Текст книги "Подъезд"

Выпей чару вина!

Зима. Мороз стоит трескучий. Мы с папой в Кривецком доме вдвоём. На улице пуржит, а в доме – тепло, жарко! Папа топил печь, дров не жалел. Теперь мы сидим – пьём чай. Кружка пятая, наверное, но хочется ещё. Под такой мороз, обжигающий чай, да с обсыпанной сахаром карамелькой – м-м-м…, милое дело. Смотрим чёрно-белый небольшой телевизор. Потихоньку начинают слипаться глаза.

– Сынуль, раздевайся и иди на кровать, – говорит мне папа, – а то, хочешь, полезай на лежанку, там ещё теплее!

– Не, пап, не хочу, там жарко!

Я начинаю раздеваться. Потом лёг под большое ватное одеяло на кровать с никелированными спинками. Пододвинулся к стенке – освободил место папе. Голову положил на белоснежную подушку и продолжил смотреть телек. А что ещё делать? Немного задремал, но… Чай-то, никуда не делся! После вечернего фильма по телеку крутили оперу, прима долго выводила соло. Я попытался опять заснуть, и потерпеть с «надобностями» до утра. Опять чуть «провалился». Тут папа добавил дров:

– Саш, ты в туалет хочешь? А то сходи, пока я дверь не крючок запер!

– Не хочу! – сквозь зубы ответил я.

«Терпение, терпение!» – успокаивал я себя, стараясь заснуть. Уж больно не хотелось вставать, одеваться, идти на эту пургу и морозить своё, нагретое чаем и печкой тело. Начинаю опять подрёмывать. Рядом ложиться папа, но телевизор не выключает. Дама в опере визжит как пила. Мой мочевой пузырь готов взорваться. Но – боец. Кремень!

– Саш, ты в туалет хочешь? – снова спросил папа, чувствуя, что я ворочаюсь от естественного желания.

– Пап, я сплю, – утверждаю я и убеждаю себя спать.

Папа начинает сам похрапывать, но телек включён. И тут оперная дива, как завоет: «Выпей чару вина, выпей чару вина!» Боясь уделать себя, кровать и папу, я с визгом: «А-а-а, хочу писать!», перескочил через заботливого родителя, быстро нацепил какие-то вещи, ломанулся в тёмные сени, сбивая пустые вёдра около лавки. И, впотьмах напяливая ватник, ринулся в пургу. Метель бушевала. Я стоял в снежной круговерти, превращая белый снежный наст в жёлтый, абсолютно счастливый.

Остаток ночи я провёл на горячей лежаночке.

Зацепка

В Кривце – июль. Нас оставили на попечение папы четверых ребятишек – все погодки от шести до девяти лет, все – родня. (И как взрослые управлялись раньше с таким количеством детей?) У папы – отпуск. Отпуск – адова работа. Обед приготовь, за скотиной посмотри, на огороде пополи, что-нибудь построй, убери, да ещё и за детьми уследи!

Чтобы не мешать папе «культурно отдыхать» мы пошли на речку ловить рыбу. Взяли ведро, пару удочек, старую консервную банку с червями (накопали после завтрака штук двадцать). Вышли за калитку. У мостика сосед – дядя Коля.

– А, Сашок с компанией, здравствуйте ребята!

– Здрасьте, дядь Коль! – дружно отрапортовали мы!

– Никак рыбу ловить собрались?

– Да!

– Поздновато вы!

– Да мы пока позавтракали, пока собрались – уже десять!

– А я вот домой собираюсь.

Мы, бросив удочки, кинулись к его ведру, глазеть на пойманную рыбу. Сестрёнка Оксанка стала вынимать рыбу за хвост и показывать младшей Лене. Рыба взбрыкнула и Лена в ужасе отбежала назад.

– Э, нет, девчонки, рыбу за хвост держать нельзя, а то улова не будет.

Оксана положила рыбину обратно в ведро. Лена застыла поодаль, боясь даже подойти. Мы с братом Лёшей стали пытать дядю Колю, как же забрасывать удочку. Показав на своей удочке пару приёмов, дядя Коля взялся за спиннинг. Отошёл на край мостика, смело бросая блесну в воду через себя. Мне показалось, что забрасывать удочку как спиннинг гораздо легче. Никаких тебе лишних движений с подачей тела вперёд, подбросом лески с грузилом и одновременным взмахом длинного удилища (руке-то трудно!). Откинул леску с наживкой назад, махнул удочкой вперёд и грузило само потянет леску в нужное место, да ещё и далеко-о-о! Ведь все начинающие рыбаки точно знают, чем дальше забросишь, тем больше рыба клюнет!

Из калитки вышла на берег тётя Лиза, дядя Колина жена.

– Данилыч, пошли завтракать! – ласково позвала она его.

– Иду! Ну всё ребятки, вы тут поаккуратнее. А отец-то где?

– Ой, дядя Коль, да в «подсарайке», чего-то возится, ответила Оксанка.

– Ладно, внимательнее смотрите, в воду не шлёпнитесь, с утра прохладно! Удачи!

– Спасибо, дядя Коль!

Он зашагал вверх к калитке. Мы размотали свои удочки. Начали забрасывать. Лёшка по-научному, а я по-простому.

Пара раз просвистевший мимо уха крючок с грузилом, насторожили брата. Он обиженно посмотрел на меня и сказал:

– Так и меня зацепить можешь, тебе же дядя Коля показал, как надо!

– Лёшь, так же проще! Вот, смотри! Лен, возьми грузило с леской, положи его повыше на пригорок.

Лена подбежала, отнесла грузило подальше, и сама встала там же, чтоб её не зацепило, зачарованно смотря, как я буду мастерски закидывать. Все пригнулись я махнул удочкой, но леска не полетела в воду, а зацепилась за траву на берегу. Оксанка было рванула к месту зацепа, но я её остановил.

– Стой, Оксан, это зацепка, трава. Я сейчас посильнее махну и всё нормально.

Я махнул сильнее, крючок, порвав траву, опять просвистев мимо Лёшкиного уха улетел в воду.

– Ну вот, видели класс!

– Да ну тебя, – сказал Лёшка, – так опасно, я пойду за иву, там, может, и клюёт получше. А здесь, дядя Коля всё выловил. Лен, пойдём со мной. Лёшкина родная сестра засеменила за братом. Они друг за другом перелезли через огромный столетний ствол ивы, лежащий перпендикулярно к реке. Ива, сломанная грозой, до сих пор покрывалась листвой на ветках, прикрывая обзор берега.

– Сань, ты только мне червей подавай, а то банка у тебя.

– Хорошо, вон Ксюша будет подавать, она не занята!

– Ладно! – согласилась Оксанка.

Я опять закидывал через себя, практически каждый раз борясь с травой и зацепками. У Лёшки клёв был шикарный, он меня опережал по счёту, ойкая каждый раз, когда подсекал рыбу.

Мне было жутко завидно. Сколько раз Оксанка передавала ему червей!!! Наконец-то клюнуло и у меня. Я подсёк, но рыба соскочила и леска улетела куда-то в бок. Надо было срочно кинуть леску в место поклёвки. Не пытаясь отыскать крючок, я махнул удилищем в сторону воды.

– Ой, – крикнул Лёшка.

«Опять поймал! Вот везёт!», – пронеслось в голове: «А у меня зацепка!».

Я ещё сильней дёрнул удилище.

– Ой, ай, а-а-а-а! – завопил Лёшка.

– Лёшь, чего-нибудь крупное поймал?

– Саня, ты дурак, не шевели удочкой, ты меня поймал!

Я ослабил натяжение положив удочку в сторону «зацепки». Лёшка стонал. Ленка плакала. Я полез через иву, следом за мной – Оксанка.

Это была страшная картина, окунёвый крупный крючок впился по самую головку в Лёшкину ногу, кровь уже накапливалась у ранки. Мне стало страшно за брата и что папа отругает нас. Лишь Оксанка была спокойна и побежала наверх за папиной помощь.

Папа прибежал просто стремглав. Ругаясь на нас за невнимательность, перекусил леску повёл нас домой. Потом посадил Лёшку на табурет, сказал дежурное: «Терпи казак, атаманом будешь», взял новое бритвенное лезвие «Нева» и, поливая рану на ноге перекисью водорода, стал взрезать участок кожи с застрявшим крючком.

Лёшка плакал, Ленку здесь же стошнило. Оксанка тоже стояла, с полных слёз глазами. Лишь я не плакал, понимая, что кара будет неизбежна. Операция прошла удачно. Странно, но папа меня даже не наказал, а только запретил нам в это день ходить на речку.

А ранка – зажила. Шрамик-полоска на его ноге напоминает нам о той истории, когда мы ходим с Лёшкой в баню. Такая зацепка из детства.

Как мы спасали Маринку

Маринка – она смешная! Смуглая – в дядю Володю, нелепая, постоянно с ней что-то происходит, а она от этого только заливается смехом. Все её приключения от безрассудной энергии, которая сметает всех и вся на своём пути. Ей очень хочется быть своей в нашем кругу, отсюда и ноги. И, даже в безобидных ситуациях, найдётся для неё какая-нибудь «заковыка».

Маринка, ни дня не может жить без животных. «Лижется» то с Динкой, то с её щенком Чуком. И..лошади – большая её любовь.

Одна лошадь имелась в Кривецком колхозе. Хозяйственная такая, крупная. Маринка пробралась к ней и хотела покормить, погладить, но та никак не давалась и отворачивала от неё свою морду. И тогда сестра решила, что с тылу подойти будет незаметнее. Она ещё не знала, что лошади прекрасно слышат.

Как только Маринка оказалась на убойной дистанции, лошадка, оттолкнув задние ноги от земли, взбрыкнула и звезданула прямо в Маринкин любопытный лоб. Не знаю, было ли сотрясение, но синячок у неё светился приличный. Впрочем, это не отвадило мою двоюродную сестрёнку от общения с животными. Это её мир!

Лето в Кривце катилось дальше. Иван-чай заполыхал у деревни на поле. Жарко. Мы гуляем детско-родственной компанией по дороге от деревни. Ближе к остановке (куда нам одним ходить строго было запрещено) располагалась вертолётная площадка и силосная яма.

Какому ж ребёнку не охота посмотреть на вертолётную площадку, а вдруг он прилетит, а с ним и волшебник, который покажет кино и подарит пятьсот эскимо? Мы же дети и верим в чудеса! Да просто посмотреть на эту железную стрекозу – уже чудо! Подошли ближе к силосной яме. Запашок ещё тот – перегнившей травы, бр-р-р-р. Бетонные плиты огораживают трёхметровую её глубину. У кого-то вырвалось:

– Кто дальше всех от ямы, то дурак!

– А-а-а, ты дурак!

– Нет, ты дурак!

Мы начали потихоньку приближаться к яме, боясь остаться в дураках и, в то же время, не свалиться в эту вонючую жижу (того и гляди, утопнешь). Но, эта затея быстро надоела, и мы продолжили путь к вертолётной площадке.

Попрыгав на одной ножке в классики, которые тут же начертили на бетонной плите мелом, написав несколько хороших и нехороших слов, решили отправиться к дому, но не по дороге, а через поле, наискосок.

Напротив дома, где мы жили, находился «прогон», через который, во времена оные, гоняли на поле пастись коров. Наш старший брат – Серёжка, говорил, что там и коровник стоял и что они с деревенской подружкой, Маринкой, самолично гоняли их туда. А потом с ней тайно целовались (прямо как жАних и невеста!). Ещё, он говорил, что двухэтажных домов в деревне было целых три штуки. И вообще, домов в деревне было гораздо больше!

«Ни домов, ни коровника, ну как ему верить? Заливает, как обычно, так и хочет „младшеньких“ подкузьмить! Не было никаких домов и нет!», – с такими мыслями я брёл в нашей компашке по полю, пока… пока мы не услышали крики: «Спасите, тону!»

– А где Маринка? – спросила Оксана.

– Да рядом с нами шла, чуть сзади! – ответила Лена.

– Куда она делась?

– Марин, ты где? – заорали мы.

– Я тут в колодце, помогите, я тону! – истошно кричала сестра.

На поле, кроме травы и цветов выше колена, никаких колодцев не наблюдалось, но Маринкин голос утробно вешал где-то рядом. Мы кинулись на её крик, и… чуть сами не попались в этот «мокрый капкан».

В плотном ряду травы, не видимый и с метра, вровень с землёй, зиял хищной пастью, изгнивший деревянный квадрат. В нём, цепляясь за осыпающийся сруб барахталась Маринка. Хорошо, что колодец чуть осел и до Маринкиных рук оставалось не больше метра.

– Держите меня втроём за ноги, а я полез! – сообразил первый Лёшка. Он был ростом выше чем мы и занимался лёгкой атлетикой.

Мы схватили его за ноги, Лёшка потянулся за Маринкой и обхватил её запястья. Сначала мы попробовали просто их вытащить, но не смогли.

– Марин, упирайся ногами в эти брёвна и шагай! А вы тяните, что есть силы!

Маринка стала карабкаться наверх, её ноги, то и дело, проскальзывали под осыпающимися брёвнами, мы потянули и… это сработало! «Мокрому капкану» достался только один Маринкин сапог. Никто не рискнул его выловить, страшно! Но все почувствовали облегчение – Маринка жива, хоть и мокрая, опять смеётся, показывая на один сапог на ноге.

Прошло несколько лет и Маринка опять топла! Как-то летом мы той же компанией пошли на рыбалку, в поисках лучшего места продвигались берегом, по высокой траве, по самому краешку. «Вжить, плюх!» Мы обернулись – Маринки нет. «Тону, тону!», – закричал знакомый голос из воды. Маринка барахталась под высоким берегом. Тонущий человек! Но тут вступила в дело Ленка.

– Марин, ты чего, дура? У тебя второй взрослый по плаванию!

Маринка захлопала глазами, явно смущённая:

– Ой, хи-хи!

Поставленным стилем, она доплыла до более пологого места, вылезла на берег и начала хохотать, рассказывая, как в шоке забыла, что умеет плавать!

Такая она – Ягодка Малинка!

Летний концерт

И откуда в нашей семье столько талантов? Рассказать стих или спеть песенку, частушку мог любой, но вот чтоб актёрствовать, лицедействовать, таких в нашей многочисленной родне не встречалось.

Так получилось, что в одну из летних суббот, родители привезли нас всех – «младшеньких» детей на дачу в Кривец. Вечером было решено приготовить шашлык. А поскольку в наших московских квартирах дети постоянно исполняли какие-то стихи и песни, возникла идея провести общий концерт вместе со взрослыми, по аналогии с концертами в пионерлагерях. Даже соорудили флагшток, чтобы поднять знамя нашего «дачного пионерлагеря».

Взрослые готовили стол, точнее, накрывали старую телегу, стоявшую в отдалении от дома на участке, под липками. На подходе к телеге, прям у дерева, в большом титановом баке сладко дурманила хмельная медовуха. Дядя Володя, не раз бывавший в кавказских республиках, жарил «правильный шашлык». Папа и дядя Саша, помогали ему нанизывать мясо на шампуры, заодно вели беседу и «ныряли» ковшиком в медовуху. Их жёны суетливо переносили от дома к телеге всякую снедь.

Папин младший брат Юра, натягивал проволоку между липками и делал занавес. Наши «старшие» брат и сестра – Серёжа и Аллочка, о чём-то беседовали, обсуждали свою наставшую пылкую юность. В общем, жизнь, отдых и работа кипела.

Только мы – «младшие» заговоршецки шушукались в подсарайке, обсуждая наши «номера». Лёша с Леной, побывавшие в спортивном лагере, видели там на концерте смешной номер – «Гномик», в исполнении двух актёров. Сложность номера заключалась в координации движений рук и ног, потому что «руки» были одного актёра, а ноги – другого. Решили, что весёлый персонаж будет рассказывать о жизни в пионерском лагере: подъём, умывание, зарядка и завтрак. «Гномика» оставили на финал «детской» части концерта, номер показался самым милым.

Дядя Саша пробил в рынду, висящую на подсарайке и крикнул: «Обедать!» Все устремились к телеге. Подняли флаг, открыв летний сезон в деревне. Мы обедали, а взрослые давали концерт. Мама показывала моду, выворачивая все вещи наизнанку, под конец выступления, дефилируя по траве в одной комбинашке. Дядя Володя рассказал смешную историю про незадачливого охотника, который перепутал свою собаку Цуцика с лисой. «А Цуцик со мной!», – в финале он похлопал себя по ноге. Занавес закрылся.

Теперь мы отправились концертировать и уступили место взрослым в зрительном зале у телеги. Я спел революционную и торжественную «Аврору», Оксанка показала гимнастические трюки – колесо, рондат фляк, походила на руках. Взрослые внимательно смотрели на свои отпрысков, гордясь их талантами. Вино и медовуха лилась рекой, день стоял чудесный и, в какой-то момент, «предки» немного захмелели. Брат Серёга прилёг у липки, сдвинув кепку на глаза, смотрел из-под неё на наши чудачества.

Мы закрыли занавес, готовился последний номер. Посадили невысокую Лену на деревянный стул, одели ей на руки короткие сапоги. Ноги прикрыли тёмной накидкой. На голову одели войлочную старую шляпу. Лёшка встал за стулом, протянул вперёд сестры свои долговязые руки. Мы натянули на них рукава короткой куртки так, что половина Лешкиных запястий осталась голой. Эта куртка, одетая обратной стороной, прикрывала Ленкин сценический секрет. Для большей убедительности, мы повязали поверх куртки на воротник пионерский галстук.

Посмотрели и чуть не «уделались» от смеха. Прикрывая руками рот и причинные места, стали приседать, чтоб успокоиться. Номер-то надо объявлять, а просто невозможно! Лена сцепила зубы, чтобы не рассмеяться. Сзади неё, глуша свой голос и прижимаясь к Ленкиной спине, трясся от смеха Лёшка.

– Гномик в пионерлагере! – не выдержав, выкрикнула Ленка и занавес открылся.

Тут началась «взрослая» истерика. Минут пять никто не мог остановиться. Актёры смеялись и нервничали, что не смогут показать «гномика» во всей красе. А уже было и не надо.

Наконец, перекрикивая смех, Лена выдала:

– Здравствуйте, я гномик, меня зовут Вася.

– Здравствуй, Вася, – вздыхая ответили взрослые, продолжая «конвульсивно» посмеиваться.

– Недавно я побывал в пионерском лагере, мне там очень понравилось, и я расскажу, что мы там делали. В восемь тридцать утра был подъём, нас будил горн, – продолжала Лена. Всё происходящее в рассказе «гномика», Лёшка показывал длиннющими руками.

– Потом, мы шли умываться и чистить зубы.

Лёшка попытался найти на ощупь лицо сестры и сделать характерное движение руками, но лицо сестры не находилось и Ленка подалась вперёд лицом к рукам брата, отчего шапка слезла ей на глаза. Народ повалился со смеху с лавки, а кто сидел на траве, теперь лежал на ней, не в силах поднять голову. Мы подсказывали брату, рыдая:

– Лёшка, шапка съехала, поправь!

Лёшка сделал неловкое движение, и шапка застыла на голове сестры, только очень криво. Лена, в гомерических слезах, продолжила:

– Я взял пасту, – сказала Лена. Брат изобразил «па» руками: «Намазал на щётку», – продолжила она.

Лёшка повиновался голосу сестры, как ему казалось, синхронно и чётко.

– Начал чистить зубы! – произнесла Лена. Долговязые руки актёра чистили зубы в сантиметрах двадцати над головой своей партнёрши. Повсюду слышались стоны. Сестрёнка начала нервно ёрзать на стуле.

– После умывания мы пошли на зарядку, делать упражнения. – Лёша вытянул руки вперёд, в стороны, затем опустил вниз.

– А потом мы побежали, – брат согнул руки в локтях, Лена затопала ногами (руками) в сапогах. Лёшкины согнутые руки были в два раза больше «гномичьих» ног. Эдакие два огромных маховика вращались рядом с малюсенькими ногуськами.

Серёга уже не сдерживал рыданий и просил остановить концерт, он стенал:

– Я больше не могу!

Смехоэпидемия перекинулась снова на актёров. Успокоившись, вошедшая в раж актриса, продолжила:

– После зарядки мы подняли флаг, – жест поднятия у брата был похож на доение коровы, – отдали пионерский салют, – Лёшка взмахнул рукой и чуть не снёс сестре голову, попав по шапке, которая окончательно слетела.

Над зрительным залом поселилась пугающая тишина. Все мы уже не могли смеяться, силы иссякли. Но это мелочи, для актёров, которые поймал свой кураж, свою синюю птицу.

– Потом наш отряд пришёл на завтрак. Нам дали кашу.

Мы вложили в Лёшкину руку тарелку с кашей, в другую дали ложку. Брат принялся кормить сестру, то и дело попадая ей в щёку, шею, в волосы, в глаза, но только не в рот. Вы когда-нибудь слышали ржание табуна лошадей? Это мы были табуном в этот день.

– А ещё я взяла на завтрак огурец, – сказала Алёнка.

Оксанка положила в Лёшкину руку половинку огурца и он, вместо Ленкиного рта, зарядил его ей в лоб. Тут уже не выдержала Ленка:

– Занавес, занавес, дураки, я сейчас, я сейчас обосс. сь! – завыла она.

Народ ползал по траве, не понимая, что происходит. Занавес опустить не успели, только Лёшка выпорхнул из Ленкиной куртки, и валялся в паре метров от стула, непрерывно смеясь и корчась от боли в животе.

Премьера удалась! Ленка сидела мокрая и счастливая на троне. Да-а-а, в этот день штаны сушили мы все!

С грехом пополам

В «насиженных» местах рыба перестала клевать. И мы с братом подумали, что хорошо бы отыскать место, про которое никто не знает, потому, что рыба там – не пуганная возросшим количеством деревенских рыбаков.

Отправились вдоль берега к месту под названием «песочек» – широкой отмели с песком и мелкими ракушками на крутом повороте Дубны.

Вдруг, в береговых зарослях ольшаника, мы услышали тревожное карканье вороны. Нам стало интересно, что же такое там происходит. Бросив удочки у крайних деревьев, мы стали пробираться к месту птичьей тревоги. И что странно, ворону не пугал треск, ломающихся под нашими сапогами сучьев.

Отогнув закрывающие обзор ветки, мы увидели интересную картину. Ворона, скакала по берегу под большим деревом, рядом с ней подпрыгивала огромная плотва, пытаясь, таким образом, попасть обратно в реку. Схватить её у вороны не получалось, но в то же время, она не давала рыбе «допрыгать» до воды, перекрывая ей путь крыльями и клювом.

Вороны не ловят рыбу. Точнее не умеют этого делать. Скорее всего, охотившаяся на рыбу чайка, сумела выудить рыбину из воды, и села на берег, чтобы ей полакомиться. Тут – то и налетела на «рыбака» эта бесцеремонная бандитка.

Мы с Лёшкой решили экспроприировать добычу у экспроприатора. Замахав руками отпугнули птицу от плотвы. Недовольная ворона, закаркала на нас и улетела на другой берег. А мы, нанизав крупную рыбину на кукан (тут же сорванная рогатая ветка для насадки рыбы), отправились дальше на поиски «клёвого» места.

Пройдя вдоль берега ещё метров двадцать, мы обнаружили малюсенький остров в реке, с невысоким ивняком, который раньше и не видели. Он был площадью всего лишь метр на метр, возвышался над водой сантиметров на сорок. Чтобы добраться до него надо было пройти по грудь в воде. Сильное течение вокруг него едва давало это сделать. Остров, как бы разрезая поток, образовывал небольшой спокойный участок с песчаным дном.

Мы, предварительно искупавшись, перешли вброд туда, и, с удивлением обнаружили на нём кем-то вбитую в землю цепь и кусок фанеры. Об этом острове явно кто-то знал, но не мы. В доказательство нашим домыслам, рядом, в прозрачной воде, мы увидели сетку-мерёжку. И, конечно же, её проверили, решив, что мы – пираты. В сетке оказался небольшой судачок и пара окуней (значит, место – клёвое).

– Давай ловить здесь, – предложил я брату.

– Давай! Только маловато оно для двоих, – засомневался Лёшка.

– Да ладно, уж как-нибудь. Аккуратнее будем удочки закидывать, чтоб не перепутать. Тем более, смотри, мы ещё ни одного червя не потратили, а рыбы – вон сколько! – я показал, на плавающий в воде кукан.

Ну всё было сегодня в нашу пользу, рыба сама шла к нам в руки. Мы и не задумывались, что два раза нечестно отобрали добычу у рыбаков (пусть даже и наглых). А когда было думать? Сразу, как мы закинули удочки, начался бешенный клёв. Мы и не заметили, как с востока на нас надвинулась иссиня-чёрная туча.

Сверкануло и громыхнуло со спины. Мы с Лёшкой переглянулись.

– Идём на берег, домой?

– Поздно. До дома не успеем, да и клёв ещё идёт, – не мог я унять в себе рыбацкую страсть, – ну, пройдёт ливень, ну посидим под дождём, тем более, грозы обычно короткие, пять минут и всё.

– Не охота, вроде высохли, а сейчас опять намокнем.

– Лёш, всё равно потом вводу лезть. Так и так мокрыми будем.

Мои доводы перевесили, и мы стали стоически дожидаться первых капель.

Что случилось потом, я помню до сих пор отчётливо. Сначала поднялся жуткий ветер, он гнал на наш островок водяную пыль и пыль с вспаханного поля. Мы прикрыли глаза, чтоб туда не попали песчинки. Потом всё начало озаряться белыми всполохами молний, небесная артиллерия проводила подготовку к наступлению и разверзлись хляби небесные. Просто шквал воды обрушился на наши грешные головы. В небесной канцелярии решили проучить вороватых рыбачков и смыть их с островка. Полуметровые волны накатывали на пятачок суши, вместе с течением перехлёстывая через него. Дождь буквально сёк наши головы.

Лёшка схватил, лежащую на земле, деревянную фанерку. Мы подняли её у себя над головой. Ветер изменил направление и начал закидывать капли – иголки со стороны, вонзая их в наши голые по пояс тела. Мы повернули нашу защиту против его направления. Но это не очень помогло, поскольку начался просто шквал. Нас просто сдувало с острова. Вода пенилась, всё громыхало, молнии били рядом в берег.

– А-а-а-а-а-а! – истошно орали мы с Лёшкой, понимая, что конец неизбежен.

Нам показалось, что вселенский потоп длится вечность, как вдруг всё стихло. Дождик еле капал. Выглянуло солнце.

Обратно на берег переходили уже по шею в воде, потрясённые пережитым. Но улов, добытый с грехом пополам, не бросили.

А этот остров, через несколько лет, всё-таки смыло.