Текст книги "Живи и помни"

– Что же мне делать? Как поступить?

– Да, положение… Конечно, твоей вины здесь нет, это отлично знает Осип Кузьмич. Он тебя любит и ценит. Но ты же знаешь, как летят направо и налево чиновники и повыше Осипа Кузьмича. И кто станет разбираться – кто и что? Может, и обойдется, а может, будет стоить тебе места. Я советую – молчи пока. Вряд ли это родство всплывет. Ведь ты же не встречался с Лопатиным здесь, в Петербурге?

Семен промолчал о тех нескольких встречах и о своем более чем теплом отношении к Герману Александровичу. И все же решил последовать совету Сергея. Но дело закрутилось еще с большей силой, и все решилось само собой. Было совершено покушение на Судейкина: он был убит двумя народовольцами. А организатором этого покушения был не кто иной, как Лопатин. Мало того, он был во второй паре террористов. Если бы первой паре что-то помешало, то пришла бы очередь Лопатина с напарником. Началось расследование, во время которого выяснилось, что Судейкин готовил покушение на самого шефа жандармерии графа Толстого. И тот, узнав об этом, притормозил расследование, чтобы не дошло до императора, который был крайне недоволен полицией. Это помогло Лопатину скрыться за границей. Был объявлен розыск.

Вот тогда-то Каменев и был приглашен к начальнику своего отдела Осипу Кузьмичу Веригину.

С утра, надев парадный мундир камер-юнкера, Семен отправился в присутствие.

– Вы меня приглашали, ваше превосходительство, – доложил Семен.

– Проходите, проходите, голубчик, – сказал Осип Кузьмич, – присаживайтесь, есть разговор. Ты сам знаешь мое отношение к тебе, к твоему батюшке. И работой твоей я очень доволен. Но меня беспокоит вот что: ты, наверное, знаешь о покушении на Судейкина.

– Да, читал докладные, – ответил Семен, догадываясь о теме разговора.

– А имена убийц тебе известны?

– Конечно. Если вы имеете в виду Лопатина, то и это я знаю. И поверьте, ваше превосходительство, не менее вас обеспокоен и шокирован этим. Я уже собирался к вам за советом, но вы опередили меня.

– У меня, голубчик, нет никаких претензий к вам. Я вот о чем думаю: как раскопают наши ищейки о вашем родстве, начнем мы с тобой оправдываться. А как они повернут это дело, одному Богу известно. Боюсь, как бы ты не пострадал от этого случая. Поэтому мой тебе совет: подавай сейчас же в отставку – и к батюшке, в Таганрог, подальше от греха.

Семен спокойно слушал начальника, не перебивая его, давно готовый к подобному развитию событий.

– Дело это временное. Ты молод. Главное – сохранить незапятнанную репутацию. И послушай меня, старика, другого я бы не посоветовал и родному сыну.

Веришь?

– Верю, Осип Кузьмич. Спасибо за заботу, я с благодарностью последую вашему совету, – Семен встал, прощаясь.

– Погоди, я тут Петру Семеновичу письмо написал, передашь. Дай я тебя обниму. Ну, с богом, может, все и обойдется. Лучше, чтоб никто не знал, сам понимаешь.

– Спасибо еще раз, Осип Кузьмич, за доброе участие, спасибо.

Семен вышел из кабинета.

– Все, конец карьере.

Но он почему-то не чувствовал себя ущемленным. Зашел в приемную, где ждал его Сергей, и они прошли к нему в кабинет.

– Ну, рассказывай, не томи: зачем вызывал Осип Кузьмич?

– Что рассказывать? Ты и сам, наверное, догадываешься: подаю в отставку.

– Не может быть! Так плохо?

– Хорошего мало. Ведь из-за последнего покушения на Судейкина Герман Лопатин приговорен к смертной казни. Идет розыск. То, что он мой родственник, Осип Кузьмич отлично знает. Он знает всю нашу семью и отца Германа тоже. Они ведь все трое вместе служили, правда, отец Германа давно на пенсии. Он так гордился сыном, это его убьет. Это его отец, благодаря своим связям и моему отцу, помог в первый раз при аресте Германа перевести его на более легкую ссылку – ташкентскую. А сейчас, перед тем, как организовывать покушение на Судейкина, Герман добился ужесточения ссылки, чтобы не подвести своего и моего отца. Как будто им от этого станет легче… Все это мне рассказал Осип Кузьмич. Благороднейший человек. Настоятельно советует подать в отставку и быстрее в Таганрог, к отцу, подальше от Петербурга.

– Да, а ведь он совершенно прав, Семен. Поезжай, и как можно быстрее. Этот разговор навсегда останется между нами. Больше не встречайся ни с кем, даже с Ксенией. Друзьям я объясню, что срочно выехал – нездоровится батюшке. Там ты можешь подумать: возвращаться ли? Ксении напиши письмо, я передам. Заодно вдали поймешь и определишься в ваших с ней отношениях. Мне почему-то всегда казалось, что вы мало подходите друг другу. Но это, конечно, только тебе решать.

Сборы длились недолго: какие они могут быть у холостого человека? Вечером Семен с Сергеем были уже на Московском вокзале, через 10 минут отправляется поезд.

Дав родителям телеграмму о своем приезде, Семен окончательно успокоился. Все-таки в душе он был не совсем светский молодой человек. И блестящая жизнь в Петербурге его слегка тяготила. Семена больше тянуло к природе, спокойной, размеренной жизни.

Приехав в Дубовое, он застал в имении полный переполох. Отец с матушкой настолько были рады возвращению сына, о котором уже и не мечтали, что радовались, как дети, тому, что произошло. Они понимали, что загублена карьера сына, но ничего с собой не могли поделать. Они были счастливы, что придется доживать рядом с любимым сыном.

Семен тоже особо не страдал. Сельская жизнь его никогда не угнетала. У него всегда находились дела, и им он отдавался без остатка.

После сырого Петербурга вырваться на степные просторы Приазовья – это ли не счастье?

Семен ходил в море, ездил с друзьями из соседних имений на охоту в степь, вообще, скучать было некогда. А на зиму всей семьей собирались перебраться в город. Ведь теперь появился молодой хозяин, который мог заниматься всеми сборами, переездами, что давно уже было батюшке тяжело.

Семен съездил в Таганрог и подготовил дом к приезду родителей, он был рад заботе о них, чтоб как-то облегчить их старость.

– Батюшка, все готово, вещи отправлены, прислуга уже на месте, очередь за вами с матушкой, надо поторопиться, пока дороги не раскисли.

– Хорошо, милый. Ты себе не представляешь, как мы с матушкой твоей счастливы, что ты рядом. Мы уже давно не выезжали в город, отвыкли от общества. Надо, надо матушку порадовать, а то она в последнее время начала хандрить. А там у нее приятельницы. С богом, сынок, едем!

Стали тщательно укладываться, боясь что-то забыть, по десять раз проверяя узлы и корзины. Наконец тронулись.

Карета старая, огромная, как и они сами, с гербом на позолоченных дверцах и на огромных рессорных колесах. Ехать в ней было покойно и удобно. Но маменька насовала туда столько всякого дрязгу, что едва сами поместились, боясь пошевельнуться, чтобы что-то не разбить, не раздавить. Естественно, Семен ехал в своей коляске, сидя на облучке. Чувствовал себя отлично. И хотя езды до города было чуть более двух часов, они тащились до вечера. Приехав в подготовленный дом, родители не почувствовали никаких неудобств, войдя сразу в привычную колею. Все шло, как уже много лет.

Семен с удовольствием встретился с Таганрогом. Он понял, насколько ему небезразличен этот город, о котором он знал все, чем тот живет и как дышит. Они с батюшкой навестили Алексея Владимировича Богданова. Саша уже два года как женат, и у него растет сынишка Алеша, в котором дед души не чает. От Александра Семен узнал, что Мирзоян четыре года назад скончался. Был огромный процесс – делили наследство. Ведь у Мирзояна было двое детей от первого брака. Поэтому из всего наследства Ольге Николаевне досталась только третья часть. Но и этого ей хватит на две жизни. Оля вторично вышла замуж, у нее двое детей, счастлива.

– Ты уж не появляйся там. Мало ли все как обернется. Зачем беспокоить женщину? Она мать двоих детей. Муж – вполне приличный человек, – немного смущенно говорил Александр.

– Ну что ты, у меня и в мыслях не было такого. Я всегда чувствовал себя виноватым, что вклинился в ее судьбу, а разделить ее с ней не смог. Поэтому очень рад, что она смогла обрести покой и счастье.

– Чем думаешь заниматься? – спросил Саша. – Ведь не будешь же ты сидеть дома в свои тридцать лет?

– Конечно, нет. Что-то надо делать. Пока еще не решил, надо оглядеться. Но только, что больше от стариков не уеду – это точно. Нельзя мне от них уезжать.

– А зачем уезжать? Поступай на службу, женись, заводи семью, – засмеялся Александр.

Так беседовали два друга детства, шутя и серьезно. Семен понимал, что Саша прав, надо чем-то заниматься.

«Надо посоветоваться с батюшкой», – подумал он и прошел после чая в кабинет к отцу.

– Батюшка, разрешите побыть у вас?

– Конечно, дорогой, я всегда рад твоему присутствию.

– Я хотел бы с вами посоветоваться: чем мне в городе заняться? Нельзя же слоняться без дела.

– А дом, а имение? Этого разве не достаточно?

– Конечно, нет! Этого мало для молодого и здорового. Я думаю заняться в Таганроге юридической практикой. Я ведь юрист, и практика у меня достаточная.

– Что ж, дело хорошее. Я думаю, что будет лучше, если ты откроешь свою юридическую контору и будешь заниматься практикой, ни от кого не зависим. Это будет у тебя любимым делом, а не средством к существованию.

– Да, вы правы, это лучшее, что можно придумать.

– Тогда с Богом, дорогой, приступай, я очень рад. Только не торопись, приглядись, посоветуйся с Алексеем Владимировичем.

Отец Семена был безмерно счастлив, что сын рядом, здесь, под боком, в Таганроге открывает свое дело.

А Таганрог осенью, после изнуряющей летней жары и зноя, умытый осенними дождями, стоял чистый и прозрачный. Исчезли толпы отдыхающих, стало тихо и уютно. Все уже вернулись с летних дач. Наступило время отдыха природы и человека. То тут, то там задавались балы, справлялись свадьбы, начался театральный сезон. Сезон открылся оперой Россини «Севильский цирюльник». Театр был полон после летнего перерыва, Семен с удовольствием отдавался тому настроению, что царило в зале. И в этот раз он не прислушивался, не приглядывался к исполнению, он просто наслаждался музыкой, игрой, почувствовав, что он дома.

В здании дворянского собрания попечительный совет давал бал в честь открытия зимнего сезона, куда, разумеется, были приглашены и Каменевы. Несмотря на возраст, матушка всегда старалась присутствовать на балах. Во-первых, это избавляло от скуки, во-вторых, они общались там с приятелями: беседовали, играли в карты, к чему старший Каменев был весьма неравнодушен. На этот раз им тем более хотелось присутствовать на балу, ведь с ними был сын. Они втайне надеялись его женить. А где смотреть невест, как не на балу?

Зал был огромный. Отдохнувшая и посвежевшая публика заполнила его до отказа. Оркестр играл замечательно. Танцы сменялись один за другим. Семен во фраке выглядел великолепно. Он от души веселился, сбросив весь груз забот, что давил его последнее время.

Вдруг он увидел девушку – скорее, не девушку, а ангела…

Легкая пушинка, с развевающимися локонами черных волос. Широко поставленные глаза излучали веселье и радость. Радость от шума музыки, красоты, окружающей ее. Чувствовалось, что наряд, бальное платье, надетое впервые, по-взрослому оголив худенькие еще плечи, немного смущали ее, но она, увлеченная танцем, тут же забывала об этом. Семен, собравшись было пригласить очередную даму, тронулся по залу, да так и стоял, завороженный этим видением. Он стоял, смотрел и улыбался, сам не зная, чему, даже громко рассмеялся, а мимо проплывали пары, задевая его. Опомнившись, Семен сел. Потом, не дожидаясь начала нового танца, кинулся к ней, боясь, что она упорхнет и исчезнет навсегда. Не понял даже, что же они танцуют, разобрав лишь спустя несколько минут, что это был вальс. Танцевали они прекрасно. Семен без всякого усилия вел свою партнершу, больше того – старался ее удержать, чтобы не упорхнула.

– А вы меня не узнаете? – сияя счастливыми глазами, спросила девушка.

– Нет, извините, но есть что-то от ангела, – шутил Семен.

– Нет, я серьезно. Ведь вы же видели моих родственников, когда приглашали?

– Откровенно говоря, нет, я видел только вас! – уже совершенно серьезно ответил Семен, и это была чистая правда.

– Да я же Аннушка, или, если хотите, Анюта Лопатина. Вы же гостили у нас шесть лет назад. Конечно, я была тогда ребенком.

И Семен сразу узнал ту, что нежным, душистым дуновением промелькнула тогда, оставив в душе его радостный и грустный след. После танца он представился матери Аннушки и ее сестре, которые, смеясь, поздоровались с ним.

– Как вы оказались в Таганроге? Перебрались сюда из Ростова? – спросил он у матушки.

– Да нет, мы живем все там же. Разве вы не знаете, что Оленька вышла замуж и теперь живет здесь. А мы с Анютой – ее гости. Так и оказались на балу, тем более – на первом для Аннушки. Вы уж, Семен Петрович, пожалуйста, проследите, чтоб этот бал не оставил у нее разочарования.

Надо ли было говорить Семену об этом? Он был безмерно счастлив только смотреть на нее, не говоря уж о танцах.

Весь вечер почти все танцы они танцевали вдвоем. Им было хорошо вместе, весело, легко. А сопровождающая их музыка только придавала всему этому общению еще больше прелести. Проводив Лопатиных до кареты, Семен все еще не мог опомниться от того впечатления, которое произвела на него Анюта (так он в душе называл ее).

На следующий день Каменев отправился с визитом к Лопатиным, вернее, к Прокоповичам, такая была теперь фамилия Ольги, вышедшей замуж. Мария Александровна была одна с дочерьми. Федор Александрович оставался в Ростове, зять был на службе. Они ничего не знали о переменах в карьере Семена и мало что слышали о судьбе Германа Лопатина, который приходился Федору Александровичу племянником.

– Рассказывайте, рассказывайте поподробнее: что вы теперь, где?

Семен вкратце рассказал о себе, о том, что собирается делать. Он не хотел раньше времени расстраивать их известием о судьбе Германа, поэтому причиной своего переезда назвал родителей, то, что ему необходимо о них заботиться. Рассказывая, Семен не сводил влюбленного взгляда с Аннушки, что, конечно, не укрылось от наблюдательных глаз матери. Аннушка сидела, потупившись, щеки ее то вдруг краснели, то бледнели.

Распрощавшись, Семен, как на крыльях, отправился домой.

– Я влюблен! Я влюблен!

Никогда еще душа так не ликовала. Образ Нюточки, почему-то маленькой, десяти годов, стоял перед ним. И он не мог на него налюбоваться.

«Да, конечно. Я обязательно приеду – а как же иначе?» – думал он, вспоминая приглашение Марии Александровны и то, что почему-то заметил тревогу в ее глазах, но не придал тогда этому значения.

«Надо будет поговорить. Может, что случилось, и им необходима помощь?»

Так думал и мечтал влюбленный Семен, подъезжая к дому. Что б он не делал, он только думал об Аннушке, представляя ее своей невестой, женой… Глаза его светились радостью и счастьем. И он вспомнил Сережу Юшкова, который с таким же глуповатым видом стоял при венчании возле Вареньки, и Семен тогда с недоумением поглядывал на друга, с трудом узнавая его. Теперь он понял причину, когда влюбился сам. И вид – глуповатый, радостный – его больше не смущал, лишь бы быть рядом, вместе.

Отец обратил внимание на приподнятое настроение сына, приписав это удачно складывающимся обстоятельствам насчет юридической конторы, не приставал с расспросами. Но вечером Семен не выдержал и сам пришел к нему.

– Батюшка, что бы вы сказали, если бы я собрался жениться?

– О, сын, да мы с мамой только об этом и мечтаем! Мы просто не хотели тебя к этому подталкивать.

– Я, кажется, влюбился, и не на шутку!

– Кто же она, наша будущая дочь? – улыбнулся отец.

– Это… Это Анечка Лопатина! Правда, я еще не знаю, как она отнесется к моему предложению руки и сердца. Что ты на это скажешь, отец?!

Улыбка медленно сошла с лица Петра Семеновича, и оно постепенно темнело, глаза наполнялись грустью и в то же время – нежностью к сыну.

– Милый, но ведь она твоя племянница!!! Разве можно жениться на племяннице?

– Да, я знаю. Но ведь были такие случаи. Церковь давала на это особое разрешение. Почему нам не дадут?

– Да, были, не спорю. Но это может пагубно отразиться на наследниках – смешение родственной крови. Даже если не брать в расчет мое недоумение, Лопатины на это никогда не согласятся.

– Если ты сам поговоришь с Федором Александровичем, то согласятся, я уверен. А уж остальное – я сам.

– Хорошо, дорогой, я попробую. Но лучше бы было тебе отказаться от этой затеи.

Однако как Семен мог отказаться, когда он был безумно влюблен, когда это стало смыслом его жизни, его дыханием?

– Батюшка, ты пока не говори ничего маме, – чуть смущенно попросил Семен.

– Не волнуйся, все, что смогу, я попытаюсь сделать. Ты же знаешь, что для нас с матушкой значит твое счастье.

Засыпая, Семен перебирал в памяти детали встречи с Анютой, вспоминая ее смущенный, нежный голос при прощании, и был почти уверен, что он тоже ей не безразличен.

А Анечка Лопатина, не менее Семена потрясенная вспыхнувшим чувством к нему, не знала, с кем бы ей поделиться этой великой тайной. Она никогда не думала, что так бывает и что это произойдет именно с ней. Наблюдая за Олей, за ее спокойным, расчетливым браком, Аня не стремилась к замужеству.

«Ну что за прелесть быть женой чужого человека? – думала она раньше. – Чем плохо жить с матушкой и отцом, которых ты любишь и которые в тебе души не чают. И вдруг такое???»

Хотелось видеть только его, слушать только его голос, видеть свое отражение в его глазах. Она вспоминала бал, когда Семен не замечал ничего вокруг, видел только ее одну, только ее…

Аня побежала к матери и все ей рассказала. Она ведь – ее самый лучший друг. Ждала, что весь мир будет радоваться ее счастью, не только мама. Однако мать уже смутно догадывалась еще раньше, глядя на Семена, но гнала от себя эту мысль.

– Нюта, деточка, но ведь он – твой родной дядя! – в ужасе вскричала мать. – Как можно? Вы же родные…

– Ну и что? – недоумевала дочь. – Разве это имеет какое-либо значение? Я люблю его, вот что главное!

– Нет, этого нельзя, это не по-христиански, церковь не позволит!

Мама говорила еще что-то, но Аннушка уже не слушала, она только чувствовала, что это – запрещенное, ей нельзя любить, нельзя быть с ним, видеть его. Все плыло у нее перед глазами, исчезли перепуганная Оля, мама. Аня упала, очнулась уже в постели. Рядом сидела мама с работой, тихо стучали часы. Нюта не поняла, отчего она в постели, и вопросительно посмотрела на мать.

– Да, дорогая, доктор советует тебе побыть немного в постели. Ты чего-нибудь хочешь? – спросила мама, стараясь скрыть тревогу и волнение предшествующего разговора.

Аня лежала молча, стараясь припомнить, что же произошло. И вдруг, словно искра, в голове вспыхнула мысль. Она же влюбилась в Семена Петровича! И улыбка расплылась по ее лицу. Она вспомнила и поняла, отчего она в постели. Нюта подняла на мать глаза и сказала:

– Хочу его видеть!

– Что ты, нельзя! Зачем? Он уже был здесь, и я ему отказала в приеме, сказав, что ты больна.

– Я хочу его видеть! – опять проговорила Нюта, не слушая, что говорит мать.

– Господь с тобой, Аня, сейчас ночь, о чем ты говоришь? Завтра все решим, а сейчас необходимо уснуть, приди в себя. Доктор беспокоится, что может быть горячка.

Аня замолчала и закрыла глаза. Она почувствовала себя глубоко несчастной.

На следующий день Семен Петрович опять поехал к Лопатиным с твердым намереньем переговорить с Марией Александровной и Аней и просить ее руки.

Он приехал рано утром, его приняли и попросили пройти к Марии Александровне. Поздоровавшись и узнав о самочувствии Анны, Семен сразу перешел к главному, ради чего он здесь.

– Мария Александровна, я приехал к вам, чтобы просить руки вашей дочери Анны Федоровны! Я ее люблю и надеюсь сделать ее счастливой. Правда, я еще не спросил ее согласия, решив прежде переговорить с вами.

Мария Александровна смотрела на Семена без ненависти, хотя он, очевидно, причинит ее дочери много горя, он ей нравился.

«Ну почему, почему вы родственники?! – думала она, молча глядя на говорившего что-то Семена. – Я была бы счастлива назвать тебя сыном, зятем. Но что же делать, если так сложилась ваша судьба?» И понимая, что тот просит руки Анюты и что ему необходимо отказать, она сказала:

– Нет, это невозможно! Никак невозможно! Вы же родственники, вы родные! Что скажет церковь?!

– Возможно, Мария Александровна, возможно! Мой батюшка сегодня поехал к Федору Александровичу, и с церковью все уладим. Главное – ваше согласие и Анны Федоровны, а все остальное не имеет значения.

– Нет, нет, я на это не соглашусь. Это большой грех. Простите меня, но я не даю своего согласия, – удивляясь самой себе, твердо ответила Мария Александровна, всегда такая спокойная.

– Я бы хотел переговорить с Анной Федоровной.

– Нет, она больна. И я считаю, что вам не следует встречаться с моей дочерью, – холодно заметила Мария Александровна.

Семен уехал. Дома он с нетерпением ждал возвращения отца от Федора Александровича. Никакие мысли не шли ему в голову. Он просто сидел и ждал, голова его была пуста, мысли отсутствовали совершенно.

Матушка позвала к обеду. Семен спустился в столовую, что-то отвечал матери, что-то ел, но что – не помнит. Раздался звук подъезжающей кареты, Семен встрепенулся и выскочил во двор.

«Сейчас, сейчас все решится», – подумал он, глядя на вылезающего уставшего отца.

– Ну что, как все решилось, батюшка? – спрашивал Семен, не давая отцу сойти на землю.

– Обожди, дай же мне выйти, выбраться отсюда. Дорога такая, что не приведи Господь, всего растрясло. Идем в дом.

Семен молча последовал за отцом. Он уже догадался, что не все благополучно, и от этой мысли больно сжималось сердце. Усевшись у горящего камина и грея озябшие руки, отец заговорил.

– Что ж, ты меня просил, я поехал. Я оказался прав:

Федор Александрович и слушать не захотел об этом браке. Он так разволновался, что мне стоило большого труда его успокоить. Он ведь очень богобоязненный человек. Пока я жив, говорит, подобного греха на душу не возьму. Да и, откровенно говоря, я с ним согласен, я бы тоже сказал подобное.

– Ты, наверное, плохо старался, папа! – вскричал Семен. – Я уверен, если бы ты захотел, то все бы получилось.

– Господь с тобой, Семушка, да разве я смог бы против тебя… – опечалился отец.

– Прости, батюшка, сам не знаю, что говорю, – извинился Семен. – Ведь я сегодня был у Лопатиных, делал Анне предложение, получил отказ от ее матери, а ее даже ко мне не выпустили, не позволили встретиться, поговорить. Сказали, что больна. Я не знаю, что мне делать, понимаю, что теряю ее, а как удержать – не знаю.

– Против бога и людей не пойдешь, сынок, смирись… – грустно заметил Петр Семенович. – Помоги и ей смириться, не встречайся с ней. Тем более что отец срочно послал уже за ними карету, чтобы вернуть жену и дочь в Ростов.

Убитый горем Семен был один. Он действительно не знал, что делать.

– Мне надо переговорить с Аннушкой, чтобы никто не знал.

И он стал строить планы, как бы ему встретиться с ней. Решил: пусть все немного уляжется, и тогда он поедет в Ростов и найдет возможность повидаться с Анной.

А пока необходимо взять себя в руки, нельзя же так раскисать.

Каменев открыл в Таганроге юридическую контору для промышленников и горнодобытчиков. Это то, что он хорошо знал и в чем разбирался. Работы было не много, и она не тяготила его. Правда, приходилось много разъезжать. Однажды, сказав родителям, что едет по делам, он сам отправился в Ростов, чтобы встретиться с Анной. Устроившись в гостинице, где его никто не знал, Семен стал посещать места, где бы он мог повстречаться с Анной так, чтобы не встретить родственников. И такая возможность представилась. Он встретил ее на бульваре и поразился ее виду. Аня была бледна, и без того огромные глаза теперь были еще больше, в пол-лица. Это была и Анна, и нет, исчезли ее искрящийся смех и радость, она была грустна и подавлена.

Увидев Семена, Аня обрадовалась и испугалась одновременно, кинулась к нему.

– Я люблю, люблю вас, больше жизни люблю, – скороговоркой произнесла она. – Но как нам быть? Никто не желает понять этого. Родители категорически против. Особенно папа, он болен, и мне его жаль. Что же нам делать?

– Милая, милая моя девочка, я все знаю, все испробовал и не могу никак себе представить, что ты не моя. Я так тебя люблю, в тебе – вся моя жизнь! Все мое счастье! Но, видно, не судьба.

– Да, папа болен. Вы, наверное, знаете историю с Германом Лопатиным? Его приговорили к смертной казни, он в розыске. Папа сразу слег, а тут еще я…

Давайте немного подождем, пусть все уляжется. Может, и нам улыбнется судьба. Я вас всегда буду любить и ждать. Мне тоже нет без вас жизни.

Так беседовали двое влюбленных в зимний, морозный день, гуляя по городскому саду. Искрящийся снег сыпал им на головы, покрывал их белым пухом, но они не замечали ничего вокруг. Они видели только друг друга, боясь расстаться. В первый и последний раз Семен поцеловал Анечку и кинулся к выходу, боясь, что если он задержится еще хоть немного, то уже не сможет оторваться от нее, не сможет уйти, погубив ее и себя.

Шло время, не принося никаких перемен. Оно было тягучее и ненужное без Анны. Семен совсем сник. Отец, видя, что творится с сыном, решил серьезно поговорить с ним.

– Семушка, давай разговаривать, как мужчины. Твое состояние мне понятно, и я разделяю твое чувство, сам был молод. Но давай все обсудим по-деловому. В принципе, все вроде бы за вас, кроме отца Анны. Но посуди сам: можно ли теперь браться за уговоры, когда отец так серьезно болен? Ты можешь взять на себя все ответственность за последствия? Я думаю, нет. Поэтому я считаю, что надо подождать, повременить, может, потом все и получится. Ведь Аннушке всего 17 лет. Вам ничего не остается, как подождать. И вот тебе мой совет, дружок: поезжай за границу! Развейся! Новая обстановка, новые люди… Здесь от тебя никакого толку. А к лету вернешься. Время лечит, и расставание все расставит по своим местам.

– В Италию! Я давно мечтал о ней, меня интересует живопись, античность…

– Вот и отлично! Куда хочешь! – Отец был счастлив, он не ожидал такого быстрого согласия со стороны сына. – А с матушкой я сам поговорю, не волнуйся, все будет хорошо.

Семен был признателен отцу за это предложение, он понимал, что здесь ему точно не справиться со своим горем. Работы до лета практически никакой, он может пока закрыть контору.

Итак, заграница…