Текст книги "Сиротки. Отцеубийцы"

– Все, к чему ты прикасаешься, превращается в мусор, как Рейнар.

Он вывел ее из темницы и передал Киршу, который провел ее в комнату, не проронив ни слова.

Ни Волайна на западе, ни Аллурия на востоке так и не дали ответа. Тарра рассказывал об этом Шарке, показывая ей на карте эти страны. Волайна, скрытая за горами страна строгих законов, почитания Единого Бога и военного ремесла, выступавшая под оранжевым флагом с двухглавым львом, и Аллурия – морская держава за Галласом и Узким Проливом, над которой развевался синий стяг с белоснежным единорогом, – делили с Бракадией один язык, общий горный хребет Янвервольт и культуру. Вот только в разные времена они успели побывать как добрыми союзниками Бракадии, так и ее заклятыми врагами. Последняя война с Аллурией закончилась победой Бракадии благодаря Свортеку, который убил обоих аллурийских кьенгаров. У Волайны кьенгаров и вовсе не было вот уже несколько десятилетий. Это значило, что сейчас Бракадия, пусть и обессиленная внутренней войной, имела перед ними преимущество – Шарку.

О том, что Хроуст попросил помощи у тех, кто совсем недавно был готов стереть Бракадию в пыль, Тарра сообщил неохотно. В отсутствие Латерфольта, который наконец взял себя в руки и теперь собирал из хиннов новую кавалерию, именно он взял на себя роль учителя Шарки и немало этим наслаждался. Истории были его страстью, как Дар – страстью Морры. Но именно эту историю – запутанную и мрачную, от которой голова шла кругом, – он рассказал лишь тогда, когда Шарка спросила сама, услышав разговоры гетманов.

Что касается Морры, Шарка нередко видела ее на пирах, куда Морра таскалась за Киршем. Но обе девушки не решались даже приблизиться друг к другу: Сиротки следили за каждым их шагом. Во взгляде Морры Шарке временами чудилась мольба. Шарка бы сейчас не отказалась от такого союзника, зная, что ни Латерфольт, ни Хроуст не согласятся привести ее к герцогу, а мысль поговорить с ним так и не покинула ее.

Напряжение тем временем повисло над Козьим Градом. Сиротки, застрявшие в ожидании решения своего предводителя, маялись и ссорились, а сам Хроуст мрачнел и гневался, раздраженный молчанием Рейнара, Аллурии и Волайны. Первая стычка возникла между Латерфольтом и Киршем, когда Хроуст уехал проследить, как строятся вагенбурги – укрепленные повозки с ружьями, его движущиеся крепости и главное оружие на поле. В тот вечер Кирш, в котором давно уже зрело недовольство, подошел к Латерфольту после ужина и начал что-то шептать ему на ухо. Шарка и Тарра искоса посматривали на Старших детей Хроуста; Шарка заметила, как Морра за своим одиноким дальним столиком вытянула длинную шею, пытаясь уловить хотя бы слово.

– Я же сказал, нет! – рявкнул Латерфольт, привлекая всеобщее внимание.

– Ты сам знаешь, что это единственный способ, Латерф, – наступал Кирш. – Если он поймет, что за план был у Свортека…

Договорить он не успел: Латерфольт схватил Кирша за грудки и прижал к стене. Все произошло слишком быстро. Кирш совсем не ожидал от егермейстера такой злости и не успел оказать ему сопротивления, повиснув как тряпка.

– Он только того и добивается, чтобы мы играли по его правилам! – громко, чтобы все слышали, говорил Латерфольт. – Он и его сучка, которая высосала тебе мозги через хер. Очнись, Кирш! Мы не пойдем на поводу у человека, который повинен в смерти стольких наших братьев!

– Это ты очнись! – собрался Кирш, безуспешно пытаясь отцепить от плаща цепкие руки. – Какой бы мудак он ни был, сам гетман готов на это пойти ради нашей победы! А ты…

– Вот и говори с гетманом! Ха-ха, что, поубавилось спеси?

– Дело не в этом. А в том, что ты ведешь себя так, словно кьенгар принадлежит тебе одному и только ты можешь за нее решать!

Взгляды всех обратились к Шарке, затем вновь к Латерфольту. Но тот не обернулся, продолжая взглядом сверлить Кирша. Молчание длилось целую вечность, так что Кирш даже позволил себе выпрямить ноги.

– Это не просто кьенгар, мать твою, – четкий голос Латерфольта наконец рассек испуганное молчание. – Ее зовут Шарка, и она моя невеста!

Потрясенные шепотки прошелестели по залу. Сердце Шарки бешено забилось, в лицо хлынула кровь.

– Поэтому, – сказал Латерфольт, отпуская Кирша, – я буду решать, с кем и как ей говорить!

Он прошел к Шарке и протянул ей руку:

– Пойдем, – поторопил он ее, онемевшую и растерянную, – я не хочу, чтобы ты слушала эти бредни.

Впервые за три недели он коснулся ее, посмотрел на нее прямо – и все после слов, о которых Шарка, уже не надеявшаяся на его расположение, даже не мечтала. Латерфольт вывел ее из зала, который разразился голосами и криками, едва двери захлопнулись за их спинами. Они вышли в коридор, ведущий к ее покоям, и там, не доходя до двери, Латерфольт схватил ее, прижал к своей груди и зарылся носом в ее волосы, как любил делать и раньше. Но теперь он делал это с силой, даже с яростью, уже не спрашивая разрешения.

– Я не позволю им снова ставить тебя под угрозу! – услышала Шарка его бормотание. – Я никому тебя больше не отдам!

– Вилем…

– Латерф! Вилем давно мертв, и я не хочу больше слышать это имя!

– Латерф, но мы могли бы поговорить с Рейнаром все вместе, чтобы он точно не причинил мне вреда. – Шарка попыталась отстраниться, выскользнуть из удушающих объятий. Латерфольт поддался, но лишь затем, чтобы прямо посмотреть в ее лицо.

– При чем здесь проклятый Рейнар?! – закричал он на весь коридор.

– Ты просто не хочешь его слушать, ведь так? – сказала она, удивляясь самой себе. Еще месяц назад одна мысль о том, чтобы говорить так с Латерфольтом, привела бы ее в ужас. Но теперь она говорила, пусть сердце ее и билось все тяжелее. – Ты так ненавидишь его, что даже не хочешь попробовать узнать, зачем Свортек отдал ему Дар…

– Шарка! Нет! Это не о нем, это о тебе и обо мне, о нас! Милая…

Долгий поцелуй перекрыл все возражения, на которые она с таким трудом подбирала слова. Латерфольт пинком распахнул дверь и уложил Шарку на кровать.

Теперь он брал ее с собой всюду, а спать приходил в покои, которые изначально были определены для них двоих. Новость о том, что Латерфольт намерен жениться на Шарке, облетела крепость за считаные часы, и теперь их всюду сопровождали поздравления, шутки и пожелания. Хроуст, вернувшийся в Козий Град на следующий день, поздравил их без всякого удивления. Он заверил, что, как только Редрих падет, их свадьба станет первым и самым пышным пиром свободной Бракадии, на который Сиротки не пожалеют никаких средств.

Дэйн, узнав новости, едва не сошел с ума от радости. Растеряв всю свою гордую стать, он принялся прыгать вокруг Шарки и Латерфольта, как щенок. Шутка ли: теперь он не только один из Сыновей Яна Хроуста, но и шурин самого Принца Сироток!

Сама же Шарка праздновать и радоваться не спешила. Кажется, даже с титулом Хранительницы Дара ей было легче свыкнуться, чем с мыслью о том, что герой мятежной Бракадии предложил ей – пусть и неуклюже – руку и сердце. Ей, безродной бывшей шлюхе, далеко не самой красивой, совсем не умной… Она все ждала, когда Латерфольт в своей мальчишеской манере начнет оправдываться, объясняя, что это все шутка, что он не то имел в виду. Но нет, он гордо принимал поздравления и благословения, настаивал, чтобы она всегда была у него на виду, а по ночам старался отогнать ее сомнения своим немалым мастерством искусного любовника. Шарка, впрочем, не могла избавиться от ощущения, что даже в минуты близости глаза Латерфольта смотрят сквозь нее.

Но Рейнар, Волайна и Аллурия все так же молчали, а у Хроуста заканчивалось терпение. Затягивалось и бездействие Сироток, хоть те денно и нощно наращивали силы, строя баллисты, катапульты, вагенбурги и осадные сооружения. Хроуст нервно хромал по крепости, следя, как исполняют его приказы, и все чаще его голос срывался на крик.

Видя гетмана в бессилии и раздражении, Шарка заражалась его досадой и обнаруживала, что и сама злится на Латерфольта. Ее бесило его упрямство и то, что он уже которую ночь остается в ее покоях, что сон его бдителен и чуток.

«Ведешь себя так, словно кьенгар принадлежит тебе одному…»

Однажды Хроуст распорядился, чтобы Латерфольт помогал Сироткам с вагенбургами до самого утра, пока смертоносные бронированные телеги с ружьями не будут готовы к бою. Строители, изнуренные ежедневным трудом, не справлялись с нагрузкой, и Хроуст призвал все свободные руки. Не осмелившись перечить, Латерфольт оставил Шарку с Таррой. Целую вечность он мялся в дверях, кусал губы, но наконец умчался к Хроусту, пригрозив Тарре страшными карами, если тот недосмотрит за невестой.

Спустя несколько минут в покои вошел Кирш с двумя кружками пива и поставил их на стол перед Таррой:

– Не скучай, дружище. Я-то знаю, каково целый день с женщиной сидеть… Не в обиду, пани Латерфольт!

– Кирш, ну ты и жопа, конечно, – проворчал Тарра, но пиво принял и с удовольствием приложился к кружке.

– Я свои вагенбурги уже отработал, пока Латерф нежился в кроватке, – отрезал Кирш. – Пусть теперь тоже помозолит ручки! Может, это его отрезвит. Хотя видит Бог, с тех пор как Латерф добровольно вляпался туда, от чего мужики держатся подальше, он стал чуточку больше собой. Пусть и не шутит до сих пор, но это и хорошо. Моя головушка хоть отдохнет от его бесконечных…

Голова Тарры, с громким стуком упавшая на столешницу, прервала треп. Шарка бросилась к егерю, но Кирш, приложив палец к губам, сам аккуратно уложил Тарру на лавку.

– Ты отравил его, – прошептала Шарка.

Рот Тарры раскрылся, выпуская громкий храп.

– Все с ним в порядке. Пусть поспит. Пойдем.

– Куда?

– А как ты думаешь?

Шарка недоуменно уставилась на Кирша. Долговязый советник Хроуста, который прежде относился к ней не теплее, чем к оружию, был последним, от кого она ожидала подобной выходки. Кирш снова поманил ее за собой, но Шарка медлила, пытаясь понять, не уловка ли это. А если да, то чем она рискует? Может, это Латерфольт проверяет ее верность?

– Рейнар согласился поговорить, – нетерпеливо зашептал Кирш, поняв, что без объяснений она не двинется с места, – но только с тобой. Пошли, у нас мало времени!

– А гетман знает?

– Просто сделай, что нужно, пока его долбаное величество в настроении!

Шарка поднялась и отправилась вслед за Киршем на слабых ногах, словно само тело сопротивлялось этой идее.

– А что, если он нападет на меня? – спросила она по пути. – Я ведь ничего не смогу с ним сделать.

– Морра говорит, он поклялся, что не тронет тебя.

Кирш явно беспокоился о том, что сделают с ним самим, если с Шаркой что-то случится, но все же упрямо тащил ее за собой.

– Морра!

Наконец те отчаянные гримасы, которые Морра строила ей при любом удобном случае, обрели смысл.

– Так вот кто тебя подговорил!

– Нет.

Они уже добрались до левого крыла замка и коридора, оканчивающегося массивной железной дверью. Здесь не было ни единого стража, хотя за этими запорами находился самый ценный пленник Козьего Града. Очевидно, Кирш подготовился к своей выходке как следует. Потный и бледный, он обернулся к Шарке, тяжело дыша:

– Я готов отдать жизнь за Яна Хроуста. Но я ни за что не пойду в бой бок о бок с аллурийцами, которые отняли у меня все! А раз Хроуст и Латерфольт меня не слышат, я сделаю все сам.

Он принялся отпирать замки, с трудом попадая ключами в замочные скважины, так сильно его била дрожь. Наконец с дверью было покончено. Звякнула сталь: Кирш обнажил меч.

– Я буду смотреть в скважину. Если этот хрыч тронет тебя хоть пальцем, я отрублю его лживую башку, и плевать, что на это скажет гетман!

– Ты же его советник и Сын Хроуста, – сопротивлялась Шарка.

Она не могла понять, почему так медлит. Сама ведь этого хотела! Почему же теперь больше всего на свете ей мечталось убежать как можно дальше?

– Я в первую очередь бракадиец, а уже потом Сиротка. Иди же!

«Иди», – подтвердил Голос. Шарка не слышала его так отчетливо очень давно, наверное, с самого Тавора. Тогда Свортек, точнее, то, что от него в ней осталось, торопил ее так же, как поторапливал сейчас. Она замерла, надеясь получить хотя бы еще одно крошечное подтверждение, но теперь уже Кирш вместо Свортека подтолкнул ее вперед.

Шарка вошла в комнату. Дверь за ее спиной закрылась.

Рейнар стоял перед ней, словно все это время ждал, как пес хозяина. Быстро пробежавшись взглядом по комнате, Шарка пыталась оценить, что можно использовать как оружие. Одних рук герцога, пусть и искалеченных, было достаточно, чтобы свернуть ей шею, как цыпленку. При мысли о том, что впервые за эти месяцы она стоит перед человеком, против которого бессильна даже Свора, захотелось броситься обратно к двери.

Герцог подался вперед и примиряюще поднял пустые ладони:

– Я тебя не трону. Обещаю.

– Ты уже пытался меня убить!

– Я держу свои обещания.

«Останься», – пригвоздил Голос Шарку к месту. Казалось, всю ее волю подавило это единственное слово.

Рейнар сделал шаг назад, по-прежнему держа руки у нее на виду.

– Давай уже закончим с этим, – устало сказал он. – Что нужно делать?

– Мне сказали, ты хочешь поговорить.

– Мне нечего сказать. Я хочу, чтобы ты проникла в воспоминания Свортека.

Шарка нахмурилась. О том, как она случайно подсмотрела воспоминания Латерфольта, она не рассказывала ни единой душе.

– Дар Мысли, Памяти или как там его, – продолжал Рейнар. – Морра рассказывала, что Свортек умел это делать. Значит, и ты умеешь. Ты ведь уже видела его сны?

Он был прав. Но оба раза она находилась рядом с Моррой или Латерфольтом, которые, в отличие от герцога, не пытались ее убить.

– Если хочешь, можешь связать меня простыней, – хмыкнул Рейнар, поняв, отчего она мешкает. – Или возьми вон тот канделябр. Думаю, тебе хватит сил расколоть мне череп, если что. Я не буду сопротивляться.

Он опустился на пол. Шарка ощутила, как ее колени подкашиваются, и села рядом.

«Хорошо, Свортек, раз тебе так нужно…»

Она протянула руку и взялась за предплечье Рейнара. Тот дернулся, но руки не отнял, и ее пальцы сомкнулись на его локте. Даже сквозь ткань рубашки она чувствовала грубые рубцы. А еще ощущала, что этот крепкий воин, грифоний всадник, истинный наследник трона – он тоже мелко дрожит.

А потом пришли воспоминания, обрушившись на нее мощной волной.

V. Падение

Ну же, пошли! Так и будешь стоять триста лет? – орал Лотто, придерживая дверь, за которой мгновением ранее исчез Римрил.

«Ничем хорошим это не закончится…»

– Я не буду курить, – в который раз проскулил Рейнар, но Лотто, потеряв терпение, схватил его за плечо и силой втащил внутрь.

– Да я понял, понял: курение для убогих! «А что скажет Редрих?» – Лотто умел пародировать угрюмый голос Рейнара, как никто другой – поразительно точно и оттого особо унизительно. – Пойдем, просто посидишь с нами, попьешь чай. Это же мой день рождения, ну!

С укоризненным вздохом Рейнар сдался и позволил младшему брату утащить себя в терпкий мрак курильни.

Гости Лотто уже расположились в одном из залов. Окна здесь были открыты, но воздух пропускали слабо, и лица молодых вельмож утопали в дыму. Римрил, старший герцог Митровиц, строгий и богобоязненный, паладин короля – подумать только! – уже набивал трубку. Шумный Лотто возвестил с кружкой пива в одной руке и тлеющей трубкой в другой:

– Хватит кукситься, Рейн! Не хочешь отмечать день рождения брата, так хотя бы отметим твою помолвку!

Его друзья встретили предложение одобрительными возгласами, и пир начался.

Рейнар отказался и от курения, и от пива. Он мрачно тянул травяной чай, рассматривая остальных гостей и прикидывая, не донесет ли кто-нибудь Редриху об их глупой шалости. Король, как известно, ненавидел курильщиков, и Рейнар, глядя на уже раскрасневшихся, оплывающих в креслах друзей Лотто со стеклянными глазами, был с королем солидарен.

Когда дурман утащил в свои объятия последнего из гостей – веселая пирушка, ничего не скажешь! – Рейнар отошел к трактирной стойке. Здесь накурено было чуть меньше.

– Чаю, – бросил он юркой подавальщице.

– Пан не любитель шумных сборищ? – спросила она, наливая напиток.

– Скажем так, я бы придумал, чем себя развлечь.

– И чем же занимают себя высокие паны?

Он удивленно приподнял брови, всматриваясь в нахалку. Она наливала чай, и все, что он сумел рассмотреть, пока ее голова была опущена, – это роскошная копна черных волос до самого пояса, которую, игнорируя приличия, девушка не потрудилась даже убрать в косу. Отребье какое-то! Хотя чего он ожидал? Вряд ли в таких местах работают приличные люди. Впрочем, говорила девушка не как простолюдинка.

– Разным. Читают книги. Упражняются в фехтовании. Ухаживают за лошадьми…

– И грифонами?

Подавальщица подняла голову. Ярко-голубые, как летнее небо, глаза впились в него без всякой скромности, будто шип в палец. Рейнар фыркнул. Должно быть, испарения дури уже проникли и в него. Иначе как объяснить внезапное желание спрятаться от взгляда и в то же время ответить на него, рассмотреть девчонку? Он отхлебнул чая, чтобы за кружкой спрятаться от острого личика. Чай оказался горьким, словно в него плеснули лечебное зелье.

– Не хотела вас смущать, пан Рейнар, – подавальщица скромно потупилась. – Но ведь не каждый день встречаешь знаменитого грифоньего всадника, о котором все только и говорят! Простите мою наглость.

Она поклонилась (Рейнар заметил румянец, разлившийся по чистым щекам) и юркнула обратно на кухню.

– Как тебя зовут? – крикнул Рейнар ей вслед, не успев даже понять, зачем ему это знание.

– Морра, – отозвалась она и робко улыбнулась напоследок.

Воспоминания Рейнара стали быстрыми и рваными, словно он листал книгу, пытаясь найти определенную страницу, но все было не то. Шарка чувствовала, как сжимаются пальцы на ее локте. Собственные воспоминания Свортек приоткрывать не торопился. Шарка сгорала от стыда, будто подсматривала за Рейнаром в замочную скважину.

Вот Морра в курильне исполняет заказы, пока Рейнар сидит в углу, украдкой наблюдая за ней. Она знает, что он здесь, но не подает виду. Лишь иногда, если в зале на пару мгновений становится пусто, посылает ему улыбку.

Вот Морра разворачивает его подарок: расшитое серебром синее платье под цвет ее глаз. Сначала уверяет, что не достойна его, но потом принимает со слезами на глазах.

Вот рассказывает, как после смерти бабки ее выдали замуж за охотника, как он с ней плохо обращался и как она в конце концов сбежала. Взбесившийся Рейнар порывается сровнять деревню с землей. Она останавливает его поцелуем.

Вот она, нагая, в постели, с черными локонами, рассыпавшимися по белым простыням, ждет, пока он стащит с себя дублет. Вот покрывает его тело поцелуями, чуть покусывая живот, и спускается все ниже, к паху. Она просит Рейнара рычать громче, как грифон, еще громче, вот так…

Время от времени Морру пытались перебить другие образы. Так Шарка впервые в жизни увидела красивого, похожего на орла короля Бракадии Редриха, против которого теперь воевала. «Сыновья мои» – даже в гневе он только так обращался к Римрилу, Рейнару и Лотто, чем напомнил ей Хроуста.

Еще там была некая молодая дама с печальным лицом, при виде которой в Рейнаре поднималась капризная детская злость.

А еще там часто появлялся некто до боли знакомый. Шарка едва не выскользнула из воспоминания, когда наконец рассмотрела это веснушчатое лицо с ясными синими глазами. Дворянский наряд не дал ей узнать его с самого начала, но когда он появился в третий или четвертый раз, сомнений не осталось. Фубар, послушно поддакивавший Морре на каждую ее ложь. Фубар, который вывел ее к ратуше под дула ружей. Фубар с разбитым лицом, моливший рассказать, что теперь сделают с герцогом…

Наконец появился там и Свортек. Рейнар и Морра прогуливались в парке на границе с Нижним Городом: они частенько спускались туда, чтобы никто из высоких господ их не застукал. Вдруг из-за кустов выскочил в окружении пары разукрашенных шлюх кьенгар, чуть взъерошенный, но явно в хорошем расположении духа. Шарка даже не сразу узнала его: семь лет назад он еще не был так худ и бледен, как в «Хмельном Кабанчике». Вместо усталости в глазах Свортека горел хищный голод, как у волка, примеривающегося к стаду овец. Морра резво отскочила от Рейнара. Поравнявшись с герцогом и обменявшись поклонами, Свортек усмехнулся, рыскнув глазами в сторону девушки, чей силуэт уже почти растворился во мраке парка.

– Хороша, – заметил он. Шлюхи за его спиной, одетые в черную кожу, цепи и шипы, захихикали.

Рейнар нахмурился:

– Не совсем тебя понял, пан магистр.

– Не увлекайся, Рейн. Помни, у нас есть дела, – ответил Свортек уже без глумливой усмешки, подхватил шлюх и размашисто зашагал прочь.

Убедившись, что Свортек отошел далеко, Морра вернулась к Рейнару. К его неудовольствию, глаза ее сияли, как у девчонки, которую впервые взяли на ярмарку:

– Это он, это он? Кьенгар? Свортек?

– Ага.

– От него прямо исходит сила, – восторженно продолжала Морра, всматриваясь в черную спину. – Ты тоже ее чувствуешь?

– Я чувствую только вонь мадеммы и шлюх.

– Ах, Рейн, не будь таким занудой!

Но прекрасное настроение, с которым он вошел в парк, испарилось бесследно, как и само воспоминание. За этим последовали еще несколько счастливых ночей с Моррой – она звала его своим герцогом, затем своим королем. В эти моменты Рейнар ускорялся, не в силах больше сдерживать возбуждение, и одновременно сгорал от стыда.

А затем – свадьба. Рейнар, одетый в роскошный доспех, верхом на Такеше – еще смоляно-черном, молодом – вглядывается в толпу, пытаясь рассмотреть среди зевак любимое белое личико. Но на протяжении всего пути по Верхнему Хасгуту, пока цветы отскакивают от блестящего на солнце металла, пока уши разрываются от приветственных криков, Морры нигде не видно. Фубар, помогая ему спуститься с седла, шепчет: «Рейнар, ты здоров? Выглядишь паршиво, дружище», но тот раздраженно (наверное, в первый и последний раз) отталкивает Фубара, и ярость вскипает в нем.

В храме у алтаря уже стоит на месте жреца Редрих, и при виде Рейнара его крутые брови хмурятся в угрозе. Римрил и Лотто по правую руку встревоженно перешептываются, мать прячет лицо в ладонях, Свортек глумливо ухмыляется. Рейнар пытается взять себя в руки, но это удается ему только перед самым алтарем, когда Редрих приказывает поднять вуаль невесты. Широкое лицо Кришаны, обычно сведенное судорогой печали, расцветает, когда она смотрит на своего прекрасного мужа, наследника Митровиц с тех пор, как Римрил отказался от права наследования, чтобы стать паладином короля.

Никогда еще Рейнар не видел ее такой счастливой – и никогда, если не считать день смерти отца, не был так несчастен сам.

– Согласен ли ты, Рейнар, сын Хладра из рода герцогов Митровиц, взять в жены Кришану, дочь Иоханны и племянницу короля Бракадии Редриха Первого из рода панов Хасгута? – прогремел голос его величества.

И Рейнар ответил:

– Да.

Затем снова Морра, но уже совсем другая, холодная и чужая. Она больше не зовет его своим герцогом и уж тем более королем, не дает прикоснуться к себе и угрожает, что, если Рейнар сейчас же не покинет курильни, она донесет на него. Бедная Кришана, встречая со стороны мужа лишь холод, снова погружается в тоску, а это приводит в ярость Редриха. У него уже есть Зикмунд, единственный наследник престола, который не оправдал его надежд, – а все из-за того же недуга уныния, что преследует и позорит род панов Хасгута. А теперь Рейнар губит его единственную племянницу!

«Соберись!» – твердят ему все вокруг. Но он день за днем таскается в курильни, чтобы вымолить прощение Морры.

– Я не выбирал этого! – скулит он, стоя на коленях у ее ног. – Редрих не спрашивал о моих желаниях, он всегда все решал за меня. Я не люблю ее, ты же знаешь!

– Что мне твои слова…

– Скажи, что я могу сделать для тебя? Все, что угодно!

– Ну, кое-что ты сделать уже не смог.

– Все, что от меня зависит! Клянусь…

– Познакомь меня со Свортеком.

Слова ошарашили его, мольбы застряли в груди. Морра наконец удостоила его холодным, но прямым взглядом.

– Зачем?

– Я знаю кое-что о Дарах. Возможно, в Гильдии я буду ему полезна. Полезнее, чем в этом борделе для торчков.

– Но он всегда сам выбирает учеников. Я понятия не имею как…

– Доброй ночи, пан герцог.

Теперь Рейнар таскается за Свортеком: преследует его по всему Хасгуту, наведывается в Гильдию, якобы интересуясь ее делами, и даже вызывается сопровождать Свортека в путешествиях. Кьенгара все это забавляет, и когда Рейнар наконец открывает, зачем ходит за ним как пес, Свортек хохочет тем самым смехом, который заставляет дрожать поджилки даже у короля.

– Я-то думал, ты пришел за чем-то серьезным, – хрипит он сквозь хохот. – А ты всего-навсего хочешь пристроить любовницу!

– Ее бабка была знахаркой. Морра хорошо разбирается в травах…

– В травах, ха-ха-ха! Ладно, – легко соглашается он, вдоволь насмеявшись. – Если это поможет тебе взять себя в руки, тащи свою Морру сюда!

Воспоминания снова слились в вихрь быстро сменяющих друг друга картинок. Шарка вдруг ощутила, как вместо чужой боли и тревоги ее поглощает нечто новое. Насмешливая усталость – так она назвала бы это чувство, когда воспоминания Рейнара наконец сменились тем, ради чего она пришла: памятью Свортека.

Кьенгар, сидя прямо на полу, пытался найти в одном из шести томов то единственное место, что не давало ему покоя уже который день. Двери зала распахнулись, и из освещенного лампами коридора во мрак упал яркий луч света.

– Прикрой дверь! – каркнул Свортек и поднял глаза на гостей.

Рейнар вошел первым. Приосанившись и вздернув нос, словно на самой серьезной церемонии, щенок закрыл дверь и небрежно поклонился:

– Пан магистр, я привел Морру. Она талантлива и сведуща в делах Дара. Я посчитал, что ваше знакомство может быть полезно Гильдии.

– Ну, раз вы считаете, что это важно, пан герцог, – отозвался Свортек, с трудом давя в голосе насмешку, и гостья несмело вынырнула из-за спины Рейнара. Отвесив глубокий, медленный и, надо признать, полный изящества поклон, она застыла, уставившись в пол. Красивая. Неудивительно, что даже благоразумный Рейнар так беспросветно в нее втрескался.

– Я вас оставлю, – произнес молодой герцог и вышел из зала. В его отсутствие Морра робко сжалась, как служанка перед королем. Конечно, заговорить первой она не решилась.

– Рейнар сказал, что твоя бабка была целительницей, – нарушил Свортек молчание. – Поэтому ты считаешь, будто знаешь что-то о Дарах?

– Она давно погибла, пан магистр, но я помню истории, которые она рассказывала мне в детстве. Прибыв в Хасгут, я искала любого случая разузнать о Даре и Изнанке.

– Изнанке, хм… Ты и до нее дошла в своих поисках! Это впечатляет.

Морра снова поклонилась, но Свортек замахал рукой, приказывая ей выпрямиться. Ему было интересно взглянуть на нее поближе. Едва свет из окна упал на лицо девушки, осветив яркие голубые глаза, Свортек с неожиданным для себя трепетом обнаружил, что они точно такие же, как у…

– Тогда помоги мне. Вот твое первое задание. Раз уж ты так много знаешь, найди мне в этих книгах что-то о Дарах Мейдары, последнего кьенгара Бракадии до меня. Я хоть убей не могу вспомнить, где я о них читал.

«Не найдет, – думал он, пока Морра, по-прежнему робея, подбиралась на цыпочках к нему и книгам. – Интересно, доводилось ей когда-либо в жизни держать в руках такие сокровища?» Судя по тому, как быстро и без сомнения она пробежалась по названиям, читать она умела. Это уже неплохо, но недостаточно, чтобы…

– Так вот же! – радостно вскричала она спустя несколько минут, передавая ему раскрытую книгу.

Свортек недоуменно уставился на страницу, на поиски которой потратил несколько часов. Его долгое молчание заставило Морру нервно заерзать, пока он наконец не произнес:

– Кажется, герцог не ошибался на твой счет…

Теперь Морра ходила за ним вместо Рейнара, но ее компания была куда приятнее. Шарка не без любопытства ожидала увидеть сцены любви. Интересно, с Моррой он обращался так же, как с ней тогда в трактире? Но память Свортека оказалась избирательнее и искуснее, чем у Рейнара: он не показывал ничего из личной жизни. В его воспоминаниях Морра лишь задавала вопросы о Даре, помогала с книгами, помогала с Гильдией, приводила новых людей, достойных, по ее мнению, стать учениками кьенгара. Среди них был и Мархедор (Шарке потребовалось немало времени, чтобы узнать его, еще не обезображенного Даром.) В отношении Свортека к Морре не было болезненной страсти, что поглощала Рейнара. Скорее это была легкая нежность учителя к способной ученице и преданному последователю. Пока что…

Но Свортек не собирался долго задерживаться на Морре. Его внимание было приковано к делам поважнее, а именно к Яну Хроусту, который с новыми силами принялся свирепствовать на востоке Бракадии, заручившись поддержкой мятежных галласцев. Теперь кьенгар подолгу пропадал в походах, в которых его сопровождали и братья-герцоги из Митровиц.

– Как, говорите, зовут этого ублюдка? – Свортек, Рейнар и Лотто стояли над аккуратно связанными стражами. Несколькими часами ранее их ограбили Дети Хроуста, прихватив с собой ценный груз: две телеги с порохом, направлявшиеся из порта в столицу.

– Латерфольт, – отозвались несчастные, подтвердив его догадки.

– Этот узкоглазый никак не успокоится! – взвыл Лотто. Рейнар, погруженный в свои мысли, как всегда, в разговоре не участвовал, и Лотто приходилось возмущаться за двоих. – Как же он достал! В прошлом месяце разворошил казну Стрибра и раздал все долбаным нищим, которые наверняка уже поубивали друг друга ради этой подачки. Да еще и без единого трупа – понятно, почему народ так по нему течет. Теперь это! Нужно что-то с ним делать, да поскорее!

– Так делай, Лотто, раз ты такой умный, – раздраженно отозвался Свортек. – Тайная стража уже полгода за ним бегает, и все без толку. А народ тем временем слагает о нем песни и называет наследником Хроуста. Который тоже никак не сдохнет, чтоб его!

Усталось разлилась по всему телу: Свортек уже несколько месяцев мотался из города в город, но всего его могущества и ума не хватало, чтобы хотя бы схватить за хвост проклятого одноглазого старика. А теперь еще и этот неуловимый «герой», растаскивающий добро короля, как лис кур! Надо думать, он так хорош, что простой люд готов закрыть глаза на то, что он жалкий полукровка, отброс. Редрих тем временем делает ошибку за ошибкой в дипломатии с Аллурией, которая, видя слабость короны в борьбе с армией оборванцев и фанатиков, снова тянет к Бракадии жадные лапы. Войне с Хроустом не видно ни конца, ни края, а на горизонте уже маячит новая…

Воспоминание отскакивает обратно к Рейнару. Вновь появляется Морра, к которой он умудрился подобраться, пока Свортек охотился за Латерфольтом.