Текст книги "Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник)"

– О, как быстро, молодец! – Навстречу ей поднялся мужичок совершенно затрапезного вида.

Лицо обветренное, так обработано морозом, что теряются черты. Только удивительно яркие, льдистые серые глаза выделяются на этой краснокожей маске. Разбитые крестьянские руки тоже не выдавали хирурга.

– Ассистент на месте! Подавай больного! – крикнул мужичок анестезиологу.

– Подождите, мне нужно еще его подготовить, покапать. Гемодинамика нестабильная, – ответил тот.

– Ты мне это прекращай. Ты в него заливаешь воду, а из него выливается кровь! Хорошенькая подготовка!

Юля поежилась. Она никогда не стояла первым ассистентом, боялась не справиться, а этот суровый мужичок не станет с ней церемониться. Еще как даст зажимом по рукам!

– Поехали! – скомандовал хирург.

Под маской операционной сестры Юля неожиданно узнала Елизавету. Оказалось, кроме поликлиники, та еще берет дежурства в больнице. «Ничего себе! – изумилась Юля. – Как только у нее хватает сил? Я еле могу после приема сварить обед, а она на операциях стоит!»

– Я совсем не знаю вашей манеры оперировать и, вообще, училась на сосудистого хирурга, резекцию желудка только один раз издали видела, – конфузливо призналась Юля. – Так что вы сильно меня не ругайте…

– Разберемся. Бери тампон!

Мужичок работал быстро, но методично, и Юля, в голове которой неожиданно начали всплывать страницы учебника по оперативной хирургии, понимала, как помогать ему. Узлы она вязала прекрасно, спасибо сумасшедшему преподавателю, который часами заставлял их тренироваться в двух парах перчаток, смазанных растительным маслом, на нитках, спрятанных в полуоткрытом ящике стола. Даже он, строгий до жестокости, признавал, что у Юли очень ловкие руки.

– Слушайте, если это у вас первая ассистенция, я просто потрясен, – заявил хирург, ушивая рану кожи. – Или вы наврали, чтобы произвести на меня впечатление?

– Что вы! Раньше я только держала крючки.

– Тогда вы настоящий самородок, Юля!

– Это верно, Юлия Евгеньевна – очень хороший врач, – сказала Елизавета. – Мы все очень рады, что она пришла к нам работать. Вы бы видели, как она вскрывает панариции[5]5
  Гнойное воспаление пальца.


[Закрыть]! Сам Джанелидзе не мог бы сделать лучше.

– Ну где ему, – засмеялся доктор. – Он небось только свои дурацкие «принципы трех О» формулировал, из-за которых столько студентов погорело. Вы сами-то, Юля, знаете, что это такое?

– Обстановка, обезболивание и обескровливание!

«Принцип трех О по Джанелидзе» – классическая ловушка. В учебнике он не упоминался, и преподаватели таким образом проверяли, был студент на лекции или нет.

Хирург восхитился:

– Высший пилотаж! Нужно будет серьезно выругать Кимовича за то, что пытался утаить от нас такого специалиста. Вот собственник! Юлечка, милая, не хороните себя в поликлинике, приходите к нам дежурить!

– Я? Но я так мало знаю о неотложной хирургии…

– Так где ж узнать, как не здесь? На первых порах я подстрахую, если что, будете меня из дома вызывать. Но я чувствую, вы быстро освоитесь. Юля молчала.

– Серьезно, соглашайтесь! У нас катастрофическая нехватка рук, пашем сутки через двое помимо дневной работы. Как зомби уже ходим.

Помявшись, Юля ответила, что не готова к самостоятельной работе в стационаре. Призналась, что в институте пренебрегала практикой. Да, конечно, она знает, что при аппендиците появляются симптомы раздражения брюшины, но не способна эти симптомы определить. Если бы хирурги дежурили по двое, она бы согласилась, но оставлять на сутки ее одну – значит начать кампанию по массовому истреблению населения.

– Юля, у вас хорошие руки, – возразил доктор. – Они поймут и подскажут голове, что надо делать.

Услышать столько похвал было приятно. И удивительно было слышать хорошие слова из уст Елизаветы, которая должна ненавидеть ее, жену своего любовника и отвратительную напарницу.

«Дежурить? Нет, никогда! На кой черт мне лишняя нагрузка? И все же… Раз может Елизавета, смогу и я!

Я докажу Филиппу, что ничем не хуже ее!»

Юля попала домой только в восьмом часу, и тут ей открылась страшная правда – обеда нет! Тоскливо изучив холодильник, она поняла – сопротивление бесполезно, за полчаса, оставшихся до возвращения Филиппа, все равно ничего не приготовить.

Ну и пусть, беспечно решила она и легла перед телевизором. Ноги после долгой операции отчаянно гудели и категорически отказывались стоять возле плиты.

…– Как это ничего не приготовила?

Филипп возмущенно смотрел на скудно сервированный стол. Хлеб, сыр, колбаса и помидоры. Юля не стала даже делать бутерброды: семь бед – один ответ.

– Я с пониманием относился к тому, что ты плохая кулинарка, но это уже не лезет ни в какие ворота!

– Я пришла за полчаса до тебя и не успела, – оправдывалась она.

– Значит, нужно было позаботиться об обеде раньше. Да что это такое, в самом деле! Я работаю как черт и имею право рассчитывать, что дома меня ждет горячий суп!

– Я тоже работаю, – процедила Юля.

– Сравнила божий дар с яичницей! Позволь тебе напомнить, что мы живем на мои деньги. Так что будь любезна не забывать о своих обязанностях.

– Позволь и мне тебе напомнить, что ты брал жену, а не кухарку! – процедила Юля, страшно оскорбленная. Ее, будущего великого хирурга, тычут носом в кастрюли, словно нашкодившего щенка! – Между прочим, я сегодня три часа отстояла у операционного стола и спасла человеку жизнь, так что не надо считать мою работу полной ерундой. Она, может, поважнее твоей.

Фыркнув, Юля вернулась на диван и уставилась в телик. Там шел какой-то сериал. Раньше она презирала сериалы, но тут неожиданно увлеклась. Мозг отдыхал, следя за незамысловатым сюжетом.

«Будь любезна! – распаляла себя Юля. – Скажите пожалуйста, каков тиран. Нечего объявлять мне ультиматумы, буду готовить когда захочу, а не нравится – пусть валит к своей возлюбленной и строит ее, сколько душа пожелает».

Впервые Юля подумала, что развод с Филиппом не станет крушением всей ее жизни. Она – взрослая самостоятельная женщина, хороший, как выяснилось сегодня, специалист, а наберется опыта – станет еще лучше. Не пропадет. И мужа себе найдет нормального, который не заводит любовницу сразу после свадьбы. Глупо бояться, что никто не польстится на нее, разведенную! Она больше не позволит выбирать и оценивать себя как товар. Сама будет выбирать и оценивать и возьмет то, что нужно ей.

Краем уха Юля слышала возню Филиппа в кухне. Гремели кастрюли, шипело масло на сковородке. Звуки были раздраженными, зловещими, казалось, Рыбаков нарочно громко стучит посудой, чтобы она поняла всю глубину его справедливого бешенства.

«Да пусть хоть головой об стены бьется, я ни в чем не виновата», – подумала она весело.

– Что, птиченька, отдохнула?

Юля повернулась лицом к стене, показывая, что не собирается отвечать на такие коварные вопросы.

– Я курицу поджарил. Будешь?

– Если ты хочешь вызвать у меня угрызения совести, то не старайся.

– Юля, прости. Я был не прав.

– Неужели?

– Ну не злись, птиченька. Сделай скидку на то, что голодный мужик – существо неадекватное. Пойдем есть.

– А ты гарантируешь, что эта курица не станет потом у меня поперек горла? Сейчас накормишь, а потом будешь всем говорить: «Знаете, моя жена такая лентяйка, что мне один раз пришлось самому готовить обед!»

Филипп, смеясь, протянул к ней руки:

– Пойдем, а то остынет. Я вот что подумал – ты действительно устроилась на тяжелую для женщины работу. Там – мясо кромсать, приходишь домой – опять мясо кромсать.

– Я попрошу не отзываться о моей профессии в таком тоне. Я же не говорю про твою работу – ведра лудить или чайники паять.

– Извини, больше не повторится. Короче, давай наймем тебе помощницу по хозяйству.

Предложение звучало чертовски соблазнительно. Избавиться от нудной домашней работы, навсегда забыть о чистке картошки – что может быть лучше? Но все Юлины сотрудницы, загруженные ничуть не меньше ее, управлялись с хозяйством сами. Причем у Катеньки были дети, а у Елизаветы – престарелые родители и маленькая племянница. Их семьи требовали гораздо больше хлопот, чем Юлина, состоящая из нее и мужа. Согласиться на домработницу значит признать, что она, Юля, хуже этих женщин, не способна на то, что каждый день спокойно делают они.

– Нет, не надо, – решительно сказала она. – Не бойся, я буду тебе готовить и рано или поздно научусь это делать.

– Вызов на дом. Поедете? – спросила Елизавета.

Юля обреченно вздохнула:

– А куда деваться?

Они не любили вызовы на дом, хотя их, специалистов, возили на больничной машине в отличие от участковых. Вызов хирурга назначался терапевтом, в основном это была или попытка спихнуть с себя ответственность за больного, или консультация по поводу инвалидности. Дубикайтис страшно возмущался: «Зачем вам нужен хирург, чтобы установить инвалидность человеку, перенесшему ампутацию бедра? Вы не умеете считать до двух? Или не знаете, сколько у человека в норме должно быть ног?»

Но зам по экспертизе, маленькая вредная старушка по кличке Гнусный Гном, не желала слушать его криков. Раз положен осмотр хирурга – будьте любезны!

Лифт не работал. Проклиная все на свете, Юля взбежала на пятый этаж по заплеванной лестнице. С первого взгляда она поняла, что вызвали ее напрасно.

– Мне кажется, у вас нет тромбофлебита, – сказала она осторожно. – Изменения в ногах связаны с сердечной недостаточностью.

Юля ждала бурных упреков в некомпетентности, но очень пожилая шустрая женщина неожиданно закивала.

– Знаете, доктор, я тоже так думаю, – быстро заговорила она и стала перечислять симптомы заболевания своего мужа так уверенно, словно речь шла о ее собственных ногах. – Терапевт говорит – это вены, я пошла купила лекарство от вен, подождите минуточку, сейчас найду… Слава, ты не помнишь, как то лекарство за шестьсот рублей называется?

Юлин пациент скупо улыбнулся и покачал головой.

– Склероз, – пояснил он.

– Детралекс? – наудачу спросила Юля.

– О, точно! Мы начали принимать, но пока никакого эффекта.

– Вы, пожалуй, и не ждите. – Юля не собиралась покрывать безграмотность терапевта, разорившего стариков на дорогой препарат.

Раньше она имела весьма смутное представление о жизни простых пенсионеров и думала, что их лечение оплачивает государство. Приступив к работе, выяснила, что это далеко не так.

– При нынешнем состоянии вашего кровообращения он даже вреден. Сначала сердце надо наладить.

Она села за уголок идеально отполированного стола, чтобы сделать запись в карточку. Ага, вот последняя запись терапевта. Расшифровав его иероглифы, Юля подумала, что кардиальная терапия назначена не совсем правильно. Впрочем, ее это совершенно не касается. Нужно отписаться, что данных за острый тромбофлебит нет, ничего большего от нее никто не ждет.

– Ой, доктор, – стрекотала жена пациента, – неужели вы хирург? Такая молоденькая…

– Да, я пока неопытный врач, – приосанилась Юля, – но именно в сосудистой хирургии немного понимаю, будьте спокойны. Я учусь в аспирантуре на этой кафедре.

– Что вы! Просто я смотрю – совсем девочка!

Закончив писать, Юля оглядела комнату. Обстановка ясно говорила о бедности хозяев, но вся крохотная комнатка со старой потертой мебелью дышала уютом. Несмотря на то что здесь жил тяжело больной человек, всюду царил порядок. Пациент почти не мог ходить, но лежал не в постели, а поверх кокетливого покрывала, лекарства на прикроватной тумбочке были покрыты снежно-белой кружевной салфеткой, а расписание приема таблеток красиво написано зеленым фломастером и заключено в элегантное паспарту.

На стенах несколько фотографий. Юля полюбопытствовала: вот молодой человек, в котором легко узнать теперешнего старика, скованно стоит рядом с молодой женой… Вот они постарше, с двумя мальчиками… Думали ли они тогда, глядя в объектив, что настанет день и один из них не сможет выйти на улицу? Боялись ли или знали, что второй подставит свое плечо?

Может быть, счастье в том и состоит, чтобы на стене висели такие фотографии?

Она еще раз осмотрела пациента. Расхвасталась – учусь в аспирантуре! А вдруг повторится история с рожистым воспалением? Достала телефон и набрала кардиолога кафедры Савелия Петровича. Тот охотно продиктовал ей схему лечения.

– Вот что. Давайте попробуем скорректировать сердечную терапию, – сказала она солидно. – Будете принимать эти лекарства, а я оформлю на вас активный вызов и через неделю посмотрю, есть ли эффект. На всякий случай, я дежурю пятнадцатого и восемнадцатого, если почувствуете себя хуже, приезжайте в приемное. Я положу вас в хирургию. Покапаем.

Рассыпаясь в благодарностях, старушка пошла провожать ее. В дверях она сунула Юле сверток с котлетами, мол, Юля такая худенькая…

Она взяла. Не стоило обижать бабушку отказом, а потом она честно заработала этот гонорар! К тому же эта старушка наверняка вкусно готовит! Юля скормит котлеты Филиппу, выдав за собственное произведение!

Пока она надевала куртку, зазвонил ее мобильный.

– Бюрократик, привет! – в трубке басил завкафедрой. – Что у тебя там за знакомый?

– А, так… Проконсультировалась насчет поддерживающей терапии.

– Савелий мне сказал, там митральная недостаточность?

– Да, как будто. Только, кажется, диагноз поставлен на слух, ЭХО не делали.

– Так, может, ему не таблетки глотать, а оперироваться надо?

– Не знаю даже. Они простые пенсионеры…

– Юля, для твоих знакомых постараемся. Квоту выбьем. Пусть приезжают ко мне на консультацию. Если есть смысл в протезировании, сразу и положим. Приемные часы знаешь.

А ты сама-то как? Почему не приезжаешь? Мы без тебя по брови бумагами заросли!

Она рассказала, что устроилась на службу.

– Мне нужно брать отгул, чтобы к вам приехать, – грустно сказала она. – А работы столько, что на целый день никто не отпустит. Теперь еще дежурствами нагрузили. Знаете что, вы мне по электронке присылайте документы.

– Деточка, я знаю, что такое хирург на периферии. И без наших бумажек тебе забот хватит. Что ж, найдем жертву из нового поколения аспирантов. И с диссертацией твоей разберемся. Материал подгоним, у нас сейчас много операций по твоей теме идет. Возьмешь учебный отпуск и все обработаешь в лучшем виде.

– У меня начальник три года в обычный-то отпуск не ходил…

– На самом деле, – засмеялся завкафедрой, – тебе совсем о другом отпуске надо думать. Как, не собираешься еще?

Юля усмехнулась. В первые дни брака Филипп говорил, что хочет ребенка, но Юля считала себя не готовой к материнству. Ей хотелось еще немного продлить молодое, беззаботное существование. Муж не настаивал, по ее просьбе соблюдал осторожность и не возвращался к этой теме.

А вдруг его лахудра забеременеет? – пронзила Юлю страшная мысль, и она едва не забыла, что разговаривает по телефону. Тогда точно Филипп с ней разведется!

Как только она упустила из виду такой простой способ вернуть мужа в семью? Или увести из семьи, в зависимости от того, кто придет первым в этой гонке…

Простившись с начальником, Юля растолковала жене пациента, когда и куда им следует ехать.

– Операция – это так страшно, доктор! – всплеснула та руками. – Но раз вы советуете…

– Я не могу принимать таких ответственных решений. Я всего лишь направляю вас на консультацию к прекрасному специалисту и советую только одно – делать так, как скажет он.

Вернувшись в поликлинику, Юля обнаружила, что пакет с котлетами, который она за неимением сумки сунула в карман халата, потек и украсил ее костюм неаппетитными жирными пятнами. Но даже это не испортило ей настроения. Ерунда, за письменным столом не видно!

Она сидела, на автопилоте продлевала больничные и представляла, как ее пациент поедет на кафедру. Ему сделают операцию, он снова сможет ходить на улицу, и шустрая бабулька, дарительница коварных котлет, снова обретет давно утраченное удовольствие гулять под руку с мужем…

Ей так хотелось, чтобы у этих стариков все было хорошо, чтобы болезнь покинула их, хотя бы в последние годы жизни, оставила наедине, пока не придет другая неумолимая гостья – смерть.

Глава четвертая

Юля отработала уже несколько дежурств в больнице. Пока ей везло – больных в ее смены почти не было, и она осваивала основной, по мнению Дубикайтиса, навык дежурного врача – уметь хорошо выспаться, «пока не началось». Другим докторам выпадали хлопотные смены: либо косяком шли аппендициты, либо привозили что-то серьезное, например жертву дорожно-транспортного происшествия с разрывом селезенки. Слушая доклады коллег, Юля бледнела – неужели и ей придется столкнуться с такими тяжелыми случаями? Но стоило ей заступить на дежурство, в приемном отделении наступала тишина. Мало-помалу она воспрянула духом. Вдруг действительно судьба не столкнет ее ни с чем серьезнее печеночной колики, и ей не придется обнаружить перед коллегами свою некомпетентность?

Поэтому сегодня она почти спокойно спускалась в приемное отделение на «боли в животе», хотя обычно при таких вызовах обливалась холодным потом.

Приемное отделение располагалось на первом этаже и представляло собой довольно унылое зрелище. В длинном узком коридоре вечно не горела половина лампочек. Мебель, старая и рассохшаяся, была надергана с других отделений по истечении срока годности. Письменный стол в кабинете дежурного хирурга не шатался, только если врач принимал строго определенное положение.

В кабинете толпилось столько мужчин в морской форме, что у Юли почернело в глазах.

Когда она вошла, мужчины посмотрели на нее удивленно.

Юля не разбиралась в воинских знаках отличия, но, судя по золоту погон и крупных звездах на них, в больницу доставили моряка немалого чина. Генерал, или кто он там, безусловно, относится к элите общества, а Юля была воспитана в твердом убеждении, что у элиты все должно быть элитным, в том числе и врачи. Человеку, занимающему высокое положение, так же невозможно лечиться вместе с обычными гражданами, как льву, например, перейти на строгую вегетарианскую диету. Не только опасно для здоровья, но и потрясает основы мироустройства. А сейчас Юля выступала как обычный, рядовой доктор, уполномоченный государством охранять здоровье таких же рядовых граждан. Черт, что же делать?

– Я дежурный хирург, Юлия Евгеньевна Рыбакова, – представилась она, рассчитывая услышать: «Немедленно пригласите главного хирурга!», «Вы отдаете себе отчет, кто перед вами?» или что-то подобное.

– Здравствуйте, товарищ врач! – сказал самый молодой из моряков. – Посмотрите, пожалуйста, нашего командира.

Товарищ врач, надо же!

Юля выгнала свиту в коридор и осталась наедине с пациентом, жилистым краснолицым дядькой средних лет. «Почему было не отвезти его в госпиталь? – тоскливо подумала она. – Толпы этих моряков околачиваются в нашем городе, тут их учебно-тренировочный центр. Давно могли себе хоть маленький госпиталь построить, так нет!»

Морской волк тем временем доверчиво излагал Юле симптомы своей болезни.

«Что он, не понимает, с кем связался? Или этот командир не смотрит телевизор и не знает понятия „глупая блондинка“? Если бы он только заикнулся, что недоволен врачом, я сразу бы вызвала из дому заведующего… А так что ждет его? Смерть в страшных муках от неправильно поставленного мной диагноза! А меня, соответственно, строгая комиссия, позорное увольнение и лишение диплома.

Да и моряки не простят уморенного командира, пойдут на нашу больничку войной!»

Выслушав жалобы, Юля приступила к осмотру живота.

И тут в голове зазвучал ее собственный голос: «Основными признаками перфоративной язвы являются острая кинжальная боль и доскообразный живот».

Она словно вновь оказалась в аудитории, на экзамене по факультетской хирургии.

Прекрасный летний день, окна светлого класса настежь распахнуты, яркое солнце заливает парты и склоненные над ними головы студентов… Никому не хочется учиться, преподаватель тоскливо глядит на ветки сирени, нагло качающиеся за окнами, и мечтает оказаться на берегу озера или в лесочке, словом, где-нибудь подальше от учебного процесса. Юля стоит у доски и бодро отвечает по билету голосом записной отличницы:

– Некоторое значение имеет и язвенный анамнез, хотя около трети пациентов не знают о наличии у них язвы до момента прободения. Из объективного осмотра, кроме выраженного напряжения мышц брюшной стенки, на перфорацию указывает исчезновение печеночной тупости…

…Живот у моряка действительно очень твердый, наверное, подходит под определение «доскообразный». Сейчас проверим эту самую тупость. Она легонько постучала пальцем по области печени – действительно, звук везде высокий, звонкий, а не глухой, как должно быть, если под брюшной стенкой располагается непосредственно печень.

…– Патогномоничным[6]6
  Являющийся абсолютным признаком какого-либо заболевания.


[Закрыть] является симптом «серпа», то есть определение свободного газа в брюшной полости на рентгенограмме в виде узкой полоски над правым куполом диафрагмы.

Юля снова провалилась в прошлое, в свой экзамен по хирургии. Думала ли она тогда, уверенно произнося незнакомые слова, что когда-нибудь ей действительно придется ставить диагноз прободной язвы? Ни одной минуты!

– Все симптомы указывают на то, что у вас перфоративная язва желудка! – без обиняков заявила она. – Я срочно отправляю вас на рентген, и, если диагноз подтвердится, вам предстоит немедленная операция!

Она нарочно говорила так безапелляционно, надеясь, что пациент почувствует недоверие к ее самоуверенности и потребует более опытного врача.

– Хорошо, товарищ врач, – только и сказал моряк.

Юля быстро выписала направление на снимок и, получив несколько свободных минут, полетела будить Дубикайтиса.

– У меня перфоративка! – орала она, тряся его за плечо.

– Не у тебя, а у больного, – пробормотал Александр Кимович. – Давай закручивай: ЭКГ, терапевт, анализ крови, без чего там еще анестезиологи жить не могут – и подавай в операционную. А я пока еще полчасика посплю и приду тебе ассистировать.

– Александр Кимович! Вы что, не видите, кто перед вами?

– Самая красивая докторша больничного городка, – галантно пробормотал Дубикайтис, отворачиваясь к стене.

– Я же не умею оперировать! Давайте вызовем заведующего!

– Еще чего! На элементарное ушивание язвы? Это же проще, чем аппендикс удалить. Не волнуйся, я помогу.

– Я не возьму на себя такую ответственность!

– Уже взяла, – заметил он спокойно. – Когда соглашалась дежурить.

– Я не напрашивалась! Вы сами меня уговорили!

– Вот именно. – Дубикайтис сел, потянулся и страстно, вдумчиво зевнул. – Мужики хотели хоть небольшого облегчения, а какое облегчение, если ты будешь их постоянно дергать из дому? Получится, если раньше они проводили в больнице рабочее время, то теперь будут проводить в ней свободное, то есть неоплачиваемое время. Ладно, пойдем посмотрим. Он осмотрел пациента и согласился с Юлиным диагнозом. Потом сам позвонил в операционную и анестезиологам, привел упирающегося терапевта смотреть кардиограмму и показал Юле, как правильно списать наркотик для премедикации[7]7
  Назначение седативных препаратов для лучшего течения наркоза.


[Закрыть].

Но в рентгеновском кабинете их ждал сюрприз – свободного газа на снимке не оказалось.

– Ура, значит, я ошиблась, и оперировать не надо!

– Ничего подобного, – фыркнул Дубикайтис. – В лучевой диагностике положительный результат имеет гораздо большую ценность, чем отрицательный. Мало ли почему газ не видно, может, у мужика спайки или еще что. Клиника яркая, так что вперед!

– Значит, ты предлагаешь мне зарезать больного, у которого, возможно, ничего и нет? – От страха и возмущения она даже не заметила, что обратилась к Александру Кимовичу на ты.

Тот захохотал:

– Юля, это же морской офицер, ты его лопатой не убьешь!

В операционной снова дежурила Елизавета. Подав скальпель трясущейся от страха Юле, она ободряющим тоном сказала:

– Не беспокойтесь, Юлия Евгеньевна, я подскажу, если что.

Юля была так благодарна за эти слова, что совсем забыла: перед ней змея, разлучница, которую необходимо вывести на чистую воду и уничтожить.

– Подождите, – сказал анестезиолог, – нужно еще фентанил ввести. Две минуты.

Получив маленькую отсрочку, Юля вдруг задумалась о своих личных делах. Следовало признать – никаких успехов она не добилась, личность Филипповой зазнобы оставалась для нее такой же загадкой, как и в начале расследования. Отчаявшись поймать подозреваемых на месте преступления, Юля надеялась, что ее соперница выдаст себя, обнаружив ненависть к законной жене. Косые взгляды в ее сторону или какие-нибудь мелкие козни, на выдумку которых так горазды женщины, стали бы для Юли прекрасной уликой. Но любовница Филиппа, кто бы она ни была, обладала завидным присутствием духа. Ни Катенька, ни Елизавета ни разу не пытались подставить ее. А ведь она их провоцировала, надевала на службу уникальные бриллианты из своей девичьей шкатулки и врала, что это подарки мужа. За чаем, не жалея красок, расписывала нежность и заботливость Рыбакова. Эти россказни о семейной идиллии должны были заставить давиться слюной не только соперницу, но и совершенно нейтральную женщину. Однако, обводя глазами лица сотрудниц во время своих баллад, Юля не поймала ни одного напряженного взгляда.

«Ладно, пусть не зависть! – думала она. – Допустим, Филипп рисует нашу жизнь совсем в других тонах, и она верит ему, а не мне. Но я ведь и насмешливой гримасы не видела ни на Катином лице, ни на Елизаветином».

Если бы Юля не подслушала тот злосчастный разговор, ни за что не заподозрила бы у Рыбакова другой женщины! Но разговор не допускал иных толкований. Уверенный, что жены нет дома, Филипп выражался предельно ясно.

«Может быть, я ищу не там?» – думала она. Ей очень хотелось снять подозрения с коллег и почувствовать себя не засланным шпионом, а полноправным членом коллектива. Но факты – вещь упрямая.

Итак, Катя или Елизавета. Одна из них спит с ее мужем, а Юля до сих пор не знает кто!

– Можно, – кивнул анестезиолог, и она, мигом отбросив все мысли о своей личной жизни, начала разрез.

«Сейчас выяснится, что у него ничего нет и мы располосовали мужика напрасно, – мрачно думала она, а рука, в которой неожиданно для Юли появились твердость и уверенность, скупыми четкими движениями рассекла подкожную клетчатку. – Ага, вот и белая линия живота, разрез нужно сделать строго по ней, чтобы не захватить мышц. Где же тут середина?

…Хорошо, если дело кончится просто рубцом на животе, а если начнутся осложнения? Нагноение раны, допустим. Спаечная болезнь. Или, – похолодела Юля, – кишечные свищи? Стоило пережить множество погружений и боев, чтобы в один прекрасный день тебя зарезала придурковатая девица…»

Она нашла перекрест волокон апоневроза[8]8
  Сухожильное растяжение, как бы «каркас» мышц.


[Закрыть] и провела скальпелем. Показался предбрюшинный жир, без малейших признаков патологии.

– Вот видишь, – сказала она Дубикайтису, – ничего нет.

– Подожди, мы еще в живот не вошли… – Он пинцетом захватил край брюшины и приподнял.

Мысленно прощаясь с едва начавшейся карьерой хирурга, Юля рассекла брюшину и взяла на кохера[9]9
  Распространенный хирургический инструмент, назван в честь изобретателя, немецкого хирурга, лауреата Нобелевской премии Теодора Коха.


[Закрыть] вместе с салфетками. Есть! Из раны на нее смотрело перфоративное отверстие в выходном отделе желудка.

…– Лечение перфоративной язвы только оперативное. Производится ушивание язвы двухрядным узловым швом, линия швов дополнительно укрепляется прядью сальника. Брюшная полость тщательно санируется раствором антисептика.

– Отлично, Юля. Давайте зачетку. «Отлично, отлично, – ворчала Юля про себя, вдохновен но накладывая швы. – Не слишком толсто, не слишком ча сто, но чтобы было прочно и герметично, – чего стоит это «отлично» теперь, когда я столкнулась с перфоративной язвой лицом к лицу? Сдам ли я этот экзамен, где оценка – жизнь человека?»

– Блестяще, – сказала Елизавета, развязывая на Юле халат. – Мужская точность и чисто женская аккуратность.

– Вы рано хвалите меня, пусть больной сначала поправится.

– Юля, это подводник, а им все на пользу, – засмеялся Дубикайтис. – Сколько я им переломов лечил, срастается как на собаках, хотя по всем канонам медицины должно быть наоборот! Гипоксия, малоподвижность в походах, все факторы риска налицо, а у них через неделю великолепная костная мозоль.

Елизавета пригласила их выпить чаю.

– Похоже, кончилось твое везение, – разглагольствовал Дубикайтис, сидя на диване по-турецки, – теперь лапаротомии косяком пойдут.

– Не пугайте Юлию Евгеньевну, – церемонно заявила Елизавета.

Разлив чай, она опустилась на краешек стула и сидела с абсолютно прямой спиной, будто на приеме у королевы. Юля, глядя на нее, тоже подобралась, хоть ей очень хотелось развалиться в кресле.

– А что пугать? Пусть привыкает. Сама говоришь, у нее классно получается.

– Это так. Юлия Евгеньевна, вы можете доверять моему глазу. Я с шестнадцати лет стою на операциях, подавала многим хирургам, в том числе профессорам, и умею определить, кто чего стоит. Не сомневайтесь в себе, вы быстро достигнете уровня наших докторов.

– Что вы, Елизавета! Не хвалите меня.

– Я больше скажу, – невозмутимо, без улыбки продолжала медсестра. – Я надеюсь, рано или поздно вы освоите гораздо более сложную отрасль медицины – оформление больничных. Вам это по силам.

– Не то что мне! – фыркнул Дубикайтис. – Ах, Елизавета, я без тебя просто осиротел. Катя – тетка старательная, но с тобой никто не может сравниться. Я как сыр в масле катался, расписывался, где ты говорила, и все. Теперь же думать приходится, а ты знаешь, как я это не люблю.

– Юлия Евгеньевна, я хотела вас попросить… – замялась Елизавета. – Не думайте, что мне плохо с вами работается, но, честно говоря, хотелось бы вернуться к Александру Кимовичу. Мы с ним привыкли друг к другу, кроме того, я исполняю обязанности старшей медсестры и мне нужен непосредственный контакт с заведующим.

– И правда, Юля! Я тебе давал Елизавету временно, пока ты не освоишься. Ты втянулась, так что верни обратно.

– Не скажу «с удовольствием», но верну.

Чтобы скрыть волнение, Юля уткнулась в свою чашку. Вот и улика! Большой разницы, с кем сидеть на приеме, для Елизаветы нет, с Юлей даже спокойнее. Дубикайтис так гонит, что сестра еле успевает заполнять квитанции и выдавать больничные. Девяносто человек за смену принимает. Просто Елизавете нужно избавиться от постоянного Юлиного надзора, вот в чем дело! Да и психологически некомфортно сидеть рядом с женщиной, которую ты хочешь обездолить.

«Как ей, должно быть, тяжело проявлять дружелюбие ко мне! – вздохнула Юля. – Наверное, еще тяжелее, чем мне – к ней. Она для меня – угроза, но я для нее – препятствие!»

Допив чай, Юля с заведующим собрались по своим докторским делам, но Елизавета деликатно придержала ее.

– Вы не обижайтесь, – тихо попросила она. – Вы ничуть не хуже Дубикайтиса, и мне с вами даже больше нравится сидеть, чем с ним. Вы хоть немного вникаете в нашу канцелярию, а он все больничные на меня переложил. Просто я действительно очень к нему привыкла…

Она потупилась, чтобы Юля поняла: привыкла, читай – влюбилась. Старая уловка! Избитый сюжет! Влюбленный в одну для сохранения тайны притворяется, что ухаживает за другой женщиной, – сколько книг и фильмов существует на эту тему!