Текст книги "Иная. Песнь Хаоса"

– Зачем? Ешь так! – предложил Вен Аур, приветливо пододвигая лапой тушку, покрытую мехом. Снова в его движениях и интонациях почудилось некое лукавство.

– Если человек вкусит сырое мясо, то станет зверем, – ответила решительно Котя.

«Может, я этого и хочу? Слишком долго меня называли чужой, неправильной», – подумала мимолетно она, наклонившись над кроликом.

Вен Аур услужливо отхватил кусок, чтобы не мешала шерсть. Открылось нежное розовое мясо. Котя дотронулась до него и попробовала откусить. Со всей силой она вонзила крепкие молодые зубы, но нутро ее тут же стянулось тугим узлом. Едва удалось подавить дурноту. Голод столкнулся с древним запретом и человеческой природой. Котя выронила кролика и выплюнула попавшую в рот сырую кровь.

– Не получилось, – выдохнул разочарованно Вен Аур и заметно помрачнел, опустив хвост и прижимая его к задним лапам.

– Что не получилось? Что ты задумал, зверь? – заметалась Котя, опасаясь чем-то прогневать создание Хаоса. Возможно, теперь-то и начинались ее опасные испытания.

– Я думал, у тебя сейчас прорежутся клыки. И мы станем похожи друг на друга, – фыркнул Вен Аур, а потом двинулся к ней, отчего Котя испуганно прижала руки к груди.

Он обнюхал ее со всех сторон, точно намеревался съесть, приподнялся на задние лапы и потянулся носом ко рту, точно еще раз проверяя наличие клыков. Но там оставались обычные человеческие зубы, и Котя не чувствовала в себе никаких изменений.

– Да что же такое… Ты обычный человек? – недоуменно вопрошал Вен Аур, отходя на небольшое расстояние и пристально рассматривая. – Как же так…

– Всегда считала, что да, – пожала плечами Котя, не имея ни малейших догадок о том, что происходит.

– Неужели обычный… Ничего не понимаю. Ничего! Проклятье, сколько лет мне еще искать и не находить. Я устал!

Он выпустил когти и зло царапал покрытый ледяной корочкой снег. Тонкие вытянутые ноздри гневно раздувались, а глаза вновь приобрели оранжевый оттенок, в них появилось тяжкое томление, сравнимое почти с мукой.

Котя стояла рядом, стирая рукавом кроличью кровь с подбородка, она ничем не могла помочь. А хотела бы! Она почувствовала себя виноватой, она не оправдала его надежд и сама печалилась: ей не находилось места ни среди людей, ни среди созданий Хаоса. Везде ее считали чужой и лишь ошибочно принимали за свою, а она зачем-то ото всех отличалась.

Ох, мать, глупая мать, польстившаяся на речи торгового гостя! Порой Котя представляла, как сложилась бы ее жизнь, родись она от отчима. Вряд ли на ее долю выпадало бы меньше работы, но это и не тяготило, в деревне все усердно трудились. Зато с ней бы охотно говорили, у нее бы появились друзья, а потом хороший муж, дети. Возможно, она бы стала даже чьей-нибудь первой женой, распоряжалась бы в собственной избе. Теперь же она стояла в нерешительности среди морозного леса, а Вен Аур, низко опустив голову, лишь напряженно шевелил ушами и вслушивался. Он отходил на край поляны, потом вновь приближался, тыкался носом в бесполезные золотые браслеты из приданого, потом снова обходил со всех сторон. Котя стояла неподвижно.

– Ничего не понимаю, – вскоре пробормотал он и встряхнулся.

– О чем ты? О чем?

Котя пыталась выяснить, в чем ее вина, что случилось неправильного после неудавшегося поедания кролика. Возможно, она нарушила древний обряд гостеприимства созданий Хаоса. Но потом припоминала, что у них нет никаких ритуалов. Она просто не превратилась в монстра, как предостерегали духи и как желал на самом деле Вен Аур.

– Уже не важно, – смягчился он, кивая Коте сухо, с меньшей теплотой. – Пойдем, попробую вывести тебя из леса на дорогу. А там уж решишь, где твой жених или где дом.

– Ты знаешь, куда идти? – спросила Котя, радуясь, что за разочарованием не последовал гнев.

Но все-таки сердце жгла неразгаданная обида, словно ее оскорбил близкий человек. Так поначалу ранили неласковые слова матери, но с годами они сделались привычными, Котя разучилась их по-настоящему слышать. С Вен Ауром так не удавалось.

– Понятия не имею, – признался он растерянно. – До сих пор вслушивался в зов, по нему и шел. А зов-то на тебе заканчивается! А ты тут. Эх, зов… В какой стороне твоя деревня?

Он приподнял морду, обеспокоенно переступая с лапы на лапу. В его движениях появилась нерешительность.

– Я не знаю, – прошептала притихшая Котя. – Там была река, исток недалеко, но река уже широкая.

– Здесь нет никакой большой реки поблизости, – пробормотал Вен Аур, и Котя поняла, что они заблудились.

– Я не знаю! Не знаю, куда меня завезли! – воскликнула она, потрясая кулаками.

Она слишком устала страдать за чужие ошибки. То за глупость матери, то за наивность отчима, то за самоуверенность сватов-наемников, отправившихся в сумерках через лес, то теперь за нерешительность Вен Аура. И все выставляли виноватой именно ее, поэтому Котя снова злилась. Гнев позволял ей существовать, хотя она любила жизнь, даже если жизнь ее не любила.

– Я знаю еще меньше, я, считай, вообще странник из других мест, – неуверенно, но с вызовом ответил Вен Аур. – В Хаосе нет дорог, только зов! И свобода среди темноты. А у вас все так сложно, все отдельно… Деревья молчат, звери не говорят, а люди творят вообще непонятно что.

От его жестокого тона и слов Котя ощутила влагу, повисшую на ресницах, горло сдавила невидимая рука, на языке защипало. И она невольно горько расплакалась, в ней что-то сломалось.

Вен Аур отверг ее, она потеряла единственного, первого и последнего друга, да еще посреди леса. Теперь и он лишь приказывал ей, недовольно понукал и злился на то, что она неправильная, «иная». Котя понимала бессмысленность собственной обиды, но растоптанная уязвленная гордость вместе с разбитой робкой надеждой делали ей очень больно, впивались мелкими иголочками, отчего слезы всё текли и текли. А потом вспоминалось и все остальное: снова нападение разбойников, первое убийство, главарь Вхаро. И рыдания продолжали душить ее, отчего она упала на колени, срываясь с всхлипов на глухой кашель, давящий на грудь. Мир вокруг нее помутился, через завесу слез он представал видом из слюдяного оконца, какие вставляли в теремах.

– Что это с тобой? – прозвучал виноватый голос Вен Аура.

– Я неправильная. Везде неправильная! Для всех! – в отчаянии воскликнула Котя, но тут же устыдилась собственного надломленного голоса.

Раньше она никогда не срывалась: ни унижения, ни угрозы не выдавливали из нее и слезинки. Теперь же они лились щедрым водопадом, тут же неприятно замерзая на щеках, а нос распух и хлюпал. Отрезвило прикосновение меха, Котя торопливо отерла слезы и отняла ладони от лица – Вен Аур обернулся вокруг нее клубком, обвил ноги и дружелюбно ткнулся влажным носом в щеку:

– Я такого не говорил.

Котя еще вздрагивала, силы и выдержка покинули ее, она ласково прильнула к мягкому лбу и какое-то время наслаждалась теплом, перебирая веточки короны. Затем Вен Аур отстранился и объяснил виновато:

– Я ведь сам заблудился в вашем мире. Я такой же потерянный странник, как и ты.

Котя кивнула ему, несколько раз вдохнула и выдохнула и, кажется, временно успокоилась. Вен Аур тоже. Больше он не говорил про некий зов.

– Попытаться зажарить его, что ли, – неуверенно пробормотала Котя, глянув на кролика.

– Что вам для этого нужно?

– Огонь. Костер. Помоги мне собрать веточки и трут. Я попробую.

Вместе они побродили по поляне, ободрали примерзшую кору с нескольких деревьев.

– Эх, был бы сейчас со мной мой друг Огневик, – вздохнул мечтательно Вен Аур. – Он бы дыхнул жаром, как обычно. Как он нас развлекал, бывало.

Котя робко улыбнулась, не представляя, на кого же походил этот друг, раз дышал огнем, и тут же устрашилась, каких бед наделало бы такое создание, если бы его прогневали чем-то люди.

– Ты говорил про зов… Но, может, ты ошибся? Может, тебе надо вернуться домой, за Барьер? – неловко спросила Котя, складывая веточки, кору и сухую труху из дупел.

– Даже если бы хотел вернуться… Это не так-то просто. Разрывы Барьера открываются не каждый год, – отозвался погрустневший Вен Аур. – И в мир ваш я отправился только ради этого зова. Но я что-то делаю неправильно. Это точно! Хаос-то не может ошибиться.

– Но что такое Хаос? – спросила Котя, раскладывая на снегу дощечку, подкладывая под нее кору и беря тонкую палочку.

Спутник по указке проделал когтем небольшое отверстие в дощечке.

– Хаос – это всё, что за Барьером, – объяснил Вен Аур задумчиво. – Говорят, однажды в Черную Дыру провалилось множество миров. И некоторые уцелели, отгородились Барьерами, так сработала их магия, а все остальные смешались. Что такое Черное Дыра и как так «провалились» – не спрашивай, мы сами не знаем, это все легенды «древних» такие. Так, дай-ка мне!

Он схватил передними лапами дощечку и принялся быстро вращать палочку в углублении. Котя потеряла дар речи, когда когтистые лапы в мгновение ока превратились в сильные мужские руки с длинными ловкими пальцами. Она даже зажмурилась, испугавшись, что уже бредит. Из последних сил она гнала от себя черную тень хвори, надеясь, что ее устрашат языки пламени и добрая еда. Пока Вен Аур с завидным старанием добывал огонь, Котя подхватила удачно подвернувшийся острый камень и привычным движением освежевала кролика, ловко сдирая с него шкурку.

– Получилось! Как же у вас интересно! – воскликнул с детской радостью Вен Аур, когда кора под дощечкой начала тлеть.

Котя тут же подхватила разгоравшуюся заготовку, поднеся ее к кучке из тонких веточек, заботливо укрывая от порывов ветра.

– Это вот так вы и готовите свою пищу? Как странно-то. Нет, я уже видел, но не так близко, – все с тем же глуповатым восторгом продолжал Вен Аур, этот страшный монстр Хаоса, этот непреклонный воин.

Котя невольно рассмеялась, хотя горло ее тут же сдавил кашель. Ох, как ей это не нравилось! Ей бы выйти поскорее к своей деревне, но оба не знали дороги, к тому же тушка кролика буквально просила, чтобы ее зажарили. Вен Аур помог соорудить из веток вертел, потом руки его вновь обратились в лапы. Уже не осталось сил удивляться всем чудесам неведомого создания.

Котя просто радовалась, что у нее есть теперь помощник. Он вновь приветливо обвился вокруг нее. Котя совсем отогрелась и на какое-то время вновь чуть не позабыла, что обязана куда-то идти, а потом устыдилась этого. Но лишь после того, как насытилась, оставив больше половины кролика и предлагая ее Вен Ауру:

– Будешь?

– Жареное мясо? – с недоверием спросил он.

– Вкусное, чего бояться? Это же не сделает тебя человеком, – пожала плечами Котя.

Он призадумался и согласился, вскоре с удовольствием уплетая свою законную добычу. Котя невольно потянулась к созданию Хаоса и почесала его за ухом, отчего он еще более довольнее заурчал, хрустя косточками. На миг сделалось даже жалко, что пища людей не превратит его в человека. Котя вновь услышала зов и безотчетно попросила сам Хаос. Или ей лишь показалось.

– Пойдем. Надо найти дорогу так или иначе, – вскоре прервал ее нестройные раздумья Вен Аур.

Пришлось затушить костерок, забросать его снегом и отправиться через неведомую чащу. Провожатый старался разведывать дорогу, временами проваливался по грудь в снег, недовольно фыркал, возвращался, искал обходной путь. Он утверждал, что его чуткий нюх должен почуять приближение человеческого жилья. Но уже сгущались сумерки, а они всё шли и шли куда-то. Хотя бы удавалось не петлять и не бродить кругами: Вен Аур хорошо помнил собственные следы и приметы леса.

Они брели всё дальше, каждый раз надеялись, что за следующим деревом окажется дорога или какая-нибудь деревня. К концу дня Котя начала громко кашлять. Ее все-таки одолела злая хворь. Темнеющий лес перед глазами поплыл, ноги не согревались даже в валенках, а от теплого меха Вен Аура лишь проходили новые волны лихорадки.

– Полезай на меня, донесу! – обеспокоенно предложил Вен Аур, в зеленых глазах отразилась искренняя тревога.

Он подставил спину, но Котя лишь оперлась на высокую холку, доходившую ей до груди.

– Нет… Я сама дойду, – выдохнула хрипло.

Она еще не доверяла ему, не настолько, чтобы ехать верхом, даже если ноги дрожали. К тому же не хотела обременять, Вен Аур и сам измучился от бесполезных поисков, лапы его всё глубже проваливались в снег. Ночь сгущалась. Обессилев, потерянные путники остановились на дне встретившегося оврага.

– К-кажется, здесь я спасалась от разбойников. Если вернуться к их лагерю, найдем и дорогу, – выдохнула устало Котя, прижимаясь к Вен Ауру.

Он оплел ее длинными лапами, буквально укрывая собой. Но ее всё сильнее бил кашель, прежней живости не осталось. Она крайне редко хворала, крепкая и неугомонная, но многочисленные потрясения все же подкосили ее. Будто неуспокоенный мстительный дух Вхаро наслал на нее злую лихоманку.

– Тебе надо к людям. Хоть в твою деревню, хоть в другую, – почти в отчаянии твердил Вен Аур.

– А с тобой нельзя остаться? – сиротливо спросила она в полусне, зарываясь плотнее в мягкую шерсть.

– Я не знаю. Сейчас точно нельзя. Я же не знахарь какой, у нас-то все само заживает! – отвечал Вен Аур и негромко заскулил. – Прости меня, что не пришел сразу на помощь! Какой же я дурак, побоялся, что твои провожатые меня увидят… Только не сдавайся!

Он тыкался в ее щеку, облизывал влажным теплым языком, терся лбом. Неукротимое создание Хаоса повергла в смятение человеческая болезнь. А Котя лежала в его объятьях и хотела бы остаться в них навсегда, но так ей подсказывало лишь искаженное сознание. Перед ней плясали тени, множество образов, страшных, неразборчивых. Они сплетались причудливыми узорами, перемешивались, меняя восприятие вещей. Казалось, она отправляется в странствие по иным мирам, казалось, она обязана умереть, чтобы возродиться другой, совсем другой.

– Говоришь, если вернуться к стоянке разбойников, то найдем дорогу? – донесся из-за плотной завесы голос Вен Аура.

– Уже… утро? – прошептала она, с трудом разлепляя спекшиеся губы.

Лицо горело, а руки и ноги будто погрузили в прорубь. Точно призрак главаря Вхаро терзал ее, тянул за собой. Не зря воины после сражений совершали молитвы десяти духам, а если спать ложились в поле, то чертили вокруг себя охранные знаки от неуспокоенных врагов.

– Да, утро. Надо идти. Мне кажется, я слышу человеческие голоса в отдалении.

– Что, если это другие разбойники?

– Нет, не думаю. Давай, надо встать, надо подняться, – убеждал ее Вен Аур, подныривая под руку.

Встать получилось не сразу, тело налилось тяжестью. Котя злилась на свое бессилие, слишком непривычное для нее. Сколько раз быстрые ноги носили по земле, сколько раз верные руки споро делали самую сложную работу! В поле она быстрее других девок, изнеженных любимых дочек, собирала урожай. А в лесу наваливала на себя больше остальных хвороста и шла себе, почти не гнулась, даже нестройно напевала. Теперь же ее еле-еле держал порядком уставший спутник. Он с тревогой рассматривал ее.

– Хаос мудр. Я пойму его замысел, обязательно пойму. Хаос мудр, – временами бормотал он и будто принимал свои личные испытания.

– Нет, мы здесь не шли тогда, вернее… не бежали… налево, – еще указывала путь Котя, постепенно вспоминая свой ненормальный рывок.

Вскоре среди деревьев показался сгоревший, запорошенный снегом лагерь разбойников. Новых там и правда не оказалось, только маячила полусгоревшая землянка, а на снегу все еще валялось разбросанное приданое, смешанное с грязью и золой распыленного ветром костра. Чуть дальше в лесу виднелись едва различимые продолговатые холмики, укрытые белым саваном снега – тела разбойников, развороченные, разгрызенные не лучше тушки кролика.

Едва верилось, что Вен Аур, этот добрый и даже иногда смешной проводник, способен на такое. Впрочем, Котя и от себя никогда не ожидала, что сумеет отнять чью-либо жизнь. Но, видно, прав оказался странник из Хаоса: нападающие сами виноваты. Смирение грозило бесчестием и многими мучениями, так что Котя только зло плюнула в сторону мертвецов, отгоняя их мстительных призраков. Но не помогло, потому что трясучка только усиливалась.

– Вот и они. Тебя искали! – воодушевленно воскликнул Вен Аур, и Котя услышала голоса, которые доносились из-за деревьев. – Иди к ним!

– Уходи! Уходи в лес, пока они не заметили тебя. Скорее, Вен, скорее! – поторопила его в свою очередь Котя.

И в сердце ее поселилась печаль: возможно, они больше никогда не встретятся, а ведь он впервые показался настоящим другом. Но копья и луки охотников или воинов могли вновь ранить его. А у него на боку едва зажила прежняя отметина.

– Ну, не стой же! Не стой! Они наверняка вооружены! – мучительно отгоняла от себя Вен Аура обессиленная Котена, голос ее срывался то на кашель, то на горький вой.

– Я еще пойму волю Хаоса. Не забывай меня! – бросил на прощание Вен Аур и кинулся в чащу.

Какое-то время он посматривал из зарослей и в случае опасности немедленно бросился бы на врагов. Но вскоре он ушел, оставил ее.

«Вот и всё, вот и всё», – с болью думала Котя, медленно оседая на снег. Так ее и нашли, в окружении разбросанного приданого у разоренного сундучка.

– Это она! Живая! – донеслись разрозненные радостные голоса.

Из-за деревьев вышли несколько мужчин в добротных тулупах и с мечами. Они напоминали убитых провожатых.

– Вот она, невеста Игора, – радостно говорили они.

– Неужели живая?

Кто-то дотронулся до ее плеча, перевернул на спину, но она уже не видела лиц.

– А разбойники Однорукого все мертвые! – поражались новые голоса, но они звенели и исчезали, словно отражались ото льда.

– Да что тут стряслось?

– Неважно, несите ее в сани скорее.

Несколько рук бережно подхватили ее, и она с разочарованием поняла, что окружным путем ее все-таки доставят к постылому жениху. Если бы удалось выйти к родной деревне… Хотя что там? За ней бы второй раз приехали наемники-сваты, повезли бы уже с большей охраной. А остаться в лесу с Вен Ауром не позволяла человеческая природа.

«Откуда они знали, что разбойники повезут меня именно сюда? А впрочем, уже неважно… Вен… Вен Аур, не покидай меня… Пожалуйста! Мне так страшно!» – в отчаянии думала Котя, проваливаясь в небытие.

5. Клетка

Она шла, очень долго шла и шла по заснеженному лесу, а потом бежала. Ее преследовал злобный дух с горящими желтыми глазами. Уже не человек, уже без оболочки. Он гнал к самому Хаосу, заставлял кидаться в темноту, как в самый глубокий омут.

Или же она плыла? Да-да, она просто нырнула в жаркий летний день, а холодная вода обжигала горящую кожу, и водоросли тянули ко дну. Говорила ей матушка не плавать так далеко от берега, пугала, что утащат утопленницы да водяные. Но из темных омутов глядел неподвижно бархатистый покров, переливался бликами, как тот, в ночном небе. И он манил. Только в кромешном мраке люди видели, где на самом деле живут. Крошечный мир, слабый, уязвимый. Жестокий.

«Лишь половина мира… Другая откололась и плавает по ту сторону Хаоса в такой же пустоте. Как и сотни других расколотых миров», – шептала желтоглазая устрашающая тень, кусала за мочку уха, обжигала каждым словом. Вхаро. Снова пришел мучить и терзать.

«Вен! Вен Аур! Вытащи меня! Вытащи отсюда!» – бессильно просила Котя и отбивалась, отбивалась руками, вскидывала ноги, но их привязали ко дну цепкие лапы водорослей. И она задыхалась, в горло заливалась вода… Или огонь? Что-то страшное, что-то темное, высасывающее жизнь, лишающее воли.

«Я люблю жизнь! Даже если не взаимно!» – безмолвно всхлипывала в бессильных попытках выбраться Котя и лишь упрямее рассекала руками темную толщу, лишь напористее работала ногами. Но ее сдавливал кашель, скручивал тугим канатным узлом.

Она очнулась на какое-то время, с трудом приоткрывая глаза – ее куда-то везли, над головой светился Барьер, их вечное божество, их защитник, их залог жизни. А по ту сторону таился Хаос. Слишком тонкая стена для нашествия смутных теней. И Котя видела сквозь нее только мрак, только далекие неизведанные дали, ужасные, но по-своему притягательные.

Она рассмотрела в этой темноте тени, они приходили и среди света дня. Уже не монстры, но нечто иное, непознанное, далекое и гибельное. Летающие скелеты в бледных одеждах, они дотрагивались до неясных созданий, обитателей потусторонней неизвестности. И те умирали, исчезали, рассыпались частичками пепла. От этого вида лишь пронзали новые волны трясучки.

«Разрушающие… Они – смерть, – со скрытым содроганием прошипела мрачная тень главаря Вхаро. – Они – смерть созданий Хаоса, они – смерть людей. Они – истинная природа Черной Дыры, начало Хаоса и его конец».

Котя ничего не осознавала, ее пронизывал страх. Она лежала на санях с широко раскрытыми глазами, но при этом ничего не видела, не слышала, не понимала, давясь кашлем и морозным воздухом, который выворачивал грудь, словно раскрывая ее острым ножом.

Она не помнила, кто и куда ее нес. Воздух потеплел. Обдало жаром натопленной печи, но духота вцепилась когтями в горло, вырвала сдавленный хрип. Потом чьи-то руки перенесли ее тело на что-то мягкое, теплое и успокаивающее, наверное, застеленную лавку в горнице. Котя глядела на себя будто со стороны.

«Умерла я уже? Вен Аур, как жаль, что мы больше не встретимся», – печалилась она, рассматривая свои прозрачные руки. Но только желала вырваться из плена чужой большой избы, так сразу ударялась о шершавые доски. Что-то не так! Не так! Призраки умеют проходить сквозь стены, призракам не страшен Хаос и Разрушающие, и худые люди их не удержат, и мирские печали не поймают. А она только билась и царапалась зверьком в ловушке. Ей чудился то колодец, то погреб, то жаркое пламя печи, будто закрыли ее внутри, зажгли дрова и захлопнули заслонку. Ее сжигали заживо! Она глухо замычала, давясь не то воздухом, не то дымом, а крик застрял в горле, как гадкий клубок шерсти.

– Ой, как мечется, – доносился чей-то гудящий голос.

Чьи-то сморщенные руки переворачивали на спину, заставляя распахнуть глаза. Под спину подкладывали подушки, и тогда удавалось вздохнуть.

– Ну что, живая? – говорил кто-то с любопытством, без сочувствия.

– Да живая, живая. Дышит вон и дергается, – сварливо отзывался кто-то.

– Ох, и что теперь Игору сказать-то?

– Ничего не говорить! Вы́ходить ее надо! За знахаркой иди, а я мёд пока разведу с брусникой.

Потом к губам подносили питье, заставляли глотать, но получалось с трудом, Котя выла и плакала, не осознавая, что от нее просят. Она не задумывалась, где находится, на нее надвигалось нечто ужасное из-за завесы Хаоса, нечто тянуло костлявые руки. Бледное лицо с черными провалами глаз – это смерть, ее смерть! Котя бежала и снова билась, снова чьи-то руки укладывали ее, обтирали лицо, снимали одежду, оставляли только в рубахе. Больно царапнули золотые браслеты, которые словно бы вросли в руку.

– А ей повезло, не успели лиходеи свое черное дело совершить, – говорил первый неуверенный голос.

– Да, чистая еще. Ничего, прогоним мы от тебя лихоманку.

«Я не дома… И это не мама», – с сожалением понимала Котя. Помнится, она сильно заболела только после побега отца, все плакала, сердилась, а потом однажды сбежала в лес. Ее, упрямую и озлобленную, нашли только через два дня. Случилось это осенью, она вымокла и продрогла. Так и слегла, еле отбили из жадных лап смерти, но с тех-то пор Котя поняла, что жизнь лучше прикосновений этого ледяного небытия. И теперь сражалась с ним всеми силами, всей душой. Потому что, если жив, еще возможно что-то исправить. А в смерти уже ничего – только лежать в гробу-колоде под всхлипы и причитания.

«Листопадная, листопадная… Лети-лети, листочек! Лети на самый край света!» – все заливался страшный голос Вхаро. Он скакал смутной тенью, он тянул лапищи, которые обращались в щупальца. Но на чудовище из мрака вылетал ослепительный зверь с серебристой шерстью, вгрызался в черный студень тьмы, отгонял его рыком.

«Вен… Вен Аур… Не дай мне пропасть», – твердила Котя и цеплялась за этот образ, как утопающий за соломинку. Она хотела еще раз увидеть его, она верила, что он не предал, просто у них не осталось выбора тогда в чаще.

«Как же я устала! Я просто немножко отдохну, немножко», – нестройно говорила себе Котя, когда вновь к ее губам придвигался переслащенный отвар, напоённый ароматами летних трав.

Она засыпала и уже не отбивалась от видений, больше не тянули к ней лапы Разрушающие. А потом снова приходили страшные образы, чудилось, будто окунают в сугроб с головой, затем снова кидают в печь. И так по кругу. Она скребла бревна, стесывая ногти, потом затихала, когда снова ее переворачивали на подушках.

– Очнулась. Вроде бы, – неуверенно промямлил кто-то, обтирая лицо влажной тряпицей.

Котя слабо застонала и приоткрыла глаза – потолок, над головой оказался потолок. Только не привычный, низкий и серый, а высокий. С него свешивались охапки высушенных душистых трав.

– Почитай, две недели без памяти лежала. Ох, суровая зима выдалась, холодная, – снова послышался скрипучий сварливый голос.

«Это и есть терем тот, о котором твердили наемники?» – подумала Котя, постепенно приходя в себя. По вискам струйками сочился пот, но вместе с ним в теле как будто появлялась легкость, а в мыслях – ясность. Частичками восстанавливалась картина случившегося, но две недели стерлись без следа, их украла хворь. Время пожрали Разрушающие, о которых говорил призрак. А взаправду ли все было или мороком – не узнать.

Теперь же вокруг постели сновали две суетливые тени, двигались по горнице, то проверяли печь, то поправляли травы. Тусклая лучина отбрасывала длинные блики, оставляя лица в густом полумраке.

Сперва показалось, что Хаос все-таки забрал из мира живых. Потом один из силуэтов приблизился, оказавшись немолодой высокой женщиной, худой и жилистой, словно лошадь. Впечатление дополняло вытянутое лицо с длинным носом. Высушенную обветренную кожу густо покрывали морщины, расползались от глаз, теснились у истончившихся губ. Из-под красного убора выглядывали седые прядки. Женщина была много старше матери Коти и даже старше первой жены отчима. При этом она не растеряла живости, тут же бойко подскочила и начала разговор:

– О, очнулась! Здоровьица, девица! Давай знакомиться, горе ты наше новое. Я – Ауда, старшая жена Игора. А это у нас… да подойди ж ты! – Она махнула второй тени. – Это у нас Вея, младшая жена. Может, и средней станет скоро. Но если ты сына родишь Игору, будешь ты средней. Но я-то старшей останусь. – Она принялась без устали трещать, самодовольно вскидывая голову: – Мы с ним как? Две жизни – одна судьба. Хотя какие жизни, такая и судьба.

Вея подошла неуверенным шагами. Она разительно отличалась от старшей жены: полноватая, с круглым лицом и вечно опущенными бесцветными глазами. Она выглядела подавленно, но держалась спокойно. По возрасту она, наверное, оказалась ровесницей матери. Ох, мать, мама, матушка! К кому отдала? Кому проиграл отчим? Впрочем, Ауда и Вея дурного пока не делали.

– Кто же тебя так? – спросила неуверенно Вея, будто еще не догадываясь.

– Лихие люди, – выдохнула Котя. Голос застревал в горле хрипом, снова приходил кашель.

– Пей-пей, – с участием сказала Вея, поднося к растрескавшимся губам плошку с ароматным питьем.

Котя вспомнила вкус, этим отваром отпаивали две недели, далекие и страшные. Теперь же борьба за свою жизнь лишь продолжалась, уже не с хворью сражаться приходилось. Кто-то ее врачевал, утешал раны, полученные в лесу, лечил кашель. Но для чего? Для чего вокруг нее суетились две жены? Котя почувствовала себя поросенком или курочкой на убой, ведь с ними тоже обращались почти ласково, перед тем как умертвить.

– Очнулась она! Можешь посмотреть! – крикнула кому-то Ауда, выглядывая из двери просторной горницы.

Ее темно-зеленый сарафан висел как на палке и развевался, словно на соломенном чучеле. Таких еще жгли по весне во славу Барьера.

– Да на что тут смотреть, старая? – послышался скрипучий недовольный голос, но, кажется, его обладатель не злился по-настоящему, больше подшучивал над своей старшей женой.

«Игор», – обреченно поняла Котя, замирая на своем ложе и невольно натягивая одеяло из ткани и шкуры под самый подбородок.

Вскоре в горницу быстро вошел мужчина в красном кафтане и сафьяновых сапогах. Нет, не мужчина – старик. Такой же, как первая жена, будто не муж ее, а брат-близнец – тощий, длинный, с лошадиным лицом. Обветренную кожу вспаханного морщинами и небольшими шрамами лица на щеках покрывала редкая седая бороденка; спину согнули годы, плечи опустились. Но ярко горели мутноватые серые глаза, они метались, как у коршуна, точно быстрые стрелы. Игор улыбнулся, и оправдалось его прозвище Щелезубый – между желтыми передними зубами и правда чернела щель, через которую он постоянно присвистывал и прицокивал.

– Ну вот! – недовольно отозвался он, ударяя себя по коленям. – Я ждал брачного ложа, а она только хворь нам принесла. Какой же это возврат долга?

– Но ехала она с твоими людьми, – тут же решительно осадила его Ауда. – Твои же хваленые наемники из Аларгата охраняли! Не уберегли, видать. Чудом жива осталась да непопорченная.

– Это мы еще узнаем, – поморщился Игор, свистнув через щель. – Скоро узнаем. Вы-то, две старухи, ни на что не годитесь. А я еще сыновей прижить хочу.

Он довольно подбоченился, вскидывая голову и отбрасывая со лба завидно густые седые космы. Возраст его определить не удалось, зато весь его образ сопровождала тень плутовства и лихих дел. Он не пытался прикинуться благородным князем или торговым гостем, а в дорогом кафтане щеголял точно в насмешку над честными людьми.

– Ну, что тут смотреть? Ладно, врачуйте дальше ее. Как поправится, пир и устроим. Заодно гостей побольше соберется, – махнул он рукой и у порога спросил: – Как ее зовут-то?

– Да, как тебя звать-то? – обратилась Ауда, повторяя верной тенью каждое слово.

– Да-да, как зовут? Ты-то нам не сказала, – второй тенью добавила Вея.

– Ко… – Горло сдавил кашель, Котя набрала побольше воздуха и просипела: – Юлкотена.

– Родичи из-за Круглого Моря были, стало быть, – кивнул Игор, сощурившись. – Ага… Ладно, Тенка, говорят, южная кровь сильная. На тебе и проверим!

Ее все-таки обозвали Тенкой, но не хотелось, чтобы этот человек трепал ее привычное, знакомое имя. Котя – почти как кошка. В доме отчима ее будто и сравнивали с неразумными тварями, а теперь ей нравилось свое имя: оно напоминало прозвища созданий Хаоса, роднило чем-то с Вен Ауром. Была бы она кошкой или лучше рысью, так и осталась бы с ним в лесу. И не взяла бы ее под добрым мехом никакая стужа.

Тенка – небрежное обращение, противное, как и весь Игор Щелезубый. Он скрылся за дверью горницы, донеслись его шаги по лестнице. Очевидно, они находились на втором или третьем этаже.