Текст книги "Рядом с вами"

Синдром Кикоса

Вы слышали о таком редком заболевании? Даже представления не имеете, да? Тогда придется начать с исторических анналов. Есть такая армянская народная сказка. Боюсь напутать с названием, но дело обстояло так.

Послал как-то отец дочь за водой. Юная девушка с персиковой кожей и печальными глазами газели взяла пустой сосуд и отправилась к ближайшему источнику. Там она споткнулась о камень и разбила свой кувшин.

Девушка явно обладала живым умом и воображением, и поэтому ей тут же представилась следующая удручающая картина: «Вот выйду я замуж. Вот родится у меня сын Кикос. Вот пошлю я его за водой. Придет бедный ребенок сюда, споткнется, разобьет голову о камень и умрет».

И девушка заголосила во весь голос:

– Вай, вай… Бедный мой сын Кикос! Зачем я послала тебя за водой…

Плачет она, таким образом, убивается.

Приходит к ней через какое-то время сестра. Отец ее тоже послал, не дождавшись старшей.

– О чем ты так горько плачешь? – спросила ее сестра.

Девушка в ответ эмоционально принялась ей рассказывать свою историю:

– Вот родила я сына Кикоса. Вот разбился мой сыночек о камень…

Заплакала вторая сестра:

– Бедный мой племянник Кикос!

Сидят, значит, плачут теперь коллективно и, соответственно, в два раза громче.

Приходит мать. Увидев рыдающих дочерей, задает им законный вопрос:

– В чем дело?

Дочери заплакали с удвоенной силой, между всхлипами успев выдавить только:

– Погиб твой внук Кикос!

Сидит будущая бабушка, рвет на себе волосы:

– Вай, вай, бедный мой внук Кикос…

Приходит в конце концов отец семейства, измученный напрасным ожиданием. Выслушал он шокирующее известие и сказал, утерев скупые слезы:

– Чего же вы тут сидите? Пойдемте домой келех[14]14
  Поминки (груз.).


[Закрыть] справлять…

Ну, что скажете? Гротеск, сатира, седая древность, канувшая в лету?

Вот вам телефонный разговор в XXI веке.

– Ой, что было! Что было! – из трубки доносится взволнованный молодой голос. – Я провела ужасную ночь. Как представила, что через два месяца мне рожать, аж вспотела от нервов… Вот родится у меня сын Михаил. Такое имя надо ребенку дать, чтоб потом проблем не было с загранпаспортом. В Грузии он будет Михо, во Франции – Мишель, в Америке – Майкл, а в России – Миша. Чем плохо? А то другие дают детям какие-то заплесневелые имена в честь дедушек-прадедушек, не думая о завтрашнем дне. Или еще как-то назовут по-глупому. Вот, к примеру, сосед мой – Гулливер. А сам метр с кепкой. Дома Гулико зовут. Кто не знает – и не сообразит, мужик это или баба. Или вот, пожалуйста, золовка моей троюродной сестры – Ландыша. Думали, красавица родилась, а выросла – нервных просят не смотреть.

Нет, имя ребенку – это очень ответственное дело. Все надо продумать… Потом мой мальчик в детский сад пойдет. Надо уже у соседей детально выспросить, какой детсад лучше, няньки в какой смене хорошие и сколько платить.

А одна школа чего стоит? Это же страшно подумать, сколько проблем сразу свалится на мою голову. Надо сделать правильный выбор: русскую школу выбрать, грузинскую или английскую? Неизвестно, как политика повернется через двадцать лет.

А дальше, дальше… – Голос в трубке пресекся от волнения. – Вовремя женить моего мальчика надо. И главное, на ком! А вдруг какая кобра в дом заползет?! Я как себе будущую невестку представила, у меня сердце забилось так часто-часто! Чуть из груди не выскочило. Да еще вопрос: сумеем ли мы достаточно золота невестке собрать? Мой муж то работает, то нет. Так всю ночь без сна и провела. Пришлось валерьянку пить для успокоения.

– У тебя явно синдром Кикоса, – неожиданно раздалось на другом конце провода.

– У меня-я? – Слышно непритворное возмущение. – Вон, у моего брата соседей два месяца назад девочка родилась. Так ей уже шесть одеял и семь подушек на приданное закупили, и еще они на этом не успокоились. Пошли будущему зятю хороший костюм купили и туфли сорок второго размера сапожнику заказали, чтоб потом лицом в грязь не ударить. И не осудишь их. Серьезные люди все заранее делают…

Про «борьбу с коррупцией», passive voice и кусочек «щастья»

Сотворите добро, чтобы оно спасло вас.

Преподобный Гавриил (Ургебадзе)

Тот сумасшедший день Лали Буадзе запомнила до мелочей только потому, что он от начала и до конца прошел под знаком цыганского счастья. Дело было так. С утра Лали, сорокалетняя домохозяйка, пошла к Боржомскому вокзалу за джинсами. Именно там кучковались продавцы контрабандного товара.

Прибыв на место, она тут же была окружена грудастыми тетками с внушительными мешками и оглушена хоровой рекламой:

– Кеты, кеты за пятнадцать лар. За десять отдам…

– Трусы! Мужские трусы! И на тебя тоже хорошо будет…

– Ликра-калготка. Ликра за три лара. Дешевле не найдешь…

Лали шла под этим словесным градом, ища глазами среди тюков заранее намеченное. Сзади как приклеенная тащилась старая цыганка с волнистым попугайчиком и гнусаво долдонила:

– Боря-гадаит! Боря-гадаит!

Откуда-то снизу к ней тянулась рука (вторая при этом держала беспробудно спящего ребенка).

– Памагите хоть десять тетри…

Лали наконец-то увидела то, что искала, – необъятный мешок с разноцветными джинсами, а над ним – не менее габаритную торговку.

– Джинсы, фирма – джинсы. За двадцать лар. За пятнадцать отдам. Иди, иди сюда – сипта[15]15
  Первый клиент, которому дают товар дешевле, чем другим. По логике он должен обеспечить удачную продажу в течение дня.


[Закрыть] будешь!

Пока Лали рассматривала так и этак облюбованную пару, прикидывала на глаз, ее ли размер, по ряду волной пронеслось:

– Идут! Идут!

В мгновение ока все похватали свои мешки и кинулись врассыпную. Лали повернулась в противоположную сторону и увидела источник паники. Где-то вдалеке показались двое патрульных – ловить уличных торговцев. Потому как за такое штраф – пятьдесят лар.

Потянулась к выбранным джинсам – ни цыганки, ни ее мешка. Уже исчезла. Да еще прихватив Лалины два лара, которые уже были даны за покупку.

Вот поди ж ты не злись на эту объявленную «борьбу с коррупцией»! Чего лазает этот патруль туда-сюда, когда вся вокзальная площадь прекрасно просматривается через видеокамеры, а спугнутые полицией мешочники снова вернутся на свои места через какое-то время? Людям тоже надо как-то существовать. Полгорода и выживает только за счет такой вот уличной нелегальной торговли.

В итоге Лали вернулась домой злая, уставшая и с почти пустой сумкой. Цены высокие. Все есть, но реально купить можно только вот у таких «перебежчиков»: у обычных продавцов все дорого.

Ее итальянский двор жил обычной жизнью. Из открытых окон доносился запах борща, а сверху тянуло какой-то вонью – опять, видно, у тети Дуси подгорело лобио.

Из окна Мзии гремели надоевшие всем гаммы: ученики у нее с утра до вечера бренчат Шопена с Моцартом. У всех эта классика уже в печенках сидит, но соседи относятся с пониманием. Надо же Мзии содержать своих трех внуков и сына-художника, прозванного Рубенсом. Картины пишет – уже складывать некуда, а никто не покупает.

Лали зашла к себе. Муж был дома, слушал новости. Диктор сообщал об очередной утечке бюджетных денег в неизвестном направлении. На экране мелькали озабоченные лица министров, сыпавших экономическими терминами. Хотя к чему эта говорильня, и так ясно. Были деньги – и нет их. Кукукнулись. А оставшиеся всё падают и падают в своей «покупательной способности». Лали занялась готовкой.

Параллельно новостям из окна рядом доносилась какая-то нудятина:

– Passive voice образуется при помощи вспомогательного глагола «быть» и смыслового глагола в третьей форме.

Лали усмехнулась бессмысленности происходящего. Это ведь Ленка, Эльвирина дочка, грызет гранит науки. И тут «борьба с коррупцией». Раньше Эльвира одной бонбоньеркой в конце года решала все Ленкины проблемы, а теперь шиш. Каждый за свое место трясется, никто на шоколад не клюет. Эльвира на чем свет Мишу клянет. Ей теперь тройной хардж[16]16
  Траты (груз.).


[Закрыть]: молодой математичку найми, англичанку тоже, а Ленка все равно программу не тянет. Недоношенная, что тут сделаешь. Сейчас, по всему видно, английский зудят.

Лали не утерпела, выглянула из-за занавески на это мученье. Ленка сидела, подперевшись, и смотрела немигающим взглядом в рот учительнице. Та наконец-то закончила теорию и перешла к практике. Она спросила внимательную ученицу:

– Леночка, вопросы есть?

Та мигнула и робко выдавила еле слышное:

– Есть.

– Ну, задавай, – расплылась практикантка.

– Если летучей мышке ножки-ручки оторвать, летать будет?

– Ты издеваешься, да? – раздался трагический шепот учительницы, а следом неожиданно резко, будто кто в телевизоре звук прибавил. – Эльвира!

Из кухни выскочила мать, спешно вытирая о передник руки в муке. Видно, очередной торт на заказ печет.

– Вы слышите, что она вытворяет?! Я ей полчаса объясняла, аж горло пересохло…

Эльвиру прорвало сразу на трех языках.

– Гого, шен ра, гагижди?[17]17
  Ты что, с ума сошла? (груз.).


[Закрыть] В кого такая анграгетка[18]18
  Идиотка (арм.).


[Закрыть] уродилась? Какая летучая мышка? Я тебе сама сейчас руки-ноги оторву! – мать привычно вцепилась в Ленкины волосы.

Горе-ученица заплакала, оправдываясь:

– Вы же сами сказали: «Вопрос задай». Я и задала. Я все это время про мышку из мультфильма думала…

Эльвира отпустила Ленкину шевелюру, рухнула на диван и заголосила:

– Это кто меня так проклял, а? Шестой класс кончила, а до сих пор по пальцам считает. Что с ней потом делать, а? Кто такую дуру замуж возьмет? А тут еще этот английский на мою голову…

Вдруг Эльвира перестала голосить и уставилась на англичанку.

– Манан-джан, ты что ей объясняла?

– Passive voice.

– По-русски это что?

– Страдательный залог.

– Чего? – У Эльвиры вытянулось круглое лицо с двойным подбородком. – Этим англичанам совсем делать нечего, да? Моя жизнь и так вечный страдательный залог. Моя дура этого в жизни не поймет.

Рубенс подал голос из своего окна:

– Не волнуйся, Эльвира, у нас у всех тут жизнь – страдательный залог. Ты не одна, моя дорогая! Я всем сердцем с тобой!

Заплаканная кондитерша выглянула на зов. Она пыталась улыбнуться:

– Я знаю, что ты со мной, но мне от этого не легче…

В общем, было все, как всегда. И вдруг… Во двор разноцветной толпой вошли человек пять цыганок с разнокалиберными детьми. Одна цыганка юркнула в туалет, пихнув кому-то своего завернутого в тряпки младенца. Цыганята, привыкшие ко всему, по очереди пили воду и громко переговаривались между собой.

Тут у ворот притормозила полицейская машина. Цыгане в спешном порядке бросились ко второму выходу из двора.

– А-а, видно, дело нечисто! – прокомментировала Дуся. – Наверно, уже украли что-то.

– Может, наркотики, – выдвинул свою версию кто-то с третьего этажа.

– Сколько раз я говорила: надо на туалете повесить замок, чтоб чужие не ходили! – возмущалась толстая Кето с третьего этажа, любившая собирать дворовые деньги, составлять списки на похороны, кто сколько дал, и т. д.

– Ой, смотрите! – закричала Лали. – Они ребенка забыли!

И правда, около зеленой кабинки лежал сверток в неопределенного вида тряпках.

Последовал новый взрыв эмоций:

– Ую-юй! Что делать?

– Надо полицию звать!

– Нет, лучше цыган подождем! – советовала Дуся. – Они вернутся за ребенком.

Тут младенец заплакал.

Лали, которая была ближе всех, взяла ребенка на руки.

– Люди, что делать? – спросила она. – Малыш, наверное, голодный.

Подождали немного, но цыган не было видно. Пришлось искать по соседям молоко, чистую детскую одежду и послать Лашу за памперсом. Потом общими усилиями младенца накормили и выкупали. Лали брезгливо отбросила тряпки в сторону.

Через несколько часов появилась та самая пестрая крикливая компания. Одна из цыганок стала стучать во все окна подряд и кричать:

– Где мой ребенок?

Все соседи снова вылезли на балконы.

Лали вынесла ей ребенка. Цыганка выхватила младенца и, что-то весело выкрикивая, выбежала за ржавые фигурные ворота. За ней двинулась и вся гоп-компания.

Все это произошло настолько быстро, что соседи слегка оторопели.

– Какие наглые! – первая опомнилась Нана. – Даже спасибо не сказали!

Об инциденте уже успели забыть, как вдруг во дворе появилась та самая непутевая мамаша. Она стремительно вбежала в открытую дверь на кухню к Лали.

– Эй, сестра! – заговорила она без всякого смущения, поблескивая белоснежными зубами. – Я подарок тебе принесла. Пусть твой сын носит его не снимая, – стрекотала девчонка, по ходу дела извлекая из-за пазухи какую-то штуку на шнурке. – Это талисман.

– Да ничего мне не надо! – пятилась от нее Лали, брезгливо косясь на подношение.

– Возьми, возьми, – не отставала цыганка, – и будет тебе щастье!

Еле ее Лали выпроводила под шуточки соседей, мол, теперь гарантированно в лотерею выиграет миллион лар или «мазду» на худой конец.

Прошло несколько месяцев, никаких чудес на ровном месте не произошло, и суматошный день с предсказанием постепенно забылся.

И вот на днях, вечером, пришел ее Лаша домой с порезанной курткой и стал возбужденно рассказывать, как привязались к нему на улице двое, затащили в темный подъезд и стали требовать деньги. Тут один мужик, проходивший мимо, почуял неладное и кинулся на помощь. Амбалы быстренько испарились. Только вот куртка немного пострадала. Лали разрыдалась. На шум тут же выскочили соседи. А среди них Рубенс, имевший идиотскую привычку пялиться вечером на звезды – ждать свою безденежную Музу. Он-то и подбил под происшедшее мистический итог:

– Это, Лали, обещанное тебе цыганкой «щастье» привалило! А что? Недаром говорят: «Сотвори благо, положи на камень и оно встретит тебя впереди!» Лаша, тот тип, твой спаситель, как выглядел?

– Да обыкновенно, – растерялся герой происшествия, – я не запомнил. Кажется, сумка клетчатая через плечо была.

– Все совпало, – обрадовался Рубенс. – Это был муж той цыганки!

Среди соседей начался спор: при чем тут та старая беготня с цыганами? Может, это просто совпадение?

Горе-художник упорно стоял на своем, инвалид Додик – напирал на счастливый случай.

Так к консенсусу и не пришли и разошлись мирно спать. Потому как в народном эпосе про сам химико-технологический процесс воздаяния ничего не указано. Там просто призыв к действию: «Сотвори благо…»..

Повороты судьбы

Гурам с трудом приоткрыл глаза. Туман рассеялся, и темное пятно сбоку приобрело очертания врача с идеально выбритым лицом.

– …Я очень сожалею… – начал тот избитой фразой из американских фильмов.

«Нормальные люди так не говорят», – отметил про себя Гурам, пытаясь вспомнить, как он сюда попал.

– Передвигаться свободно вы уже не сможете. У вас поврежден позвоночник. Вам оформят инвалидность. – И, как бы оправдываясь, добавил: – Удар был очень сильным.

Гурам отвернулся. Врач извинился и вышел, оставив пациента наедине с невеселыми мыслями.

Весь ужас своего положения он пока еще не мог осознать до конца, но ясно понял: очередной поворот! И, кажется, все! Тупик. Эта гадская, тошнотворная жизнь пыталась добить его несколько раз, и вот, похоже, ей это удалось.

…Дня два Гурам провел в полудреме, путая сон с явью.

Сон

Этот сон он видел не раз. По горной дороге вдоль ущелья едет легковушка. Черноволосый мужчина за рулем – его отец Шота. Он то и дело оборачивается назад к жене и сыну, рассказывая им что-то смешное и обдавая перегаром. Из-за поворота выскакивает жигуленок. Отец крутит руль не в ту сторону, и их машина падает с двадцатиметровой высоты на камни горной речки. Мать и Гурам тогда уцелели, отделались легкими переломами. Отец, не приходя в сознание, скончался через два дня в Зестафонской больнице.

…В палате зажгли свет. За окном был вечер. Итак, что же было дальше?

Вот Гурам с матерью во дворе обшарпанного детского учреждения. Вокруг бегают мальчишки разного возраста. Мать вкрадчиво говорит, что ему придется здесь остаться на какое-то время. Гурам, чуя неладное, вцепился в мать мертвой хваткой и, захлебываясь слезами, умоляет взять его с собой. Обессилев от плача, он засыпает у нее на руках. Когда просыпается, матери уже нет.

На его крики даже директор выглянул из окна, но через минуту, поняв причину, тут же его захлопнул. К Гураму подошла Нателла, его воспитательница, и стала гладить мальчика по голове.

– Мама очень скучает по тебе, но не помнит дорогу назад. Ты обязательно найдешь ее.

– Как? – Гурам тут же перестал реветь.

– Если будешь меня слушаться, быстро вырастешь, и мы вместе найдем дорогу к твоей маме! – и прижала его к себе.

Вроде примитивно наврала, а сработало. С этого момента Гурам стал ходить за Нателлой как пришитый.

Прошло шесть лет. Мать так ни разу и не появилась в детдоме. А если бы даже пришла, то с трудом узнала бы в рослом возмужавшем подростке своего сына. Боксерская секция даже хлюпика способна сделать мужчиной.

Нателла всячески поощряла спортивные занятия мальчика. Из своей мизерной зарплаты платила за его выходы на соревнования, покрывала все сопутствующие расходы.

Гурам был ее любимчиком, но нисколько не комплексовал по этому поводу. Он был единственным отказником в группе. У остальных были родители, которые хоть иногда, но являлись к своим детям. Эти люди решили свои проблемы, пристроив детей на гособеспечение, и более-менее спокойно переживали тяжелые времена.

Новый поворот

…В тот день Нателла задержала Гурама в коридоре и, слегка запинаясь, сообщила:

– Ухожу я, Гурам.

– Куда? Зачем? – Он не понял сразу.

– Муж против того, чтобы я здесь работала…

Гураму еще пять месяцев назад не понравилась новость, что Нателла вышла замуж за вдовца с тремя детьми. И вот, оказывается, интуиция его не подвела.

– Он говорит: «Сиди лучше дома, смотри за моими детьми. Что мне твоя грошовая зарплата?!»

У Гурама задрожали губы. Мир рушился на глазах. Все, все против него в этой жизни. Нателла прижала его к себе, как тогда, в детстве, и стала гладить по голове, пытаясь смягчить удар.

– Ты уже большой мальчик. Нет ничего вечного на свете. Всё когда-нибудь кончается… Муж, понимаешь, это серьезно.

…Сон оборвался. А может, это были мысли наяву. И не поймешь… В глаза било солнце. Пришел новый день, пробуждая память…

…Вместо Нателлы назначили другую воспиталку – кобру Лию. Что она вытворяла, даже вспоминать не хочется.

Два раза Гурам сбегал из детдома. В первый раз его быстро вернули назад. Во второй он с превеликим трудом, но все же добрался до Нателлы. Никогда не забудет он унижения, какое испытал в тот последний побег.

Нателла плакала, целуя его, а Гурам не хотел отпускать ее руки. Из дома выскочил ее муж – седой взлохмаченный орангутан – и, матюкаясь, отшвырнул Гурама от своей жены:

– Убирайся в свой детдом! И не смей больше сюда являться, а то мозги вышибу!

Менты вернули его к ненавистной Лие.

Потом все завертелось в какой-то безумной карусели: выход в жизнь, два удачных грабежа, пьянки – все слилось в какую-то беспросветную сизую муть.

И новый стоп-кадр, новый рубеж: вербовка в спецназ.

Вот он, Гурам, сидит в кабинете. По ту сторону П-образного стола неприятный очкастый тип из органов. Голос резкий, каркающий, хоть уши затыкай.

– Ты – ноль, полное ничтожество! Закончишь свою жалкую жизнь в канализации или в тюрьме.

Боец невидимого фронта уверенно описал те два «удачных» налета, в которых участвовал Гурам, походя упомянув светивший ему приличный срок за оба дела вкупе. Затем, наслаждаясь произведенным эффектом, обрадовал:

– У тебя есть шанс послужить своему государству и получить за это неплохие деньги.

Гурам не ответил.

– Итак, – на губах вербовщика появилась гримаса, призванная обозначать улыбку, – молчание – знак согласия. Приступим. Смог бы ты убить своего отца, если будет приказ?

Гурам сверкнул глазами:

– Он и так погиб давным-давно. А вот мать убил бы с удовольствием. Рука не дрогнет. За то, что она меня бросила.

– О’кей, неплохо для начала. Веришь ли ты в Бога?

– Он забыл обо мне. Зачем мне в Него верить?

– Пока ты нам подходишь. Следующий вопрос…

Гурама зачислили в отряд. Он жил одним днем: тренировки, операции, однообразный отдых. В ушах постоянно звучала речевка командира: «Думать вам не надо. За вас уже подумали! Ваше дело – выполнять приказ!»

Но деньги меж тем исправно капали на счет. И Гурам стал роботом. Буквально вжился в камуфляж. Его форма прекрасно выполняла свое назначение, превращая человека в движущийся батискаф. Звукоизоляция в шлеме с затемненными стеклами – на уровне. Не доходят туда крики людей, кого крушит твоя дубинка. Так, просто падают перед тобой живые манекены. И всё! Будто со стороны кино смотришь.

Последний поворот

В ночь на 26 мая 2011 года они получили приказ разогнать митинг оппозиции на Руставели.

…Гурам стоял со щитом в первом ряду. Впереди виднелась цель – биомасса с плакатами. Что там было написано, кто что требовал, Гураму было неинтересно. Сигнал – и шеренга ощетинившимся ежом пошла вперед.

Под руку Гураму попался номер один – мужчина среднего возраста. Два отработанных удара, и манекен упал. Его прикрыла собой какая-то женщина. Гурам озверел и несколько раз ударил ее по голове. Кровь тут же залила ей лицо. В какой-то момент они встретились глазами. Он узнал бы этот взгляд среди тысячи: на него смотрела Нателла, его вторая мать. Гурам сорвал с себя шлем, отшвырнул дубинку и побежал куда глаза глядят от немого вопроса в ее глазах.

На проспекте его ударила выехавшая из-за угла полицейская машина. Удар был настолько сильным, что его подбросило в воздух.

Очнулся он в этой самой палате.

…Гурам лежа щелкал пультом по каналам. Везде шла какая-то мура: либо турецкие сериалы, либо сообщения о новых достижениях Грузии на всех фронтах экономики. Гурам смотрел эти телевизионные картинки и все пытался заглушить в себе один навязчивый вопрос. Почему из нескольких тысяч людей на митинге ему на пути попалась именно Нателла, которую он чуть сгоряча не убил? Интересно, что с ней сейчас? Будь она в полуметре от него, он бы пронесся мимо, сметая все на своем пути, не попал бы под машину и не стал бы инвалидом во цвете сил. Жил бы себе спокойно дальше, не задавая себе идиотских «почему?».

Но в то же время напрашивался другой вопрос: а зачем так жить дальше, когда ты в любой момент можешь навредить любому человеку?

…В безделье и полусне прошло еще несколько дней. От скуки Гурам перелистывал журналы на тумбочке. Однотипные номера «Сарке», «Тбилиселеби», «Рейтинги» вызывали зевоту. Заголовки раздражали. Да и как тут было сохранить спокойствие: «Что сказал гинеколог известной журналистке N», «Почему пришлось отпустить усы актеру X». Письма читателей раздражали не меньше: «Свекровь прячет от меня еду», «Я содержала мужа из Греции, а он нашел любовницу». И прочая дребедень…

Попалась еще тягомотина про какого-то Солженицына. О, это уже через край. От своих грузин тошнит, а тут еще русского воткнули. Гурам собирался отшвырнуть этот бред, как вдруг глаза выхватили строки: «…Что дороже всего в мире? Оказывается, сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильнее тебя, они были и будут, но пусть не через тебя!»

Гурам перечитал это два-три раза подряд. Потом начал читать статью сначала.

…Через несколько дней в редакции журнала «Рейтинг» раздался звонок. Звонивший сначала помялся, а потом выдавил из себя:

– Я хотел бы извиниться перед одним человеком… А заодно и перед многими другими… Думаю, через журнал это сделать легче всего.

Молоденькая журналистка, прижимая трубку к уху, потянулась за ручкой:

– Да-да я вас внимательно слушаю… Представьтесь, пожалуйста…

Результатом этого диалога стала эксклюзивная статья «Исповедь спецназовца».

…Что дальше стало с Гурамом, так и осталось тайной для читателей. Но главное, ему удалось сказать такие тяжелые, трудно выговариваемые слова: «Простите меня!»