Текст книги "Три женщины в городском пейзаже"

Плохой хороший день

День не задался с самого утра. Вернее, с самой ночи, потому что Турову не спалось. Такое бывало довольно часто и всегда выбивало из привычного напряженного ритма. До самого рассвета он вертелся, крутился, маялся. Сбившаяся простыня была противной и влажной. Раздражало все, включая постельное белье, наверняка дорогое, из хорошего магазина – другого жена и не покупала, – и оно казалось колким и неуютным, подушка деревянной, а одеяло тяжелым. Туров подумал, что раньше этого не замечал. Резинка на трусах врезалась в кожу. Туров вставал, пил холодную воду, как следствие, часто ходил в туалет, но потом снова пил и даже сжевал кусок колбасы. Колбаса показалась слишком соленой, и Туров со злостью сплюнул непрожеванный кусок.

Вернувшись в спальню, он внимательно посмотрел на жену. Та крепко и, кажется, сладко спала. Замечательные рыжие – конечно, теперь уже подкрашенные – пружинки ее волос, которые он обожал, раскинулись по подушке. Но сейчас это его не умилило.

Он вышел в гостиную и лег на диван. На кожаном диване было скользко и неудобно. Чертыхнувшись, Туров вскочил, как ужаленный. Сел в кресло, вытянул ноги и закрыл глаза. Бесполезно – он окончательно понял, что все попытки бесплодны и сегодня ему не уснуть. Глянул на часы – половина шестого. Ура, дурацкая ночь сдавала права. Всё, всё, всё! Прохладный душ, непременно две чашки крепкого кофе – а иначе он не очухается, – несладкий йогурт и тост с сыром – обычный завтрак. Если не подключится жена, адепт здорового питания. Тогда придется проглотить мерзкую зеленую субстанцию под названием овощной смузи. Бррр!

Но ничего, до обеда он как-нибудь дотянет. И тут же вспомнил, что пообедать, скорее всего, не удастся – на час дня назначены серьезные переговоры с французами. Ну и черт с ним, с обедом, – выпьет кофе с печеньем, у секретарши Светки всегда есть что съесть. Секретарша из породы грызунов – весь день чем-то хрумкает: то сушки, то вафли, то дурацкие чипсы. Чипсы Туров любил – при виде вожделенного пакетика рот наполнялся вязкой слюной.

Но нет, вредных чипсов в его рационе не было лет десять – жена отучила. Овощные супы, полезная индейка, причем белое мясо, сухое и пресное, свежая рыба, дорогие молочные продукты, из тех, что без консервантов. Их дети не знали вкуса «Макдоналдса» и подобных заведений. Нет, старшая, Лизка, наверняка потом наверстала – еще бы! И он ее понимал. А вот младшая, Миланочка, была еще под контролем. В доме не было конфет: на десерт фрукты или йогуртовое мороженое. Бедные дети!

Он видел, с каким вожделением маленькая Лизка смотрела на сладкую вату, бургеры, картошку фри, кока-колу и прочие вредности. А потом и младшая тянула носом, улавливая аппетитные запахи. Но нет, с Женей шутки плохи. Получишь в ответ такие нотации, что в секунду расхочешь. И дети молчали. В начале совместной жизни Туров сопротивлялся Жениным правилам и с этими нововведениями пытался бороться, орал как резаный: «Какие сырники на ужин? Ты что, одурела? Я мужик, я пришел с работы голодный, а ты мне сырники? Я хочу кусок жареной свинины! С картошкой и соленым огурцом или с маринованным помидором!»

Жена не удостаивала его ответом – железная выдержка – и продолжала стругать салаты из свежих овощей. В доме не было кетчупов, майонезов, свинины, сосисок – ни-ни! Иногда, крайне редко, дорогая и натуральная – ха-ха – колбаса из магазина экопродуктов.

– Не делай вид, что ты меня не слышишь, – орал он, – и правила свои не навязывай!

Женя поворачивалась к нему с нежной улыбкой:

– Садись, дорогой! Остынет. Тебе к сырникам сметанки или свежей малины?

Туров сопротивлялся недолго, пару лет. Но, конечно же, зависал у киосков с шаурмой и чебуреками и, воровато оглядываясь, словно у его жены были шпионы, все это жадно и быстро съедал.

Очень скоро его засекли – нюх у жены был как у борзой.

– Пахнет пережаренным маслом, – скривилась она. – А что это на пиджаке? Это жир, Туров! Признавайся, ты ел беляши? Туров, когда жрешь, думай о холестериновых бляшках!

Холестериновых бляшках! Ну разумеется, о чем еще думать!

Но почему-то он испугался и «поджираться гадостью» – выражение любимой жены – перестал. Зато стал чаще ездить к маме, чтобы нормально поесть. Мама его жалела. Варила домашние пельмешки, пекла пирожки, а на плите дымилась кастрюля с кислыми щами на свиной грудинке. А как все это пахло!

Подпирая ладонью щеку, мама садилась напротив и смотрела на него печальными глазами. Женьку, его жену, мама ценила, но… так и не смогла полюбить.

Конечно, невестка все делает правильно – следит за здоровьем мужа. Благодаря ей он занимается спортом. Благодаря ей он строен и моложав. Чего уж, в их роду была расположенность к полноте. Но так издеваться над человеком? Так гнобить мужика?

Но со временем Туров привык с здоровому питанию и даже был благодарен жене – никакие болезни, появляющиеся у его сверстников, его не коснулись, тьфу-тьфу! Ни тебе гипертонии, ни гастрита, ни артрита – спасибо разумной Жене.

Нет, иногда ему позволялось – скажем, на даче или в гостях шашлыки. Но жена зорко следила:

– Один шампур, Туров! – шипела она. – И три рюмки водки!

Зато его не мучали отрыжка и горечь во рту, колики в боку и прочие «прелести».

Он вышел из душа и прислушался к себе. Кажется, легче не стало. Кофе, кофе – вот что вернет его к жизни. Слава богу, к кофе Женя была индифферентна, начитавшись статей про его полезность. Да и должны же быть послабления! Но сама пила только травяные чаи. Иногда, видя палатку с мороженым, Туров срывался и приказывал Володьке, водителю, остановиться. Покупал три рожка – один ему и два себе. Главное не капнуть на одежду – это улики.

После кофе чуть-чуть полегчало. Первая чашка за столом, вторая у окна – привычка.

Туров смотрел в окно. Март. Скоро весна, а за весной лето. Две недели назад они вернулись из любимой Италии. Во дворе лежали сиротские остатки зимы – небольшие нерастаявшие кучки слежавшегося, серого снега. А над ними – серое от облаков мартовское небо. Допив кофе, он вернулся в ванную. Внимательно посмотрел на себя в зеркало: а что, совсем неплохо! Оставшийся средиземноморский загар, гладкое лицо, все еще темные, с легкой проседью, волосы, красивая стрижка – Женька следит. В меру накачанное тело, плоский живот. Молодец его Женька! Да и он молодец. Остался доволен – он еще ого-го! Хотя какое там «ого-го» – Туров хранил жене верность. Во-первых, любил, а во‐вторых, был брезглив. Ну и, в‐третьих, банально не было времени. Мужские удовольствия типа картишек, охоты и баньки не для него – по натуре Туров был семьянином.

Два нажатия на распылитель флакона с одеколоном (конечно, выбирала жена), втер его в щеки, еще раз оглядел себя и еще раз остался доволен. Да, жене он не изменял, но видеть заинтересованные женские взгляды было довольно приятно. Настроение немного улучшилось. И в эту минуту раздался звонок. На экране высветилось – Володя. Водитель. Туров посмотрел на часы – через двадцать минут машина должна была быть у подъезда.

Словно почуяв подвох, без всяких «здрасте», Туров с раздражением бросил:

– Ну что? Что-то случилось?

Действительно случилось – машина сломалась. Володька что-то бубнил про гараж, про то, что сегодня – да, да, обязательно сегодня, Алексей Евгеньевич, да вы не волнуйтесь – к вечеру все будет в порядке.

– Может, возьмете такси? А чё, сейчас сервис нормальный! Нет, правда!

Но Туров уже отключился. Советчик, блин! Возьмите такси! Баран. Как-нибудь без его бараньих советов. Лучше бы за машиной следил, кретин. Он разозлился не на шутку.

Такси? Нет, сегодняшних таксистов Туров остерегался, это не прежние московские таксисты, профессионалы, спецы своего дела – нагловатые, ушлые, хитрые, отчаянные и умелые весельчаки. Нет, никакого такси – сегодня это опасно. Остается взять машину у жены, другого выхода нет. И, тяжело вздохнув, Туров отправился в спальню.

Жена по-прежнему сладко спала. Туров осторожно дотронулся до ее плеча. Поморщившись, Женя открыла глаза и глянула на часы.

– Ты что? – удивилась она. – У меня еще сорок минут! Что-то случилось?

Туров объяснил ситуацию и тут же снова расстроился: ну вот почему он разговаривает заискивающе, почему просит, давит на жалость? Клянчит, а не приказывает, как подобает кормильцу? Ну да, подкаблучник. И это надо признать…

– Машину? – удивилась жена. – А Миланка? Ты на машине, а мы на метро?

Очень хотелось обидеться. Очень. И выдать жесткую тираду: «Впервые в жизни попросил, да, форс-мажор! Вам две остановки. И, знаешь, я ездил в школу на автобусе и ничего, как видишь, не помер! Да и ты, кажется, тоже?» Но не стал. Жена права, дочь – это святое. Да и скандалить не очень хотелось – Женя была из тех, кто может молчать неделями.

Он быстро оделся и, не заходя в комнату дочек, как бывало всегда, вышел за дверь. Было обидно. Ужасно обидно! Женя знает ведь, что он не любит метро! Всегда не любил подземку, а уж сейчас, загруженную приезжими, тесную, душную, и говорить нечего. В метро ему становилось плохо.

На улице было тепло. Тепло и влажно, и еще ощутимо пахло весной.

Выйдя из двора, Туров остановился. И что теперь? Поднять руку и остановить такси? Или все-таки позвонить секретарше Светке, чтобы та вызвала? С минуту подумав, вздохнул и пошел по направлению к метро.

В конце концов, подумаешь, барин! В метро он не ездит, душно ему! Цаца какая! И давно ли? Задумался, вспоминая. Да, лет двенадцать точно! А может, и больше. А что, даже любопытно – какое оно сегодня, это метро? И, взбодрившись, прибавил шагу. До метро было близко, минут шесть, не больше. А до работы пять остановок. Или четыре? Он начал считать. Забыл. Черт, забыл! Коренной москвич, а забыл старые и всем известные станции! Впрочем, чему удивляться? Все мужики давно пересели в машины. Да и женщины тоже.

Бодрым шагом Туров зашел в метро. Все было по-прежнему – спешащий на службу народ, приезжие с тюками и сумками, гул поездов, стойка дежурной у турникетов. Только вот турникеты были новыми… Да, точно, новыми! Блестящими, хромированными, с маленькими стеклянными дверками.

«Билет!» – вспомнил он и повертел головой. Касса. В кассу стояла длиннющая очередь. Вздохнув, Туров встал в конец. У кассы замешкался, смутился, достал портмоне. Пятьдесят рублей? Ух ты, немало!

– На сколько поездок? – строго спросила женщина в окошке.

Туров совсем растерялся.

– Ну… давайте на две.

Если Володька починится, билет пойдет Светке. У турникета снова замешкался, огляделся. Прислонил талон к автомату и – уф, прошел! Сработало.

Спустившись к перрону, с облегчением выдохнул – справился, хотя и немного вспотел. Отругал себя: «Идиот!» Нет, билет на одну поездку стопроцентно получит Светка. А он вечером уж точно закажет такси!

В вагоне было тесно и душно – наверное, старая вентиляция уже не справлялась. Все увлеченно таращились в свои телефоны – все! И молодежь, и люди его возраста, и, самое удивительное, старики! Туров усмехнулся. Раньше вагоны были похожи на избы-читальни: книги, газеты, журналы. Туров и сам в метро всегда читал. Да, времена изменились, и кажется, не в лучшую сторону. Что поделать – прогресс, чтоб его. Кстати, еще одно достижение его правильной жены – их младшая дочь к гаджетам доступа не имела.

Туров считал остановки. Все правильно, четыре. Всего четыре. Значит, память не подвела. С трудом протиснувшись к двери, почти выскочил на платформу. Точнее, помогли, вытолкнули. Да уж, о каком комфорте тут говорить. Московское метро, самое просторное, самое красивое и самое удобное, тоже осталось в далеком прошлом.

Поднявшись по эскалатору – никаких правил не соблюдалось: справа те, кто терпеливо стоит, слева спешащие – какое! – он с облегчением вышел на улицу. Глянул на часы – ого! Метрополитен доставил его на полчаса раньше. Нет, свой смысл в этом есть – на машине не угадаешь, чертовы пробки, Туров ненавидел опаздывать. А здесь четко – двадцать минут, и ты на месте: пять-шесть минут от дома, двадцать в метро и еще шесть-семь до офиса. Офис Турова находился в центре, в престижном месте – залог успеха. Нет, конечно, обосноваться в центре получилось не сразу – девять лет прозябал в глуши, в Теплом Стане, у самой Кольцевой. Несерьезно. Зато сейчас серьезно. И, гордо вскинув голову, Туров толкнул тяжелую деревянную дверь на улицу. В глаза брызнуло солнце, и, зажмурившись от неожиданности, Туров споткнулся. Глянул вниз – черт! Да уж, не его день, определенно не его. Нос дорогущего итальянского ботинка был прилично ободран. «Теперь на помойку, – тоскливо подумал Туров, – не красить же, ей-богу!»

И тут его окликнули:

– Лешка, Туров, братан! Ты?

Не оборачиваясь, Туров замер – голос показался знакомым. Неужели? Нет, все понятно: Москва – большая деревня! Но чтобы так? В тот самый день, когда он впервые за столько лет рискнул спуститься в метро? Громко вздохнув, он обернулся.

Так и есть, не ошибся – Градов. Градов, мать его так. Градов собственной персоной. Как есть и вполне узнаваем. Даже прикид не изменился. Вот черт!

Градов улыбался во весь рот. Как будто нашел триста долларов. Или сто – судя по его потертому виду, Градов бы обрадовался и сотне.

Туров молча оглядывал Градова с головы до ног. Да… бывший приятель остался верен себе. Только не понимает, придурок: то, что хорошо в юности, в зрелости выглядит по меньшей мере смешно и нелепо.

На Градове была шляпа. Черная, с широкими, потрепанными полями. Еще та, с тех времен? Нет, вряд ли. Та давно бы истлела – Градов ее не снимал. Все смеялись: «Ты, Градов, в ней спишь? А сексом тоже в ней занимаешься?»

Итак, черная шляпа с полями. Черный кожаный плащ, длинный, почти до щиколоток, под пояс. Белый шарф, замотанный вокруг шеи. Точнее – не белый, а грязно-белый, и это не цвет, а состояние. Понятное дело, джинсы. И, как говорила жена Турова, вишенка на торте: ковбойские сапоги! Да, да, потертые, донельзя заношенные, давно потерявшие и цвет, и вид ковбойские сапоги – привет из восьмидесятых. Ну и за спиной – литавры! – гитара. На толстом, облезлом шнуре висела гитара.

Туров не смог сдержать усмешки.

– Ну привет, привет, – небрежно, с пренебрежительным и тоскливым вздохом бросил он.

А Градов все никак не мог успокоиться – и сыпал, сыпал без остановки: и «Лешка», и «братан», и «чувачок со старичком». И «какая встреча», и «сойти с ума»! И «Вот же, а? Во как бывает! Нет, Леха – я увидел тебя и прибалдел – сам Туров? Собственной персоной? Ну не фига себе, а!».

Пока Градов продолжал восхищаться, скривившийся, как от кислого, Туров удрученно молчал. Да, влип. Но ничего, сейчас этот мудила нарадуется, налыбится, натрендится, и мы распрощаемся. Туров посмотрел на часы, ему и вправду было пора.

– Торопишься? – искренне расстроился Градов. – Тайм из мани?

О боже… Туров почувствовал, как у него заныли зубы, причем одновременно все сразу. Какая тоска!

– Ага, спешу – работа. А она, как известно, ждать не будет. Прости.

Градов заржал:

– А еще говорят – работа не волк! Хотя нет, все понятно, – посерьезнел он.

«Понятно тебе, – усмехнулся Туров. – Это заметно. Как был трепачом и бездельником, так, судя по всему, и остался. Еще странно, что встретились мы в такую рань». Туров помнил, что раньше часа дня Градов не просыпался.

– Старик, но встретились же! – совсем расстроился Градов. – Это же полпроцента из ста! Вот так, случайно! А ты задумал сбежать!

– Это не «сбежать», Вова! Это называется по-другому. Это – работа. Бизнес. И он не любит ждать, извини.

«Жестко, жестко, – подумал Туров. – Ну так тебе и надо. Получай. Не все живут, как ты. Ты этого еще не понял, старичок?»

– Слушай! – Градов все суетился. – На полчасика, а? Здесь, – он кивнул в сторону, – есть неплохая кафешка. Нет, правда, неплохая! Во всяком случае кофе там варят отменный! И жрачка приличная, я там часто бываю. Давай, а? На полчасика? Ну как же так – встретились и не посидели? Потренькаем, повспоминаем былые дни! А, Леха? Былые, так сказать, подвиги? Бойцы вспоминают ушедшие дни! – И Градов засмеялся.

– Вова! – Туров нахмурился. – Полчаса нам ничего не дадут. За полчаса ничего не расскажешь. Да и зачем? Ну сам посуди – глупо, правда?

«И кстати, – подумал он, – ничего рассказывать я ему не собираюсь. И вспоминать былые дни тоже. Подвиги, блин! Боец. Герой невидимого фронта. Какие там подвиги? Что там вспоминать?» Туров все давно забыл. Потому что очень старался. «Кофе варят»! Болван. Сейчас кофе не варят – его делают в кофемашине. Хотя… черт его знает – может, где-то и варят… Жрачка нормальная. Ага, представляю я это кафе и ту жрачку, на которую у тебя может хватит бабок, друг юности мятежной!

– Ей-богу, не могу. – И Туров развел руками. – Ну правда, честное слово. Переговоры сегодня, важный партнер. Извини.

Градов окончательно скис.

«А морда обвисшая, – с удовольствием подумал Туров, – обвисшая, серая. И зубы… Кто в наше время ходит с такими зубами? Старый, драный, облезлый черт. Клоун в шляпе с гитарой наперевес. Чудило. Неужели он не понимает, что это смешно? Рокер, блин. Чистое чучело!»

– Эх, – разочарованно протянул Градов. – Жалко, братан. – Он махнул рукой. – Вот сейчас обменяемся телефонами и еще пропадем лет на триста. А там, гляди, и до встречи с Хароном недалеко. – И жалостливо, по-собачьи, заглядывая Турову в глаза, тихо, смущенно промямлил: – На полчасика, а? Просто по кофейку! Честно, он там…

– Ладно, – перебил его Туров, – пошли. На полчаса. По твоему замечательному, – хмыкнул он, – кофейку. Который все еще варят.

Он видел, как вспыхнули градовские глаза. Вспыхнули от радости, загорелись, ожили. «И вправду мудак, – подумал Туров. – Чего он так радуется? Или – кому?»

Кафе обнаружилось прямо за углом, две минуты ходьбы. Спустились по ступенькам – маленький зальчик на пять столов, барная стойка, бармен, похожий на вопросительный знак, клетчатые скатерти, белое на красном, типа привет из Италии, вазочки с сиротскими пластиковыми цветками, дешевые стулья, короче, секс для бедных, как говорит секретарша Светка.

Градов помахал бармену, тот ответил.

– А ты тут завсегдатай! – подколол Туров.

Градов с достоинством кивнул:

– Ну да, здесь все по-домашнему, все для своих.

– Я понял, – усмехнулся Туров, – ты здесь свой.

Туров повесил пальто на вешалку-рогульку. Снял плащ и Градов, аккуратно, с любовью, пристроив его рядом. Серый свитер с Бэтменом, старые джинсы. По-прежнему тощий, поджарый. Таким, как Градов, годы не страшны – ешь сколько хочешь. Конституция. Туров вспомнил его отца: один в один – длинный, худой, сутуловатый.

Лениво позевывая и покачивая широкими бедрами, как ладья, подплыла официантка.

– Приветик! – не разлепляя накрашенных век, зевнула она. – Как дела?

– Вот, – разулыбался завсегдатай, указывая на Турова, – друга юности встретил, Анжел! Сто лет не виделись, представляешь? Нет, правда, сто лет! Когда в последний раз, а, Лех?

Туров равнодушно пожал плечом.

«Друг юности». Раздражение накипало. «Идиот. Нет, это я идиот – зачем повелся, зачем поперся? Ладно, черт с ним. Выпью кофе и прощай еще лет на сто, старый друг. А лучше – на двести».

– Анжелк, мне как обычно, – вальяжно откинувшись на стуле, произнес Градов, – сама знаешь.

Придурок, козлина.

– А ты, Лех?

– Я есть не буду, – сурово отрезал Туров, – не голоден. Чашка черного кофе. – Он глянул на сонную Анжелу: – Говорят, у вас кофе варят?

Анжела кивнула:

– Ну да. В турке, на песке. Варит Вартан, а армяне в кофе понимают, не сомневайтесь! – Последняя фраза была сказана с вызовом. И, как ялик, она отплыла.

Туров оглядывался. Дешевые эстампы, копеечные бра. Правда, музыка неплохая – даже странно, кажется, Саймон и Гарфункель?

– Уютно, правда? – оживился Градов. – По-домашнему, да?

О господи. «По-домашнему». Туров вспомнил свою квартиру. Усмехнулся. Ну да, для кого-то по-домашнему. Но точно не для меня.

Похлопав себя по карману, Градов вытащил пачку LM и протянул Турову:

– Пойдем перекурим?

Туров отрицательно покачал головой.

– Понял, – кивнул Градов, – такие не куришь!

– Вова, – еле сдерживая раздражение, сморщился Туров, – я вообще не курю. Ни такие, – кивок на пачку, – ни любые другие. Бросил лет двадцать назад.

Градов посмотрел с уважением.

Туров посмотрел на часы – позвонить Светке? Сказать, что задерживается? Да черт с ней. Забеспокоится – сама позвонит. Босс перед своей секретаршей отчитываться не должен. И, вспомнив утреннюю обиду на жену, Туров нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

– Ну как ты? – Градов подался к нему. – Как жизнь, ну и вообще? Смотрю на тебя, – Градов окинул Турова взглядом, – кажется, у тебя все удачно?

Усмехнувшись, Туров повел плечом:

– Не жалуюсь.

По залу медленно плыла Анжела с подносом, плотно уставленным едой. Поплыли довольно приятные – на удивление Турову – запахи.

– О! Уже! – потирая руки и громко глотая слюну, обрадовался Градов. И, привстав, стал помогать все еще сонной Анжеле.

«Холоп, – подумал с презрением Туров, – и чего вскочил, халдей?»

На столе обнаружились шкворчащая яичница с помидорами, здоровенные аджарские хачапури лодочкой с яйцом и пара кебабов, огромных, с хороший мужской кулак, украшенных щедрой горкой гурийской капусты.

«Ничего себе, – удивился Туров, – кажется, я был неправ». Рот мгновенно затопила густая и вязкая слюна.

А Градов радостно потирал руки.

– Красота, а? – восхищенно повторял он, обводя стол глазами. – Угощайся! Здесь на троих хватит, не сомневайся!

Туров покачал головой. «За жратву не продамся, – усмехнулся он про себя. – Но как аппетитно!» И Туров с сожалением перевел взгляд на сиротливо стоящую чашку с уже остывающим кофе.

Градов поспешно принялся за еду и ел с таким аппетитом, с таким удовольствием, что Туров окончательно скис. Глотнул кофе – тот, кстати, оказался отличным.

– Ну, – не успокаивался Градов, – хорош стесняться! Давай присоединяйся! Одному как-то неловко, правда!

«Неловко ему! Ага, как же! Жрет, собака, аж за ушами трещит!» – окончательно разозлился Туров. Но нервы сдали, не выдержал. И, покраснев, он лениво кивнул:

– Ну ладно, давай. Соблазнил.

Градов обрадовался. Искренне, по-детски – улыбка во всю морду. Дурак. И торопливо, словно боясь, что Туров передумает, стал накладывать в его тарелку яичницу, хачапури, люля.

Громко сглотнув, Туров схватил вилку и нож. «Ни фига себе! А ведь не обманул! Не соврал, придурок. Жрачка действительно обалденная! Яичница супер. Люля вообще запредельные! А хачапури как в лучшем и дорогом грузинском ресторане! Вот тебе, получай, сноб и выпендрежник, – “простенько и для бедных”!»

– Слушай, – спросил Градов – а может, по двести грамм? Давай, а? Беленькой? Под такую закуску? Прямо грешим, что без беленькой!

Туров посмотрел на него с испугом.

– Вот так, с утра? – И покачал головой: – Нет, Вова, я так не умею. Да и к тому же мне еще на работу. Это ты пожрешь и домой, в люлю, так?

Градов счастливо и звонко рассмеялся:

– Ага, угадал! Поем, потреплемся, и я домой, прямиком в койку! У творческих людей жизнь начинается к вечеру – не то что у вас, так сказать, бизнесменов!

– А ты, значит, у нас творческий? – недобро усмехнулся Туров. – А у нас, как ты изволил выразиться, так сказать, биз-нес-ме-нов, – четко, по складам, произнес он, – ненормированный рабочий день, если что. Бизнес, Вова, это такое дело – ни на час не отпускает. И утром, и днем. И вечером. А иногда и по ночам.

– Сочувствую, – печально вздохнул Градов. – Ну как в песне поется: каждый выбирает по себе. По своим, так сказать, потребностям!

Туров кивнул:

– Вот-вот. По потребностям. У некоторых они так, с вершок. А некоторым, – он усмехнулся, – хочется жить хорошо. Достойно. Ну и красиво – прости. Детей учить в хороших школах. Жену красиво одевать. Ездить на хорошей машине. Жить в красивой, просторной квартире. Любоваться разными странами. Да, ты прав – потребности у всех разные.

Уел. Подколол. Недобро, даже зло. Ну пусть получает: «У вас, так сказать, бизнесменов»! Говнюк. Нищий и бесполезный говнюк. Да наверняка еще и дармоед – живет за счет какой-нибудь бабы, несчастной разведенки, готовой на все, лишь бы были «штаны». И кутит сейчас за ее счет. Наверняка за ее, практически не сомневаюсь.

– Ну так что? – миролюбиво повторил Градов. – Давай все же по беленькой?

Кажется, на свой счет бурный монолог Турова он не принял. Туров почему-то разозлился – на него, на себя? Черт не поймет.

– А давай! – вдруг сказал он. – Давай, что там!

Градов оживился, обрадовался и поспешил к бармену.

– Вадик, организуй, а?

«Сам поперся, – усмехнулся Туров, – не окликнул – пошел сам. Как есть халдей, дешевка».

Минут через пять на столе стоял запотевший графинчик с водкой. Туров уже пожалел, что согласился. Двадцать минут десятого и – водка? О боже! А в час у него переговоры с французами. Какой же он идиот! Но почему-то ужасно, просто зверски захотелось выпить. Именно водки, ледяной, сводящей зубы. Водки, а не вина, которое он, по настоянию жены, пил последние лет десять – красное вино выводит токсины, красное вино полезно для сердца, красное вино полезно для мозга, красное вино укрепляет иммунитет. А если честно, он терпеть не мог красное вино! Особенно сухое – гадость, кислятина! Туров любил хороший французский коньяк и хорошее английское виски. Но ничего, привык и к вину – как говорится, припился. Что не сделаешь для любимой. Но иногда, крайне редко, вернувшись после тяжелого дня, позволял себе пару рюмок коньяка или стакан виски. Жена смотрела с осуждением, но молчала – и на этом спасибо.

Градов разлил водку по стопкам.

– Ну? – обнажив подпорченные временем зубы, улыбнулся он. – Поехали?

Туров кивнул – ну раз уж ввязался.

Холодная водка обожгла гортань. И тут же, через минуту, обдала жаром внутренности. Стало легко и приятно. Зацепив кусок уже остывшего люля, Туров блаженно откинулся на стуле.

– Ну что? Хорошо? – обрадовался Градов.

Туров великодушно кивнул, закурил.

– Лех, ну давай, не жмись! Что ты, ей-богу? Чудеса ведь, что встретились! А ты как неродной!

– Ого! – недобро крякнул Туров. – А мы с тобой, значит, родные? Спасибо, не знал.

Градов захлопал глазами. Но смолчал, хватило ума.

«Дуриком прикидывается, – подумал Туров, – наивным таким простачком. Дескать, рад встрече, а все плохое забыл. Да что там помнить? Все быльем поросло. Жизнь почти пролетела, не о чем говорить».

– Ну ладно, Лех! – примирительно сказал Градов. – Что ершишься, старик? Давай, чувачок, делись успехами! Колись! Обещаю аплодисменты!

«Добренький ты наш! Аплодисменты он обещает! Нужны мне твои аплодисменты, как козе барабан. Рассмешил, чувачок. Кто сейчас помнит эти слова: чувачок, старичок? А вообще-то что я, дурак, на него напрягаюсь? На кого? Я успешный и состоявшийся, у меня все хорошо, а это чмо… Нищее, смешное, нелепое – и я еще злюсь?» Туров взял себя в руки.

– Колюсь, – кивнул он, – удачно женат. Жена – умница и красавица, могу доказать. – Туров ткнул в лежащий на столе телефон. – Две дочки. Умницы и красавицы. Старшая студентка. Младшая в садике. Свой бизнес, своя компания. Не стесняюсь – успешная. Не стесняюсь, потому что пахал с утра до ночи. Поднимал. Ну и в итоге поднял. Квартира на Октябрьской, загородный дом в Кратове. Два этажа, шале в швейцарском стиле. Две машины, у меня и у жены. «Субару» и «гелик», «Гелендваген» в смысле. Ну что еще? – Туров развел руками. – Достаточно?

«Нет, все-таки мы, мужики, как дети: хвалюсь и балдею. На, получай!»

Градов молча кивал.

Потом ответил:

– Молодец ты, Леха! Горжусь. Нет, правда, здорово! В общем, ты, как теперь говорят, состоялся.

Скромно кивнув, Туров развел руками: дескать, извини, но уж как есть. Выдавил из себя:

– Ну? А что у тебя?

Градов разлил водку. Выпили молча, без тостов.

– У меня… – раздумывая, с чего бы начать, протянул он и широко улыбнулся. – Да у меня все тип-топ! Классно все у меня. Классно, отлично! – повторил он и вкусно затянулся сигаретой.

– Женат? – спросил Туров.

Градов рассмеялся:

– Ну как сказать, чтобы точнее… Был. Три раза. Развелся. Нет, женщины были хорошие, ты не подумай! Да, хорошие, – неуверенно подтвердил он. – Я, наверное, плохой… Даже наверняка. Короче, не задалось, не сложилось… Но я не один, – улыбнулся он, – тяжело одному! Короче, живу с одной. Хорошая женщина, Тамарой зовут. Мы давно вместе, полтора года.

– Это давно? – удивился Туров.

Градов заулыбался:

– Ну для меня – да!

– А дети? – Туров нахмурился.

– Двое, – ответил Градов. – Один в первом браке, второй во втором. Точнее – вторая. Дочка, Людочка. Одиннадцать лет. Сыну Володьке, – Градов задумался, – уже за двадцать.

– В честь себя назвал? – не удержался Туров.

– Жена захотела, – объяснил друг юности, – любила меня.

– Общаешься? – спросил Туров.

Градов отвел глаза.

– С дочкой да. Иногда. А с Володькой… Не получилось – бывшая настроила. Да и новый папашка имеется. В общем, просили не лезть, я и не лезу.

– Ясно. А где работаешь?

Градов заметно оживился:

– Группа у меня, Леха! Группа.

– Группа быстрого реагирования? – пошутил Туров.

Кажется, Градов обиделся.

– Нет, Тур! Музыкальная. Ансамбль, короче. Ну не ансамбль, конечно. Именно группа. Я гитарист, Васек Крытин на органоле. Димон Муравьев, Муравей, ты наверняка его помнишь, на саксофоне. И девочка поет. Скрипачка. Поет и играет – Таня Смелкова. Так поет, братан, – дух перехватывает!

– В каком стиле играете? – уточнил Туров. – Фолк, рок, бардовская песня?

– Кантри, – смущенно и расстроенно бросил Градов, – сейчас рок не катит, увы.

– А где, стесняюсь спросить, лабаете?

– По-разному. – Градов заметно скис. – Куда пригласят. В кафешках всяких. На вечеринках. По частным приглашениям. Ну и… в пансионатах.

– Ну понятно. С заработками не очень, как вижу.

Градов пожал плечами:

– Почему? Мне хватает. Знаешь, как говорится, богатый не тот, у кого много…

– Знаю, – перебил его Туров, – кому достаточно! Отличная отговорка! Оправдание для бездельников и лентяев, уж извини.

Градов смотрел на него с искренним недоумением.

– Ну что, скажешь, не так? – Сузив глаза, Туров подался вперед. – Не так?

Градов взял себя в руки и усмехнулся:

– По себе судишь?

– По людям. По жизни. – И с усмешкой добавил: – По жизни, чувачок!

– Зря, – отмахнулся Градов, – брось. Потребности у всех разные. И счастье все видят по-разному. Что, не так?

– По-разному, – согласился Туров. – Но ответь: от хорошей машины нормальный мужик откажется? А баба от новой шубы? А от Канар? Променяет Канары на… – Припоминая российские курорты, он щелкнул пальцами. – На Бердянск, например?

Градов расхохотался:

– Вот честно, не знаю! Не с чем сравнить! В Бердянске был, а на Канарах не доводилось! Что, такая огромная разница?