Текст книги "Сиротки. Отцеубийцы"

Атаку Латерфольта он почувствовал спиной и, развернувшись, выхватил из ножен меч в тот самый момент, когда сабля опускалась, чтобы снести ему голову. Зазвенела сталь. Кривой клинок проехал по прямому и соскочил, увлекая Латерфольта за собой. Рейнар занес меч и сделал выпад, целясь Латерфольту в живот, но без должной силы: чертовы предплечья пронзила тянущая боль, и Латерфольт, даже оглушенный и раненый, легко выбил меч из его рук.

Рейнар, не растерявшись, ударил Латерфольта ладонью в кадык. Хинн отпрянул, хрипя, потерял равновесие и рухнул на колени. Рейнар поймал его взгляд. Латерфольт был и сам обескуражен своей неловкостью и понимал: знаменитая горячность привела его к закономерному концу. Рейнар выхватил из-за пояса кинжал. Другая его рука пригвоздила противника к земле, встретив слабое сопротивление. Герцог склонился к спутанной черной гриве и прошептал Латерфольту на ухо – совсем как в тот раз:

– Я же сказал: убирайся навсегда!

Латерфольт из последних сил дернулся, рыча сквозь сцепленные зубы, и Рейнар нанес удар. Спина егермейстера выгнулась дугой; сын Хроуста, легендарный Принц Сироток, долбаный неуловимый лис – вот он, твой бесславный конец! Рейнар медленно вынул кинжал из его бока, и Латерфольт сжался, одной рукой пытаясь зажать рану, другую вытянув перед собой и пялясь на кровь, словно не веря своим глазам. «Это что, твое первое ранение?» – хотел было съязвить Рейнар, но издевка застряла в его горле. Неподдельный детский ужас в глазах Латерфольта, а с ним осколки воспоминаний, отзвуки клятв, старая, гнилая боль и стыд заставили Рейнара содрогнуться и застыть перед врагом.

Демоны тем временем покинули свой кокон и один за другим бросились на копейщиков, которые мужественно держали строй, пока их товарищи падали под натиском тьмы. Шарка по-прежнему стояла как истукан над телом превращенного в мусор Мархедора, но Рейнара не покидало ощущение, что еще мгновение – и она проснется. Он вцепился в гриву Латерфольта и потянул вверх, чтобы тот встал.

– Еще ничего не кончено, – прорычал Рейнар себе под нос. – Ты идешь за мной!

С этими словами он потащил егермейстера за собой в глубь крепости.

Шарка вернулась в сознание, когда кокон рассыпался на множество теней и те бросились на солдат крепости. Плоть просыпалась медленно: застоявшаяся без движения кровь разливалась по сосудам, отчего в ногах и ладонях защекотало, и Шарка не сдержала глупого хихиканья.

Все еще смеясь, она наконец открыла глаза и увидела себя в полном одиночестве в центре площади, усеянной трупами. Кровь на камнях, останки врагов и союзников, запах гари и человеческих останков, шум со стороны крепости и ворот – все казалось далеким после забвения, в которое ее забросила ярость.

Демоны расправлялись с отрядом копейщиков, и Шарке даже не нужно было сопровождать их взглядом и отдавать команды, как раньше. Она прошлась по площади, заглянула в коридор, увидела войско Хроуста за опущенной герсой. Война вдруг показалась ей чужой и ненастоящей. Шарка покрутилась на месте, беззаботная на поле брани, как девчонка на лугу, собирающая цветы. «Очнись, – уговаривала она себя, – ты здесь не просто так!»

Вопли ужаса и боли наконец докатились до ее ушей – раньше она не обращала на них внимания, но теперь слух проснулся, как и остальные чувства. Шарка опустилась на колени. Тяжесть своего доспеха она тоже ощутила, будто впервые, и принялась стаскивать его с себя, благо в битве ремни ослабли. Шлем она уже давно потеряла. Сияющий подарок Сироток упал на землю рядом с лужей крови, и дышать стало легче. Она расправила усталые плечи, как вдруг услышала:

– Шарка! Он схватил Вилема!

Фубар возник из ниоткуда и принялся трясти ее за плечо. В последний раз, когда она видела его, Фубар на своем коне въехал в самую гущу врагов и там исчез. Наверное, удача улыбнулась ему в очередной раз.

– Кто? – с трудом выдавила из себя Шарка.

– Рейнар! – Имя показалось знакомым, но не вызвало никаких чувств. – Я видел, Шарка! На этом самом месте!

Фубар указал дрожащим пальцем себе под ноги:

– Он пронзил его кинжалом и потащил за собой… Шарка, ты слышишь меня? Он схватил Латерфольта!

Шарка вздрогнула, словно ее укололи иглой. С этим вторым именем в груди разлился холод. Фубар указывал на лужу крови, от которой неровный след тянулся в глубь крепости.

– Латерфольт, – повторила Шарка и вдруг обмякла. Фубар успел подхватить ее, и она повисла на его руках, крича: – Вилем! Он жив? Фубар, где он? Нет…

Фубар встряхнул ее.

– Я видел, куда пошел Рейнар, – твердо и громко сказал он, удерживая ее на ногах. – За ними, скорее!

Шарка покорно кивнула и позволила тащить себя, собирая по пути Свору. От тупого равнодушия не осталось ни следа: теперь каждый шаг, который она делала за Фубаром, отзывался болью и ужасом. «Это сделала я», – думала она, глядя на разорванные тела копейщиков, и снова ей стоило огромных усилий удержать себя в сознании. Вилем ранен и, может быть, уже мертв…

Мир мелькал перед глазами отдельными картинками: спина Фубара, какие-то узкие улицы, по которым он вел ее, отдаляясь от стены и ворот, дома с заколоченными окнами, пустынные пространства, жемчужные глаза ее верных комков тьмы. Однажды ей удалось обернуться и увидеть, как вдали со стен спускаются Сиротки. Но соображала она плохо, в мыслях все сжалось до простого набора образов: боль, мертвецы, Вилем…

Шарка остановилась как вкопанная. Фубар испарился, исчез, она потеряла его из виду. Зато на площади перед зданием ратуши, украшенной статуями гордых грифонов и королей прошлого, перед ней стоял отряд стрелков с ружьями. Каждое дуло было направлено Шарке в грудь.

Демоны, вся ее трепещущая мрачная рать с оскаленными пастями, собрались вокруг Хранительницы. Пусть стрелки были довольно далеко, ей бы хватило лишь нескольких быстрых шагов. Мстительная радость заставила Шарку улыбнуться, и увидевшие это стрелки содрогнулись.

«Да хоть еще тысячу пошлите! Десять тысяч! Дюжину кьенгаров! Разорвать, стереть в пыль, уничтожить…» Она слышала внутри себя Голос, невнятный, далекий, но не умолкающий ни на секунду. Однако тут стрелки расступились, пропуская вперед человека. Герцог Рейнар вышел вперед, левой рукой прижимая к себе Латерфольта, а правой держа у его горла кинжал.

Ведьма, которая уже собиралась было броситься на них, сияя знаменитым оскалом Свортека, застыла как вкопанная. Рейнар встряхнул Латерфольта, чтобы Шарке было видно, как хинн закашлялся и слабо попытался вырваться из хватки.

Шарка дернулась вперед.

– Нам надо подпустить ее ближе, – сказал Рейнар солдатам. – Иначе пули не достанут.

– Но тогда нам тоже конец, – ответил капитан стрелков, и по ряду его людей прокатился гул согласия.

Сиротки, прорвавшие жалкую оборону Козьего Града на стенах, уже хлынули в крепость, попадаясь во все расставленные Рейнаром ловушки, но все же часть их сумела добраться вслед за Шаркой до площади. Теперь с ними боролись защитники ратуши, но герцог ясно видел: у солдат мало шансов против фанатиков Хроуста. Все пошло коту под хвост! Одноглазый гетман, как в старые времена, умел делать из своих выблядков настоящие машины убийства, а королевским солдатам недоставало ни духа, ни причин драться до последней капли крови. «И все же, – думал Рейнар, глядя, как воодушевленная появлением Хроуста Шарка делает мелкие шаги ему навстречу в окружении демонов, – не все потеряно».

Он покрепче перехватил истекающего кровью Латерфольта и тоже двинулся вперед. Стрелки на мгновение замешкались, но все же сделали шаг навстречу псам тьмы и их хозяйке. Еще несколько локтей…

Глаза девчонки впились в него – совсем не такие, как у Мархедора и Дьорды, живые даже сквозь пелену ненависти.

«Не думай, Рейнар. Не сейчас…»

Один из демонов резко подался вперед. Рейнар надавил на кинжал так, что пленник захрипел, и выкрикнул:

– Если ты спустишь демонов, он сдохнет!

Демон втянулся в свору. Лицо девчонки превратилось в маску злобы.

«Как ты до этого докатился? Ты стал таким же ублюдком, как Златопыт, нет, хуже – как Ураган, державший в заложниках тощего мальчишку!»

Рейнар снова двинулся вперед вместе со своим отрядом. На сей раз ведьма не протестовала. Еще совсем немного, и…

Он не сразу понял, что заставило его заорать так громко, что стрелки растерянно опустили ружья. Левую руку снова пронзила неистовая боль, почти как в тот самый день. Ублюдок Латерфольт укусил его, вложив в это последние силы, и едва не добрался до вен. Рейнар невольно отбросил хинна от себя. Тот упал на землю и пополз на четвереньках. Стрелки нацелились на него.

– Нет! Не его! Убейте ее! – взревел Рейнар.

Тьма взметнулась перед Шаркой, как щит, пока воздух наполнялся громом от выстрелов и густым дымом. За неплотной завесой мрака, дымом и слезами Рейнар видел, как мечется нечеткий силуэт девчонки. Она успела отвернуться, но затем вздрогнула – один раз, второй, третий. Тьма задрожала и побледнела: большинство пуль так и не достигли цели, но, судя по судорогам ведьмы, несколько раз ее все же задело.

Пока стрелки перезаряжали ружья, Рейнар, вытягивая шею, пытался рассмотреть хоть что-то за завесой белого дыма. Шарка стояла к нему спиной, согнувшись и тяжело дыша. Затем медленно и как-то величественно повернулась, вытянув к нему правую руку. Ее веснушчатое лицо было покрыто кровью, но глаза горели, яркие, как глаза ее проклятых псов.

– Нет, – прошептал Рейнар, но было поздно.

Демоны взметнулись прямо из пустоты вокруг своей хозяйки, и черная волна со множеством горящих белых глаз полетела на стрелков.

Время замедлилось, но Свора, как грозовая туча, надвигалась так неумолимо, что Рейнар даже не попытался отступить. Сзади один за другим зазвенели вопли предсмертного ужаса; кто-то тщетно пытался стрелять в волну мрака. Рейнар ощутил кожей, как за его спиной самые быстрые из демонов уже вцепились в глотки стрелков, как крошечные капли чужой крови оседают на волосах…

И не было ничего, кроме этого замедленного кошмара, этой тьмы, медленно пожиравшей его. То, как он представлял себе умирание, оказалось чепухой. Жизнь со всеми ее горестями, потрясениями и редкими мгновениями счастья не пролетела перед его глазами. Никаких лиц любимых людей, никаких Эфолы, Тернорта, даже Морры; никакого света… Ничего, кроме тьмы…

Рейнар закрыл глаза и позволил себе опуститься на колени. Затылок приятно обдувал ветер. Мгновение перед тем, как бездонная пасть поглотила его, растянулось на вечность.

II. Раненые

Сиротки собрались вокруг Шарки, у ног которой неподвижно лежал бледный Латерфольт. Она все уговаривала себя коснуться его и осмотреть, но тело не подчинялось, словно не было уверено, что сможет совладать с правдой.

Поэтому, словно оцепенев, Шарка просто пялилась на Рейнара. Герцог – то, что от него осталось, – все так же неподвижно сидел на коленях с опущенной головой в окружении трупов солдат. Его собственное тело никак не желало заваливаться наземь. Никто не решался приблизиться к нему и воронке. Разорванные, перекрученные, словно пропущенные через мясорубку останки – такая смерть казалась чудовищной даже для грифонов Редриха. И это единственное уцелевшее тело – что будет с ним? Разорвет ли его в клочья или развеет по ветру горстью праха? Что она с ним сделала?

– Латерф! – прогремел словно издалека рык Хроуста. Краем глаза Шарка увидела, как гетман опускается к телу егермейстера и подхватывает безвольную голову под затылок.

– Принц пал! – раздались горестные стоны, и Сиротки – мутные причитающие пятна – столпились вокруг Хроуста и Латерфольта.

– Не пал, черт вас дери! – надрывался Хроуст. – Чего встали? Лекаря! Живо!

– Мой гетман, – прошептала Шарка. Дрожащий палец указывал на Рейнара. Сиротки и даже Хроуст умолкли.

Голова Рейнара дернулась и медленно поднялась, открывая лицо без единой царапины. Взгляд мутных, но живых глаз пошарил по толпе и с недоумением остановился на Шарке.

Шарка и Морра стояли перед разрушенной стеной одного из домов, которые поглотило море. Хроуст разрешил Шарке уничтожить ее: толку от стены все равно не было. За баронессой и Хранительницей по-прежнему наблюдал Тарра, а вдали, на набережной, толпились дети и зеваки.

Шарка сосредоточилась, выставив руки перед лицом ладонями вперед, – и раскаленная волна с неистовой яростью ударилась о стену, раскрошив ее на мелкие кусочки. С набережной донеслись радостные вопли. Шарка обернулась и помахала зрителям, которых это привело в неописуемый восторг. Через парапет перемахнул человек и решительно направился к ним. Узнав Фубара, Шарка заулыбалась. Давно уже пора, черт побери, где его носило?

Тарра перегородил ему путь:

– Ну что, тебе все неймется?

Но Фубар упрямо рвался к Шарке и Морре, хоть егерь и удерживал его:

– Мне нужно поговорить с Хранительницей! Я хочу сопровождать ее на битву!

– Это не тебе решать! Да что не так с тобой, господи!

– Шарка, скажи ему! – взмолился Фубар. – Скажи егермейстеру! Я докажу свою верность Сироткам и тебе!

– Для тебя я – егермейстер! И я говорю, чтобы ты заткнулся!

Морра схватила Шарку за рукав, заставляя отвернуться от Тарры и Фубара, между которыми, как и было запланировано, началась перепалка, и вынудила посмотреть на себя.

– Не делай этого, не езди с ними, – быстро заговорила она, пока внимание Тарры было приковано к Фубару. – Хроуст втягивает тебя в войну, как Редрих втянул Свортека!

– Свортек сам этого хотел.

– Я говорю тебе, Шарка, – продолжала баронесса сквозь ругань мужчин. – Просто услышь меня…

– Нет. – Голос Шарки был тверд, как никогда раньше. – Пожалуйста, перестань. Я видела…

– Что ты видела? Очередной дурацкий сон?

Шарка упрямо смотрела на нее. Тарра пихнул Фубара в плечо, отгоняя прочь, и Морра не выдержала:

– Что ты можешь знать – ты, деревенщина, шлюха? Ты даже читать и писать не умеешь, откуда тебе знать, чего хотел Свортек?!

Злость отразилась на лице Шарки: наверное, давненько никто не напоминал ей о прошлом, которое подмяли под себя парады Хроуста и обожание таворцев. Вокруг зажглись в воздухе тусклые жемчужные глаза.

– Что, убьешь меня? – ехидно спросила Морра.

– Ты лежала в траве и плакала, глядя на мертвого птенца, – сказала вдруг Шарка. – Свортек сказал: «Оно и к лучшему, что твой ребенок умер». Это мне тоже приснилось?

– Как… Что… – Морра ошарашенно шлепала губами, не в силах собраться.

– Свортек сам отдал ему Нить. Латерф пообещал остановить войну, и обещание сдержал.

– Ложь! – Морра сорвалась на визг. – Свортек вернулся с головой Латерфольта, и на нем не было ни царапины!

– Я все это видела.

Шарка взвизгнула и отпрянула: Морра швырнула ей в лицо пригорошню песка. Баронесса не успела отдернуть собственную руку, не успела ни о чем подумать. Слова, которые она готовила, умерли, встретившись с невозмутимостью Шарки. Сзади раздался топот множества ног и ругань Тарры:

– Ах ты сука! Как ты смеешь!

– Ты ничего не знаешь! – заорала Морра так, что в ушах зазвенело. Шарка продрала забитые песком глаза. Тарра скрутил баронессу, заведя руки ей за спину, но она все еще боролась, пока вокруг собирались встревоженные таворцы. – Я делаю это для тебя, идиотка! Шарка!

Ее увели под улюлюканье толпы…

Морра встряхнула головой, прогоняя воспоминание, назойливо преследовавшее ее с самого начала битвы. Какой теперь толк ковыряться в прошлом? «Признай, Морра: ты не смогла. У тебя был последний шанс в тот день перед битвой, и он выскользнул у тебя из рук, как твоя свобода, как расположение Шарки, как много что еще…»

План Рейнара полетел к чертям, хотя поначалу все шло гладко. Герса перекрыла Хроусту путь в крепость, и войско растерянно столпилось под стеной. Немало времени им потребовалось, чтобы понять: герсу не сдвинуть с места, а Шарка слишком занята битвой, чтобы помочь Сироткам проникнуть внутрь.

Но затем раздался взрыв.

Тыл, в котором находилась Морра под надзором Кирша, дрогнул. В войске, собравшемся у разбитых ворот, тоже прокатилось волнение. На несколько мгновений замерло все, притихли даже беспокойные лошади. Звук отличался от того, с каким Дар Воздуха и Огня разрушал стены, ворота и другие преграды. В нем застыл оглушительный крик, зловещая нота которого разлилась над крепостью и медленно ушла в землю.

А затем в небо взмыло пятно – то был бронированный Такеш с всадником, который раскачивался в седле, удерживаясь лишь на ремнях. Изо всех сил напрягая зрение, Морра наконец рассмотрела: не Рейнар. Кто-то другой, закованный в черные латы, не такие, как у Шарки, без сознания или мертвый… В тот миг она осознала: план Рейнара провалился.

Не сказать, чтобы она знала его досконально. Фубар передал ей только самую суть в записочках, которые подкладывал в книги на уроках с Шаркой. Морра, забивая Шарке голову ерундой и удерживая ее от овладения полной мощью Дара, тоже передавала Фубару послания, которые далее попадали к Рейнару. Но Шарка, со своей тупой влюбленностью в Латерфольта, умудрилась раскрыть Дар сама, и Рейнару пришлось готовиться в спешке. Вглядываясь в крепость, словно стены могли стать невидимыми и открыть происходящее, Морра все лучше понимала: он не справился.

Все они не справились.

Впрочем, как обычно.

Хорошо хоть ее взяли на штурм. Хроуст рассудил, что будет полезно иметь Морру рядом на случай, если Шарка не совладает с Даром. Шарке об этом не сказали: после того случая на пляже их больше не оставляли наедине, чтобы не нервировать бедняжку. Почему же они не зовут ее? Может, нет никаких причин для тревоги?

К стенам уже приставили лестницы, и Сиротки начали проникать в крепость, не встречая сопротивления. Неужели Козий Град пал?

– Кирш! – Морра схватила его за руку. Болтливый Кирш уже несколько минут молча ерзал в седле: верный знак, что что-то пошло не так и для Сироток. – Там что-то происходит, отвези меня туда!

– Поприказывый мне тут, – отмахнулся он без особой твердости.

– Я не приказываю. Я лишь говорю, что Шарке, возможно, нужна помощь! Ты же видишь, что штурм пошел не по плану!

Кирш скривился, но в тот же миг со стороны крепости раздался протяжный, похожий на стон звук рога. Тыл встрепенулся. Последовали еще два коротких сигнала, и Морра нетерпеливо толкнула Кирша в плечо:

– Вези меня! Хроуст зовет!

На сей раз советник Хроуста не стал упрямиться: имя гетмана отогнало сомнения. Морру усадили в седло за ним, и Кирш погнал коня через поле к Козьему Граду. Пыль забивала нос и рот. Над крепостью уже нависла плотная черно-синяя туча, готовая пролиться дождем и смыть ужас боя. То и дело взгляд Морры против воли задерживался на трупах людей и лошадей. Хотя штурм первых ворот прошел именно так, как планировали Сиротки, все же немало всадников из конницы Латерфольта нашли здесь свой конец.

Поделом! У них было пять лет мира, и могло бы быть еще больше. Но они сами захотели этой войны и тем призвали свою смерть… Так Морра распаляла себя, чтобы задавить ужас злостью, но впервые за много лет старая уловка дала слабину.

Перед Киршем солдаты почтительно рассыпались в стороны. Морра взбиралась по лестнице как можно быстрее, ожидая запоздалой стрелы под ребра. Вдруг Сиротки уже выяснили, кто снабжал новостями Рейнара? Или королевские солдаты поджидают ее в засаде, потому что поверили, будто она все это время помогала Сироткам? А что, если Шарка погрузится в безумие, потеряет контроль и прикажет Своре разорвать ее на кусочки? Морра заторопилась так, что перестала попадать руками и ногами по перекладинам. Пути назад все равно не было: прямо за ней лез Кирш, а внизу у стены толпились полчища Сироток.

Наконец она перемахнула через крепостную стену и поняла, что все предыдущее было цветочками по сравнению с тем, что творилось внутри.

– Эти ублюдки устроили засаду! – комментировал Кирш. – Они опустили герсу… Хотя это даже не герса, у Козьего Града ее никогда в жизни не было! Опустили решетку, чтобы не дать нам въехать. А сами…

«А сами принялись расстреливать то, что осталось от отряда Латерфольта», – поняла Морра, спускаясь со стены во двор между первыми и вторыми воротами. Множество егерей и хиннов, утыканных стрелами, лежали здесь в одной безобразной куче. Среди мертвых Морра заметила Якуба, который на пути в Тавор менял ей повязки на ранах, а в Таворе был ее тюремщиком… Дальше, за коридором, что вел внутрь крепости, смерть поменяла почерк на более знакомый. Разорванные тела защитников, которых не спасли ни кольчуги, ни шлемы, провожали Морру пустыми взглядами. Сильный приступ тошноты сжал горло. Предгрозовая духота, вонь крови и застывший в теле ужас заставили Морру согнуться пополам и как можно скорее броситься прочь из коридора, на свет, на простор, подальше от этой тьмы…

Но и на плацу она не нашла облегчения. Пусть Сиротки уже растаскивали тела по краям площадки, все равно тут и там растеклись лужи крови, а куски растерзанных тел зияли, словно раны самой земли. У одного из них собралась целая толпа. Люди выглядели встревоженными и не решались подойти ближе. У Морры перехватило дыхание от страшной догадки, и она бросилась туда на слабых ногах, пока Кирш пытался сообразить, где находятся Хроуст и Шарка.

– Тебе сюда нельзя, – неуверенно возмутились Сиротки, пытаясь отогнать Морру, но баронесса проворно проскользнула к телу и застыла перед ним, не дыша.

Значит, она была права… Фубар не решился назвать в записках имена тех, кто получил Трофей Свортека. Но она-то знала, кому в Гильдии Редрих доверял больше всего и кого мог выбрать для чудовищного ритуала, который сам Свортек столько раз высмеивал.

Морра рухнула на колени перед останками, смятыми в груде черного металла.

«Мархедор, Мархедор… Ты к нему неровно дышишь, что ли?»

Нет, она не была в него влюблена. Но Мархедор проделал огромный путь, чтобы приблизиться к ее сердцу и занять там хотя бы место друга. Сдержанный, прозорливый, уважаемый за свой ум даже Свортеком (немыслимо!), теперь он никогда больше не обсудит с ней свои безумные теории и не расскажет очередную историю, почерпнутую из старинных книг, которые он любил сильнее всех в Гильдии, а то и в целом королевстве. Лицо его было изуродовано, но не разрушительной силой Дара. Серое, покрытое черными сосудами, с глазами, вылезшими из орбит, – так выглядело лицо ее единственного друга, с которым она не успела и словечком перекинуться перед этой чертовой миссией…

Рыдания застряли в груди. Морра лишь чувствовала, как дергаются, словно не принадлежа ей, плечи, тревожа свежий шрам от стрелы.

– Баронесса! – прогремел нетерпеливо Кирш. Должно быть, он уже долго не мог ее дозваться. – Идем, нас ждет Хроуст!

«Да идите вы все в пекло со своим Хроустом!» – упрямо повторяла она про себя как молитву, но вслух не вымолвила ни слова. Кирш взял ее под локоть, поставил на ноги и отвел от тела. Она успела поймать его брезгливый взгляд при виде останков магистра:

– Вот что делает ваш великий король с собственными людьми ради своего вонючего трона. Превращает в живых мертвецов!

– Значит, у него есть еще кьенгары? Хранительница Шарка – не последняя? – прозвучал откуда-то из толпы Сироток логичный вопрос – и все взгляды метнулись к Морре.

Но та уже не могла ничего ответить: ее губы и плечи вздрагивали все сильнее и чаще. Мархедор, Мархедор…

Кирш рассерженно цыкнул:

– Это мы еще узнаем. Пойдем, Морра, скорее!

Он буквально тащил ее за собой через крепость, пока сама Морра пыталась отогнать тошноту и страшное лицо мертвого друга, стоявшее перед глазами. С каждым шагом Сироток вокруг становилось все больше. Кирш вывел ее на площадь у нарядно украшенного здания со статуями и колоннами – должно быть, здесь был городской совет. На несколько мгновений он застыл, глядя в сторону воронки в центре площади, откуда Сиротки убирали очередных жертв Шарки.

Шарка… Сознание понемногу возвращалось к Морре. Она позже оплачет Мархедора так, как полагается. Если Рейнар пал, то ей самой и, возможно, несчастному Фубару грозит смертельная опасность. Скорее всего, Кирш ведет ее не на помощь Шарке (как она может помочь Хранительнице Дара, которая разнесла целую крепость?), а на казнь.

У входа в ратушу она повисла на руке Кирша:

– Постой! Я все объясню!

– Морра! – Грубый рывок поставил ее обратно на ноги. Кирш схватил ее за шкирку, как разбаловавшегося хорька, и потянул к дверям. – Приди в себя, мать твою…

– Морра!

Голос Хроуста невозможно было спутать ни с чьим другим. Он ударил, как гром, а следом и настоящий гром расколол свинцовое небо, и Морра оказалась перед гетманом.

Безоружный, но грозный, явно боровшийся с гневом Хроуст увлек Морру за собой в глубь темного зала, заполненного самыми близкими его полководцами. Кирш бросился к предводителю с расспросами, но Хроуст заткнул его, и Кирш понесся к другим: Петличу, Бабешу и тем, чьих имен она не знала. Если бы ее хотели казнить, вряд ли отпустили бы так просто… Тем не менее Хроуст пристально следил за ней и поторапливал. «Соберись! – велела она себе. – Если они ни о чем не догадываются, то самое глупое, что ты можешь сделать, – это поддаться страху и выдать себя с потрохами».

Она прошла за Хроустом в дальний конец зала, где под витражами, раскрашивающими последние лучи солнца в цветные пятна, лежали два тела. Каждый шаг отдавался в груди сильным, болезненным ударом. Неужели… Шарка…

Но первым она увидела Латерфольта, голого по пояс и залитого кровью по самый подбородок. Несчастный ублюдок не шевелился, но был еще жив, судя по тому, как над его боком хлопотали лекари, пытаясь зашить кровоточащую колотую рану. Впервые Морра увидела его не несущимся, не хохочущим, не орущим во всю глотку, а неподвижным и серьезным. Что бы она ни испытывала к брехливому хинну, мерзкий коготок жалости впился в сердце.

– Он выживет? – спросила она у Хроуста.

– Выживет! – громко ответил тот, чтобы все слышали. – Это же Латерф, он всегда выживает! Но ты должна помочь ему.

– Как?

От внезапной догадки перехватило дыхание: «Неужели он как-то прознал о Бликсе и думает, что я, ее внучка, могу нечто подобное?»

Хроуст указал на второе одеяло. Там лежала Шарка. Доспеха, в котором она шла в бой, теперь не было, и на платье алели тут и там мелкие пятна крови, расползаясь по серой ткани. Морра кинулась перед Шаркой на колени, грубо оттолкнув лекаря.

– Верни ее! – басил Хроуст у нее над ухом. – Она потеряла сознание после боя и не приходила в себя. Вряд ли из-за ран. Он отдал приказ стрелять слишком далеко, и мощности ружей не хватило, чтобы ее убить.

– Кто – «он»? – спросила Морра, хотя уже знала ответ.

– Твоя бывшая игрушка.

Что-то заставило ее обернуться: наверное, она хотела увидеть, с каким лицом Хроуст это произнес. Но вместо этого ее взгляд упал на конвой, который вел к выходу высокого пленника. Тот обернулся, словно что-то почувствовав. Он всегда чувствовал, даже когда между ними все закончилось. Всегда знал, когда обернуться.

Рейнар, невредимый, хоть и в камзоле, пропитанном кровью, не казался ни рассерженным, ни отчаявшимся, даром что руки за спиной были стянуты цепями, а на шею ему накинули ошейник, чтобы вести, как бешеное животное. Серый, усталый, с гримасой мрачного недоумения… Какой-то особо смелый конвоир ударил его по затылку, заставив отвернуться от Морры. Поводок натянулся, вынуждая ускорить шаг, и Рейнара вывели из здания ратуши.

– Его казнят?

– Верни Шарку. Это все, о чем ты сейчас должна думать!

Морра тупо уставилась на лекаря, который все пытался привести Шарку в чувство: подносил к носу пучки трав, брызгал водой из ковша, шлепал ладонями по щекам. Но лицо девушки оставалось расслабленным, словно она глубоко и сладко спала. От ярости Свортека в нем ничего не осталось, а может, ее не было видно, пока глаза закрыты. Маленькая шлюха из захолустья, изнасилованная, опозоренная, никому не нужная – а теперь самая вожделенная добыча для самого кровожадного монстра Бракадии, для самого жестокого короля и для нее самой, Морры, которой еще недавно никто, кроме Свортека, не был интересен…

Она низко склонилась над Шаркой, словно хотела рассмотреть каждую ее веснушку. Лекарь отполз, повинуясь приказу Хроуста. Гетман и Сиротки столпились вокруг в напряженном молчании. Снаружи уже бушевала буря.

– Шарка, – нежно позвала Морра, стараясь держать в голове то чувство, какое возникло, когда она впервые увидела девчонку во дворике лесного приюта. Тогда Шарка была пьяна и пыталась водкой заглушить воспоминания о том, как разбудила в себе великую тьму. Теперь Морра взывала к той жалости, которую испытала при виде ее растерянных глаз, к отвращению к самой себе, когда на поле перед замком она притворялась заложницей, а Шарка разрывалась между ней и братом…

– Шарка, – крупная слеза неожиданно сорвалась с ресниц и упала на губы девушки. – Прошу, проснись. Это я, Тлапка!

При звуке этого имени кто-то из Сироток раздраженно фыркнул. Но Морра пропустила шепотки мимо ушей: пусть думают что хотят.

– Шарка! – Девушка по-прежнему не отзывалась, и Морра решилась на глупость, о которой думала все это время, но сдерживалась, как не сдерживалась ни перед чем в своей жизни: – Свортек!

В шуме ливня и негромко рокочущего грома утонул удивленный вздох Сироток. Морра не видела Хроуста, но почувствовала, как он приблизился. Рыжие ресницы Шарки дрогнули. Морра склонилась к самому ее уху:

– Я знаю, что ты еще там. Ты нужен мне! Без тебя я ничего, ничего не могу сделать и ничего не понимаю…

Тень Хроуста назойливо маячила рядом, ловя каждое слово.

– Проснись, Свортек, скажи свое слово! Умоляю! Ты же не мог бросить меня. Я знаю, ты еще там…

– Морра.

Дыхание Шарки обдало жаром ее щеку. Морра отстранилась, едва не столкнувшись с головой Хроуста. Шарка смотрела на нее мутно и сонно, без всякой мысли. Но голос, которым она произнесла ее имя – это протяжное «о» и рокочущие «р», низкий, утробный звук на одном выдохе, – не принадлежал Шарке. Так говорил только он… Слов у Морры больше не осталось, ничего не осталось, кроме растерянности, – и она позволила Хроусту, Киршу и лекарям влезть между ней, девчонкой и кьенгаром, заточенным в ее теле.

С тупым онемением баронесса наблюдала, как Шарка приходит в себя и морщится от боли. Лекари держали ее руки, чтобы она не тревожила раны, но Шарка поборола их, закатала рукав, на котором расплылось алое пятно, и продемонстрировала Сироткам кружок новой, свежей кожи: рану, из которой совсем недавно вытащили пулю.

О том, как легко на Шарке заживают раны, Морра старалась все это время не думать. У Свортека тоже был Дар Исцеления, слабый, работающий только на нем самом. Вряд ли он имел хоть какое-нибудь отношение к Бликсе – та исцеляла других людей. Свортек не исцелял никого – только калечил.

– Латерф!