Текст книги "С видом на Нескучный"

Как Вера мечтала о нормальном жилье! Ехала по городу и представляла – вот здесь или вот здесь. И тут неплохо. А если с видом на Нескучный? Квартира с видом на Нескучный, зеленый летом, желто-красный осенью, белый зимой. Москва-река, по которой плывут баржи и семенят прогулочные пароходики.

Вряд ли сбудется, вряд ли. Даже коренные москвичи об этом и не мечтают: элитный район, дорогое жилье. Сидят в своих норах в спальных районах и счастливы, что есть эти норы. Да, тесноватые, с маленькими кухнями и низкими потолками, и добираться до них сложновато, особенно в час пик. Зато своя нора, собственная, отдельная. На что ты замахнулась, Вера? Охолони и приди в себя! И если потянешь и купишь квартирку в спальном – радуйся и считай, что тебе повезло!

Мама отмывала ее съемное жилье, отскребала плитку и ванну, без конца терла окна, стирала ветхие шторы, но ничего не менялось – бедность трудно прикрыть. А уж дешевыми пледами точно.

Обратно в Энск Галина Ивановна ее не звала. Понимала, что этого точно не будет.

– Но ведь и это не жизнь, а, Вер? Нет, ну ты глянь! Это по-людски?

Вера огрызалась:

– А у нас в Энске было по-людски? То же дерьмо. Тот же двор, тот же подъезд, та же шпана под окном. Те же звуки разбитых бутылок, ночные крики, пьяные песни. Ой, мам, не надо! И потом, мне ли к этому привыкать? Я, мам, выросла на такой же скудной, сдобренной дерьмом грядке.

– Тогда зачем? – не сдавалась Галина Ивановна. – Зачем это было делать? Что там в говне, что здесь, в столице?

– Не, мам. Не так. Там все безвыходно. Без вариантов. А здесь куча возможностей. И я, – Вера бросала на мать яростный взгляд, – я добьюсь, мам, я тебе обещаю! И будем мы жить с тобой ну, например, с видом на Калининский или Старый Арбат! Хотя нет, там шумновато… А если с видом на Нескучный? Мне кажется, что это самое лучшее место.

– Дурочка, – вздыхала Галина Ивановна, – сама-то веришь?

Вера молчала.

– Ага, вижу, как же! С видом на Нескучный! Вот про Скучный я еще поверю! – шутила Галина Ивановна и тут же грустно добавляла: – Ой, дочк… Другого у нас и не будет! Для таких, как мы, Вер, всегда будут Скучные. Или такого у вас не имеется?

– Такого нет, мам. Есть только Нескучный.

Но если честно, и сама не верила, что такое когда-нибудь может быть возможно.

А вот фигушки вам! Есть у нее квартира с видом на Нескучный! Еще как есть! Неправа была мама – и для них нашлось место напротив Нескучного!

Вера понимала, что ей сказочно повезло. Ей на голову не свалилось никакого наследства от неожиданно обнаруженных родственников, никаких богатых любовников, кинувших с барского плеча успешный бизнес. Вера была не из везунчиков. Хотя как посмотреть…

Безусловно, ей повезло. Повезло встретить Ингу Романовну, которая научила ее жить. Ну и с Таней ей повезло, еще как повезло, Вера понимала и ценила это.

И пусть в ущерб личной жизни, в ущерб свободе, здоровью и еще много чему, пусть не стала Вера миллионершей, да и, честно говоря, никогда к этому не стремилась. И пусть всего добилась тяжелым трудом, ценой хронической бессонницы, которую подчас не брали даже таблетки, пусть пережила разочарование, иногда предательство, ей удалось встать на ноги, заработать на достойную жизнь и обеспечить достойную старость маме. И еще – уважать себя, гордиться собой и сделать так, чтобы ее уважали другие.

Пять первых лет Вера помнила плохо: в те годы было так суетно и так бестолково, что в голове все смешалось. Чем она только не занималась – от уборщицы в школе до ночной нянечки в детском саду, от торговки мороженым до кассира в супермаркете. Перечислять можно бесконечно. Моталась по съемным квартирам. Дом, работа, общественный транспорт. Лишала себя всего: пол-яблока в день, пустые щи на неделю, каши, картошка, кусок недорогой колбасы. Мороженое как бонус, бутылка фанты как приз, дешевая шоколадка как премия. Потому что хоть что-то надо было послать маме. Работать Галина Ивановна уже не могла – сколько можно. Да и здоровье было не то, возраст. Еще надо было платить за квартиру и коммуналку, покупать что-то из одежды и обуви – из-за реагентов и дешевизны обувь летела на раз.

В целях экономии никаких парикмахерских – длинные, собранные в хвост волосы. Ничего Вера не видела в те годы, совсем ничего. Жила как на автомате: встать, почистить зубы, выпить чашку дешевого кофе, натянуть китайскую куртку и китайские кроссовки – и вперед, к новым вершинам! Вот только вершин совсем не было… А была одна суета.

Иногда ужасалась. Пять лет она живет в Москве, в городе огромных возможностей. И что видела за эти годы? В театре была два раза, когда приезжала мама. Конечно, не в Большом, не в «Ленкоме» и не в «Современнике» – это им не по деньгам. Но и то хорошо. Два раза была в Третьяковке, только пришла туда такая усталая, что думала об одном – добраться до дома и рухнуть в кровать. Пару раз с мамой были в «Макдоналдсе», ни одной, ни другой не понравилось, потом мучились от изжоги. Один раз в кафе выпила кофе с пирожным, и это было вкусно, хотя и недешево.

Вот, кажется, и все ее развлечения. А, три раза ходили в кино! Правда, сидели на дешевых местах. Кино дурацкое, американское, слишком шумное, боевик. Хотелось уйти, но постеснялись и досидели.

По Москве они очень даже часто гуляли. И в парках бывали, и на Красной площади, и на Старом Арбате, и в любимом Нескучном… Мама в Москве уставала, а Вера нет, пусть слишком пестро и суетно, а все равно здорово – жизнь.

На третьем курсе Вера бросила свой заочный. Жалко? Да. Но учиться сил не было, все отнимала работа – и настроение, и, главное, силы.

Но ни разу – ни разу, – несмотря на все сложности, у нее не возникла мысль уехать. Да и куда, собственно? Отступать некуда, разве что Энск. Значит, выхода нет.

К Инге она нанялась случайно, по объявлению, увидела, что требуется продавец в отдел элитных шуб.

Вера зашла в туалет торгового центра и посмотрела на себя в зеркало. Чучело гороховое. Какие элитные шубы? Кто ее наймет? За прилавком магазина элитных шуб должна стоять молодая длинноногая и ухоженная красотка, а не эта бледная и уставшая моль. Хотя длинные ноги имелись, и стройная фигура тоже. И лицо было вполне ничего, особенно если привести его в надлежащий вид. И волосы хороши, да кто их видит? Вечно убраны и затянуты в хвост.

Ну нет, просто смешно. Не пойдет она в павильон номер шестьдесят восемь в магазин с витиеватым названием. Не пойдет, потому что результат известен заранее.

Вера умылась холодной водой, облизнула сухие губы, гордо вскинула голову и вышла из туалета.

Домой. На сегодня она свободна. А дома пельмени из пачки, чашка растворимого кофе и сериал по телевизору. А завтра выходной! И не один, а целых три, майские праздники!

Она направилась к выходу и вдруг увидела яркую, гламурную, серебристо-черную вывеску магазина мехов.

«Как черти несли, – потом смеялась она. – Ей-богу, не просто так! Хотела найти другой выход, а пошла, как оказалось, в нужную сторону».

Она толкнула дверь в магазинчик элитных шуб – выпрут так выпрут, не привыкать. Как говорится, наглость – второе счастье. И совсем Вера не робкая! Просто замученная и разочарованная.

За прилавком стояла красивая и, как показалось Вере, молодая женщина. Она подняла на нее глаза и улыбнулась.

– Я по объявлению! – почти выкрикнула Вера. – Вам нужны продавцы?

Женщина внимательно и пристально разглядывала Веру. В ее взгляде не было удивления.

– Нужны, – просто сказала она.

Вера сделала шаг вперед.

Инга сразу разглядела и поняла Веру – опыт. Девка умная, серьезная, здорово покусанная и побитая жизнью. Но не сломленная, не злая – так, обозленная. Но главное – честная. В людях Инга разбиралась.

Да и привести ее в порядок дело плевое, данные отличные: худая, высокая, лицо неброское, но хорошее, умное. Глаза настороженные, испуганные, но это пройдет. И, главное, никаких надутых губ, наращенных ресниц, никакого дешевого провинциального пафоса, за которым комплексы, злость и обиды.

Словом, сделать из Веры надежную помощницу – пара пустяков. И не таких укрощали. Опыт у Инги не просто большой – громадный. И планы громадные, вот поэтому ей и нужна такая, как Вера. Понятно, что это займет время, не все сразу: сначала постоит за прилавком, изучит склад и поставки, потом съездит в Грецию, к Дидумасу, поторчит там с месяцок-другой, а уж потом можно познакомить ее с бухгалтерией, объяснить все про налоговую и таможню, познакомить с кем надо. Инга надеялась, что в Вере она не ошиблась.

Все, собственно, так и получилось, и ни по одному из пунктов разочарования Инга не испытала. Пожалуй, кроме одного – Вера непросто сходилась с людьми. Точнее – с нужными людьми. Не умела ласково улыбаться, делать комплименты и отвечать на них, желать удачи. У Веры все сухо, конкретно и только по делу.

– Зачем? – искренне удивлялась она. – Зачем мне говорить этой мерзкой тетке из налоговой, что у нее потрясающий костюм и волшебная стрижка? Она же корова и безвкусная уродина! Зачем мне строить глазки мерзкому хрену-таможеннику, взяточнику и похабнику, когда он и так получает от нас ого-го?

Инга вздыхала, и ликбез начинался по новой. Вера молчала, опустив голову.

– Ладно, – вздыхала она и неуверенно добавляла: – Я попробую.

«Раненая девка, – думала Инга. – Хорошая, но подстреленная. Тревожная, пугливая – ну да, жизнь научила. И все-таки настоящая, без шелухи. И судьба такая – невероятная любовь с бандюганом, потеря ребенка, городок этот тухлый, да и все остальное. Видно, на все нужно время».

Хотя времени прошло достаточно, Вера все еще не пришла в себя. Остались и боль, и обида. А у кого они исчезают бесследно? Сама Инга тоже пережила – врагу не пожелаешь. А ничего, выкарабкалась, стряхнула то, что на нее обрушилось, и зажила дальше. Казалось, что после пережитого уже никогда не придет в себя, никогда никому не поверит, никогда не пойдет на подобное. А ведь пошла! И как счастлива! А разве могла подумать? Потыкала судьба носом в дерьмо, потрепала за косы, вынула все кишки, всю душу, вытряхнула, как мусорный пакет, внутренности, а потом дала шанс. Сильная, умная – воспользуешься. Возьмешь – и будешь жить как человек.

Слабая дура – тогда мне тебя не жалко. Слабые не выживают, помни о Спарте. Инга свой шанс взяла, не упустила. Потому что сильная и точно не дура. Все сделала так, что сама с трудом верила: «Все это – у меня? Со мной? Это я – владелица магазинов элитных мехов? В меня влюблен Дидумас Ламбракис, владелец меховой фабрики в Касторье?» Эта фабрика досталась ему и его младшему брату Василиду по наследству от прадеда. Василида назвали как раз в честь того самого прадедушки. О любви с Дидумасом Инга и не мечтала – ну, во-первых, он был моложе ее на добрых (или не добрых) семь лет, а это немало. Во-вторых, Дидумас – местный плейбой, накачанный черноглазый красавчик, девки за ним табунами ходят, умница и весельчак, при этом удачливый бизнесмен – яхта и двухэтажный дом с колоннами. А Инга, пусть красивая и ухоженная, женщина далеко за тридцать, прошедшая и Крым, и Рым, дважды побывавшая замужем, и оба раза, надо сказать, неудачно. Отчаявшаяся и отчаянная, бойкая, но ранимая.

Но это была любовь. Дидумас влюбился серьезно, и, как Инга ни отбивалась, помня, что отношения могут помешать бизнесу, спустя два года сдалась. Не без боя, но все же сдалась.

Дидумас сделал ей предложение. Господи, предложение! Могла ли она об этом подумать? Нет, не мечтать – такие мысли в голову не приходили, – просто подумать. И был торжественный семейный вечер, на котором присутствовала огромная семья Ламбракис, мама и папа, старенькая, ничего не соображающая бабуля, три сестрицы Дидумаса, брат Василид и еще тети с дядями, их многочисленные дети, кузены Дидумаса, – в общем, как Инга все это пережила, сложно представить. Пережила. Понимала, что Ламбракисы не в восторге от выбора старшего сына. Какой уж восторг – немолодая русская женщина, миловидная, даже красивая, милая в общении, но… Вы ж понимаете. Плюс возраст, вряд ли сумеет родить. А греки – нация чадолюбивая, да и старший сын – главный наследник. Но возражать не посмели, с Дидумасом это бы не прошло.

От постоянно надетой улыбки болели скулы. Как же она устала! Не было сил снять платье и белье.

Раздевал ее Дидумас. Бережно стянул одежду, уложил в кровать, принес лимонаду и, нежно поцеловав, выключил свет.

И вот тут Инга заплакала. Она плакала, а Дидумас недоумевал – что случилось с его возлюбленной? Кто ее обидел? Или ей не понравилось торжество? А он так старался… Он что-то пропустил, не заметил, его девочке кто-то сказал что-то недоброе?

– Нет, никто? Тебе все понравилось? Тогда почему ты так плачешь, милая? Ты меня разлюбила?

– Дурачок. Мой любимый и глупый мальчик. Я тебя разлюбила? Какой ты смешной! Мне не понравилось твое семейство? Меня кто-то обидел? Милый ты мой! Мой прекрасный! Мой наивный и светлый мальчик! Мой самый лучший и самый добрый! Ты мой чудесный… Ты никогда не поймешь, почему я так плачу. И самое главное – тебе и не надо. Не надо понимать. Почему? Какой ты смешной! Конечно, это слезы радости, ты правильно понял. У вас тоже плачут от счастья? Ну, разумеется, все похоже. Нет, нет, я уже не плачу. Честно, не плачу – ну вот, посмотри! Да, буду спать. Кольцо? Твой подарок прекрасен! Как и ты сам. Да, засыпаю. Все, все. Иди, отдыхай. Со мной все отлично. Да, честное слово. Я в полном порядке, ну перенервничала, устала! Иди, милый, иди, отдыхай!

Разве можно ему объяснить? Ему ничего не нужно знать. Ничего про ее прошлую жизнь. Про ее мужей, про ее унижения. Про то, как ее, его прекрасную Ингу, выгнали в ночь с одним чемоданом.

Потом смеялась – в чемодане оказалось три пижамы, две старые майки, пляжные тапочки, кусок мыла (не зубная щетка, а именно кусок мыла!), мужнина бейсболка с логотипом футбольной команды, почему-то пара перчаток, собачий ошейник и что-то еще.

В каком же она была состоянии! Ни денег, ни драгоценностей (на тот час он еще их не забрал), ни флакона духов. Ни даже сменного белья, ничего! Три пижамы. Все, что она прихватила из семилетнего брака с очень небедным человеком. Человеком, которого она очень любила.

Побитой собакой вернулась к маме. А у той своя жизнь, новый мужчина. Зачем ей рыдающая и несчастная дочь? Мама так долго ждала своего счастья.

У мамы Инга выдержала недолго, пять месяцев. Устроилась на работу, сняла комнату и изо всех сил принялась выживать.

А потом новые отношения. Тогда казалось, что этим спаслась. Новый возлюбленный очень поддерживал ее во время развода. Нанял хорошего адвоката, свозил на море. Инга приходила в себя.

Он был неплохим человеком, совсем неплохим. Только запойным. Просто она об этом не знала. А когда узнала и впервые увидела, от страха сбежала. Смотреть на это было невыносимо.

Потом взяла себя в руки и вернулась.

Опытные люди проконсультировали: «Пока свое не выпьет, бороться бесполезно. Стонет и лежит на полу? Ну и хорошо, не волнуйся. Поставь ящик водки и жди. Чего? Сама поймешь. Через неделю – дней десять вызывай нарколога. Капельницы, промывания – он все знает. Вот телефон, проверенный мужик. Страшное зрелище? Да, понимаем. Ну что делать – болезнь».

Так все и было: сидела как мышь в соседней комнате, засыпала и тут же в холодном поту просыпалась. Он стонал, кричал, выл, мычал. «Животное, – думала она, – абсолютное животное. Ничего человеческого. Надо бежать».

На седьмой день вызвала нарколога. Тот не халтурил, трудился. Через три дня все стало налаживаться. Крепкий бульон, крепкий чай. Потом муж попросил котлеты. Пожарила. Под кроватью стоял собранный чемодан. «Как только он встанет, как только ему полегчает, сбегу в тот же миг».

Не сбежала – бежать было некуда. Спустя пару дней чемодан разобрала. Выслушала все извинения и клятвы. Поверила. Казалось, все было искренне – и отчаяние, и стыд, и раскаяние. И обещания. Наверняка все и было искренне – он был неплохим человеком. Стыдился, просил прощения, замаливал. Съездили в Париж, муж купил ей новую шикарную шубу. Взял для нее машину в кредит, пусть маленькую, но новую. «Моя букашка», – говорила она.

Со временем все пришло в норму. Инга повеселела и поверила, что запой больше не повторится. Сказала, что второй раз такого не вынесет. Он снова клялся и целовал ей руки.

Почти год все было нормально. А через год все повторилось. Все правильно, это болезнь. Но… При чем тут она?

Но и после второго эпизода не ушла, пожалела. В конце концов, бывает и хуже. А две недели пару раз в год…

Еще поняла, почему от него, такого хорошего, умного и порядочного, ушла первая жена. И почему ушла другая женщина, которая была до нее. Он называл их предательницами. Просто они поняли, что все бесполезно. Это не лечится, а только усугубляется.

Они спасали себя. И Инге тоже надо спасать себя. Иначе ее просто не будет.

А потом было долгое, холодное, бесконечное одиночество и накрывало такое отчаяние, что выла, как волк на луну.

Со временем привыкла и даже словила от этого кайф – одна, никто не командует, не ноет, не делает замечания, не капризничает, не критикует, не требует завтрак, обед и ужин, не ревнует и не устраивает сцен. Красота! А тут и бизнес пошел. Начинала, как все, с Лужников, а потом раскрутилась, развернулась и не пошла – побежала. А через пару лет вместо холодного, продувного, на самом ветру, павильончика с прилавком из металлического листа стала хозяйкой магазина элитных шуб в очень известном и недешевом торговом центре в самом сердце Москвы.

Из лужниковского наследия остались мучительный хронический цистит и не менее мучительный гайморит, но с этим как-то справлялась – теперь в ее магазине было тепло, светло и очень красиво. Денег на интерьер не пожалела. Внутреннее убранство – лицо торговой точки. Нежно-кремовые стены, вставки из итальянских, немыслимо дорогих черно-серебристых обоев, люстры с подвесками из черного хрусталя, свет от которых слепил и играл как алмазы. Стильный черный ковер, кожаный персиковый диван под цвет стен. Возле дивана журнальный столик с каталогами меховых изделий, ваза с конфетами – хорошими, шоколадными, известных московских фабрик. Имелись и кофемашина, и приличный сервиз, а уж про кулер с водой нечего и говорить.

Все куплено в долг, который, казалось, был неподъемным, неотдаваемым. Но скоро Инга поняла – все она сделала правильно. На красивую, умную и интеллигентную хозяйку, на хороший кофе с хорошими конфетами, на красивый интерьер сбегались люди. Причем люди небедные, люди, желающие комфорта и уважения.

И наплевать, что такие же шубы, жакеты, манто, шарфы и горжетки на третьем этаже были дешевле – во-первых, туда еще надо дойти, а во-вторых, хотелось себя чувствовать человеком и обслуживаться у милейшей и культурной Инги, а не у какой-то хамоватой тетки.

Что работает лучше всего? Правильно, сарафанное радио. Меха покупают нечасто, надолго, иногда навсегда.

Инга давала хорошие скидки и делала милые подарочки в виде фигурного бельгийского шоколада или шелковых, на шею под меховой воротник, платочков. Ерунда, а приятно. И пусть шоколадки стоили сущую ерунду, а платочки она закупила оптом и за копейки, как говорится, доброе слово и внимание никто не отменял.

Инга была так увлечена бизнесом, что про мужчин и не думала. К тому же человек, вкусивший свободу, вряд ли захочет обратно на цепь.

Но тут появился Дидумас. Отказываться от такого подарка? Нет, она не идиотка. Да и она влюбилась.

Казалось бы, все сошлось, сложилось – ее любовь и прекрасный, влюбленный в нее и щедрый мужчина, чудесная, теплая страна, семья, где к ней отнеслись если не с любовью и нескрываемой радостью, то точно с уважением. Ни сплетен, ни слухов, ни осуждения, ни мерзкого шепотка за спиной Инга не слышала – авторитет Дидумаса, старшего сына, был в семье абсолютным.

Конечно, Инга понимала, что ей тут не рады – еще бы! Кто эта малопонятная немолодая русская женщина, да еще и бизнес-леди? Все слышали про кровавые разборки и перестрелки, про рэкет, все знали, что бизнес в России под криминалом. Выходит, и их невестка замешана? Выходит, и она общается с бандитами?

Выходит. Инге было смешно, когда ее спросила об этом золовка, сестра Дидумаса.

– Видела ли ты бандитов, дорогая? – с глазами, полными ужаса, спросила та.

«Какие же вы наивные, – подумала Инга. – Думаете, нынешние бандиты – это что-то вроде пиратов с деревянной ногой, черной повязкой на глазу, пистолетом за поясом и алчным, прищуренным взглядом? Эх, мои же вы простодушные и неискушенные! Нынешнего бандита вряд ли бы вы отличили от успешного бизнесмена, у которого красавица-жена и дети в заграничных колледжах и университетах. Плюс загородный дом с итальянской мебелью, дорогая машина и брендовые шмотки. Нынешний бандит тщательно выбрит, пахнет хорошим одеколоном, ходит в театры и престижные рестораны. И разговаривает, кстати, без матюгов. Это вам не девяностые, милые вы мои, мои вы наивные. Понятно, что все бизнесы, а уж тем более торговля, крышуются. Но вам об этом лучше не знать. К чему тревожить ваши сладкие сны?

И никаких разборок, о которых вы слышали, давно нет. А есть сумма, которую ты… Ой, ну ладно. Зачем вам это? Вы же чисты, как дети. Не беспокойтесь, все давно поделено, распределено, все давно порешали. Ладно, хватит. Ей-богу, ничего интересного".

Ингу в семье мужа не то чтобы побаивались – ее немножко остерегались. Что ж, непонятного всегда остерегаются. И еще она чувствовала свой возраст. Вроде еще молодая, а все уже как-то не так…

Как она раньше любила тусовки! Гостей, шумные компании, подружек до рассвета! Бары среди ночи, клубы с грохочущей музыкой! Все было тогда нипочем… А сейчас, к сорока, захотелось покоя. Как говорится, тихого семейного счастья. Вечеров у камина, шезлонга у бассейна, прогулки по тихим улочкам, книжечки на ночь. И еще – тишины.

Как ни держись, как ни храбрись, а она понимала, как сильно устала – выживать, карабкаться, вздрагивать по ночам, бояться, что отожмут бизнес. В России это часто бывает. Сегодня пан, а завтра пропал, от сумы и от тюрьмы не зарекаются. Без ума торговать – суму нажить. Не зря ведь такие пословицы… Все на ее родине неустойчиво и все ненадежно – сегодня есть, а завтра нет. Человек предполагает, а бог располагает.

Разве наивные люди, ее новые родственники, могут это понять? Они, чьи предки, далекие пра-пра, создали этот бизнес, и до сих пор, спустя больше ста лет, он всегда переходит по наследству и по-прежнему принадлежит их семье?

Конечно, ей приходилось держаться. Быть бодрой, оживленной, готовой к любым приключениям, улыбаться гостям, удивлять их русскими блюдами, хорошо и молодо выглядеть, чтобы соответствовать молодому красавцу-мужу.

Но как же все надоело – и бизнес, и шумная, грохочущая Москва, и бесконечные пробки, и непроходящая усталость, и даже клиентки… И вечно хмурое серое небо, и озабоченный, малолюбезный народ.

И на родине мужа тоже все надоело. Даже вечное солнце и море. И улыбки во весь рот, и громкие, слишком громкие приветствия. И запах плавящегося асфальта, и вечный запах барбекю и жареной рыбы.

Иногда думала: к чему все это? Зачем она согласилась?

Да нет, было все замечательно: любовь, секс, пылко влюбленный красавец-мужчина. Муж. Были деньги, улыбки и одно сплошное дружелюбие. Она могла быть спокойна за свое будущее – она замужем за обеспеченным человеком.

Да, все было в порядке! Просто она очень устала. Придет в себя, отдохнет, привыкнет к жаркой стране и ее обычаям, полюбит все это – иначе нельзя. Конечно, полюбит – хорошее полюбить совсем просто!

Кстати, за московский бизнес Инга была спокойна – в Вере она не ошиблась. Бизнес развивался, Вера приезжала в Грецию, отбирала товар и, невзирая на сложности и проблемы, деньги переводила в срок, прилагая полнейшую отчетность, иначе это была бы не Вера.

Вера в Греции не задерживалась, приезжала накоротко и исключительно по делу, пыталась отбиться от проживания в доме Ламбракисов: «Бизнес есть бизнес, вы и так столько для меня делаете». Но ни Дидумас, ни Инга не соглашались: «Еще чего! Огромный дом, а тебе в нем нет места?»

Оформив все сделки, ехали путешествовать – Болгария, Македония, Турция. Вере нравилась греческая еда – мусака, стифадо, клефтико. Инга же скучала по соленым огурцам, моченым яблокам, докторской колбасе, кислым щам и бородинскому хлебу. Хлеб и соленые огурцы Вера, конечно же, привозила, но разве дело в огурцах и хлебе? Вера видела, что Инга тоскует.

«Странные мы люди, – думала Вера. – Казалось бы, Инге выпал чудесный, просто волшебный шанс быть счастливой, такое выпадает немногим. Дидумас хороший человек и очень ее любит. Про дом, деньги, машины и просто возможности говорить смешно – всего в избытке. А счастливой Инга не выглядит. Потухшие глаза, вымученная улыбка – чего не хватает любимой подруге? Как хочется спросить! Хочется, а неловко. Никогда они не пускались в подобные откровения. Никогда. Вроде и близкие люди, вроде и доверяют друг другу, а самым сокровенным не делились. Правильно, говорила Инга, – мы с тобой не женщины, а роботы, машины. Женщины в нас давно кончились. Чистая правда. Про Веру точно. Что она знает кроме работы? А самое главное – ничего знать не хочет.

Но при чем здесь Инга? У нее же все хорошо.

Инга погибла через три года. Разбилась на машине. Точнее – Ингина машина слетела в ущелье. Говорили, что отказали тормоза. Чушь, в это Вера не верила – как могут отказать тормоза в прекрасной новой немецкой машине?

Дидумас был черным от горя.

Стоя у закрытого гроба подруги, Вера вспомнила ее слова: «Знаешь, Вер, мне кажется, что я живу чужой жизнью. Как будто я заняла чье-то место. Ты меня понимаешь?»

После похорон Вера улетела в Москву. Что теперь будет? Боже, о чем она думает! Какой невыносимый стыд думать о себе!

Но человек так устроен. Куда она теперь? Опять на улицу, опять все по новой? Конечно, деньги у нее есть, все эти годы она откладывала. Но что делать, чем заниматься?

Решила так – будь что будет. В конце концов, не пропадет. Квартира есть, машина тоже. Проживет. А там что-нибудь да придумает, с ее-то опытом и разумностью!

Вот ведь правда – человек предполагает, а бог располагает. Инга часто повторяла эту поговорку. Инга… Такая молодая и такая счастливая! Инга, как ты могла? Или все-таки авария, случайность?

Никто теперь не узнает.

И еще, Инга. Спасибо за то, что ты была в моей жизни. Спасибо, что встретилась. Что ты меня всему научила. Спасибо за твое доверие, за дружбу и за все остальное. Да и вообще – если бы не ты, Ингуша…

Через полгода Дидумас предложил Вере выкупить магазин. Цена была более чем щадящая. Денег почти хватило. Часть отдала, часть в рассрочку. Конечно, изменились условия поставок. Но все равно они были не просто хорошими, они были сказочными. А через несколько лет Веру стали называть Королевой мехов, Царицей мехов и Императрицей мехов. Сеть магазинов по всей стране, собственное ателье, где можно было сшить шубу на заказ и просто переделать, прокат меховых изделий, хранилище-холодильник. Словом, успешная дама, селфмейд-вумен, девушка из провинции, достигшая вершин бизнеса. За интервью с ней стояли в очереди лучшие глянцевые журналы. Веру приглашали на важные мероприятия и на телевидение. У нее были личный водитель, секретарь и помощник. Вернее, помощница – Татьяна, подарок, находка, гарант Вериного спокойствия. Наверное, так же когда-то про Веру думала Инга.

* * *

Историю с предательством Вадима Таня пережила. Но с тех пор в серьезные отношения вступать не хотела – боялась.

Квартиру, доставшуюся ей после смерти Нины Васильевны, отремонтировала своими силами, побелила, покрасила, поклеила свежие обои. Не «ах», но жить можно. К тому же не выселки, а практически центр, о чем еще можно мечтать?

Она и не мечтала – жизнь текла так, как текла. Тихая, почти пенсионерская жизнь – дом, работа, по выходным кино или прогулка в Сокольниках. Книги, вязание – оно ее успокаивало.

И еще одиночество. Слезы и жалость к себе: ну почему у нее так получилось? Не слишком ли дорогую цену она заплатила за это? А может, надо было наплевать на Ниночку: конец один, да и что говорить, пожила старушка немало. Может, надо было остаться с Вадимом, выйти замуж, родить ребенка и жить жизнью обычной нормальной женщины? А она все профукала.

Ниночка, обязательства, столько лет – и все бросить? Таня приличный, честный и ответственный человек, она не предатель. Она просто дура. А раз дура – так и сиди тут одна, вяжи свои шарфики, смотри бразильские сериалы, попивай чаек со сладкими булочками, набирай вес, носи свои старые юбки и скучные кофты, закручивай на затылке дурацкий старушечий пучок, надевай на нос жуткие очки, сплетничай с тетками из булочной – в общем, превращайся в обычный синий чулок, в старую деву. Впрочем, ты уже в нее превратилась, даром что молодая. И вся твоя жизнь, дорогая Таня, расписана и предсказуема до мелочей – так все и будет. Та же (или другая, какая разница) булочная, те же туфли со стоптанными каблуками, та же сумка с потертыми ручками, самовязанные варежки из лежалой Ниночкиной шерсти, те же булочки с маком, те же сериалы про страстную любовь и предательство – ах, как все похоже! Те же выцветшие обои и старый Ниночкин холодильник. Все будет так же, без изменений, только ты, Таня, будешь стареть. Стареть и дряхлеть, бормотать про болячки, ходить в поликлинику, ворчать по поводу цен, полнеть, седеть и покрываться морщинами. И, глядя в старое, мутное бабкино зеркало, будешь себя ненавидеть. Ах, как же ты будешь себя ненавидеть, как проклинать, как презирать себя! Потому что ты, Таня, упустила шанс. Сама, по собственной воле. Потому что порядочная. Да, Танечка? Но порядочность не всегда сочетается со счастьем, разве не так? Всем хочется оставаться порядочными, не тебе одной, Таня! Все хотят дружить со своей совестью, но… Иногда жизнь ставит в другие условия, предлагает выбирать. И человек всегда выбирает себя. Если, конечно, он не дурак. И наплевать на совесть и честь, наплевать на жалость и обещания. Своя жизнь дороже всего. И свое счастье только в собственных руках.

Разве ты, Таня, можешь быть уверена, что твоя замечательная Ниночка, твоя Нина Васильевна, не предала бы тебя, будь ей это выгодно? Ну, например, не заменила бы тебя на другую сиделку, более покладистую и спокойную? И не переписала бы завещание?

Чего ты боялась? Больной совести или остаться без квартиры? С совестью ты бы справилась. А что до квартиры – так у тебя бы была квартира, двухкомнатная Вадима, с видом на Останкинский парк. Отличная, надо сказать, квартира, комнаты по пятнадцать и кухня десять квадратов. Но все, Таня, все. Ты все профукала.