Текст книги "Рядом с вами"

Проверка на слабость

Жил-был один человек, и жил он не очень хорошо: беспорядочно, вечно запутывался во всяких проблемах и делах. И так ему все это надоело! Решил он взяться за ум, делать добрые дела, спасать душу. Делал их, делал, а особенных перемен к лучшему в себе не замечал.

Как-то он шел по улице и видит: у дряхлой беспомощной старушки пуговица с пальто оборвалась и упала на землю. Увидел и думает: «Да чего там! Пуговиц у нее еще хватит. Не поднимать же! Ерунда какая!» Но все-таки, кряхтя, поднял пуговицу, догнал старушку, отдал ей пуговицу и забыл об этом.

Прошло с тех пор немало времени, уже он про ту пуговицу и думать забыл. А потом пришел и его черед – и он умер. И вот ждет он суда над собой и видит весы: слева его злые дела лежат, тянут чашу вниз, а справа ничего нет, пусто! Зло, ясное дело, перетягивает. «Эх, – подумал он, – и здесь все у меня по-дурацки складывается…»

Тут смотрит, а ангелы в правую чашу какую-то пуговицу кладут… И чаша с добрыми делами перевесила! «Неужели одна эта пуговица все мои злые дела перетянула? – удивился человек. – Сколько добрых дел я сделал, а их и не видно!»

А ангел в ответ и говорит ему:

– Из-за того, что ты гордился своими добрыми делами, они и пропали! А вот именно этой пуговицы, о которой ты забыл, хватило, чтобы ты от гибели спасся!

Запомни! Добрые дела не в добрых делах живут, а в добром сердце: в духовной жизни нет мелочей, а в Царствии Божием – богачей.

* * *

Такого позорного Нового года у Тенго еще не было.

Как началась в декабре полоса невезения, так и пошло все по возрастающей. Хуже, еще хуже и конечная стадия – хуже некуда. Сперва случился огромный прокол перед Макой, многострадальной его женой. Именно так он называл свою дражайшую половину глубоко в душе, но вслух – никогда. Потому что известное дело: женщину не хвали, иначе на голову сядет и поедет. А еще хуже – сравнения начнет проводить не в твою пользу и прочее непозволительное в стиле бунта на корабле. Многовековой мужской опыт.

А так, на публике, Тенго вовсе не был каким-то особым занудой. Даже ровно наоборот: душа компании, хороший тамада и прочие мужские регалии, что обычно в анкетах на сайтах знакомств указывают, – все было при нем. Кстати, ему как тамаде особенно удавались тосты про слабый женский пол. Начнет говорить – заслушаться можно. Тут тебе и цитаты из Шота Руставели, и легенды из мирового эпоса, а когда бывал в особом ударе, то и спеть мог очень задушевно и в тему.

Что же касалось презренного быта, то тут не все соответствовало его застольному красноречию. Все точно наоборот. Вот уже шестнадцать лет Тенго держался на плаву только благодаря гигантскому Макиному терпению. Она без конца устраивала его на работу (откуда Тенго часто с треском выгоняли), выплачивала его долги, закрывала глаза на разные шалости по части поклонниц его ораторских способностей. Делала все, чтоб сохранить семью, чтобы у их двух дочерей – Саломе и Наны – оставалась хотя бы видимость отца.

На этот раз Мака, кажется, окончательно дошла до ручки.

Накануне был грандиозный скандал с хронологической летописью всех грехов Тенго за шестнадцать лет совместной жизни. Причина глобальной разборки была более чем весомая.

Месяц назад Мака устроила Тенго (предварительно обзвонив пол-Тбилиси) на работу сторожем в магазине. И надо ж было так случиться, что знакомые ребята завалились туда на ночь со своей выпивкой. Хорошо так, душевно посидели. А в итоге Тенго заснул у горящей плитки и начался пожар. Хорошо хоть, сам хранитель имущества успел выскочить. Но пока «пожарка» приехала, сгорел товар на пятьсот лар. Долг на ком повис? Да, вы очень догадливы. На Маке, главной поручительнице за особо ценного работника. С Тенго взять нечего, кроме известного анализа на содержание алкоголя в крови. Но Мака тоже не филиал Национального банка Республики Грузия. Работает всего лишь продавщицей и иногда по выходным по уборкам ходит. Вот она и озверела. Тут и ангел бы с катушек слетел.

Над Тенго нависла угроза развода. А ну как дойдет Мака до точки кипения – соберет его носки, джинсы в метровый целлофан и вышвырнет его с барахлом на улицу? Куда ему идти? Свою квартиру он давно за долги просвистел, а эта, Макина, только потому и уцелела, что Мака костьми легла. А дальше перспектива гнилая: Тенго сопьется и станет бомжом.

Вот от наплыва такого неподъемного негатива Тенго с ребятами так вчера напился, что его доставили домой в состоянии бревна.

Сегодня, 31 декабря, Тенго еле разлепил глаза от страшной головной боли и с трудом обозрел не менее отвратительную действительность. В доме тихо. Дочки, наверно, к подружкам завалились. На кухне бардак. Мака, видимо, отчалила по магазинам: шопинг у нее – лучшее средство от стресса. Значит, Мака все еще не успокоилась после вчерашнего.

Тенго совершил титаническое усилие – поднял себя, любимого, с кровати и завис над холодильником в поисках опохмела: пусто-пусто, как в домино.

В эфир была выпущена трехэтажная тирада из одних согласных, но положение дел от этого никак не изменилось.

Тут раздался звонок.

Тенго, придерживая рукой раскалывающуюся напополам голову, медленно зашлепал к двери. Рыкнул, прочищая горло:

– Кто там?

Молчание.

Рыкнул вторично, но уже более зычным голосом.

Опять тишина.

Повозясь с замком, открыл дверь.

У порога впритык стояла коляска с годовалым ребенком. Малыш спал. К животу ребенка между ремнями была прикреплена записка.

Тенго выскочил в подъезд, теряя тапки:

– Э-э, что за шутки?!

В подъезде никого не было.

– Только такого меквле[24]24
  Человек, который первым приходит в семью поздравить с Новым годом и, по поверью, приносит счастье (груз.).


[Закрыть] мне не хватало! – фыркнул Тенго и вкатил спящего ребенка в свою ободранную прихожую. Взял письмо слегка подрагивающей рукой.

Летящие каракули гласили следующее:

«Тенго! Это твой сын Дато. Я промучилась с ним один год. Денег его содержать у меня нет. Теперь твоя очередь отдуваться за ту ночь. Меня не ищи».

Тенго охнул и выронил акт о сдаче-приемке. В голове опять стрельнуло, и он застонал:

– О-о-о! Добили меня все!

Просто какой-то глобальный облом. Пожар, навешанный долг, вчерашняя пьянка, финальный скандал с Макой и для полного комплекта этот сосунок.

Тут мальчик проснулся и заплакал. Тенго негнущимися пальцами принялся возиться с застежками на поясе, попутно напрягая дырявую память, кто из его пассий мог устроить такую подлянку. Нино? Нет, это было лет пять назад. Цицино из Терджола? Нет, этот вариант был три года назад. Время так летит, что всё путается. И все-таки кто? А может, он был под бахусом и ничего не помнит?

С другой стороны – сын! Долгожданный сын! Продолжатель фамилии!

Он вытащил наконец-то малыша из коляски и прижимал к себе, хрипя что-то успокаивающее:

– На-на-на… Не плачь. Будь мужчиной. Мамадзагли[25]25
  Собачий сын (груз.).


[Закрыть].

Дато явно не хотел быть мужчиной и заревел еще громче.

– О-о-о! И так голова раскалывается. Хоть бы Мака скорее пришла, разобралась бы с ним.

Тут в нос шибанул известный запашок. Тенго распаковал орущего младенца. Так и есть, надо памперс менять. А где его взять, этот новый памперс или что-то в этом роде?

Где же Мака до сих пор?

Словно в ответ на его вопрос тут же послышался звонок. Тенго кинулся к дверям, прижимая к себе полуголого орущего малыша. На пороге стояла Мака с базарной сумкой и была явно не в духе. Вопрос прозвучал так же мрачно, как у Мюллера в гестапо:

– Кто это?

Тенго смешался:

– Это?.. Мой сын Дато.

– Твой сын?! – Глаза жены сверкнули, будто хотели испепелить Тенго на этом самом месте.

– Это совсем не то, что ты думаешь! – заволновался Тенго. – Позвонили. Я открыл дверь. А тут он с запиской в коляске. Вон бумага лежит.

Мака, не раздеваясь, прошла на кухню и прочла каракули:

– Значит, ты опять мне изменяешь?

– Я… я не изменяю. Уже почти… Совсем… – вконец запутался Тенго, механически качая ребенка, который никак не хотел умолкать. – Я честно не знаю, от кого он. Я ничего не помню!

– Тенго, я сколько раз тебе говорила?! Предупреждала! – наступала на него Мака. – Ты окончательно пропил последние мозги. Вот возьму и вышвырну тебя с твоим сыном на улицу! Из моего дома! Прямо сейчас! И никто меня не осудит!

Тенго, прижимая к себе орущего отпрыска, отступал под натиском фактов и жениных тумаков:

– От сына не отрекусь! Какой же я грузин после этого? Нас и так мало!

– Таких идиотов, как ты, вообще не должно быть в природе! – кричала Мака, выдавливая мужа из кухни в узкий коридор. – Ни работы от тебя, ни денег! Убирайся, негодяй! Ты испортил мне жизнь!

Тут Тенго заплакал:

– Хорошо, Мака, я уйду. Но умоляю, не выгоняй его. Я не смогу за ним присмотреть. Ты же знаешь. Ему нужна мать… Я… я и правда никчемный человек.

Тут Мака неожиданно притихла и села на табуретку:

– Эх, Тенго, когда же ты изменишься? Или я вообще не доживу до этого светлого дня? Дай сюда ребенка…

Тенго тут же с готовностью исполнил просьбу. Потом уставился на жену, не понимая, чему приписать такую резкую перемену в настроении.

Мака умело прижала ребенка к себе, шепча ему разные ласковые слова, которым Тенго никогда не пытался научиться как явной бессмыслице. Но факт: Дато потихоньку успокоился.

– Это была проверка на вшивость, – продолжала Мака, извлекая из сумки чистый памперс.

Тенго в очередной раз подивился ее предусмотрительности. И только собирался спросить, в чем фокус, как услышал шокирующее своей логикой объяснение:

– Дато – внук моей подруги Теоны. Я хотела узнать по реакции, изменяешь ты мне или нет. А потом выгнать на все четыре стороны. Но видно, это мой крест – возиться с тобой, как с большим ребенком, дальше. Что ни говори, у тебя доброе сердце. – Мака порылась в кошельке. – На, возьми лар, купи себе «Казбеги», а то у тебя руки трясутся, как будто болезнь Паркинсона в последней степени.

Тенго машинально взял лар, потом глупо спросил:

– Так это точно не мой сын?

Посмотрел жене в глаза, выругался и пошел к двери.

Через полчаса он разливал пенистую желтую жидкость себе и жене в бокалы. Потом воздел фужер к потолку и произнес в своем обычном репертуаре тамады:

– С Новым годом, Мака! Пусть все плохое останется позади. Не переживай! Вот увидишь, в новом году я начну жить по-другому!..

Мака только грустно улыбнулась в ответ.

Чужое такси

Эка лежала на диване, лениво просматривая журналы, и одновременно следила за мельканием кадров на огромном экране «домашнего кинотеатра». Ее уже заметный животик начинал жить своей собственной жизнью: по легкому волнообразному движению внутри было ясно, что малыш опять перевернулся.

На экране женщина-диктор четко повторила телефон «горячей линии» для жертв трафикинга[26]26
  Трафикинг – организация переезда за границу с обещанием хорошей работы и при этом жесткая незаконная эксплуатация обманутых.


[Закрыть] по Грузии. Потом одна из пострадавших с затемненным квадратом, скрывающим лицо, стала рассказывать о своих заграничных злоключениях. Обещали работу, а оказалось…

«Все-таки хорошо, что я туда не поехала», – удовлетворенно подумала Эка, принимая положение поудобнее.

Удивительно, как жизнь самым бесцеремонным образом меняет наши тщательно построенные планы. Именно сейчас, по ее предварительным подсчетам, она должна была уже находиться очень далеко от Тбилиси и осваивать новый для себя западный мир. А вместо этого она сидит беременная в своем родном городе, который еще недавно казался ей совершенно недостойным местом пребывания. А она при этом счастлива и спокойна! И все из-за того, что ее угораздило сесть в чужое такси.

* * *

Это был жаркий августовский день. Все, кто имел хоть какие-то финансы, спасались от духоты либо на море, либо в горах. Эка осталась в городе только ради своей подруги Кети. Просто Кети собралась замуж, а ее, Эку, назначила в меджваре[27]27
  Свидетельница на венчании (груз.).


[Закрыть]. Теперь Эка сопровождала без пяти минут новобрачную по всем ее предсвадебным хлопотным дорогам. Имелся тут и личный интерес: Эке тоже хотелось выйти замуж, причем как можно скорее и за иностранца. Поэтому две подруги по часу в день репетировали ловлю свадебного букета. В роли букета на тренировках выступал пучок газет, перевязанный веревочкой. Это же известное дело: ты удачно ловишь букет, брошенный невестой, и, как простодушно верят многие девушки, гарантированно в ближайшие три месяца удачно сочетаешься законным браком. Причем качество и внешние данные букета должны точно проецироваться на личность будущего жениха. Посему Эка собиралась к назначенному дню купить экзотическую клумбу в фантастической иностранной упаковке. Экономить резона не было.

Ровно через два месяца Эка должна была ехать в Германию, и судьба была просто обязана предоставить ей какого-нибудь приличного немца чуть ли не сразу на выходе из аэропорта Мюнхена. В визе четко значилось, что Эка едет на учебу, которую будет совмещать с работой в конкретной немецкой семье.

Но это на бумаге, а в мечтах Эка уже предавалась радостям цивилизованной жизни на Западе. Поэтому теперь она следовала за Кети, как верный оруженосец за своим рыцарем.

В тот день они завернули в салон на контрольную примерку свадебного платья. Кети придирчиво осматривала себя по сотому разу в огромном зеркале и каждый раз находила досадные изъяны. То бантик слева косо смотрится, то юбка почему-то морщит.

Эка стоически терпела, но наконец не выдержала:

– Я подожду тебя в такси! – И, не дожидаясь согласия, зацокала каблуками по направлению к ожидавшей их машине. Открыла дверь и облегченно приземлилась на заднее кресло. – Жара невыносимая! Как пить хочется!

С переднего сиденья протянули только что откупоренную бутылку минералки.

Эка, поблагодарив, тут же припала к живительной влаге. Потом поделилась (но не минералкой, а своими хлопотами):

– Какая морока эта подготовка к свадьбе! Уже сил просто нет…

– А вы замуж собираетесь? – спросил шофер, не поворачивая головы, но пристально рассматривая клиентку в переднее зеркало.

– Делать мне, что ли, нечего – выходить замуж в Тбилиси! – засмеялась Эка, не скрывая своего высокомерия. Ее амбиции простирались гораздо дальше. Оформленная виза давала законное право чувствовать себя человеком из высшей касты. – У меня совсем другие планы!

– Какие, если не секрет? – Шофер уже посматривал на нее из-за подголовника. Это был симпатичный парень примерно ее возраста. Возле зеркала заднего вида висела икона.

– Я уезжаю в Германию работать и учиться. И, конечно, там выйду замуж. – Эка все же снизошла до объяснения. Уж очень парень оказался приятный.

А шофер тут же состроил испуганную физиономию.

– Вот в Германию я вам не советую! Вас там замучают работой, как рабыню Изауру какую-нибудь, доведут до нервного истощения. А про учебу – вообще забудете, с какой буквы пишется это слово. Насчет «замуж» и не мечтайте! Немцы на знакомства по объявлениям дальше ста километров не ездят. Это я вам как шофер говорю. Со всей ответственностью!

Эка молча проигнорировала такой слив негатива.

– Меня, между прочим, Дато зовут, – поздновато представился противник интернациональных браков, захватывая инициативу разговора в свои крепкие шоферские руки. – Вот я вам расскажу одну историю…

Тут в сумке у Эки затренькал мобильник. Из динамика послышался голос Кети:

– Ты где?! Я тебя уже десять минут в такси жду.

– Что за наглость?! Это я тебя полчаса в такси жду! – вспылила Эка. – Меня уже тут пропагандистской кампании вовсю подвергают…

– У тебя что, временная амнезия? Какого цвета машина?

– Черного! – радостно крикнул Дато, чуть не вываливаясь из своего кресла.

Трубка тоненько захихикала.

– А я в синей! Быстро пересаживайся. Домой едем.

– Нет уж, позвольте, я вас довезу! – встрепенулся Дато, сразу выпрямившись за баранкой и берясь за руль. – Это не случайно вы ко мне в машину сели. Надо же вас предостеречь…

Эке лень было менять положение, и они поехали.

По дороге Дато и не думал умолкать. Монолог не прекращался до самого ее подъезда. Эка словно надела на себя снисходительно-насмешливую маску и сидела каменной статуей, изредка лишь позволяя себе уместные фразы типа:

– Неужели? – Что вы говорите? – Не может быть!

Дато со смаком хаял старушку Европу самым немилосердным образом. По его мнению, там сейчас множество извращенцев и беспросветная дискриминация приезжих. На такой волне Дато довез свою пассажирку до ее дома и сделал тонкий заход:

– Если вам надо будет завтра куда-то ехать, я с радостью вас отвезу.

– И не надейтесь! – крикнула Эка и скрылась в подъезде.

Первое, что она увидела на другой день, выйдя на улицу, была та самая черная машина-такси с красавцем Дато, улыбавшимся ей как старой знакомой.

– Отвезу, куда скажете! И денег не возьму, – заявил он вместо приветствия.

Эка, как назло, опаздывала. Пришлось спрятать гордость в карман и воспользоваться предложением.

По дороге до пункта назначения Дато повел информационную атаку уже расчетливо, со знанием дела:

– В две тысячи одиннадцатом году в Германии был отнят органами ювенальной юстиции у родителей 38 481 ребенок. В две тысячи двенадцатом году было отнято 40 227 детей. За две тысячи тринадцатый год – уже 42 123 ребенка. Что будет дальше – страшно представить! Отнимали даже и только за то, что родители не пускали детей посещать уроки «секспросвета» в школе. А на этих уроках там такое творится…

Эка заткнула уши.

– Меня это не касается. Я еду устраивать свою личную жизнь! Есть же там порядочные, нормальные люди.

– Конечно, есть! – взвился Дато. – Но только статистика… сами знаете… Может ведь вам и не повезти. Судите сами…

Дато чуть притормозил машину, достал навороченный айфон и показал ей какую-то статью на немецком, с множеством цифр:

– В две тысячи четырнадцатом году в Бельгии уже узаконили даже эвтаназию детей! А это рядом с Германией. Немцы пока отстают малость. Но нагонят ведь, очень скоро нагонят… В прошлом году Верховный суд Германии легализовал так называемую пассивную эвтаназию[28]28
  Пассивная эвтаназия подразумевает отключение систем искусственного поддержания жизни больного, если на это получено согласие пациента.


[Закрыть]. До этого там такие поступки врачей считались тяжким уголовным преступлением. А еще в Германии за последние семь лет зарегистрировали уже двадцать пять тысяч однополых супружеских союзов…

– Откуда вы это знаете? – поразилась Эка, одновременно прикинув стоимость айфона и про себя смекая, что Дато, оказывается, неплохо зарабатывает на своем такси.

– Просто стараюсь не отстать от жизни, – широко улыбнулся ей в ответ таксист.

Чем дольше они общались, тем больше плюсов находила Эка в своем новом знакомом. И голова на месте, и разговор приличный, и видно, что не бедный. Да и сам вроде бы ничего, – подвела Эка неожиданный для себя итог.

А Дато тем временем выкладывал все новые отталкивающие факты жизни на чужбине. Про легализацию так называемых «легких» наркотиков в Голландии, про споры в канадском парламенте о том, чтобы считать педофилию сексуальной ориентацией, а не уголовным преступлением, и о многом другом-разном, но стойко отвратительном. На Запад ей хотелось все меньше.

Вода, как известно, камень точит. Через неделю после такого информационного прессинга Эка уже очень любила свой родной, свой милый Тбилиси. Да и Дато ей нравился все больше…

Еще две недели Дато вылавливал ее у подъезда и возил за просто так по городу. Эка уже привыкла к нему, как к своей косметичке. Когда он спросил, согласна ли она венчаться – сразу после загса, – она не удивилась и только ответила: «Конечно». А еще через месяц они плавно подкатили к загсу и, перебрасываясь шуточками, пошли подавать заявление…

Теперь, лежа этакой шахиней на широком двуспальном диване и лениво щелкая пультом по телевизионным каналам, Эка случайно задержала взгляд на кадрах старого советского мультика. Ворона каркнула ей с экрана:

– Счастье – это когда все дома!

«А ведь и правда!» – согласилась Эка, приподнимаясь с дивана, чтобы посмотреть в окно. Так и есть. Дато как раз въезжал во двор, уже закончив работу. Он увидел ее в окне и радостно помахал рукой.

Конфуз

– Когда в этом году пост начинается? – спросил Бачо, рассматривая в окно надоевший пейзаж новостроек Вазисубани[29]29
  Район новостроек в Тбилиси.


[Закрыть].

Нино, резавшая шпинат для пхали, уставилась на мужа. Послышалось, что ли?

– Это ты сейчас спросил?

– Я, – подтвердил неслыханное Бачо и, заводясь, огрызнулся: – Что, и спросить уже нельзя? Запрещено?

– Двадцать третьего февраля, – примирительно ответила Нино. Потом все же, осмелев, спросила: – А что, ты поститься собираешься?

– Посмотрим, – ответил Бачо и тут же свернул на прозу жизни: – Как там с обедом?

Маневр был ясен, и Нино не стала копать дальше, чтобы не вспугнуть долгожданную радость. Неужели конец виден?

* * *

Тогда, десять лет назад, расплывчатое будущее рисовалось совсем иначе.

Они ехали во главе свадебного кортежа на венчание. За рулем сидел Леван – свидетель со стороны Бачо, рядом с Нино – ее подружка Лали. Ехали в приподнятом настроении. Острили кто как мог соответственно поводу. Нино казалось, что все нервотрепки последних двух месяцев надолго остались позади. Их родители не хотели этой свадьбы, и молодым пришлось «убежать», чтобы доказать всем, и в первую очередь самим себе, что они люди взрослые и самостоятельные. Свекровь встретила Нино неласково. С первых же дней начались неприятности. А тут еще обнаружилась беременность. Срочно требовалось укрепить свое положение. Молодые решили расписаться и после долгих споров повенчаться. На последнее Бачо согласился с большим скрипом – всегда любил противопоставить свой атеизм всеобщей, как он считал, показухе креститься где надо и не надо.

Нино хоть дальше зажигания свечек в обряды не вникала, но была более терпимой. Она считала, что венчание укрепит их союз. Просто по принципу «кашу маслом не испортишь». И вдруг за пятнадцать минут до церкви Бачо опять завел свою старую пластинку:

– И кто только выдумал эти дешевые трюки: пить из одной чаши, ходить по кругу! Только тупицы могут верить в эту чушь.

Леван шикнул на друга:

– Э-э, не позорься! Как такое можно сказать! Что, не грузин, что ли?

Нино разозлилась. Столько сил она потратила на уговоры мужа венчаться – и вот опять двадцать пять! Да еще норовит испортить самый счастливый день в ее жизни.

– Перестань болтать глупости! – Нино дала волю праведному гневу. – Ты же обещал вести себя культурно. Потерпи один час и засунь свой атеизм куда-нибудь подальше.

– О-о-о! Достали вы меня, – огрызнулся Бачо.

В церковь входили в плохом настроении, натянуто улыбаясь гостям.

Священник вышел из алтаря. Свидетели заняли позицию позади брачующихся. Хор запел. Бачо исподлобья поглядывал на батюшку. На лице жениха читалось плохо скрываемое раздражение.

Нино, улучив момент, попыталась исправить ситуацию:

– Сделай нормальное лицо! Нас же фотографируют, войдешь в историю с перекошенной физиономией.

Священник поднес Бачо чашу с вином, но жених вдруг заморгал и мешком повалился на пол.

Всё смешалось. Леван, держа венец одной рукой, другой неловко развязывал галстук на шее несчастного. Нино, присев на корточки, нервно обмахивала жениха платком, пытаясь обеспечить приток воздуха.

– Встань сейчас же! Бачо, имей совесть! Нашел время шутить! – причитала она.

Священник велел принести кропило со святой водой. Минут через пять, показавшихся вечностью, жених открыл глаза. Леван помог ему принять вертикальное положение. Все заняли исходные позиции.

Обряд возобновился с того самого места, на котором был прерван. Священник подошел с чашей к Бачо, который снова закатил глаза и рухнул второй раз. На этот раз Леван не растерялся и ловко подхватил друга в момент падения. Нино в сердцах принялась хлестать жениха по щекам:

– Бачо, возьми себя в руки! Это уже не смешно. Открой глаза, негодяй!

Обильно окропленный и поддерживаемый с двух сторон Бачо вскоре водрузился на свое место. Леван снова поднял венец над его головой, а свободной рукой поддерживал друга за локоть на всякий случай. Но как только перед лицом Бачо возникла чаша, жених рухнул в третий раз.

Тут уж священник не выдержал и объявил громогласно:

– Нет вам воли Божией венчаться. Идите с миром.

Они вышли, словно оплеванные. Настроение испортилось катастрофически. И то сказать – конфуз несусветный. Нино из последних сил пыталась сохранить натянутую улыбку. Гости тоже старались вести себя, будто ничего не случилось. Свадьба же!

У зеркала в туалете, куда Нино вышла, чтобы привести себя в порядок, из-за стенки она услышала голос пожилой дамы:

– Не к добру это – вот так три раза в обморок падать.

– Ой, не говори, – соглашалась другая невидимка. – Я где-то читала, что у Грибоедова во время венчания кольцо с пальца упало – и всё. Только палец этот несчастный от него и остался в той резне. А тут такое…

Нино с шумом хлопнула дверью и разъяренной фурией понеслась в зал к мужу, чтобы обрушить на него законные упреки:

– Объясни мне, какая муха тебя укусила? Бухаться в обморок в приличном месте?! Можно подумать, ты беременный, а не я!

Бачо поднял на нее страдальческий взгляд:

– Когда батюшка подошел ко мне с вином, передо мной возник кто-то в белом и не дал мне пить. Он сказал…

– Я стояла рядом и ничего не слышала! Хватит врать!

– Он мне без слов сказал… Внушил: не будешь венчаться, пока не станешь верующим!

– Какая проблема?! Так стань же им! Вся Грузия верующая от президента до дворника. И венчаются по-человечески. Не позорятся при людях и не треплют нервы беременным женам!

– Что ты пристала?! – взревел Бачо. – Я не робот! Попробуй по приказу стать верующим!

В общем, и от свадебного стола они ушли, переругавшись вдрызг.

* * *

За эти десять лет было всякое. Родились двое детей. Нино несколько раз собирала чемодан, чтобы уйти от Бачо, но всегда возвращалась. Во время своих круизов Нино нашла себе духовника, отца Реваза. По мере общения она узнала от батюшки много нового, о чем и сама не подозревала. Что-то стало меняться в Нино, а потом, соответственно, – и в Бачо.

И вот теперь, услышав неожиданный вопрос мужа, Нино обрела надежду. Возможно, они наконец-то повенчаются…