Текст книги "Жара"

Наконец Федор сказал:

– Уже полдвенадцатого, нам пора.

– Сейчас я отвезу вас в отель, – радостно подскочил Миша.

– Нет, спасибо. У нас другие планы, Михаил Борисович, – настоял на своем Федор.

Когда сыщики вышли на улицу, Измайлов нежно обнял Анну за плечи и сказал:

– У меня такое предложение. Давай мы немножко погуляем по центру города, зайдем хотя бы на часик в Русский музей, а потом пообедаем в гостинице «Европа».

– В «Европейской», – улыбнувшись, поправила мужа Анна. – Повторим маршрут из медового месяца?

– Хотелось бы, – весело ответил Федор.

Еще в самом начале супружеской жизни Анна заметила, что Федор необыкновенно любит живопись. Она сразу поняла, что бывший муровский оперативник обладает каким-то безупречным и безошибочным художественным вкусом. Ему нравились и классика, и новое искусство. Причем были такие произведения, у которых Федор мог стоять часами. Постепенно он стал рассказывать Анне, что около некоторых картин он как будто теряет себя в пространстве и времени. Ему кажется, что он переносится в иные обстоятельства и становится частью сюжетов, изображенных на полотнах великих мастеров. Аня была уверена, что в Русский музей Измайлова потянуло непреодолимое желание постоять рядом с потрясающим полотоном Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Это бывало у Феди. Когда бы они ни приходили в Третьяковку, а случалось это довольно часто, Аня знала, что, вопреки всем планам, он обязательно должен побыть какое-то время рядом с шедевром Врубеля «Принцесса Греза». Анна подхватила мужа под руку, и они отправились ловить такси, которое должно было доставить их на Инженерную улицу в любимый музей.

Позже за обедом они обменялись информацией и впечатлениями, полученными в первой половине дня. Измайлова удивило то, что Анна очень доверилась рассказу о затухавшей свечке.

– Ты знаешь, Федя, – сказала она. – У меня сильное предчувствие, что старушку мы найдем. Где – это другой вопрос. Нужно искать Розенфельда-младшего, живым или мертвым. Сам видишь. Думаю, все самое интересное нам предстоит в Москве. Убеждена, что любящий сын Вова увез старушку из города и где-то спрятал. Разговоры про заграничный паспорт, конечно, смущают. Но в конце концов мы все проверим.

– Анюта, – скептически усмехнулся Измайлов, – что ты проверишь? У страны открытая граница. Сел в поезд Москва – Киев, и через сутки полетел из Борисполя, куда заблагорассудится.

– Да, ты, конечно, прав, но все равно, будем искать по всем направлениям.

Воскресенье закончилось тем, что исполнительный таксист Борис Николаевич отвез академика Захарьина и Федора Измайлова на Московский вокзал, где они сели на любимый поезд «Красная стрела», который отбывал в Москву в 23 часа 55 минут.

Понедельник, 9 августа

Утром в понедельник Анна проснулась с тяжелым чувством. Ее тяготила мысль о том, что надо поговорить с шефом. Она с грустью думала о том, что нужно решать что-то со своим будущем и Смирнов наверняка в очередной раз нажмет на нее, чтобы склонить к нужному решению. Когда Анна услышала в трубке голос Анатолия Борисовича, ее несколько удивили игривые интонации, звучавшие в голосе высокого государственного чиновника. «Какое счастье, что я до него так сразу дозвонилась, – подумала Анна. – Утром, в понедельник. Интересно, где он сейчас?»

– Привет, отпускница! – весело шумел Смирнов. – Не иначе, как по работе соскучилась. Самое время – самое время. Я хорошо помню, когда ты должна выйти из отпуска. Небось на каких-нибудь Канарах прохлаждаешься?

– Нет, Анатолий Борисович. Я на море. Но на Карельском перешейке, а не на Канарах. У меня к вам очень серьезное и важное дело. Прошу помощи. Беспокою вас только по крайней необходимости. Если вы разрешите, суть моего дела и свои предложения я направлю на вашу электронную почту. Когда мне вас побеспокоить?

– Жди моего звонка. Как только освобожусь, сразу позвоню. – И Смирнов тут же дал отбой.

Анна сбросила секретарю Смирнова Инге заранее подготовленное письмо и настроилась на длительное ожидание. Анна искренне любила и уважала заместителя Генерального прокурора РФ, своего многолетнего боса Анатолия Борисовича Смирнова. Это был высококлассный юрист, мастер разумного компромисса и совсем несчастный толстяк, что делало его любимым героем анекдотов и злых колкостей. У него было 40 килограммов избыточного веса и, по-видимому, какой-то неправильный обмен веществ. Все его сидение на диетах, поездки в санатории и лечебницы в лучшем случае не давали никакого результата, а в худшем после сбрасывания 3–5 килограммов вызывали жуткий скачок веса со знаком плюс, так что у Анатолия Борисовича просто опускались руки. Он был все время голоден. Специфический метаболизм организма заместителя Генерального прокурора был, по-видимому, связан с тем, что он постоянно находился в состоянии сильнейшего стресса. А врачи постоянно напирали на то, что ему, конечно же, удастся решить все свои проблемы с весом, а, следовательно, и с сердечно-сосудистой системой, если он будет спокоен и будет вести размеренный образ жизни, много двигаться, заниматься физкультурой. Однако реальные обстоятельства жизни Анатолия Борисовича исключали столь благостное и упорядоченное течение жизни. Он нервничал, заедал стресс, толстел, видел, что здоровье никуда, и опять ел.

Ждать Анне пришлось совсем недолго. Вскоре зазвонил телефон. Веселый Смирнов начал речь за здравие:

– Твое письмо мне понравилось, особенно в той части, что ты просишь отозвать тебя из отпуска. Всегда пожалуйста. Обращайтесь. Много веских оснований. Похищена, а, может, и убита блокадница, заслуженный человек. Исчез и, возможно, тоже убит американский гражданин. Дела, конечно, надо объединять. Тут и разговаривать нечего. Я сейчас дам необходимые указания, подумаем, где открыть дело, и изымем его к себе. В Питер я уже позвонил. Там есть такой Дорофеев, он тебя ждет. Только оденься поприличнее, – ни к селу ни к городу пробормотал Смирнов. – Вообще держи меня в курсе дела. – А потом совсем другим тоном добавил: – Приезжай скорей в Москву. Я по тебе очень соскучился. Все, отбой.

«Так, – подумала Анна, – события разворачиваются стремительно».

Закончив разговор с Москвой, Захарьина созвонилась с Максимом Петровичем Дорофеевым, главным следователем по Петербургу и Ленинградской области. Быстро договорились о встрече в три часа дня. Анюта подготовила необходимые для разговора бумаги и вместе с Верочкой и мамой пошла на часок на море. По пути она лихорадочно соображала, чтобы такое ей надеть, чтобы не повредить нравы петербургских следователей.

* * *

Без пяти три Анна Германовна Захарьина, Государственный советник юстиции третьего класса, входила в кабинет Дорофеева. Это был еще совсем молодой человек из новых выдвиженцев. Он как бы иллюстрировал знаменитую фразу о человеке в мундире, застегнутом на все пуговицы. Круглолицый, гладко причесанный блондин, с безупречно выбритым лицом, о котором только и можно было сказать – как у всех. «Идеальный кадр для разведки», – подумала Захарьина. Была, однако, одна деталь, выдававшая Дорофеева с головой. Ярко-синие глаза, казалось бы, бесцветного мужчины были на удивление цепкими и внимательными.

Анна несколько раз видела Максима, когда он еще не занимал столь высокого положения, но знала о своем собеседнике крайне мало. Карьерный взлет Дорофеева пришелся на время ее отпуска по уходу за ребенком. А молодой петербургский начальник ничего не мог с собой поделать и с нескрываемым интересом рассматривал московскую гостью. Он, конечно, тоже видел ее раньше на многочисленных коллегиях и совещаниях. Но там Анна была в форме и погонах, а здесь сидела красотка, принарядившаяся в воздушное шелковое платье, подчеркивающее все достоинства безупречной фигуры. «Конечно, одета я не совсем к месту», – подумала Анна, заметив взгляд Дорофеева. Но ничего подходящего в ее гардеробе для отдыха на побережье не было – ни пиджаков, ни строгих юбок.

Отработанным и заученным движением Аня достала из сумочки свое удостоверение, на которое Дорофеев даже не посмотрел. Он был ниже Анны по званию. Конечно, в ближайшее время он должен был получить генеральские погоны. Но дело было не в этом. В следственных органах была разлита какая-то звенящая напряженность. Все ожидали, что наконец будет принято решение о выделении органов следствия в самостоятельную государственную структуру и отделении их от прокуратуры. Новые структуры, новые должности, новые звания. Осведомленные люди намекали Дорофееву о том, что Смирнов станет как минимум первым заместителем председателя Следственного комитета. А тут перед ним сидела его любимая сотрудница. «Да и только ли сотрудница? – думал Дорофеев. – Работать с такой женщиной рядом и оставаться только сотрудником! Ну да ладно, не мое это дело».

– Максим Петрович, чтобы не тратить ваше время, я подготовила коротенькую записочку. – «О боже, что я несу – почему записочку, – думала про себя Анна. – Совсем расслабилась, надо подсобраться».

– Большое спасибо, – сказал Дорофеев, – я сейчас ознакомлюсь.

Читал он быстро и хватко. Закончив это занятие, Максим Петрович изрек:

– Все понял. Конечно, ваши предложения принимаются безоговорочно. Завтра все сделаем. А сегодня я накручу наших милиционеров. Скажу прямо, виноваты. Но сейчас просто беда какая-то. Старики и старухи пропадают. Продолжительность жизни немножко подняли, а достойного ухода нет. Медицинская геронтология отстала.

– Но здесь-то дело не в этом, – улыбнулась Анна. – Эмма Марковна Розенфельд – сама в прошлом прекрасный врач, мать известного нейрохирурга. Уход за ней был хороший. Здесь какая-то более сложная комбинация семейных и, я опасаюсь, уголовных мотивов.

– Да, весьма возможно. Только все это за уровнем понимания наших милиционеров. Но прошерстить дома престарелых, больницы и морги они были обязаны. Посмотрю, что было сделано.

– Максим Петрович, – Анна взяла инициативу в свои руки, – Смирнов сказал вам, наверное, что планируется изъятие дела у вас и объединение его с другим делом, касающимся исчезновения Владимира Розенфельда. Это младший сын Эммы Розенфельд. Так что без обид.

– Какие тут могут быть обиды? – повысил голос Максим Петрович. – Когда такая знаменитость, краса и гордость следственных органов, как вы, берется за дело, для нас это честь.

– Но вы же представляете не Царево-Кокшайск, а Санкт-Петербург, – галантно парировала Анна, которая уже уловила нужный тон общения с молодым и перспективным Дорофеевым и чувствовала себя хозяйкой положения.

– Если официальная часть закончена, – сказал Максим Петрович, – предлагаю выпить по чашке чая или кофе со мной и моими коллегами.

Анна поняла, что отказать нельзя:

– С удовольствием, – схитрила гостья из Москвы.

Они прошли в небольшой «спецбуфет», где Анна добросовестно просидела полчаса в компании мужчин, удивив всех отличным аппетитом. Захарьина выпила две больших чашки ароматного кофе и чуть ли не в одиночку освоила огромное блюдо с пирожками.

Когда Дорофеев провожал Захарьину до машины Бориса Николаевича, он не удержался и сказал ей.

– Если будет такая возможность, скажите между прочим Смирнову, что мы делаем все возможное по вашему делу. Нет, – поправился и добавил по-киношному: – По нашему общему делу.

– Разумеется, – ответила Анна. Довольная тем, как прошла встреча, она попросила отвезти ее в отель.

– Больших пробок нет, быстро доберемся, – заверил ее Борис Николаевич.

Оказавшись в номере, Захарьина сразу позвонила мужу узнать, есть ли новости о Владимире Розенфельде.

– Я тут занимаюсь самоуправством, – рассказал Измайлов. – Попросил по старой дружбе майора Анохина наведаться в представительство компании Колорадо Текнолоджис в Москве. Похоже, то еще осиное гнездо. Кстати, не могу удержаться. Андрей перечислил мне всех, кто там трудится. И ты знаешь, кого мы там встретили? Твою любимицу Таню Волкову, которая проходила по делу Верта. Помнишь, как ты лупила ее в квартире мамаши в городе Пушкино?

– Как она умудряется так влипать? – смущенно пробормотала Анна. Она хорошо помнила симпатичную авантюристку, которая втягивалась во всякие дурацкие бизнес-проекты и делала долги, а потом расплачивалась своим телом. Со временем невезучая Танюша превратилась в обычного коммерческого шпиона и даже умудрилась чуть ли не стать соучастницей в деле об убийстве Верта. Только гуманность старшего следователя по особо важным делам Захарьиной, пожалевшей глупую девочку, позволила рыжеволосой красавице остаться на свободе.

– Ну, в общем, пока это все выглядело как доследственная проверка, – резюмировал Измайлов. – Факт исчезновения Розенфельда налицо. Будем ждать действий Смирнова. Подскажи, кстати, своим, чтобы включили Анохина в твою будущую следственную группу. Это очень облегчит нашу работу.

Вторник, 10 августа

Утром сразу после семейного завтрака в холле отеля к Анне подошел симпатичный молодой человек, который четко по-военному представился.

– Капитан Сергей Николаевич Громов, оперуполномоченный уголовного розыска Санкт-Петербурга. Со вчерашнего вечера начал работать по делу об исчезновении Эммы Марковны Розенфельд.

«Ничего себе, – подумала Анна. – Дорофеев времени не теряет». Розовощекий остроносый крепыш с копной рыжих волос, большими серыми глазами навыкате сразу понравился Захарьиной. Он производил впечатление старательного, въедливого оперативника, от него веяло какой-то исполнительностью и серьёзностью. Причем выглядел он вполне добродушным и веселым парнем.

– Очень приятно, – кокетливо сказала Анна. – Я думала все начнется только через пару дней. Но чем раньше, тем лучше.

– Дело будет возбуждено сегодня. Я жду ваших конкретных указаний на ближайшее время.

– Видите ли, Сергей, вам ведь, наверное, сказали, что это дело будет изыматься в Москву в связи с тем, что исчез американский гражданин Владимир Розенфельд?

Громов понимающе кивнул головой.

– Связаны между собой эти эпизоды или нет, пока мы не знаем. Но у меня есть очень серьезная просьба к вам.

– Какая уж просьба, – усмехнулся Громов, – задание!

– Хорошо, задание. Я прошу вас, тряхните как следует невестку Эммы Марковны гражданку Пушкарь Оксану Петровну. Что-то она меня смущает. Приехала с Украины, быстро получила гражданство, вышла замуж за крупного врача. Как-то все и сразу. А тут такие события.

– Что будем искать взяточников в системе миграционной службы? – прямо спросил Громов.

– Скажу вам откровенно, – отмахнулась Анна, – не до взяточников нам сейчас, ловить их – не переловить. Старушку надо искать. А для этого необходимо отработать линию невестки. У меня мысли такие. Официально возьмите ее паспорт, снимите с него копию, а дальше будем думать. Надо подготовить запрос в Киев, чтобы они проверили все документы и выяснили вообще, кто такая гражданка Пушкарь. Ну а вы, как уже говорили, посмотрите, что да как у Оксаны складывалось в Петербурге. Еще, конечно, хорошо бы прошерстить окружавших Эмму Розенфельд старушек. Она была для них чем-то вроде кассы взаимопомощи. Вы же знаете, что в вашем городе блокадники на особом положении, да и кое-что от мужа у нее осталось. Так что щедра была и отзывчива.

– Откуда вы про старушек знаете? – удивился Громов.

– В воскресенье я была у Розенфельдов и, пока беседовала с Оксаной, мой муж немножко пошустрил по окрестностям.

У Громова совершенно непроизвольно вырвалось:

– А кто у вас муж? – Сергей сам ужаснулся своей дерзости. Нашел с кем так разговаривать.

Но Захарьина, вспомнив любимый фильм «Обыкновенное чудо», улыбнулась:

– Мой муж не волшебник, а бывший муровский старший оперуполномоченный. Сейчас работает в нефтяной компании Юнгфрау. Не беспокойтесь, Андрюша, ни во что он вас не превратит. В общем, вам надо хорошо тряхнуть весь этот муравейник.

– Есть еще одно тонкое обстоятельство, – после некоторого раздумья сказала Анна. – Говорить об этом тяжело, но необходимо. Нужна очень аккуратная проверка самого Михаила Розенфельда. Отношения, финансовое положение, что на работе и т. д. Есть одно облачко на горизонте Михаила Борисовича. Много лет назад, точно я не знаю, он женился, а потом развелся. Мой отец, хорошо знающий его семью, вообще считает, что брак распался из-за активных усилий мамы Михаила. Так это или не так, я не знаю. Но надо бы понять, какие были у них отношения на самом деле. Договорились?

– Будет сделано, – четко ответил симпатичный оперативник. – Анна Германовна, – смущаясь, сказал Громов, – с Розенфельдом, конечно, дело тонкое. Не обидеть бы человека. – А потом приободрившись, отчеканил: – Ну а гражданкой Пушкарь я займусь немедленно, еду к ней. Все координаты и телефоны у меня есть.

– Ладно, тогда до встречи, хотя есть у меня предчувствие, что завтра я буду в Москве.

Предчувствие не обмануло Анну. Ближе к вечеру позвонил помощник Смирнова и сообщил, что с четверга она отозвана из отпуска, кроме того создана следственная группа, которая будет работать по делу об исчезновении Розенфельда.

– Ленинградское дело заберем чуть позже. Так что, Анна Германовна, с четверга можешь приступать к работе.

Анна поблагодарила за проявленную оперативность и принялась звонить отцу в Москву. Герман Владимирович пребывал в отличном настроении. Анна поняла, что, по-видимому, обе операции, намечавшиеся на начало недели, прошли хорошо.

– Завтра у меня операция в 10 утра. Продлится часа три. Хотя кто его знает. Я вот думаю, не вылететь ли мне к вам для разнообразия самолетом. Конечно, выигрыша во времени с учетом поездки в Шереметьево не так уж много. Ладно, постараюсь выехать все-таки дневным «Сапсаном». Твоих планов не знаю, хотя Федор ждет тебя завтра вечером. Сообщи ему, когда ты приезжаешь. Он будет тебя встречать. Ладно, Анюта, не переживай, все будет хорошо. – Академик дал отбой.

«Все будет хорошо», – повторила она последние слова отца. Разговоры с ним всегда действовали на нее успокаивающе и в то же время заряжали энергией. Анна знала, что так происходит и с пациентами отца. Специалисты по биоэнергетике сказали бы, что он был мощнейшим энергетическим донором. Он лечил не только операциями, лекарствами, но и какими-то невидимыми посылами.

– Подумать только, – сказал Анна матери, – отцу 73 года. А он сохранил такую мобильность. Все-таки есть люди с какой-то особой энергетикой. Кстати, мама, как он умудряется быть все время в отличном настроении?

– Это так, – ответила Лидия Николаевна. – Ну ты не знаешь, как ему бывает тяжело. Вам он ничего не показывает. Но я-то с ним все время. И вижу, как ему дается такая напряженная жизнь. Сейчас главная радость для него вы. Так что не вздумайте съехать от нас. Отцу будет очень плохо, хоть он и не покажет ничего.

Лидия Николаевна затронула больную тему. Хотя сразу после перехода Федора в Юнгфрау, молодожены купили квартиру, переезд в нее так и не состоялся. Не могли они оставить родителей Анны без внучки, которая составляла смысл их жизни.

Среда, 11 августа

Анна Захарьина покидала гостеприимный Карельский перешеек. Машина Бориса Николаевича летела по старому Приморскому шоссе. За окном мелькали названия дачных поселков – Комарово, Репино, Солнечное. Впереди был Сестрорецк. В дороге Анна разговорилась со своим водителем, с которым за последние дни она провела столько часов. Оказывается, Борис Николаевич был бывшим офицером-десантником, прошедшим горячие точки. Во время второй чеченской войны он был ранен, после чего уволен из армии по состоянию здоровья. Положение было тяжелым. Мизерная пенсия, ни кола ни двора. Что делать? Ему удалось раздобыть старенький жигуленок, на котором он без устали таксовал по Питеру и его окрестностям. Низкое качество автомобиля Борис старался компенсировать пунктуальностью, старательностью и умением выполнять дополнительные поручения клиентов – перевезти вещи, завести куда-то цветы или подарок и т. д. и т. п. Друзья удивлялись, как этот кадровый военный с обостренным чувством чести и собственного достоинства превратился в безотказно действующий обслуживающий персонал. Дела шли все лучше и лучше. Жигуленок был заменен на подержанный «фольксваген пассат», «дело» разрасталось. Умный и энергичный человек работал и от таксистских контор, и на вольных хлебах. Обзавелся своей клиентурой. Старался менять машины на те, что получше. Когда немножко встал на ноги, женился, родилось двое детей. И вот тут у него окончательно обрисовалась мечта. Он никогда ничего так не хотел в жизни, как уехать с семьей в Финляндию на постоянное место жительство. Гражданство? А что гражданство. Он уже хорошо послужил родине, а вот чем родина отплатила ему? В стране бардак, воровство, коррупция. Да, стало потише, получше. Бандитов немного прижали, именно благодаря этому он получил возможность прокормить себя и семью. Но в Финляндии-то изначальный порядок, хорошие люди, к русским относятся хорошо. Не трут все время тему войны тридцать девятого – сорокового годов. Насколько же они приличнее бывших советских прибалтов! Борис Николаевич вместе с женой влезли в долги и купили небольшой домик в курортном поселке Аасикало, расположенном между Лахти и Хельсинки. Рай на земле – и тебе море, и озеро. Иногда Бориса Николаевича мучали раздумья, кем будут его дети. Русскими, финнами – непонятно? Сейчас отставник-десантник жил на два дома. Семья – в Финляндии, а он старался зашибить деньгу здесь, вблизи родного Зеленограда.

За годы таксования Борис Николаевич повидал многое – лишних вопросов не задавал, возил кого угодно, куда угодно – лишь бы платили. Но он не скрывал, что такие люди, как семья академика Захарьина, доставляли ему большую радость общения и удовольствие от возможности чем-то помочь, что-то организовать, и в какой-то мере обеспечить нормальные условия отдыха. Таксист был совершенно очарован простотой и доброжелательностью Германа Владимировича. С большим уважением он относился к Измайлову, но Анна… Хороший муж и отец, он тем не менее про себя вздыхал: «Бывают же такие женщины». Сейчас он ехал с ней, и они говорили, говорили, говорили…

Когда путешественники припарковались у Московского вокзала, Борис Николаевич схватил два огромных чемодана Анны, и они поспешили на перрон к скоростному поезду.

– Муж встречать будет?

– А как же! – ответила Анна.

Вещи были размещены в поезде, Анна по хорошей русской традиции вышла из вагона, чтобы попрощаться. И здесь Борис Николаевич огорошил старшего следователя по особо важным делам:

– Анна, извините меня. Когда ездишь, невольно слушаешь разговоры пассажиров. Я так понял, что вы ищите какую-то старенькую бабушку по имени Эмма Марковна, да? – Анна кивнула в ожидании продолжения разговора. – Вы знаете, похоже, я вез эту старушку.

– Не может быть! – воскликнула Захарьина.

– Конечно, уверенности нет. Но одну старушку вместе с солидным мужчиной средних лет я, по-моему, отвозил в Новгород. Это точно.

– Когда это было? – спросила обомлевшая Анна.

– Примерно месяц назад. Но по своим записям я могу уточнить. Заказ был очень хорош по оплате. Жалко, что я вам всего этого раньше не сказал. Но неудобно было, вроде как я подслушиваю.

– Дорогой Борис Николаевич, – ласково сказала Анна, – я понимаю, что все неокончательно, но вы такой груз сняли с моей души. Завтра с вами свяжется капитан Громов, пожалуйста, расскажите ему всю эту историю под протокол.

Уже сев в поезд, Анна связалась по телефону с капитаном Громовым и поведала неожиданную историю, рассказанную Борисом Николаевичем. Даже по телефону она поняла, что Громов был приятно удивлен. Значит, не смерть, не труп, не висяк. Что это было – похищение? Использование спутанного сознания старой женщины?

Анна жестко закончила:

– Значит, действуем как договорились. Плюс новая ветка – отъезд в Новгород. Показания таксиста, конечно же, надо запротоколировать. Ну и, разумеется, служащие гостиницы и так далее и тому подобное.

Было уже совсем темно, когда «Сапсан» причалил к перрону Ленинградского вокзала в Москве. Федор подхватил Анну, и они почти бегом направились к парковке, где стояла машина Измайлова. Измайлов плавно выехал с парковки, расплатился, но вместо того, чтобы резво стартовать, он остановил машину в 30 метрах от шлагбаума, сгреб жену в охапку и с жадностью начал целовать ее в губы, глаза, шею. «Я так соскучился!», – шептал Федор. Оказавшаяся в объятиях мужа, Анна забыла обо всем на свете. Впереди их ждала ночь любви.