Текст книги "Навозный жук летает в сумерках…"

ПРОКЛЯТИЕ

Давид не спешил домой. Ему хотелось побыть одному. Расставшись с Юнасом и Анникой, он пошел через лес.

Обычно, если он не успевал как следует разобраться в происходящем и привести в порядок собственные мысли, все шло наперекосяк. А ведь многие вполне без этого обходятся. Некоторые считали, что Давид выпендривается или слегка не в себе, но Юнас и Анника понимали, что он просто хочет побыть один.

Давид рассмеялся. Ну и Юнас! Ну и воображение! Придет же такое в голову! Какой-то мужичок в лодке, наверняка ничем не примечательный, вдруг превратился в самого подозрительного типа на свете, в «загадочного кашляющего человека». Правда, главное, наверное, что Юнас нашел применение своему магнитофону.

Какой чудесный вечер! Теплый, тихий и лунный. Давид вспомнил свой сон. Он не думал о нем ни днем, ни даже утром, когда проснулся. Вспомнил только у реки: в ту минуту он почему-то точно знал, что где-то здесь есть тропинка, хотя в тех местах был впервые. Раньше с ним такого никогда не случалось. Быть может, это все-таки вещий сон? Но что он означает?

Казалось, он увидел что-то запретное. Как будто во сне побывал там, где не следует. Пробрался туда, где висит табличка: «Посторонним вход запрещен».

Но кто может запретить ему видеть сны?

Давид шел куда глаза глядят. В такое время ночи лес был прекрасен – посеребренный, с блестящими полянами.

Отец, наверное, был еще в церкви. Он всегда возвращался поздно, когда работал с пастором Линдротом. Они обсуждали музыку для хоровой сюиты, которую сочинял отец. Конечно, Линдрот немного несобранный, но с ним всегда весело, потому что он всем интересуется и умеет думать. И не говорит ерунды, как некоторые священники.

Возвращаясь, Давид редко заставал отца дома, там всегда было тихо. Давида никто не ждал. Когда-то он из-за этого расстраивался, но теперь привык, и ему даже нравилось. Мать ушла от них очень давно. Давид про нее больше не спрашивал, а отец никогда о ней не вспоминал. Она как будто умерла. Но Давиду это было уже безразлично. Он больше не переживал. Хватит… Порой ему даже казалось, что мамы у него никогда и не было.

Как тихо в лесу! Давид шел осторожно, чтобы никого не спугнуть. Но вдруг впереди раздался какой-то треск. Давид в ужасе остановился. Неужели он разбудил лося?

Но ему навстречу шел человек. В лесу, посреди ночи. Сердце Давида тревожно застучало.

Лица человека Давид не видел, но вскоре догадался, что это старик Натте. Бояться было нечего, Натте, как всегда, был пьян, правда, обычно Давид все же старался его избегать – выпив, Натте имел обыкновение задираться.

Но сейчас отступать было некуда. Натте заметил Давида. Он шел, шатаясь, прямо на него и злобно рычал:

– Кто тут шастает по лесу? А ну, поди сюда, дайка на тебя взглянуть!

– Здравствуйте, Натте, это я – Давид!

Натте остановился и потряс бутылкой, которую держал в руке, – проверить, не осталось ли чего.

– Это я, Давид, вы меня знаете, – повторил Давид и шагнул вперед.

– Нет, не знаю.

– Я живу на другом конце деревни… Давид Стенфельдт. Мы с вами несколько раз виделись…

– Заткнись! – перебил его Натте. – Из-за тебя мне не слышно, сколько осталось в бутылке.

Давид хотел побыстрее уйти.

– До свидания, Натте, я пошел спать.

– Только попробуй, сукин сын! Я с тобой буду говорить! Что ты тут делаешь?

– Просто гуляю…

Они стояли друг против друга. Натте открутил крышку, поднес бутылку ко рту и, пока пил, не сводил с Давида недоверчивого взгляда. Он еле держался на ногах и опустился на пень.

– И на Лобном месте не оставят в покое! – сказал он.

– Я не хотел вам мешать…

– А помешал. И сейчас я буду с тобой говорить!

Давид огляделся. Что ему надо?

– А правда, что раньше здесь была виселица? – поинтересовался он – просто так, чтобы что-то сказать.

Натте уставился на него.

– Так, по-твоему, мы знакомы? – с недоверием спросил он.

– Да, несколько раз виделись.

– Что-то не припомню.

– Ничего не поделаешь, – Давид начинал раздражаться. С какой стати он должен это выслушивать? Конечно, жаль старика, но разве он не сам виноват?

– Иди ты к черту! Придется тебе меня выслушать, потому что я буду с тобой говорить!

– Это срочно?

– Посмотрите, какой наглец! Если я сказал, что хочу с тобой говорить, значит, срочно! Понятно?

– Понятно.

– Где ты был сегодня вечером?

– Мы просто гуляли по деревне.

– Где это по деревне?

– Просто бродили.

– Кто это «мы»?

Прямо допрос какой-то. Давид не знал, как положить этому конец. Разговор совершенно бессмысленный, ну какое Натте до этого дело? Но лучше, наверное, все-таки ответить.

– Юнас, я и Анника. А что?

– И какого черта вы шатаетесь ночью по деревне?

– А что в этом такого? Мы просто гуляли и смотрели.

– Вот-вот, смотрели! И на что же вы смотрели?

– Так, по сторонам… Например, мы были у реки, а потом забрели в Селандерское поместье.

Натте встал и сильно покачнулся. Потом швырнул пустую бутылку о камень так, что она разлетелась вдребезги. Но затем он пришел в себя и впился в Давида взглядом:

– Мне послышалось, ты сказал: Селандерское поместье?

– Да, а что?

– Какого черта вас туда занесло?

– Просто так. Мы забрели туда случайно.

– Вот как… значит, случайно? И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

– Да, конечно.

Натте на минуту замолчал и зашагал по траве – видимо, пытался думать. Давид осторожно сделал шаг назад – может, самое время…

Но тут Натте снова на него уставился. Только выражение его лица изменилось. Глаза наполнились слезами, и он запричитал:

– Не-ет… не-ет… я туда больше ни за что не пойду. Клянусь всем святым, туда я больше ни ногой! И никто меня не заставит! Ни за что на свете!

– И правильно, – Давид решил, что лучше согласиться.

– Проклятое Селандерское поместье, – всхлипнул Натте. Глядя перед собой, вздыхая и стеная, он покопался в карманах и извлек окурок сигары. Давид помог ему прикурить. Неожиданно Натте заговорил другим тоном – растроганным и доверительным.

– Обещай дяде Натте не ходить к Селандерскому поместью!

– Почему?

– Почему-почему! – Натте выпустил дым и засопел. – Мне-то почем знать? Обещай!

– Что я должен обещать?

– Поменьше болтай. Ты должен только слушать, потому что дядя Натте, он знает… много чего!

Давид промолчал, а Натте только дымил и загадочно кивал. Потом сделал неуверенный шаг, схватил Давида за плечи и снова заныл:

– Давным-давно, в детстве… в тыщакаком-то году, я был еще совсе-ем мальчишкой и ходил играть в Селандерское поместье, потому что папаша мой там работал, он был столяр, и брал меня с собой… И, скажу тебе, я до сих пор об этом жалею.

– Да что вы…

– Да что вы, да что вы – тоже, заладил, я бы на тебя посмотрел. Этот чертов мерзавец хотел, чтобы мой отец распилил пополам куклу… большую, красивую, чудесную куклу… вот так… прямо посередине… пополам… прямо у меня, малого, на глазах.

– Почему он это сделал?

– Потому что подлец, вот почему. До сих пор не могу забыть. Это же убийство!

– Это была твоя кукла, Натте?

– Чего? Я в куклы не играл. Неужели ты думаешь, что у моей матери были деньги на игрушки? Но моя мать была умной женщиной, знала толк в вещах… и всегда говорила, что на доме этом лежит проклятие. Что знаю, то знаю, за то и выдаю, – торжественно произнес Натте.

– Понятно, – ответил Давид.

Натте вдруг снова недоверчиво на него посмотрел.

– Понятно? – переспросил он. – Что ты можешь понимать? Этого никто не может понять! Все, некогда мне с тобой! Проваливай!

И так замахнулся, будто хотел смести Давида с дороги. Похоже, его снова что-то рассердило.

– До свидания, Натте!

Давид сделал было несколько шагов, но Натте опять заорал:

– И если у тебя есть мозги в голове, то не суйся в Селандерское поместье! А то огребешь неприятностей на свою голову! Слышишь?

– Слышу, слышу! – прокричал Давид в ответ. И заспешил домой.

ЦВЕТЫ

– Она была хорошей покупательницей. Жаль, что она уезжает, – произнесла мама и задумчиво посмотрела на остальных.

– Кто?

– Фру Йорансон из пансиона.

– А, та тетенька! Подозрительная особа, – сказал Юнас.

Они сидели за завтраком – мама, папа, Юнас и Анника. Все немного торопились, потому что пора было открывать «Рингарюдскую лавку» – магазин, которым владели родители.

Но рано утром позвонила фру Йорансон и спросила, не знает ли мама кого-нибудь, кто согласился бы поливать летом цветы в Селандерском поместье. Самой фру Йорансон не так давно пришлось закрыть пансион – она неважно себя чувствовала и собиралась в санаторий для аллергиков.

– Надеюсь, она поправится, – сказала мама.

– Да, у нас будут убытки, если пансион закроется навсегда, – ответил папа. – Ей надо просто немного отдохнуть… ну и разумеется, мы придумаем, как помочь ей с цветами.

– Она спросила, не могу ли я порекомендовать какого-нибудь надежного человека. Ты никого не знаешь? – поинтересовалась мама. – Наверное, она надеялась, что я сама… но мне, честно говоря, и магазина хватает.

– А мы с Юнасом не можем? – спросила Анника.

– Ну уж нет! – возмутился Юнас. – Не собираюсь я поливать ее колючки!

– Тогда я сама буду ходить к ней! – сказала Анника и сердито посмотрела на брата.

Маме предложение понравилось. Она сразу же позвонила фру Йорансон. Как приятно, что ее дети могут чем-то помочь, когда она сама занята.

Фру Йорансон попросила, чтобы Юнас и Анника пришли к ней сегодня же в одиннадцать.

Папе и маме пора было спускаться в магазин. Юнас и Анника остались одни.

– Ну и зачем ты в это ввязалась? – спросил Юнас.

А дело было в том, что Анника вспомнила странный сон, о котором им вчера рассказывал Давид. Вот было бы здорово попасть в дом и посмотреть, правда ли то, что он говорил. И Давиду эта идея наверняка понравится.

– Ты думаешь только о Давиде!

– Неправда. А тебе что, не хотелось бы побывать внутри?

Ну да, если только не связывать себя кучей бесполезных обязанностей, то заглянуть в дом Юнас был вовсе не прочь.

– Но ее овощи будете поливать сами, – сказал он. Вот так и получилось, что Давид, Юнас и Анника во второй раз за эти сутки шли в Селандерское поместье. Только теперь у них там было дело.

«Странно, – размышлял Давид, – сколько лет тут живем, думать не думали о Селандерском поместье, и вдруг ни с того ни с сего все словно завертелось вокруг этого дома». Сначала он ему приснился! Вчера они случайно туда забрели! Потом он встречает Натте, и тот рассказывает ему про поместье. А сегодня они идут туда поливать цветы! Странные совпадения.

– Но ведь такие совпадения случаются довольно часто, – сказала Анника. – Ей не очень-то хотелось соглашаться с Давидом, который видел во всем этом что-то сверхъестественное.

– Наверное, это просто случайность, – продолжила она.

– А что такое, по-твоему, случайность?

Ну, этого Анника точно не знала… Случайность есть случайность. А Натте, между прочим, был пьяный – неудивительно, что он городил чепуху.

– Ну а сон? – спросил Давид. – Что ты на это скажешь?

Да, сон действительно странный! Тут не поспоришь.

– Наверное, у тебя шестое чувство, – предположила Анника.

– А что такое, по-твоему, шестое чувство? А? – не унимался Давид. На это Аннике ответить было нечего.

Селандерское поместье стояло немного на отшибе, за деревней. Это был большой белый дом, окруженный полузаросшим парком. Рядом живописно протекала река, вокруг были лиственный лес и луга. Здесь можно было совершать замечательные прогулки, и из усадьбы получился неплохой пансион, но вообще место имело немного запущенный вид. Сюда никогда не приезжало много гостей одновременно. В основном это были знакомые фру Йорансон, одинокие люди, которые просто хотели подышать деревенским воздухом. Фру Йорансон снимала это поместье, но не владела им.

Когда дети добрались до места, высокая железная калитка была приоткрыта. Они прошли по аллее. Впереди шагал Юнас с включенным магнитофоном.

– Добрый день! Говорит Юнас Берглунд! Сейчас без одной минуты одиннадцать, и мы с коллегами подходим к Селандерскому поместью, чтобы нанести визит фру Йорансон. Если вы помните, эту пожилую даму мы видели вчера при очень странных обстоятельствах…

– Слушай, Юнас, твой магнитофон сейчас совершенно некстати. Мы пришли сюда не для того, чтобы играть в сыщиков! – сказала Анника.

Наверху открылось окно, и появилась голова фру Йорансон.

– Здравствуйте, дети! Не могли бы вы войти через кухню? А то я только что вымыла пол в большой прихожей.

– Какой прием! – прошептал Юнас. – Что я вам говорил?

Ребята обошли дом кругом. Фру Йорансон спустилась и открыла им. Хотя и Юнас, и Анника много раз видели ее в магазине, сейчас они как будто впервые по-настоящему ее разглядели. Раньше они считали фру Йорансон вполне обыкновенной, неприметной пожилой женщиной, вечно таскавшей с собой кучу вещей и всегда куда-то спешившей – на такого человека не особенно-то обратишь внимание.

Но она оказалась совсем не такой обыкновенной, как они думали. Вид у нее был настороженный, а карие беличьи глазки, казалось, видели все. Здесь, у себя дома, фру Йорансон и двигалась совершенно иначе – она семенила. У нее было круглое, сильное тело, не полное, но крепкое, и на удивление худые ноги с маленькими ступнями. А руки крошечные, с длинными пальцами. В общем, тело не очень сочеталось с конечностями.

– Я вижу, вас трое? – были ее первые слова.

– Да, это Давид Стенфельдт, наш друг, – ответила Анника.

А Юнас добавил:

– Он отлично ухаживает за цветами.

– Вот как?

Казалось, фру Йорансон колеблется, но, в конце концов, она впустила всех троих.

– Что ж, очень мило с вашей стороны, – сказала она, оглядев каждого. – Проходите, я вам все покажу! Дело в том, что я просто снимаю этот дом и не хочу, чтобы тут шастали посторонние люди.

Она повела ребят через прихожую в комнату.

– Ей не нравится, что я тоже пришел, – прошептал Давид.

– Нам не обязательно сразу же соглашаться на эту работу, – прошептала в ответ Анника, – мы не будем ничего обещать, только посмотрим.

– Чтобы вам не бегать по разным комнатам, я выставила почти все цветы на кухне, – сказала фру Йорансон. – Но, может, лучше все же начать с гостиной?

Она повела их через буфетную.

– Похоже, она нервничает, – прошипел Юнас и завозился с магнитофоном.

– Сейчас же прекрати! – возмутилась Анника.

– Господи, сколько этих цветов! – сказала фру Йорансон.

– Ну что, похоже на твой сон? – прошептала Анника Давиду.

Давид кивнул, а фру Йорансон продолжила:

– Да, цветы – большая проблема в этом доме.

– А дом, наверное, старый, да? – спросил Юнас.

– Да, не вчера построен! Думаю, век семнадцатый – восемнадцатый. И цветы как будто такие же старые. Вероятно, они переходили по наследству из поколения в поколение. По слухам, один из них – совсем древний, но я точно не знаю, какой. Короче говоря, цветы не мои, они часть дома, и уносить их никуда нельзя. Это очень, очень странные цветы!

И фру Йорансон засмеялась коротким, презрительным смешком. Было ясно, что она не любит эти растения.

Она принесла цветы и со второго этажа тоже, расставив их в кухне и гостиной.

– Чтобы не бегать по всему дому, – объяснила она. – Да и вообще вам незачем подниматься на второй этаж!

Она явно не хотела, чтобы дети ходили по дому, – может, боялась, что они устроят беспорядок.

Вдруг наверху хлопнула дверь или окно – где-то был сквозняк, и фру Йорансон пошла посмотреть, что случилось. Дети ненадолго остались одни.

– Ну что, Давид, похоже на твой сон? – снова прошептала Анника.

Давид не сразу ответил, он застыл, уставившись на одинокий цветок на окне. Рядом в углу стояли старые напольные часы. Взглянув туда, Анника и Юнас сразу все поняли. Цветок! Часы! Объяснений не требовалось.

Анника подошла к цветку.

– Он завял, листья совсем поникли…

– Оставь! Не трогай! – прошептал Давид. Дети услышали шаги фру Йорансон, она возвращалась.

– Что будем делать, – быстро прошептала Анника, – соглашаемся или как?..

Юнас подскочил к ним и предложил «салмиак».

– Надо подумать, – ответил он. – Сосредоточились!

Но Давид не обратил на него никакого внимания.

– Да, да! Соглашайся, – почти нетерпеливо сказал он Аннике.

Когда фру Йорансон вошла в комнату, Юнас рассматривал часы.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Какие занятные старинные часы! Они ходят? – поинтересовался Юнас.

– Нет, эти часы не ходят! Не трогай! – ответила фру Йорансон строгим, не терпящим возражений голосом. Она явно не собиралась ничего объяснять.

Но Юнас не мог оторваться от часов. Он постучал по футляру. Фру Йорансон повысила голос:

– Чинить их бесполезно! Сколько я снимаю этот дом, они никогда не ходили!

Юнас отошел от часов, и фру Йорансон снова заговорила о цветах.

– С ними все так сложно, – недовольно сказала она. – К тому же это не моя прихоть, лично мне все равно, что с ними будет, но я отвечаю за них перед владельцем дома.

– Если владелец так за них волнуется, почему он не забрал их с собой? – спросила Анника.

– Их ни в коем случае нельзя никуда увозить. Кажется, это написано в каком-то старом завещании.

Фру Йорансон засмеялась и добавила, что эти цветы легко сойдут за настоящих жильцов. Похоже, в прежние времена в этом доме все было подчинено цветам.

– Некоторые даже утверждают, что цветы будут мстить, если с ними что-нибудь случится, так что лучше как следует их поливать! – продолжала она, не переставая смеяться, но выражение ее лица по-прежнему было строгим.

– А эти ракушки? – вдруг спросил Юнас. – В них слышно море?

– Понятия не имею! Положи на место! – недовольно произнесла фру Йорансон, но Юнасу, похоже, не было до нее никакого дела.

– Надо же, слышно! – сказал он, приложив раковины к ушам.

Фру Йорансон подошла к нему и забрала раковины.

– Не вздумайте к ним прикасаться! – она повернулась к Аннике. – Разрешая вам приходить в этот дом, я беру на себя большую ответственность. Надо было мне все-таки пригласить кого-нибудь постарше…

– Нет, что вы! Мы справимся, – заверила ее Анника.

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо, – подтвердил Давид. – Мы очень любим цветы.

Давиду пришлось вмешаться, чтобы отвлечь внимание фру Йорансон от Юнаса, который никак не мог оторваться от ракушек и пытался записать на свой магнитофон шум моря. Анника готова была испепелить его взглядом, но Юнас ничего не замечал. Не выдержав, она подошла к нему.

– Ты что! Хочешь все испортить? – прошипела она. – Это же просто ужас какой-то!

Наконец Юнас положил раковины на место, а Давид продолжал обрабатывать фру Йорансон.

– Что ж, договорились! – в конце концов сказала она.

В ее голосе все еще звучала некоторая неуверенность. Нет, она, конечно, согласилась, но, доставая ключ от черной двери, – а детям велено было пользоваться черным ходом – казалась немного напуганной. Она недоверчиво переводила взгляд с Давида на Аннику и в конце концов решила дать ключ Аннике. Но при этом несколько раз повторила, какую она берет на себя ответственность, пуская их в дом.

– Да, вот еще что! – добавила она. – Если будет звонить телефон, не обращайте внимания. Это просто старые гости, которые не знают, что пансион закрыт, так что отвечать не надо. Не берите трубку, и все! Пусть себе звонит!

Дети, конечно же, пообещали не подходить к телефону. И не открывать, если кто-то позвонит в дверь.

Фру Йорансон, похоже, немного успокоилась.

– Ну хорошо, – сказала она и рассмеялась. – Надеюсь, вам повезет с этими цветами больше, чем мне.

– Надеюсь, – ответил Давид. – Во всяком случае, мы постараемся.

– Уж это точно, – добавил Юнас, сделав наивное лицо. – Все будет исполнено в лучшем виде. Можете на меня положиться!

Но спокойствия фру Йорансон это не прибавило. Она без особой радости посмотрела на Юнаса.

– Ведь вам же не обязательно приходить сюда всем вместе, правда? – спросила она, взглянув на Аннику.

– Нет, конечно, – ответила Анника. – Приходить буду в основном я… ну и Давид, потому что он больше всех нас интересуется цветами.

Юнас было запротестовал, но Анника строго посмотрела на него, и фру Йорансон наконец успокоилась. Она проводила ребят в прихожую. Было заметно, что она торопится и хочет, чтобы дети поскорее ушли.

– Я еду поездом, – сказала она, – а поезд не будет ждать!

Уже закрывая дверь, она вдруг что-то вспомнила.

– А кто-нибудь из вас бывал здесь раньше? – спросила она.

Дети ответили, что нет.

– То есть вы в этом доме впервые? – повторила фру Йорансон.

Они подтвердили – да, впервые. Фру Йорансон, похоже, окончательно успокоилась и кивнула им на прощание.

– До свидания, до свидания! – сказала она и закрыла дверь.

Юнас поднес микрофон к губам:

– Итак, дорогие слушатели, этими любезными словами фру Йорансон мы заканчиваем на сегодня наш репортаж из Селандерского поместья.

Анника недовольно посмотрела на него.

– Надеюсь, ты выключал магнитофон, пока мы там были?

– Конечно, нет, – ответил Юнас и вытащил кассету. – Очень любопытно. Эта женщина выдает себя каждым словом. Очень подозрительная особа.

Давид шел молча и размышлял о цветке и о своем сне. Что ж, ничего удивительного – он был уверен, что узнаёт это место.