Текст книги "Живая ветвь"

Мария Украинцева
Живая ветвь

Живая ветвь

Предисловие

Москва. Середина мая. Буйная зелень садов и парков в городе, еще не обожженная горячим солнцем и городской пылью, ярко сияла под первыми теплыми лучами. Набережная Москвы-реки, Новодевичий монастырь – чистый, светлый, недавно отремонтированный. Его золотые шпили и луковицы церквей ярко горят среди буйной майской зелени. Свежий весенний воздух, настоянный на запахах цветущей сирени, нежно плыл над парком, что вплотную примкнул к входным воротам монастыря и расположился вдоль Новодевичьих прудов, разбитых на Девичьем поле. Место замечательное. Люди приходят сюда отдыхать в любое время года, любую погоду. Голубые зеркала прудов с их черными лебедями привлекают к себе и детей, и взрослых. Его большое пространство позволяло людям спокойно отдыхать в тени цветущих кустов и деревьев. То тут, то там были разбиты детские площадки.

А зимой пруды заняты под чудесные катки, украшенные цветными фонарями. С высокого противоположного берега пруда, что у входа в монастырь, открывалась прекрасная панорама Москвы с ее спортивным комплексом в Лужниках. Здесь, недалеко от Б. Пироговской улицы, на тенистой аллее на лавочке сидел высокий интересный мужчина средних лет. На коленях у него лежала раскрытая газета. Но он не читал ее, глаза его были прикрыты, и теплые солнечные лучи заливали всю его статную фигуру. Его шляпа лежала на лавке рядом. Ветер ласково шевелил его густую шевелюру, отороченную на висках сединой. Это был известный в Москве хирург Вересов Сергей Николаевич, работающий в городской больнице и как профессор – в Первом медицинском институте. Он только что закончил удачно сложную операцию, работал всю ночь и теперь пришел сюда в сквер, чтобы немного расслабиться перед не менее сложными дневными делами. Он жил здесь же недалеко, на Б. Пироговской улице с матушкой вдвоем. Жена его погибла во время войны на фронте, где работала вместе с ним в полевом госпитале. Вернувшись по окончании войны, Сергей Николаевич остался преподавать на кафедре хирургии и работать по совместительству в больнице.

Он отдыхал под теплым весенним солнцем, оставив все думы и заботы по другую сторону парка. Вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и открыл глаза. Перед ним на песчаной дорожке парка стояла девушка лет 17–18 и в упор разглядывала его. Девушка была высокая, стройная, с пушистыми светлыми волосами, которые как нимф образовали вокруг головы пушистый ореол, через который пробивались солнечные лучи. Сергей Николаевич видел ее впервые, но что-то неуловимо знакомое было в ее облике. Он вопрошающе посмотрел на нее.

– Вы Вересов?? – вдруг спросила девушка.

– Да, я профессор Вересов. У вас ко мне какое-то дело? Если по поводу зачетов, то пожалуйте в институт, здесь я не беседую.

– Нет, нет, я не по поводу зачетов. Я вообще не студентка. А вы, Вересов, кто???

– То есть как это – кто?! Человек, мой юный друг, человек!

– Я не о том. Вы Вересов, а ваше имя, пожалуйста?

– Вересов Сергей Николаевич собственной персоной.

– Вы сын дяди Николая!!! Ура! Я угадала, угадала!! – И она закружилась по дорожке.

– Остановитесь, милое создание, и объясните мне все толком, что все это значит. Вы меня совершенно заинтриговали.

– Пойдемте скорее в монастырь, там в церкви моя мама. Моя мама – Вересова Ксения Аркадьевна Мы приехали с ней в Москву, здесь на Новодевичьем кладбище похоронен ее папа, мой дедушка, и еще дядя Михаил. Мы приехали, чтобы посетить их могилки.

Сергей Николаевич был так ошарашен всеми этими невероятными новостями, что совершенно потерял дар речи на какое-то мгновенье. А новости как из рога изобилия продолжали сыпаться от этого юного существа, которое уже тормошило его, стараясь поскорее отвести его в монастырь.

– Послушайте, дайте мне опомниться. Теперь, не торопясь и подробно, расскажите: откуда вы знаете меня?

– Ну как же, я вам объясняю, что узнала вас по портрету, что у нас дома.

– Откуда у вас мой портрет?

– Я же вам объяснила, что я – внучка Аркадия Георгиевича, моя мама – его дочь. Что тут неясно? А еще профессор!

– Ну, ну, юное существо, не грубите. От таких неожиданностей у любого «крыша поедет», как говорит молодежь. Ведите меня в монастырь, будем дальше разбираться.

Не умолкая ни на секунду, Варя повела Сергея Николаевича в монастырь. Там, в действующей церкви, шла служба. У входа, на лавочке, обсаженной цветущей сиренью, сидела женщина. При виде Вари с незнакомым мужчиной она заволновалась и поднялась навстречу.

– Что случилось, Варенька? С кем это ты? Ты же ушла в музей?

– Мама, мамочка, не волнуйся. Ты только посмотри, кого я нашла!!! Ты только посмотри!

– Что значит, нашла! Это что – вещь?

– Извините, это она меня нашла. Давайте сядем и обстоятельно выясним все. Ваша дочь налетела на меня в сквере, как ураган. Извините, я, кажется, даже забыл там свою шляпу, ну да ладно. Давайте разбираться.

– Варя, что за причуды. В чем дело? Где и что ты нашла?

– Вот Сергей Николаевич Вересов. Вы разбирайтесь, а я побежала за его шляпой, если она еще на месте.

И Варя, как легкий весенний ветерок, улетела.

– Да, я Вересов Сергей Николаевич, собственной персоной. Мой отец – тоже Вересов Николай Георгиевич.

– Боже, неужели Варенька действительно встретила своего родственника!?

– Тогда и вашего, наверное, тоже? – невольно улыбнулся Сергей Николаевич. И только теперь он обратил внимание на внешность сидящей перед ним женщины.

На вид ей было около 40 лет, может, и меньше. Небольшого роста, стройная, очень похожая на свою дочь, кроме роста. Те же пушистые волосы, которые она тщетно пыталась убрать под шляпку. Строгий темный костюм нисколько не портил ее внешность. И Вересов невольно залюбовался ею.

– Ну что ж, родственники, давайте знакомиться поближе. Ваша дочь только что сказала, что вы приехали навестить могилу отца из Франции.

– Да, здесь похоронены мои отец и дядя, правда, я его никогда не видела. Он погиб в 1917 году, совсем почти мальчик.

– Да, я знаю, он мой дядя тоже, это дядя Михаил.

Кстати, и мой отец тоже здесь похоронен. Он умер уже после войны, дали знать о себе ранения. Он ведь был тоже хирург, как и я.

– Правда? А я не знала. Но мы не видели его могилы.

– Он захоронен на новом кладбище. Здесь уже давно не хоронят.

– Вы, очевидно, бываете на могилах. Там так чисто, цветы, мы недоумевали с Варей – кто же ухаживает? А это вы. Спасибо!

– Конечно, бываем, и довольно часто. Я ведь здесь недалеко живу и работаю. Живем мы с матушкой вдвоем, она у меня за хозяйку. Моя жена погибла во время войны. Она была на фронте вместе со мной, тоже врач. С тех пор я один.

– Простите, я не знала, что вы воевали. Отчего же один? Это грустно.

– Это сложный вопрос. Грусти здесь никакой нет, все превосходно. Я занят любимым делом. Это, знаете, замечательно. Когда есть любимое дело.

– Я очень рада за вас. И очень счастлива, что мы встретились. Разбросала судьба семьи по свету. Это же надо, такая встреча. Я все еще не могу прийти в себя!

– Расскажите о себе, Ксения Аркадьевна.

– Моя история менее интересная. Живем вдвоем с дочкой, вы ее видели, Варенькой. Во Францию переехали недавно, а то все время жили в Женеве, в Швейцарии. Туда, перед революцией, эмигрировали мои дедушка с бабушкой, я там практически и выросла, это моя, можно так сказать, родина. Вышла замуж за поляка, он тоже воевал, был тяжело ранен. После победы вернулся, и мы переехали в Краков, муж долго был болен, а когда его не стало, я с Варенькой вернулась в Женеву, там бабушка старая осталась одна.

– А отчего же вы одна? Ведь столько времени прошло!

– Знаете, Сергей Николаевич, выходить просто замуж незачем, мы не нуждаемся с дочкой, а настоящего друга не встретила, поэтому лучше одной. Да я и не одна, у меня чудесная дочь. Все хорошо.

– Да, дочь у вас действительно замечательная. Это правда. А теперь, пожалуйста, прошу вас ко мне в гости. Матушка будет счастлива, это будет для нее прекрасный подарок. Она у меня чудная. Вот только времени у меня маловато, чтобы быть с ней. Но она меня понимает и не сетует. Так что прошу, Ксения Аркадьевна, ко мне в гости, вот и Варенька бежит.

– Вот, пожалуйста, ваша шляпа, никто ее не взял.

– Да кому она нужна, сейчас шляп никто не носит, стало, говорят, не модно. Молодежь вообще ходит без головных уборов, а старики привыкли к своим шляпам, как и я.

– Ну, какой же вы старик, Сергей Николаевич! – возмутилась Ксения Аркадьевна.

Сергей Николаевич повел своих родственниц к себе домой. Открыв дверь, он громко крикнул:

– Матушка, ты посмотри, кого я тебе привел в гости!

Из гостиной вышла небольшого роста старенькая женщина, еще довольно крепкая.

– Это ты, Сереженька, чего шумишь? Кого ты привел?

– Вот, знакомься, наши гости: юная леди и ее очаровательная мамаша. Это, матушка, наши родственницы.

– Но у нас нет родственников в Москве, никого нет, Сережа.

Все прошли в гостиную.

– А они не из Москвы, а из самой Франции. Это дочь Аркадия Георгиевича, моего дяди.

– Катенька? Но она, кажется, теперь живет в Америке, а здесь, в Ленинграде, живет Леночка, Елены Георгиевны дочь, что живет в Италии.

– Нет, мама, это Ксения Аркадьевна, а не Катя.

– Но у Аннушки не было больше дочерей, кроме Катюши.

– Мама, это дочь Аркадия Георгиевича и Вареньки, а не Анны Николаевны. Помнишь Варю?

– Как не помнить, такой был скандал. Твой дядя Аркадий бросил жену с ребенком и связался с этой Варей, а она была тогда невеста твоего отца. Это было еще до нашего знакомства, как не помнить, все тогда так переживали. Но потом Аркадий ушел на фронт, была же гражданская война. Он служил в белой армии и погиб… И так жалко. Прекрасный был человек, красавец. Но он тогда не женился на этой Варе, а ушел на фронт.

– Нет, мама, они вместе ушли на фронт, Варя ушла вместе с ним медсестрой, там они и обвенчались. У них родилась дочь Ксения Аркадьевна. А когда дядя погиб, Варя вернулась в Питер, оттуда ее с ребенком забрал к себе ее отец в Женеву. Теперь тебе понятно, кто наши гостьи?

– Боже мой, мы, оказывается, ничего не знаем о наших родных. Как же ты сюда попала, голубушка? Ведь это непросто – приехать в Россию.

– По путевкам, как туристы. Я давно рвусь в Россию, теперь стало проще. Да и не я одна, многие хотели бы вернуться к себе домой, это такое счастье – жить на своей родине.

– Возвращайтесь, нечего мыкаться по чужим краям. Дома, говорят, и стены помогают. Сейчас жить стало хорошо, такую войну одолели, не приведи Господь… Вы уж извините меня, старую, запамятовала совсем. Сейчас, мои дорогие, стол накрою, вы отдохните пока с дороги.

– Нет уж, Елизавета Андреевна, вы сидите, а мы с Варенькой накроем, вы нами только командуйте. А отдыхать мы уже устали. Тяжело вам самой управляться, готовить, убирать?

– Я ей все время предлагаю нанять домработницу – ни в какую не соглашается и слушать не желает.

– Да зачем же мне работница, для кого готовить и за кем убирать? Ведь я все время одна, Сережа вечно на службе: то в больнице, то в институте. А мне много ли надо – чашку чая? Хорошо, что вот дружок у меня есть. – И Елизавета Андреевна погладила маленькую собачку, которая совершенно спокойно реагировала на гостей, сидя у Вари на руках. – Вот с ней хоть поговорю, а то разучишься разговаривать, все одна и одна.

– Мама, довольно изливать душу, ты так замучаешь наших гостей, да и не такой уж у тебя плохой сын.

– А я разве говорю, что плохой, что ты, Сережа, что ты, Господь с тобой, ты у меня лучший сын на свете. Только вот жалко, внучков нет, вот я о чем.

И хитро улыбаясь, она прошла с гостями в столовую. Беседы и воспоминания затянулись далеко за полночь. Естественно, ни в какую гостиницу Вересовы не отпустили своих дорогих гостей, нашлось место в их большой четырехкомнатной квартире.

Глава первая

Москва. Начало XX века, шел 1911 год. В преддверии начала Первой мировой войны в России было неспокойно. Обстановка все накалялась. Все больше и больше становилось недовольных существующим строем. Шла внутренняя борьба между детьми и отцами, нередко заканчивающаяся семейной драмой. Исполнительный комитет революционеров, поддерживаемый растущим недовольством среди бедноты, как и образованного класса, даже среди приближенных к царю, объявил настоящую войну самодержавию, усиливающуюся с каждым годом. Все больше и больше шли разговоры о войне. Каждый старался быть вместе со своей семьей. Перестали ездить за границу, особенно в Германию. Все больше возрастала напряженность между Германией, Австро-Венгрией и Италией с одной стороны, Россией и Францией – с другой. Уже разворачивались боевые действия от северных до южных границ. Кругом шли сборы, прощанья, проводы. На всех вокзалах были сотни народа.

Но война шла так далеко от России, что русскому солдату было непонятно, куда и зачем его посылают драться. И не за русскую землю он воюет, и вдали от своего дома ему, возможно, придется найти смерть. Грустна и тяжела война, если она не окружена жертвенным порывом за Отечество!

Участились погромы усадеб. Нередко можно было наблюдать яркие факелы подожженных домов зажиточных помещиков.

Старая власть в России была свергнута, произошла буржуазная революция. В Петербурге образовалось Временное правительство, его возглавил Керенский. Его лозунг – «война до победного конца», а значит, страдания миллионов людей как в России, так и по всей Европе.

Грядущее впереди было во мраке, с большими потрясениями. Началась полная неразбериха. Русский народ, самый терпеливый в мире, похоже, тоже начал терять терпение.

Как и вся Россия, Москва переживает трагедию Отечества. Как и на всю страну, на нее легли тяготы военного времени, катаклизм февральской революции.

Глава вторая

Георгий Кириллович Вересов, сиятельный граф, был сенатором уже много лет. «Сенаторство» было его заветной мечтой. Назначили его за заслуги по управлению двумя губерниями. Занимая довольно значительную нишу в государственной колеснице управления страной, он гордо и с достоинством носил свою седовласую голову. Даже теперь, уже далеко не молодой, Георгий Кириллович выглядел великолепно: высокий, подтянутый, гордо смотрящий и знающий себе цену человек.

Свой дворянский род Вересовы ведут от Смоленского посадника Степана Вереса, которому за его заслуги и заслуги его предков еще при Петре I было пожалованы вотчины в Смоленской губернии, а графство они получили при Елизавете, тогда-то они и были приближены ко двору. У них было много родственников и в Москве, и в Петербурге.

Родился Георгий Кириллович в семье богатейшего тогда в Петербурге графа Вересова Кирилла Андреевича в 1857 году. Его детство и юность прошли при дворе, среди детей знатнейших особ того времени. Образование он получил за границей в Англии, знал несколько иностранных языков. Работал в дипломатической сфере много лет, сначала в Англии, затем во Франции. Вернулся окончательно в Россию уже в немолодом возрасте, будучи отцом почти взрослых шестерых детей.

Женился он на богатейшей московской красавице Ксении Александровне Шелепиной, только что окончившей институт благородных девиц. Ее прочили во фрейлины к Марии Федоровне, но Вересов, женившись, спешно увез молодую выпускницу во Францию, где тогда служил дипломатом.

Ксения Александровна была довольно образованная, с передовыми взглядами особа, и имела большое положительное влияние на своих детей, отдавая им лучшие свои качества. Муж очень любил ее, отдавая ей должное.

В обществе их считали прекрасной парой, ставя другим в пример. Во Франции у них родился их первенец Владимир в 1887 году. Затем – один за другим остальные дети: Аркадий в 1889 году, Николай – в 1890 году. Трое остальных уже родились по возвращении в Россию: Ольга, Михаил и Елена.

Вернувшись в Россию уже во время вступления на престол Николая Второго, Георгий Кириллович занимал видные посты по управлению государством.

В 1912 году, в возрасте 56 лет, ушел в отставку. Его кумиром в управлении государством был Столыпин. Тогда многие из аристократической молодежи увлекались его идеями. Зажигательные речи Столыпина в защиту крестьянства производили на молодежь того времени сильное впечатление. Его речи о зажиточном мужике многим казались выходом из тупикового положения России.

– Не нужны никакие великие события. Хлеб – вот сущность русской нации! Дайте им хлеба, горы хлеба, и Россия вот таким толстенным караваем урядится на всю Европу! А что для этого нужно? Крепкое фермерское хозяйство, и только. Здоровый, богатый мужик! А чтоб он стал таким, ему необходимо помочь!

И Вересов был полностью согласен со Столыпиным, считая, что необходимы срочные преобразования крестьянства. Но Столыпин оказался со своими прожектами в меньшинстве. Этот прогрессивный политик, предводитель дворянства, губернатор, бесстрашный, с большой ответственностью и чувством долга, способный отрешиться от рутины и искать выход из создавшегося в России тяжелого положения.

Вересов считал, что мы, российское дворянство, должны сплотиться вокруг Столыпина, чтобы противостоять тому хаосу, который происходит теперь в стране. Но после покушения на Столыпина он понял, что ничего в России нельзя изменить, слишком далеко все зашло. Георгий Кириллович потерял всякий интерес к своей работе в Сенате и ушел в отставку.

Во время пагубной для России Первой мировой войны с Германией он предрек своим детям:

– Что ждет Россию? Сейчас свершилась буржуазная революция, затем будет рабочая революция, все это на фоне Первой мировой войны, затем крестьянская революция на фоне Гражданской войны и полная анархия. Это крах. Гибель России. Не вижу будущности ее, только крах!

Владимир родился во Франции в 1887 году. Окончил в Англии университет права. Состоял на службе при дворе, преуспевал, занимая один из административных постов. Женился на княжне Дарье Васильевне Кошелевой в Петербурге, взяв богатое приданое. Жил своим домом, известным во всем городе. В 1913 году у них родился сын Дмитрий, и неожиданно для всего семейства Вересовых Владимир со своей семьей уехал на постоянное жительство в Америку. На вопрос отца, зачем он это делает, Владимир ответил:

– Папа, я считаю, всем нам необходимо покинуть Россию, пока есть возможность. Ты же сам предрек ее будущность. Нет самодержавия, нет царя. Это Временное правительство заведет страну в тупик, полный крах.

Георгий Кириллович понимал сына и не препятствовал его отъезду. Но сам с семьей не торопился уезжать из России. На данный момент его беспокоило разгульное поведение среднего сына Аркадия.

– Аркаша, ты же гордость России, честь ее и слава. А своим поведением оскорбляешь достоинство офицера, наша фамилия на слуху у всего Петербурга, неужели тебя это не беспокоит? Ты далеко не мальчик. Тебе скоро 25 лет, оглянись, что творится в мире, идет война. Тебя каждую минуту могут отправить на фронт, пора быть серьезным, сын.

– Не волнуйся, отец. Где надо, я достаточно серьезен, и будь уверен, я не уроню чести нашего рода. А что касается остального – сам видишь, что творится в мире, то же и в армии. Ты читал приказ нового Временного правительства под названием «приказ № 1»? «Отныне солдаты могут не выполнять распоряжения офицера, прежде не обсудив его в своем кругу. Они могут смещать и назначать новых по своему усмотрению. Честь офицеру отдавать стало не обязательным. А титулы вообще отменяются». Ну, как тебе такой приказ, отец?

Да только один такой приказ способен развалить любую армию, даже самую стойкую. А наш дорогой «правитель» Керенский вместо четкого приказа по армии разъезжает по войскам и уговаривает солдат воевать. Армия хороша, когда приказы выполняются. Но она гроша ломаного не стоит, если ее приходится уговаривать.

Идет «великая чистка генералов». Заслуженных, заметь, отец, генералов. Кто же займет их места, лапотник? Рабочий или интеллигентишка паршивый, который и понятия не имеет, что такое армия.

Все, что творится, прикрывается именем народа, полагая, что от его имени все дозволено, уничтожая этот же народ, объясняя необходимостью во имя светлого будущего. Какого будущего, отец? Какое может быть будущее, построенное на груде трупов невинных? Это провозглашают революционеры. Сами-то они у руля, а за все расплачивается простой народ, мы с тобой, отец, и наши дети еще будут расплачиваться за все свершившееся в России. Необходимо прекратить войну и в корне задушить провозгласителей этих идей, пока эта зараза не охватила все общество.

Ты прости меня, отец, я, конечно, не хочу вам с мамой приносить лишние волнения, но иногда хочется забыться. Володя с семьей уехал в Америку, не он один, ты оглянись, ведь многие наши знакомые уехали. Может, и вы с мамой уедете на время куда-нибудь, хотя бы в Европу? Мне было бы спокойнее знать, что вы в безопасности в это смутное время.

– Спасибо, сын, спасибо. Я очень рад был услышать тебя, рад вдвойне, что наши мнения во многом совпадают. Но это наша Родина, наша Россия, другой нет, и вам, молодым, решать ее судьбу… Мы с мамой хотели бы поговорить с тобой о другом. Ты ведь помолвлен с Аннушкой Юстафьевой, был сговор, когда же назначать свадьбу?

– Ох, отец, до свадьбы ли сейчас?! А впрочем, почему бы и нет. Решайте сами, я, в принципе, не против. Николай когда приезжает?

– Он, Аркаша, теперь не собирается приезжать. Он сейчас в Швейцарии, после военных действий в Германии он перебрался в Женеву. Туда из Питера уехала семья Монастырских, ведь с их дочерью он помолвлен. Он там оканчивает учебу и уже работает врачом.

Но на свадьбу, я думаю, он обязательно приедет. Значит, мы с мамой можем решать вопрос о дне свадьбы. Хотелось бы дождаться внуков. Надо жить, сын, время потрясений страны приходит и уходит, а люди остаются. Надо жить.

– Спасибо, отец, что понял меня. А насчет внуков – это не с меня надо спрашивать. Ольга замужем уже два года, ей и карты в руки.

– Да, милый, сдается, не очень счастлива твоя сестра. Она опять у нас дома. Не сидится ей в ее дворце. Чуть что – и к нам, и ничего не объясняет. Мы с мамой уж не лезем к ней в душу, так все понятно.

– Правильно, захочет, сама расскажет. Вадим Петрович, конечно, не находка муж. Я всегда был против этого брака. Как Оля могла согласиться на него? Стар, карьерист… Одно название чего стоит – интендант. Занимается снабжением армии, военный генерал. Счетовод какой-то, разворовал, раздел всю армию. Без конца разъезжает по войскам, ораторствует рядом с Керенским.

– Ну будет, Аркаша, не оскорбляй сестры, вышла, значит что-то нашла в нем.

– Нашла!? Хорошее не искать в человеке, оно на виду, всем открыто.

– Будет, будет. Ты же знаешь, как это было.

– Ладно, папа, я поехал в штаб. Да, вот еще что: ты бы побеседовал с Мишей, что-то у него с дисциплиной в корпусе не ладно, жаловался его ротный. Мне как-то неудобно. Сам не безгрешен. Да и времени уже нет.

– Что там он натворил, паршивец? С тебя берет пример. Спит и видит быть похожим на старшего брата. Усы уже отращивает, вот я ему. Гитару из рук не выпускает, Дениса Давыдова изображает.

– Ты не очень его воспитывай, отец. Парень молодой во взрослую жизнь вступает, хочется побыстрее. Все мы через это проходим.

– Ладно, ладно, разберусь, ты уж поезжай, Бог с тобой.

Аркадий уехал, а Георгии Кириллович, все еще под впечатлением от разговора с сыном, прошел в спальню к жене, думая по пути, что вот уже более четверти века они вместе, вырастили шестерых детей. А он не перестает приклоняться перед этой женщиной и в который раз благодарит про себя бога за такое подношение. А вот детей, похоже, судьба обходит в этом отношении. Оля – столько страданий выпало на ее юную голову. Надо же было ей влюбиться в 16 лет, и в кого? В учителя танцев! Как страдала, сколько было с ней хлопот. Потом, вроде, успокоилась, а может, просто наступила себе на душу, чтоб не болела. А через два года, не раздумывая, вышла за Вадима Петровича. Как же – генерал, перья распускал около ее, как павлин. Живет, вроде бы, в достатке, не жалуется, но чувствую всем сердцем – нет и тени там любви к мужу, а похоже, и уважение пропало, детей тоже нет. Вот и мечется девочка между своим и родным домом.

Зайдя к жене, застал ее за работой.

– Ксюша, к тебе можно?

– Что же ты спрашиваешь дорогой, тебе всегда можно. Как здоровье?

– Что ему сделается. А ты все за работой, все вышиваешь? Сколько уже этих покровов ты понаделала, чай все монастыри снабдила.

– Не кощунствуй, милый. Это не для монастыря, для Бога, работать необходимо. Ты ведь тоже не сидишь без дела.

– Да какие теперь дела? Сейчас беседовал с Аркашей насчет свадьбы, выяснял, не передумал ли он жениться, сговор был, а время идет.

– Мне кажется, Аркаша не горит особым желанием жениться, уж больно спокоен на этот счет.

– Ты права, дорогая, особой любви там нет. Когда я тебя сватал, часа не мог дождаться, когда под венец поведу, вся душа горела.

– Спасибо, родной, я знаю. Что же он?

– Согласен. Назначайте время сами с мамой – сказал и уехал.

– Да, спокоен. Может подождать, пусть еще подумает.

– Некогда ему думать, Ксюша, некогда: война, время не для раздумий.

– Думаешь, его могут забрать на фронт? Не приведи Господь, только не это.

– Фронт – это не самое страшное, это еще полбеды. Хуже – гражданская война, здесь, внутри России, когда пойдет брат на брата. Тогда он и сам не усидит дома, да и никто не усидит, вот что страшно.

– Гошенька, неужели все так плохо в стране?

– Что ж хорошего? Все валится, идет раздел власти, никто работать не желает, все хотят командовать. Аркадий порассказал такое про армию, что в голове не укладывается. Что будет дальше, одному Богу известно. Надо, Ксюша, играть свадьбу. Сегодня же поеду к Юстафьевым, назначим день венчания. Да необходимо дать Николаю телеграмму, пусть приезжает.

– Володя, конечно, не приедет, уж очень далеко.

– И незачем. Так сложно было с отъездом, вдруг потом не выпустят, Бог с ним, пусть живет. Вроде, неплохо устроился, второй сын родился.

– Внуки родятся, а мы их не видим, грустно.

– Не грусти, дорогая, еще не последние внуки на наши руки.

– Скучаю я по Митеньке, только ходить начал – увезли.

– Будет, будет, не трави себе и мне душу. Оля у себя?

– Где же ей быть, у себя, наверху.

– Как где? Дома. Чай есть свой дом, семья.

– Перестань, какой дом – пустые стены. Дом – это не коробка со стенами и потолком, дом – это любимый муж, дети… Все молчит. Болит у меня за нее душа.

– За всех у нас болит душа, на то мы и родители. А где Михаил, видно, опять был дома? Балуешь ты его. В корпусе он обязан быть, в корпусе, и нести добросовестно службу. Сам выбрал себе дорогу, никто не принуждал. Поэтому изволь исполнять.

– Да будет тебе. Чего расшумелся. Что ты на меня-то кидаешься. Я ведь не солдат, а ты – не генерал. Раскомандовался. Чего зазря нервы тратишь. Мишенька – чудный мальчик, хорошо учится, любит свою профессию. А что веселый, друзей много – разве это плохо? Забыл себя молодого. А дома был, приходил взять немного угощения. У друга именины, решил угостить. А насчет свадьбы ты прав, поезжай. Аннушка хорошей станет женой Аркаше, матерью его детей. Сколько таких семей, чем он лучше других. Не это сейчас главное в их жизни.

Пришла телеграмма, приезжает на свадьбу Николай.

Наконец встретились братья. Уже пять лет отсутствовал Николай в России. Аркадий был совсем юноша, когда тот уехал за границу учиться. И теперь встретились двое совершенно взрослых мужчин. Они были почти одногодки, и взгляды у них были схожи, росли братья дружные. Вот только внешне не были похожи. Аркадий – красавец, весь в отца, мужественный, статный. Ему по природе надлежало быть военным, форма которого была по нему скроена.

Николай – внешне был в мать, небольшого роста с тонкими, нежными чертами лица, и все его движения были размеренные, аккуратные, сам Бог велел быть ему доктором.

– Ну здравствуй, братишка!! Давненько мы с тобой не виделись, совсем ты европейцем стал, отрекся, что ли, от матушки-России? – шутил Аркадий, обнимая брата.

– Не говори ерунды, Аркаша, Россия – это святое. Необходимо закончить учение. Закончу – сразу сюда, и дня не задержусь!

– А как же работа? Потом, у тебя же там намечается свадьба, невеста-то где?

– Что работа? Работы, я думаю, и здесь будет достаточно, особенно сейчас. Я думаю, были бы руки. А дело для них найдется. Так что ли, Аркаша, дорогой мой братишка?! А насчет свадьбы – пока не ко времени, надо ученье закончить. А Варенька здесь, приехала со мной к тебе на свадьбу. Цени, брат! Она сейчас у матушки с Олей и Леной. Женщины.

– Что, недолюбливаешь женщин, а жениться собираешься? Признавайся, Николай, как на духу. А насчет работы ты прав, брат, твои руки дома будут ой как нужны, дорогой. Я рад, что у тебя прежние взгляды, мы ведь всегда понимали друг друга.

– Ты-то как, Аркаша? Что собираешься делать? Война вот-вот кончится, вряд ли в ней тебе придется участвовать, к счастью.

– Здесь ты прав, Коля, я и не собирался воевать, но все же придется, и ох как придется. И не в Европе, а здесь, дома, и это куда страшнее, брат, и неизбежнее. Слыхал, наверное, собирается Белое движение. Белые против красных. Названия какие дали! Красные – это большевики, которые сейчас подняли головы; вокруг стачки, забастовки рабочих. Хотят власти, и кто? Лапотники неграмотные! А что они умеют, что знают, чтоб властвовать? Уму непостижимо!

А белые, стало быть, мы, не желающие отдавать власть в их руки. Мироеды, так теперь нас величают господа большевики. Вот и будем драться. Кто кого! И это будет страшнее любой войны, без понятий о тактике и законе. Пойдут на нас с вилами и топорами. А мы ведь, Коля, не обучены драться такими методами. Не обучены, а придется.

– Ты ужасные вещи говоришь, брат. Как это – драться? С кем? Со своим народом, ведь мы все русские, как можно?

– Что русские – пойдет отец против сына, брат против брата. Вот что страшно, Коля, вот что пугает – хаос. И он уже начался в войсках. Может, и правильнее было бы тебе повременить с приездом в Россию. Ну, какой ты боец? У тебя по жизни совсем другое предназначение, брат – милосердие. А оно теперь здесь не востребовано.

– Ты не прав, Аркадий, милосердие всегда во все времена и везде востребовано, а здесь, дома, тем более, и именно сейчас. Ладно, довольно о грустном. Как твоя невеста? Ты счастлив? Аннушка – чудная девушка, вы ведь давно дружны.

– Согласен, дружны мы давно, а вот любим ли друг друга – не уверен, да так, наверное, и лучше, меньше будет слез при расставании.

– А каком расставании ты говоришь, Аркаша, что ты задумал, да еще в канун свадьбы?

– Нет, нет, ничего я не задумал. Просто это может случиться, не сейчас, конечно. А сейчас будем веселиться, брат, будем жить, это прекрасно – жить!