Текст книги "Навозный жук летает в сумерках…"

МЕЛОДИЯ

Давид стоял на кухне и ждал, когда вернется отец и они сядут ужинать. Сегодня он сам купил продукты и приготовил ужин. Обычно они готовили по очереди, но во время каникул это было обязанностью Давида.

Папа писал сюиту для хора, которую надо было закончить к августу. Это была работа на заказ, а он никогда не успевал вовремя доделать заказы. Каждый раз отец сильно нервничал, работа не клеилась, и он тянул до последнего дня. Сванте Стенфельдт любил свою работу, но из-за того, что время было ограничено, она давалась ему с трудом.

Давид приготовил жаркое из говядины с луком. Пахло вкусно. Он настежь открыл кухонную дверь, чтобы запах дошел до отца и заставил его оторваться от пианино. Давид не хотел звать его, потому что тогда отец мог разозлиться и весь ужин ворчать, что никто, мол, и представить себе не может, что за кромешный ад эта работа, которую нужно закончить к сроку, установленному не им самим. Но вот звуки фортепиано затихли.

– Чертовски вкусно пахнет! – отец вошел на кухню и сел за стол.

Они никогда много не говорили за едой – каждый был погружен в свои мысли. Но это не значит, что отец с сыном не общались – ведь, чтобы общаться, необязательно постоянно болтать. К тому же они не всегда молчали. Случалось так, что они говорили наперебой, не давая друг другу и слова вставить.

Вдруг отец посмотрел на Давида и спросил:

– А что ты делаешь целыми днями? Тебе не очень одиноко?

Давид никогда не страдал от одиночества, у него были Юнас и Анника, и к тому же он всегда легко находил себе какое-нибудь занятие.

– У меня не возникает проблем, чем заняться в свободное время, если ты это хотел узнать, – ответил он.

– Да нет, просто я подумал, что никогда не спрашиваю, как у тебя дела. Я знаю, конечно, что ты страшно много читаешь, но вообще…

– А вообще у меня все хорошо, – улыбнулся Давид. – Не беспокойся.

Они доели, и Давид начал мыть посуду.

– Может, я?.. – отец встал и хотел подойти к раковине.

– Отстань! Иди работай!

Вскоре снова зазвучало пианино – отец записывал новую мелодию. Обычно Давид никогда не вмешивался в его работу, но тут вдруг музыка показалась ему до странности знакомой. Он выключил воду, вошел в папин кабинет и стал слушать.

– Что это за мелодия?

– Тебе нравится?

– Да, красивая, но откуда ты ее знаешь?

– Откуда я ее знаю? – Отец непонимающе посмотрел на Давида. – Сочинил, разумеется.

– Она для сюиты?

– Конечно. А почему ты спросил? По-твоему, не годится?

– Нет-нет, просто любопытно… Когда ты ее придумал?

– Сегодня утром. Она зазвучала в моей голове, как только я проснулся, но пока что я не успел ее проработать.

– Ты уверен?

– Уверен… в чем? Что ты хочешь сказать?

– То есть… ты действительно не играл ее раньше?

Отец пристально посмотрел на него и покачал головой.

– Я же сказал! Не вижу тут ничего странного. У тебя такой вид, будто ты с неба свалился!

– Да нет, просто мне показалось, что я слышал эту музыку раньше, но, наверное, я ошибся.

Давид вернулся в кухню, и отец продолжил работу.

Но тут зазвонил телефон, и он нетерпеливо ударил обеими руками по клавиатуре.

– Скажи, что я занят! Перезвоню потом!

– Да, да…

– Я не могу подойти!

– Хорошо, хорошо, я подойду!

Но звонили не папе. Это был Юнас, который обнаружил загадочные вещи на пленке и хотел прийти.

– А Анника? Что она делает?

Анника была занята – она расклеивала ценники на товары в магазине.

– Я работаю! Хватит трепаться! Сейчас же повесь трубку! – вспылил отец. Стало ясно, что пригласить Юнаса с магнитофоном сейчас невозможно.

– Слушай, я сам приду к тебе. Папа работает.

– Идет, – ответил Юнас. – А то он только будет нам мешать. Нужно, чтобы было совсем тихо, когда мы будем слушать пленку. Давай быстрей! Дело нешуточное, вот увидишь.

Давид повесил трубку и вошел в комнату. Отец был готов взорваться от ярости.

– Отключи телефон! Этот проклятый аппарат зарубит мою работу! – выпалил он.

Давид отключил телефон.

– Я схожу ненадолго к Юнасу, – сказал он. Отец поднял глаза от клавиатуры и рассеянно посмотрел на него.

– Да, иди, конечно, я не против, – разрешил он. Ему стало стыдно за свою несдержанность.

«Я не против». Давид еле сдержал смех. Как это на него похоже. Интересно, что было бы, если бы сейчас притащился Юнас.

– Тогда пока. Ты идешь сегодня к Линдроту?

– К этому эксплуататору! Нет, я буду работать дома. Придется полночи вкалывать.

Отец тяжело вздохнул. Он явно хотел, чтобы его пожалели.

– Бедняга, – произнес Давид.

– Да, да, да, вот так-то… Но ты иди, развлекайся!

Он сказал это так, будто бы Давид собирался на грандиозную вечеринку, а ему самому предстояло сидеть взаперти и вкалывать. Да еще в невидимом присутствии грозного эксплуататора Линдрота.

Давид сочувственно посмотрел на него, но про себя улыбнулся. Он отлично знал, что на самом-то деле отец обожает работать в одиночестве. И уж Линдрот точно не был никаким эксплуататором.

Но даже заикаться об этом было бессмысленно – отец сказал бы, что к его работе не относятся всерьез.

ШЕПОТ

– Но ведь скажи, тетка не в себе! Напала на меня – ни с того ни с сего – из-за каких-то часов и ракушек! Ненормальная!

Юнас с Давидом слушали пленку, записанную тайком дома у фру Йорансон.

– А теперь послушай следующую запись! – сказал Юнас. – Это самая первая – та, которую я сделал вечером, под окном. Ну, с телефонным разговором. Кашель тоже записался, это тот же кашель, что в лодке. Наверное, это тень кашляет! Тихо, слушай!

Он поставил пленку с начала. Давиду пришлось прослушать всех сверчков, шмелей, навозных жуков и прочих тварей, которых записал Юнас, а еще звук воды в речке, ветер, поезд и тому подобное.

– Какое качество звука! – гордо сказал Юнас.

В комнату вошла Анника. Она пришла уже в самом конце и услышала собственный голос: «Как странно, потянуло холодом…»

Дальше была тишина, но в ней слышались какие-то слабые звуки, смутно похожие на шепот, хотя различить слова было невозможно. Юнас и Анника решили, что это просто помехи, но Давид явно слышал человеческий шепот.

Потом снова голос Анники, немного напуганный: «Что такое? Давид, что случилось?» И Давид: «Ничего, все в порядке. Но ты права, действительно похолодало». Потом Анника сказала, что пора домой, и Юнас выключил магнитофон.

– Вот, слышал? – сказал он. – Правда ведь, подозрительно с этим телефонным разговором?

Телефонный разговор? Давид не понял. Его мысли были заняты совсем другим.

– Можешь еще раз включить конец? – попросил он. – То есть с того места, где ты слез с дерева, и Анника говорит, что похолодало.

Юнас не понял, что тут такого интересного, но выполнил просьбу Давида. Ему пришлось прокрутить этот кусок несколько раз.

– Ну что тут странного? – спросил Юнас.

– Да, расскажи нам, пожалуйста, – подхватила Анника.

– Вы что, не слышите? Разве вы не слышите шепот? На пленку попал какой-то посторонний голос.

Юнас снова прокрутил запись и согласился с Давидом.

– Ничего себе! – сказал он.

Но Анника только фыркнула: ей все это не нравилось, и никакого шепота она не слышала.

– Шум какой-то, только и всего, – произнесла она.

Но Давид все больше и больше убеждался в своей правоте. Теперь он начал различать слова. И Юнас тоже: он ясно слышал, что там какие-то слова, но не мог их разобрать.

– Значит, в саду кроме нас кто-то был! Жуть какая! – сказал Юнас, вздрогнув.

– Да никого там не было, Юнас, – ответила Анника, – мы были одни. Если бы там кто-нибудь шептался, мы бы обязательно услышали.

– Но если никого не было… как же тогда этот голос попал на пленку?

Юнас уставился на них.

– Жуть какая! – повторил он. – Ничего себе! Они снова прослушали пленку.

– Это явно женский голос, – осторожно произнес Давид.

Анника снова только фыркнула.

– Неужели это можно определить по шепоту? – усомнилась она.

– Да, – ответил Давид, – я могу. – Теперь он был более чем уверен. И Юнас тоже.

– Да ну, ерунда, – возразила Анника. – Никакой это не голос, просто какой-то шум, вот и все.

Юнас недовольно посмотрел на нее.

– Попробуй только повторить это еще раз! – сказал он.

Они снова включили магнитофон. Теперь было слышно очень отчетливо. Даже Анника засомневалась, правда, сразу же нашла новое объяснение:

– Неудивительно, что на пленке появились новые голоса, ведь Юнас без конца ее перематывал.

Но Давид ее не слушал.

– Мне кажется, я различаю слова! – возбужденно заговорил он.

– Да, и я тоже! – подхватил Юнас. – С ума сойти!

– Юнас тебе просто подыгрывает, – сказала Анника. – Он готов услышать все, что ты ему скажешь, Давид.

Анника была возмущена. Она не хотела соглашаться с тем, чему нет объяснения. Поэтому она накинулась на обоих. Давид не обратил на это никакого внимания, но Юнаса такое отношение задело. Он не просто готов согласиться с Давидом. У него есть собственное мнение.

– Тогда скажи первый, что она там говорит! – вызывающе сказала Анника.

– Ну-у, – начал Юнас, – она говорит: «В липкой темноте…». Потом ничего не слышно, а потом она добавляет очень тихо: «я или не я».

Анника прыснула со смеху, но Давид кивнул. Версия Юнаса была вполне правдоподобной, но сам он услышал по-другому.

– Да вы оба ненормальные, – разозлилась Анника. – Все, с меня хватит!

Она собралась уходить, но Давид остановил ее.

– Не делай поспешных выводов, Анника, – сказал он. – Здесь без терпения не обойтись. Нужно просто очень внимательно слушать.

Анника молча села.

Давид еще раз включил запись.

– Мне кажется, она говорит следующее: «В летней комнате… я… Эмилия…».

Юнас серьезно кивнул. Да, отчасти он был согласен с Давидом. Он считал, что первые слова Давид понял неправильно. Но был готов заменить слова «я или не я» на «Эмилия», так что в результате выходило: «В липкой темноте Эмилия». Это, конечно, гораздо лучше. И получалось целое предложение.

Анника рассмеялась. Ее не удивило, что Юнаса вполне устраивало такое толкование.

– Конечно, ведь Юнас Берглунд только и думает, что о конфетах, – съязвила она.

– Кто бы говорил! – Юнас угрожающе двинулся в ее сторону.

– Хватит ругаться, – сказал Давид. – Ведь это же просто потрясающе!

Юнас благодарно посмотрел на него. Да он и не мечтал о таком повороте событий. Честно говоря, если бы не Давид, то он бы не заметил шепота на пленке, ведь его внимание было приковано к фру Йорансон. Но все оказалось куда интереснее.

Он снова включил магнитофон.

– Ну что, Анника, ты и теперь ничего не слышишь?

Они выжидающе смотрели на Аннику. На этот раз им казалось, что слышно очень отчетливо!

Голос сказал либо: «В липкой темноте Эмилия», как послышалось Юнасу, либо: «В летней комнате… я… Эмилия» – как думал Давид.

– Ну, Анника? Что скажешь? Ты по-прежнему ничего не слышишь?

– Нет, почему же… слышу какой-то шум, – засмеялась Анника и быстро вышла из комнаты.

Она не собиралась тратить время на разные глупости. Ей нужно было идти назад в магазин, работать.

КОМПОЗИЦИЯ

Когда Давид вернулся домой, отец все еще сидел за пианино и обрабатывал ту же мелодию. Он был так погружен в работу, что ничего не слышал.

Давид прямиком направился к себе в комнату и лег. Несмотря на ранний час, он ужасно устал. И сам не заметил, как задремал.

Но вдруг он встал с совершенно ясной головой и пошел к отцу. Давиду вдруг показалось, что отец стал играть неправильно, что он изменил мелодию.

Обычно он никогда не мешал отцу работать, но сегодня отвлекал его уже во второй раз.

– Послушай, Сванте! – произнес Давид и запнулся. Вообще-то он никогда не называл отца по имени, но тот ничего не заметил.

– Да? – отозвался он.

– Ты изменил мелодию, – сказал Давид. – Почему?

Отец оторвался от пианино.

– Я должен попробовать разные варианты. С такими мелочами приходится много возиться. Со стороны кажется, что сочинять музыку просто, но это не так.

– А по-моему, ты играешь неправильно! – сказал Давид, удивившись своей наглости. Однако отец, похоже, не обиделся.

– Не думаю. Я пока еще точно не решил, как она должна звучать, – ответил он и продолжил играть.

Но Давид чувствовал, что не может просто так это оставить.

– Сванте, послушай, – сказал он. Отец кивнул и перестал играть.

– Смотри, ты начинаешь вот так! – Давид напел: данг-да-данг-да-да-да-данг… – По-моему, это неправильно. Раньше было по-другому.

– Да? Ну и как же, по-твоему, надо?

Давид на секунду задумался, мелодия звучала у него в голове, нужно было только извлечь ее наружу.

– А вот как! – ответил он и снова запел: да-да-данг-динг-да-динг-динг. – Вот так, по-моему, хорошо.

Отец начал играть, но не сразу смог подобрать мелодию.

– Как, ты сказал?

Давид снова напел, и отец попробовал еще раз.

– Да, замечательно! Так и должно быть! Теперь-то я слышу! Спасибо тебе, Давид!

– Не за что. А что с припевом?

– А ты думаешь, нужен припев?

– Мне кажется, нужен.

– Правда? И как он должен звучать?

– Я слышу так, – ответил Давид и напел простую, но необычную мелодию. Отец сыграл и удивленно посмотрел на Давида.

– А почему бы и нет? В самом деле… Но…

– Никаких «но»! – решительно сказал Давид. – Должно быть именно так! И никак иначе!

Отец засмеялся.

– Надо же, какой строгий! – Он огляделся в поисках нотной бумаги. – Лучше я сразу запишу, чтобы не забыть…

– Если забудешь, я тебе напомню, – сказал Давид.

– Может, тебе тоже начать сочинять музыку? – с довольным видом спросил отец, но Давид покачал головой.

– Ни за что! – ответил он так, будто отец предложил ему что-то невозможное.

– А как же ты придумал эту мелодию?

– Это не я придумал…

Папа внимательно посмотрел на него – он не совсем понял, что Давид имел в виду.

– Конечно, эта музыка была почти готова, – сказал он, – и я много раз играл ее, но припев… как тебе это удалось?

– Я не знаю… Он просто звучал у меня в голове, вот и все.

Давид стоял с рассеянным видом. Так было всегда, когда он не хотел продолжать разговор.

Отец нашел нотную бумагу и начал записывать. Давид все не уходил. Отец с нежностью и благодарностью посмотрел на него, и Давид ответил таким же, полным любви, взглядом. Ему очень хотелось рассказать, откуда взялась эта мелодия, но все было слишком непонятно и странно. Настолько странно, что он и сам боялся об этом думать. Ведь песню напевал женский голос в его сне. Возможно, Давид и не вспомнил бы эту мелодию. Но когда услышал, сразу узнал ее. Это же просто невероятно! Ни с того ни с сего папа заиграл мелодию из его сна! А что, если, папе приснился тот же самый сон? И он тоже не решается о нем рассказать?

Отец писал, склонившись над нотами. Нет, этого не может быть. Так не бывает. Давид отмел эту мысль и вернулся к себе в комнату.

Но тут зазвонил телефон, и отец рассвирепел.

– Кто включил телефон? Эти звонки меня с ума сведут! Давид, возьми трубку! Скажи, что меня нет дома! Говори, что хочешь! Мне надо работать!

Но звонили Давиду, на этот раз Анника. Разговаривать было невозможно – Давид слышал, как папа вздыхает и охает у себя в комнате. А Анника, как назло, хотела поговорить. Она боялась, что Давид обиделся на нее за то, что она не отнеслась всерьез к шепоту на пленке.

– Да нет, я ни капельки не обиделся.

– Точно?

– Да, да…

Папа засопел еще громче, и Давид даже вспотел от напряжения.

Анника рассказала, что они с Юнасом только что были в Селандерском поместье. Фру Йорансон уехала. Они ходили поливать цветы и заметили что-то неладное.

– Что? – Давид старался говорить как можно короче.

– Цветок, – ответила Анника. – Ну, тот, который тебе приснился. С ним что-то не так. Он завял. Боюсь, он может погибнуть.

Давид тут же забыл об отце.

– Этого нельзя допустить! – взволнованно воскликнул он.

– Сейчас же повесь трубку! – застонал отец за его спиной.

– Слушай, Анника, я зайду к вам за ключом. Я должен немедленно сходить туда. Вам с Юнасом необязательно идти со мной.

Но Анника сказала, что непременно пойдет с ним. И Юнас наверняка тоже захочет.

– Великий репортер Юнас Берглунд, – засмеялась она. – А что ты думал? Неужели он упустит случай записать репортаж?

СЕЛАНДЕРСКОЕ ПОМЕСТЬЕ

– Добрый день! Говорит Юнас Берглунд! Мы находимся в святая святых Селандерского поместья, а именно в гостиной. Это очень красивая комната. На потолке висит старинная хрустальная люстра. Еще тут есть диван, кресла, бюро с мраморной столешницей – очень изысканная старинная вещь. Ах да, надо, наверное, сказать, что мои коллеги, Давид и Анника, в данную минуту изучают какое-то растение на окне. Не знаю, что это за вид, но цветок кажется немного запущенным, и мои коллеги как раз обсуждают… минуточку!

Юнас прервался и подошел к Давиду и Аннике. Давид проверял землю в горшке.

– Вы его поливали? – спросил он.

Выяснилось, что нет. Но земля была влажная – видно, цветок больше не мог впитывать влагу. И действительно выглядел неважно. Большие сердцевидные листья бессильно поникли.

К окну подошел Юнас.

– Ну, как обстоят дела? – спросил он в микрофон. – Больной поправится?

Юнас поднес микрофон Давиду.

– Отстань, Юнас! – прошипела Анника. – Мы пока не знаем, что с ним делать.

– Да, непонятно, – озабоченно проговорил Давид.

– Может, на нем завелась тля? – продолжал

Юнас свое интервью.

– Нет, не похоже. Тут что-то другое, – сказал Давид.

– Да, дорогие слушатели, – Юнас вернулся к своему репортажу, – как вы слышали, будущее цветка туманно. Правда, говорят, что цветы здесь, в Селандерском поместье, очень старые, а цветы, как известно, не могут жить вечно. Я бы посоветовал, пока не поздно, взять у этого цветка отросток. Но вернемся к описанию комнаты: рядом с бюро стоит большой книжный шкаф, забитый старыми книгами с выгоревшими кожаными корешками, а справа мы видим лестницу, ведущую на второй этаж. Это старинная лестница с красивыми резными перилами и большой колонной внизу…

Тут Юнас наклонился и понюхал колонну.

– Мне почудился запах краски – я проверил и убедился, что столб, то есть колонна, покрашена в зеленый цвет, краска еще не совсем высохла, следовательно, красили совсем недавно…

Вдруг послышалось какое-то дребезжание, и Юнас замолчал. Неожиданно зазвенело в нескольких местах одновременно. Задрожали окна, дверцы на изразцовой печке, подвески на люстре, а на мраморной столешнице бюро затряслись в своих блюдцах две декоративные чашки. Комната как будто содрогнулась – казалось, каждый предмет издает какой-то звук.

– Что случилось? – испуганно спросила Анника. Юнас был вне себя от счастья. Он носился по комнате и записывал весь этот дребезг, грохот, звон и стук. А потом возбужденно комментировал:

– Прием, прием… звуки, которые вы только что слышали, пока что представляются необъяснимыми. Что это – начало землетрясения или что-то еще? Пока мы этого не знаем, но весь дом дрожит, а земля под ногами качается. Тем не менее, я продолжаю свой репортаж и буду держаться до последнего…

Где-то вдалеке послышался гудок поезда.

– Поезд! Это всего лишь поезд! – облегченно засмеялся Давид.

А Юнас докладывал:

– Итак, феномен, как оказалось, имеет простое объяснение. Колебания вызваны скорым поездом, следующим в южном направлении. Железная дорога проходит совсем рядом, а дом, судя по всему, стоит на очень мягкой почве…

Последние слова Юнасу пришлось прокричать, так как поезд прогрохотал мимо, заглушая все остальные звуки.

Когда поезд прошел, снова послышались звон и дребезг, но постепенно, один за другим, предметы в комнате замолкли, и стало совсем тихо.

Но вдруг в тишине раздался какой-то новый звук. Он исходил из угла рядом с окном. Все трое обернулись.

Неожиданно начали тикать старые напольные часы. Они пошли! Дети слышали ровное, спокойное тиканье часов, которые, по словам фру Йорансон, никогда не ходили!

Ребята переглянулись. Даже Юнас онемел. Он запихнул в рот «салмиак», подошел к часам с микрофоном в руке и записал тиканье.

– Это, наверное, поезд… растряс их, вот они и пошли, – предположила Анника.

– Возможно, – ответил Давид.

Юнас с сочувствием посмотрел на обоих.

– Странно только, что их не растрясло раньше, – сказал он, – если учесть, сколько здесь проходит поездов. Нет уж, вы меня не переубедите! В этом доме что-то творится, и мы непременно узнаем, в чем дело!

Он двинулся к кухне. В дверях он повернулся и сказал Давиду:

– Помнишь, что говорил Натте? Кажется, он предостерегал тебя?

– Ну, он сказал, что на Селандерском поместье лежит проклятие, его мама…

– Натте был пьян! – оборвала его Анника.

Но Юнас считал, что Натте не такой уж дурачок, каким его считают в деревне. Юнас слышал, что он умел находить в земле воду с помощью прутика ивы, а однажды даже вылечил больную свинью, просто прикоснувшись к ней рукой.

– Возможно, Натте знает больше, чем вы думаете, – сказал Юнас и исчез на кухне. Там он сразу же включил магнитофон:

– Прием, прием! Это снова Юнас Берглунд! Сегодня 29 июня, шведское время 21. 37. Место – кухня в Селандерском поместье, очень большая, со старинным убранством. Здесь есть, правда, некоторые современные удобства, например холодильник. Я собираюсь провести разведку местности, чтобы обнаружить возможные улики, и потому открываю дверцу холодильника, но он пуст. Здесь есть еще одна дверь, в кладовку, на полу винные бутылки… одна, две, четыре, восемь штук, все пустые. Марка «Кастелло». Не так уж много, если учесть, что в доме был пансион. Кроме того, здесь стоит буфет, а в нем – обычные продукты питания: мука, сахар, рис и тому подобное. Ничего подозрительного. Никаких неестественных запахов. Под раковиной шкафчик… какое безобразие, хозяева забыли выбросить мусор! Минуточку! Я сейчас!

Юнас выключил магнитофон, перевернул мешок с мусором и высыпал его содержимое на стол, покрытый клеенкой. Внимательно рассмотрев все, что там было, он снова вернулся к своему репортажу:

– Вы слушаете продолжение репортажа из Селандерского поместья. В забытом мусорном мешке было найдено следующее: большое количество яичной скорлупы, спитая заварка, кофейная гуща, банка из-под сардин – одна штука, пустая, банки из-под горошка – две штуки, тоже пустые, наждачная бумага, стружки, пустая бутылка из-под водки марки «Очищенная», запах еще не вполне выветрился… на стенках бутылки отпечатки пальцев, зеленые, очень отчетливые, в особенности отпечаток большого пальца. Банка из-под краски зеленого цвета, оттенка «антик», так… еще банка шпаклевки… Следовательно, здесь делали ремонт, и пили водку. А это еще что такое? Цветок, помятый, в разбитом горшке. Очень любопытно, если учесть, как трепетно здесь относятся к цветам. Так, похоже, все. Нет, вот еще большой жук, мертвый, брюшко вымазано зеленой краской. Интересно! Я сейчас!

Юнас выключил магнитофон и понес жука в гостиную.

– Что это за насекомое, Давид?

Давид стоял у книжного шкафа и рассматривал книги.

– Навозный жук, – ответил он. – А где ты его нашел?

– В мусорном мешке на кухне. – Юнас перевернул жука. – Он испачкался в зеленой краске, наверное, на этой колонне на лестнице, – сказал он, осматривая колонну.

Было несложно найти место, где прилип жук. Он пытался вырваться, и одна ножка пристала к колонне. Следы были очень четкие.

Вдруг из кухни послышался голос Анники:

– Боже мой, что здесь творится! Юнас! Что ты тут устроил? Немедленно убирай! Думаешь, я сделаю это за тебя?

– Только попробуй! Ничего не трогай! – Обеспокоенный, Юнас помчался в кухню к своим находкам.

Анника вернулась к Давиду в гостиную. Где-то зазвонил телефон.

– Слышишь? – спросила она.

– Это телефон, – ответил Давид.

Юнас влетел в комнату с вытаращенными глазами.

– Телефон! – закричал он. – Я подойду! – Но Анника остановила его.

– Фру Йорансон просила не подходить. Иди-ка лучше убери свой мусор.

Телефон стоял в комнате рядом с гостиной. Дверь туда была закрыта. Юнас поплелся обратно в кухню. А телефон все звонил и звонил.

– Мне надоело, – не выдержал Давид. – Я отвечу. Может, это нас. Мой папа, например, знает, что я здесь.

Он вошел в телефонную комнату. Анника за ним.

Давид взял трубку. На другом конце раздался скрипучий старушечий голос.

– Алло, с кем я говорю?

– Это Давид.

Голос потеплел, словно узнал собеседника.

– Надо же, неужели это ты? Здравствуй. Так значит, ты сейчас там?

Давид ничего не понимал – голос был ему совершенно незнаком, но старушка говорила так, как будто знала Давида.

– Здравствуйте, – ответил он. – Извините, но с кем я?..

– А, это я, правда, ты, конечно, не можешь знать, кто я такая.

Тут снова возник Юнас.

– Кто это? Кто это? – зашептал он. В трубке раздался хриплый смешок.

– Кажется, кто-то спрашивает, кто я такая?.. Скажи, что это Юлия Анделиус.

– Хорошо, скажу, – ответил Давид, но Юнас и сам разобрал ответ.

– И кто она такая? – спросил он.

В трубке снова послышался смешок.

– Скажи, что это хозяйка дома.

– А-а, – протянул Давид, – сейчас…

– А, хозяйка! – опередил его Юнас.

– Я слышала, что это вы ухаживаете за цветами, – сказал голос. – Как они там?

– Все в порядке, – ответил Давид.

– Ну и замечательно. А селандриан? Как он?

– Селандриан?..

– Большой цветок с сердцевидными листьями.

– А, этот! Я просто не знал, как он называется. На самом деле это единственный цветок, который чувствует себя не очень хорошо. Он увядает.

– А он на своем месте? Он должен быть на окне, выходящем на аллею. Рядом с напольными часами.

– Да, точно.

– В таком случае никуда его не переставляйте! И если будете обращаться с ним уважительно, он наверняка поправится.

– Я немного за него волновался, – сказал Давид.

– Не беспокойся, Давид, но ухаживай за ним как следует, и только сам. Дело в том, что этот цветок выбирает себе одного человека и привязывается к нему…

– Правда?

– Да, – в трубке замолчали, потом послышался легкий вздох. – Я не могу быть с ним. Я сейчас в столице и не могу приехать.

– Понятно, – ответил Давид, – мы постараемся.

– Спасибо, Давид. Тогда до свидания! Я еще позвоню.

Раздался небольшой щелчок, трубку повесили.

– Чего же она все-таки хотела? – спросила Анника.

Давид все еще держал трубку в руке; медленно повесив ее, он пошел к двери, Анника и Юнас за ним.

– Почему ты не отвечаешь, Давид?

Но Давид молча уставился перед собой. Они посмотрели в ту же сторону и увидели вот что: цветок на окне уже не казался поникшим. Листья поднялись и продолжали медленно подниматься все выше и выше. Они расправлялись, будто раскрывали свои объятья. Точно как во сне Давида.

Но самое странное, что все листья, все до одного, были повернуты так, словно указывали внутрь комнаты, в одну точку.

– Почему они не повернулись к свету? – спросила Анника. – Ведь обычно цветы тянутся к свету.

– Только не этот, – сказал Юнас.

– Он указывает на лестницу! – сообщил Давид. И не успели Давид и Анника опомниться, как Юнас помчался вверх по лестнице, задев по дороге медную банку, которая с грохотом покатилась вниз.

– Юнас, нам туда нельзя! – в отчаянии воскликнула Анника.

Она подбежала и подняла банку. Только бы не помялась! Анника внимательно ее осмотрела. К счастью, с банкой ничего не случилось. Но в ней что-то гремело. Анника сняла крышку. Внутри был ключ, а к нему привязана старая пожелтевшая бумажка с надписью, от какой двери ключ.

Анника прочла и побледнела.

– Покажи! – сказал Давид.

– Да, покажи! – попросил Юнас.

Анника молча протянула им ключ и заметила, что они тоже побледнели.

Большими красивыми буквами на клочке бумаги было выведено:

ЛЕТНЯЯ КОМНАТА.