Текст книги "Династии. Как устроена власть в современных арабских монархиях"

Мальчик переехал к наставнику в британское графство Кент. Он жил в доме викария, учился по индивидуальному плану и катался на велосипеде – хотя не понимал, почему должен сторониться пешеходов, а не наоборот. Сперва принца пугало отсутствие чернокожих слуг – в Багдаде они спали в коридорах монаршей резиденции и вскакивали по первому зову. Но Гази быстро привык к новой стране. Вскоре он потребовал автомобиль – и Фейсал предоставил сыну машину с шофером.

Несмотря на подготовку, обучение в Хэрроу стало для Гази самым болезненным периодом в жизни. Переход от королевского двора, где мальчик был всеобщим любимцем, к иностранному пансиону, где на него смотрели косо, оказался сложным и неприятным. Заметив, что принцу трудно общаться с ровесниками, руководство Хэрроу поселило его не в кампус, а в домик младшего воспитателя. Гази испытывал сильный стресс и не мог сосредоточиться на учебе. Он спал в фуражке британского пилота, подаренной Сэмюэлем Хором, и носил беруши, из-за которых не слышал, что творится вокруг. На вопрос, зачем они ему, принц неизменно отвечал: «Чтобы в мои уши не забрались джинны».

В каком-то смысле этот арабский юноша был на голову выше европейских сверстников. Он унаследовал от отца природный шарм и лидерские качества, увлекся автомобилями и самолетами. Однако Гази не мог и не хотел конкурировать с другими студентами в учебе – кроме того, он считал это недостойным наследника престола. Принц никогда не забывал, что в его жилах течет кровь пророков и королей, – но, в то же время, чувствовал себя изгоем.

Пребывание Гази в Лондоне не принесло желаемых результатов. Фейсал досрочно забрал сына в Багдад, сославшись на то, что мальчику не подходит английский климат. Покидая Хэрроу, будущий монарх пообещал воспитателю завоевать Великобританию и сжечь ненавистную школу.

При других обстоятельствах принцу пришлось бы подчиниться школьной администрации, но его отец всё продумал. Гази должен был возглавить суверенное Королевство Ирак, не контролируемое Великобританией. Повзрослев, сын Фейсала превратился бы в просвещенного монарха, но в глубине души остался необузданным восточным деспотом – очень полезное качество на случай бунта. Такой сценарий гарантировал Гази долгое и счастливое правление.

Именно в интересах династии Фейсал и приступил к реализации своего плана. Сперва он хотел обрести поддержку арабских националистов, племенных шейхов и богатых землевладельцев. Далее король собирался доказать англичанам, что Ирак готов к суверенитету – этого можно было достичь путем переговоров, подкрепив слова «случайной» демонстрацией народной солидарности.

Однако, с точки зрения иракской знати, члены национально-освободительного движения были маргиналами и преступниками. За плечами у каждого из них имелось темное прошлое: незаконная деятельность, членство в запрещенных организациях, убийства турок и – когда это было выгодно – британцев. Но националисты не боялись перемен. Фейсал, осознававший необходимость реформ в Ираке, не мог игнорировать националистические группировки. Более того – он делал на них ставку.

Между тем респектабельные иракцы активно жаловались на националистов. Монарх и ведущие английские чиновники успокаивали жалобщиков, вежливо объясняя им, что не стоит беспокоиться. Раздраженные шейхи возвращались к своим племенам и выплескивали ярость, организуя нападения на полицейских и сборщиков налогов.

Дело осложнялось тем, что шейхов было невозможно призвать к ответу. Британский дипломат Джеральд де Гори приводит типичную историю, рассказанную ему неким английским коммерсантом. Тот приехал в Багдад по делам и остановился в отеле на улице Мода (ныне улица Ар-Рашид). Человек, занимавший номер над ним, громко топал и мешал спать. Предприниматель обратился к управляющему. Выяснилось, что шумный гость – член могущественной семьи Аль Саадун с юга Ирака. Управляющий сказал, что ничего нельзя поделать: шейх слишком влиятелен, и попросить его вести себя потише равносильно оскорблению. Позже англичанин узнал, что этот шейх застрелил иракского министра Абдаллу аль-Сану – и, встревоженный, метался по комнате в ночь после убийства.

Абдалла аль-Сана являлся сыном раба, ранее принадлежавшего династии Аль Саадун. Юноша получил образование, сделал карьеру и женился на дочери бывших хозяев – причем с одобрения Фейсала. Но семья Аль Саадун сочла этот брак бесчестием, которое смывалось только кровью. Суд приговорил шейха-убийцу к тюремному заключению, однако вскоре его освободили.

Убийство аль-Саны было отнюдь не единственным скандалом в правительстве. Министры и их партии интриговали друг против друга – и Фейсал решил чаще менять состав правительства. За 12 лет его правления (1921–1933) в Ираке сменилось 15 кабинетов министров – девять из них возглавляли представители богатых иракских семей, а шесть – соратники короля и арабские националисты. Фейсал старался угодить всем – и тем самым получить максимальную власть. Он постепенно подчинял своей воле военных, политиков и племенных вождей. Хашимит умело играл на их тщеславии, жадности и личных амбициях.

Монарх добился небывалых результатов. Отныне во дворце с раннего утра толпились люди. Важных посетителей допускали к Фейсалу в первую очередь, остальные терпеливо ждали. Впрочем, никто не жаловался: всем визитерам, независимо от их статуса, предлагали чай и ароматные позолоченные сигареты. Королевская резиденция становилась настоящим центром силы.

Особые знаки внимания оказывались бедуинским шейхам из Аравии, Трансиордании и пустынных районов Сирии. Люди Фейсала встречали их в пути, угощали кофе и сопровождали до Багдада. С августа 1924 года – когда его отец Хусейн отрекся от престола – Фейсал считал себя амиром Мекки и не собирался порывать с бедуинами. Будучи уроженцем Хиджаза, он пытался всячески укрепить отношения с вождями кочевых племен. Монарх щедро одаривал шейхов дорогой одеждой, оружием и деньгами.

Таким образом, изо дня в день, из года в год Фейсал справлялся с невероятно трудной задачей. Он руководил государством, не имевшим ни промышленности, ни суверенитета. По мере того, как укреплялись позиции короля, ужесточалась и внутренняя политика Ирака. Правительство уже собиралось разоружить племена на юге страны. Это были в основном шииты – крайне консервативные и суеверные. Их религиозный фанатизм наиболее ярко проявлялся в мухаррам[28]28
  Мухаррам – первый месяц мусульманского календаря.


[Закрыть], когда начинались траурные мистерии Ашуры. Ашура – это день памяти имама Хусейна (626–680), почитаемого шиитами внука пророка Мухаммеда. Хусейн погиб в VII веке в сражении при Кербеле, его армию разгромил омейядский халиф Язид I. Скорбя по Хусейну, шииты истязали себя – резали, били плетьми и цепями. Некоторые умирали от ран и кровотечения. Также в мухаррам проводились уличные представления, где актеры изображали битву при Кербеле. Главным антагонистом в спектаклях был Язид I. После установления мандатной системы его роль исполнял актер, одетый в британскую военную форму.

Понимая опасность этих мероприятий, кабинет министров ежегодно урезал их продолжительность. Но зловещие церемонии не теряли своей популярности. Вместе с тем, шииты принципиально не участвовали в государственных праздниках – даже жители багдадского района Аль-Кадимия упорно игнорировали официальные мероприятия.

В Багдаде вообще было небезопасно. В 1920-х годах криминальная ситуация ухудшилась – иногда количество убитых превышало сотню в неделю. Особое место занимали «убийства чести», когда отцы, братья и дядья лишали жизни своих дочерей, сестер и племянниц за «недостойное поведение». Жертве вырезали половые органы и ночью выбрасывали труп на улицу. Под «недостойным поведением» подразумевались не только внебрачные сексуальные связи, но также любое общение с мужчинами, посещение ресторанов, танцы. Придя в Месопотамию, англичане разрешили арабкам вести светскую жизнь, но не обеспечили их безопасность. Это спровоцировало резкий рост «убийств чести».

Гуманизм в западном понимании оставался непостижимым для подданных Фейсала. Британцы хотели отменить телесные наказания – но иракцы считали штраф и тюремное заключение постыдными. Нарушители предпочитали быть избитыми, нежели расстаться с деньгами или провести какое-то время за решеткой. Жестокость телесных наказаний никого не смущала. Так, в 1924 году в багдадском гарнизоне высекли сержанта, который опоздал на построение. Затем, по традиции, сержант поцеловал руку полковнику – в знак повиновения – и умер в лазарете. Гертруда Белл отправила полковника под трибунал, но его оправдали.

Мечты Фейсала о вестернизации таяли на глазах. Монарх намеревался превратить Ирак в конституционную монархию наподобие Великобритании – но эта идея оказалась утопичной. Хашимит был вынужден играть роль не просвещенного европейского государя, но типичного арабского правителя. Однажды во дворец пришел некий багдадец. Он принес жалобу на начальника полиции, которого обвинял в жестоком обращении с заключенными. Фейсал порвал жалобу и сказал посетителю: «Я забрал у тебя бесполезный лист бумаги и взамен дам другой, гораздо более полезный». После этого король протянул своему подданному английскую пятифунтовую купюру.

Разочаровавшись в своих мечтах, Фейсал ощутил полный упадок сил. Худой и бледный, он выглядел так, будто страдает от неизлечимой болезни. Короля регулярно обследовали лучшие лондонские врачи, но им не удавалось поставить Хашимиту мало-мальски серьезный диагноз. В 1927 году английский медик Клиффорд Добелл обнаружил у Фейсала амебиаз – хроническую кишечную инфекцию. Услышав вердикт Добелла, царственный пациент торжественно произнес: «О, не говорите, что я умираю. Я должен так много сделать для своей страны».

Реакция Фейсала выглядела театральной, но он действительно сильно уставал. Запутанная арабская политика довела до самоубийства премьер-министра Абда аль-Мухсина ас-Саадуна. Он застрелился весной 1929 года, измученный попытками угодить одновременно королю, англичанам, багдадским националистам и иракским политикам. Генерал Гилберт Клейтон – экс-глава Арабского бюро, сменивший Генри Доббса на посту верховного комиссара Месопотамии, – скончался в сентябре 1929 года от сердечного приступа.

Впрочем, арабы знали, что империи рождаются и умирают – а значит, англичане с французами рано или поздно уйдут. Фейсал верил в свою счастливую звезду и готовился стать королем суверенного государства. Ираку надлежало установить хорошие отношения с соседями – Турцией, Сирией, Ираном, а также королевством Неджда и Хиджаза. С Трансиорданией – вотчиной Абдаллы – проблем не возникало. С шиитским Ираном Фейсал не конфликтовал. Сирия находилась под контролем Франции, и после катастрофы 1920 года Хашимиты, казалось, больше не претендовали на престол в Дамаске. Турция была всецело поглощена прогрессивными реформами. Беспокойство вызывало только королевство Неджда и Хиджаза. Ситуация, сложившаяся там, напоминала нарыв, который должен был лопнуть, залив Ближний Восток гноем и кровью.

Ибн Сауд считался хозяином Аравийского полуострова. Однако в 1927 году он повторял судьбу предков, амиров Неджда XVIII–XIX веков – те сначала поощряли ваххабитов, а потом не знали, как с ними справиться.

По словам английского генерала Джона Глабба, после изгнания Хашимитов из Хиджаза ихваны «были отравлены собственным могуществом». Они составляли основу саудовского войска и знали, что именно их боевая мощь сделала Ибн Сауда великим. Опьянев от побед, ваххабиты жаждали расширить свое государство за счет британских мандатных территорий – Трансиордании и Ирака, а также протектората Кувейт. Ваххабитские отряды совершали регулярные набеги на указанные территории. Пик набегов на Трансиорданию пришелся на 1922–1924 годы, на Месопотамию – на 1927 год.

Ихванские рейды в государство Абдаллы сперва протекали в формате стычек между небольшими бедуинскими отрядами. Но в августе 1924 года 4500 ваххабитов двинулись на Амман – и попали под английский авиаобстрел. На этом попытки ихванов захватить Трансиорданию прекратились.

Ситуация в Месопотамии складывалась иначе. Ваххабиты убивали иракских крестьян, угоняли скот и сжигали деревни. Британские ВВС направили несколько самолетов к саудовско-иракской границе – в район города Эль-Бусайя. Там же разместили воинские подразделения и построили форт.

5 ноября 1927 года ихваны вырезали гарнизон Эль-Бусайи. Фейсал понял, что обороняться бесполезно. В гавань кувейтской столицы вошли английские корабли, а в пригородах приземлились английские самолеты. Британцы решили использовать Кувейт как базу для атак на ихванов. Лондон предупредил Ибн Сауда, что ему пора усмирить ваххабитов – либо приготовиться к войне.

Ибн Сауд не собирался ссориться с англичанами. К тому же он еще не реализовал свой план объединения Аравии. Амир мечтал создать великое исламское государство с центром в Эр-Рияде. Это было целью всей его жизни – но громкие победы над Рашидитами и Хашимитами не дались Ибн Сауду легко. Король не хотел вступать в заведомо проигрышную войну с Великобританией. Поэтому он запретил ихванам совершать набеги на Ирак, Трансиорданию и Кувейт.

Ихваны впали в ярость. Они искренне верили, что освобождают исконно мусульманские земли от британской оккупации и очищают ислам от врагов Аллаха – вероотступников, коими были все, кто не разделял идеи ваххабизма. Ирак, в понимании ихванов, представлял собой греховную страну, где правил ненавистный Хашимит, а простые люди развратничали и пользовались западными изобретениями. По мнению ваххабитов, борьба с иракскими ренегатами – вдобавок, находившимися под защитой англичан – являлась священной обязанностью каждого мусульманина. Ибн Сауда обвинили в нежелании сражаться с врагами Аллаха. Ихваны утверждали, что король предал ислам и самого Всевышнего.

В декабре 1928 года ихваны взбунтовались. Ибн Сауд попросил англичан о помощи в подавлении мятежа. Аравийские улемы благословили его на уничтожение повстанцев. Большинство жителей Хиджаза и Неджда поддержало амира – и он набрал из их числа первую регулярную саудовскую армию. Ихваны опрометчиво назвали ее воинов «толстыми горожанами, которые спят на толстых матрасах».

Первая крупная битва между ихванами и сторонниками короля произошла 30–31 марта 1929 года при Сабилле. Она была последним в истории значительным сражением, где участвовали всадники на верблюдах, вооруженные саблями и винтовками. Британцы расстреливали их из пулеметов. Сабилла осталась в памяти народов Аравии как кровавая мясорубка, где у мятежников не было ни малейшего шанса на спасение. Ибн Сауд лично возглавил отряд, который преследовал и добивал ихванов, бежавших с поля брани.

Разгромив врагов, Ибн Сауд утвердился в качестве главной политической фигуры на Аравийском полуострове. Прочим амирам – в том числе Хашимитам – пришлось с этим смириться. В феврале 1930 года британцы организовали встречу Фейсала и Ибн Сауда на корабле «Lupin» в Персидском заливе.

Переговоры протекали очень тяжело. Короли осыпали друг друга проклятиями и упреками. Минуло всего пять лет с того дня, как Саудиты захватили Хиджаз. Фейсал не мог простить Ибн Сауду ни потерю Западной Аравии, ни разгром под Турабой, ни то, что его отца Хусейна сослали на Кипр. Хашимиты возглавляли Мекку с XI века, их господство казалось вечным и незыблемым – но Ибн Сауд всё разрушил. Именно он, молодой и дерзкий амир, нанес древней шарифской династии смертельную рану, лишил ее законных владений, обрек Фейсала и его братьев на жестокую борьбу за право занять хоть какой-нибудь арабский престол. Когда король Ирака думал об этом, его кулаки сжимались от гнева.

Но Фейсал не получил бы почетное прозвище «отец Ирака», если бы позволял эмоциям управлять собой. Будучи дальновидным политиком, он понимал, что суровая реальность гораздо важнее его оскорбленных чувств. Ибн Сауд придерживался аналогичного мнения. Наконец, оба монарха – еще вчера заклятые враги – сделали вид, что позабыли все обиды. Спустя несколько недель они подписали договор о дружбе и добрососедстве. Через два года после встречи на борту «Lupin» Ибн Сауд завершил объединение Аравии. 23 сентября 1932 года он провозгласил новое государство – Королевство Саудовская Аравия. Фейсал же продолжал втайне надеяться на слияние Ирака и Сирии. Грезы об огромном арабском королевстве со столицей в Дамаске не покидали Хашимита.

Летом 1931 года Фейсала постигла семейная трагедия: скончался его отец Хусейн. Бывший шариф Мекки давно не общался с сыновьями. Он считал Абдаллу неудачником, Фейсала – выскочкой, Зейда – трусом, а Али – предателем. Пока Ибн Сауд безраздельно правил Аравией, Хусейн угасал в ссылке на Кипре. Весной 1931 года старик перенес инсульт, и Хашимиты перевезли его в Амман к Абдалле. К тому времени рассудок Хусейна уже помутился: увидев собственных детей, он принял их за убийц, подосланных Саудитами.

75-летний Хусейн умер 4 июня 1931 года в окружении родственников. Умер озлобленным и непоколебимым. «Несмотря на недостатки, – пишет ливанский историк Джордж Хабиб Антониус, – он обладал такой силой духа и целостностью характера, которая свидетельствует о величии; и если моральная ценность человека компенсирует его неудачи, то Хусейн заслуживает нашего восхищения».

Прямой наследник и старший сын Хусейна, Али, жил в Багдаде – после того, как в декабре 1925 года англичане эвакуировали его из Хиджаза. Фейсал радостно принял брата с детьми – сыном Абд аль-Илахом и дочерью Алией. По воспоминаниям де Гори, Али походил на робкого сельского учителя, который очутился в мегаполисе и был сбит с толку городской суетой. Последний король Хиджаза ценил спокойствие и уединение. Вежливый, тихий и болезненный, он больше всего любил читать газеты и слушать радио.

Али пережил отца на четыре года.

Впрочем, семейные драмы не отвлекали Фейсала от дел. 30 июня 1930 года в Лондоне был заключен долгожданный англо-иракский договор «О дружбе и союзе». Он предусматривал отмену мандата, официально признавал независимость хашимитского королевства – и вступал в силу в октябре 1932 года, после принятия Ирака в Лигу Наций.

Воодушевленный Фейсал готовился возглавить суверенное государство – и предстать перед миром во всем своем великолепии. В сентябре 1932 года, отправляясь к британскому монарху Георгу V, Хашимит много шутил и смеялся. Обаятельный, успешный король, освободивший арабскую страну от западного влияния, – Фейсал хотел, чтобы его запомнили именно таким.

Однако Лига Наций задалась важным вопросом: а сможет ли независимый Ирак обеспечить безопасность меньшинств? В первую очередь речь шла об ассирийцах. Опасения международного сообщества не были беспочвенными. У их истоков стоял иракский полковник Бакр Сидки – курд по национальности. Джеральд де Гори описывает его как «необычайно непривлекательного» мужчину с чувственными губами и грубыми, зверскими чертами лица. Де Гори сразу же разглядел в этом человеке преступника.

Фейсал и Сидки сблизились еще в 1910-х годах – оба мечтали о Великой Сирии. Офицер решил стать незаменимым для своего царственного друга – а для этого следовало быть профессионалом. Сидки окончил британскую школу Генерального штаба и начал преподавать в Багдадском штабном училище. Он пользовался непререкаемым авторитетом в армии. И, подобно многим иракским военным, Бакр Сидки ненавидел ассирийцев.

В первой половине XX века ассирийцы были в Ираке чужаками. Большинство из них покинуло Месопотамию после падения Ура – около 2000 года до н. э. Те, кто остались, населяли горный район Хаккяри на юго-востоке современной Турции. Отдельные ассирийские общины проживали к западу от озера Ван и на севере Междуречья. Ассирийцы исповедовали христианство. Церковь возглавлял патриарх-католикос – как правило, из рода Мар-Шимун.

На протяжении веков ассирийцы грезили о собственном государстве – в масштабах всей Месопотамии и соседних регионов (Вана, Диярбакыра, Алеппо, Мосула, Урмии и др.). Неудивительно, что они восприняли Первую мировую войну как шанс воплотить свои планы в жизнь. Католикос-патриарх Мар-Шимун XIX Беньямин надеялся на поддержку России. Являясь османским подданным, он объявил Порте войну от имени Хаккяри. К тому же Лондон обещал помочь ассирийцам, если они окажут сопротивление туркам.

Ассирийцы несколько лет сражались с турецкими и курдскими отрядами, но в 1917 году Российская империя рухнула. Весной 1918 года Мар-Шимуна XIX застрелили курды. В итоге ассирийцы не получили от Великобритании ровным счетом ничего – даже права голоса на Парижской мирной конференции. Международное сообщество игнорировало просьбы о создании Ассирии. При этом самый скромный вариант, разработанный ассирийскими националистами, предполагал, что их государство раскинется от Евфрата на западе до Армении на востоке, от Тикрита на юге до Диярбакыра на севере. Если бы эти мечты сбылись, то Саддам Хусейн родился бы в Ассирии.[29]29
  Саддам Хусейн родился в деревне Аль-Ауджа, в 13 км к югу от Тикрита.


[Закрыть]

В реальности указанные территории были включены в состав Ирака, Сирии и Турции. Запад считал ассирийцев глупцами, курды – врагами, а турки – предателями. Наконец, британцы поселили ассирийцев в Северной Месопотамии – близ Мосула, напротив которого в древности находилась ассирийская столица Ниневия. Годы шли – но курды и арабы помнили, что ассирийцы претендовали на их земли. Такое никогда не забывается.

Все это объясняет ненависть курда Бакра Сидки к ассирийцам – а также озабоченность Лиги Наций безопасностью ассирийских общин. Тем не менее, 3 октября 1932 года британский мандат был отменен. У королевства Фейсала появился главный национальный праздник – День независимости (3 октября), который отмечается и поныне. Фрэнсис Хамфрис – последний верховный комиссар Месопотамии – стал первым английским послом в Ираке.

Впрочем, Лондон по-прежнему контролировал Междуречье. Англичане сохранили военные базы в Эль-Хаббании и Шуайбе. Кроме того, они могли консультировать Багдад по вопросам внешней политики. Британцы не собирались уходить из Месопотамии – ведь она обладала внушительными запасами нефти, которые разрабатывала английская фирма «Iraq Petroleum Company».

И все же отмена мандата и членство в Лиге Наций стали для Ирака большим успехом. Он впервые заявил о себе в статусе формально суверенного государства. Но опасения Лиги Наций насчет ассирийцев оправдались: в августе 1933 года на севере Междуречья пролилась кровь.

Все началось с того, что иракские власти решили расселить ассирийцев по всей стране, дабы разрушить очаг их проживания возле Мосула. Ассирийцы усмотрели в этом угрозу сохранению своей национальной идентичности. Они обратились к французскому правительству с просьбой предоставить им убежище в соседней Сирии. Но Париж молчал – и в июле 1933 года тысяча ассирийцев пересекла иракосирийскую границу. 27 июля они узнали, что Франция им отказала, и в августе вернулись в Ирак, где столкнулись с королевскими войсками. Ассирийцы приняли бой и за 2 дня (4–5 августа) нанесли арабам большие потери.

Позор иракской армии спровоцировал антиассирийскую истерию. Правительство бросило лозунг «Отечество в опасности!». Арабские националисты яростно призывали к «священной борьбе против захватчиков и агрессоров». Ассирийские деревни на севере Ирака были окружены войсками под командованием Бакра Сидки – и там началось массовое истребление мирных жителей. Самым известным эпизодом этой трагедии стала резня в Сумайиле 7 августа. В уничтожении ассирийцев активно участвовали курды и бедуины. По слухам, Багдад платил им за каждого убитого ассирийца. Позже власти торжественно назвали эту бойню «спасением Отечества» и «славной победой иракского оружия».

Авторитет Бакра Сидки упрочился. Вместе с ним на первый план выдвинулся амбициозный министр внутренних дел Хикмет Сулейман. Именно он отправил войска в Северную Месопотамию – усмирять ассирийцев.

В августе 1933 года Бакр Сидки и Хикмет Сулейман превратились в национальных героев. Сидки повысили до звания бригадного генерала. Фрэнсис Хамфрис в то время ловил рыбу в Скандинавии, а Фейсал отдыхал в Швейцарии.

Поездка в Швейцарию была для Фейсала жизненной необходимостью: после вступления Ирака в Лигу Наций его здоровье ухудшилось. Короля встревожили телеграммы из Багдада, и он решил вернуться – вопреки советам врачей, считавших, что августовский зной Междуречья губителен для царственного пациента. Сам пациент нервничал так, что почти не спал – по ночам он пил кофе и курил. Фейсал даже хотел отречься от престола, но здравый смысл подсказал ему дождаться встречи с Хамфрисом. Хамфрис прибыл из Скандинавии 23 августа и заявил, что ничего страшного не произошло: все правительства ошибаются, а Великобритания и дальше будет помогать Ираку.

Слова дипломата нисколько не утешили Фейсала. Монарх приехал в Багдад в разгар празднования «победы» над ассирийцами – и вдруг понял, что все это случилось без него. Бакра Сидки и Хикмета Сулеймана чествовали, солдат, вернувшихся из Сумайиля, осыпали цветами – а о короле забыли, словно его и не существовало. Фейсал чувствовал себя слабым и ненужным. 2 сентября он снова улетел в Швейцарию. Командир британских ВВС – последний человек, с которым Фейсал говорил в Ираке – вспоминал, что король искренне поблагодарил его за верную службу. Это была не вежливость. Это было прощание.

8 сентября 50-летний Фейсал скончался в Берне от сердечной недостаточности. Усопшего доставили на английском корабле в Хайфу. Там гроб погрузили на самолет и отправили в Багдад.[30]30
  Впоследствии в Хайфе была возведена мемориальная колонна. На ней две надписи. Первая гласит: «В память о трансфере тела Его Величества, великого правителя арабов, короля Фейсала I». Вторая надпись – это высказывание Фейсала: «Свободу не дают и не берут, свобода народа находится в его собственных руках».


[Закрыть] Столичные улицы наводнили тысячи иракцев. Самая большая толпа собралась в аэропорту. Когда самолет с телом Фейсала приземлился, люди завопили от горя – и их душераздирающие крики эхом прокатились по всему городу.

Фейсал был не просто монархом. Он являлся членом древней династии Хашимитов, потомком пророка Мухаммеда и героем Великого арабского восстания – который, вопреки всему, добился для своего королевства хоть и формальной, но – независимости. Ошибки и неудачи Фейсала уже никто не вспоминал – ибо благодаря ему Ирак стал первым суверенным арабским государством послевоенного мира. Поэтому в сентябре 1933 года все иракцы – от багдадской элиты до нищих крестьян из глухих деревень – горевали, не стыдясь своих слез. Месопотамия оплакивала короля Фейсала I – человека, подарившего ей будущее.