Текст книги "Прошедшая вечность"

Вот уже рукоять меча совсем очистилась, вот тёмный огонь заплясал вокруг, дожигая то, что не успело ещё сгореть.

– А теперь мы падём вместе, – услыхал Восставший слабый, задыхающийся, словно бы предсмертный хрип.

И тут скрепы Межреальности разъялись под ними окончательно.

Словно помогло собственное пламя Ракота.

Владыка Тьмы исчез прочь с глаз застывших на смертном поле армий.

И вместе с ним канул в бездну его меч.

Яргохор, Водитель Мёртвых

Врата царства Хель пали, разрублен мечом Водителя Мёртвых её трон, и весь сонм обитавших там душ следовал за новым своим повелителем.

Они текли сплошной рекой мимо логова Гарма, и дальше, к Гнипахеллиру, но дальше их ждали отнюдь не населённые живыми края. Яргохор поворачивал в небеса, ступая по незримой тверди так же легко, как и по обычной земле; Дикий Гон шествовал к звёздному своду и тому, что за ним, к широким и бесконечным дорогам Межреальности.

Дикий Гон следовал за своим вожаком, Водителем Мёртвых Яргохором, без раздумий и колебаний. Мёртвые не умеют ни думать, ни, тем более, колебаться, а Яргохор, которого в прошлом бытии звали Ястиром, одним из Молодых Богов, не оглядывался, ему этого не требовалось.

Он знал, чувствовал всё великое множество шедших за ним, покорных ему, вырвавшихся из заточения призраков. Всё пережитое ими в застенках Хель, весь ужас и отчаяние медленного гниения там и распада, весь кошмар безнадёжности – всё это обращалось в ненависть, холодную, всеобщую и неизбывную.

Идеальные воины, идеальные бойцы – неуязвимые для обычной стали, не знающие страха, не ведающие сомнений. И только он, Яргохор, сможет в полной мере использовать эту мощь.

Река душ, вырвавшихся из застенков, резала Упорядоченное, словно серый клинок. Поток казался бесконечным, тысячи лет Хель собирала в своих залах «недостойных Валгаллы», и набрались их великие множества. Всего один мир, всего один – а какая сила, какая силища, навек запертая, заключённая в этих «душах», субстанциях, субстратах, из коих ещё только предстоит вырасти поистине великому!..

Теперь он, Яргохор, сможет отомстить поистине всем; всем, кто бросил и предал его, кто обрёк на века жалкого прозябания в северных тундрах Хьёрварда, где он лишь уныло влачился туда-обратно по тёмному тракту. Он отомстит своей родне, первой отвернувшейся от него, он отомстит тем, кто пришёл следом, потому что никто не помог освободиться, никто не помог освободиться, никто не желал разглядеть в нём не Яргохора, не жуткое чудище, уволакивающее мёртвых в Хель, а Ястира, каким он был до Первого Дня Гнева.

Все забыли, как он сделался Водителем Мёртвых, никому не было до этого дела; никто о нём даже и не вспомнил.

Что ж, память у него хорошая, как и положено провожающему мертвецов в их последний путь. Но только теперь, сокрушив барьеры царства Хель, он понял, что истинное предназначение Водителя Мёртвых не только вести души к месту их упокоения, но и в должное время вызволять оттуда.

Хьёрвард остался позади, впереди расстилалось бескрайнее Упорядоченное, со множеством миров и вместилищами мёртвых при них. В его, Яргохора, власти обойти их все, собрать великое воинство, какого ещё не знала вселенная с самого момента её сотворения.

Он пойдёт куда дальше, чем его бывшая родня, которая так и не смогла ничего сделать со времён своего падения. Где они теперь – надменный Ямерт, заносчивый Ямбрен, спесивый Ялмог, кичливая Явлата, надутый Ялвэн, загордившаяся Ятана, тихоня-себе-на-уме Ялини? Где все остальные? Где ушедший от мира Яэт, подвизавшийся вроде как «надзирателем» царства Хель, оставшегося после Боргильдовой Битвы без правительницы?

Что осталось от их былой славы и величия? – ничего, даже воспоминаний. И он, Яргохор, не собирался усаживать их обратно на троны, вовсе нет. Он сумел освободиться от тяготевшего проклятия, он сумел подчинить себе мертвецов, и его армия – это именно его армия, а не Ямерта или Ямбрена.

Но ему нужно больше воинов, намного больше.

…Дикий Гон шествовал сквозь Упорядоченное.

Воинство цвета сумерек – призраки, обретшие свободу и форму воинов, – ощетинившееся чёрными пиками, алебардами, гизармами и глефами, оно возникало в небесах очередного мира и спускалось вниз, почти к самой поверхности, маршируя по воздуху, словно по твёрдой земле.

Внизу, в городках и селениях, во дворцах и в лачугах живые их обитатели в ужасе запирали двери, захлопывали ставни, хватали какое ни есть оружие и дружно бормотали все молитвы, какие только знали.

Дикий Гон проносился над погостами – и могилы выворачивало наизнанку, дробя доски гробов и ломая каменные плиты, вышвыривая оттуда истлевшие кости или даже только что погребённых покойников.

Водителя Мёртвых не интересовали скелеты или полусгнившие трупы, ему требовались души – но, как он чуял, вырвать их из других «царств мёртвых» будет куда легче, если разрушено место последнего упокоения тела.

…Первое из таких царств лежало перед ним, вход – через огневеющее жерло вулкана, сквозь чёрные, заполненные пламенной лавой подземные каверны.

Водитель Мёртвых шагал первым, держа наготове чёрный меч, и слабые призраки этих мест с писком исчезали, страшась его вида.

Потом дорогу им преградила местная стража – трёхглавый великанский пёс со змеями вместо шерсти, охранявший высокие каменные врата с каким-то гордым, но глупым, на взгляд Яргохора, девизом.

Чудовище надвинулось, из пастей капала ядовитая слюна; Яргохор не отступил, не отступил и пёс, недолго думая, прыгнул, сам насадив себя на клинок Водителя Мёртвых.

Хлынувшие вперёд призраки вцепились в ещё живую плоть монстра, рвали, кромсали, терзали, вмиг оставив лишь окровавленный костяк.

Яргохор улыбнулся под высоким шлемом. Улыбнулся про себя, ибо лица у него не было, одна темнота.

Его воины облепили ворота, исполинские створки зашатались, громадные петли вырывались из древнего камня; Яргохор переступил порог чужих владений.

…Он побеждал везде и всюду. Местные «владыки» не могли противостоять его клинку; очень скоро Водитель Мёртвых повёл к выходу ещё один сонм призраков, его воинство возросло более чем вдвое.

И дальше, в других мирах, всё выходило так же: рушились тёмные своды, охранявшие покои мёртвых многорукие девы, стоглазые гидры и прочие страхи гибли, пронзённые мечами и пиками Дикого Гона.

Битвы были стремительны и кончались всегда одинаково. Засидевшиеся на своих тронах «владыки мёртвых» не умели сражаться, они привыкли иметь дело с одними лишь покорными душами; Яргохор повергал их, пронзал им сердца, и жертвы поднимались вновь, лишённые воли, готовые служить ему.

Армия мёртвых росла, скоро она покажет себя и в настоящем сражении, доселе все стычки были лишь лёгкой прогулкой.

Нескончаемая река призраков со стороны начинала казаться исполинским и жутким существом, единым из множества. Власть Водителя Мёртвых была велика, однако её следовало сделать ещё крепче, и помочь тут могли только Источники Магии.

Светлый Урд был недоступен; к тёмному Кипящему Котлу едва ли удалось бы прорваться просто так; оставался третий источник, Источник Мимира. Конечно, у него должен иметься хранитель, но с ним, полагал Яргохор, он сумеет справиться.

…Источник был уже совсем рядом, когда впереди, на самой границе его мира, замаячила крошечная человеческая фигурка.

Далеко не старый ещё человек, в простом, даже грубом хитоне и сандалиях, тёмная бородка, волосы до плеч. Он скорбно смотрел на приближающуюся армию мёртвых, и пальцы его сжимали отполированное до блеска дерево простого посоха.

Он ждал.

…Яргохор не удивился, заметив неожиданного гостя. Спаситель – ну, значит, Спаситель. Его, Ястира, и его Дикий Гон уже никому не остановить.

Они сближались – армия мёртвых во главе с гигантом в тёмной броне, и Спаситель в сером старом хитоне. Яргохор не имел никаких распрей со внезапно пожаловавшим гостем, они никогда не сталкивались, больше того, пока Яргохор был Ястиром, о Спасителе вообще никто не слышал. А потом, таская мёртвых через Гнипахеллир и угрюмо влачась обратно… потом до него докатывались какие-то слабые отзвуки, издалека, порой он чувствовал, что много-много душ разом покинули посмертную юдоль. Но у Яргохора было своё дело, простое и повторяющееся, и что ему до каких-то дальних трагедий?

Сейчас же Спаситель преграждал ему дорогу, и не просто преграждал: стягивал к себе все пути, явно не желая, чтобы его обходили; оставалось лишь наступать прямо в лоб.

Огромная армия мёртвых разворачивалась в боевой порядок. Яргохор застыл в самом её центре, ожидая, пока займут позиции полки на левом и правом крыле. Если Спаситель хочет боя – он его получит, Ястир не собирался ничем делиться.

Чёрный меч поднялся для удара, но Спаситель лишь скорбно покачал головой, дав посоху упасть и широко разведя в стороны безоружные руки.

В сознании Яргохора внезапно вспыхнул целый ураган стремительно менявшихся образов – миры молодые, расцветающие под недавно вспыхнувшими солнцами, и миры старые, покрытые льдами, словно сединой, где светила утратили связь с потоками великой силы. Миры, пульсирующие жизнью, и миры мёртвые, опустевшие, где лишь ветер выл над бесконечными кладбищами, над бесконечными полями костяков.

Миры, от которых распространяется жизнь, свет, счастье, – и миры, источающие ядовитые миазмы, подобно разлагающемуся трупу.

Души смертных и бессмертных, закованные в тюрьмах обречённой плоти, следующие по проклятому и краткому кругу – Древо во владениях Демогоргона – мир, живой или умирающий – жизнь, сколь угодно краткая или долгая, и заточение в «царстве мёртвых».

«Мне нет до этого дела, – без слов ответил Яргохор. – Пусть хоть все миры обратятся в ничто, подвластные мне души останутся со мной. Месть моя свершится, и, если ты хочешь меня разжалобить…»

Спаситель этого явно не хотел, он просто показывал, никак не обнаруживая, что воспринял сказанное Водителем Мёртвых.

Умерших миров будет становиться всё больше, и даже Он, Спаситель, упокаиватель и могильщик, не будет успевать хоронить всех мертвецов.

И когда придёт последний день, последний рассвет, когда едва светящее солнце глянет на отравленные миазмами поля, когда начнут рушиться сами барьеры и стены Упорядоченного, а в бреши хлынет дикий огненный Хаос, – кто встанет у него на пути?

«Это не моё дело, – холодно отозвался Ястир. – Я пришёл мстить, и я буду мстить; разговоры закончены».

Чёрный меч устремился прямо в грудь Спасителю, тот мягко отстранился, остриё пронеслось мимо.

До слуха Яргохора донёсся словно шелест бесчисленных крыл, как будто сюда мчались стаи неисчислимых стрекоз и были уж совсем близко.

Водитель Мёртвых отдал безмолвный приказ, и его воинство сдвинуло ряды, словно обычные живые копейщики и щитоносцы.

Спаситель оказался вдруг рядом с Яргохором, ладони его легли на тёмную броню, и Ястир зашатался.

…Руки Спасителя обжигали разом и огнём, и леденящим холодом. Странная, чужая воля проникала сквозь доспехи, парализовывала сознание, заставляла мутиться мысли; Яргохор успел, однако, воззвать к своим призракам, и те послушно потекли ему на выручку, низко склонив чёрные острия пик.

Спаситель грозно вскинул одну руку – и бесплотные воины Водителя Мёртвых зашатались, роняя оружие; власть Его над неживым воинством была сильнее, нежели у Яргохора.

Не так значительно, но всё-таки сильнее. Проклятие, и уже не успеть добраться до Источника Мимира…

Ястир боролся. Его собственная тёмная воля оттолкнула вторгающееся чужое сознание, картины затянутых смертным льдом миров уступали место совсем иному – мирам, через которые маршировало его призрачное воинство.

Они горели от полюса и до полюса, и всё живое обращалось во прах, не в силах устоять перед призраками Водителя Мёртвых. У каждого из павших он, Яргохор, исторгал душу, и она становилась ещё одним воином в его армаде.

Спаситель усилил натиск. Лёд наползал на яростное пламя, языки его шипели и умирали под синевато-прозрачными глыбами. Фигуры крылатых исполинов в белоснежных одеяниях поднимались над горизонтом, и смертные воители, воздев хоругви с Его ликом, ободрённые, устремлялись в схватку.

«Постой же, ты, который думает, что так легко сломает меня, пережившего День Гнева!»

…Там, на тёмных путях Гнипахеллира, Яргохору порой встречались случайные путники; они расставались с душами, Водитель Мёртвых исторгал их, присоединяя к очередному каравану.

И сейчас он, не думая, кто перед ним, попытался сделать то же самое. Спаситель не страшился никакого оружия, даже магического, он не дрогнул, когда чёрное лезвие коснулось его плоти (а может, лишь искусной её иллюзии); и Яргохор попытался сделать то же самое, что он проделывал множество раз с теми самыми смертными, что имели глупость или неосторожность забрести слишком глубоко в мрачные поля Гнипахеллира.

«Раз у тебя, Спаситель, человеческая форма, значит, где-то в глубине прячется и сознание, способное изобразить человека, смертного, понятного и близкого остальным. А раз так, должно быть там что-то, подвластное и ему, Водителю Мёртвых!..»

И ему показалось, что он нащупал нечто подобное – череду не то воспоминаний, не то предвидений: ребёнок, играющий среди друзей, юноша, втолковывающий что-то внимающим ему бородачам; молодой человек, вещающий перед толпами; и он же, влекомый на казнь.

Это повторялось раз за разом, и было похоже, только похоже, на память настоящей души.

Чёрный клинок потянул всё это на себя.

Но вместо увиденного в Яргохора хлынул лишь холод, мороз и лёд недвижи́мости. Картины рассыпались мириадами острых осколков, и вместо них оставалось нечто, названия чему не знал даже Ястир, некогда один из Молодых Богов.

…Он пытался бороться, но и силы, и чары, и магия умирали, не в силах покинуть глубин его же сознания. Он пытался сдвинуться с места, но вокруг царили лишь смерть и разрушение, что-то иное – не Хаос и не Порядок, не Свет и не Тьма – пожирало всё на своём пути.

Жаркий ужас, подобный тому, что пришлось испытать после Дня Гнева, когда перестал быть Молодой Бог Ястир, а появился Водитель Мёртвых Яргохор, затопил предводителя Дикого Гона; из пламени возникло строгое и скорбное лицо Спасителя, взгляд его прожигал, суля в то же время спасение и избавление.

Глаза Ястира закрылись, тьма, его собственная субстанция, внезапно ополчившись, залила взоры.

…Мёртвые воины-призраки терпеливо и равнодушно ждали. Им было всё равно, кто возьмёт верх.

Глава 1
Хедин, Познавший Тьму

Острая, словно кость, горная вершина нависала над тёмно-изумрудным морем бескрайних лесов. Бирюзовый купол неба с россыпью белых облачных росчерков, ветер в лицо и ощущение беспредельности. Беспредельности, что ощущается здесь куда острее, чем даже над пропастями Межреальности.

Внизу на много дней пути расстилались дремучие чащи, волны их накатывались на старые горы. На высотах рождались реки, серебряными жилами оплетали тёмно-зелёную, как старый малахит, чащу.

Здесь особенно остро ощущалась вечность.

Прошедшая вечность.

Хедин стоял, скрестив руки на груди.

Прошедшая вечность – какие банальные слова, не правда ли?

Как капли, как ускользающий сыпучий песок. Как кровь из смертельной раны. Как свет умирающей звезды, как последнее дыхание бродяги, замерзающего на пустом, всеми покинутом тракте.

Вороньё неслось следом за Познавшим Тьму, и это были не благородные чёрные враны Старого Хрофта. Хедин и Ракот пробудили к жизни великие силы, поднялся шторм, невиданный со дней основания Упорядоченного, и теперь настал миг долгожданной битвы.

Рухнет ли Закон Равновесия, выстоят ли Весы – уже не важно. За Хедином идут смертные, поверившие в него и вручившие ему самое ценное, что у них есть, – искреннюю, горячую веру. Что им смерть, что им бессмертие души, если они идут в бой за правое дело?

Боги не умеют ни думать так, ни даже чувствовать. Их удел – другое, но порой они ощущают нечто вроде зависти.

Но нет, сейчас уже не время. Прочь эти рассуждения! Пора их прошла. Бой, только бой! Меч пламенных ангелов, чёрный меч Ракота – этой паре найдётся достойное дело.

…Позади останутся руины, пожары и гробы. Серые некрашеные домовины лягут в землю, рядом друг с другом, и дадут новую жизнь. Новую жизнь Упорядоченного, а каким оно будет, это мироздание, – зависит сейчас даже не столько от него, Хедина, не от Ракота, Дальних, Спасителя или кого-то ещё – но от тех смертных, что шли сейчас за Познавшим Тьму.

Когда-то, до срока, были непобедимы отряды Ночной Империи. Когда-то не знали поражений бесстрашные воины Хагена. Ему же, Хедину, сейчас необходимо, чтобы поднятые его словом люди прошли до самого конца без единой неудачи.

Так уходит Вечность, и он, Познавший Тьму, знал это. Когда-то давным-давно Старый Хрофт рассказывал ему о Рагнарёке, в пору, когда Хедин уже знал, кто его собеседник. Они знали, что их время пройдёт. У Хедина и Ракота была целая вечность творить то, что они считали правильным. Вечность прошла.

Познавший Тьму стоял неподвижно, скрестив на груди руки, перебирая в памяти потерянных друзей, особенно тех, которые не знали, что скромный худощавый чародей в видавшем виды коричневом плаще – есть Новый Бог Хедин.

У Богов нет друзей. У волшебников – они случаются.

Особенно если, как Ракот, бродить по мирам инкогнито. В былые времена по Северному Хьёрварду хаживал некий маг по имени Рагнвальд, которого любила Кера, страстная и ревнивая, как и полагается Огненной Деве. Да, она любила его, по-своему, но любила. И стоило ли так вживаться в роль циничного странствующего чародея? Уж не завидовал ли он тогда Ракоту?

Впрочем, не важно. Самое лучшее средство от излишних размышлений, как говаривал гном Арбаз, один из подмастерьев Нового Бога, – это или хорошее пиво, или хорошая драка. А лучше всего – и то и другое вместе.

…Он выбрался из бездны Неназываемого. Огромной ценой, но выбрался; вытянул в безопасные области Упорядоченного вот этот самый мир, что сейчас под ногами.

Сигрлинн, сражаясь с Отцом Дружин в возрождённом Асгарде, подле вредоносного Четвёртого Источника, сама того не желая, сделала доброе дело – безостановочно черпала льющуюся из него силу, творя убийственные заклятья, пережигала её, восстанавливая баланс потоков магии. Четвёртый Источник теперь меньше расшатывал вселенную; можно было только поразиться стойкости Старого Хрофта, устоявшего перед эдаким натиском.

Что-то творилось с Древними Богами по всему Упорядоченному, они зашевелились, вылезая из тёмных логовищ, обретая новые силы или вспоминая то, чем владели некогда, и это тоже нельзя было сбрасывать со счетов.

Но самое главное – вызванный прорывом Четвёртого Источника магический хаос, расшатавший клетку Неназываемого, потихоньку угасал, и Познавший Тьму сейчас напряжённо искал этому причины.

Две его ипостаси, Наблюдающий и Действующий, инструменты, созданные во время спуска в пасть чудовища, с которыми ему предстояло окончательно объединиться возле священного Урда, послушно доложили, что потоки новосотворённой пустоты, эонами скармливаемой Неназываемому, вновь начали течь если и не как раньше, то, во всяком случае, более упорядоченно, не срывая с места укоренённые в Межреальности миры.

Неназываемый, не подчиняющийся никаким законам, – если не «хаос воплощённый», то нечто, к нему близкое, – вдруг сам сделался… упорядоченным.

«Нет, не так, конечно. Не обманывай себя, Познавший Тьму, – подумал Хедин. – Слишком хочется думать, что худшее позади, что опасность миновала, и особенно трудно признать, что ты не знаешь, привела ли к чему-то жертва самим собою там, в бездне Неназываемого».

Сейчас ему казалось, что это именно так. Что именно он, двойник – а может, истинный Хедин? – оставленный в пасти вечно голодного зверя, что-то смог сделать и изменить. Неведомо как, но смог.

Тем не менее вся система, так долго сдерживавшая чудовище, вновь застыла в хрупком равновесии. Четвёртый Источник не то чтобы иссяк, но сила теперь не била из него фонтаном, а сочилась тонкой струйкой. Урд, Кипящий Котёл и Источник Мимира, повинуясь сложнейшим, давным-давно наложенным заклятьям, постепенно брали верх, поток пустоты вновь становился ровным, упорядоченным, плавно обтекающим миры, а не срывающим их с места.

Правда, всё это благолепие грозило рухнуть в любой миг, от малейшего магического возмущения. Даже ему, Хедину, когда-то устраивавшему всю систему сдерживания Неназываемого, требовалась особая осторожность.

Зверь в бездне чуть присмирел, но отнюдь не успокоился. Баланс Источников должен быть восстановлен, однако это, быть может, самое простое из предстоящих дел. Затишье в шторме; краткое или нет, его нужно использовать. И для этого все средства хороши. Хедин зябко повёл плечами. Вера и любовь смертных – она словно сладкий яд.

Все права на ошибку уже использованы. Пришла пора просто побеждать.

Граница пересечена, обратной дороги нет.

Вера и любовь смертных – она словно сладкий яд.

Нельзя сказать, что Познавшему Тьму чувство это было совсем уж незнакомо. То тут, то там в пределах Упорядоченного возникали их с Ракотом храмы. Но… у них нет Церкви, как у Спасителя. Жрецы Хедина-Милостивца и Ракота-Заступника – скорее тайный орден, чем всевеликая вера. А здесь…

У ног Познавшего Тьму лежал спасённый мир. Банально, но именно так – спасённый от падения в бездну Неназываемого. Вера в него здесь стала абсолютной. Собственно, это даже не было верой, это было знанием. Его видели тысячи тысяч. Явленные им чудеса лицезрело ещё больше.

Храмы воздвигались – во множестве, а в них – его изображения. Сонмы владеющих кистью спешили зарисовать его, сохранить его облик; и для веры как таковой уже не оставалось места.

Пора было уходить; его ждал брат Ракот, ударивший в спину штурмующим Обетованное быкоглавцам.

Тихие шаги за спиной. Запахло лугом, весной, цветущим полем.

– Великий бог Хедин…

Соломенноволосая богиня этого мира, с золотистым серпом за узорчатым поясом. Большие васильковые глаза, бело-зелёное платье до колен, открывающее босые ноги.

Познавший Тьму обернулся.

Она перестала быть великаншей. Женщина, дева, разом и юная, и древняя, как сами времена года, как само небо, как вечнорождающая пашня.

– Великий бог Хедин…

Она низко склонилась перед ним. Солнечные волосы заплетены в косу с синей, под цвет глаз, ленточкой – бесхитростным подношением кого-то из тех, кому она помогла в бесчисленных делах повседневности.

– Внемлю тебе, Тейсида.

Древние этого мира любили торжественный слог.

Холм под ногами Познавшего Тьму был не просто холмом; в толще его скрывалось древнее святилище, посвящённое как раз соломенноволосой и голубоглазой Тейсиде, Подательнице Урожаев.

Когда-то давным-давно здесь поклонялись ей, быть может, самые первые племена, что перевалили через горы и пришли на эти благодатные равнины, в её царство.

Поклонялись и воздвигли храм. Странно только, что сделали они его подземным – уж кто-кто, а Тейсида к подземельям никакого отношения не имела.

– Спасибо, что почтил место сие, Великий.

Древняя застыла, словно не смея приблизиться. Тонкие пальцы сжались на рукояти золотого серпа за широким узорчатым поясом.

– Оно ведь посвящено тебе, Светлая?

Она кивнула, осторожно улыбнувшись.

– А почему всё-таки подземелья? – не удержался Хедин от вопроса.

– Тогда это были опасные места, Великий. Мои тёмные братья и сёстры, увы, никак не желали понять то, что понимает любой хищник: нельзя истреблять всю добычу за один присест, иначе умрёшь с голоду.

– И они нападали на поклонявшихся тебе?

Тейсида вновь кивнула.

– Нападали, Великий. Мне приходилось помогать тем, кто молил меня о защите. Поэтому подземелья. А где подземелья, там и тьма. Так мне пришлось стать грозной, – лёгкая улыбка, хоть и с оттенком печали. – Племена относили сюда, в святилище, рожениц. Я помогала тоже. Тех, кому помочь не могла, – забирала себе.

– Ты собирала себе их души? Души детей, умерших при рождении? И их матерей, скончавшихся родами?

Она кивнула, виновато прикусывая губу.

– Я знаю, это неправильно, Великий бог. Души должны вернуться в великую реку, в великий круговорот, в вечный цикл жизни. Но мне было так их жалко…

– И ты создала своё собственное Царство Мёртвых?

Взор Тейсиды опустился совсем низко.

– Нет, о Великий. Прошу тебя, не гневайся на меня. Или гневайся, но выслушай.

Познавший Тьму вскинул руку.

– Не буду гневаться, Светлая. Ты поступила так по доброте, а не алкая власти, почестей или преклонения. Но дай им теперь свободу, этим душам.

– Всё будет по слову Великого Хедина. – Её покорность казалась чрезмерной.

– У тебя прекрасные леса, добрая Тейсида.

– О! – она улыбнулась. – Похвала Великого Хедина стоит многого. И слово твоё, Великий, для меня закон. Но я хотела просить совсем о другом…

– О чём же?

– Великий Хедин… – потупилась Тейсида. – Моя просьба, наверное, покажется смешной и неуместной, но… Великий Хедин…

– Прошу тебя, Светлая, не злоупотребляй этим эпитетом. Мне он не очень нравится.

– Не гневайся на меня, Великий, – Тейсида смущалась и краснела. – Но я хотела сказать… Ты спас нас, удержал от падения в бездну. Все возглашают тебе хвалы. И простые смертные, и мои собратья, такие же Древние.

– Мне не нужны славословия, – сухо сказал Познавший Тьму.

– Я знаю! Знаю! Но дело в том… что мои родичи уже начали делить власть. Они уже спорят, кто «больше помог великому Хедину». А это значит – будет война, Великий. В который уже раз.

Познавший Тьму безмолвствовал.

– Тёмные и Светлые, и Серые, и Бесцветные – все повылазили, все оживились. Так не должно быть, Великий. Они в который раз зальют мир кровью тех, кто падёт на полях сражений, и тех, кого зарежут на чёрных жертвенниках.

– Чего же ты хочешь от меня, Тейсида? – угрюмо осведомился Познавший Тьму. – Я не пасу народы жезлом железным.

– Всё может быть иначе, всё должно быть иначе! Ты, ты должен править нами, Великий! Ты могуч и мудр, ты благ и справедлив…

Хедин поморщился, словно у него вдруг разболелись зубы. Никакие зубы у него, конечно, отродясь не болели, но…

– Ты должен править Упорядоченным. На высоком троне, в сиянии и славе; постой, Великий, прошу тебя, не перебивай! Я знаю, ты скажешь, что ты один, а Вселенная огромна; но испокон веку боги, собираясь править, заводили себе много детей, выполнявших их волю. Стань богом-отцом, Великий, правь нами сам или дай нам своё потомство, что будет таким же сильным и справедливым! И это – единственный путь; в тебя верят, за тобой идут. Не станет тебя – вновь начнутся распри и кровь! Нами должен владеть настоящий бог! Не такой, как мы, не рождённый от плоти мира, но возникший в невообразимой глуби Упорядоченного! Даже у меня сразу же кружится голова, стоит задуматься об этой необъятности…

– И этот истинный бог – я? – глухо спросил Хедин.

– Да, – тряхнула головой Тейсида. – Ты, Великий. Тебе править. Пусть имя твоё прогремит от края до края Упорядоченного. Пусть храмы тебе воздвигнутся повсюду! Дай мирам и народам закон, строгий, но справедливый! Правь нами и пошли детей своих помогать тебе! Нужен истинный хозяин! Один, настоящий! – Она умоляюще сжала руки перед грудью.

Воцарилось молчание. Хедин замер, глядя в подёрнутую дымкой даль, и Тейсида замерла тоже, не сводя с него васильковых глаз.

– Светлая Тейсида, – проговорил наконец Познавший Тьму, – всегда, едва лишь появляется «истинный хозяин», убытки и потери от него неизменно начинают превышать…

– Значит, он неистинен, – покачала она головой.

Познавший Тьму вздохнул.

– Многое мог бы я тебе возразить, Светлая, но не вижу смысла. Мой долг – хранить Упорядоченное, а не восседать на тронах. Не думать за других, не указывать, но лишь подсказывать и направлять. Сейчас – и только сейчас – я пошёл на то, чтобы собрать множество верящих в меня. Но лишь потому, что нам предстоит поистине небывалая битва, а не оттого, что решил влезть на какой-то там престол.

– Великий Хедин не прав, – Тейсида опустила голову.

«Кажется, сейчас заплачет», – подумал Хедин безнадёжно.

С женскими слезами не способен справиться никакой бог.

Спасти мир – это пожалуйста, нырнуть в бездну Неназываемого – сколько угодно, но сделать так, чтобы прекрасная дева не рыдала…

Нет, это выше его сил.

«Как же я понимаю порой Ракота. Чёрный меч на плечо – и бегом-бегом поражать новое чудовище!..»

А со спасёнными красавицами пусть разбирается кто другой.

– Для начала надо выиграть битву, Светлая. А о престолах и прочем мы подумаем потом.

* * *

«Война – единственно достойное занятие мужчины».

Хедин помнил себя тогдашнего, когда всё было просто и ясно. Или это теперь так казалось ему? Ему сегодняшнему, Новому Богу, «хозяину Сущего», как напыщенно именовали его порой подмастерья? Казалось, что всё просто и ясно, хотя на самом деле было совершенно не так.

Времена изменились. Что осталось прежним, так это избыток врагов и явная нехватка друзей. Правда, у него имелся План Хедина, а это, как говаривали гномы, уже полдела.

Планы никуда не делись и сейчас, правда, куда более смутные и неопределённые. Слишком много изломов и поворотов «а если так, то мы эдак». Планы – это хорошо. Но ещё лучше, когда просто знаешь, чего нужно достичь.

У смертных в самых разных мирах, на самых разных языках частенько звучит фраза «вызываю огонь на себя».

Хедину предстоит проделать то же самое.

Мир, где властвовала Тейсида с сородичами-Древними, пережившими всё – явление Молодых Богов, Восстания Ракота, падение Ямерта, натиск Неназываемого, – дал Познавшему Тьму воинов. Простых смертных, людей, сильванов, перьеруких. Нереид, тритонов, и прочий морской народ пришлось оставить – им не преодолеть Межреальность.

Рати собирались на огромной равнине, там, где Хедин впервые показался им. Здесь предстояло открыть врата в Межреальность и потом ещё как следует попотеть, прокладывая короткие тропы, иначе воинству придётся маршировать многие месяцы, прежде чем оно доберётся до Обетованного.

Конечно, в изобилии уже явились новоявленные «жрецы» Познавшего Тьму и толкователи «поданных великим богом Хедином знамений». Это неизбежно, это в людской природе. Старый Хрофт молодец, он всегда принимал смертных и бессмертных такими, как они есть, не требуя ничего и ничего не ожидая. Не очаровываясь и не разочаровываясь.

Бог Хедин забирал у мира множество мужей и жён, всех, кто пожелал сражаться. Он не думал о том, сколько из них не вернётся, – зато много размышлял о том посмертии, что будет их ждать.

Ибо бог тогда лишь бог, когда заботится не об одной земной юдоли верящих в него.

Времени оставалось не так много – до того момента, как качнутся обратно потревоженные Весы и маятник начнёт обратный ход.

– Прости, Великий, что нарушаю твоё уединение…