Текст книги "Соблазн Черного"

Глава 3
Старые связи

– Ленка? Это правда ты? Митрошкина?

Голос я не узнала. И, пока не назвали фамилию, поворачиваться не планировала. Стояла себе, изучала меню в Маке. Зачем-то. Хотя хотела только кофе.

И вот на тебе. Прогулялась…Купила…

Могла бы и не ходить, но… Черт, не за тем я приехала, чтоб просто отсиживаться в закрытом помещении.

Тем более, что я уже насиделась.

Прилетела-то еще до обеда, потом в больнице полчасика, потом до хостела пятнадцать минут…

Я и забыла, насколько здесь всё близко!

Прикорнула на нервах, отключилась.

А проснулась от звонка в дверь. Длительного. И одновременно от гудения смартфона. Тоже длительного.

Пока разлепила глаза, пока села, в дверь начали уже стучать, судя по дикому звуку, ногами… Да что за бред?

На экране высветился номер Вити.

Ответила, игнорируя стук.

– Ты где? Что с тобой?

Я немного офигела, потому что голос у Вити был такой… Напряженный.

– В номере…

– Какого хера не открываешь? Там Толик уже пятнадцать минут ломится.

Так это Тооолик…

– Спала я! – рявкнула на нервах, придерживая телефон и топая открывать дверь.

Распахнула на очередном диком стуке.

И в самом деле, Толик. С бешеными глазами и двумя здоровенными пакетами у ног.

– Это что? – разглядывая картину маслом, раздраженно спросила у Вити, все еще сопящего мне в ухо.

– Это Толик.

– Я поняла, что это Толик. Я спрашиваю, что он здесь забыл? И какого хрена ломится?

Толик опустил занесенную для стука руку и поднял пакеты, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Он жратвы привез.

Я окинула взглядом пакеты. Потом самого Толика, с готовностью закивавшего головой.

– И зачем?

Толик, уже занесший было ногу, чтоб переступить через порог номера, опустил ее на пол. И замер, чутко вслушиваясь, как суррикат в степи.

– Лена! Не надо мне мозг ебать! – раздраженно, но с облегчением ответил Витя, – потому что у тебя там наверняка нихера нет, надо, значит, купить. Я Толика отправил, а он стучит-стучит – никто не отвечает. Спросил у администратора, говорят, не выходила. Он опять стучит, никого. Он мне набрал. Я велел ему дверь ломать, если через пять минут не отзовешься.

Я слушала, свирепея и заводясь, Толик, тоже прекрасно разбирающий каждое слово Вити, сначала кивал с удовлетворением, потом опять занес ногу, чтоб проникнуть на мою территорию. Но я не посторонилась.

И он так и замер. Не решаясь двинуться дальше. Наверно, все же взгляд у меня говорящий.

– Витя! Я просила оставить меня в покое. Хоть ненадолго. Я думала, мы договорились, Витя.

На том конце наступило молчание. Судя по всему, Витя подавился моей дерзостью.

И Толик тоже, если я правильно поняла выражение его вытянувшегося лица.

– Лена… – наконец в трубке раздался протяжный вздох, видно, Витя решил не накалять. И это правильно. Я ведь и трубки могу не брать. Были уже прецеденты… – Ну тебе же надо что-то жрать? Пусти Толика, потом поговорим.

– Обязательно поговорим, – недобро пообещала я, сбросила вызов и ушла, наконец, в сторону, запуская долговязого урку в свой номер.

Он шустро поставил пакеты и слинял, даже не глядя на меня.

Ух, какие они тут пугливые!

Или просто так сильно Витю боятся? Что мой с ним вольный разговор воспринимают, как посягательство на святое?

Да плевать.

Еще я в мотивах поведения местных уркаганов не разбиралась…

Однако, поведение Вити уже начинало подбешивать. Одно дело, когда он за тысячи километров от меня, в другой стране, и особо контролировать не может. Хотя, не скрою, пытался.

Неудачно.

Я всегда умела отстаивать личные границы. Даже с матерью. Не зря же она вечно мне пеняла, что я, как папаша, где сядешь, там и слезешь…

Так что никакого контроля, кроме денежного. А в деньгах Витя, судя по всему, предпочитал широкие берега. Потому что карта моя пополнялась так часто, что я реально тратить не успевала.

Но это было там, в Мюнхене.

А вот здесь, в России…

Если он будет вот так меня блюсти, диктуя, что мне есть, куда ходить и с кем разговаривать… Надолго я не задержусь тут.

Надо до него эту информацию донести.

И чем раньше, тем лучше.

А то он, со свойственной ему маньячностью, еще и замуж меня тут выдаст.

За тщательно отобранного мужика, проверенного вдоль и поперек. Не удивлюсь, если он к этому вопросу еще и дядю Колю привлечет… Выступят единым фронтом… Вон как про Рупа заинтересовался…

Нет, я к такому точно не готова.

А потому – разговор по душам. Первым делом. Чтоб сразу расставить пограничные столбы.

Я пошарила по пакетам, хмыкнула. Еды оказалось много, качественной. И такой, долгоиграющей. Чтоб не хранить.

На самом верху лежало несколько салатиков, словно намек, что это следует есть в первую очередь.

Я так и сделала.

Сидела, лопала оливье, наслаждаясь давно забытым вкусом, смотрела телевизор, переписывалась с подружками в мессенджере.

Потом собралась и сгоняла к дяде Коле.

И черт…

Как тут всё близко, а?

Дядя Коля и его нереально милая жена Вера Валентиновна, моя бывшая класснуха, встретили… теми же салатиками! Только домашнего производства!

И да, я опять поела! И с удовольствием!

А еще поиграла с … Как это называется? Братьями? Племянниками? Двоюродными?

Кирюшкой и Максимкой.

Кирюшка, прикольный шестилетка, грузанул своей коллекцией машинок Хот Виллс, Максимка, трехлетний толстячок, просто лез на колени и обнимался. Трогал мои уши с тоннелями, мое кольцо в носу, изучал татуху на руке.

– Ты совсем взрослая стала, малявка, – грустно как-то отметил дядя Коля, – смотрю на тебя и прям возраст ощущаю…

Я скептически повернулась к нему, смерила медленно взглядом ширину плеч, мускулы, которые еще рельефнее стали, видно, что дядька мой не пренебрегает спортзалом, физиономию котяры, знающего себе цену… Вздохнула.

Глянула на Веру:

– Давно перестала от него баб отгонять?

– Да она и не начинала, – заржал дядя Коля, – первая женщина в моей жизни, которая меня вообще не держит.

– А зачем мне его держать? – удивилась искренне Вера.

– Вот-вот! Он сам держится, – расхохоталась я, – наверняка, еще и тебя ревнует!

– Ой, не смеши! – махнула она рукой, – ревнует он! К кому? Или, вернее, к чему? Он же меня из декретов не выпускает! Не успела от одного отойти, думаю, ну вот, Кирюшку в сад, а сама на работу, соскучилась страшно, а тут раз – и опять беременна! И все по-новой… Ну, ничего, вот Максюшку в сад начну плотно водить, и сразу…

Тут она заметила внимательный взгляд мужа на себе, замолчала. Гневно сдвинула брови:

– Не начинай! Знаю я это выражение! Нет! Я хочу от памперсов и грудного вскармливания хоть немного отойти!

– Да конечно! – Коля повернулся ко мне, – она тут вышла на пару месяцев работать, и знаешь что? Тут же какой-то удод прицепился! А ведь в курсе был, что она – замужем!

– Ты своей ревностью меня добьешь когда-нибудь, – вздохнула Вера, – представляешь, Лен, он не смог забрать меня с работы, и мне наш учитель физкультуры помог донести сумки, так такой скандал был! И в глаза прямо стыдно людям смотреть! Поработала! А через две недели после скандала – на тебе. Две полоски опять…

– А потому что нехер всяким придуркам позволять себя провожать, при живом МНЕ! – рявкнул Коля.

Я улыбнулась, переключаясь на Максюшку, уже запихавшему мне в тоннель карандаш. Коля и Вера продолжали препираться, но видно было, что это не серьезно. А так, на лайте.

Давно не виделись, вот, общаемся. Тепло, по-родственному. И мне у них тепло. Может, зря не согласилась пожить? Но куда у них? Четырехкомнатная квартира, которую Коля купил, продав свою двушку и однушку Веры, была, конечно, просторной, и в новом доме, но все равно… Стеснять людей… У них свой уклад, у них малявки…

Нет уж.

И мне неловко, и им.

Я с восемнадцати одна живу, привыкла только на себя полагаться и ни перед кем не отчитываться. А, зная Колю, запросто можно предположить, что он бы заставил. Отчитываться.

Просто удивительно даже, что такой бабник, оказался настолько ревнивым собственником. А ведь наверняка, бабы вешаются. Мужик в самом соку. Чуть за сорок, при должности, выглядит – зашибись просто…

Мои подружки в Мюнхене, когда фотки наши случайно увидели совместные, прямо слюни пускали. И все не верили, что он – мой дядя родной. Думали, я любовница русского мафиозо. Там вообще тема русской мафии развита сильно.

А, учитывая, что в деньгах у меня ограничения не было, то… Хоть я и не шиковала, все равно видно же.

И на фотке сидящий на байке позади меня, семнадцатилетней, дядя Коля, обнимающий меня своими ручищами и лихо лыбящийся в камеру выглядел кем угодно, но не моим дядей и не сотрудником полиции. А вот на мафиозо тянул.

Сейчас, три года спустя, он еще поднабрал веса и брутальности.

И удивительно просто, что настолько верный оказался. Судя по его взглядами и словам… Это он все усилия прикладывал, чтоб Вера на сторону не смотрела.

Создавал для этого условия, ага.

Стало смешно, я улыбнулась, и Максюшка дернул за кольцо в носу.

– Он меня даже на вечер встреч выпускников не пускает, представляешь? – пожаловалась Вера, – говорит, нечего тебе там делать…

– Так реально нечего. Ты уже семь лет не работаешь в школе, на кой тебя все еще приглашают? – тут же включил опять ревнивую подозрительность дядя Коля.

– А что? Вечер встреч?

– Да, завтра. Сходи, ребята про тебя спрашивали…

Кольнуло немного, очень хотелось спросить, кто именно спрашивал…

Но не стала. Три года назад я тоже не спрашивала ничего. Не хотела знать. Ворошить все.

А теперь-то – тем более.

– Ну, мне там тоже там делать нечего. Меня уже и не помнит никто.

Вера открыла рот, хотела что-то сказать, но перехватила предупреждающий взгляд Коли и не стала.

Я эту переглядку заметила, нахмурилась.

Ну уж нет.

Не хочу.

И выяснять ничего не хочу.

Настроение слегка подпортилось, и я засобиралась домой.

Пошла пешком, потому что… Да. Все близко, черт!

Захотелось кофе, зашла в Мак.

И вот кто мог представить, что именно тут встречу кого-то знакомого!

Маленький все же город. Всё рядом.

Все рядом.

Глава 4
Старые знакомые

– Лена??? Митрошкина???

На фамилии я повернулась. Ко мне, значит… И офигела. Конечно, люди после школы сильно меняются. И, бывает, даже в течение года меняются… Но, сука, чтоб так???

Это что нужно делать? И что нужно жрать??? Хотя, учитывая, где мы встретились…

Короче говоря, за спиной стояла моя бывшая одноклассница, Марина. Фамилии я ее категорически не помнила, да и саму Марину никогда в жизни не узнала бы, если б она сама не побеспокоилась обратиться.

И теперь разглядывала, с трудом скрывая удивление. А потом уже и не скрывая.

В тринадцать лет она была оторвой.

Знаете, как бывает, когда в конце года уходит на каникулы милая девочка, а уже осенью возвращается другой человек.

И вот и гадаешь, что с ней случилось? Кто ее покусал за лето? Майли Сайрус? Призрак Бритни Спирс образца двухтысячного?

Потому что это было нечто.

Белые пережженные волосы, дикий мейк, вызывающая одежда. Учителя попадали в обморок, мальчишки были в восторге. А, учитывая, что все остальные прелести, вроде курения, вызывающего поведения и прочего, тоже присутствовали…

Понятно, кто был главной звездой восьмого класса?

Марине завидовали всякие тихони, вроде меня, конечно же. Хотя… Не особо я и завидовала. Других проблем хватало.

А вот она меня цепляла.

И сильно.

Чем-то я ей не по душе была, даже странно. Я всегда тихая-тихая была. Незаметная. Старалась учиться хорошо, чтоб от матери не огребать.

Все хотела, чтоб она меня хвалила. И замечала. Дура малолетняя.

А Марина даже травила меня одно время. Вместе с подружками. Всякие школьные приколы вроде воровства сменки, смешков за спиной, приклеивания всякой пакости на спину и косы.

Хотя, это быстро прекратилось. Я так и не поняла, почему. Да и не до того потом стало.

Мама уехала… И понеслось.

Все это я вспоминала, пока медленно оглядывала Марину.

Пухлую, в неопрятной одежде, с небрежной гулькой из волос странного цвета… Да… Изменения, конечно, кардинальные…

И как она меня узнала, интересно?

Я-то тоже не выгляжу одуванчиком теперь…

– Привет, Марин!

– Ой, а я думаю, ты – не ты… Волосы отрезала. А потом смотрю – нос длинный! Ну точно, Митрошкина! – жизнерадостно опускать типа между делом Марина еще тогда в совершенстве умела, в восьмом.

– Да ты тоже, я смотрю, поменялась… Живот такой… Беременная?

С некоторых пор я не торможу со словами. Смысла нет.

Марина немного поникла, натянула пониже футболку:

– Неее, это я так… После фитнеса…

– Ну да… Сразу в Мак. Понимаю, калории надо пополнять, – серьезно кивнула я.

– Ага… Ну ладно! Ты где сейчас? У нас говорили, уехала в другой город? За границу?

– Типа того…

Я не рассказывала никому про изменения в личной жизни матери, но слухами земля полнилась. В классе не знали про то, кто у меня дядя, кто отец – тем более. Но что-то где-то, может, преподаватели говорили… Администрация школы была в курсе, куда я уехала в восьмом классе.

Город маленький…

– И давно ты в городе? Надолго?

– Не знаю…

– А то давай, приходи на вечер встреч! У нас три года с выпуска. Многие тебя помнят.

– Да ладно… Кому я нужна…

А сердце-то чего застучало?

Лена, хватит.

– Нуууу… Павлова помнишь? Ну, у него еще отец сеть магазинов одежды открыл как раз тогда…

Павлов… Не помню. Да и слышать про него не хочу. Про другое хочу. Но спрашивать не буду.

– Он придет, прикинь? И еще Леванова, и еще Сомов, и, наверно, Тонков… Приходи!

– Не знаю…

– Конечно, жаль, что после восьмого многие поуходили… Самсонов…. Помнишь его? Да конечно помнишь! У вас же любовь была, да? Он же тебя там спас от бандитов каких-то…

И вот тут мне захотелось резко развернуться и уйти. Просто чтоб не слышать его имя. И не знать, куда он делся или не делся после восьмого.

Но Марина не замечала моего состояния, трещала и трещала:

– Он же в колонию загремел… Да, не доучился…

– Кто?

Я понадеялась, что вопрос прозвучал нормально. Спокойно. Потому что никакого спокойствия и в помине не было. Сердце рухнуло куда-то к пяткам. И заледенело там.

Веник? Веник в колонию??? Мой Веник???

– Ну Самсонов, Веня. Ой, он же в том году вообще с катушек слетел, связался с компанией какой-то… Ну и попал за вооруженный грабеж… Жаль, конечно… Он в городе, говорят, видели его. Но на вечер встречи явно не придет… Да ему и не рад никто будет…

Тут у меня зазвонил телефон, я, в полной оторопи, глянула номер. Витя.

Надо было ответить, Марина замолчала, разглядывая меня с любопытством, а я смотрела и смотрела на экран… И не могла сообразить, что делать.

– Ну ладно, если надумаешь, приходи завтра, в наш класс. Ой, все так удивятся…

Я кивнула на этом моменте, развернулась и вышла из Мака, поднося трубку к уху.

– Ты чего не берешь трубку? – привычно заворчал Витя, – доехала уже до гостишки?

– Нет, я прогулялась от Коли.

– Долго гуляешь…

– Стоп… – я попыталась собраться с мыслями, хотя все еще была оглушена новостью про Веника, – а ты откуда знаешь, сколько я иду…

И тут меня осенило!

Вот значит как?

Дядя и Витя, хоть и не любят друг друга, но в благом желании большего контроля спелись и теперь единым фронтом выступили!

– Тебе Коля сказал, когда я от них вышла?

– Нет, сам допер! Конечно, Коля! Ты где? Я сейчас машину пришлю. Нехрен лазить по ночам одной. У нас не Европа!

Вся моя оторопь вылилась в такую воронку гнева, что даже удивительно, как я матом не начала на Витю орать.

Закрыла глаза, вдохнула. Выдохнула.

Спокойно, Лена. Это не поможет. Проходили уже.

– Значит так. Передай Коле, что я на него злюсь. Это первое. Второе. Ты меня достал. Здесь не Европа, но и мне не тринадцать. И если я захочу пойти погулять ночью, я это сделаю.

– Не сделаешь. Сначала мне отзвонишься, – спокойно ответил Витя, похоже, вообще не напуганный моими словами и тоном.

– Попробуешь еще меня контролировать, я уеду в тот же день, Витя. Ты понял?

– Иди в номер. Толик по пути подхватит.

И отключился.

Я постояла, сжимая трубку в кулаке.

Подхватит, значит. То есть, скорее всего, дядя Коля опять применил свои штучки ментовские. И мои контролеры в курсе, где я и что делаю…

Да что за блядство-то такое???

Ну ладно.

Ладно!

Я вернулась обратно в Мак и подошла к активно жующей бургер Марине:

– Во сколько, говоришь, вечер встречи?

Глава 5
Вечер встречи

Вот вроде рано мне испытывать какое-либо чувство ностальгии, этакой тоскливой слезы по русским березкам…

Да и не делала так никогда, наоборот, всегда мне нравилось в Германии. И Мюнхен… Это вообще город-праздник для меня! Море впечатлений, веселая тусовка таких же, как я, вольных художников.

После окончания школы я училась в колледже искусств по направлению живописи, где и познакомилась со своими друзьями. Ох, как было весело!

Мы развлекались, лазили по городу в поисках подходящих площадок, даже команду райтеров сколотили.

Правда, особого места в тусовке не заимели, но все впереди!

Может, я буду вторым Бэнкси, кто знает?

Короче говоря, некогда мне, на самом деле, было тосковать по родине. И это хорошо. Очень хорошо. Тоска – разрушает. Нехер.

И потому мое состояние, когда я подошла к школе, в которой с первого по восьмой класс проучилась, было для меня странноватым. Мягко говоря.

Нервным каким-то.

Пока шла, примечала старые места, до боли знакомые. Каменную теплицу, где мы в начальных классах на уроках труда перебирали семена цветов для того, чтоб их к высадке на школьном участке подготовить.

Березу, возле которой постоянно фотографировались на общую фотку класса.

Лестницу, наружную, железную, ведущую на второй этаж к всегда закрытой двери. Что там, за той дверью, мы не знали, но догадки строили разные: от тайного кабинета директора до склада.

Мы на этой лестнице тоже играли, воображая что во дворце, и каждые десять ступенек – новая комната.

А вот в том углу, под спортивной лазилкой…

Я торопливо отвернулась, прикусив губу.

И тут же наругав себя за потерю контроля.

Во-первых, губы у меня сиреневой помадой были накрашены. И, вполне возможно, что и зубы теперь тоже. Хотя помада стойкая, но… Мало ли…

Во-вторых, нечего… Неважно это уже все.

К крыльцу подходили люди.

Много взрослых, кое-кто на солидных машинах. Они оставляли своих коней за пределами школьного двора, на парковке, и шли пешком.

И выражения лиц у них были… Ну, на мое похожие. Тоже с ностальгией и прикушенными губами.

Какие мы все-таки одинаковые!

Я улыбнулась и толкнула тяжелую дверь с отполированной тысячами детских ладоней и многими годами ручкой.

И уже в вестибюле, вдохнув полной грудью неповторимый школьный воздух, сейчас разбавленный всеми возможными запахами, от парфюма до перегара, остановилась в растерянности.

Народу было полно.

Они толпились, собирались в кучки, болтали, смеялись, разглядывали друг друга.

Прямо в середине вестибюля стоял столик с десятиклассником, записывающим всех подошедших, год окончания школы, литеру класса, а потом распределяющим по кабинетам.

Я подошла, дисциплинированно записалась.

Получила удивленное разглядывание, улыбнулась.

Хотя уже не особо ловко себя чувствовала.

На меня пялились. Причем, не сказать, что дружелюбно.

И в это мгновение маленькая девочка Леночка, застенчивая тихоня, очень сильно хотела спрятаться, а, возможно, и убежать.

Но независимый райтер, без пяти минут студент Берлинского художественного университета, Элен – только выпрямилась и небрежно повела плечами, стягивая пальто.

Пусть пялятся. Мне стыдиться нечего.

Я сегодня была во всем черном, что очень неплохо контрастировало со светлыми волосами.

Пирсинг в носу тоже сменила на черное кольцо, добавила черные здоровенные серьги в уши. Узкие, рваные на коленях джинсы, грубые ботинки, тонкий трикотаж футболки с вырезом. Яркий мейк в легком намеке на гранж. Ничего особенного.

Но в глаза бросалась.

Ну так того и хотела!

После вчерашнего демарша моих родных, решивших, что Лена – все та же наивная дурочка, ребенок, я, конечно, повела себя по-детски. Полностью подтвердив их выводы по мне.

Но определенным уровнем взросления всегда считалось умение прислушиваться к себе и своему мнению, а не идти на поводу у окружающих.

А потому я сделала так, как захотела сама.

То есть, отрубила телефон вчера вечером и ушла спать.

А утром первым делом купила себе новый.

С новой симкой. Правда, Витя все равно был в курсе моих перемещений, скотина Толик даже не скрываясь, ходил за мной хвостом.

Но мой сегодняшний вечерний выход проморгал.

Потому что я – не только дочь криминального авторитета, но и племянница опера. Умею незаметно рубить хвосты.

По крайней мере, я на это очень надеялась…

– Лена? Это ты что ли?

Мужской голос, довольно приятный, прозвучал практически над ухом.

Я развернулась, разглядывая … Ну да, Павлов. Не изменился. Вернее, конечно изменился. Заматерел. Стал такой… Кобелистый. Он и в восьмом от девчонок отбивался, а сейчас… Да, наверно, не отбивается уже. Просто трахает и выбрасывает. По крайней мере, взгляд у него был очень даже недвусмысленный. Говорящий взгляд. Не двадцатилетнего пацана. А вполне уже сложившегося молодого мужчины.

– Привет, Вова.

Вообще, Павлова звали Виктор, но почему-то все звали Вовой, с первого класса.

– Привет! Тебя не узнать! Очень хорошо выглядишь!

И взгляд, медленный, нахальный, по моей груди… Ну да.

Все тот же Павлов.

Правда, он ко мне не подходил в восьмом, но, говорят…

Ладно.

– Ты в городе давно?

– Нет, только приехала…

Мы пошли к классу, болтая так, словно в школе прям дружили, общались. Мне было странновато, но прикольно.

Павлов производил впечатление слегка пресыщенного мажора. Не любила таких никогда, но, сейчас он, наверно, единственный, кто на меня не пялился, как на диковинку, разинув рот.

Ну, еще Марина так не смотрела.

Но просто потому, что видела меня до этого, первый шок прошел.

А вот остальные бывшие одноклассники…

Я старалась не замечать, улыбалась, отвечала на какие-то вопросы про Мюнхен, про то, где училась и чем занималась. Не вышла ли замуж, не родила ли…

Вроде вопросы нейтральные, а с подколкой… Вроде взгляды дружелюбные, а с завистью.

Слишком я отличалась от моих одноклассников и одноклассниц.

Выделялась.

Половина девчонок уже успели выти замуж, парочка – развестись, еще двое пришли с огромными животами, выставляя их перед собой, как самое главное достижение в своей жизни. Именно они участливо интересовались у меня, не вышла ли я замуж? А чего так? Не берут?

А мне, отвечающей вежливо и кратко, все время хотелось сорваться и заорать: «Да вы чего, вашу мать??? Двадцать лет! Двадцать, сука, лет!!! Какое замуж? Какое дети?».

Нет, я никогда ничего не имела против молодых мамочек, ранних браков. Да о чем говорить, если моя подружка в Мюнхене, очень крутой, кстати, райтер, Лиз, была мамой клевой двухлетней девчонки Моны?

Каждый выбирает для себя.

Просто я как-то отвыкла в Европе от этого стереотипа, которого даже в столице моей родины теперь нет. То, что женщина может быть реализована только в муже и детях.

Мне казалось, это осталось в далеком прошлом. В представлениях моей мамы, например. Ну и бабок на лавочках.

А нет.

Вот оно. Во всей красе.

Неприятно и глупо. Приперлась, Лена. Словила кайф…

Парни, бывшие одноклассники, вдоволь пооблизывав меня говорящими взглядами, вскоре угомонились. Болтали друг с другом, меряясь… Да хрен его знает, чем. Они, кстати, остались большими детьми, чем рано обабившиеся одноклассницы. Обсуждали учебу, игры какие-то компьютерные. Вообще, у меня создалось впечатление, что они все регулярно общаются, знают все друг о друге.

И только я для них – неожиданная черная лошадка.

Да еще Павлов, пожалуй.

Он, кстати, все это время не избегал компании, хотя ощущалось, что Вова немного другого уровня.

Был дорого одет, показательно вертел на пальце ключи от мерса, щедро оплатил стол с выпивкой и закуской, накрытый прямо в классе.

Меня от этого немного передернуло, все же это школа. Было странно, почему нельзя пойти в кафе? Пригласить учителей? И пойти. Там же удобнее, чем в классе стоя жрать бутеры со шпротами?

Но вопросов я задавать не стала и предложений никаких не внесла.

Ну его нафиг. И так уже смотрят странно. Порасспрашивали сначала, накинулись, а теперь начали сторониться.

Все так знакомо, Лена.

На кой черт ты приперлась сюда?

Зазвонил телефон.

Руп.

С утра скинула ему свой новый номер. Зачем-то.

Я обрадовалась возможности выйти в рекреацию, приняла вызов, подошла к окну, задумчиво разглядывая знакомый пейзаж. Сколько раз я вот так вот стояла тут? Смотрела на голые черные ветки тополей? На снег грязный, уже мартовский.

Я увлекалась, смотрела, а потом подходил Веник и…

– Эй, Эль? Ты слышишь меня?

Голос Рупа прорвался через мои воспоминания, возвращая обратно.

Эль Роуз меня звали друзья. На английский манер. И он. Руп.

– Да, конечно…

– Как ты? Совсем ты меня забросила. Не пишешь, лайки не ставишь в инсте… А мне все так сочувствуют… Девушка в дикую Россию поехала… Ее там съедят медведи!

– Ага, и заиграют балалайки, – по-русски добавила я, поморщившись. Все же Руп был таким стереотипщиком, что иногда не по себе становилось.

Мне с ним все чаще становилось не по себе. Это, кстати, тоже было одной из причин, почему я рванула сюда после досрочного завершения учебы в колледже.

Руп что-то говорил, как всегда, про себя, про свои эмоции и чувства, на заднем плане у него звучали музыкальные биты и смеялись люди. Тусовка.

Высший свет богатых мальчиков и девочек. Они не связывали Эль Роуз с теми троу-апами, что часто можно увидеть на стенах бедных кварталов Мюнхена. Да они, собственно, там и не ходили.

Я слушала Рупа, ловя себя на диком ощущении чужеродности. Не только там, с ним. Но и здесь. Как же так, Лена? Здесь же твоя, типа, родина? Почему ты не ощущаешь себя родной? Почему? Может, потому, что подспудно очень хотела… Ожидала…

Дура ты, Лена.

Неоправданные ожидания. В которых только твоя вина.

Надо перестать буянить и плыть против течения.

Иди домой, Лена.

Подключи старый номер.

Ответь Вите, пока он не поднял всех блатных города на твои поиски. Интересно, Толик-то там как? Живой еще?

Но этот вариант развития событий мне тоже не показался интересным. Вызвал отторжение.

Сама мысль, что сейчас приду, разденусь, приму душ, поговорю с Витей, получу от него очередной втык… Лягу спать…

Даже затошнило, блин!

Я, за размышлениями, не заметила как отключила Рупа, а, может, он сам отключился?

Смотрела в окно. На пейзаж, уже не видный в темном вечере хмурой наступающей весны.

На свое отражение.

Лена, что ты тут забыла? В России? Кого забыла?

Когда рядом с моим отражением нарисовался Павлов, я даже не удивилась. Ждала чего-то такого весь вечер. Шкурой ощущала.

Мы все же совершенно чужие тут. Неминуемо притянулись бы.

– Скучно, Лен? – Улыбнулся он.

Кивнула. Сам видел, что скучно.

– Поехали, я тебе одно место покажу? Там весело.

Я с полминуты пристально смотрела на его лицо в отражении.

Что я теряю? Ничего.

Усмехнулась. И кивнула опять.

Поехали, Павлов.