Текст книги "Потерять и найти. Повесть"

Глава 6

Жизнь человеческая хрупка,

Как паутина,

Как лист, унесенный порывом ветра,

Может оборваться…

Алина все также крутилась как белка в колесе, училась и работала. Но вести привычный образ жизни было очень трудно: то тошнило, то голова кружилась, то не хватало воздуха. Она скрывала подросший животик за широкими свитерами и платьями.

Она отпросилась на работе и съездила на пару дней домой. Мама обняла ее и подозрительно спросила:

– Алька, ты поправилась. А чего ты такая бледная? Устала, не отдыхаешь.

– Мам, я сутками работаю. Замоталась, – отмахивалась Алина, – ты лучше смотри, что я вам привезла.

Она вытащила из сумки пакет с игрушками и гостинцами. Сестры с радостными воплями разбирали подарки.

С Андрееем она больше не общалась, номер ее заблокировала.

Когда беременность перевалила за половину, шла уже 23 неделя, Алина успокоилась. Токсикоз прошел, малыш внутри толкался. Только ее стали мучить боли в спине. Она на приеме пожаловалась врачу на боли в пояснице. Гинеколог ее осмотрела и заверила, что тонуса нет.

– Наверное, у тебя цистит. Такое часто бывает у беременных, – заметила она.

Алина забежала в ближайшую аптеку. Но лекарства не помогли, боли усилились. Малыш внутри как будто все время спал, мало толкался. Алина пыталась его расшевелить, гладила живот. А он не отвечал толчком.

Она успокаивала себя: наверное, малыш спит. Но не могла спать, все гладила живот, пытаясь почувствовать, как ребенок двигается внутри. А утром проснулась от стука: в окно общежития влетел голубь, стукнулся о стекло и улетел. По спине Алины пробежал холодок:

– Нехорошая примета.

Вечером начались невыносимые боли в пояснице. И холодным вечером Алина с ужасом поняла, что у нее начались роды. Она дрожащими руками вызвала скорую. Полчаса, пока ехала скорая, длились бесконечно. Лифт в больнице, как назло, не работал, и ее заставили пешком подняться на третий этаж в отделение гинекологии Еще 40 минут она ждала врача. Алина уже нетерпеливо ходила по коридору, сгибаясь от боли.

Пришла гинеколог, Алина с трудом забралась на кресло. Она сердито посмотрела на Алину и сказала сухо:

– Будем рожать. Уже головка пошла.

– Как рожать?? Рано же еще…

– Молчи, Мельникова, кто здесь врач, ты?

Тело разрывало от боли, схватки следовали друг за другом. Она смотрела на белый потолок и просила Бога, чтобы поскорей закончилась эта пытка.

– Он умрет? – шептала она пересохшими губами.

Ее никто не слышал. Вокруг суетились врачи. Медсестра резко нажала ей на живот, и Алина за две потуги родила крошечного малыша. Хлынула кровь. Наступила напряженная тишина, только они тихо переговаривались.

– Он жив? – Алина с трудом поднялась на кресле.

Медсестра грустно посмотрела на нее, взяла за руку.

– Умер твой мальчик. Мертвый родился, не мучился.

Алина хотела сказать: «Дайте мне посмотреть на него», но слова застряли в горле.

Мндсестра завернула крошечное тельце в пеленку и унесла.

Все ушли. Алина осталась одна на кресле, в звенящей тишине. В сумке зазвонил телефон. Она не могла встать, а он все звонил и звонил, раздражая дурацкой жизнерадостной мелодией. Она лежала на кресле, трогала пустой живот и чувствовала, как бежит кровь. В операционную заглянула санитарка и ахнула:

– Ну а даешь, у тебя же кровотечение! Почему пеленку не дали? Сколько кровищи на полу.

Алину охватила дикая усталость и одиночество. Хотелось просто закрыть глаза и умереть. Прибежала медсестра, поставила капельницу, грубо сунула пеленку между ног. Потом ее, как сломанную куклу, переложили на каталку и увезли в палату.

Рано утром ее разбудили. Снова ставили капельницы. Приходила гинеколог и щупала живот. Алина слушала ее будто через пелену тумана. Наталья Николаевна ласково говорила, что Алина молодая и еще родит. Такое бывает. Малыш умер еще в утробе. И ей повезло, что случился выкидыш, иначе бы пришлось делать операцию.

Алина отвернулась к стене и лежала целый день, безучастно разглядывая белый потолок. Наверное, она, прежняя Алина, умерла там, в гинекологическом кресле, вместе с сыном. А от нее осталась лишь пустая оболочка. Она ходила в туалет на другом конце длинного коридора и смотрела на себя в зеркало. В отражении на нее смотрела незнакомая ей тетка, с синяками под глазами, постаревшая лет на десять.

Потом к физической боли прибавилась душевная. Она жгла, рвала изнутри, и хотелось выть в голос. Чтобы не смущать беременную соседку, девушка накрылась одеялом и задыхалась от слез. Они просто лились из глаз.

Только вечером подошла к ней медсестра, села рядом, погладила Алину по голове.

– Ревешь? Ты знаешь, он не жилец был, синий такой родился, страшный. Уже не дышал, даже не пискнул. Выжил бы – намучилась с ним, – грубовато сказала медсестра. -Хочешь, успокоительного дам? Сейчас на пост сбегаю.

Алина помотала головой и отвернулась. На третий день после родов грудь сочилась молоком и невыносимо болела. Врач выписала рецепт на лекарство. Алина с трудом дошла до аптеки и выпила маленькую круглую таблетку.

К вечеру у девушки поднялась температура, и всю ночь плохо спала, вставала попить, и отчетливо слышала за стенкой плач новорожденных. И с болью думала, что в этом хоре нет родного голоса.

Ее молоко никому не нужно. Он умер у нее в животе, не сделал первый вдох, не прижался к материнской груди. Она перемотала грудь эластичным бинтом, так туго, что стало тяжело дышать.

Бессонница. Ее подруга и спутница. Алина смотрела в окно. За окном рос развесистый тополь. Светили ярко редкие огоньки домов. Там жили обычные люди, они укладывали малышей спать, смотрели телевизор, жаловались на маленькую зарплату, покрикивали на непослушных детей. Не понимают, какие они счастливые… И они не знают, что в соседнем здании так и не пришел на свет маленький человек…

Алина ушла из больницы на следующий день, написала отказ. Она больше не могла видеть назойливую беременную соседку, отделение с зелеными стенами, равнодушных молчаливых врачей, терпеть анализы, уколы и капельницы. Алина поняла смысл фразы «Дойти до края» – еще немного, и с ума сойдешь.

Алина зашла в кабинет заведующей отделением. Анастасия Сергеевна, что-то быстро писала, нервно постукивая острым голубым ногтем по столу.

– Что случилось, Мельникова? Тебя уже выписали? – недовольно спросила она.

– Отдайте мне моего ребенка. Я его хочу похоронить, – тихо сказала Алина.

– Какого ребенка? – удивилась заведующая. – А, у тебя же поздний выкидыш. Да не положено. Не волнуйся, государство похоронит. Зачем тебе это, девочка? Тем более вес у него всего 350 грамм. Ты же молодая такая! Еще родишь, здоровенького. Все у тебя впереди. А теперь иди, у меня сейчас обход и пару бумаг.

– Отдайте мне тело моего ребенка, – повторила девушка.

– Мельникова, ты не в себе? – раздраженно ответила заведущая. – Это не ребенок, а всего лишь плод. Я уже тебе сказала: не положено. Не могу я тебе его отдать, закон такой. Давай я на пост схожу, тебе успокоительное поставят?

Алина выскочила из кабинета и хлопнула дверью. Она долго сидела на скамейке в больничном парке. Ее душили злые слезы. Пусть он умер еще в материнской утробе, но даже не дали попрощаться и похоронить. Ему не дали права называться человеком. Крошечное тело лежит в железном контейнере в холодильнике. Биологические отходы.

Алина вернулась больницу и нашла в кабинет главного врача. Она подергала ручку. Закрыто. В регистратуре сказали, что Иван Ильич приедет после обеда.

Она ждала его полтора часа. К кабинету вальяжно подощел пожилой человек с усталым лицом. Он не спеша открыл дверь ключом, и лишь потом заметил Алину, одиноко сидящую на больничной скамейке.

– Женщина, вы ко мне? По какому вопросу? Я меня скоро совещание, – сухо спросил он.

Алина сбивчиво эмоционально рассказала, что с ней произошло.

Когда Алина изложила просьбу, главврач брезгливо произнес:

– Женщина, вы в своем уме? Вы понимаете, что предлагаете мне нарушить закон и выдать вам плод после выкидыша. А как вы его собираетесь хоронить? У вас есть место на кладбище? Тогда предоставьте документы. И вообще, зачем вам это? Вы такая молодая, еще родите. Я уже опаздываю.

Девушка повернулась и вышла из кабинета. Ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь пол. Она долго плутала по длинным больничным коридорам, не могла найти выход. Казалось, на Алину спустилось черное облако, воздух сгустился, тяжело дышать.

Мимо сновал медперсонал, пациенты, и никто не обращал внимание на бледную и заплаканную Алину.

– Девушка, вам помочь? – спросила ее пожилая санитарка.

Алина помотала головой и вытерла слезы.

Бабуля решительно взяла Алину за руку как ребенка и довела до регистратуры.

Девушка выскочила из больницы. Потом она кое-как добрела до остановки и села на скамейку. Вокруг бурлила обычная жизнь. Собрались рабочие с фабрики, они стояли кучкой, дымили сигаретами и шумно обсуждали смену. Ждали автобуса мамы с детьми, малыши носились по тротуару и звонко смеялись. Машины неслись по трассе. Подошел автобус Алины, но она так и осталась сидеть на скамейке в холодном ступоре. Стемнело, посыпался мелкий снег, остановка опустела. Она замерзла до костей и медленно пошла в общежитие.

Глава 7

Это небо стеклянными вышками

Расцарапано дотемна. Мы все время чужие и лишние

Если в нашей душе холода

(«Мегаполисы», Валерий Меладзе, Альбина Джанабаева)

Поздним вечером Алина вернулась в общежитие. И потянулись безрадостные дни. Больничный давно кончился, но Алина прогуливала занятия и не вышла на работу. Ее охватило равнодушие. Перестала причесываться и краситься. Она сидела на кровати, жевала батончики и целыми днями просиживала в телефоне, разглядывала чужие фото вконтакте, смотрела бессмысленные ток-шоу и сериалы. Лишь бы не сидеть в тишине.

Она смотрела, как за окном желтые кленовые листья несутся по ветру и падают на широкий железный подоконник. Ее сын уже не увидит эти листья. Она не повезет его в коляске, он не вырастет и не будет топать по лужам маленькими ножками. Его больше нет.

Она не могла себе простить, что хотела сделать аборт, что сомневалась. И малыш передумал родиться.

Почти каждую ночь ей снился один и тот же кошмар. И каждый раз она просыпалась от крика. Она в одной ночной рубашке босиком идет по длинному больничному коридору. Подходит к кабинету с табличкой «Гнойный абортарий». Дверь скрипит и открывается, там никого нет. Ледяной холод, окно приоткрыто. Не горит свет, а в полутьме видно, что на столике железный тазик. Алина слышит кряхтение и тоненький писк. Она подходит и заглядывает в него. Там на пеленке шевелится крошечный, размером с пупса, ребенок с тонкими красными ручками. О сучит крошечными ножками, открывает рот. Внезапно включается свет, в кабинет входит медсестра и спрашивает грозно:

– Что ты здесь делаешь, Мельникова?

Алина отскакивает, а медсестра хватает тазик и небрежно кидает ребенка в ведро с водой. Он с шумом плюхается в воду.

– Да брось ты его, все равно он не жилец! – говорит медсестра и исчезает.

Алина надрывно кричит и просыпается. За окном ночь, студентки мирно спят.

– Ты что орешь, Алька! – бормочет во сне Наташа. – Достала уже. Дурдом, а не комната!

***

По ночам она без тапочек ходила по коридору общежития и выкуривала в туалете целую пачку сигарет. Смерть черной птицей коснулась ее крылом и оставила в сердце невыносимый холод и ледяную пустоту. Потеря ребенка – это личный ад. И тихо живешь в нем, а окружающие не понимают: чего она так убивается? Ребенка нет, он не родился. О чем горевать?

Телефон не умолкал, звонили то с работы, то из дома. Но Алина не брала трубку. Девочки заходили в комнату и пытались ее утешить. Легче быть одной, закрыться в черную скорлупу боли, чем выслушивать фальшивые соболезнования.

– Ну и повезло тебе, Алинка! Он сам умер, – уговаривала ее соседка по комнате Наташка. – Намучилась бы одна с ребенком… Аборт не сделала. Аборт – это хуже.

– Даа, Наташка, повезло мне, ничего не скажешь, – вяло согласилась Алина и уткнулась в телефон.

– Да забудь ты все это, Алька, что слезы льешь, нюни распустила! – с важным видом заявила староста группы Саша. – Вот у моей тети новорожденный ребенок умер, представляешь. Родился, прожил три дня и перестал дышать. Вот это настоящее горе. А ты его даже не видела, на руках не держала, чего так себя изводить?

– Санька, уйди, мне плохо! – закричала она.

– Вот ненормальная, что я сказала? – Саша пожала плечами и вышла из комнаты.

Вечером в общежитии устроили дискотеку для первокурсников. Алина закрыла дверь и одела наушники, но сквозь тонкие стены слышно было, как гремела музыка, веселилась молодежь.

Потом она не выдержала и выскочила на улицу.

– Алиночка, а как же дискотека? – кричала ей вслед вахтерша.

Алина убежала в парк подальше, чтобы не слышать навязчивой музыки и пьяных разговоров. Как можно веселиться в такой момент? Мир равнодушен к чужому горю. Как больно осознавать, что остальным глубоко наплевать.

***

Через неделю позвонил Андрей и предложил встретиться. Алина сначала бросила трубку.

«Приходи в парк на нашу скамейку, поговорим» – пришло от него смс.

Алина посмотрела на бледное лицо в зеркале, заставила себя улыбнуться и пошла в знакомый парк. Андрей поджидал ее на той самой скамейке и нервно курил.

Алина, не здороваясь, подошла и села на краешек, подальше от бывшего.

– Что тебе надо от меня? – грубо спросила она.

– Алиска сказала, что у тебя выкидыш был, – сухо сказал Андрей. – Скажи мне честно, Алинка, ты хотела избавиться от нашего ребенка? Разве на шестом месяце бывают выкидыши?

– Да пошел ты, придурок! – Ишь ты, «наш ребенок»! Да как ты смеешь, это ты на аборт меня отправил.

Она бросилась бежать из парка. Следом за ней побежал Андрей и схватил ее за руку.

– Аля, стой, поговорим! Я не хотел… Я просто подумал, Анжелка такое наговорила…

– И что, ты поверил? Что я совсем дура деревенская? Отстань от меня, предатель, вали к своей Анжеле!

Алина оттолкнула Андрея, вырвалась и убежала. Она бежала и бежала, хватая ледяной воздух, и пришла в себя только в темном грязном подъезде общежития. В кармане требовательно зазвонил телефон с работы. Она автоматически взяла трубку.

– Мельникова, ты где? Если ты завтра не выйдешь на работу, я должна тебя уволить по статье. Что случилось? – раздался голос Светланы

– Вот и увольняйте, плевать я хотела на ваш банк, – закричала Алина, прибавила еще несколько непечатных выражений и бросила трубку.

Алина поняла, что больше так жить нельзя. Внутри ее жгло, было тяжело дышать. Как будто еще чуть-чуть – и внутри оборвется пружина.

Вечером в гости зашла подруга. Алина как всегда сидела на подоконнике, курила и равнодушно смотрела в окно. Старшекурсница Алиса обняла Алину, погладила ее по голове, как ребенка и стащила на пол.

– Алька, слезь с подоконника. Мне страшно, когда ты так сидишь, – шепотом сказала она.

– Думаешь, я выйду в окно? – грустно улыбнулась Алина. – Нет, Алиска. Еще поживу, назло Андрею.

– А ну-ка все вон отсюда, здесь не шоу! Хватит сплетни по общежитию пускать! – сказала Алиса любопытным соседкам по комнате.

– А что это мы из-за нее должны из нашей комнаты уходить? – огрызнулась Саша. – Нам заниматься надо, экзамен завтра. Ишь ты, страдалица, какое горе! Пусть квартиру снимает и там страдает.

– Пойдем сегодня в деканат, проси академический отпуск, потом восстановишься – сказала подруга, когда все ушли. – Альбина Анатольевна тебя отпустит. Съезди домой.

– А как же экзамены? – жалобно спросила Алина, – у меня пять хвостов, точно отчислят.

– Еще чуть-чуть, и я поведу тебя к психиатру, и тогда высшее образование тебе не понадобится, – грустно вздохнула подруга. – Ты себя в зеркале видела? Я уже не могу смотреть, как ты себя изводишь. Езжай домой.

– Да, Алиска, а ты права как всегда. А еще меня с работы уволили. Я теперь безработная, – равнодушно добавила Алина.

– Родителям уже все рассказала?

– Нет, пока не говорила. Не хочу. Приеду домой и расскажу. Мама точно вынесет мне мозг.

Вечером Алина пошла погулять в одиночестве. Шел мелкий дождь, дул ледяной пронизывающий ветер. Девушка подставляла ветру лицо и бездумно шла быстрым шагом, отгоняя горькие мысли. Она дошла до маленькой часовни. Еще не кончилась служба, и в тесном помещении толпились люди. Пахло ладаном. Горели свечи, и мягкий мерцающий свет дарил надежду и утешение всем, кто искал тепла в ненастный октябрьский вечер.

Алина подошла к иконе Богородицы и поставила свечу. Она с укором смотрела на икону, слезы опять покатились из глаз.

– За что? Почему именно мой ребенок умер? Почему Бог такой жестокий? – шепотом спросила Алина.

Ее вопросы остались без ответа. Также горели свечи, и Богородица со скорбным лицом смотрела на нее с иконы.

Она усилием воли заставила себя прочитать молитву. И вышла из церкви в привычный холод и мрак.

Алина вспомнила, как ее крестили в 3 года, как папа старательно ее учил молитвам. Она до сих пор помнила их наизусть. Но сейчас, когда в сердце полно боли и горечи, она забыла священные слова. Она злилась на Бога. В такие дни умирает искренняя детская вера в чудо.

***

В деканате Альбина Анатольевна отдала ей документы на академический отпуск.

– Жаль, очень жаль, Алиночка, не ожидала от вас, что вы так скатитесь. Занятия не посещаете, на экзамены не пришли, – участливо спросила женщина. – Алиса говорила, что у вас выкидыш был.

– Не ваше дело это, я уезжаю домой– сердито сказала Алина и хлопнула дверью.

– Вот хамка, – удивилась заместитель декана. – А все пай-девочкой притворялась. Такие надежды подавала! Одна из лучших на факультете. Жаль, жаль девочку… Может, еще вернется?

Вечером позвонил папа.

– Алька, что ты трубку не берешь? – папин голос звучал сердито и встревоженно. – Звоним тебе, звоним. Мы с мамой на ушах стоим. Что у тебя случилось? Ты знаешь, а маме позвонила ее знакомая и сказала, что видела тебя в женской консультации с животом.

Папа передал трубку маме. Алина услышала всхлипывания в трубку.

– Мама, я больше не беременна. У меня выкидыш был, – после долгой паузы призналась Алина.

В трубке снова повисло молчание.

– И как ты сейчас, дочка? Как себя чувствуешь? – спросила сдавленным шепотом мама.

– Мамочка, у меня все нормально. Скоро приеду. – сказала Алина нарочито бодрым голосом.

– А как же учеба? – строго спросила мама. – У тебя же сессия!

– Мамочка, меня отчислили. Хвостов много, – спокойно сказала Алина.

Мама бросила трубку, не попрощавшись.

Через позвонил папа.

– Алька, ну ты даешь! Опять начудила. Маму час успокаивал, у нее давление поднялось. Хотел скорую вызвать, обошлось. Сейчас валерьянку пьет на кухне. Бросай все и приезжай домой.

Алина нажала кнопку и бросила телефон на койку.

Поздно вечером опять позвонила мама. Она уже взяла себя в руки и знакомым до боли ледяным голосом сказала:

– Алина, завтра же вернешься в институт, пока тебя не выгнали из общежития. Я уже позвонила в деканат, они готовы принять тебя обратно. Срочно сдавай все свои хвосты.

– Мам, но … – пыталась возразить она.

– А если не хочешь учиться, живи где хочешь, домой не возвращайся, – сказала Наталья. – Мы тебя вырастили, ты теперь взрослая. Вот и решай проблемы по-взрослому.

Алина не дослушала и бросила трубку.

Вечером она после долгих размышлений собрала вещи, попрощалась с девчонками пошла на вокзал покупать билет домой. Все ее надежды разом разбились вдребезги, и она в растерянности стояла над осколками своей жизни. Осталось только перешагнуть через них и идти дальше.

Она шла по городу, и всюду встречала женщин с колясками, беременных женщин, с младенцами на руках. Раньше она их и не замечала, а сейчас они, как нарочно, попадались по дороге. Она старалась их обойти подальше, не смотреть. И слезы подступали к глазам. Трудно смотреть на чужих детей, скрывать зависть, улыбаться. В автобусе молодая девушка держала спящего младенца, и как показалось Алине, прямо светилась от счастья. Младенец проснулся и недовольно закряхтел. Алина уступила ей место и выскочила на следующей остановке. До вокзала дошла пешком.

Она купила билет, села в поезд. И просто смотрела в окно, на пробегающие леса, бесконечные поля, редкие станции. В пути всегда легче.

И в голове эхом отдавались слова мамы: ну как она вернется домой, как посмотрит в глаза родителям? Она неудачница. Они так ей гордились, рассказали всем знакомым и родственникам, какая Алиночка молодец, устроилась жить в городе. А она вернется и сядет на шею папе и маме. Ладно хоть без ребенка. Еще больший позор – остаться матерью-одиночкой.