Текст книги "Живи и помни"

– Лопатин?.. Герман Александрович?.. – вскричал Семен изумленно. – Да вы знаете, кто я? Я ваш кузен! Да, двоюродный брат, Каменев Семен Петрович!

Лопатин тоже с изумлением смотрел на Семена, но его эмоции не были настолько резкими и сильными.

– Право сказать, встреча довольно неожиданная. Я, конечно, знал, что вы учитесь в Петербурге, но чтобы встретиться вот так, да за такими спорами… Извините, не ожидал. Очень рад. Что ж, это делает вас еще более интересным собеседником. Я уважаю интересных, любопытных людей. Нельзя просто плыть по течению.

Ну, расскажите о Таганроге, о себе, о родных. Давно там не был, все как-то не хватает времени. Мне нравятся южные города. Они придают остроту нашей жизни, как острая приправа к соусу. Северные города – более пресные, бесцветные. Не хватает яркости, что ли?

Так беседовали двое, почти одного возраста молодых людей. Оба – образованные, умные. Один – ищущий в своей жизни ответа на многие вопросы. А другой – в основном, уже знающий эти ответы и решивший, что ему надо от этой жизни и чем она будет заполнена. Оба были полны сил и энергии, красивы и молоды.

Глава четвертая

Жизнь в Петербурге у Каменева шла своим чередом.

Приближалась весна, и никакие катаклизмы в политической жизни России не могли ее остановить. Наступала пасха, наиболее чтимый и веселый праздник. Тают громадные сугробы, лежащие всю долгую зиму, бурные ручьи бегут по улицам. Вовсю пригревает солнышко. Каждый день несет изменения в природе. Люди стараются после зимних морозов и метелей, порядком надоевших, подольше оставаться на улице. Громко чирикают воробьи, огромными стаями перелетающие с одного двора на другой.

Толпы народа спешат в церкви послушать те трогательные места, в которых говорится о страданиях Христа. На последней неделе страстного поста, когда нельзя есть даже рыбу, в субботу все отправляются ко всенощной. Все церкви разом освещаются, с сотен колоколен раздается радостный перезвон колоколов. Начинается всеобщее веселье. Церкви, залитые светом, пестреют нарядами дам, даже самые бедные в этот день постараются справить обнову. Готовятся к празднику заранее, исподволь. Столы в этот день ломятся от яств. Самые вычурные пасхи и куличи, освещенные для разговенья, разложены по столам, которые не убираются всю пасхальную неделю. Гости приглашаются закусить, отобедать.

С утра к Семену приехали Николай Репнин с Сергеем Юшновым, чтобы пригласить его к себе на пасхальный обед. Николай один из всех друзей Семена жил в родительском гнезде. Все же остальные, как и сам Семен, жили холостыми квартирами, вдали от родительских домов.

– Ты все еще не готов? – возмутился Николай.

– Я сейчас, мигом. Степан, одеваться!

– А знаете ли, друзья, что Чернышевского арестовали, и он сидит в Петропавловке? – спросил Сергей.

– За что? Что сделал? – возмутились товарищи.

– Ничего особенного. Талантливый человек и очень большое влияние имеет на молодежь! Вы же это и сами отлично знаете. А разве может правительство терпеть это! Это недопустимо.

– Да, жалко, симпатичный человек, я был на одной из его лекций в университете, – сказал Семен.

– Да, еще у Назимова, в его салоне, художник Шварц выставил свою новую картину, называется «Иван Грозный убивает своего сына». Изумительная вещь, надо обязательно сходить посмотреть.

Так за разговорами друзья сели в коляску и покатили к Репниным. Эта фамилия считалась одной из старинных, которые исчезали мало-помалу, уступая место именам новых людей, и с завистью смотрели на пеструю толпу у трона, занимавшую высокие посты в новой столице на берегу Невы. Некоторые старые корни пускали молодые побеги, которые отличились в различных краях России, богатея и приобретая более роскошные дворцы в центре Петербурга. Другие засыхали на корню, не дав побегов, и древние фамилии исчезали навсегда. Хотя молодые и делали карьеру при дворце, все же почитали традиции древних родов.

Все старые богатые дома были похожи друг на друга. Улицы, где они селились, были тихи, чисты, в стороне от шума и суеты города, жизнь текла здесь мирно и спокойно. По крайней мере, на первый взгляд. Утром никого нельзя было встретить на улице. Только в полдень появлялись дети со своими гувернерами-французами, вышедшие на прогулку. Лавки на этих улицах не допускались. А на углах обязательно стояла будка с будочником, который целый день стоял рядом, отдавая честь проходившим мимо военным. А к вечеру он забирался в свою тесную, темную будку, занимаясь своими мелкими делами: чинил обувь, тер табак и т. д.

Князь Николай Репнин недавно закончил военную коллегию, куда попал не по своему выбору, а по указанию царя Александра Второго, который издал указ: дети офицеров, начиная с грудного возраста, обязаны быть зачисленными в военные учебные заведения, дабы поддержать традиции дедов. Среди них оказался и Николай.

Князья Репнины берут свое начало еще от Елизаветы Петровны. Будучи принцессой, она увлеклась сержантом Измайловского полка Алексеем Разумом, ставшего затем, с восшествием Елизаветы на престол, видным государственным деятелем и негласным ее супругом, сменив фамилию Разум на Разумовский. Он служил в полку вместе с отцом Николая Репнина, были друзья. Став царедворцем, Разумовский не забыл и своего друга, помог и тому подняться, стать на ноги. Служили они всегда по военной части, что досталось и Николаю.

Во двор дома вели массивные, широкие ворота.

На медной доске над калиткой были герб и фамилия князей Репниных. Дом выходил парадными окнами на улицу, а на просторном дворе находились многочисленные службы: конюшни, кухни, сараи, погреба, людские.

Внутреннее убранство тоже мало чем отличалось от других барских домов. У всех – почти одинаковое расположение комнат. Вот огромная зала, пустая и холодная, с рядами стульев вдоль стен, а в углу – рояль, картины по стенам, канделябры на ножках. Здесь проходили балы и парадные обеды. Затем гостиная в 3–4 больших окна, с неизменным круглым столом, диванами. Несколько маленьких изящных столиков, заваленных всевозможными безделушками, стулья, козетки. Далее шли: столовая, малая гостиная, спальни, детские, кабинеты.

Приехав, друзья застали уже всех гостей в сборе. Была здесь и молодежь. Застолье было шумным и веселым. После долгого, сменявшего несколько раз блюда обеда друзья прошли в кабинет Николая пить кофе.

– Сергей, ты сегодня что-то такой скучный, на себя не похож, что случилось? – спросил Семен – Давай, выкладывай.

– Я в совершенном отчаянье. Сбит с толку, не знаю, что предпринять.

– Выкладывай, в чем дело, – встревожились товарищи.

– Ну, вы знаете, я люблю Вареньку Сташевскую. Мы пока скрываем нашу помолвку, она должна закончить Смольный. Но, похоже, мы попали в беду. Император Александр, встретив Варю на балу в Смольном, воспылал к ней. Вы же знаете, он волочится за каждой юбкой, и никто не смеет ему отказать. Что делать, ума не приложу. Правда, император еще не знает, кто она. Но ведь это не проблема для его ищеек.

– Ну, тебе в первую очередь необходимо поставить в известность княгиню Друзскую о вашей с Варей помолвке. Мне кажется, они не станут возражать, – сказал Николай.

– О чем ты говоришь! – вскричал Сергей. – Да они, если узнают о благосклонности императора к Вареньке, начнут от радости строить радужные планы, хотя и понятно, что для Вари это добром не кончится. Ведь княгиня – ее сестра, больше у нее никого нет, Варя сирота. Правда, есть тетка, сестра матери, в Кракове. Но что она может? Ведь это так далеко, чтобы нам помочь.

– Да, положение, – вздохнул Семен. – А что, если попытаться опередить императора? Женитесь теперь же!

– Нет, это нас не спасет. Разве мало жен – теперешних любовниц у Александра? Одна Лопухина чего стоит. Поговаривают, что он дал ей отставку. Это еще больше меня пугает. Скоро выпуск, и встреча с императором Вари неизбежна. Александр курирует Смольный институт. Будет выпускной бал. А тут еще князь Друзский хлопочет о назначении Вареньки в фрейлины к Марии Александровне. Этого я не перенесу.

– Успокойся, давайте все хладнокровно обсудим, обдумаем. Во-первых, ты не один, мы с тобой и обязательно что-нибудь придумаем. Во-вторых, и главное: успокой Вареньку. Чтобы она со страху не наделала каких-либо глупостей, – как всегда убедительно рассуждал Николай.

– А в-третьих, ты богат. Не стеснен материально, а это уже кое-что. А потом, у нас еще есть время что-то придумать. И вообще, нечего сидеть здесь и киснуть. Сегодня праздник. Поехали в Мариинский, там сегодня идет «Летучая мышь». Там нас ждет Оболенский, он ангажировал места, – по-солдатски распорядился Николай.

Друзья отправились в театр. В курительной комнате собралась золотая молодежь Петербурга, объединенная общим благоговением перед благородным искусством. Хорошая музыка играла важную роль в жизни тогдашней молодежи. Большинство детей из дворянского сословия обязательно обучалось музыке. Поэтому они понимали и любили ее. И она являлась большим источником наслаждений. В то время русская оперетта почти не существовала, а был рассвет итальянской оперетты, и только. Выходил на сцену Иоганн Штраус – австрийский композитор, который только через несколько лет завоюет Европу.

Раздался первый звонок. Молодые люди ходят не только смотреть спектакли, но и чтобы встретиться с друзьями, пообщаться, развлечься, полюбоваться на хорошеньких девиц, находящихся под неусыпной охраной маменек, но которым удавалось из-за маменькина плеча улыбнуться, назначить свидание, передать записочку.

Поэтому и отправились наши блестящие молодые люди после первого звонка в партер на свои места, чтобы оглядеть зал и присутствующих.

– Смотрите, видите там, в верхней ложе, двух молодых девушек с пожилой дамой? Я их знаю, вернее, мне их представили. Это сестры Берц, Софья и Ксения, со своей матушкой. Совершенно замечательные девушки, – взволнованно произнес Семен. – Мне о них рассказывал один мой знакомый по Таганрогу, некий Ауэрбах, он собирался жениться на их подруге.

– Так давай, знакомь нас, чего же ты ждешь? – как всегда категорично возмутился Оболенский. – Еще десять минут до начала.

– Я только прошу тебя Петр, – обращаясь к Оболенскому, сказал Семен, – я тебя знаю. Это действительно чудесные девушки. Княгиня – вдова, отец умер, он был из статских. Будь, пожалуйста, вежлив.

– А разве с красивыми девушками можно дружить? Их надо любить, ухаживать, целовать, в конце концов. Я правильно понимаю, братцы? А насчет вежливости – это ты зря, я ли не вежлив? Да я – само совершенство…

– Знаю я это совершенство. Все, мы никуда не идем, – остановился Семен. – Ты меня опозоришь, а их оскорбишь своим присутствием.

– Успокойся, Семен, – вмешался в эту перепалку Николай, – разве ты не видишь – он шутит. Правда, идем, а то скоро спектакль начнется.

Один Сергей оставался безучастным к спорам друзей, занятый своими мыслями.

– А которая из них лучше, ты уже сделал выбор, Семен? – не унимался Петр. – Старшая или младшая?

Ты меня сразу предупреди, а то вдруг решусь ухаживать не за той.

Семен, понимая шутку, подталкивал вперед Петра.

Друзья со смехом поднялись в верхний ярус, где находились ложи и где в одной из них сидела княгиня Берц с дочерьми. Семен, будучи уже немного знаком, попросил разрешения представить им своих друзей. Дочери и вправду были хороши. Но больше всего поразила молодых людей их раскованность. Их нисколько не смутило, что к ним в ложу вошли незнакомые молодые люди. Они были смелы в суждениях, начитаны, свободно поддерживали разговор.

Старшая – Софья – заканчивает высшие медицинские курсы, готовясь стать врачом.

Младшая – Ксения, которой едва минуло 19 лет, – поступила на педагогические курсы. И уже летом в своем имении под Тверью обучала деревенских детишек грамоте.

Девушки получили хорошее домашнее воспитание. Матушка их – старая вдова старинного дворянского рода. Сама вела хозяйства и не жалела средств на образование дочерей. Увлечениям дочерей не препятствовала, скорее, поддерживала. В их доме всегда собиралась молодежь с передовыми взглядами, устраивались музыкальные вечера, большой любительницей которых была младшая дочь Ксения, имея замечательный слух и голос. И вот однажды, попав с друзьями на один из таких вечеров, Семен и познакомился с этим семейством. Теперь же он представлял им своих друзей.

Тут раздался последний звонок, и молодые люди вынуждены были удалиться.

– Да, ты прав, – заметил Петр, – здесь не пофлиртуешь. Они видят нас насквозь. Постарайся узнать, будет ли в ближайшее время музыкальный вечер? Очень хочется туда попасть.

– Никак, влюбился? – засмеялся Николай. – Вот это успех: десять минут – и готов. Семен, ты передай это девушкам, пусть посмеются.

– Знаешь, шутить я и сам могу, меня этим не смутишь, а вот что девушки хороши, это факт, – понимая шутку, отозвался Петр.

Друзья приготовились слушать чудесную музыку Иоганна Штрауса. После театра все поехали к Каменеву, устроить что-то вроде мальчишника. И там у них по поводу Сергея возник план. Решили детально все обсудить. В гостиной был накрыт легкий ужин.

– Сергей, я предлагаю такой план вам с Варей. Сейчас у нее что-то вроде каникул, пасхальная неделя, и она гостит у сестры. В институте ее никто не хватится. Надо только придумать, как ей отлучиться из дома Друзских. Ведь, я думаю, тебе не важно, получит она диплом об окончании Смольного института благородных девиц или нет? Зачем он вам? Важен пройденный курс обучения. Или нет?

– О чем ты говоришь, Семен! Кому нужен диплом? Мне нужна Варенька. Тем более, мои родители согласны, и они в курсе дела о нашей помолвке. Но я не понял: что ты имел в виду, когда говорил об отлучке Вари из дома?

– Вам необходимо срочно повенчаться.

– А что это изменит, когда касается самого императора?

– А то! Скажем, берешь отпуск сейчас на год и исчезаешь с Варей за границу. Надо только сделать все тайно и очень быстро, чтобы жандармские ищейки не успели разнюхать.

– А что, он дело предлагает, – вмешался Петр. – Я вполне согласен с Семеном: думаю, мы сможем это провернуть.

– Конечно, сможем, только обязательно надо успеть до выпускного бала, где Александр увидит Варю и тогда ни перед чем не остановится.

– Конечно, я согласен, но как это сделать?!

– А мы на что? – изумился Николай. – Провернем все в лучшем виде, комар носа не подточит.

– Скажем, так, – рассуждал Семен. – Я беру три дня отпуска и тайно еду в Ригу, где подготовлю священника и паспорта, найму карету. Потому что если вы начнете здесь хлопотать с документами, это мигом станет известно всем, тут никакой план уже не поможет.

– А я берусь поговорить с Варей, – сказал Петр, – на меня не может пасть подозрение. Ну, во-первых, я родственник, а во-вторых, я должен быть у них по делам на днях. Ты же, Семен, у них не показывайся.

Сергей слушал друзей уже в приподнятом настроении. Мир уже не казался таким мрачным и беспросветным, как буквально час назад. Ему уже начинало казаться, что выход действительно найден, что все будет хорошо. Он заулыбался, чего не делал уже несколько дней. С тех пор, как Варенька рассказала ему о случившемся.

– Ну, хорошо, – допытывался он, – хорошо, приедем в Ригу, обвенчаемся, а дальше что?

– А дальше все просто, чего ты волнуешься, – смеялся Семен. – Дальше вы с Варей отправляетесь в Краков в свадебное путешествие, к ее тетке в гости. Главное – это сейчас тебе добиться тихо отпуска и увезти по возможности Варю в Ригу, остальное – дело техники.

– Ну, Семен, ты умница, план действительно отличный, все продумал. Теперь, если я задумаю тайно увозить невесту, то обязательно обращусь за помощью к тебе, молодец!

– Что ж, всегда готов помочь другу. А теперь, друзья, за дело.

Следующие два дня Сергей Юшков, несмотря на праздники, вынужден был хлопотать об отпуске, якобы для посещения родителей. Начальник отпуск дал, хотя и был недоволен беспокойством. Мол, где ты был раньше, почему не удосужился похлопотать до праздников.

Гораздо сложнее стоял вопрос с Варей. Куда бы она могла отлучиться хотя бы на два дня? Сестра зорко следила за ней, она была Варе вместо матери. Тем более что детей у них с князем не было. Варя уговорила свою подругу, что жила под Петербургом, и та пригласила ее на праздники погостить в их имении. Сестра, скрепя сердце, согласилась. Это решило все.

Все вышло, как нельзя лучше. Семен решил все проблемы в Риге. В тихом местечке ждал молодых со священником и каретой. Обвенчавшись, молодые укатили в Краков. Семен вернулся в Петербург как ни в чем не бывало.

Так с помощью друзей было осуществлено бракосочетание влюбленных.

А Сергей с Варей после посещения тети в Кракове, где они пробыли буквально несколько дней, укатили в Германию, затем в Париж. Они приехали в Бад-Эльстер, знаменитый курорт на юге Германии. Это небольшой городок, расположенный в долине невысоких гор, склоны которого поросли лесом. Городок сплошь состоял из пансионов для отдыхающих семьями или группами. Тут были созданы все условия для отдыха и лечения. Отличные грязе– и водолечебницы, чудесная природа и мягкий климат. В центре, на берегу небольшой речушки, где расположилась водолечебница, раскинулся замечательный парк, где после полудня играет музыка. И отдыхающие, наслаждаясь ею, любуются дивным ландшафтом окружающей природы, поскольку парк расположен у самого подножья горы. Кругом все чисто и ухожено. По склонам гор, среди чистого хвойного леса, разбиты пешеходные дорожки с разбросанными тут и там кафе, где всегда можно отдохнуть, выпить горячего кофе. А на окраине города находилось замечательное озеро с хрустально-чистой водой, где плавают лебеди, утки и лениво передвигаются огромные форели. Можно взять лодку и побыть в полном уединении.

Вот сюда, в этот земной рай, и приехали в свой медовый месяц наши молодожены, Сергей с Варенькой. По всему было видно, что они счастливы. И всем этим счастьем они были обязаны своим друзьям, которые помогли им выбраться из беды.

Глава пятая

Весна была в полном разгаре. Начало мая, как всегда, гораздо прохладнее, чем апрель. И уже совсем редки заморозки по ночам, а днем чувствовалось приближение лета. Иногда Семен с друзьями отправлялись кататься на лодках по Неве и проводили чудесные белые ночи, когда в полночь можно было читать книгу, настолько было светло. Семен скучает по Юшкову, ведь они дружат уже много лет. Схожесть взглядов, воспитания очень сближала, но он был рад счастью друга.

В последнее время он увлекся живописью и довольно часто ходил в Эрмитаж, изучая картины одну за другой.

Как-то раз Семен неожиданно столкнулся там с Ксенией Верц. Девушка была одна. Семен подошел поздороваться.

– Здравствуйте, Ксения, рад вас видеть. Вы тоже увлекаетесь живописью старых мастеров?

– Да нет, я не очень разбираюсь в ней, но хочу понять, разобраться, – ответила она, смущенная не меньше Семена. – У меня свободное время, вот и решила его использовать для живописи, тем более это рядом с моими курсами.

Молодой человек при тех двух встречах оставил положительный след в сердце девушки. И ей совсем не хотелось, чтобы Семен сейчас же ушел, его присутствие было ей приятно.

– Хотите, я буду вашим гидом? Я более-менее разбираюсь в живописи и с удовольствием поделюсь своим знанием с вами.

– О, я с удовольствием принимаю ваше предложение, – ответила Ксения, невольно покраснев, сама не зная, отчего.

Они медленно пошли по почти пустым гулким залам, переходя из одного в другой.

Проводив Ксению домой и пообещав появиться на ближайшем музыкальном вечере у Берц, Семен в отличном настроении вернулся домой. Давно после Таганрога он не чувствовал себя так свободно и легко в обществе женщин. Вернее, он их избегал, старался держаться на расстоянии. А сегодня эта неуютность прошла в обществе Ксении.

Вся русская жизнь – в семье, в отношении офицера к солдату, хозяина к работнику – была пронизана деспотизмом. Создался целый мир привычек и обычаев, нравственной трусости, выросшей на почве бесправия. Против них закон был бессилен. И лишь прочное общественное мнение, которое нанесло бы удар по этому корню зла, могло преобразить привычки и обычаи повседневной жизни. Иван Тургенев в своей повести «Отцы и дети» назвал его «нигилизм». И прежде всего «нигилизм» объявил войну лжекультурной жизни. Он признавал только один авторитет – разум.

Брак без любви нигилист отрицал. Передовые девушки предпочитали уйти из дома, остричь волосы, пойти учиться на любые курсы с целью добиться личной жизни, чем быть разнаряженной куклой в золоченой клетке, выходя замуж по расчету. Повсюду появлялись курсы и кружки самообразования, где изучали философию, экономику, медицину. В этих чтениях и спорах решался вопрос, который стоял перед молодежью: каким образом она может быть полезна народу? И молодые посвящали себя служению беднейшей части народа – врачами, учителями, фельдшерами.

И не было у них никаких мыслей о революции, о переустройстве общества. Они просто хотели обучать, лечить, помочь каким-либо способом вырваться из тьмы и нищеты. И в то же время – узнать у самого народа, каков же его идеал лучшей социальной жизни. Это получило название «народничество».

Тысячи девушек и молодых людей, оставив богатых родителей, шли в деревни заниматься учением и лечением крестьян.

Вот к таким самостоятельным личностям и относились сестры Берц. Они хотели просвещения, живя дома с матерью.

Где-то в середине июня, когда яркая, цветущая зелень цветов и деревьев заполняла город, Семен со своими друзьями отправился на предстоящий музыкальный вечер к Берц. Семену нравилась Ксения. Они уже несколько раз встречались вне дома. Эта не по возрасту развитая и самостоятельная девушка и притягивала его к себе, и в то же время отталкивала своим деловым и напористым характером.

Друзей встретили хозяйки дома. Было много молодежи. Представившись, молодые люди как-то сразу почувствовали себя свободно. Никто не обращал на них внимания, каждый находил для себя собеседника сам, по своему желанию. Семен подошел к компании, которая спорила о Тургеневе, о его только что вышедшей книге «Накануне». И вспомнил, как он сам читал эту книгу всю ночь напролет, не мог оторваться. И что Инсаров – болгарский патриот, поглощенный идеей освобождения своей родины, – произвел на него сильнейшее впечатление. Семену были понятны эти горячие споры, он сразу познакомился с молодым врачом, другом Софьи – Львом Михайловичем Ребенеком, который недавно получил диплом и теперь работал в городской клинике хирургом.

– Ну и как? Вы еще не разочаровались в служении Гиппократу, Лев Михайлович? – шутя, спросил Семен.

– Нет, конечно, что вы! Ведь я, прежде чем стать врачом, пять лет работал медбратом по ночам, а днем учился. Что такое хирургия, я знал не понаслышке. У меня батюшка врач, так что я не нарушаю традиций.

– Да, но ведь это занятие – не всегда приятное.

– Да разве в этом смысл? Ведь и вы как юрист не всегда разбираете только благоприятные дела?

– Да, тут вы абсолютно правы, далеко не всегда.

Так, беседуя, молодые люди подошли к роялю, где пела Ксения. Она пела замечательно, с душой, хотя голос был не очень сильный. Семен заслушался и не заметил, что Лев Михайлович покинул его. После ужина они с Ксенией вышли в сад. Садик был небольшой, запущенный, его давно не касалась рука садовника.

– Как вам, Семен Петрович, гости, не скучаете? – спросила Ксения.

– Скучаю, когда вы далеко, – полушутя, полусерьезно ответил Семен. – Ведь весь вечер подле вас – толпа поклонников.

– Ну что вы! Это мои друзья, нас всех объединяет музыка. И столько талантливых! Вы обратили внимание, как Миша Айсман исполнял новую сонату Чайковского? А ведь она только что вышла. Как он играет! – с завистью и воодушевлением сказала Ксения. – Я никогда так не смогу играть.

– А зачем так? Вы хороши по-своему, такая, какая есть, – ответил Семен, чем вызвал смущение девушки.

Она уткнулась лицом в только что сорванный букет ромашек. Семен невольно залюбовался ей. Она была прелесть как хороша.

Так, беседуя об искусстве, о жизни, они вернулись в гостиную, наполненную шумом и смехом молодежи.

И поздно-поздно вечером друзья, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, возвращались домой. Они возвращались молча, каждый думал о своем. На душе было легко, как будто они выпили в жаркий день глоток холодной родниковой воды.

Сегодня Семен приглашен на бракосочетание Софьи Верц и Льва Михайловича. Венчание проходило в церкви святой Варвары. Его пригласила Ксения. Лев Михайлович получил назначение заведующим больницы в Смоленске, куда с ним и ехала его молодая супруга врачом-терапевтом, закончив медицинские курсы.

Ксения оставалась с матушкой в Петербурге.

Отношения их с Семеном были более чем теплые. Он подумывал о женитьбе. Но иногда его обуревали сомнения: а любит ли он? Семен и сам себе не мог ответить на этот вопрос. А знакомы они уже более года, ему с Ксенией было легко, но достаточно ли этого, чтобы быть всю жизнь вместе, рядом?

Когда он вернулся пополудни из департамента, дверь открыл улыбающийся слуга:

– Барин, у вас гости, вас дожидают!

– Ну как же ты посмел впустить гостей, коли меня нет дома! – возмутился Семен.

Слуга уклончиво промолчал, прошмыгнув в лакейскую. Семен недоуменно прошел в гостиную. На диване сидели гости. Цветущая молодая дама, одетая по моде, и мужчина с холеной бородкой, в котором Семен с трудом узнал Сергея Юшкова.

– Боже, это ты?! Какими судьбами? Тебя, брат, не узнать. А Варенька! На улице бы встретил – ни за что бы не признал. Вот это сурприз! А какие щеголи! Когда приехал?

– Да ты не даешь мне слова вставить. С каких это пор ты стал такой болтливый? Это на тебя совсем не похоже. Ну, здравствуй, брат!

Друзья обнялись. Семен почтительно поцеловал руку Варе.

– Рад, безмерно рад вас видеть. Ну, рассказывай.

– Что рассказывать? Сам видишь. Счастлив и еще раз счастлив. И всем этим счастьем обязан тебе и остальным моим друзьям. Если бы не вы, не знаю, что бы с нами было.

– О чем ты говоришь, Сергей! А если бы у меня была подобная ситуация, разве ты не пришел бы мне на помощь? Ведь мы друзья! Вы прямо из…

– Прямо из Лейпцига, – подсказал Сергей. – Знаешь, были вначале в Бад-Эльстере, я же тебе писал, затем жили в Париже, в Италии, но больше пришлась по душе жизнь в Германии. Понравились там и климат, и люди. Я там занимался языками, Варенька… сам видишь. Домой нам пора, хватит, наотдыхались.

Только теперь Семен обратил внимание на сильно пополневшую талию Вареньки.

– Русских много за границей?

– О, да, Европа прямо кипит русопятыми. Они бестолковы, мой друг, и поразительно доверчивы. Но много и интеллигенции, но это особая статья. Эти несут культуру в Европу и сами всему учатся. А вот поразительно много из купцов, не знают совершенно языка, мотаются по Европе из страны в страну. Просто удивительно! Лучше бы открывали избы-читальни для школ.

Варенька была необыкновенно хороша и мила. Чистые, нежные руки передвигались над столом, разливая чай. Она была сейчас за хозяйку.

– Чем думаешь заниматься?

– Как чем? Продолжу службу. Сейчас едем в имение, Варе теперь надо быть там, а к зиме вернемся. У меня теперь семья, друг мой, – с радостью сказал Сергей, оглянувшись на Варю, которая медленно передвигалась по гостиной, словно боялась разбить что-то очень ценное.

Наступал 1881 год – год общего недовольства и роста стихийного движения народных масс против царизма. Борьба народовольцев все усиливалась. На Александра II было сделано уже несколько неудачных покушений. Аресты шли обвалом. Недовольство росло. И 1 марта 1881 года было совершено новое покушение, когда император возвращался в Зимний дворец.

Рысаков бросил бомбу под карету царя, его тут же схватили. Разорвавшаяся бомба ранила несколько человек, охранников императора. Но царь не пострадал, можно было ехать дальше. Однако военное достоинство Александра не позволило ему уехать, и он вышел из кареты, чтобы осмотреть раненых и сказать им несколько теплых слов. Затем направился к Рысакову, хотел спросить о чем-то, и когда он проходил мимо другого молодого человека, стоявшего рядом, – Гриневицкого, – тот выхватил из-за пазухи бомбу и бросил ее в пространство между собой и императором. Оба были смертельно ранены и скончались спустя несколько часов.

На престол взошел Александр Третий. Он не только изменил политику отца, но еще больше ужесточил ее. Начался суд над террористической группой народовольцев. Император обвинил полицию в плохой работе, начались перестановки и замены руководящих постов жандармерии. И на пост царской тайной полиции пришел инспектором секретной службы некий Г.П. Судейкин. Умный от природы, тщательно изучивший работу тайной полиции европейских стран, Судейкин сумел завершить создание в России системы полицейского сыска. Именно с этого времени Россию стали называть «царством провокаций».

Были казнены Желябов, Перовская, Кибальтич, Рысаков и Михайлов. Над другими начался судебный процесс – «процесс XXI века», как его назвали, – он длился три года. По этому процессу проходил и Г.А. Лопатин, который в числе еще семерых смертников подходил под смертную казнь. Его арестовали в октябре 1884 года, и после трехлетнего пребывания в Петропавловской крепости по окончании процесса, по «царской милости» и благодаря хлопотам друзей, ему и еще троим смертную казнь заменили пожизненным заключением в Шлиссельбургской крепости. Остальные отправились в Сибирь на каторгу. Лопатин проведет в заключении долгих 18 лет, под номером 27 – по номеру камеры. И выйдет он оттуда только в далеком 1905 году.

Сейчас же – 1881 год, и идет процесс, в котором как юрист департамента принимает участие и Семен Петрович Каменев. Весь департамент и полицейский сыск загружены работой. Александр Третий требовал все новых и новых расследований убийства отца. Судейкин почувствовал расположение к себе царя, решил, что настал его звездный час и что он может занять пост шефа жандармерии графа Н. Толстого, организовав на него покушение – но сделав это руками народовольцев. Все кружки и организации были наполнены шпиками и провокаторами Судейкина.

Однажды, разбирая дела об организаторах покушения на царя, Каменев обнаружил в списках причастных к розыску Г.А. Лопатина. Семен был в шоке.

– Как, мой брат причастен к убийству государя?! Этого не может быть. Этот богатый, умнейший человек, образованный, интеллигентный мог пойти на это?! Почему?

Это его потрясло. Он испугался, что кто-либо узнает о его родстве с Лопатиным – и что же тогда будет? Наверняка это заденет и его, Семена Петровича Каменева.

Так удачно складывающаяся карьера полетит к чертям, все обрушится. Он не знал, как ему поступить: пойти к начальству и обо всем доложить или промолчать. Решил сначала посоветоваться с Сергеем Юшковым. Встретившись с ним, Семен обо всем рассказал.