Текст книги "Варавва. В кругу Иисуса Христа (сборник)"

Теряя разум, множество испуганных людей носились в темноте, натыкаясь друг на друга, плача и неистово крича, проклиная и молясь. Паника охватила даже самых храбрых и стойких.

Варавва был там, где его оставила Юдифь. Холодный пот градом катился по его спине. Он ощущал не просто страх, а ужас. Неизгладимая вина лежала на всем человечестве, и она была причиной происходящего.

Удалось ли Юдифи спастись, или она сорвалась в полыхающую расселину?

Он громко позвал:

– Юдифь!

Ответа не было.

Тогда он побрел наугад, надеясь, что возвращается туда, где страдал Праведник, умирающий вместо него, грешника Вараввы. Не пройдя и нескольких шагов, он споткнулся о лежащего на земле человека.

– Осторожно, кто бы ты ни был – не поранься о мой меч! – предупредил глухой голос.

– Как твое имя, друг? – спросил Варавва и услышал:

– Центурион Петроний зовут меня.

Варавва вздрогнул и с замиранием сердца спросил:

– Скажи, Назарянин умер?

Петроний ответил:

– Пока меня не поразила молния, Он еще дышал и страдал, а теперь не знаю…

Подняв к небу руки, Варавва робко произнес:

– Где Ты, Умирающий вместо меня?

И замер, надеясь услышать какой-нибудь звук, вселяющий надежду на то, что Распятый Праведник жив.

Его слух уловил тихое рыдание, и ему показалось, что это плачет Пророк.

– Откликнись, Святая израненная душа! – сказал бывший преступник, сердце которого рвалось от боли.

Печальный вздох раздался в темноте.

– Где Ты? – забеспокоился Варавва. – Я не могу найти Тебя! Мрак покрывает мир, и я, великий грешник, в нем потерян, но сердце мое рыдает вместе с Тобой!

Он упал на колени, и слезы хлынули из его глаз.

Дрожащая женская рука коснулась его ладони.

– Тише! Успокойся и молись, страдающий грешник! Будь твои прегрешения многочисленны, как песчинки в пустыне, твои слезы их искупят! Не бойся! Мрак скоро исчезнет и засияет свет!

– Если это так, – благодарно сказал Варавва невидимой собеседнице, – почему в твоем голосе слезы?

– Я плачу над злом, причиненным Воплощению Величайшей Любви, – ответил кроткий, мелодичный голос, и Варавва догадался, кому он принадлежит.

Рядом с Матерью Иисуса Варавва уже не чувствовал себя одиноким. Но горе терзало его сердце.

Зачем ему жить? Он был изгоем в обществе! Вспоминая свои грехи, он ужаснулся количеству зла, гнездившемуся в нем. Слепая страсть к Юдифи казалась самым тяжким из всех его преступлений. Из-за нее он потерял честь и сделался извергом даже в собственных глазах. С того времени, когда его привели к Пилату, и до настоящей минуты прошла целая вечность, богатая событиями души и совести, которые в глазах Бога более значительны, чем истории государств! Народ освободил его, вора и мошенника; народ приветствовал его радостными криками… Но что значит восторг толпы перед сознанием бесконечной вины за свои грехи?! Свинцовым грузом висли они на бессмертном духе, рвущемся к совершенству.

Стоя на коленях, Варавва молился о наступлении смерти – такая жизнь ему была не нужна.

Вдруг ему почудился слабый свет. Медленно распространяясь вокруг величавой фигуры женщины с кротким лицом, обращенным в сторону невидимого креста, свет отвоевывал власть у тьмы. Расширяя свои владения, он достиг надписи «Иисус Назорей – Царь Иудейский» и озарил Божественный лик Распятого. Отвращение от греха мира, жалость и любовь ко всем его существам, неизменное желание все простить людям и дать надежду рая – все эти великие чувства отражались на бледных чертах Сына Божия, вознесенного на древо.

Скоро целые потоки света хлынули на Голгофу, обнаружив странную картину. Все находящиеся на холме люди оказались на коленях перед распятым Христом, их лица были повернуты к Нему. Испуганные, беспокойные, отчаявшиеся, они все как один обратились к Единственному их Спасителю.

Как только опасность миновала и смерть уже не казалась неизбежной, к недавно удрученным, поверженным в прах людям вернулось прежнее настроение. И вот вновь послышались крики, гомон.

Варавва не принимал участия в ликовании. Он снова увидел Магдалину, в глубокой печали распростершуюся у подножия креста. Душа Вараввы затосковала от сравнения двух женщин. Юдифь Искариот – прекрасная, гордая аристократка, грешная, но скрывающая свои грехи, и раскаявшаяся блудница Мария Магдалина, не менее прекрасная, но убитая горем, презираемая людьми… Кто из них заслуживает более сурового приговора? Да и вправе ли люди, каждый из которых тоже не без греха, судить кого бы то ни было?

Магдалина подняла заплаканные глаза и посмотрела на Варавву. Губы ее дрожали, словно на них трепетало какое-то невысказанное слово. Затем, пряча лицо под покрывалом, она пала ниц рядом с Матерью Иисуса.

Безмерно скорбный, но ясный голос произнес:

– Или, Или! Лама савахфани?[2]2
  Боже мой, Боже мой! Для чего Ты Меня оставил!


[Закрыть]

Любопытные взгляды жадно устремились к кресту.

– Или, Или! Лама савахфани? – послышалось вновь, и проникновенная мольба Сына Божия была подхвачена небом.

Исчезнувшее солнце вновь запылало над Голгофой.

– Илию зовет, – сказали в толпе. – Посмотрим, поможет ли он Ему!

В ответ рассмеялись.

Началась предсмертная агония Назорея. Божественная Чистота, Божественная Любовь завершила Свой земной путь. Беспорочное тело Христа охватила дрожь, дыхание стало прерывистым, лучистые глаза застыли на какой-то, казалось, одному Ему известной мысли.

Петроний, оправившийся от удара молнии и занявший свой пост у креста Назорея, шепнул что-то стоящему рядом воину, и тот, насадив на копье смоченную уксусом губку, поднял ее к устам Божественного Страдальца.

Но вмешался Анна. Выдвинувшись из толпы, коварный священник сказал со слащавой улыбкой:

– Оставь, оставь! Илия придет спасти Его – Он же Сын Божий…

В толпе захихикали.

Петроний нахмурился и посмотрел на Анну с глубоким презрением.

Освободившись от зловещих, черных туч, которые переместились к Иерусалиму и зависли над храмом Соломона, солнце ярко озарило Христа. С небес спустилось золотистое облако и, словно ангельскими крыльями, осенило крест. Бледный лик Спасителя мира сиял таинственным восторгом. Голос, торжественный и мелодичный, как райская музыка, произнес:

– Отче, в руки Твои предаю Дух Мой!

Лучистые глаза смотрели на людей с такой жалостью, с такой бесконечной любовью и тоской, что все замолчали, пораженные страхом и стыдом. Прощальный, долгий взгляд Бессмертного Бога, расстающегося со смертными! И последнее, завершающее слово:

– Свершилось!

Светлая голова в терновом венце тяжело упала на грудь… Смерть взяла свое. Все было кончено. Тот, Кто называл Себя Сыном Бога, умер. Золотистое крылатое облако, окружавшее крест, медленно таяло. Красный факел солнца погас, словно кто-то великий, невидимый дунул на него.

С минуту продолжалась торжественная, траурная тишина. Но вот кто-то кашлянул, кто-то зашевелился, и толпа шумно стала расходиться – зрелище кончилось!

– Это был Сын Божий… – бормотал Петроний, глотая слезы.

Варавва испуганно прошептал:

– Ты так думаешь? Тогда что же будет с тем, кто убил Его?

– Не знаю, – ответил римский сотник. – Я всего лишь солдат и исполнял приказ. Но я, пожалуй, не так слеп, как те, кто подарил жизнь тебе, Варавва, и приговорил Его к смерти… Конечно, в этом виноват не ты, и даже не народ. Такова воля священников. Будь они прокляты, именем Бога добивающиеся своих целей! Распятый Праведник обличал лицемерие и потому погиб. Но мир еще услышит о Нем!

Несмотря на слова Петрония, Варавва был разочарован. В глубине души он был убежден, что Человек из Назарета не может умереть. Он надеялся, что в последнюю минуту случится чудо, и посланник небес, сопровождаемый громами и молниями, сойдет на землю и объявит людям, что этот Страдающий Пророк – давно ожидаемый Мессия. Если бы Иисус действительно был Сыном Бога, как говорил центурион, произошло бы что-нибудь сверхъестественное…

– Свершилось! – сказал грустный, мягкий голос у самого уха Вараввы.

Тот вздрогнул и увидел своего таинственного знакомого, бледного, но с торжествующей улыбкой.

Мельхиор повторил:

– Свершилось! Весь мир получил это дивное уверение, и теперь ни один человек не должен бояться смерти. Пойдем! Предоставим тело Христа слезам и рыданиям женщин, которые Его любили. Мы уже сделали все, что могли – мы Его убили!

И он схватил за руку сопротивлявшегося Варавву.

– Говорю тебе, следуй за мной, не искушай судьбу!

– Ты смеешься надо мной! У меня нет другой судьбы, кроме полного отчаяния!

– Отчаяние – грех, – возразил Мельхиор спокойно. – Измена женщины – не причина для того, чтобы оставлять всякую надежду.

Темные глаза Вараввы повлажнели от тоски.

Я нашел Юдифь и тут же потерял ее!

– Никогда потеря не была столь полезной! – насмешливо сказал таинственный спутник. – Я видел ее, она спускалась с горы…

– Значит, с ней ничего не случилось? – радостно воскликнул Варавва.

– Думаю… Она под надежной защитой. С ней был первосвященник Каиафа.

Варавва гневно сжал кулаки.

Пристально следивший за ним Мельхиор сказал:

– Ты все еще в ее путах и не можешь обуздать своих страстей, но я буду терпелив…

– Терпелив?.. – возмутился Варавва. – Кто ты такой, чтобы так говорить? Какое тебе до меня дело?

– Да никакого, – бесстрастно ответил Мельхиор. – Разве что, изучая людей, я выбрал объектом наблюдения тебя. Ты – типичный представитель племени Израиля, так же как Назарянин – символ новой веры, новой цивилизации! Разве я тебе не говорил, что не Он, а ты будешь «царем иудеев»?

– Я тебя не понимаю, – сказал Варавва тоскливо. – Ты всегда говоришь загадками!

– Это обычай востока, – ответил Мельхиор. – Скоро ты все поймешь. Многое еще случится на удивление миру! Подожди!

Он внезапно остановился. На земле лицом вниз лежал человек. Мельхиор нагнулся и перевернул его. Лежащий посмотрел такими бешеными глазами, что Мельхиор и Варавва невольно отшатнулись.

– Убейте меня! – закричал он хрипло. – Растяните меня на раскаленной решетке! Переломайте все мои кости одну за одной! Пусть лживая кровь вытечет из моих жил! Придумайте самую жестокую пытку для меня!

Он вскочил на ноги и яростно продолжал:

– Я трус, трус, трус! Раструбите это по всему свету! Вырежьте это на камне – пусть все знают про лживого ученика Христа!

Закрывая лицо руками в порыве неизбывного горя, этот сильный человек зарыдал.

– Если ты – Петр… – начал Мельхиор.

– О, если бы я им не был! – закричал несчастный. – Если бы я только мог быть камнем, прахом земным, но не самим собой! Я – тот, кто в час беды покинул своего Учителя, Царя, Бога!

Слезы душили Петра, он умолк.

– Не оплакивай Назорея, – сказал Мельхиор участливо. – Его страдания кончились, Он умер.

– Да, умер, и мир без Него стал мрачным, как ад. А я… я трижды предал Его. Это случилось вчера. Он не упрекнул, не сказал ни слова…

У несчастного Петра начался новый приступ отчаяния.

– Почему, когда я отрекся от Него, от Его дружбы, земля не разверзлась, чтобы поглотить меня? О Боже, Боже, я до сих пор ощущаю этот нежный, любящий взгляд Его очей, видящих все тайны моей души!

Горе Петра было так глубоко и искренне, что даже самый равнодушный человек пожалел бы его.

– Что было, то прошло, – сказал Мельхиор мягко. – Содеянного уже не уничтожить. Бедный Петр! Ложь твоя будет известна во все времена, всему миру! И ты будешь символом! Символом ошибки. На твоей неправде люди построят целое здание лжи… Но все же ты менее грешен, чем Иуда…

– Нет, он по крайней мере нашел в себе силы умереть, а я продолжаю жить!

Варавва вздрогнул.

– Что ты говоришь? Разве Иуда Искариот умер?

Голос Петра понизился почти до шепота.

– Тело его висит на масличном дереве в ущелье, темном, как могила, недалеко от того места, где он предал Учителя. Иуда убил себя вчера ночью, боясь увидеть дневной свет. Если бы я не был трусом, я бы тоже освободил себя от мучительных воспоминаний!

Варавва был ошеломлен.

– Брат Юдифи наложил на себя руки! Как она перенесет это? Кто сообщит ей горестную весть?

Услышав эти слова, Петр в бешенстве закричал:

– Кто сообщит, говоришь ты? Я. Я уличу этого беса в женском обличье, натолкнувшего нас на измену. Отведи меня к Юдифи Искариот, и я провозглашу правду. Я небеса разорву силой моего обвинения!

Петр грозил кулаком, он весь был воплощением гнева.

– Не только я, но и мертвый Иуда проклинает ее! Его смерть будет омрачать всю ее жизнь! Будь она проклята! Она обманула нас? Она убедила своего брата предать Учителя! Пусть каждое слово, сказанное мной, вопьется в ее хитрое, лживое сердце и мучит до бесконечности!

– Петр! Сними свое проклятие! Она женщина, и я ее любил!

Петр посмотрел на Варавву безумным взглядом.

– Кто говорит о любви в эти скорбные дни! Любви больше нет – она распята! Пойдемте со мной!

– Куда ты хочешь нас вести, Петр? – спросил Мельхиор.

– В Гефсиманию. Но не туда, где молился Небесный Посланник в то время, когда Его ученики спали! Бесчувственные, мы спокойно улеглись спать, мы были глухи к Его голосу. «Вы не могли бодрствовать со Мной один час», – сказал Он нам терпеливо. Мы спали, не желая для Него пожертвовать ни часом своего покоя! Вот вам доказательство земной любви! Мы клялись, что любим Иисуса, и все же покинули Его! Когда явилась стража, мы все разбежались… Вот что люди называют преданностью!

Весь дрожа, Петр продолжал:

– Мы пойдем к Иуде! Он терпеливо ждет нас. Мы можем отнести его домой, к отцу! Положить к ногам его сестры! Пусть она плачет, пусть рыдает, пока не исчезнет последний след ее красоты!

– Но есть ли у тебя, доказательства, что Юдифь и в самом деле виновата? – защищал любимую Варавва. – Ты бредишь! Смалодушничав, ты отрекся от своего Учителя и теперь хочешь, чтобы и остальные были запятнаны.

– Да нет же! – настаивал Петр. – Пойдемте со мной, я расскажу вам правду. Все было так ловко и умно задумано, что таким простакам, как Иуда и я, показалось хорошим делом…

Петр вдруг умолк. Он увидел на дороге высокого, почтенного человека, который торопливо шел куда-то.

Проводив его долгим взглядом, Петр глубоко задумался.

– Куда так спешит Иосиф Аримафейский?

Задав сам себе этот вопрос, он посмотрел вверх.

Луна, невозмутимо плывшая над местом трагедии, призрачно-мертвенным светом окутывала три креста на самой вершине Голгофы. Они были пусты.

Закрыв лицо плащом, Петр стал спускаться вниз. Варавва и Мельхиор шли за ним. Временами они слышали его рыдания.

Скоро Петр остановился. Под сенью плотных, широких пальмовых листьев прятался колодец и рядом – каменная скамейка. Мириады звезд мерцали над головами. В бесцветном свете луны лицо Петра выглядело безжизненным, бледным.

– Здесь, – сказал он дрожащим голосом, – три дня назад сидел Учитель и говорил с нами.

Он упал на колени и приник головой к скамейке. Спутники не мешали ему. Варавва жадно вдыхал прохладную, влажную свежесть, исходившую от колодца. Мельхиор стоял, опершись о тонкий ствол пальмы. Его бронзовое лицо было спокойным, почти суровым.

Наконец перестав плакать, Петр посмотрел на него усталыми глазами, как бы впервые видя.

– Ты, наверное, из Египта… На тебе лежит отпечаток древней страны…

– Кто я и куда иду, не имеет значения, когда Сам Бог согласился принять смерть!

Взгляд Петра стал пристальнее.

– Ты тоже был Его учеником?

– Лучше спроси меня, ощущаю ли я тепло и свет солнца… – ответил Мельхиор. – Эти тайны не для твоего народа и не для этого времени! Я всегда был и буду иностранцем в Иудее…

Он говорил мягко, но тоном, не поощряющим дальнейшее любопытство.

Петр все же сказал:

– Глядя на твое лицо, невольно вспоминаешь о том, как в ночь рождения Господа в Вифлеем пришли волхвы с Востока поклониться Ему… Ты не один из них?

Мельхиор покачал головой.

Но Петр не унимался.

– Если ты – восточный мудрец и будешь записывать происшествия этих дней, прошу тебя – пиши правду. Мне кажется, наши книжники и фарисеи извратят события или вообще умолчат о них…

– Об этом напишешь ты, Петр! – уверенно сказал Мельхиор. – И в своем рассказе упомянешь о том, как согрешил.

– Я не обучен грамоте! – ответил Петр грустно. – Но если бы я смог писать, неужели я бы умолчал о своей слабости? Я бы честно поведал о ней… Но я темный человек, и даже слова Учителя доходили до меня с трудом…

Петр с жаром стал просить таинственного спутника:

– Прошу тебя, опиши все! Не забудь рассказать и про Иуду, который так любил своего Учителя, что предал Его!

Варавва смотрел на Петра во все глаза.

– Да, да, Иуда любил Учителя! Все мысли его были обращены к добру. Он мечтал о счастье для всех людей! И он любил Учителя больше, чем все мы, он верил в Него как в Бога, он поклонялся Ему! И, невольно предав Его, лишил себя жизни…

– Но как, как это случилось? – нетерпеливо спросил Варавва.

Петр тихо продолжал.

– Мы вернулись в Иерусалим неделю тому назад… Знаете, как мы вошли в город? Народ приветствовал Учителя, называя Его Царем, крича «Осанна» и устилая Его путь цветами и своими одеждами. Но какой-то человек подошел к нам, ученикам Иисуса, и сказал: «Почему вы не остановите это безумие? Разве священники простят триумф молодому Пророку? Они казнят Его как изменника!» Иуда весело рассмеялся: «А разве наш Учитель не Царь земли и небес? Даже силы ада не могут Его одолеть!»

Тоска в глазах Петра усилилась.

– В ту же ночь Иуда пошел домой, – говорил ученик Христа. – Он часто, восторженно рассказывал о сестре, описывая ее красоту. Он и ее хотел привлечь к стопам Учителя, поведать ей о чудесах, которые Он совершал, объяснить Его божественное учение, рассказать о любви, которую Он дарил всем страдающим и угнетенным… Иуда покинул нас с легким сердцем, а вернулся угрюмым и все смотрел на нашего Господа, словно силился разгадать великую, глубокую тайну. Оставалось два дня до той вечери, когда мы должны были есть пасху с Учителем. И тут Иуда поведал мне то, что мучило его…

Петр отчаянно, со слезами стал бить себя в грудь.

– Глупец! Когда я услышал план Иуды, мне он показался верным. Пусть весь мир увидит, что мы не зря следуем за Божественным Человеком! Желание земной славы для Небесного Учителя, любовь к Нему побудили Иуду поступить так, как он поступил… Злого умысла не было в его намерениях. Тщеславие – вот что погубило пылкого юношу. Иуда не изменник! Верьте мне!

– Я слышу твои слова, Петр, и буду их помнить, – успокоил его Мельхиор, и Петр благодарно на него посмотрел.

– Иуда – не предатель! Он сказал мне тогда, что первосвященники и старейшины взбешены огромным влиянием Учителя в народе и решили Его погубить. «Надо поскорей предупредить Его и вернуться к берегам Галилейского моря, где наш Учитель будет в безопасности среди любящих Его рыбаков», – предложил я. «Нет, – возразил Иуда торжественно. – Наш Учитель не может умереть! Так зачем бежать из Иерусалима? Послушай, что говорит моя сестра Юдифь…»

При упоминании этого имени Варавва забеспокоился, и Петр понимающе посмотрел на него.

– Она, как я узнал от Иуды, встретила брата с такой нежностью, что тронула его до глубины души, – говорил незадачливый ученик Христа. – Без единого упрека, терпеливо и даже с интересом слушала она его рассказ о странствованиях с Иисусом. Потом мягко заметила, что вовсе не сомневается в миссии Назарянина, но хорошо бы получить от Него доказательства, что Он – Бог. Иуда с жаром ответил, что Учитель не раз доказал это Своими чудесами. «Только не в Иерусалиме! – возразила коварная Юдифь. – Священники и старейшины не верят слухам. И ты, брат, можешь предоставить своему Пророку удобный случай явить Свою силу здесь, в Святом городе, и тем докажешь свою любовь и преданность Ему!» Заинтригованный Иуда спросил сестру, как может он добиться для Господа всеобщего признания. «Предоставь Его закону! – сказала дьяволица. – Предай Его священникам! Тогда Он вынужден будет явить Свою Божественную силу! Весь Иерусалим, все дети Израиля признают в Нем настоящего Мессию, все народы земли поклонятся Ему! Милый брат, ведь если Он действительно Сын Бога, Он недоступен смерти!»

– Вот, – продолжал свой рассказ Петр, – что открыл мне Иуда. Его слова показались мне правильными. Зачем нашему Господу скитаться, терпеть бедность, когда Ему могут принадлежать все царства мира?! Зачем Ему странствовать по земле, когда все дворцы мира должны быть распахнуты настежь пред Ним?! Так думал Иуда, так рассуждал и я… Мы не видели ничего плохого в том, чтобы провозгласить Его славу!

– Слава никогда не дается без подвига, без страдания! – сказал Мельхиор уверенно. – Божественному Духу, принявшему человеческий образ, вы хотели придать мишурное великолепие земной власти!.. Был ли на земле во все времена такой правитель, который избавил мир хотя бы от частицы его грехов? Какое имя, прославленное людьми, подарило спасение пусть одной-одной-одной-единственной душе. Все пророки вашего племени говорили на ветер! Никакие предсказания для вас не авторитетны! Разве твой Учитель не предрекал Своей участи? Поверил ли ты Ему?

Петр смущенно опустил голову.

– Да, Он говорил… Но я возражал, что этого не может, не должно случиться. Тогда Он сказал, гневаясь: «Отойди от Меня, сатана… Ты думаешь не о Божием, а о человеческом…»

Мельхиор отошел от дерева, на которое опирался все время, и, подойдя к Петру, положил руку на его плечо.

– И ты, слабая душа, – сказал он с сочувствием, – не мог понять того, что Божие?.. Ты не оторвал своих мыслей от земного и ничтожного, от глупого тщеславия… Мне жаль тебя, ибо привязанность твоей души к вещам земным будет тебе мешать и испортит твою миссию.

Петр посмотрел на нового знакомого с удивлением и страхом.

– Во имя Бога, кто ты? – спросил он. – Кто дал тебе власть пророчествовать?

Мельхиор ничего не ответил, но Петр возбужденно продолжал:

– Я и сам понимаю, что я человек грешный… Я подвержен искушениям, и многим… Учитель знал это и еще вчера сказал мне: «Такими, как ты, сатана засевает свое поле… Но Я молился, чтобы не оскудела вера твоя».

– И она не оскудеет! – заверил Мельхиор. – Все здание, построенное тобой, будет держаться только верой. Но твоя трусость и твои сомнения тоже останутся; семя лжи, брошенное тобой, даст урожай неправды! Одно твое отрицание, Петр, будет причиной многих других отрицаний!

При этих словах Мельхиора Петр вытянул руки, как бы отталкивая судьбу. Он дрожал всем телом.

– Ты наполняешь мою душу ужасом! – шептал он. – Что мне до тех, кто будет после меня? Хотя, наверно, когда станут вспоминать эти дни, то и мой грех будет назван и проклят во веки! Но кто может воздвигнуть здание на лжи, как ты утверждаешь? Пророчествуй, незнакомец, если хочешь, но только не здесь, где еще недавно был Учитель? Мне кажется, что Он слышит нас, даже в воздухе ощущается Его присутствие!

Петр окинул местность робким взглядом, потом встал и быстро пошел вперед. Двое последовали за ним.

Все шли по дорожке, освещенной луной.

«Как же этот человек мог отречься от Учителя? – думал Варавва. – Я, великий грешник, видел Его недолго, а отдал бы свою жизнь за Него с радостью, если бы это только было возможно!»

Вдруг Петр остановился. Воспоминания опять нахлынули, и он начал говорить.

– Когда Иуда передал мне слова сестры, он предполагал, что если выполнить этот план, новый свет проникнет в нашу жизнь, мир станет раем, все люди будут братьями – Божественная любовь объединит их, ведь Бог явится им! Но мне было страшно… Видя это, Иуда уговорил меня пойти к Юдифи. «Послушай, что скажет она, и ты убедишься в ее правоте», – сказал он мне.

Петр в гневе взмахнул руками.

– Лучше бы я никогда ее не видел! – закричал он. – В какой прекрасный образ облекся демон! Она казалась ангелом добра и света! Ее красота, ее обаяние, убедительность ее рассуждений уничтожили мои сомнения. Она стояла в саду вся в белом – воплощение кротости и смирения – и говорила так верно, так справедливо! «Я нисколько не сомневаюсь, что Он Бог. Но правители города считают Его изменником и богохульником, и вы, любящие Его, должны заставить Его открыться! Если Он – лжемессия, то вы разоблачите обманщика… Если Он – Бог, то мы все поклонимся Ему…» – «Юдифь права, – сказал я. – Наш Учитель – Бог, и Он это докажет! Он – Господин неба и земли, и никто не может сделать Ему ничего плохого!» Юдифь ушла от нас, улыбаясь…

Петр поднял к небу тоскующие глаза, и лунный свет окинул его осунувшееся, грустное лицо.

– Что я мог знать?! – восклицал он. – Бедный, невежественный рыбак, бросавший сети в воды Галилейского моря – вот кто был я, когда этот удивительный Человек сказал мне: «Следуй за Мной!» Андрей, мой брат, может засвидетельствовать это. Мы были очень бедны и неучены, чувствовали и понимали только то, что Иисусу из Назарета надо повиноваться. Какое-то таинственное влияние исходило от Него, дом и наши родные не могли удержать нас – Его улыбка, Его взгляд были сильнее… Красотой, величием царя обладал наш Учитель… Почему же всему миру не узнать об этом? Но я не мог и предположить, куда пошел Иуда, когда встал из-за стола, где мы ужинали с Учителем…

Петр застонал, потом крикнул:

– Я проклинаю женщину! Это из-за нее живут грех и смерть! Ради нее сотворен ад, и она предала этого Святого! Будь она проклята! Пусть будут прокляты все, любящие презренную, обманчивую красоту!

Мельхиор сочувственно смотрел на то, как неистовствует в своих проклятиях Петр.

– Не сотрясай воздух понапрасну! Твои проклятия падут на твою же голову! Из-за того, что всего одна женщина в мире была непорочной, спасен весь мир. Ее нежность, терпение, вечная любовь связывают землю с небесами! Как можешь ты проклинать женщину, когда женщина родила твоего Учителя?! Будь даже все остальные женщины лживы, но ради той, которую мы называем Матерью Иисуса, женщина – святыня в глазах Всевышнего!

Немного помолчав, Мельхиор сказал жестко:

– Кроме того, ты не можешь всю вину сложить на Юдифь Искариот. Она тоже была орудием… Организатора этого злодеяния надо искать среди священников и правителей, среди тех, кто кажется святыми и праведниками.

Варавва подхватил взволнованно:

– Да, это Каиафа затеял убийство Назорея! Мельхиор подтвердил:

– Сын Божий распят ни кем иным, как служителем Бога!