Текст книги "Пристроить шпиона"

Глава 12

Алина

– Слушай, – развернувшись, спрашивает меня Лешка тихо, словно и не грубил только что, – а почему ты все-таки меня тогда разблокировала? Ну, помнишь, два месяца назад? Что на тебя нашло?

– Да так… – я все еще изображаю кошечку, перекатываюсь по кровати, – просто проверить хотела… Приедешь ли…

– Сучка, – усмехается он порочно.

Вот только… В глубине глаз – боль и обида. Или мне кажется? Наверно, кажется. Не может у него ничего такого быть.

Да и я бы не хотела, чтоб было.

Лешка – моя отдушина, мой большой секрет. Даже от себя самой. Я скрываюсь, как могу, я переименовала его из «Нахального гада» в «Маникюр», я тщательно стираю все наши переписки и старательно отключаю геолокацию, когда встречаюсь с ним.

Я делаю все, чтоб его не зацепило.

Потому что за два месяца ситуация из ужасной превратилась в безвыходную. И страшную.

Отец пропадает постоянно на работе, у него какие-то сложности там, у него всегда сложности.

Расщепаев особо ко мне не лезет, после того, как я, не церемонясь, при всех, надавала ему по физиономии. Ну а что? Папа не просил меня быть деликатной и вежливой с ним. Может, это у меня любовь такая?

Вовка тогда только оскалился и сплюнул.

И свалил, одарив напоследок злобным взглядом.

А я через какое-то время начала замечать, что меня сторонятся в группе. Особенно парни. Со мной не хотели сидеть за одним столом, ко мне избегали подходить даже разговаривать!

В итоге, приперев к стене одну из однокурсниц, я выяснила, что со всеми парнями, с кем я контактировала, были проведены беседы. Обстоятельные. И не Вовкой, нет! Совсем другими людьми. Понадобилось буквально три разговора, чтоб слухами земля наполнилась, и меня стали обходить по широкой дуге.

Я взбесилась, но сделать ничего не смогла.

Вокруг меня образовался вакуум, который я начала заполнять гулянками и ежедневным весельем.

Таким, нарочитым.

Может, папаша Расщепаев увидит мой разгульный образ жизни и решит, что такая девка не для его цветочка? Ну, кто его знает?

Ну и отца позлить, естественно. Это – святое. Отомстить за себя. Хоть так.

Короче говоря, со мной случился поздний подростковый бунт во всей красе, с той лишь разницей, что подростков не выдают замуж практически насильно. Но и меня, вроде, никто за волосы не тянул.

Папа, прекрасно зная мой характер, просто сделал все, чтоб я не вырвалась.

Ну, трепыхаюсь, прыгаю, ярюсь… И ладно. Чем больше сил сейчас в бунт вкладываю, тем меньше у меня их останется в финале.

Вот тогда можно в ЗАГС.

За это время я передумала много чего, прикидывала свои шансы на свободу… По всему выходило, что, если жестко отказываться и уходить из дома, то в самом деле в пустоту. Без поддержки. Без чего бы то ни было. Отец мне четко дал понять это.

И… И я бы ушла. Если б меня хоть кто-то поддерживал. Вернее… Если б ОН меня поддерживал.

Лешка не знает, но я именно потому ему тогда позвонила, после месяца в блоке, эгоистка чертова.

Устала сильно, измучилась, придумывая способ избежать ловушки. Ну, в самом деле, не босой же на улицу идти? Должен быть способ, должен!

Да, можно смело признаться хотя бы самой себе, что я – слабохарактерная овечка, боящаяся внешнего мира. Так и есть, что уж…

Но, даже слабая и глупая, но – человек. И, устав мучиться от безысходности, я позвонила тому человеку, от которого ждала… Хоть чего-то.

Поддержки хотела, глупо и по-детски. Думала, встретимся, я все объясню… И, если он захочет… если он предложит…

Он не захотел и не предложил.

Голос его по телефону был усталым и язвительным.

А при встрече…

Он внимательно осмотрел меня с головы до ног, усмехнулся и коротко кивнул на машину такси, ожидавшую нас.

Я молча пошла за ним.

И всю дорогу думала, прикидывала, как начну говорить, как скажу ему…

Лешка привез меня сюда, в однушку на пятом этаже обычного панельного дома.

И нет. Мне не удалось тогда ничего ему сказать.

Уже в коридоре меня жестко прижали к стене, задрали юбку до пояса, грубые руки прошлись по промежности, а хриплый голос, который я так часто слышала в горячих снах, резанул насмешкой:

– Принцеска вырвалась из своего чистенького дворца и хочет немного грязи?

И, пока я приходила в себя от внезапно грубых и злобных слов и тона, опытные пальцы надавили сквозь белье на клитор, настолько правильно, что у меня непроизвольно ноги задрожали, а поясница сама собой изогнулась. Стон удалось сдержать. Правда, никого этим я не обманула, потому что Лешка жестко прихватил меня второй рукой за волосы, развернул к себе лицом, заглянул в глаза. И усмехнулся, все прекрасно читая по лицу.

– Ну да, мокрая уже… Грязная какая принцеска. Развратная. Сейчас ты получишь то, чего так хочешь.

Я только рот раскрыла, чтоб возразить, но лицо Лешки стало пугающе жестоким, а затем он молча рванул на мне нижнее белье, двумя движениями поставил в нужную позу, послышался треск молнии, и в следующее мгновение в меня толкнулся жесткий член.

Я так и осталась стоять с раскрытым ртом, но теперь не слова оттуда вырывались, а стоны и, по нарастающей, крики.

Мой любовник был совершенно безжалостен, брал меня с такой силой и грубостью, что я при всем желании не могла бы ему ответить, ни одного движения не могла бы навстречу сделать…

Да ему и не требовалось.

Лешка смотрел на меня, в запрокинутое к нему лицо, не отрываясь, и двигался по все увеличивающейся амплитуде, ускоряясь, пока, наконец, мое глупое тело не начало реагировать правильно. Это было ужасно, это было все совершенно неправильно… Но, судя по всему, он меня настолько хорошо чувствовал, что ни одного шанса не оставил на сопротивление и хотя бы попытку отстоять себя.

Кончила я неожиданно и невероятно сильно. С, практически, болезненными спазмами в животе и криками, которые, наверняка, слышали все соседи этой пятиэтажки.

Лешка дождался, пока утихнут последние судороги удовольствия, вышел из моего размякшего тела и молча толкнул в комнату, к кровати.

Сам он шел за мной, раздеваясь по пути. И по его глазам я поняла, что сегодня мне поговорить вряд ли удастся. Да и что скажешь? Особенно после такого? Тут бы живой уйти…

Ночь была бесконечно долгой.

И нет, мы так и не поговорили.

А утром он вот так же стоял у окна, а я так же смотрела на его хищную спину. Смотрела и думала, что сказать… Сказать? Или нет?

В итоге, села на кровати, подтянула к себе платье…

– Дверь за собой захлопни, – коротко и холодно сказал он, даже не оборачиваясь.

И я, заледенев от его тона, подчинилась. Собралась, обулась и вылетела в холод весны.

Добрела до лавочки в каком-то сквере и разрыдалась, ощущая себя невероятно, чудовищно одинокой…

И вот теперь он спрашивает…

Правду, что ли, ответить, для разнообразия?

Или нет.

Хоть немного в себе достоинства сохранить.

– Ты же сам сказал, – спокойно отвечаю я, не реагируя на оскорбление, – хотела большой и грязной любви…

Он усмехается. Опять хищно и порочно.

– А сегодня что? В прошлый раз было мало грязи? Захотелось чего-то нового?

– Ну да… – я смеюсь, незаметно смаргивая слезы, – разнообразие…

– Знаешь, Принцеска, мне немного надоело быть твоей комнатной собачкой, – отвечает он, – в прошлый раз ты мне набрала, когда тебе было скучно, в позапрошлый, когда одиноко… А до этого просто пьяненькая была, трахаться захотелось…

Я смотрю на него, слушаю… И понимаю, что с его точки зрения, все именно так. Я его вызваниваю или пишу только в минуты душевного раздрая. Правда, он этого не знает, для него я – просто скучающая Принцеска, которой хочется сбежать от сытой жизни… Боже мой, как так получилось?

Почему мы все время только занимаемся сексом, вместо того, чтоб поговорить?

Просто поговорить? Почему?

Я сделаю это сейчас.

Я просто ему расскажу, наплевав на гордость и на опасность. Для него и для меня.

Это опять эгоизм чистой воды, но я не могу больше просто!

Я же не железная!

Мне нужен хоть кто-то, готовый меня выслушать, понять!

А Лешка…

Я люблю его, дурака.

Ничего про него не знаю, вообще ничего, ни где он работает, ни чем занимается в свободное от работы время, ни кто его родители, друзья, девушка, в конце концов! Почему он приезжает на мой зов по первому звонку?

Значит ли это, что я ему тоже, несмотря на все слова, на грубость и жесткость, небезразлична?

Я открываю рот, чтоб возразить и перейти к так необходимой сейчас откровенности, но он продолжает:

– Собирайся и вали к своему жениху, Принцеска. Я как-то устал уже от твоей грязи.

Его слова падают на меня, бьют, сшибают с ног. Жених…

Он все это время знал про Расщепаева. Знал, и все равно приезжал, трахал меня.

Господи, какой, наверно, распутной дрянью я смотрюсь в его глазах!

Я понимаю, что надо сейчас возразить, рассказать, в конце концов, я же не виновата! Не виновата!

Но Лешка просто подходит ко мне, поднимает за локоть, сует в руки платье:

– Давай. Зря я вообще тебя с того шалмана вытащил. Тебе там хорошо было, куча желающих поваляться с тобой в грязи. А то, может, и тройничок замутить. Судя по тому, как ты с той бабой лизалась, ты вообще не против.

– А ты, я смотрю, не можешь про это забыть, да? Понравилось? Так чего терялся, надо было ее тоже на плечо – и в логово, чего ж ты только меня-то? А?

Я не плачу, нет.

Натягиваю платье, топаю к двери.

Обуви на мне нет, осталась в клубе, но и пофиг.

Трусов тоже нет. И тоже пофиг.

– Погоди, такси вызову, – коротко говорит Лешка, не реагируя на мое хамство, но я лишь усмехаюсь презрительно:

– Не надо. Сама разберусь. Или жениху звякну, ты прав.

При упоминании жениха лицо его деревенеет.

А я кайфую от того, что удается его хоть чем-то цепануть. Сделать больно. Пусть ему будет больно! Не все же мне.

Иду к выходу, открываю дверь.

Очень хочется оглянуться, очень.

Но нельзя.

Еще из мифов Древней Греции помню, что оглядываться нельзя.

Вот и не буду.

В конце концов, сколько можно надеяться на кого-то? Пытаться за кого-то спрятаться?

Все, взрослей, Алинка.

Пора уже.

Глава 13

Леха

– Работаешь из рук вон плохо, – печатает Савин, – оставил фигуранта одного, не довел до конца. Те записи, что ты сделал, вообще нечитаемые, их наши лучшие эксперты не могут расшифровать, столько посторонних шумов. Тебя вообще, учили грамотно вести расследование? Или только мордобою?

Я молчу, безучастно разглядывая рабочий стол начальства. Этому трюку я научился от Зуба, вот уж кому каменная морда удается в совершенстве. Хотя, она у него всегда такая, даже притворяться не надо. Я его, пожалуй, только пару раз в ярости и видел, один из них тут, в этом рабочем кабинете, когда его женщину прихватили. Не очень приятное зрелище, честно скажу.

Я бы не хотел еще разок такое увидеть.

Смотрю на рабочий стол генерала, слушаю его бурчание по поводу моего последнего проеба, это как раз, когда я оставил Говнюка рожей в креветках и свалил Принцеску вытаскивать из кабака.

Как всегда, в последние два дня, от одних воспоминаний об этом одновременно ноют зубы и стучит сердце.

Плохая реакция, очень плохая. Неправильная.

Сразу перед глазами личико Принцески, ее глаза, когда я ей те гадости говорил…

Огромные глаза, темные такие.

И слезы в них.

Она думала, я не замечу, наивная.

Я пожалел сразу же, как только сказал… Но, проклятый характер, гадский!

Не тормознул.

Ее не тормознул, босую, когда из дома моего выбегала.

До сих пор от этого тошно. И хочется себе, мудаку, по роже накидать. Какая бы она дрянь не была, моя Принцеска, но она – моя.

Моя, блять!

Я ее трахал, я к ней по первому зову два гребанных месяца мотался!

А потом…

Ну а что, потом?

С другой стороны, сколько это могло продолжаться?

Я же живой, не железный.

А она… Она не просто баба, которую можно иногда трахать без эмоций.

Она – Принцеска чертова. Папина радость, мамина гордость…

Заблокировала меня опять, не дозвониться. В инсте бы написал, но она там вчера выложила фотку с темноволосым утырком, слюнявящим ее шею.

Я телефон не разъебал о стену по чистой случайности, попал в спинку дивана.

И запретил себе про нее думать.

Идиотом каким-то стал, Леха, дебилом.

А все из-за чего?

Верней, из-за кого?

Из-за сладкой киски? Из-за нежной Принцески?

Нет уж. Хватит, настрадался херней.

И так черту пересек, это счастье еще, что генерал не спалил, а то вообще пиздец был бы необоримый…

– Кроме этого, последние твои отчеты вообще никакой критики не выдерживают…

Сизов продолжает бубнить, одновременно что-то просматривая на экране рабочего компа и перекладывая бумаги на столе.

Я терпеливо жду, когда ему надоест, наконец, страдать херней, и начнется конструктив. То есть, распоряжения о дальнейших действиях.

Для того меня и позвали сюда.

Чтоб не перегружать голову, стараюсь припомнить свой отпуск, хоть какие-то приятные моменты в жизни, бляха муха…

Сестренка беременная, живот уже виден, наверно…

Пока неизвестно, кто, парень или девчонка. А, может, вообще двойня. Это было бы прикольно. Особенно прикольно было бы рожу Вадима увидеть в этот момент.

Я бы поржал, честно.

Интересно, а если б Принцеска залетела, то кто бы родился? Парень, наверно… С темными волосами и светлыми глазами. Красавчик, как я.

Я бы его карате учил…

А девчонка бы была, наоборот, со светлыми волосами и темными глазами. Вся такая нежненькая, как Принцеска.

И вот хер бы я к ней кого из придурков малолетних пустил раньше двадцати одного… Нет. Двадцати пяти, да! Двадцати пяти лет! Потому что нехер вообще!

Тут до меня доходит, в какую гребанную степь свернули мои мысли, и я вздрагиваю даже.

Вот это, называется, пиздец настал. Наскочил, так сказать, неожиданно…

Это с какого перепуга тебе, Леха, вообще такая хрень в башку залетела, а?

Стою, ошалев от дикого выверта психики, стараюсь держать лицо и дышать ровнее, а перед глазами все никак не хотят уходить лица детей. Наших, с Принцеской детей.

Мальчика с темными волосами и светлыми глазами, мелкого шкодника и улыбаки.

Девочки с светлыми волосами и темными глазами, маленькой красотки и няшки.

И отчего-то так остро боль накатывает. Так сильно внутри все жмет. Потому что не быть этому никогда. Это – наше будущее, которого не будет.

А я, похоже, окончательно двинулся кукухой, и не удивлюсь, если Савин сейчас это заметит и…

– Так что ты уволен, – завершает генерал.

Глава 14

Алина

– Ну че, коза, скоро поедем с тобой на Мальдивы, а? – Вовчик дышит в лицо спиртовыми парами, нажрался-таки за обеденным столом, тварь, ставит передо мной руку, мешая выйти из комнаты. – Там нам никто мешать не будет, да? Из кровати тебя не выпущу, привяжу и…

Я оглядываюсь на дверь кабинета, за которой скрылся его отец, а затем, резко размахнувшись, бью придурка по предплечью.

– Ай! Сучка! Больно! – его смазливая рожа кривится от боли, а затем в глазах вспыхивает ярость, Вовка хватает меня за ворот футболки, встряхивает, – ты, смотрю, такая шустрая, да? Смелая? Ну ничего, сегодня вечером твоя смелость тебе понадобится…

– Да пошел ты, урода кусок… – отворачиваюсь я от него, стараясь дышать через раз, чтоб побороть рвотные позывы, – обломаешься.

– Это ты обломаешься, поняла? Я тебя обломаю…

– Я прошу прощения, – раздается холодный голос от двери, Вовка разворачивается, нехотя отпуская меня, и смотрит в сторону прервавшего нас.

И я смотрю.

Силуэт двоится, это, наверно, от стресса. Не от нервов же?

Не от слез?

Слезы мне тут не помогут… Они вообще не помогают.

– Чего тебе, блять, надо? – рычит Вовка на вошедшего, – не видишь, я тут невесту свою целую?

– Дмитрий Федорович просил поторопиться, – холодно отвечают ему, – сейчас.

– Черт…

Вовка с досадой отпускает меня, ругается:

– Какого еще хера ему надо?

Потом смотрит в мое лицо, усмехается:

– Ладно… Не прощаюсь. Вечерком забегу, да, невеста моя?

Я отворачиваюсь, встречаясь взглядом с вошедшим… Его светлые глаза кажутся мертвыми. Совсем мертвыми.

Как и все, что сейчас меня окружает.

Вовка берет меня за подбородок и пытается поцеловать. Но мне одного раза хватило, сегодня с утра, и больше терпеть его слюнявый рот я не в состоянии. Тем более, сейчас.

Особенно сейчас.

Потому опять уворачиваюсь и упираюсь в грудь придурка ладонями.

– Владимир Дмитриевич, – опять льется холодный равнодушный голос от дверей, – Дмитрий Федорович ждет…

– Блять! – опять ругается Вовка, затем покровительственно хлопает меня по щеке и идет к двери, по пути рявкая на молча стоящего там человека:

– Дверь мне открыл, какого хера стоишь?

– Мне не доплачивают за обязанности швейцара, – все так же холодно отвечают ему.

Вовка тормозит на мгновение, задыхаясь от ярости, но затем выбегает из комнаты, пнув предварительно дверь ногой, чтоб открылась.

Дверь распахивается, хлопает от стену и летит обратно, на скорости чуть ли не впечатываясь в тупую башку моего «женишка». Останавливает тяжелое дверное полотно опять-таки твердая рука вошедшего, спокойно комментирующего происходящее:

– Осторожнее, пожалуйста. Дверь тяжелая, можно голову повредить.

– Да пошел ты! – рычит с досадой Вовка и выбегает из комнаты.

А я, выдохнув, иду следом, твердо рассчитывая добраться, наконец, до своей комнаты, завалиться на кровать и всласть поплакать уже!

На человека, в этот раз заботливо придерживающего мне дверь, я не смотрю. Стыдно и горько. Просто очень хочу прошмыгнуть как можно быстрее мимо.

Но у самого порога меня перехватывает жесткая рука.

Я рассматриваю длинные, такие сильные пальцы, стискивающие мой локоть, затем перевожу взгляд в острые холодные глаза, мертво блестящие за толстыми стеклами очков.

– У вас здесь грязь, – он проводит второй ладонью по шее, легко указывая на кровоподтек. От его пальцев – жар, тело мурашками покрывается, и меня дико бесит эта реакция!

Так не должно быть! Не должно быть уже!

И я, собравшись с силами, с нескрываемым злорадством, отвечаю так же холодно, как и он:

– Эту грязь ничем не смоешь. Это – засос.

На мгновение зрачки за стеклами очков расширяются, превращаются в пистолетные дула, а затем опять все становится мертво.

Он отпускает мой локоть и отступает в сторону.

Я молча иду мимо, высоко подняв подбородок.

Никакой жалости, никакого снисхождения.

Ничего.

Никто ничего не заслуживает.

Потому что все вокруг – твари. Все вокруг – предатели. Подружки, однокурсники, отец… И тот человек, которого я считала единственным, способным меня защитить.

Тот, что стоит сейчас внизу, в холле загородного дома отца моего «женишка», и смотрит в спину своим мертвым взглядом.

Мой Лешка.

Который совсем не мой, оказывается.

Глава 15

Алина

В комнате я быстренько закрываюсь на замок, два раза дергаю ручку, проверяя, закрываю плотно блэкауты, чтоб создать полумрак, и только потом валюсь без сил на кровать.

Дикий день, совершенно сумасшедшие эмоции вымотали до того, что хочется закрыть глаза и отрешиться от всего. Полностью уйти в летаргию. И проснуться… Лет так через сто. А можно и двести, почему нет?

И чтоб никого рядом.

Ни отца, ни гнусных Расщепаевых, ни… Ни Лешки. Главное, чтоб его не было, да.

Господи, как же я так попала-то?

В какой момент свернула не туда?

Хотя… Момента такого нет.

Есть моя слабость и неспособность постоять за себя, есть жестокость отца, которого я никогда не назову, наверно, больше папой.

Честно говоря, до сих пор не верится в происходящее.

Словно, я в кошмар какой-то средневековый провалилась.

Когда читала подобные истории, всегда дико удивлялась, а почему девушка, если явно не хочет замуж, молчит?

Она – овца, что ли, на заклание? Как так можно?

Тут прекрасно подходит поговорка про не судить.

Потому что, когда сама оказалась в такой дикости… Только тогда поняла, что есть выход, конечно. Есть. Но… Но его нет.

Для кого-то, может, есть, правда.

Но для меня – нет.

После того, как я окончательно отрезала себе путь к Лешке, на меня словно апатия напала. Непроходящая вялость, сонливость, отупение невероятное.

Я приехала домой, проигнорировав взгляд отца на своих босых ногах, ушла в комнату и легла.

А проснулась уже вечером, от звонка.

Карина, моя инструктор по йоге, с которой я на шесте танцевала как раз и целовалась потом, сухо сообщила, что все занятия отменяются, и она уезжает.

Когда я спросила, в чем дело, она рассказала, что кто-то заснял наш «танец» на мобильный… И ее поперли из клуба, а еще прицепились к тому, что у нее нет прописки в Москве, даже временной… И настойчиво попросили свалить из города и, желательно, из страны. Потому что гражданства у нее тоже нет.

Я попрощалась, надеясь в глубине души, что Карина не материт меня на чем свет стоит, и пошла к отцу.

В чем была пошла, то есть в платье коротком и босая.

Плевать уже на все было.

Отец нашелся в кабинете, он опять осмотрел меня напряженным взглядом, скривил губы:

– Решила по девочкам пойти? Парней мало? Ты вообще башкой своей думаешь хоть немного?

– Не-а, – я села на диван, скрестив ноги, вызывающе посмотрела на него, – зачем? Для этого ты у меня есть. Сам решения принимаешь. О чем мне, вообще, думать, да?

– Черт… Алина… – он неожиданно встал из-за стола и двинулся ко мне, но я остановила жестом, выставив вперед руку.

– Не стоит опять театр подключать. Ты все равно херовый актер. Чего тебе реально, – я выделила это слово голосом, – надо от меня?

– Хорошо, – он вернулся за стол, пристально посмотрел на меня, – хорошо. Выросла ты, что ли, у меня?

– Надо же! Заметил!

– Тогда умей отвечать за свои поступки. Это – один из признаков зрелости.

– Не надо мне тут прописных истин!

– Ну тогда закрой рот и слушай. – Голос отца зазвучал настолько холодно и отстраненно, что я поежилась невольно, подумав о его бедных подчиненных… Как они еще все поголовно от нервного энуреза не страдают? – С сегодняшнего дня я выхожу на усиление по ведомству… Сроки пока неизвестны. Генерал Расщепаев любезно предложил тебе пожить в его загородном доме это время. Как невеста его сына, ты, разумеется, согласишься…

– Нет! – вырвалось у меня возмущение, – нет! Ты не заставишь меня! Да, в конце концов, сейчас не средневековье! Ты совсем с ума сошел, что ли? Я лучше прямо сейчас из дома уйду! В чем есть, да!

– Хорошо, – кивнул он спокойно, словно ожидал от меня этого взрыва, – иди. Прямо сейчас. Но только подумай вот о чем… Твоя подружка-лесбиянка… Она уехала уже, кстати? Так вот… Ты думаешь, это я приказал ее выслать? Ошибаешься. И сильно ошибаешься насчет того, что это я решил все вопросы с твоими однокурсниками…

– Это… Это все он? Расщепаев? – мне упорно не верилось в этот бред. А еще в то, что отец прогибается. А он сейчас реально прогибался. – Но… Блин, ну это же бред…

– Алина… Бред – не бред, но все так и есть. Ты многого не понимаешь… Скажу лишь то, что у Расщепаева есть возможность надавить на меня. А у меня нет возможности ему… Отказать. Если ты выйдешь за порог этого дома, именно так, как хочешь, то есть, босой и без нижнего белья, то окажешься в постели Расщепаевского наркомана быстрее, чем моргнуть успеешь. И я ничего не смогу сделать. Вернее… Смогу, конечно. Но это будет последнее, что я сделаю в этой жизни. И не факт, что после этого ты-таки не окажешься там, где я уже говорил…

– Отец…

– Не надо ничего говорить. Во-первых, я не смогу тебе ничего ответить. И, во-вторых… Я продумал стратегию, при которой я смогу тебя защитить. И сделать это законным способом. Но для этого нужно сейчас… Прости меня за это, Алина.

– Отец… Но ведь он заставит меня лечь под… Вовчика… Отец…

– Лучше немного изваляться в грязи выжить, чем сдохнуть. Тоже, кстати, перед этим извалявшись в грязи. Но гораздо сильнее. Потому что меня не будет, и защиты тебе никакой – тоже.

– Да ее и так нет!

– А вот тут ты сильно ошибаешься.

Голос отца опять зазвучал отстраненно и холодно. Он, словно шахматист, просчитывал партию и прикидывал, в какой мере может пожертвовать фигурой. Мной.

– При твоем согласии, есть вариант нам с тобой остаться не только в живых, но и… разобраться с Расщепаевыми. Ты хочешь этого? Даже если и не хочешь… Ты хочешь жить. А это возможно, только при соблюдении определенных условий.

– Но… Почему я-то? Что во мне такого? – выдавила я, оглушенная этим ужасным разговором. И холодным взглядом отца.

– Это ты у Вовки-гаденыша спроси. Я к нему в голову не залезу, – сухо ответил отец, – так что, думай, дочь. Я очень надеюсь, что ты примешь верное решение. И докажешь всем, что кровь – не вода.

– Я не буду с ним спать! – все же сорвалась я, игнорируя попытки манипуляции. Пусть агентов своих… Манипулирует!

– Этого и не требуется, – все так же сухо кивнул отец, – я не исключаю худшее, но готовлюсь к лучшему. Тебя никто не заставит… Надеюсь. В любом случае, ты имеешь полное право сопротивляться. Ты – молодая, взбалмошная… Просто на людях веди себя нормально. Не кричи, не ругайся, Вовку не бей.

– А зачем я им вообще тогда?

– Ну… Вовка у Расщепаева – тот еще утырок…

– А если он меня… силой? – прошептала я, испытующе глядя на отца.

– Ну… Ты же – моя дочь, – пожал он плечами.

Я даже не знала, что ответить.

У нас шел какой-то, совершенно чудовищный с точки зрения логики и эмоций, разговор… И я не знала, как ко всему этому относиться.

Единственное, что я понимала, то, что отец – совершенно серьезен. Абсолютно. И не шутит.

А это значит…

– И сколько мне нужно будет?..

– Пока я не решу вопрос.

– А как я узнаю, что ты его решил?

– Ты узнаешь.

Я переворачиваюсь на бок, игнорируя противную резь в глазах.

Проклинаю свою слабость и дурость.

Мне надо было просто сбежать.

Просто не согласиться на это все! Отказаться! Пусть сам выгребает!

Но в одном отец был прав.

Я – реально его дочь. Пока еще.

Щелчка замка на двери я не слышу. Да и, даже если б слышала, не поверила бы. Сама же закрывала! Сама!

Но присутствие чужого в комнате ощущаю.

Торопливо вскидываюсь, раскрываю рот. Если это Вовчик раздобыл запасной ключ, то он им сейчас подавится!

Но темная фигура, двигающаяся неожиданно быстро и страшно, наваливается на меня, жесткие пальцы закрывают рот, а ухо обжигает знакомый тихий хрип:

– Спокойно, Принцеска, спокойно…

Я замираю, тараща огромные глаза в темноту комнаты, дышу тяжело… И чувствую, как ладонь ползет по груди, сжимая мимоходом, а затем и распахивая тонкую блузу на запахе…

Это чудовищно! И… дико. И… че-е-ерт…