯЯ КОМНАТА.