Текст книги "Слушай, что скажет река"

Глава 7

Когда она вышла из канцелярии, держа в руке лист бумаги с подписью и печатями, у крыльца ее уже ждал Тео. Вместе они вернулись на рыночную площадь – Аста заметила над булочной новый полосатый навес – и свернули налево.

Дорога показалась ей знакомой, и она быстро поняла почему. Где-то здесь должна быть мастерская Свена, как он, приглашая в гости, объяснил вчера. Аста все утро думала о светловолосом кузнеце и даже хотела порасспрашивать о нем Тео, который наверняка знал лично почти всех жителей, но не решилась. Теперь она то и дело оглядывалась по сторонам, надеясь, что со дворов ее никто не заметит, и тут ее спутник остановился у одной калитки и крикнул:

– Свен!

Нет, только не это.

– Ау! – отозвался знакомый голос. Свен вышел на порог мастерской – в кожаном фартуке, с защитными очками на лбу. – Доброго дня, Тео.

– Доброго. Ты сильно занят?

– Эскизы делаю. А что?

– Можешь прерваться ненадолго и сходить с нами к Арне? Вторым свидетелем. Надо тут, – он оглянулся, нашел взглядом Асту, которая пряталась за его спиной, – одну новую жительницу ей представить.

Асте пришлось выйти из укрытия. Свен подошел, оперся рукой на низкую калитку с кованой решеткой, украшенной литыми цветами. Ей захотелось превратиться в один из них – вдруг в этом городе и такое возможно?

– Аста, познакомься, – сказал ей Тео. – Это Свен, один из наших кузнецов…

– …который делает сковородки! – радостно откликнулся Свен. – Девушка со звездным именем. Мы с ней уже знакомы.

– Ах вот как… Ну да, с этим у тебя быстро. – Тео, похоже, ничуть не удивился. – Тем лучше. Так ты пойдешь с нами?

– Да, можем быстренько сбегать. Подождите секунду, скажу подмастерьям, чтобы перекурили пока. Они у меня с утра над заготовками сидят…

По пути мужчины о чем-то беседовали, но Аста не слушала. Ее беспокоила уже не встреча с рекой, а брошенная историком фраза «с этим у тебя быстро». С чем? Что это значит? Свен тут, наверно, любимец всех девушек – с такой профессией и внешностью. Ох, и почему надо было именно его звать?..

– У нас так принято, – объяснял ей между тем Тео. – Когда речь идет о чем-то важном – нового жителя представить, как вот сейчас, или совет получить по сложному вопросу, – обычно со спрашивающим идут еще двое. На всякий случай, если он вдруг ослышится и напридумывает себе чего-нибудь.

– Главное, чтобы до ссоры не дошло, – подхватил Свен. – А тем более до драки. Арна этого не любит, лучше к ней потом вообще не подходить… Ну вот мы и на месте.

И он первым сбежал с пологой насыпи к воде. Тео и Аста спустились следом по выбитым в земле ступеням, укрепленным деревянными колышками.

Аста осмотрелась с любопытством, но вокруг не было ничего необычного. Река как река – поток воды между двух берегов. Как же она разговаривает?

– Здравствуй, Арна.

Тео подошел к самой кромке воды, поклонился. Свен проделал то же самое, почти коснувшись пальцами влажного песка. Ничего не понимая, Аста тоже вышла вперед и сказала дрогнувшим голосом:

– Здравствуй.

И поклонилась. Прислушалась – ничего. Глянула на своих спутников, но те стояли как ни в чем не бывало. Значит, надо подождать. Она приблизилась еще на шаг и тут услышала голос:

– Здравствуй, Звездоч-ч-чка. Подойди поближ-ж-же, посмотрю на тебя…

Голос одновременно был и не был похож на человеческий, он будто складывался из всех звуков вокруг – плеска волны о берег, шелеста мокрых ветвей старой ивы, склонившейся над водой, щебета птиц в прибрежном кустарнике… Но это был голос. Сильный, мягкий женский голос, с особой мелодией, что зачаровывала своим звучанием, как магическая обрядовая песнь.

Аста шагнула с берега на выступающий из воды плоский камень, с него на следующий – кто-то выложил здесь дорожку из камней. Наклонилась, всматриваясь в течение.

– Что ищеш-ш-шь?

– Дом, – выдохнула Аста неожиданно для самой себя. Попыталась собраться с мыслями. – Новую жизнь, наверно…

– Жизнь всегда одна, – откликнулась Арна, вроде как удивившись. – Что внутри, то и снаруж-ж-жи-и-и… – И умолкла.

Пока Аста думала, что сказать, река спросила:

– Хочеш-ш-шь совет или сама все знаеш-ш-шь?

По голосу чувствовалось, что Арна улыбается – хитро так, но тепло. Разве может река улыбаться? Наверно, может – ведь интонацию, в отличие от изгиба губ, трудно подделать.

– Да, – ответила Аста и добавила совсем тихо: – Пожалуйста.

Вода плеснулась на камень, окатив ее ноги в плетеных босоножках, одолженных Тайсой, и оказалась неожиданно теплой, прогретой солнцем.

– Будь помощ-щ-щницей, – зашептали волны. – Найдеш-ш-шь ушедш-ш-ше-е-е…

– Помощницей? Кому?

– Увидиш-ш-шь…

Голос смолк, и звуки рассыпались. Снова послышались шорох листвы и веселые детские голоса где-то вдалеке, на прибрежной улице. Аста постояла еще немного, потом вернулась к спутникам, которые ждали ее на берегу, и обратилась к Тео:

– Мне говорили, что Арну не так легко понять… Но, может, вы мне подскажете, о чем это она? Кому мне помогать и чем?

Но историк лишь головой покачал:

– Не знаю. Но, думаю, кому бы ты здесь ни помогла, это будет правильно. А там – время уже покажет.

Втроем они еще немного прогулялись вдоль берега. Аста, которая старалась держаться поодаль от Свена и которой все вокруг было ново, зашла вперед и свернула на старый лодочный причал. Присела на краю, вглядываясь в волны, и не слышала, как кузнец спросил у Тео, кивнув в ее сторону:

– Слушай, а как она сюда вообще попала? Я до сих пор не знаю.

– У нее брат здесь погиб, тоже из городских. Она его искала пятнадцать лет.

– Н-да. – Свен даже поморщился, как от крепкой боли. – А кроме брата еще родственники есть?

– В смысле родители?

– В смысле муж и дети.

– Свен…

– Что? Просто интересуюсь.

– Я не расспрашивал ее о личной жизни.

– Ну, судя по тому, что она сюда сбежала, оставлять было некого. Я прав?

– Может быть, но… Остынь, Свен. Остынь. Я знаю, ты хороший парень и ничего плохого в уме не держишь, но, по-моему, ей сейчас не до этого. Она столько пережила и здесь пока не освоилась – тут поддержка важней романтики.

– Так я это… готов поддержать. Со всех сторон! – Свен поднял крепкие руки, сжал кулаки. – Нет, серьезно. Может, помощь какая-то нужна?

– Хм… Даже не знаю. Ей бы какое-то средство самозащиты, а то что-то совсем непонятное творится в городе.

– Понял. Подумаю.

– Кстати, новости какие-нибудь есть по нашим соседям?

– Пока ничего. Но все сходятся на том, что это было показательное выступление. Так, страху нагнать… Как они его устроили – неизвестно, и чего теперь ждать – тоже. Да уж, подходящее время, чтоб перебраться сюда жить…

Тут Аста, которая до этого сидела неподвижно, бросилась к ним, очень взволнованная.

– Ли´ца… Река показывает лица!

Тео кивнул, улыбнулся ей как ребенку, который впервые в жизни видит снег или радугу.

– Да. Арна сохраняет в памяти лица людей, которые к ней приходят, и иногда можно увидеть в воде их отражения.

– Ух ты. А рыжие близнецы – это кто?

– Близнецы?

– Я видела двух парней. Рыжих и, кажется, с глазами разного цвета. Кто они?

Улыбка Тео исчезла, и они со Свеном переглянулись.

– У нас в городе нет рыжих близнецов, – сказал историк. – Во всяком случае, с разными глазами. Пойдем-ка домой…

* * *

Тем же вечером Аста собралась обратно в Риттерсхайм – взять некоторые вещи, привести в порядок дела и начать поиски Эрика. Вопрос о том, где поселиться в Арнэльме, пока оставался открытым. Но, когда она спросила у Тео, сдает ли здесь кто-нибудь жилье и на каких условиях, тот вдруг предложил:

– Ты могла бы жить у меня, если хочешь. Гостевая комната свободна, и даже есть отдельная ванная. Не городская квартира, конечно, но все необходимое в наличии.

Тут она прикинула, во что ей обойдется съем жилья в городе, где платят серебром, и немного испугалась. Но Тео от денег отказался, сказав, что обрадуется помощи по дому и в саду.

– У меня сейчас много работы. Седьмой том летописи готовлю к печати – на Йоль хочу городу подарить, экзамены скоро, а там пара месяцев – и новый учебный год, и осень. Лин ругается, что я одну горбушку хлеба три дня ем, как нищий, а я просто в булочную не успеваю. С утра или на уроках, или дома – как налью себе чай, сяду работать, а потом глядь – уже полдень. Ну а хлеб у нас только по утрам продают и быстро разбирают…

Аста заверила его, что привыкла рано вставать и с радостью будет ходить за хлебом. Потом вспомнила, как вспыхнул навес булочной, как быстро распространился огонь, и ей стало не по себе… Но не для того же она здесь, чтоб все время дома сидеть. Как-то же люди живут, и она привыкнет.

Тео, впрочем, заметил ее тревогу – он вообще все замечал – и посмотрел с сомнением. Она поспешно добавила:

– Я тут думала… Нодийцы же вроде по ночам нападали, до случая на площади… Почему?

– Ночь – время их силы. Для нас это ужасно, потому что в темноте наши воины видят не так хорошо, как они. Даже в очках – в тех, которые для защиты глаз, – пояснил он. – Там стекла специальные.

– То есть нодийцы… они… призраки? Лин говорил, что они не совсем люди.

Тео кивнул:

– Да. Но они не призраки, а как бы… Хм. Вроде люди, но только наполовину. Чтобы стать нодийским воином – рéттером, как они себя называют, – нужно отдать половину жизни. Причем не просто половину, а ту жизнь, которая в дневные часы. Когда-то давно, еще в начале нашего противостояния, они заключили договор с горными духами – с черными сущностями… Говорят, когда-то те были людьми, но их изгнали из городов за страшные преступления, или они сбежали из тюрем, от неминуемой казни – точно неизвестно. И потом бродили так долго, творя всякое зло, что превратились в духов, которым нет места среди людей. Вот с ними наши соседи очень подружились. По договору духи наделяют их силой и защитой, а нодийцы в обмен прислуживают им с утра до ночи – выращивают и собирают травы, варят яды, строят храм… Сами духи лишены физического тела и могут только управлять кем-то, у кого оно есть.

– И если эти… реттеры научились выходить из темноты, значит, они заставили духов изменить договор?

– Возможно.

– Каким образом?

– Может, пообещали им что-то сверх оговоренного. Какую-то особую награду – они за ценой не постоят, лишь бы нам было несладко.

– И что это может быть за награда?

– Не знаю. – Тео задумался, потом сдвинул брови – какая-то догадка пришла ему в голову, и она ему не понравилась. – Например, рабов, которым не надо ничего давать взамен…

Он не стал уточнять, кто станет этими рабами, но догадаться было несложно. Аста снова вспомнила фигуру на площади и решила, что неплохо бы и ей здесь кое-чему научиться.

* * *

Лин зашел вечером, чтобы провести ее в город и заодно забрать Тайсу после смены в кафе. Он обрадовался, когда Аста сообщила ему, что будет жить у Тео.

– Ну наконец-то дед хоть так принял помощь. А то не подступишься. Все сам и вечно в работе. Теперь хоть не один будет.

– А разве…

Аста поколебалась – спрашивать или нет, потом вспомнила слова Тайсы о личных границах и решилась:

– Как давно он один? Так же не всегда было?

– Нет, конечно. Но уже давно. Бабушка умерла много лет назад – не выдержала… некоторых печальных событий.

Лин потер пальцами шрам на затылке – Аста заметила его еще во время прогулки по городу – потом, как будто опомнившись, убрал руку, нахмурился и попросил:

– Ты мне говори, если что-то нужно купить или в доме сделать. Разве же он попросит…

Аста пообещала. Он провел ее до площади, где находилось кафе, и в этот раз прощаться было легко – ведь новый дом уже ждал ее возвращения. Все мысли как-то смешались в кучу. Новый город, встреча с рекой, Свен, атака, предстоящие поиски и странное видение в воде – от яркого калейдоскопа лиц и событий слегка кружилась голова, как от бокала шампанского. Аста шла к метро по Кроненштрассе, и концы звездного платка, наброшенного на плечи, развевались по ветру. Звезды смотрели с неба, бледные в зареве городских огней, прохожие скользили взглядами мимо нее и почему-то почти все улыбались, оказываясь рядом с ней. Она улыбалась в ответ, быстро поняв – они ее не видят, но чувствуют что-то очень хорошее. Улыбалась самой себе, городу – и впервые за долгое время была по-настоящему счастлива.

Глава 8

Ким не хотел возвращаться, но солнце уже совсем по-вечернему светило медью, а к вечеру всем нужно быть в городе – даже тем, кто не состоит в ночных отрядах и не несет вахту: таково правило, установленное матерью. Ким подозревал, что это правило она ввела из-за него – раньше он мог по нескольку дней пропадать в лесу. Там, среди огромных серебристо-голубых елей и невыносимо холодных ручьев, царило безвременье. Не было ни прошлого, в котором так сложно что-то понять; ни смутного, тревожного настоящего; ни будущего, которое он не мог себе представить, как ни старался.

Им с братом шел тринадцатый год, когда отец не вернулся из ночного похода, и даже похоронить его, попрощаться с ним они не смогли – проклятая кризанта превращает тело в пепел за считанные секунды.

Через несколько дней после этого Ким впервые ушел из дома надолго – почти на трое суток. Шел, пока совсем не закончились силы, забрался далеко в лес. Ночью он сидел у костра, глядя в пламя, что забирало из рук обломки веток – мягко, покорно, как собака берет еду с ладони любимого хозяина. Мирный огонь, дающий тепло, часть того самого, которым они убивали. Самые страшные ожоги не чувствуешь. Очень плохо, если не больно – это значит, что уже не заживет никогда…

Когда он наконец вернулся домой, был скандал. Мать думала – с ним тоже случилась беда, но заметно расстроилась, узнав, что он отправился не мстить, а всего лишь на прогулку.

Давид же переживал горе по-своему – часами изнурял себя на тренировках, бегая на длинные дистанции. С того дня, когда прилетела страшная весть, он не мог дождаться посвящения, чтобы отомстить, и злился на Кима за то, что тот не уделяет должного внимания подготовке. Ким отмалчивался, решив не спорить, – он сам еще толком не мог себя понять. Приходил на плац, выполнял свою норму и другие обязанности, но при каждом удобном случае стремился остаться в одиночестве. И чем больше он думал о произошедшем, тем острее чувствовал: это неправильно.

Отец не погиб бы, если бы не та ночная вылазка. Если бы не было этих набегов, если бы они просто оставили этих людей в покое. Серьезно, почему нет? Разве нельзя хорошо жить в другом месте, не ища никакого сокровища, которого, может, и не было никогда?

Когда он однажды высказал это вслух, мать в первый и единственный раз ударила его. Давид, до того понимавший брата во всем и бывший самым надежным союзником, ответил недоумением и даже озлобленностью. Тогда стало понятно: это опасные мысли, вот только избавиться от них никак не получалось.

…Что станет с ним после посвящения? Он искал ответ, наблюдая за старшими мужчинами, слушая их рассказы, но чем больше знал, тем больше запутывался. И каждая правда была отражением себя самой в зеркальном лабиринте, а выход терялся в темноте или не существовал вовсе.

Судя по всему, после посвящения начинается настоящая жизнь. Говорят, сил прибавляется в разы – физических тоже, но не только. Обостряются зрение, слух и другие чувства – можно видеть на большие расстояния и в темноте. Спят реттеры всего пару часов – в сумерках, вечерних и утренних. Днем они служат духам, а ночью вольны делать что хотят. Духи-покровители не только дают нечеловеческие способности для битв, но и открывают секреты, зная которые можно достичь чего угодно. Например, найти богатые месторождения редких минералов, до которых никто еще не добрался. Драгоценные камни и изделия из них, продаваемые в разные страны, давали городку средства к существованию, а также возможность совершать вылазки во внешний мир и закупать там дорогие и важные вещи вроде измерительных приборов, сырья для лекарств, инструментов и прочего. И, конечно, помогая духам в изготовлении ядов и других субстанций, можно очень многому научиться – в том числе находить противоядия, средства от различных ран и ожогов. Конечно, это совсем не та мудрость, которую когда-то давала Арна, но многим известным врачам из внешнего мира и до этого далеко. А еще некоторые из врачей имеют знакомых среди нодийцев, но это другая история.

Итак, в те ночи, когда не надо было отправляться в Арнэльм – в атаку, разведку или просто для устрашения, – можно было заниматься чем угодно. И как-то так получилось со временем, что почти весь город перешел на сумеречный образ жизни, а те, кто предпочитал дневной свет, старались не особо показываться с наступлением темноты. Все это чем-то напоминало легенды про вампиров – Ким любил читать про них в детстве и даже мечтал отправиться на их поиски – с одной лишь разницей: реттера освобождал от связи с духом-покровителем не осиновый кол в грудь, а двадцать лет службы – то есть всего одна молодость. Правда, многие погибали раньше или очень быстро старели, когда проходил этот срок, – тело, данное природой, изнашивалось намного быстрее. Или они сходили с ума.

Ким думал обо всем этом, шагая вдоль ручья обратно к городку, и голова у него горела. Хотелось сунуть ее в ледяную воду, и один раз он даже так и сделал, но это помогло ненадолго.

Не все нодийские мужчины становятся реттерами. Это особая честь, для которой выбирают самых сильных, быстрых и крепких – не только телом, но и рассудком. Именно выбирают – глава города и совет старейшин. И так вышло, что для Давида и Кима другой судьбы и представить было нельзя, хотя их самих никто не спрашивал.

Сейчас Ким вышел на опушку леса, от которой вела в городок, вниз по склону, извилистая тропа. И тут, словно стрела, выпущенная вслед, его настигла мысль: «А если я откажусь от посвящения?»

Настигла – и вонзилась острием в сердце. Не вытащишь теперь и не прикроешь ничем – так будет торчать, пока не выдаст его.

…Что тогда будет? Наверно, его убьют. Или изгонят из города. Или… отдадут духам против его воли. Хотя лучше бы изгнали, конечно. Или даже убили.

День был теплый, почти летний, но тут будто пригоршню снега сыпнули за воротник. Ким остановился, посмотрел на город внизу, на лес позади, на голубые вершины гор вдалеке. Как будто ничего не изменилось вокруг, но привычный мир исчез, стал призрачным и далеким, как сон.

Что, если убежать? До того, как напишут знаки на левом запястье несмываемой краской – метка для духа, получающего слугу. Как долго получится скрываться? И главное, куда бежать-то? Во внешнем мире он был всего два раза – на закрытых лекциях по истории – и никого там не знал. В леса, дальше на север? Не в Арнэльм же?

Медный солнечный свет понемногу остывал, превращаясь в бледно-розовые сумерки. Ким очнулся. Надо идти, а то мать снова будет ругаться и, может, еще заподозрит что-нибудь.

А Давид, разумеется, спросит: «Ну зачем ходить? Ты же умеешь перемещаться в сжатом пространстве, в школе еще научился».

Оно, конечно, совсем не то, что неспешная прогулка, хотя и занятно по-своему. Это умение – одно из основных, но легко дается оно не всем: некоторые нодийцы и десяти километров в минуту преодолеть не могут. Ким умел перемещаться быстро, но делал это редко, только если очень спешил – ему не нравилось, как всё вокруг расплывается, превращаясь в хаос. Да и устаешь – без поддержки Союзника силы быстро заканчиваются, поэтому всегда надо иметь с собой что-нибудь сладкое, иначе на выходе из потока можно потерять сознание или даже умереть.

Хорошо, что в ближайшее время так перемещаться не придется. Завтра они с Давидом отправятся в Риттерсхайм на поиски Эрика. Ким шагал к городку, кивая знакомым, что в это время как раз выходили на улицы, – и тут же прятал взгляд, как будто нес с собой что-то опасное и недозволенное.

Глава 9

– Слушай, мне тут надо найти одного парня – архитектора, первокурсника. В апреле он был на ярмарке вакансий и оставил на бумажке телефон и адрес электронной почты. У нас наметилась одна подработка, но записку я потеряла, или кто-то ее выбросил. Так стыдно, я обещала перезвонить…

Такую историю Аста изложила Мартине, своей знакомой с курсов английского, встретившись с ней в кафетерии. Мартина работала теперь в техническом университете и писала диссертацию по информатике. Это была высокая, полная, очень активная и радостная молодая женщина со стрижкой-каре, любительница гаджетов и цветастых футболок. Она много смеялась, сыпала шутками, рассказывая о своей работе, и, к счастью, была не очень любопытной, чтобы расспрашивать свою знакомую о ее жизни.

– Подработку? Архитектор – в издательстве? – удивилась Мартина, отпивая мятный чай из бумажного стаканчика. – Вы его что, новый офис строить наймете?

– Э-э-э, нет. – К этому вопросу Аста подготовилась заранее. – Он просто увлекается хай-теком, это его любимый стиль. А мы придумали новый путеводитель по самым современным местам нашего города. – (А ничего так идея, надо подкинуть главному редактору). – Мы разговорились об этом, я и подумала, что можно открыть временную вакансию под это дело. Студентам же всегда нужны деньги, ну и опыт. Он надеялся, наверно, что позвонят, а я такая растяпа…

Никогда в жизни она так длинно и складно не врала, но что оставалось делать? Не рассказывать же правду.

– Ладно, давай без самообвинений. Ты, помню, этим страдала, – весело отмахнулась Мартина. – Сейчас найдем твоего парня, не переживай.

Через десять минут они сидели вдвоем в тесной комнатке на четыре стола – кабинете, где работала Мартина, – и листали профили студентов во внутренней сети. У факультета архитектуры оказалось целых четыре потока, по разным специальностям, и множество подгрупп. Почему-то Аста была уверена, что Эрик если и поступил, то непременно на архитектуру и в самый большой и престижный университет. Но через полчаса стала сомневаться, и тут Мартина хлопнула себя ладонью по лбу.

– Вот я балда. У нас же распознавание лиц работает – экспериментальное пока, по внутренней сети гоняем, чтоб алгоритмы обучить. Как он выглядел, твой архитектор?

Аста чуть не достала из сумки фотографию, которую дал ей Тео, но вовремя опомнилась.

– Светлые волосы, серые глаза… Худой, бледный такой тип, совсем неприметный. Не знаю, найдет ли его ваша система…

Мартина пощелкала мышкой, выставляя параметры поиска, и вскоре повернула сидящей рядом Асте свой монитор.

– Этот?

Она сразу узнала Эрика – он и правда не сильно изменился, только прическа совсем другая – короткие рваные пряди вместо аккуратного «горшка», но глаза те самые, и даже взгляд как у матери – пытливый и немного грустный.

Мартина записала его фамилию, электронную почту и номер группы, – телефона на сайте не оказалось. Она нашла и расписание занятий. Вычислив, что сегодня пар уже нет, а завтра вторая – основы компьютерной графики, Аста отправилась домой собирать вещи. Завтра она его найдет, если только Эрик ходит на пары – а на это очень хотелось бы надеяться.