Текст книги "Жара"

Четверг, 12 августа

Анна спала тревожно. На 10 часов утра была назначена встреча со Смирновым. Как все пройдет? Столько времени она отсутствовала на работе. Конечно, раза три или четыре Анна заходила «в гости» к государственному советнику юстиции первого класса, но это были сугубо личные посиделки. Беременность, рождение дочери, уход за ней – вот были главные темы их разговоров. Тактичный Анатолий Борисович умеренно поддерживал идею научной и преподавательской работы. Вопрос о возможном увольнении из Прокуратуры или из будущего Следственного комитета он всячески обходил. Теперь же предстоял серьезный деловой разговор.

Анна была отозвана из отпуска чуть раньше срока. Хочешь не хочешь, а надо было входить в текущую работу со своими обычными обязанностями. Пикантности добавляло то обстоятельство, что расследование по исчезновению Розенфельдов было инициировано ей самой, а в нем переплетались рабочие и личные мотивы.

Ранним утром Анна тщательно отгладила мундир, что еще раз подчеркнуло – вольная жизнь закончилась. Началась служба. Наблюдая за женой, Федор строго сказал:

– Я сам отвезу тебя на работу. Ты слишком волнуешься, не надо тебе садиться за руль.

По дороге Анна задумалась. Москва оставляла горестное ощущение. Город пропах дымом. В воздухе висел смог. Температура была выше плюс 30. Конечно, кондиционер в машине исправно работал, но это мало помогало. По рассказам отца и матери Аня знала, что подобная беда, связанная с лесными пожарами и катастрофой на торфяниках восточнее Москвы, произошла в конце лета 1972 года. Сама она лишь смутно помнила наплывы ядовитых облаков на их дачный поселок. Но было известно, что в те годы московская власть сумела создать мощные механизированные отряды, которые буквально втоптали пожары в землю. Светопреставление закончилось очень быстро, хотя и были жертвы. Народная молва рассказывала, что на самых критических участках под землю проваливались бульдозеры и грузовики. А сейчас? Делает ли что-нибудь московское руководство, чтобы помочь пылающему Подмосковью? Похоже, что ничего. Теперь это же разные субъекты федерации. «Да, дела», – невесело подумала Захарьина. Одно радовало: родители и дочка блаженствовали на берегу Финского залива.

* * *

– Ну хороша! Хороша! – ахал Анатолий Борисович. – Известное дело: отдыхать – не работать. Ты даже не представляешь себе, как я рад, что ты наконец вернулась в строй, – говорил Смирнов и делал вид, что не замечает кривую улыбку Анны. – Значит, я сделал все, как ты просила. Мы тут открыли свое уголовное дело. Питерцы – свое. Создана оперативно-следственная группа, которой командуешь ты. Есть приятная деталь. Твой Измайлов, как у нас принято, привлечен консультантом. Так что приступайте, разматывай дело.

– У меня тоже приятная новость. Похоже, что старушка, из-за которой начался весь сыр-бор, жива. И у меня есть предчувствие, что мы ее найдем, – поделилась новостями Анна.

– Да, хорошо было бы, – сказал Смирнов. – Твое предчувствие дорого стоит. Не раз доказывала. Вообще-то я хотел попросить тебя, Аня, чтобы ты была осторожна с этим осиным гнездом – с московским представительством Колорадо Текнолоджис. Все зарубежные мерзавцы, которых наши правоохранительные органы пытались прижимать, сразу вскидывались, так сказать, на политический уровень. У нас, видите ли, есть враги развития взаимовыгодных отношений между Россией и Западом и прочая чепуха. Сама знаешь в общем. Одно дело Магнитского чего стоит! Думаю, что и ты столкнешься с подобными трудностями.

– Анатолий Борисович, после исчезновения американского гражданина Владимира Розенфельда в этом представительстве работают исключительно российские граждане. Это уже Федор проверил. Что они там и как делают, мы не знаем, но хочу вам сказать, что служба безопасности компании Юнгфрау вышла на это богоспасаемое представительство в связи с подозрением о недобросовестных поставках оборудования и получении их вице-президентом очень большой взятки.

– Ладно, Аня, действуй. Только расскажи мне хотя бы в общих чертах, что собой представляет семейство Розенфельд. Я помню, что ты мне говорила о великом хирурге Розенфельде-старшем, старушке блокаднице. Но хотелось бы посистемнее. Как только ты их копнешь, поверь мне, сразу начнут звонить из консульства, а то бери и выше.

– Хорошо, – удовлетворенно ответила Анна.

Их разговор продолжался около 30 минут. Только в самом конце Смирнов наконец заговорил о самом для себя главном.

– Ну, в общем, как же хорошо, что ты снова с нами. По секрету скажу тебе. Есть мнение о необходимости твоего повышения. Это очень серьезно. Пора тебя забирать на настоящую руководящую работу. Быть Пуаро, конечно, хорошо. Но в наших условиях нужно подтягивать работу следственной системы в целом. Чтобы Пуаро у нас появлялись чаще.

Анна ответила:

– Что у вас дефицит женщин в новых структурах? Я следователь по призванию. Люблю следственную работу. Задачу воспитания новых Пуаро мне, казалось бы, было правильно решать в рамках образовательной деятельности. А вот руководить и командовать я вряд ли сумею. Не мое это.

– Брось ты, – сказал Смирнов. – У нас есть товарищи, которые решают, что твое, что мое. Все утрясем, все уладим. Иди работай.

* * *

После выполнения всех формальностей, связанных с «возвращением на Итаку», Анна занялась подготовкой совещания специальной следственной группы. Ей было ясно, что выход на сцену криминалистов, судмедэкспертов возможен только со временем, а при самом благоприятном стечении обстоятельств вообще может и не понадобиться. Главное сейчас, конечно, это работа оперативников. Собственно, оперативниками в группе руководил преемник Измайлова майор Андрей Алексеевич Анохин.

По своей внешности Андрей Анохин был полной противоположностью своему учителю и кумиру Федору Измайлову. Невысокого роста, изящный, сероглазый шатен обладал исключительными манерами и завидным умением поддерживать разговор на любые темы. Балагур и ловелас, он производил впечатление человека поверхностного и легкомысленного. Если бы Анна не знала от мужа о разных приключениях майора Анохина, она бы никогда не поверила, что этот изящный мужчина средних лет являлся одним из самых жестких и цепких оперативников Московского уголовного розыска.

Еще будучи капитаном, Анохин участвовал в полуавантюрной операции по задержанию киллера-интеллектуала Бориса Харлачева, организатора убийства профессора Верта. Сцена первичного допроса негодяя под дулом захарьинского пистолета произвела тогда на него неизгладимое впечатление. За 15 лет службы Андрей не видел ничего подобного. Он понимал, что легендарная Анна Захарьина – это что-то особое. Поэтому Анохин счел для себя большой удачей работать под ее началом. «Скучно не будет. Это точно», – шутил Андрей.

Аня попросила его подъехать чуть раньше, чтобы обсудить некоторые детали. Анохин уже был в курсе ситуации. И это было весьма кстати. После краткого обсуждения положения дел, можно было наметить первоочередные шаги.

– Первым делом, Андрей, давайте завтра навестим московское представительство компании Колорадо Текнолоджис. Обеспечьте, пожалуйста, присутствие на рабочих местах сотрудников. Насколько я понимаю, там их всего четверо.

– Так точно, – ответил Анохин. – Я же вам сказал, Анна Германовна, что в понедельник я с ними встречался в первый раз. Приказ-то еще не был подписан, и я квалифицировал свои действия как доследственную проверку. Есть одна очень важная деталь. Одной из сотрудниц этого богоспасаемого учреждения является ваша старая знакомая Татьяна Волкова.

– Да-да, я видела эту фамилию, – сказала Захарьина и поспешила сменить тему. – Андрей Алексеевич, а что-нибудь известно о времени исчезновения Владимира Розенфельда?

– Тут все более или менее ясно, – ответил Анохин. – По совету Федора Петровича я опросил консьержку подъезда в доме, где жил Розенфельд. Она абсолютно уверена, что видела Розенфельда в первой половине дня 6 июля. Розенфельд выходил из дома с какой-то женщиной, по ее словам, явной проституткой. Он даже что-то сказал консьержке.

– Откуда такая память у консьержки? Через ее пост многие проходят.

– Дело в том, – ответил Анохин, – что господин Розенфельд подарил ей тогда какие-то чудесные конфеты, а она потом пила с ними чай у своей подруги, у которой на следующий день был день рождения. Вообще маленькие сувениры – это фирменный стиль Владимира Розенфельда. Так что 6-го числа около полудня он был жив и, похоже, неплохо проводил время.

– А вы не поинтересовались, почему она сочла выходившую с ним женщину проституткой?

– Поинтересовался, конечно, – усмехнулся Анохин, – ответ был простой. Одета и накрашена была уж больно ярко. К тому же очень красивая. Да, еще консьержка сказала, что Розенфельд собирался уезжать проведать маму.

– Интересно, куда он поехал?

– Вот это нам и предстоит выяснить, – вздохнул Анохин. – Пока никаких зацепок. Будем надеяться, завтрашняя встреча даст хоть какие-то ниточки.

Пятница, 13 августа

В 10 часов утра старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре РФ Анна Захарьина, старший оперуполномоченный МУРа майор Андрей Анохин и консультант Федор Измайлов вошли в офис московского представительства компании Колорадо Текнолоджис, обосновавшийся в одном из бизнес-центров на Новом Арбате. Захарьина сразу отметила, что офис отделан со вкусом, а офисная жизнь поставлена на широкую ногу. Высокий симпатичный молодой человек явно на правах хозяина пригласил «детективов» в просторный кабинет, на двери которого висела черная с золотом табличка с надписью на русском и английском языках – Владимир Розенфельд, директор.

В кабинете Анну крайне изумила одна деталь обстановки. На боковой стене висел прекрасный портрет Николая Верта. Выполнено было здорово. Анна понимала, что профессор Верт вряд ли позировал для художника и портрет написан по фотографиям, но все равно. Верт смотрел на нее как живой. «Господи, – вздохнула Анна, – я его и живым-то не видела. Но так все схвачено. И мушкетерские усы, и бородка а-ля Ришелье, и лукавый взгляд поражали достоверностью. Интересно», – отметила про себя Анна.

Когда все расселись в удобных креслах, встретивший их мужчина галантно сказал:

– Для нас большая честь, что такой выдающийся специалист правоохранительных органов, как госпожа Захарьина, посетила наш скромный офис. Мы очень и очень наслышаны о вас. Разрешите представиться, заместитель директора представительства Игорь Юлианович Кляйн.

– Игорь Юлианович, сегодня у нас ознакомительный день. Но все наши беседы идут под запись. Вы, вероятно, знакомы с майором Анохиным и нашим консультантом господином Измайловым?

Кляйн вежливо кивнул головой.

Анна посмотрела и с удивлением заметила, что так понравившийся ей «молодой человек» был отнюдь не молод. Похоже, хорошо за сорок. Но выглядел он восхитительно. Высокий – рост под 190 сантиметров, поджарый, густые волосы гладко зачесаны назад. На лице выделялись высокие скулы, крупный «римский» нос, твердый подбородок. В его одежде оптимально сочетались простота и элегантность. Хорошее впечатление производили крупные ухоженные ладони с длинными нервными пальцами. Правда, была одна деталь, поразившая Захарьину. Господин Кляйн был в самых обычных домашних тапочках без задников, причем тапочки эти были циклопического размера. Игорь Юлианович поймал взгляд Захарьиной.

– Прошу прощения, не успел переобуться. Понимаете, я болен довольно тяжелой болезнью – артрозом. Обувь мне шьют на заказ, под индивидуальную мерку и колодку. Поверите или нет, но у меня всего одни летние туфли. Ничего другого я носить не могу. Как раз, когда вы пришли к нам, я собирался переобуться, чтобы не выглядеть обросшим старосветским помещиком.

Анна перехватила инициативу.

– Вообще хочу вам сказать, что вы можете как вести, так и не вести со мной беседу. Но тогда я вызову вас и ваших сотрудников в свой кабинет в Следственном комитете Прокуратуры. В начале разговора хочу подчеркнуть, что цель нашего расследования – это выяснение причин и обстоятельств исчезновения господина Владимира Борисовича Розенфельда. Не скрою от вас, что в Санкт-Петербурге возбуждено уголовное дело по факту исчезновения при загадочных обстоятельствах госпожи Эммы Марковны Розенфельд, матери Владимира Розенфельда. В течение пары дней эти дела будут объединены. Как видите, мы занимаемся уголовными делами. Но нам необходимо знать подробности функционирования вашего представительства, так сказать изучить ландшафт, на котором эти возможные преступления были совершены. Хочу вам сказать, что дела об исчезновении относятся к категории самых неприятных дел и их расследование требует всестороннего изучения всей полноты обстоятельств, при которых произошли эти события.

– Да, – задумчиво произнес Игорь Кляйн. – Нет тела – нет дела.

– Игорь Юлианович, это, конечно, очень забавно, что приведенный вами афоризм кочует из романа в роман и из сериала в сериал. На самом деле, все не так. Их очень много этих дел без тел. Поверьте мне.

– Конечно, Анна Германовна, – весело согласился Кляйн, – это я просто хотел блеснуть эрудицией. Разрешите я отлучусь буквально на две минуты. Пойду переобуюсь, а то ведь неудобно как-то.

Игорь Юлианович исчез и буквально через минуту вернулся обутый в красивые замшевые туфли. «Примерно так 47-й размер», – подумала Анна.

– Сейчас хотелось бы остановиться на двух моментах, – сказала Захарьина. – Меня интересует история создания и функционирования вашего представительства. Кроме того, мы собираемся осуществить выемку бухгалтерских документов, ну и желательно – скопировать жесткие диски основного бухгалтерского компьютера.

– Позвольте, – в недоумении сказал господин Кляйн. – Вы так четко очертили рамки уголовного дела, что мне совершенно непонятно, какое отношение ко всему этому может иметь наша бухгалтерия. Для реконструкции, как вы изволили выразиться, ландшафта – это как-то уж слишком. Вы понимаете, есть ведь такое понятие, как коммерческая тайна. У нас очень тонкие отношения с нефтяными компаниями. Я не сказал вам сразу, госпожа старший следователь, но нас несколько шокирует то, что к нам проявляет повышенный интерес служба безопасности нефтяной компании, представитель которой присутствует сейчас здесь. – Игорь Юлианович выразительно посмотрел на Измайлова.

Анна одарила Кляйна очаровательной улыбкой.

– Ну что вы, Игорь Юлианович, вы ведь прекрасно знаете, что мы имеем право знакомиться со всеми необходимыми нам документами. Если не хотите по-хорошему, то гарантирую вам, что в течение суток я предъявлю необходимые основания и вам придется подчиниться. И не уверена, что все будет тихо.

– Но позвольте, – упавшим голосом возразил Кляйн, – речь все-таки идет о представительстве американской компании!

– Игорь Юлианович, – снова улыбнулась Захарьина, – о чем вы говорите? Ваше представительство зарегистрировано как российское юридическое лицо. Именно бухгалтерские операции этого юридического лица нам бы хотелось проследить. Кроме того, Игорь Юлианович, зачем вам нужно подталкивать нас к силовому изъятию документов с использованием силовых структур и привлечением «маски шоу»? Зачем? Что касается присутствующего здесь господина Измайлова, то заниматься изъятием документов будет не он, а майор Анохин.

– Я должен подумать, – сказал Кляйн.

– Господа, мы теряем время, – сказала Захарьина. – Майор Анохин, вручите работникам представительства повестки на вызов в прокуратуру на завтра, начиная с 11.00 с интервалом в полчаса. – Захарьина сухо поклонилась Кляйну, встала с кресла и направилась к выходу.

– Ну что вы, что вы, Анна Германовна, – преградил ей путь Кляйн, – сейчас мы попробуем все это организовать. Майор Анохин, пройдемте со мной в бухгалтерию.

Анна вновь уселась в кресло и посмотрела на мужа, лицо которого не выражало ничего, кроме глубокого отвращения ко всему происходящему.

– Зря ты так, – сказал он ей. – Надо было вызвать ребят и вытащить документацию.

– Федя, мне приходится слегка лавировать в связи с международным аспектом этого дела.

– Ты же сама сказала, что нет международного аспекта. Причем, мне кажется, Анна, что желательно не терять времени.

Через некоторое время в кабинет вошли крайне расстроенный Игорь Кляйн и веселый улыбающийся Анохин.

– Простите, госпожа старший следователь, но наш финансист, он же главный бухгалтер Петр Михайлович Брахман отказался выполнить мое распоряжение и передать истребованные вами документы и носители.

– Я поняла вас, Игорь Юлианович. Пригласите сюда «товарища» Брахмана. – Анна посмотрела в лежащий перед ней листочек бумаги.

Через три минуты в комнату вошел невысокий, полноватый человек то ли еврейской, то ли кавказской внешности, широкоскулый, с низким лбом и слабым подбородком. Его большие темные глаза предательски бегали по сторонам.

– Господин Брахман, – прямо-таки с нежностью обратилась Анна к вошедшему. – Почему вы отказываетесь от выполнения процессуально обоснованных действий? Я объяснила исполняющему обязанности директора, в связи с чем нам понадобились ваши бухгалтерские документы. Речь идет об исчезновении директора вашего представительства Владимира Борисовича Розенфельда.

– Все это ерунда, – ответил Брахман. – Никакого исчезновения нет. Володя куда-то запропастился, мало ли что. Может быть, загулял. А некоторые наши недобросовестные партнеры, – он выразительно посмотрел на Измайлова, – пытаются воспользоваться этим обстоятельствам, чтобы порыться в нашей коммерческой кухне.

– Петр Михайлович, – ласково обратилась Захарьина к Брахману, – я сейчас обрисую вам ближайшие перспективы. Сперва я задержу вас на 48 часов, а в понедельник мы поедем в суд, и вас арестуют на два месяца по обвинению в препятствии следственным действиям. Если вы хотите приключений, то обещаю, что совсем скоро с Петровки приедет опергруппа, которая самым неизысканным путем изымет у вас все необходимые документы. Зачем вам это нужно?

– Не пугайте меня, – заорал Брахман. – Вы что хотите получить еще одно дело Магнитского?

Анна видела, что буйный Петр Михайлович близок к истерике. В дело вмешался Кляйн:

– Ты что, Петя, творишь? Офонарел, что ли?

– Я их выведу на чистую воду, – бушевал Брахман.

Было заметно, что Кляйн искренне хочет сломать Брахмана и завершить дело миром.

– Я приказываю тебе и беру всю ответственность на себя, – зло напирал Игорь Юлианович. – Юридически ты абсолютно безграмотен. Делай, что тебе говорят.

Губы у Брахмана дрожали.

– Дай мне письменный приказ.

– Давно бы так, Петь, – ответил Кляйн и сел за компьютер. Когда из принтера вылезла искомая бумажка, Кляйн размашисто поставил свою подпись и теряющий остатки сознания Брахман вместе с майором Анохиным удалились в бухгалтерию.

– Анна Германовна, извините нас за это безобразие, – сказал насупившийся Кляйн. – Прошу прощения за грубость, но Брахман просто – м…к.

Захарьина понимающе кивнула:

– Но вы ведь тоже пробовали потопорщиться?

– Это я так, ритуальный танец.

– Ну а теперь давайте перейдем к первому вопросу – история создания и работы вашего представительства. Я вас внимательно слушаю.

* * *

– Видите ли, Анна Германовна, сначала я должен сказать о специфике работы нашего представительства. Оно было создано три года назад, когда дела у Володи пошли хорошо. Начальной стадии, когда он был один, я практически не знаю. Единственное, что мне известно – это то, что раскрутился он так сказать на компании Юнгфрау.

– Простите, – перебила Кляйна Захарьина. – Вы не подскажите мне, почему напротив нас висит портрет покойного профессора Верта?

– Да, конечно, вы узнали, – задумчиво ответил Игорь Юлианович. – Ведь это же вы разоблачили злодеев, которые организовали убийство профессора. Насколько я понимаю, Розенфельд был очень близок к Николаю Верту. И пользовался его покровительством. Кажется, таким образом он вошел в Юнгфрау. Наш энергичный Володя с большим почтением относился к памяти Верта. Рассказывал о нем много хорошего. Заказал вот этот портрет одному молодому и, как мне кажется, талантливому художнику Владимиру Крохину, кстати, сыну нашего сотрудника. Писал он, сами понимаете, с фотографии. Но видите, получилось здорово.

– Да, – сказала Анна, – портрет хорош.

– Но вернемся к нашим баранам. Собственно, я подключился к работе Вовы Розенфельда больше чем через год после событий, связанных с трагической смертью Верта. Принцип работы представительства очень простой. Каждый делает свое дело и не сует нос в дела своих коллег и тем более руководителя представительства. Мое положение зама сводилось к общему курированию процесса продвижения технологических продуктов на российский рынок во время отлучек Розенфельда. Но все в общих чертах и по твердым указаниям Володи. Есть одна особенность нашей команды. И Володя, и ваш покорный слуга, и темпераментный Петя Брахман, и еще один наш сотрудник Крохин – мы все являемся однокашниками. Мы вместе учились в Московском институте нефтехимической и газовой промышленности имени Губкина на промысловом факультете. Я с ребятами – с первого курса, а Владимир пришел к нам на курс третий. Сразу стал у нас лидером.

– Скажите, – удивилась Захарьина, – почему такой странный принцип комплектования московского представительства американской фирмы?

– О, это спасибо Володе. Видите ли, и у меня, и у Брахмана, и у Крохина примерно одинаковая судьба. Мы неудачники. Реализоваться как инженерам-нефтяникам нам не удалось. Когда в начале 90-х годов профессиональная карьера рухнула, мы пошли на вольные хлеба «заниматься бизнесом». А точнее, кормиться около бизнеса. Бизнесмен хотя бы средней руки получился только из меня. Правда, и я прятался от кредиторов, отбивался от бандитов, бил морды должникам. В общем, мрак. Когда Володя сделал мне предложение работать с ним, для меня это было спасением. Я твердо решил, что больше никакого самостоятельного бизнеса в современной России. Вот и пошел работать клерком.

– Игорь Юлианович, в чем заключаются, собственно, ваши обязанности?

– Они просты и очевидны. Это сертификация предлагаемого оборудования и технологий, проверка их эффективности, выяснение соответствия оборудования и технологий российским техническим условиям. Понимаете, когда мы предлагаем российской нефтяной компании некий продукт, мы должны ясно представлять все его характеристики и возможности. Уж за сколько и как Розенфельд продавал эти продукты, меня не касалось. Мое дело – качество продукции, описание возможностей использования в российских условиях. Торговцем Розенфельд был великолепным. Но что он там делал, какие дополнительные бонусы обеспечивал, я не знаю. В институтские годы, да и потом мы были ближайшими друзьями, но поверьте, тонкости переговорного процесса мы не обсуждаем даже с ним. Так требовал Володя, и вообще-то он прав.

– Игорь Юлианович, – ласково заговорила Захарьина. – Вы ведь знаете, что есть устоявшееся мнение насчет того, что представители иностранных фирм нередко применяют практику так сказать дополнительного стимулирования либо госчиновников, либо работников нефтяных компаний. Откаты, учет законных интересов, взятки, наконец. Поймите, я не собираюсь вас на этом ловить, но ведь неслучайно же у руководства компании Юнгфрау возникли вопросы по взаимоотношениям с московским представительством Колорадо Текнолоджис.

– Ничего не могу вам сказать. Это не моя епархия. За время моей работы у нас с господами из Юнгфрау было по крайней мере шесть очень удачных контрактов. И все было хорошо. Понимаете, босы Колорадо Текнолоджис сделали интересную вещь. Они продают через нас не только свою продукцию, но и оборудование других сервисных технологических компаний. И наваривают на этом неплохие деньги. Но еще раз подчеркну, мое дело – качество техники и технологий. А уж финансовые дела – кому, за сколько и что – это дела Володи. Повторюсь, он был прекрасным переговорщиком.

– Прежде чем мы перейдем к сути, – строго сказала Захарьина, – я хотела бы понять, что делает в вашем представительстве небезызвестная мне госпожа Волкова.

– Ну как что, – улыбнулся Клейн. – Она секретарь и помощник директора. Ну и, как любил говорить Володя, лицо нашего представительства. Согласитесь, лицо – очень симпатичное.

– Да уж, – прошептала Захарьина.

– Ее обязанности – обычные офисные. Она прекрасный диспетчер. Что, где, когда, кто с кем встречается.

– Скажите, пожалуйста, Игорь Юлианович, вы что-нибудь знаете об отношениях Розенфельда с матерью?

– По-моему, мама была единственным человеком, которого Володя искренне любил. Конечно, и отца, царство ему небесное, он любил, но тот его в свое время сильно дрючил. А мама – это святое. У него, у Володи, я имею в виду, негодяй брат, который сильно третировал и мучил старушку. Все это усугубилось, когда появилась какая-то гапка с Украины и сделала жизнь старухи невыносимой. У Володи была мечта – забрать маму сначала в Москву, а потом увезти ее в Соединенные Штаты.

– Это вам сам Розенфельд рассказывал?

– Конечно, – ответил Кляйн. – Володя был очень одинок, ему надо было выговориться. Поэтому он и делился со мной. Особенно любил рассказы о многочисленных еврейских родственниках, всяких их приключениях.

– А вы с иронией относитесь к своему шефу, – заметила Захарьина.

– Володя – человек противоречивый, в нем есть разные стороны. Но на некоторые его замашки без смеха смотреть было нельзя. Я говорю так только потому, что все это не раз говорил Володе в лицо.

– Игорь Юлианович, разрешите вопрос, не относящийся к следствию. Скажите, кто вы по национальности. Ваша фамилия указывает либо на еврейское, либо на немецкое происхождение?

– Знаете, Анна Германовна, у меня редчайший случай. Я происхожу из старинной остзейской семьи, которая в разные годы в зависимости от направления и масштабов преследования идентифицировала себя то как семья немецкая, то как семья еврейская. По-моему, евреями они себя объявили впервые во время немецких погромов 1914 года. В 1941 году их всех чуть не выслали. Какие там еще Кляйны! Моя бабка с трудом доказывала, что она кошерная еврейка. В общем, для меня, как и для многих других, пятый пункт в советское время всегда был очень болезненным.

– Интересно, ну да ладно, – хмыкнула Захарьина, – давайте вернемся к событиям, связанным с исчезновением Владимира Розенфельда.

– Давайте, – сказал Кляйн.

– Воссоздайте, пожалуйста, последний день, когда вы виделись.

– Это было в понедельник, 5 июля – после знаменательного дня независимости Америки. Все-таки национальный праздник США. Собрались мы в офисе рано утром. Потом мы немножко поговорили наедине. И он, как-то расчувствовавшись, сказал мне: «Спасибо, Гарик, за работу. Ты все на себе тянешь, а всякие засранцы только в деньги играют». Такие сантименты были для Володи не характерны. Потом я ушел из его кабинета, и начались скандалы. Сначала он орал на Мишу Крохина, потом – на Брахмана. Суть скандалов была очень простой. Все как обычно. Володя был несколько дней в командировке, и за это время, конечно, кто-то что-то упускал. И начинались разносы.

– Но вас-то он благодарил, – возразила Захарьина.

– Я же говорил, – ответил Кляйн, – моя работа, так сказать, длинного действия. Сертификация и оценки эффективности не проводятся в два дня. А ребята сидят на оперативке и подхвате. Поэтому им и достается. В двенадцать часов мы с Володей пошли обедать или, как он любил выражаться, есть наш ланч. За обедом немножко поговорили на всякие темы. Я спросил его о командировке в Штаты, и он ответил, что раньше конца сентября этого не ожидается. Надо расхлебать наши текущие дела. После этого мы поехали в компанию Газойл, где у нас была не очень долгая, но содержательная презентация. Мы сейчас бегаем с идеей втюхать нашим нефтяным компаниям новое поколение каротажных станций. Мне удалось сертифицировать эту технику через Росстандарт. Так что тема для разговора была. Переговоры, однако, осложнялись тем, что за несколько дней до нашей встречи у них произошла серьезная авария на одной из разведочных скважин. Они пытались свалить вину за эту аварию на нас. Мол, оборудование было некачественное. Ну да ничего у них не вышло. В 15 часов мы вернулись сюда, в офис. Володя попрощался со мной, попросил подготовить протокол совещания в Газойле, в котором должны были быть закреплены достигнутые результаты. На этом мы попрощались и больше я его не видел.

– Скажите, как он себя чувствовал, как выглядел, был ли взволнован?

– Но я же говорил, что он весь день был возбужден.

– Как вы считаете, что же все-таки являлось причиной исчезновения Владимира Борисовича Розенфельда?

– Не знаю. Да и есть ли оно это исчезновение? Вова был парень с выкрутасами. Однажды он уехал в Соединённые Штаты на две недели, никому ничего не сказав и не дав поручений. На него находило чего-то такое.

– Значит, если я все правильно поняла, последний день Розенфельда выглядел так. Утром кроткий разговор с вами, прочувственная благодарность, затем крики и скандалы с Крохиным и Брахманом, потом ваш обед, извините, ланч, потом совещание в Газойле, возвращение в офис, ваше прощание и договоренность о встрече на следующий день. Собственно, это все. Скажите, пожалуйста, а госпожа Волкова имела в этот день какие-то контакты с руководителем?

– Ну, конечно, заходила, уходила. Она же помощник директора представительства.

Беседа по душам плавно шла к завершению.

Захарьина понимала, что сейчас она еще не готова ко встрече с остальными членами коллектива. Ей нужно было осмыслить обширную информацию, любезно предоставленную ей Кляйном. Но профессиональный инстинкт заставил государственного советника юстиции третьего класса попросить собеседника:

– Игорь Юлианович, спасибо. На сегодня мы закончили наш разговор. Теперь я хотела бы встретиться с Татьяной Волковой.

Захарьина была искренне удивлена тем, как помрачнело лицо Кляйна.

– Может, тоже отложим на завтра? – фальшивым голосом поинтересовался статусный шармье.

– Да нет, мне хочется проверить кое-какие свои предположения. Вы же понимаете, идет следствие. Пригласите, пожалуйста, Татьяну.

* * *

Анна Германовна вела себя «по интуиции». Она попросила оставить ее одну, и тогда в комнату вошла Татьяна Волкова. Анна очень аккуратно нащупывала нить разговора с учетом прошлых непростых отношений с девушкой. Ей бросилось в глаза, что молодая женщина явно не в себе. Полная потеря концентрации, отсутствующий взгляд, горестное выражение лица. «Но хороша», – подумала Захарьина. Рыжеволосая зеленоглазая красавица, которую она четыре года назад определила, как пухленькую девочку, заметно похудела, подтянулась, а на лице появились едва заметные морщинки. Нет, она по-прежнему была свежа как майская роза, но печать душевных волнений сделала ее интересней и в чем-то загадочней.