Текст книги "Живая ветвь"

– Вот это правильно, это по-нашему, по-Вересовски. Пойдем, я познакомлю тебя со своей невестой, с Варей.

Пройдя в комнату матушки, братья нашли там всех своих женщин. Они мирно беседовали. Все, кроме Аркадия, уже были знакомы с Варей.

Это была девушка довольно высокая, со светлой пушистой косой чуть ли не до колен. На открытом красивом лице были широко распахнутые карие глаза, что никак не вязалось со всем ее светлым обликом.

– Вот, знакомься, Варя, это мой старший брат Аркадий, – представил ее Николай.

– Старший, но не старый, очень приятно, Варенька, теперь наше семейство стало еще больше.

– Конечно, вы же женитесь, ваша жена будет Вересова, – в тон ему ответила Варя.

– Нет, я имел в виду вас, Варя.

– Но я пока не Вересова и счету не подлежу.

– Извините, но, думаю, эта ошибка будет в скором времени исправлена, быть нам родственниками, я в этом уверен.

– Что ты к ней пристал со своим счетом, совсем смутил девушку.

– Не беспокойся, Николя, меня не так-то легко смутить, я умею постоять за себя.

– Вот это замечательно, вот это по-нашему, молодец, Варенька, это по-Вересовски. Люблю, черт возьми, смелых девушек.

Все были в отличном настроении. Пришел и Михаил с гитарой, и большая и дружная семья перебралась в гостиную, где веселилась до позднего вечера.

Пробыв неделю, Николай вернулся назад в Женеву, где его ждали работа и учеба. А Варенька задержалась в Питере. Она остановилась в доме своей бабушки Варвары Васильевны Шаховской, которой было уже под 80 лет, и она ни за что не соглашалась покинуть Россию, Петербург.

– Я здесь родилась русской, русской и помру, недолго осталось. Россия – это часть меня, и здесь лежать моим костям. Здесь похоронены мои родители, мой муж, и мое место рядом с ними.

– Ну, матушка, – уговаривала ее мать Вари, – что ты будешь здесь одна делать? Все так неопределенно при нынешней власти, поедем все вместе.

– Мне чего бояться, кому я нужна, старая? Смерти – так я ее уже заждалась. Нет, милая, вы поезжайте, вам надо растить детей, а я остаюсь. А потом – разве я одна? Со мной Авдотья, слуги еще есть. Много ли мне надо. Поезжайте.

И осталась в Питере со своей приживалкой, старой, как и сама, подругой Авдотьей Михайловной, с которой не расставалась уже много-много лет.

Вот Варенька и остановилась у своей бабушки. Она тоже разделяла мнение ее, что совсем незачем бежать из России. Сейчас, живя здесь и наблюдая все происходящее в городе, Варя решила не возвращаться в Женеву к той спокойной, бездейственной жизни обеспеченных буржуа. Ей хотелось быть полезной России в трудные для нее дни. И она решилась.

– Бабуля, что ты скажешь, если я не вернусь назад в Швейцарию, останусь здесь в России с тобой? Мне тяжко сидеть без дела. Я хочу пойти на курсы медсестер и работать потом в госпитале. Война, столько раненых. Кому-то нужно им помогать. Почему не мне?

– Бог с тобой, девочка, я тебе не указ, ты достаточно взрослая. Может, это и мой эгоизм, но я счастлива, что у меня выросла такая внучка, очень счастлива. Не зря я тебя нарекла Варварой!

На том и порешили. Варя пошла учиться на курсы медсестер. И еще была у нее затаенная причина, о которой Варенька не смела никому признаться, даже самой себе. Влюбилась девушка, влюбилась с самого первого взгляда в брата Николая, Аркадия, будучи у него на свадьбе. Она понимала всю обреченность своих чувств, но ничего не могла с собой поделать, ей необходимо было хоть изредка видеть его, даже не разговаривать.

Третья глава

Прошел еще год. Новые власти разослали повестки «бывшим богачам», требуя от них вносить контрибуцию для блага народа. Но это было непросто, почти все деньги банков уплыли за границу. Обещанная свобода превратилась в террор, братство – в гражданскую войну, а равенство превратилось в возвышение для новой власти, еще более алчной, более прожорливой, нежели при царской власти. У людей исчезла сердечность, прекратились всякие душевные разговоры. Люди вообще стали бояться открыто что-то говорить, боясь доносов.

Либеральные представители стали открыто выступать против мероприятий правительства. Становилось ясно, что предсказания революционеров сбываются, наступает крушение царской империи. Кончилась Первая мировая война. И, что удивительно, добрая половина людей, звавших сейчас «на Берлин», через три года станет кричать «Долой войну». Германия держалась из последних сил, чтобы потом изведать позор Версаля. А русская, полностью разложившаяся армия оголяла свои фронты, чтобы испытать позор Брест-Литовского мира.

На юге России появилось мощное Белое движение. В ноябре Ленин выступит с Декретом о мире.

Революция – это трагедия любого народа. Это гибель нации, истории, культуры, религии, что являются самыми главными ценностями страны.

Тихие и пустынные днем улицы города оживали по ночам, заполнялись рестораны неизвестными силами, Бог знает чем занимающимися и на что гуляющими. Почти совсем не стало культурных мероприятий, вернее, они стали ни на что приличное не похожи.

В семье Вересовых тоже произошли перемены, она вынуждена была распасться.

Осенью 1916 года Георгий Кириллович собрал всю семью вместе на обсуждение единственного вопроса: «Как быть дальше?»

– Вот, мои милые, мы все собрались здесь, все мы одна семья, и давайте будем решать, что делать дальше, как жить. Здесь большинство женщин и детей, не считая меня, из мужчин остается один Аркадий. Я и он. Мы с ним отвечаем за судьбы и безопасность членов нашей семьи. Что будет с ними, нашими женами, сестрами, детьми?

– А я, папа, – вскричал Михаил, – тоже мужчина, тоже ответственный!

– Конечно, дорогой, и ты тоже, ты уж извини меня, старого. Мы все вместе ответственны.

– Отец, если тебе необходимо мое мнение, я скажу. Я – человек военный, присягу на верность России принимал. Мне моя честь дороже моей жизни, я обязан ее защищать. А вам, в частности тебе со всеми остальными членами, необходимо на время покинуть Россию, на время, пока мы не наведем здесь порядок. Это, я считаю, самое правильное решение. Забирай всех женщин и детей и выезжай во Францию, пока она наш еще союзник. С отъездом проблем не будет. А то дальше, может, и не сможете выбраться. Состояние у нас есть, забирай все с собой, не пропадете.

– Мне тяжело признаться, сынок, но я разделяю твое мнение. Что делать, семья. Кто-то должен о ней позаботиться. Еще у меня к тебе один вопрос, сын – что с твоей семьей? Ведь Аннушка ушла с Катенькой к своим родителям. Что ты собираешься делать?

– Прости, отец, сам не знаю. Я не уходил от семьи, просто я не люблю Анну, и она это знает. Но дочь я люблю и не отказываюсь от нее. Попробуй забрать их с собой во Францию, мне было бы так легче и спокойнее, зная, что они в безопасности. Их я могу только тебе доверить, они мне дороги, что ждет здесь их, одному Богу известно.

– Да, жизнь непростая штука. Ладно, сын, я попытаюсь. Может, что и получится, это, пожалуй, было неплохо. Оленька, ты бы съездила к Аннушке и попросила ее заехать ко мне, мне что-то нездоровится, простыл. Вы ведь с ней дружны.

– Хорошо, папа, я привезу Анну, не волнуйся.

Оля ушла. Аркадий остался с отцом.

– Вот и Оля теперь одна. Может это и хорошо, что у них с Вадимом не было детей, кто знает?

– Да, Вадим Петрович! Какая жуткая и глупая смерть, никому не пожелаешь, – заметил Аркадий, задумавшись. Вадим Петрович Захарчук – интендант по обеспечению российской армии, генерал по званию, сам рядом с Керенским разъезжал по войскам, выявляя и контролируя необходимость обеспечения. Конечно, те средства, что отпускались казной, и половинной долей не доходили до солдат. Питание и обмундирование было из рук вон никуда не годное, солдаты буквально голодали в окопах. Даже ружья были одно на десять солдат, да и то добытое в бою. Вся армия возмущалась, бунтовала, требовала справедливости. Особенно была злостно настроена против интендантов.

Вадим Петрович последнее время пристрастился к митингам, ему нравилось выступать с пространными речами перед солдатами, объясняя и требуя порядка в войсках, их бедственное положение объясняя войной, мол, необходимо терпеть. На одном из таких выступлений взбунтовавшиеся и голодные солдаты стащили его с трибуны и затоптали, буквально разорвав на части. Так бесславно погиб муж Ольги, теперь она вдова и, похоже, об этом не жалеет, перебравшись окончательно к родителям. Брак ее не был удачным.

К зиме 1916 года Георгий Кириллович вместе с женой, двумя дочерьми и Анной с ребенком эмигрировал во Францию.

Никакие просьбы и требования не помогли уговорить поехать с ними Михаила. Он оканчивал кадетский корпус и отказывался куда-либо уезжать из России.

– Нет, отец, и не уговаривай, я уже офицер и так же, как и Аркадий, должен защищать свое Отечество, Россию. Это моя святая обязанность, идя учится в корпус, я всегда знал, зачем я там: защищать Родину в тяжелое для нее время. И что же, когда это стало необходимо, мне сбежать? Сбежать, как трус и предатель?! Аркадий все правильно рассудил в отношении вас, вы уезжайте, а мы с ним остаемся.

Видя его непреклонность и напрасные уговоры, Аркадий с отцом отступились.

– Ладно, Миша, оставайся, но чтоб из-под моего контроля ни на шаг, обещаешь?

– Обещаю, брат, спасибо!

– За что благодарить, может, я на верную гибель тебя оставил, кто знает. Сейчас ничего не предугадаешь.

– А мы и не станем предугадывать, мы будем бороться, это важнее. А что ждет нас? Да то же, что и других, чем мы лучше остальных, что будут рядом драться?

– Это ты, Михаил, верно рассудил, ничем мы не лучше, но и не хуже. Ты посмотри, отец, а брат младший у меня давно вырос, а мы все его ребенком считаем. Что ж, будем жить!

Когда все разошлись, Аркадий еще долго беседовал о предстоящей разлуке, о будущем.

– Отец, у меня есть не совсем простая просьба. Знаю, тебе она покажется ужасной, недостойной, но прошу, отец, выслушай ее спокойно, до конца. Мне, кроме тебя, не с кем этим поделиться и попросить совета и помощи.

– Что ты, что ты, родной, я всем сердцем помогу тебе в любом деле, не волнуйся, говори.

– Я, отец, люблю Варю, невесту Николая. Она не пожелала вернуться в Женеву, осталась здесь, в Питере, оканчивает медкурсы и работает в госпитале для раненых. Похоже, она меня тоже любит. Нет, нет, отец, между нами ничего нет, она живет у своей бабушки Варвары Васильевны. Как бы нам ее уговорить тоже уехать из России, мне бы было спокойнее, я ее очень люблю, отец, больше жизни!

Отец молчал, молчал и сын. Каждый был растерян: один – вопросом, другой – ответом. Наконец заговорил Георгий Кириллович.

– Да, сын, поставил ты меня в тупик. Николай знает о ваших отношениях? Что же он думает?

– Думаю, что догадывается. И, насколько я знаю, собирается в ближайшее время вернуться в Россию. Я лично пытался его отговорить, попробуй еще ты сам, папа, может, он останется. Вы будете все вместе. Не для него место теперь здесь, он мирный человек по натуре своей.

– Кто сейчас мирный? Как узнать! Попробую, конечно. Что ж, я тебя понимаю и осуждать не собираюсь. Сердцу не прикажешь, смотри сам. Но только знай: Анну с внучкой я не оставлю, моя обязанность вырастить внучку.

– Спасибо, отец, другого я от тебя и не желал бы услышать, спасибо, дорогой.

Аркадий обнял отца.

– А что касается Николая, я ему, как и тебе, уже не указ, сам будет решать, как поступить, только сам. Он – человек трезвый умом, думаю, не ошибется. Вы, главное, помните всегда, что вы – одна кровь. Это очень важно – помнить об этом.

– Не беспокойся, отец. Этого я никогда не забуду, ты прости меня, отец, если что не так.

– Что ж прощать, жизнь – она диктует свои права. Каждый вправе распоряжаться ею сам, каждый. Ты пригляди здесь за Михаилом, молод очень еще.

– Не волнуйся, все будет под контролем, отец, поезжайте спокойно.

Итак, нет больше в Петербурге большой и дружной семьи Вересовых. Хотя Аркадий с Михаилом по-прежнему живут в старом доме. Но тот и другой стараются появляться там как можно реже.

Четвертая глава

Петроград уже много дней как охватили волнения, приобретшие все более угрожающий характер. Магазины закрывались, их окна забивались железными ставнями, но это не помогало. Бедный люд приступом брал булочные. Цены подскочили невероятно. Стали предметом роскоши: масло, мясо, валенки. А о дровах уж и говорить не приходится – их давно уж продают на вес, а не как раньше – кубическими саженями. Порой даже в буржуазных квартирах температура не превышала нуля. Заводы и фабрики останавливались из-за нехватки угля. Рабочие шли на улицы митинговать, брали в руки оружие – все это не стабилизировало обстановку в городе.

В роли главных организаторов митингов выступали, конечно, большевики. Шли аресты за арестами. Пьяные солдаты с винтовками вламывались в магазины и тащили все, что могли унести: кто кусок сукна, кто сапоги, не говоря уж о водке и вине.

Поборники справедливости арестовывали кого угодно по любому доносу соседей, прислуги.

Прибывший в Петроград Ленин сразу поставил на повестку дня: немедленное заключение мира, заводы – рабочим, землю – крестьянам, власть – Советам.

Под его влиянием Советы становились все более требовательными, все более угрожающими. Банды озверелых дезертиров рыщут по всей стране, мужики пускают красного петуха помещичьим усадьбам. Россию захлестнула волна актов саботажа. В Петроград вызывают несколько кадетских полков Керенского. Запрещают большевистские газеты, на что те не замедлили с ответом. Тысячи красногвардейцев, матросов, солдат начали оккупацию города, заполнили вокзалы, почтовые отделения, типографии и телеграфы.

Только Зимний, где еще заседало правительство, держался. Керенский пытался отбить столицу при помощи войск генерала Краснова, но все напрасно. Восставшие тут же подвергли атаке Зимний дворец. На его защиту были брошены и молоденькие офицеры, и кадеты Военного корпуса, почти дети, не имевшие еще твердых взглядов и опыта и не привыкшие еще стрелять и убивать человека. Сколько их погибло в первый же день мятежа! Среди погибших был и Михаил Вересов. Чудесный мальчик, едва достигший совершеннолетия, еще и не начинавший жить. Оборвалась живая нить, цепь между прошлым и будущим. В это время Аркадия не было в Петрограде, он сопровождал штаб поезда с Николаем II, которого после отречения отправляли в Тобольск.

После падения власти в Петербурге кровавые уличные бои развернулись и в Москве, и других городах. Здесь большевики наткнулись на ожесточенное сопротивление юнкеров. Целых две недели шли бои, но не получившие подкрепления юнкера были сломлены, и власть полностью перешла в руки большевиков. За мятежом в столицах октябрьский шквал перекинулся и на другие города России. Хозяином России стал Ленин. Тут же потекли декреты как из рога изобилия. Аресты множились как на дрожжах. Даже интеллигенты левых взглядов, первоначально принявшие происшедшие события с энтузиазмом, ошалели: раздув пожар революции, они теперь не знали, как им в нем самим уцелеть.

Спасаясь от большевиков, генерал Корнилов создает Добровольческую армию, к нему примкнули Деникин, Миллер, Краснов и другие.

Люди, находившиеся под их началом, были все как один воодушевлены трагическим героизмом. Ввиду опасности со стороны «белых», как их теперь называют, красные быстро реорганизовались под руководством Троцкого. Столкновение было беспощадным.

Деникин поднял весь юг страны. Его добровольческие дивизии устремились к Волге и Уралу. В штабе Деникина был и Аркадий Вересов. После гибели младшего брата Михаила, о которой он узнал, вернувшись из Тобольска, его уже ничто не удерживало в Питере. Смерть брата убила в нем всякое сострадание к большевикам. Разыскав и похоронив по-христиански брата, Аркадий остался один в огромной квартире, он был на грани нервного срыва от горя.

Еще никогда ему не было так тяжело. Он сидел в кабинете отца и пил, пил, не хмелея.

Дверь вдруг раскрылась, и на пороге кабинета стояла Варя. Аркадий подумал, что это галлюцинация, и закрыл глаза, тут же открыл. Ведение не исчезло.

– Ты, Варенька? Как ты сюда попала?

– У тебя не заперта входная дверь, я вошла.

– А, может быть, наверное. Знаешь, Мишенька погиб, убили его, совсем еще мальчик. Кому, скажи, была нужна его смерть, кому мешала его жизнь? Кому?

– Я знаю, дорогой, я все знаю. Их, этих мальчиков, в тот печальный день поступило столько в госпиталь… и в морг. Там-то я и нашла Мишу. Я знаю, ты его перезахоронил. Сколько смертей, крови… Что же будет дальше, милый?

Варя подошла вплотную к Аркадию и обняла его уже седеющую голову.

– Я очень люблю тебя, дорогой, и ты не сможешь больше от меня отказываться. С этой минуты я – твоя жена и останусь с тобой. Где бы ты ни был. Никаких возражений я не принимаю. Это я давно решила. Мы ведь любим друг друга. Чего нам ждать? Чьего согласия на наш брак? Только согласие наших с тобой сердец.

– Родная моя девочка, как же ты вовремя появилась. Ты права, мы должны быть вместе и завтра же уедем из этого города. Я отомщу за брата, за поруганную Россию, мы еще повоюем. И обязательно вернемся в наш дом, очищенный от скверны. Какое счастье, что ты есть у меня.

– Да, родной, мы вернемся обязательно.

Пятая глава

Вернувшись в Россию, Николай уже не нашел братьев. Он узнал, что Миша погиб, защищая город от большевиков, а Аркадий воюет на юге при штабе Деникина. Николай попытался разыскать Варю, но госпиталя, где она работала, уже как такового не было, его перевели в Москву. Он отправился на Гороховую улицу, где жила Варвара Васильевна, бабушка Вари. Дом, который несколько поколений принадлежал семейству Монастырских, был конфискован новой властью и плотно заселен рабочими с ближайшей фабрики. Оказалось, Варвара Васильевна уже около года как померла, где теперь Варенька, никто не знал.

В надежде разыскать Варю Николай отправился в Москву, куда был переведен ее госпиталь. В Москве тоже была уже власть Советов.

Весна, 1919 год. Буйно, как никогда, распустились по палисадникам частных домов сирень и цветы. Город буквально утопал в зелени. Яркая молодая трава прикрыла все грязные дворы, утопающие в не убиравшемся всю зиму снегу.

Хорошо сейчас в Москве, широко и привольно раскинулась она на своих семи холмах, в отличие от Петербурга, закованного в камень. В Москве больше одно– и двухэтажных дворцов, уютных мещанских домиков, которыми сплошь заселены окраины. Как и вся Россия, Москва переживает трагедии отечества, катаклизм революции. Старых специалистов повсеместно выбрасывают в лучшем случае на улицу. А что умеет неграмотный забитый крестьянин, взявший в руки карающий меч? Все хотят только иметь, ничего не производя, не умея. Из бывших кто смог, бежали за границу, а кто остался, устраивались при новом режиме власти, работая согласно новым требованиям.

Разыскав госпиталь в Москве, Николай, конечно, не нашел там Варю, но все же выяснил, что она уехала на фронт с полевым госпиталем вместе с Аркадием. И что они где-то воюют в частях белой армии Деникина на юге.

Варя еще раньше написала Николаю о своих чувствах к его брату, когда решила не возвращаться в Женеву, но он еще на что-то надеялся, разыскивая ее. Но теперь Николай понял, что потерял Варю навсегда.

Это было грустно, но не смертельно. Он решил не возвращаться в Питер; как человека, преданного своему любимому делу, его не очень беспокоила смена власти, она мало что могла изменить в его работе. Он лечил людей, возвращая им здоровье, и это было главное в его жизни.

В госпитале крайне недоставало врачей, особенно хирургов, поэтому Николая как специалиста с благодарностью пригласили работать, определив его сразу заведующим хирургическим отделением.

Неподалеку от госпиталя ему выделили небольшую квартиру. Николай был доволен, видя, как живут неустроенно большинство врачей.

Работы был непочатый край, и он с головой окунулся в нее. Не хватало самого необходимого: инструмента, бинтов, не говоря уж о лекарствах. Нередко приходилось делать срочные операции без наркоза, притупляя боль раненого единственным имеющимся под рукой лекарством – самогоном.

Но были раненые, больные, и их необходимо было лечить. И Николай делал все, что мог.

Первое, что он сделал, это подобрал нужный штат специалистов, обращаясь даже в ЧК за разрешением ему посетить тюрьмы, куда были брошены все без разбора, в том числе и знаменитые врачи. На улицах города было неспокойно. Нередко слышались оружейные выстрелы. Было трудно и непривычно. Но жить и работать можно. А это для Николая было главное.

Конец 1920 года. Заканчивалась Гражданская война. Красная армия одержала победу над белыми, и они разрозненными группами отступали на юг России, в Крым. Дрались они ожесточенно, до последнего патрона, из последних сил, навсегда покидая Родину. Тяжелое было время. Сын шел на отца, брат – на брата.

С Николаем в операционной работала медсестрой совсем недавно окончившая курсы девушка. Звали ее Лиза Бернштейн. Отец ее содержал до революции юридическую контору. После смены власти в стране он никуда не собирался бежать. Остался в своей конфискованной конторе работать простым юристом. Специалисты необходимы при любой власти. У него было двое детей: Лиза, старшая, и сын 13 лет. Лиза после гимназии поступила учиться на медицинские курсы и теперь работала вместе с Николаем.

Вся русская жизнь – в семье, в отношениях офицера к солдату, хозяина к работнику – была пронизана деспотизмом. Создался целый мир привычек и обычаев, нравственной трусости, выросших на почве бесправия. Против них закон был бессилен. И лишь сильное общественное мнение, которое нанесло бы удар по этому корню зла, могло преобразовать привычки и обычаи повседневной жизни.

Борьба за индивидуальность в России в это время приобрела колоссальный размах. И. Тургенев в своей повести «Отцы и дети» назвал его «нигилизм». Прежде всего «нигилизм» объявил войну лжекультурной жизни и признавал только один авторитет – разум. Брак без любви «нигилизм» отрицал. Передовые девушки предпочитали лучше уйти из дома, пойти учиться на любые курсы с целью добиться личной жизни, чем быть разряженной куклой в золоченой клетке, выйдя замуж по расчету.

Везде возникали курсы и кружки самообразования, где изучали: экономику, медицину, философию. Целью этих курсов было решить вопрос, который стоял перед молодежью, каким путем она может быть полезна народу. И молодежь понимала, что есть только один путь – это идти в народ и жить его жизнью.

Тысячи девушек и молодых людей, оставляя богатых родителей, ехали в деревни, занимались обучением, лечением крестьян, шли работать в госпитали.

Такой была и эта славная девушка. Она тоже хотела помогать своей стране, ухаживая за ранеными, чтобы затем стать хорошим врачом, лечить людей. Родители не препятствовали ей в этом, понимая, что будущее за ней. И эта совсем еще юная девушка влюбилась в Николая. Присутствуя на всех его операциях, она буквально молилась на него.

– Вы, Николай Георгиевич – Бог, вы делаете чудеса, у вас золотые руки, как бы мне хотелось быть на вас похожей.

– Что вы, Лиза, ну подумайте, какой я Бог? Я – обыкновенный смертный, делаю свое дело, которому обучен. Вы ведь выполняете свое дело, что вам поручено, и неплохо выполняете, отчего же себя не превозносите до небес? Так что совершенно незачем мною восхищаться. А вам, голубушка, мой совет: идите дальше учиться, из вас выйдет прекрасный врач. Поверьте, я редко ошибаюсь.

– Правда? Я очень благодарна вам, Николай Георгиевич, обязательно пойду учиться, боюсь только – не справлюсь. Работать и учиться.

– Обязательно справитесь, вы же молодая, сильная, справитесь. А мы вам поможем, не робейте.

– А вы сами будете мне помогать? – вся залившись краской, робко спросила Лиза.

– Я – в первую голову, – пошутил Николай, невольно залюбовавшись раскрасневшейся девушкой.

Николай старался избегать близкого знакомства с женщинами, ему после разрыва с Варей в их обществе было неуютно.

– Николай Георгиевич, у нас дома собирается молодежь на музыкальные вечера. Приходят интересные люди: музыканты, поэты, просто люди с передовыми взглядами. Вы не желаете присоединиться к нам? Вы ведь многое знаете, много лет учились в Европе, нам интересно было бы вас послушать.

– Я, Лиза, малокоммуникабельный человек, плохо контактирую с малознакомыми людьми. Вы заскучаете со мной.

– Как с незнакомыми, а я? Я, то есть мы не заскучаем, уверяю вас, будем только рады. Приходите, пожалуйста, в этот выходной, я очень вас прошу.

– Ну хорошо, приду, только чур потом не жалеть.

– Вот спасибо, что согласились, спасибо.

И вот в середине июня, когда яркая зелень цветов и деревьев заполнила город, отправился Николай на музыкальный вечер к Елизавете Бернштейн. Представив его родителям, сияющая Лиза провела его в большую залу, где собралось довольно много молодежи. Представившись, Николай неожиданно для себя почувствовал себя совершенно свободно. Никто не обращал на него внимания, каждый выбирал для себя собеседника сам. Лиза познакомила его с молодым, очень серьезным человеком.

– Это мой кузен, Лев Михайлович Айзен, он тоже врач, недавно получил назначение в госпиталь Смоленска. Скоро уезжает. Это его идея – собираться вместе молодежи на эти вечера. Теперь он мне передал бразды правления, поскольку сам уезжает.

– Вы на чем специализируетесь? – спросил Николай.

– Я хирург, правда, начинающий.

– Значит, коллега, я тоже хирург. Где учились?

– В Питере, только недавно закончил. А вы?

– Я – в Германии, потом в Швейцарии.

– Значит, уже давно работаете, большой опыт.

– Хватает. Правда, опыт не всегда приходит с годами. Особенно если это не твое дело, а занимаете чужое место.

– Это правда. Только вы, похоже, на своем месте, мне Лизонька о вас немного рассказывала. Как вы находите наши посиделки?

– Что ж, прекрасно! У вас здесь клуб по интересам. Это замечательно, молодежь общается. Ищет свое место в жизни.

– Вот именно, свое. Сейчас особенно важно найти его, есть такая возможность.

– Трудновато жить. Многим не под силу.

– А вот с этим я не согласен. Чем больше трудностей, тем ярче победа. Сытый, да в довольстве – мало что откроет. Он – лишний человек в обществе, это «обломовщина», вы читали Гончарова «Обломов»?

– Нет, как-то не пришлось.

– О, это замечательная вещь, уверяю вас. Сейчас много вышло интересных изданий: Тургенева, Герцена, а какие композиторы, художники. Вот Чайковский написал новую сонату. Изумительная вещь.

– Когда же вы успеваете, голубчик Лев Михайлович, за всем этим следить, можно подумать, вы «светский лев», а не будущий хирург.

– Что Лев – это точно, так уж нарекли родители, а на остальное, конечно, времени мало, стараюсь. А потом, имейте в виду, я уезжаю в глубинку, поэтому тороплюсь хоть что-то взять с собой, – на шутку Николая ответил Айзен.

Николай стал постоянным посетителем подобных выходных вечеров. Нередко они оставались с Лизой вдвоем, она садилась к роялю и играла его любимые вещи. Николай слушал и впервые почувствовал, как уходит тяжесть с души, уже столько времени терзавшая его. Общение с этой невероятно милой девушкой, как глоток родниковой воды в жаркий день, приносит облегчение и радость, что она с каждым днем становится ему все ближе и ближе. Несколько месяцев спустя они поженились. Лиза пошла учиться на врача, а еще через год у них родился сын, Сережа. Новая жизнь, работа, учеба захватили их полностью.

Через знакомых Николай получил весточку от брата Аркадия. Он сообщал, что сражается за Дон, командует дивизией, жив и здоров. А также сообщал, что Варя – его жена. Они обвенчаны, она вместе с ним, работает в полевом госпитале, и у них родилась дочь, Ксюша. Просит простить его за причиненную боль, за Варю, которую безмерно любит.

«И еще к тебе, брат, большая просьба, на крайний случай, если меня убьют: не оставь Варю с дочерью, помоги ей. Ни за какие уговоры я ее не в силах удалить от себя с фронта, даже рождение дочери. Прости еще раз своего непутевого брата, тебя очень люблю». Это было все, что когда-либо приходило от Аркадия лично. Маленькая, мятая записка, прошедшая, очевидно, не через одни руки. Обратного адреса, разумеется, не было.