Текст книги "Трогать нельзя"

Глава 10

– Тата… Бл***… – я хриплю что-то бессвязное, пока она гладит язычком мои пальцы. И от этого нет возможности прийти в себя, просто нет ни одного шанса.

Я разворачиваю ее к себе, кладу ладонь на шейку, тонкую, хрупкую, приподнимаю за подбородок. Надо в глаза посмотреть. Надо понять…

Я, взрослый, опытный мужик, не могу понять, как себя вести, что я делаю.

Принуждаю ее? Да?

Если увижу в ее глазах страх… Бл*, возненавижу себя, и того зверя, что недовольно царапает сейчас сердце, раздражаясь на паузу. У зверя все просто. Он хочет взять. А я мешаю. Жду чего-то.

А буквально через секунду я уже несусь в пропасть, и только визг ветра в ушах.

Потому что Татка тянется ко мне.

И целует.

Губы ее, мягкие, вкусные, дрожащие. Слизываю ее соки с них, потом целую, грязно, очень грязно. Но сомнений нет.

Потому что в глазах ее – ни грамма страха. Только голый секс. Желание.

Такое, что вот он – край, и вот он – шаг за.

И плевать на все на свете.

Потому что нет остановки.

И нет больше тормозов.

Я окончательно отпускаю себя, с хрустом врубив по морде все еще пытающейся что-то там вякать совести, и с ноги впечатав мнимому благоразумию.

Да пошло оно все!

Сейчас важно только то, что Татка – мой кошмар, сладкий мой ужас уже на протяжении пары лет, сейчас в моих руках. Отвечает мне, пытается, несмотря на то, что никакой инициативы я не позволяю. Не получается позволять.

Может быть, когда-нибудь, потом…

А может и не быть.

Потому что сейчас то, как я себя веду с ней, насколько по-зверски, насколько по-собственнически… Это именно я. Да, сестренка, я – именно такой. Познакомься.

Это – мое истинное лицо.

Не боишься?

Не боится. Ноготки царапают голые плечи, она вся словно впаивается в меня, подстраивается, как гибкая виноградная лоза под мощный карагач, и это так правильно, это так реально по-настоящему, что больше и не надо ничего.

Я одним движением подхватываю ее на руки и несу в спальню.

И все время целую, целую, целую, не могу остановиться, не могу промедлить даже полсекунды. Мне ее хочется сожрать.

И, наверно, я это сегодня и сделаю.

Она жадно дышит в перерывах между поцелуями, когда я отвлекаюсь от ее губ и уделяю внимание шее и плечам. Такое ощущение, что она и не целовалась никогда по-настоящему. А, скорее всего, так оно и было.

Сберег ты для себя малышку, Серег, гордись, сука эгоистичная.

И мне сейчас самое важное, чтоб она не осознала ничего, не начала голову включать.

Потому что в этом случае надо будет ее отпустить.

А я не отпущу.

Теперь – нет.

Несу к кровати, но вовремя вспоминаю, что не перестелил белье после Маринки.

Класть свою невинную девочку на постель, где всего пару часов назад кувыркался с другой бабой – ну уж нет! Меняю курс к широкому дивану в гостиной.

Укладываю, тут же, на давая опомниться, задираю маечку на груди, она лифчика не носит, коза такая! Светила своими острыми сосками, наверно, на все озеро сегодня.

Эта мысль добавляет градус безумия происходящему, и я рычу, прикусывая тонкую кожу на груди. Татка вскрикивает, но не останавливает. Только вплетает тонкие дрожащие пальчики в мои волосы и выгибается.

Я знаю, что останутся синяки. И знаю, что не буду осторожен. Не смогу.

Не о таком первом разе мечтают, наверно, девочки.

Наверно, надо нежно, осторожно надо терять девственность. Со всякими там приблудами в виде шампанского и роз.

А ты, сестренка, сегодня в лапах дикого зверя. Не повезло. Но ничего не поменять теперь.

Потом будет шампанское. И цветы. И все, что захочешь. Потом.

Спускаюсь ниже, к животику, прикусывая кожу, урча от удовольствия, от простого тактильного обладания, от желания, тупо, по-самцовски, пометить ее везде, заклеймить своим тавро.

Я это и делаю.

А она не возражает.

Руки уже за голову закинула, за подлокотник дивана пытается уцепиться.

Шортики с огромным удовольствием рву ко всем ебеням. Не будет она больше такое носить. Нехер.

Запах ее возбуждения бьет по голове похлеще, чем вкус ее кожи.

Я наклоняюсь, вдыхаю, и вид у меня, наверно, при этом, как у конченного маньяка.

Ну вот скажите мне кто-нибудь после этого, что мы не звери?

Звери в чистом виде!

Она тонко вскрикивает, когда я провожу языком между половых губок, с удовольствием собирая ее влагу. Она вся гладкая, ни одного волоска, кожа нежная, чувствительная, все набухло после недавнего моего вторжения. И теперь, я думаю, моя борода тоже оставит свои следы на тонкой коже бедер.

Но пока что не до этого.

Пока что я фиксирую ее ноги, потому что Татка стыдливо пытается их сдвинуть, и жадно, без какой-либо техники, просто получая свое удовольствие, свой кайф. Лижу ее. Мне нравится, просто дико нравится ее вкус, ее чистота, нетронутость.

Мне нравится, что я у нее первый.

И это тоже блядский атавизм и глупость.

Но это так.

Я одним участком мозга, наверно, даже больше инстинктами, понимаю, что ее надо подготовить. Что будет больно, в любом случае, у меня совсем не мелкий агрегат, и опытные бабы повизгивали от неудобства, когда первый раз трахал.

Но терпеть уже не могу, а потому стараюсь расслабить максимально. И быстро.

Она стонет все громче, выгибается, дышит тяжело, губки кусает, и с моего ракурса это просто охерительное зрелище.

Я не перестаю гладить, постоянно трогаю ее грудь, ее животик нежный, дрожащий, потом отрываюсь, провожу опять пальцами между губок, немного заныриваю внутрь. Охереть… Я точно там не помещусь…

Но останавливаться я точно не собираюсь. Да, будет больно. Ничего. Все пройдет потом.

Когда повторим.

А в том, что мы будем это повторять, и очень часто, я ни капли не сомневаюсь.

Посреди этого морока, сладкого дурмана, раздаётся телефонный звонок.

Сначала мы не реагируем.

Только я досадливо морщусь. Потому что оставил телефон как раз возле дивана на столике. И он, сука, надрывается.

Но ничего. Может, кому-то надоест?

Ей-Богу, ведь прибью, точно прибью звонящего!

Но гадский обломщик настойчив.

Звон не прекращается ни на секунду.

Татка в итоге замирает и напрягается.

Сука!

Только расслабил ее нормально!

Ну вот как здесь быть нормальным человеком?

– Погоди, Тат. Сейчас. Только голову отверну суке.

С огромной неохотой отрываюсь от Татки, подхватываю телефон. Колян.

– Ну! – мой рык похож на рев разъяренного медведя, и я не пытаюсь сдерживаться.

– Братух, ты прости, что бужу, но тут такое дело… – голос Коляна на удивление трезвый и жесткий.

Я пытаюсь утихомирить бешено бьющееся сердце и слушаю. Уже понятно, что просто так не позвонил бы он.

– Короче, я сейчас поехал к Лизке. Помнишь, телка из налоговой? Она трепанула после секса, что завтра будет жесткий наезд на автомастерские. У тебя там все норм? Говорит, им сверху распоряжение спустили. Вплоть до возбуждения. Если чего не в порядке, решай, братух. Они с утра поедут.

Я отключился и замер. Потом перевел взгляд на все еще лежащую на диване Татку. Она только ножки свои длинные свела стыдливо. Да грудь ладошками прикрыла.

И такая она была соблазнительно-невинная, что просто зло взяло!

Да ну что за нахер!

Ну вот как после этого нормальным здравомыслящим человеком оставаться???

И оставить ее невозможно, член разорвет сейчас от напряга, да и вообще, как это можно сделать? Когда она – такая! Когда она – здесь, уже подо мной практически! Да чего там практически? Реально подо мной!!!

И дальше ничего не сделаешь.

Потому что косяки у меня в доках были.

И надо спешно выдергивать главбуха и юриста и шерстить все, что можно. И до утра пара часов осталась! А утром у меня еще в клубе – танцы с бубнами, проверка новым инспектором!

И вот как так, сука? Как так???

Именно тогда, когда Татка в моих руках, со мной, сразу все посыпалось!

Это чего такое?

Это наказание мне, что ли?

За то, что слишком клево было?

Так еще и не было пока что! Еще только планировалось! Так, затравка, чисто эстетический кайф!

Я, естественно, пока вся эта ненужная и отвлекающая от нормальных мыслей и решения ситуации хрень вертелась в голове, времени не теряю. Спешно иду в ванную, умываюсь, дышу, потом на кухню за льдом. Потом опять в ванную. Оттуда уже выхожу спокойный и злой до жути.

Татка растерянно изучает разодранные шортики.

Ее вид, в одной маечке и трусиках, чуть было опять меня не низводит до состояния животного, настолько, что я даже готов плюнуть на все эти гребанные проверки и остаться здесь, с ней.

Но мозги, основательно прочищенные льдом, прижатым к члену, все же работают.

Я иду в спальню, достаю свою футболку, натягиваю на нее сверху. Отбираю шортики и прицельно швыряю в мусорное ведро.

Потом беру ее за плечи, пристально смотрю в глаза.

– Татка, мне срочно надо уехать. Ты поняла, да?

Она кивает.

Похоже, сестренка все еще в ступоре от произошедшего, растеряна и подавлена.

Ну уж нет!

Я не собираюсь давать тебе жалеть о произошедшем! Поздно, сестричка! Уже поздно!

– Ты остаешься здесь. Иди спать ложись. Я вернусь, и мы поговорим. Поняла?

– Да…

Я больше ничего не говорю, только целую ее жадно и быстро, так, чтоб запомнила, и чтоб самому не остаться с ней, плюнув на все на свете.

Потом быстро натягиваю одежду, хватаю телефон и ключи от байка и вылетаю прочь. До утра всего пара часов. У меня вагон дел.

К тому же у меня теперь море стимулов все сделать быстро и вернуться домой.

К сестренке.

Моей сладкой сводной сестренке, которую нельзя трогать.

Никому.

Кроме меня.

Глава 11

Половина гребанного дня у меня проходит под знаком налоговиков. Вот за что уважаю этих тварей, так за то, что если уж имеют, то прямо со страстью и разнообразием. Столько поз я даже в порно, разнузданном гэнгбэнге, не видел.

Сначала мы едем в мастерскую.

По пути я выхватываю главбуха, с выражением на лице, потому что у нее, говорят, охрененно ревнивый муж, и резкий старт в четыре часа утра, да еще и с шефом, вообще, я так понимаю, укреплению семейной жизни не способствует. Но в тот момент на это глубоко насрать.

Я плачу ей очень нехило, поэтому имею право за свои бабки иметь ее тогда, когда мне надо, фигурально выражаясь, естественно.

Юрист приезжает своим ходом.

И мы до восьми утра трахаемся.

Это очень, сука, весело, потому что автомастерские – это мой первый бизнес, и ошибок там в бухгалтерии – вагон. Само собой, многое за давностью лет уже и потерялось, а, учитывая, что в самом начале бухгалтерию вел я лично, можно себе представить, сколько там косяков.

Раньше меня никогда налоговая не прессовала.

Как-то всегда обходилось.

Но примерно пару месяцев назад в город заехал засланный казачок, да сразу на сладкую должность начальника налоговой, и все, понеслось.

Понятное дело, сильно он не разгуливался, но это же все пока.

И, понятно дело, что у меня на основном бизнесе хвосты занесены, там можно особо не волноваться.

А вот здесь, в мелочи…

Ну, короче говоря, хорошо, что Колян – это Колян, и он имеет все, что движется.

И, самое главное, в очень правильных местах движется.

В налоговой, например, или в ГИБДД…

Или в полиции.

Примерно через час после начала изучения документов бухгалтер сдается.

– Сергей Юрьевич, это нереально. У вас через пень-колоду приходные ордера, бланки строгой отчетности, вообще, вся первичка. Это все надо восстанавливать, сверять, накладные запрашивать, делать ревизию… Как вы вообще здесь дела вели?

– Не пыли. Что надо делать?

Естественно, я уже понимаю, что вляпался. И, в основном, по своей вине. Потому что давно надо было запустить сюда бухгалтера, чтоб она все восстановила и подчистила. Но все как-то не до того. Сначала один клуб, потом второй… А СТОшки – это так, побочка, приносящая, конечно, доход, но не развивающаяся, работающая на инерции и постоянных клиентах. Куча черного нала, проведения не через кассу и всего прочего, что часто бывает в мелком бизнесе. Я, тем более, отдавал бухгалтерию на аутсорс и особо не отслеживал. Другие задачи были как раз. Дурак, чего уж там.

Но голову я потом буду посыпать пеплом. Сейчас вопрос решить надо.

– Я не знаю. Я давно вам говорила, что надо масштабную ревизию проводить, и даже предлагала дополнительно сотрудника взять. Но вы все отмахивались.

– Если позволите… – юрист, Виктор, спокойный, толковый парень, которого мне в свое время раздолбай Колян порекомендовал, учились они вместе, подает голос. – Есть вариант… Если есть возможность подать заявление о краже задним числом, например, вчера…

Я сразу же понимаю, о чем он говорит. И перевожу взгляд на бухгалтера.

Она молчит. Поджимает губы.

– Ира… Я оплачу.

– Сергей Юрьевич…

– Отпуск. В январе. И летом еще. Месяц. С двойными отпускными.

– И в декабре. Две недели.

– Хорошо.

– И помощницу мне еще.

– Хорошо.

– И потом я здесь все разгребу. За дополнительную ставку.

– Ира!

– Сергей Юрьевич!

– Хорошо.

Дальше мы действуем быстро.

Звоню дяде Вове, отцовскому приятелю и ментовскому крупному чину по совместительству. Хоть и не люблю я это дело, и кумовство не уважаю, но тут ситуация херовая. И надо задействовать связи, прикрываться.

Потому что есть у меня ощущение, что неожиданная проверка – это только начало. Кому-то «Гетсби» поперек горла. И я даже знаю, кому.

Но по основному меня не поймаешь, все прикрыто. А тут надо же – так круто подставился! Как не хапнуть? Молодец, Серега!

За поездками в отделение, всякими бумажками и прочей мутотенью проходит утро.

Я умудряюсь даже о Татке забыть. Ненадолго, правда, но все же.

Когда заканчиваем все оформление, возвращаюсь обратно на СТО, как раз к приезду налоговиков, сую им под нос бумажку о краже машины главбуха вместе со всеми документами. Которые она (Вот овца! Ай-ай-ай, накажу, премии лишу!) как раз взяла домой, чтоб поработать всласть. Заявление от вчерашнего числа, полностью законное и официальное.

Подмахиваю акт несостоявшейся проверки, любуюсь на кислые физиономии налоговиков и сваливаю, довольный.

Потому что у меня теперь по СТОшкам фора в несколько месяцев для восстановления первички, а это уже головная боль Ирины. И мои бабки.

А еще потому, что меня дома ждет кое-кто.

Сладкий-сладкий.

Успеваю завезти Ирину на работу в «Гетсби» для того, чтоб встретила там другую бригаду налоговиков.

За клуб я не волнуюсь, там все изначально в порядке, и все потоки разделены качественно. Комар носа не подточит.

Еду домой, думая только о том, что после такой встряски надо снять стресс, и сестренка для этого как бы не очень подходит. Первый раз у девочки, мой темперамент может и не потянуть.

Но проблема в том, что ни на кого другого мне даже смотреть не хочется. Уже очень долго.

Так что, я конечно, постараюсь, быть аккуратней, но бл***…

Но дома меня ждет, мать его, сюрприз.

А точнее, пустая квартира.

Моя футболка, в которую я нарядил Татку перед отъездом, сложена на диване.

И тишина…

Я стою, чувствуя, как нарастает раздражение, беру футболку, машинально подношу к носу. Пахнет сладко. Таткой.

И какого хера?

Я иду вниз, на пятый, стучусь в дверь.

И, вот честно, в голове даже мыслей нет о том, что можно притормозить.

Потому что после того, что между нами было, того, что между нами чуть было не случилось, нельзя. Нельзя притормозить.

Татка открывает дверь, смотрит напряженно и холодно.

А я чего-то теряюсь.

Вот, пока летел вниз, пока ломился к ней – не терялся. А тут…

– Тат… В чем дело?

– Серый… – она косится себе за спину, – я сейчас не могу разговаривать, занята.

– Чего? Это чего значит такое – занята? А?

Меня накрывает непониманием и злостью. А еще дурными мыслями. Что она не одна в квартире. И это уж вообще невыносимо. И жутко как-то.

– Я… Слушай, – она выходит на лестничную клетку, мнется, не смотрит в глаза, – я думаю, что все, что случилось… Ну… Это неправильно все.

– Чего?

Интересно, у меня другие слова в голове есть сейчас? Похоже, что нет.

То есть… То есть то, что было… И ее признания, и ее слезы… И ее настойчивость… Потому что не дурак же я! Она – вообще была не против! Очень даже за была! И до этого! Смотрела! И после выпускного! Поцеловала! И вот теперь, когда я нахер все свои моральные принципы выкинул, она мне заявляет…

Пока я собираюсь с мыслями и откапываю в голове хотя бы какие-то слова, кроме сакраментального «чего???», за спиной сестры возникает длинное нечто, с татухами, патлами и серьгами во всех местах.

– Малыш, проблемы? – гнусаво интересуется он.

– Эээ… – Татка пытается что-то сказать, уже по моему взгляду понимая, что сейчас будет лютый пи**ц, но тут я наконец-то дар речи обретаю.

– Это кто, сестричка?

Я говорю спокойно и мягко. А в груди все болит. И смотреть на нее, сучку мелкую, не могу. Больно!

– Эээто Эээдик…

Блеет еще, как коза!

– Эдик, значит?

– Малыш? Это кто? Твоя охрана? Он тебя пасет? – гнусавый голос совершенно невыносим, но я держусь. Из последних сил, если что. Парень меня не знает. И про Татку, похоже, мало что знает, иначе бы не вел себя так свободно.

– Это не охрана, – отвечает она, неожиданно спокойным голосом, – это мой брат. Он меня всю жизнь пасет.

И вот этот равнодушный тон, хамский даже, бьет больнее всего.

И превращает остатки моего терпения в пыль.

Потому что в следующее мгновение она отлетает в сторону и плюхается жопкой на пуфик в прихожей, патлатый верещит совсем не гнусаво, а почему-то баритоном, пока летит с лестницы вниз к мусоропроводу.

Судя по грохоту, впечатывается в него головой, а потом вой удаляется ниже.

Я с огорчением слушаю постепенно затихающие ноты, потому что желание подраться, спустить пар, настолько бешеное, что потеря оппонента в споре – прямо расстройство.

Но есть еще сестричка!

Наглая маленькая стерва!

Очень круто поимевшая меня прямо в мозг!

Я разворачиваюсь к ней.

Татка все так же сидит на пуфике, глаза в пол лица, губки припухшие раскрыты.

– Это че, бл*, такое было, а? Сестренка?

Я захожу в квартиру, закрываю за собой дверь. Соседям и так веселья хватит. За глаза.

– Это был мой парень.

Она уже справилась с собой, смотрит злобно.

– Парень? – вот это нежданчик, Серега! И что ты еще о своей горячей сестричке не знаешь?

– Да!

– И давно?

– Да! Мы поссорились! А потом ты… И вообще!

– Что вообще? Что было сегодня тогда, м?

Я делаю шаг вперед, борясь с диким желанием дернуть ее с пуфа, вжать тонкое тело в себя. Воспоминания о наших недавних шалостях будоражат и бесят. А это плохое сочетание, очень плохое!

Тормози, Серый! Она – коза, но она – твоя Татка!

– Это была ошибка! И вообще… Я поняла, что на самом деле, не хочу этого. Я думала, что хочу, но оказалось… Оказалось, что нет!

– Вот как, значит?

Я настолько обескуражен, что даже не нахожу, что сказать. Потому что она врет. Я знаю, что врет. Ей нравилось то, что мы делали. Ей хотелось продолжения.

И вот сейчас, за каких-то несколько часов моего отсутствия, что-то поменялось.

Вопрос, что?

И еще вопрос, вдогонку: а правильно ли давить и выяснять?

Я ее, конечно, хочу.

И сейчас я хочу ее даже больше, чем до этого. Потому что уже распробовать успел, не до конца, но все равно, очень много. Успел понять, насколько она горячая, чувственная, сладкая. Насколько она – моя.

Но это не значит, что она испытывает то же самое.

Меня накрывает охерительная в своей простоте и ужасе мысль – а не привиделось ли тебе это все, Серега? Ее ответ, ее кайф, ее тяга к тебе?

Может, просто настолько осатанел от похоти, что банально принял желаемое за действительное? И чуть было не заставил беспомощную девчонку… Чуть было не воспользовался ситуацией…

Ну а что? Она пришла на нервах, пьяненькая, я сорвался, зажал ее, зацеловал, затискал…

Получил желанный ответ от расслабленного, ослабленного алкоголем организма. Она и сама еще толком не знает себя, а я налетел тут героем-любовником.

И вот в этот момент мне становится плохо.

Физически.

Реально, сердце начинает болеть.

Наверно, я меняюсь в лице, потому что Татка смотрит уже с тревогой. И еще что-то в ее взгляде… Странное. Сожаление? Боль?

Я больше ничего не говорю, просто разворачиваюсь и выхожу прочь. Правда, перед тем, как уйти, оставляю за собой последнее слово:

– Чтоб ни одного мудака я тут больше не видел. Ноги вырву. А тебя в монастырь отправлю.

И ухожу, не дожидаясь ответа.

На автомате поднимаюсь к себе.

Иду прямиком в бар, прихватываю Реми Мартин ХО, пью сразу из горла.

И думаю о том, что надо бы как-то этот день пережить.

И еще один.

И еще.

А потом все будет хорошо.

Глава 12

Вот бывает так, что вроде бы все хорошо, живешь себе, дела какие-то делаешь, даже, сука, думаешь о чем-то! А потом в один момент – хоп! – и все! И понимаешь, что ничего ты не живешь.

И все твои мысли, и все твои потуги на что-то – это настолько пустое, настолько левое и ненужное, что даже не по себе становится от осознания.

У меня эта херня по полной программе проехала.

Жизнь, вроде, идет. Дела, вроде, делаются.

И ничего не помнится. Как в вакууме.

И мысли только там, в прошлом.

Где я в один, очень, просто очень короткий, сука, миг был счастлив.

И моя девочка, которую я больше даже мысленно не назову сестрой, стонет подо мной, горячая и готовая.

Такая горячая, что, кажется, ладони до сих пор колет фантомной болью, хотя прошло уже дохенища времени.

Такая готовая, что сто процентов все тогда прошло бы идеально. И для нее, и для меня. И этот кайф мы бы с ней запомнили.

А теперь только вспоминать и остается.

Даня, который на следующий день приперся ко мне домой, перед этим оборвав телефон, силой упаковал то дерьмо, что осталось от Бойца, в душевую и врубил на холод.

А потом долго выслушивал еще большее дерьмо, что выплескивалось из меня длинным тупым слезливым монологом.

Вот только с ним я и мог поговорить.

Только он знал о моей проблеме. О том, насколько я, сука, знатный изврат.

Я ему еще в том году, как раз после Таткиного выпускного, когда сорвался в первый раз и попробовал ее губы на вкус, все рассказал.

Вот так же, приперся под утро, вытащил из кровати от непонятной бабы, это еще до Лены было, и долго выворачивал душу, прихлебывая трясущимися руками какую-то крепкую дрянь. А он слушал. И даже чего-то говорил. Пацан, на десять лет меня младше. Что-то говорил. Не сказать, чтоб умное. Но охереть, какое нужное.

А потом мы и замутили эту тему с поездкой. И подтянули придурка-Коляна, из-за которого обломилась нам Америка.

И вот кто ж знал, что после этой поездки я другана и потеряю? Что станет вольный волк Даня домашним псом? Я-то думал, что вся эта тема с училкой уже в прошлом у него. Вроде как, он в себя пришел, даже стал баб других трахать более-менее часто. А нет. Встретил на свою голову прошлую нержавеющую любовь, натворил дерьма, которое я и расхлебывал потом, как будто мне своего мало.

А у меня еще и Татка в тот момент как с цепи сорвалась, такое творила, что я седел буквально, только на фотки глядя!

Короче говоря, плохое было лето. Для меня лично.

Друга потерял. Татку упустил. Хорошо, хоть с бизнесом все шло ровно, хотя конкуренты тоже появились. Но конкуренция еще никому не вредила, так что все было норм.

И я даже яйца научился поджимать, чтоб в сторону сестренки не раскатывались. Короче, усиленно ловил дзен.

И вот на тебе.

Поймал.

Птицу-счастье в своих лапах держал – и упустил.

Потому что сам дурак, нечего было вообще все это дерьмо начинать.

Но не удержался.

Не смог.

Все же и сжатая пружина может разжаться. Или сломаться, нахрен.

Вот я и сломался.

А она… Она, похоже, поняла, что я не герой ее романа. Правда, я так и не понял, почему. То ли ей не понравилось то, что я делал… Хотя это бред. Мне не пятнадцать, и с бабами обращаться я умею. И реакцию считываю. Так что все ей нравилось. И очень даже.

Значит, просто поняла, что не надо ей это. Вспомнила о родственных связах. И это с ее стороны было куда как умнее, чем с моей. Потому что я-то свихнулся. И себя потерял. В ней растворился. Улетел.

Ну, ничего, меня быстро вернули на этот свет.

Короче говоря, весь этот бессвязный бред я вывалил на молчаливого Даню, когда зубы от холода перестали стучать.

– А ты не думал, что она, может, по другой причине, а? – Выдал он мне итог моего дебильного спича.

– Какой? Парень? Да не смеши! Это явно левый чувак, он и не знает ничего про нее, иначе бы не вел себя так борзо. Значит, подцепила недавно. А она не такая, чтоб с малознакомым придурком спать. И парнем его считать.

– Нет… – Даня помолчал, подумал, – хату проверял? У тебя никто тут ничего не забыл? Из шалав твоих? Ну, там трусы, резинки, клок волосни, хрень какую-нибудь бабскую? Они это любят делать.

– Не смотрел… – а вот с этой стороны я чего-то и не подумал даже. В голову не пришло, реально.

Значит… Она могла просто на что-то обидеться? Но тогда надо было разговаривать! Разговаривать, бл*!

Я встал, и мы с Даней потопали обследовать мои хоромы.

Но ничего особенного не нашли. Понятное дело, какие-то незначительные бабские приблуды валялись, но видно было, что Татка на них не натыкалась.

Все не то.

– Ладно, – Даня глянул на телефон, улыбнулся, и я на мгновение позавидовал этой его тихой радости.

У него все было круто. Жена беременная, приемный сын, прикольный такой, жизнерадостный пацан, теплый дом, где ждут и любят.

Так остро захотелось вот так же. Чтоб любили и ждали. Чтоб ребенок, девочка. И мордашка у нее Таткина, а глаза – мои…

Я, как поймал себя на этой фантазии, аж поперхнулся и долго кашлял, пока Даня не врезал кулаком между лопаток.

– Я надеюсь, все? Больше не будешь? Или Коляна звать?

– Не, Коляна не надо. А то вообще в штопор уйду…

– Ну да, – задумчиво покивал Даня, – Колян не остановит, а, наоборот, возглавит… Ищи потом себя, любимого, на ютубе…

– Ладно, спасибо тебе. Иди, там Ленка уже, наверно, ждет.

– Звони, лады? И давай, выплывай уже. Может, поговоришь с ней?

– Нет. Нехер разговаривать. Правильно все это. Ей еще жить, учиться, и не надо, чтоб грязь липла.

– Да какая грязь, брат? Вы не кровные!

– А много народу про это в курсе, а? У нас фамилии и отчества одинаковые. Я ее опекуном был… Не хочу, чтоб ее пачкали.

– Наверно, ты прав, – кивнул Даня. – Тогда держись, брат. Больше ничего не могу посоветовать.

Он ушел, я закрыл за ним дверь, постоял немного, собираясь.

Очень хотелось спуститься на пятый, открыть дверь своим ключом. И просто посмотреть на нее. Она, наверно, спит уже. Вечер. Я весь день пил.

Но нет. Не пойду.

У нее, в самом деле, ума больше, чем у меня. Все правильно сделала.

И вот теперь моя жизнь – внешне вполне нормальная.

А внутри – гниль.

С Татки я по-прежнему не свожу глаз, хотя и понимаю, что это дико тупо, и что нельзя себя вести, как озабоченный изврат, дать ей свободу уже надо… Но не могу. И даже оправдываться здесь перед самим собой не собираюсь. И уж, тем более, перед ней.

Мы толком не разговариваем, так, перезваниваемся. Да пару раз были в одной тусовке.

Где с ней, само собой, обращались очень осторожно. Потому что все знали, кто она.

Татка дула губы обиженно. Зло смотрела на меня и пыталась флиртовать с моментально бледнеющими от ее попыток парнями.

Уезжала ни с чем, естественно. Под моим контролем, на такси.

Но зато моя отстраненность дала неожиданные плоды.

Татка поступила в институт. Сама. На бюджет.

И, похоже, постепенно выкинула из головы всю дурь насчет меня.

А, может, сразу выкинула.

По крайней мере, выглядела вполне счастливой, веселой. Познакомилась с Элькой, за которую впрягся Даня.

Я был в курсе всех ее телодвижений.

Ну, маньяк, да. Чего с меня взять?

А вот про сегодняшнее ее посещение и не предполагал…

И надо же ей было именно в этот момент дверь открыть? И увидеть, как Элька, которая у меня работает всего один день официанткой, да и, кстати, уже не работает, бедовая девка, прижимается ко мне, за салфеткой тянется.

Ну, рабочий момент, обычный!

Накосячила девчонка, опрокинула коктейль на сумку одной местной журналистки. И журналистку того… Опрокинула прямо на пол. Коза. Ну вот как быть?

Я и так с ней подставился, Даня попросил документы ей сделать, в розыске она. Никогда бы не вмешался, но Даня просит редко. А конкретно – с ней в первый раз попросил. Подружка она его Ленки какая-то.

Я сделал. Это несложно, когда знаешь, к кому обращаться.

Но тут есть одна тонкость. Девке нежелательно светиться. Потому что по официальным каналам ее не ищут, а вот по неофициальным… Наступила она кому-то у себя на больную мозоль, я пробил немного инфу.

А эту сучку, с поддельным китайским хламом, который она за фирму выдавала, я знаю хорошо. Наглая и тупая, но шустрая. В трусы мои залезть не удалось, хотя и хотела. Уже давно.

И вот теперь запросто могла от злости чего-нибудь сотворить.

Статейку, фоточку, еще какую-нибудь хрень.

Оно мне надо? Нет.

Потому овце бабки в зубы, там не сильно много, пол ляма, но чувствительно, конечно. Выручка нескольких дней.

А с Элькой – серьезный разговор.

А то она, похоже, не понимает, что своей борзотой может под монастырь подвести не только себя, но и меня, и Даню. А что у нас доходчивей всего бьет? Правильно, рубль.

А потому показательная порка, слова про долг, чтоб не расслабляла булки, и отправить туда, где ее никто, кроме работяг и шоферюг, не увидит.

Она, конечно, расстроилась, расплакалась. Реально думала, что я с нее буду бабки снимать в уплату долга. Я в самом деле буду, по крайней мере, первые полгода. Потому что учить надо.

А потом – посмотрим. Она вроде девка неплохая, если реально механик хороший, то мне же и лучше.

Так что Элька рыдала, я ее утешал, и именно в этот момент принесло Татку.

И сразу же вынесло, естественно.

И вот я стою, охереваю.

Вроде и не из-за чего, а чувство все равно мерзкое.

Будто виноват.

Я только глупо смотрю на закрытую за Таткой дверь, что-то вяло отвечаю Эльке, которая ни в чем не виновата, но злость на нее берет.

И думаю, что надо бы догнать.

Надо бы пояснить.

Или не надо?