Текст книги "М7"

Мгла и ее призраки

Уже несколько недель как Кати жила в доме Ахмеда в Салтыковке, в трех улицах от старого дома В. Когда Кати вернулась на М7, то позвонила Ахмеду прознать про спортивные дела в Балашихе, он выспрашивал, почему она тогда пропала, сказал, что дела все равно покатились в низину и что ничего глобального она не потеряла, а может, и приобрела. Кати рассказала, что живет в старом бабушкином доме и мучается от жары, и он предложил ей оставшиеся два месяца пожить у него – все равно Ахмед уезжал на два месяца отдыхать, а дым, запах которого отчетливо начинал чувствоваться ближе к утру, проще переждать в доме с кондиционерами. И Кати могла бы все это время следить за домом, поливать цветы, газон и кормить его огромных попугаев.

«Я прилетел. И очень хочу тебя увидеть. Ты где сейчас?» – одним из жарких вечеров пришло сообщение от В. Кати сидела в саду под яблоней, спокойная, что в такое безветрие ни одно яблоко не упадет ей на голову и что слава и кара Эйнштейна обойдет ее стороной.

«Я до сентября живу в доме Ахмеда и кормлю его попугаев. Хочешь, заезжай».

И В. заехал… И снова между ними возникло это тучное напряжение… Казалось, все было таким понятным и ясным для обоих… С предсказуемым финалом без одежды, но они оба, чего-то боясь или просто продлевая ожидания, тянули время, слова и прикосновения.

– Я сегодня была в церкви! – поделилась Кати, ведь для нее это казалось более важным, чем то, что она подписала договор аренды и через месяц планировала открыть свои заведения.

– Ну и много ты грехов за эти годы накопила? – В. даже в вопросе веры был надменен и чуточку брезглив. Наверное, и он верил. Но где-то очень глубоко. Куда и сам не часто заглядывал – не то что пустить туда Кати. Нет, это уже слишком.

Кати с сомнением покачала головой:

– Понятия не имею.

– Наркотики? – поинтересовался В.

– Не припомню.

– Алкоголь?

– Редкими холодными вечерами – наедине с монитором или мыслями.

– Не страшно. Секс?

– Не люблю.

– Сквернословие?

– А скверномыслие считается? – подыгрывала ему Кати.

– Считается, но все равно для меня ты самое безгрешное создание, – В. не выдержал и поцеловал Кати. Это был их первый серьезный поцелуй. До этого те, что случались, были двусмысленными. А этот был прямой и честный. Мужчина поцеловал женщину. Женщина в ответ поцеловала мужчину.

– Знаешь, из-за меня умер человек, – сказала Кати после поцелуя. Ее влажные губы поблескивали, как и едва влажные глаза.

В. встрепенулся.

– В плане?

– Одна девушка покончила с собой. И я одна из причин этого. Я согласилась на ту сделку, которая ее добила.

– Умеешь ты момент испортить своими откровениями, – В. все так же стоял на минимальном расстоянии от влажных глаз Кати. – Мало что из сказанного сейчас тобой мне понятно, можешь объяснить по-нормальному?

– Эта девушка была влюблена в моего мужа. И ее отец заключил со мной сделку… Я и так собиралась уйти от Николая… А отец… Отец случайно допустил, что его дочь влюбилась в него по переписке, сама того не подозревая… Это, правда, очень долгая история… А потом она обо всем узнала… И о том, что человек, стоящий за романом по переписке, ее отец, и о том, что я получила деньги за уход от мужа… Много всего. Она не выдержала и покончила с собой… Понимаешь, я же знала, что так может случиться… Я прекрасно понимала – шансов, что Николай будет с ней, практически нет, и мой уход мало что изменит… Он только его озлобит… И я хотела рассказать ей правду. Да, я последний человек, от которого она бы хотела ее услышать… Но я бы не оставила ее… Я бы не дала ей возможности покончить с собой… А еще я пожелала, чтобы ее отец заплатил за то, что он сделал… Я просила Бога наказать его и освободить Сабину от страданий. И вот он заплатил… И она избавилась от страданий. Но я не хотела так – я думала, что все может решиться человечно. Не без драм. Но и без смертей… Нельзя желать людям зла… А я желала… Я хотела, чтобы случилось что-то по-настоящему страшное, что заставит его одуматься и осознать, сколько боли он причинил своей дочери… А потом я наивно надеялась, что, может, случится чудо, и мой муж будет счастлив с ней. А она – с ним.

– Неужели не было никаких других мужчин, кроме твоего мужа?

– Нет, больше никого приличного в ее окружении не было… Что касается молодых людей, то был еще один, прохаживался по ее чувствам. Она покупала ему Ремарка, свитера и платила по счетам, хоть и считала это неправильным. А Николай дарил ей цветы, неясности и поводы думать, что может быть с ней… Знаешь, что самое странное… Они могли бы быть счастливы… оба из добропорядочных с виду семей, такие избалованные, домашние, им же много не надо – вечером в ресторан и потом спать в обнимку, боясь ядерной войны… Почему он полюбил не ее, а меня… Тогда все было бы так просто… А я не оценила его любви… Я даже последние два года ее почти не замечала… Есть и есть. Нет и нет. И вот теперь Сабина умерла, я понимаю, насколько зря я оказалась в этой истории…

– Ты ни в чем не виновата…

– Да, формально я не виновата. Я ничего не сделала. Невиновность – это чаще всего бездействие… Но ты же сам знаешь слова «Бойтесь равнодушных, ибо только с их молчаливого согласия совершаются предательства и убийства»… Я одна из тех, кто молчаливо соглашается…

– Ты не права… Ты испытываешь чувство вины… А это уже немало. Молчаливое согласие – это когда ты не чувствуешь за собой вины, потому что сама уверена, что ни при чем…

А потом В. еще раз поцеловал Кати, они стояли на кухне в доме Ахмеда и долго целовались. Практически без объятий. Без секса. Просто поцелуи. Без срыва одежды. Такая чистая романтика. Неиспорченная ничем, кроме прошлого.

– Я должна тебе еще кое-что рассказать, – вставила в паузу между поцелуями Кати.

– Еще одного чистосердечного признания моя психика не вынесет! – В. потеребил ее волосы. И крепко обнял.

– Я сняла помещение недалеко от центра Балашихи и в конце августа открываю танцевальную школу и студию йоги.

– Уже придумала названия?

– Даже вывески заказала. Студия йоги будет называться «М7 yoga&spa».

– А танцевальная школа?

– «Сабина»!

В. расплылся в улыбке.

– Ты слишком хорошая для того, чтобы быть настоящей.

– А может, ты меня еще не до конца знаешь? – бросила в ответ Кати.

– Ладно, мне нужно ехать. Давай завтра пообедаем в городе.

– Ты не останешься со мной на ночь?

– Не могу. Мне завтра очень рано вставать. А вряд ли, оставшись с тобой, у меня получится поспать хоть час.

– Хорошо! Езжай. Я все понимаю, – ответила Кати, прекрасно понимая, что когда мужчина хочет – он остается, и не важно, во сколько у него совещание или утренний рейс. И последнее, о чем он будет думать – это о том, что ему необходимо выспаться.

У В. были свои причины. Пока Кати неизвестные.

Мгла: долгожданная ясность

Прошло несколько дней. Несколько ночей.

В. писал. Не звонил. Отправлял ей сообщения. Те долетали буквами и вопросами. В. интересовало, что снилось Кати, ее настроение, он желал ей доброго утра, спокойной ночи и приятного аппетита. Он дистанционно участвовал в ее жизни. Но Кати больше не ощущала того присутствия и участия, которое шло с ней об руку весь брак и все предыдущие годы – даже когда она его не видела, не слышала и не знала, жив ли он.

Спустя пару дней после той ночной встречи Кати написала В. короткое сообщение: «Ты скучаешь по мне?» – «Конечно», – получила она моментальный ответ. Кати знала, что никак иначе он не мог на это ответить, но ей очень хотелось верить, что действительно скучает.

«Давай увидимся. Прямо сегодня», – нарушила все правила и запреты Кати.

«Милая, сегодня не получится. Столько работы завтра с утра. Да я уже лежу в кровати и засыпаю под нелепую эротику по Рен-ТВ. Целую».

«Хорошо. А когда?»

«Давай завтра. Куда пойдем?» – полюбопытствовал В., чтобы продолжить беседу.

«Мы можем еще пять раз сходить в кино, поужинать. Но какой смысл, если мы оба знаем, как все это закончится».

«Приезжай ко мне завтра вечером», – подвел итоги В.

Тем вечером Кати срочно понадобилась зубная паста. Куда она с утра дела свой тюбик – понять не могла. Но странная юношеская привычка – не ложиться спать, не почистив зубы, у Кати осталась. Да тем более ей все равно не спалось… Кати нацепила черный комбинезон с открытыми плечами, шлепки и, собрав волосы в неаккуратный пучок, села в машину. Оказалось, что в круглосуточном магазине на 13-й линии возле дивизии Дзержинского отдел с хозяйственными товарами работает исключительно до девяти часов вечера, и, чтобы купить зубную пасту, Кати пришлось ехать в «Перекресток» в саму Балашиху. Этот магазин полностью оправдывал свое название – потому что находился на перекрестке – с М7… Сразу за Макдоналдсом и перед домом, где теперь обитал В.

И они случайно встретились… В дверях самого крупного на весь Балашихинский район продуктового магазина… Неловко как-то поздоровались, как будто пробежал какой-то холодок, то ли ночь, то ли усталость – но что-то явно стояло между ними прозрачной, никому не видимой стеной. Они разулыбались друг другу наивно, как будто нехотя и разошлись по разным рядам… Каждый за своим…

А потом Кати услышала его голос… В. разговаривал с кем-то по телефону. Спрашивал, что этому кому-то купить, спрашивал, сколько и чего именно… И сквозь полки с чаем Кати видела, как он ставил в корзину однопроцентный кефир, упаковки фруктового актимеля, какие-то конфеты… Это делал В. С вечно пустым холодильником… В морозильнике он хранил шланг для кальяна, в ящике для овощей только лимон… Вечно холостой… Вечно пьющий… Вечно одинокий В. Покупал еду. Не себе. Или, по крайней мере, не только себе.

Она думала подойти и спросить, кому он покупает продукты… И какие права были у Кати? Что их связывало? Прошлое? У всех есть право на прошлое. У всех есть право на ошибку. И говорят, сейчас в России у каждого есть право голоса. И Кати промолчала. Хотела ли она знать правду? Готова ли она была ее знать? Если на следующий день они должны были увидеться. Уже без притворств и одежды.

* * *

В тот день все в городе играли в маскарад – без медицинских масок, смоченных водой, было не продохнуть. Вечер В. начинался в шесть вечера, в Москве для Кати это было время обеденное и не слишком позднее – но здесь, на околомосковской периферии, все текло по своим законам. Люди здесь жили размеренно, не изменяли традициям и устоям, медленнее передвигались, чаще пропускали пешеходов и улыбались. Иногда Кати казалось, что люди, живущие в Балашихе, просто не рискнули поучаствовать в большой гонке и большой игре – они не хотели забираться на верхние этажи небоскребов делового центра в Москве – и довольствовались тем, что имеют – спокойной жизнью. Когда-то В. успокоился – и Кати думала, что его устраивает его размеренная, правда, далеко не бедная жизнь. А сейчас она видела другого человека – откуда-то в нем взялось желание что-то доказать – себе, обществу, окружению, – он метил в администрацию города, несмотря на то что в 2008 году проиграл выборы и мэром не стал, надежды на мэрское кресло не терял. Да и возраст был соответствующий для политики – сорок три года. В каждом возрасте есть свои шалости, свои мечты… Хотя в возрасте В. это уже не мечты – это цели.

Кати так глубоко и нежно привязалась к старому дому В., к его посиделкам на веранде. Почему сейчас он перебрался в город? Уж точно не из-за того, что так быстрее добираться до администрации – разница в пять минут никогда не была для него роковой. Да, Кати скучала по В. в Салтыковке. Ей было до боли странно не сворачивать на Носовихинское шоссе и ехать по улице Разина до Балашихи. Подъезжать к незнакомому дому, чужому подъезду, не знать, на какой этаж подниматься… Набирать на скорую руку записанный номер квартиры на домофоне.

Миновав в душном, пропахшем уличным смогом лифте четыре этажа, что отделяли В. от земли, Кати долго не могла понять – хочет ли она и готова ли выйти из алюминиевой кабины. Кати очнулась, когда в лифте захлопнулись двери и погас свет. Она в темноте нащупала кнопку «4» и вышла на этаже. Дверь В. была приоткрыта – услышав звонок по домофону, он сразу приоткрыл входную дверь – чтобы Кати сразу вспомнила, куда ей идти…

В. все так же сидел на диване за новостями и обсуждал с кем-то увиденное по телефону… Он пытался поскорее завершить разговор.

– Может, я не вовремя? – поинтересовалась Кати. Надменно и с усмешкой.

В. поднялся с дивана и вплотную подошел к Кати, он слегка обнял ее… И убрал одну из упавших на лицо прядей за ухо… Провел рукой до плеча… Не отрывая мобильного от своего уха… В. откинул волосы Кати прочь с лица и плеч на спину. Все еще говорил что-то о плановой застройке и возмущении жителей района Щитниково в телефонную трубку… Параллельно целуя Кати в шею. Он обнимал ее, касаясь кончиками пальцев живота… Рисуя прикосновениями крылья падшего ангела на ее узкой и худой спине с отчетливо прорисованными лопатками…

Кати стояла около окна и смотрела на М7… Слышала отдаленные сирены пожарных и скорых машин, грохот дороги, шум автострад, чей-то немой всхлип и вскрик… И как звонко платье упало на пол… Практически пять лет они с В. шли к этой сцене сорванного белья и неотточенных, где-то излишне наигранных слов и многообразного молчания.

– Мне кажется, тебе самое время показать мне квартиру! – шепнула Кати ему на ухо.

– Ты же здесь уже была! И все знаешь… – сначала не понял намека В., но сразу среагировал и, взяв ее за руку, повел в темную часть – спален, измен и объятий.

До этого вечера Кати никогда не надевала черного белья… До этого дня она была уверена, что ночь с В. развернет ее жизнь в нужном направлении… В. не требовалось снимать с нее платье или фальшь – Кати уже несколько месяцев стояла перед ним обнаженной. Душой, чувствами, мыслями… Теперь, наконец, телом…

В. обнимал ее и говорил, какая Кати ему родная, что лежать с ней, просто гладить по обнаженной спине с родинкой по центру – предел его мечтаний, что сейчас он не хочет никуда ехать и никуда бежать, что эти минуты – и есть для него счастье. И в этом он Кати не обманывал.

Они занимались друг другом практически до рассвета, иногда прерываясь на молчание, черный чай и сигареты… Все четыре близости, что случились с ними за эту ночь, были разными и не похожими друг на друга… Была и страсть, и нежность, и порыв, и даже какая-то жесткость с мужским доминированием… Что-то светлое, что-то темное, что-то живое и что-то настоящее… В этой ночи не было лжи… Но как не похожи были их мысли…

Когда В. стянул с плеча первую лямку бюстгальтера Кати, странная теплая волна пробежала по ее ключице – и каждое касание его губ было настолько долгожданным и настолько желанным, что она, не стесняясь, пустила в себя мысль, что так будет вечность или хотя бы годы… Что этот странный тепловой поток отныне будет в ней каждый день, и что В., он тоже будет проникать в нее ежедневно – телом, мыслями, своим присутствием… Его запах, его тело проникали сквозь поры в ее кровь… Ей происходящая близость казалась началом чего-то светлого и настоящего, чего-то поистине важного и судьбоносного – раз так долго она к этому шла…

Когда Кати ладонями упиралась ему в грудь, когда она щекотала его лицо и плечи стекающими прядками волос, В. знал, что это в первый и последний раз. Пошел ли он на все обманы ради этого момента или просто не нашел повода сказать ей правду – В. не знал. И не сильно думал об этом… Да, сначала мысли приходили ему в голову… Но он же мужчина… И умеет гнать прочь… Под ритмичные движения женщины, которая склонилась над ним… Хотел ли он ее обмануть? Нет, не хотел. Просто он хотел ее. Не всегда мог позволить. Но хотел. И, касаясь ее груди, он чувствовал притяжение… Чувствовал момент… И о другом думать не хотел…

Иногда Кати заглядывала ему в глаза, он по привычке улыбался и спрашивал, почему она такая серьезная… Она не была серьезная… Она была никем… Она существовала для него и пыталась погрузиться туда, куда он столько лет ее не пускал. Через секс в душу.

А В., сам того не подозревая, попал через душу в секс. Он был мужчиной. Она женщиной. И это многое определило.

– Скажи, тебе было хорошо? – поинтересовалась в один из перерывов Кати, опустившись влажная и потная на разбросанные в хаотичном порядке подушки.

– А ты как думаешь? – В. провел ладонью по ее щеке…

– Я не думаю, я спрашиваю.

– Ты и так все знаешь… – притянул ее к себе В.

Увы или к счастью, Кати знала не все. Но это знание было неминуемо для них обоих.

– В отличие от многих других женщин, мне не нужно от тебя ни денег, ни бриллиантов, ни подарков – мне нужно только иногда засыпать и просыпаться с тобой рядом, – Кати вдруг снова нарушила тишину и интимное молчание.

В. отмолчался и просто поцеловал ее, переведя все в привычное для этой ночи интимное русло.

– Ты замечательная! Мне иногда не верится, что ты такая на самом деле, я иногда даже не знаю, как вести себя с тобой – ты слишком искренняя… И мне становится так обидно, что ты не умеешь уберегать себя от людей. Я бы хотел тебя уберечь… от себя…

– У тебя не получится…

– Знаю! – открестился своей политкорректной улыбкой В.

Кати неторопливым и вдумчивым шагом принесла из кухни два бокала белого вина, и они с В., лежа в остывающей от забытийного, эротического марева потной постели, пили из запотевших бокалов свою ночь. До дна. Дотла. До изнеможения. Каждый из них уже склонялся к своей подушке… Но руки все еще тянулись друг к другу… А В. за несколько минут до приезда Кати выпил пару волшебных мужских таблеток… И искренне радовался, что Кати не задает вопросов, почему его эрекция нескончаема и непоколебима… А она принимала случившееся мужское чудо на свой счет… У него чуть шумело в ушах – такие побочные действия, и иногда он ее переспрашивал, когда она говорила очередную чувственную и проникновенную ересь.

Мужчины… Женщины… Извечные симуляции… Эрекции… Оргазмов… Боязнь остаться теми, кто они есть на самом деле… Вечные сомнения, докучающие вопросы «Зачем?» и «Почему?», редкие близости, соития и непрекращаемое чувство вины как послевкусие игры… Ему было сорок три… А ей не стукнуло и тридцати…

Кати верила, что с этого дня он будет ее обнимать. Чаще.

В. знал, что они засыпают вместе в последний раз. Что Кати, узнав правду, его не простит. Да он и не будет извиняться. А просто пропадет. Что он должен ей сказать? Если посмотреть на ситуацию трезво – он вообще ей ничего не должен. И его многолетняя симпатия не обязывает жениться или даже обещать… Есть время, желание, момент. И в противовес этому есть реальная жизнь. В которой он по большому счету счастлив – или правильнее сказать, доволен.

Кати было суждено остаться в этом городе. В. – обмануть ее. Иногда обстоятельства завязываются в такой клубок, что не оставляют шансов верным и искренним простить тех, с кем они были настоящими и живыми… Кати любила не В., а ту себя, которой она хотела быть ради него… Или ему в отместку…

В. был безумно тихим и безмолвным в своих близостях – он вообще не позволял своим эмоциям выбираться на волю, держал их на коротком поводке. Возраст. Статус. Политика. Пара таблеток. Гонимое вдаль и наотмашь чувство вины.

Да, все четыре близости, что случились с ними за эту ночь, были разными и не похожими друг на друга… Но именно они разорвали в клочья нити, связывающие их столько лет, сломали хрустальный колпак, под которым, нежась от солнечного света и голоса В., лежали надежды Кати. Эти близости перечеркнули все, что было, и стерли все, что могло бы быть. Их близость была финалом контрафактной истории с двумя правдами, объединившая в себе две несовместимые судьбы. Или просто было уже слишком поздно запускать чувства в постель. И постель в чувства.

* * *

Кати с В. поспали от силы пару часов на рассвете. Без снов. Просто темная полоса сознания закрыла створки реальности… А потом снова солнечный свет в окно – или его душное подобие в дымном мареве.

– Тебе приготовить завтрак? – пыталась быть заботливой Кати, до сих пор воспринимая случившееся как начало чего-то светлого и настоящего… Как начало романа.

В то время как В. понимал, что именно этой ночью их близость с Кати закончилась. Этой ночью они подвели черту под многими годами неясностей и иллюзий, которые сохраняли между ними волшебное ощущение недосказанности и возможности что-то когда-то исправить. В несуществующем альтернативном будущем. На восьмой день пятой недели тринадцатого месяца. А после этой ночи стало поздно.

Да, для В. уже было слишком поздно быть честным, для Кати – врать и казаться…

– Если найдешь из чего – то приготовь! – отшутился В., выходя из душа. – Но думаю, это гиблая затея.

Он подошел к Кати сзади и несколько раз поцеловал ее в затылок. Как взрослый мужчина, он понимал, что для женщины нет ничего страшнее, чем мечтать о человеке, который никогда не будет с тобой рядом. Но ему было настолько нечего терять с Кати – что он несколько минут стоял, принюхиваясь к ее волосам, зарываясь в них носом. Он проводил пальцами по ее изгибам в последний раз. В то время как она мечтала… Что отныне так будет вечно или до нелепой старческой кончины одного из них…

Кати открыла ящик с ложками, пытаясь хоть как-то растворить сахар в утреннем кофе без сигарет и тостов с джемом, как вдруг увидела ценники 2005 года на лопатке для яичницы. В этой квартире никогда не было женщины – даже любовницы. Он привел сюда только Кати, может, пару раз проституток – и тех выгонял сразу, даже без распития вина.

И тут Кати начала сопоставлять все эти ценники на лопатке, отсутствие люстры в спальне, покрытую пылью банку средства для мытья посуды… и набор продуктов в его корзине… В. здесь не жил. В. здесь даже практически не бывал. Рубашки в шкафу хранил – видимо, те, что давно не носил… Держал резервные – на случай, если надо быстро переодеться между совещаниями, а железнодорожный переезд в Салтыковку закрыт из-за проезжающего «Сапсана».

В этом доме жили лишь рыбы, пожирающие друг друга. Не от голода. Так, от скуки.

И пока В. брился, Кати ушла.

В бездушной и таинственной мгле от лесных пожаров Кати прозрела. В дымке этого лета так отчетливо и бойко билось ее сердце. Щипало глаза. Лились слезы. У него была другая жизнь, куда он больше ее не пускал… И была другая женщина, иначе как объяснить тот факт, что он и на пушечный выстрел не подпустил ее к своему дому в Салтыковке.

В. обманывал ее в их самые хорошие дни, и им приходилось резко перебираться из папки воспоминаний «хорошие дни» в папку «дни, когда меня обманывали».

Бумажной волокитой Кати занималась с полдня.

А спустя почти неделю безмолвной одинокой истерики запертых внутри мыслей, объяснений и оправданий Кати проехала мимо дома В. в Салтыковке и увидела его жену, молодую, не столько красивую, скорее домашнюю, пропитанную запахом вечерних ужинов, бегущую в маске в сторону машины с трехлетней дочерью на руках.

Его жена была действительно молодой для В. – возраста Кати, может, капельку старше, года на три – ни морщиной больше… Светловолосая, круглолицая, миловидная… Всегда радостная и довольная… не задумывающаяся ни о смысле жизни, ни о направлении ветра, ни о цене политических действий… На подобные мысли у нее не было времени… Все ее время занимали дочь, муж, дом, дела – такое со стороны фригидное, меркантильное счастье…

Спокойная, погруженная в быт… Как часто Кати мечтала стать одной из таких женщин… Его жена, такая для Кати счастливая, уже несколько лет засыпала на той подушке, которая пахла В., запах которой Кати так животно стойко запоминала по молекуле и послевкусию, стараясь впитать в себя человека, который никогда не будет с ней… Она же знала изначально… Правила игры… Она же все чувствовала. Почему она теперь разрешила себе мечтать и надеяться? Она же знала, что мечты и надежды – это про других… Счастливых и спокойных… Но не про нее…

И Кати просто набрала номер В., каждую цифру как ножом, резким ударом и кровавой полосой по сердцу. Набрала, как ей казалось, в последний раз. Да, она еще устроит с ним случайную встречу и посмотрит в глаза, но она уже будет другой – не той, что проснулась рядом с ним, пока то утро не обратилось стальным, свинцовым, тяжелым и липким месивом вместо воздуха.

– Я только что видела твою жену – издалека. Скажи мне, почему она? Почему ты выбрал именно ее и женился? Это же та женщина, с которой ты тогда встречался – я чувствую это кожей. А мне говорил, что не любишь ее. – Кати не скрывала ни слез, ни недоумения.

– Все меняется. Время идет… Наши отношения подошли к тому этапу, когда надо было или расходиться или жениться.

– Через сколько месяцев после моего ухода у тебя родилась дочь?

– Через четыре.

– Почему ты сразу не сказал мне правду? – спросила сквозь слезы Кати.

– Потому что ты о ней не спрашивала.

– И сколько ты собирался молчать?

– Ровно до того момента, пока ты не спросишь, – сухо оправдывался В.

– А если бы я еще год не спрашивала?

– Как-то – но ты бы все равно узнала.

– А если бы я была настолько наивной, что поставила бы статус в «одноклассниках», что влюблена в тебя и счастлива, а если бы я начала кричать на весь мир, что влюблена в тебя? Что тогда? А если бы она об этом узнала от кого-то? Как-то… Ты подумал о ней? Обо мне? Ты вообще о ком-то подумал?

– Ты бы не стала кричать. У тебя больше нет тех наивных глаз.

– Ты не чувствуешь себя виноватым… И это не вопрос… Это факт. – Кати этими словами признавала, что ее мутило и воротило от холодного голоса В.

– Нет. Не чувствую. Я хотел бы сказать тебе иначе. Но не буду тебя обманывать.

– А ты больше и не сможешь. – Кати было не больно. Это странно, но внутри нее была звенящая пустота. Это было не столько равнодушие или бесчувствие – это было наконец обретенное спокойствие. Она столько лет жалела, что совершила роковую ошибку, когда тем утром несколько лет назад уехала на восток по М7. А теперь она поняла, что все сделала правильно – тогда уехала и сейчас вернулась… Кати вдруг перестала винить себя. Она простила В. Она даже не успела на него по настоящему обидеться – потому что она наконец простила себя. За все содеянное и не содеянное.

– Ты придумала меня… И я рад, что сейчас ты это поняла. Я бы все равно никогда не смог быть тем, кем ты меня видела.

– Ты любил меня? – Кати поняла, что если не сейчас – то она уже никогда не спросит.

– Это сложный вопрос.

– Ты любишь свою жену?

– На этот вопрос у меня нет однозначного ответа. Думаю, что да.

Измена не отрицает любви. Любовь не отрицает измены. Только вот по какую сторону от измены та самая любовь? Или хотя бы влюбленность? Ходит по острию ножа?

В. любил рыб. В аквариуме и на тарелке. Он ел рыбу. А ЕГО рыбы ели друг друга… Такая странная субстанция – жизнь…