Текст книги "Учитель на замену"

12.

Доун Леннер ощущала себя в последнее время как-то … Не так… Не так, как обычно. Странно она себя ощущала.

И виноват в этом был Ричер.

То, что Майк Ричер – редкий засранец и заноза в заднице, она поняла сразу, как только его перевели в ее отдел несколько лет назад. Грубый, невоспитанный, с совершенным отсутствием дисциплины и какой-либо субординации, не любящий бумажную работу, отчеты, вообще все, что касалось сидения в кабинете.

Тем не менее, как руководитель, стремящийся к максимально эффективным результатам на вверенном ему участке, Леннер понимала, что работник он ценный.

Упертый, плохо поддающийся контролю, Ричер, вместе с тем, мог сделать невозможное. Мог работать сутки напролет, в самых ужасных условиях, не выпрашивая компенсаций, мог за две недели внедрения выйти на курьеров и поставщиков наркотиков, причем со стопроцентной доказательной базой, мог… Да много чего мог, главное правильно замотивировать, а уж это делать Леннер умела, как никто.

Майк Ричер был редкостной сволочью, мерзавцем, пьяницей, скотиной.

И у него был совершенно потрясающий младший брат.

И если бы кто-то раньше сказал лейтенанту Доун Леннер, что она будет постоянно, безостановочно, с осознанием невероятной глупости сложившейся ситуации, думать о нелюдимом, мрачном, грубом леснике из парка Чаттахучи-Окони, она бы, наверно, даже посмеялась. Скорее всего, посмеялась бы, уж больно нелепое предположение.

Сейчас ей было совершенно не до смеха. Ей стало не до смеха, когда она увидела своего лучшего оперативника, абсолютно зеленого цвета, с выхлопом такой силы, что, казалось, все вокруг моментально пьянели, на руках у брата.

Высокого.

Широкоплечего.

Небритого.

Лохматого, как медведь.

Мрачного.

Ни на кого не поднимающего глаз.

Он тогда едва два слова сказал, а она его голос до сих пор помнит.

Она.

Самый молодой и перспективный лейтенант полиции в Атланте, начальник отдела по борьбе с наркотиками, с всегда высокими показателями и нулевыми потерями.

Строгая.

Корректная.

Жесткая.

Жестокая даже, но только при необходимости.

Умеющая твердой, железной рукой управлять стадом маловменяемых и трудноподчиняющихся мужиков.

Умеющая подчинять.

Никогда не выходящая за рамки.

Каждую ночь во сне плавящаяся в жадных мужских руках, утопающая в серых безумных глазах. Текущая от одной мысли об этом, как кошка в охоте.

Это был непрекращающийся кошмар.

Длящийся уже три месяца.

У Доун не было подруг. Обычных подруг. Женщин, которые могли бы ей подсказать, что делать в такой глупой ситуации. Времени на психотерапевта у нее не было, да и не могла она поделиться своей бедой ни с кем. Она даже себе признаться в этом не могла.

Она гуглила ранний климакс (ага, в двадцать восемь лет!), заболевания с похожими симптомами (это был ужас просто), проводила в два раза больше времени в спортзале, упахиваясь до ломоты в костях.

Не помогало.

Приходилось признать, что причиной ее состояния была банальная нехватка секса. А то, что за восемь лет сознательной половой жизни в приблизительно похожей ситуации ее так не скручивало, не имело значения.

Пришло, значит, время.

Последний секс у нее был… Боже… Год назад? Полтора? Раньше такие перерывы тоже случались, но видно возраст, все-таки.

Дал по голове.

И по еще одному месту.

Выявив проблему, Доун со всей своей решительностью и прагматичностью приступила к решению. Связалась со своим бывшим, он перевелся из Атланты в Саванну. Съездила к нему на уикэнд.

Вернулась, как ей казалось, утихомирив зверя, успокоив бушующие гормоны. Записалась внепланово в гинекологу, чтоб выписали подходящую гормональную терапию на всякий случай. Опять впряглась в работу.

И проснулась среди ночи, в поту, с ноющим от тяжести, от прилива крови, низом живота. Проснулась как раз, когда ОН, обхватив ее большими сильными руками, прихватил зубами сосок, чуть потянул, лизнул, и довольно засопев, подмял под себя, проводя твердыми пальцами по коже, вниз.

Она его видела в городе до этого, днем. Мельком. Случайно. Он просто проехал на байке, даже не заметив ее.

Проблема никуда не делась.

Доун выходила из супермаркета, когда ей прямо под ноги выкатилась пустая бутылка из-под виски. Она нахмурила брови, поискала источник, и даже не удивилась, увидев в соседней машине своего подчиненного.

Майка Ричера. Пьяного в хлам. Он пытался включить зажигание. Понимая, что в такой состоянии он дальше первого столба не уедет, Доун лихорадочно решала, что делать. Можно было вызвать полицию. У нее выходной, но покараулить его, пока коллеги приедут и заберут, она может. Но тогда после отгула он точно на работу не выйдет. А у нее на него планы.

Можно привести его как-то в чувство, отвезти домой. Но где гарантия, что он не рванет опять за спиртным. Майк Ричер уходил в штопор крайне редко, но метко. Тут, похоже, как раз такой случай. Наверно опять что-то с его женщиной. В прошлый раз, когда брат его приволок просыпаться в отдел, он что-то говорил о…

Так, стоп. Его можно отвезти к брату. Тот о нем позаботится.

И это верное решение.

И совершенно не потому, что…

Не поэтому, в общем.

Майк был малотранспортабельным, тяжелым, как носорог, но и Доун не из слабаков. Перетащить его на соседнее сиденье она смогла. Забросила продукты в свою машину, решив, что вернется сюда на такси потом, все равно никакого скоропорта она не купила. Села за руль. Где живет брат Майка, Дэнни, она знала.

Совершенно случайно, само собой…

Только бы дома был.

Для подстраховки она предварительно набрала его номер, найдя его в контактах Майка. Представилась, предупредила, выслушала сдавленное ругательство (боже, какой голос…), потом краткое:

– Везите.

И повезла. Чувствуя при этом совершенно неуместное, глупое волнение.

Она всего лишь заботится о подчиненном.

Хочет, чтоб он был в строю.

Это надо для дела.

Только привезет – и все.

И уедет.

И надо эту мантру себе повторять все то время, что она будет у него в доме, чтоб совсем уж дурой не выглядеть.

Дэнни ждал на улице. По всему пространству небольшого дворика возле маленького, но довольно ладного домика в пригороде были разложены детали байка. Сам байк, вернее, его остов, возвышался тут же.

Дэнни, похоже, развлекался этим конструктором, когда она ему позвонила. Он не подумал умыться, пятна мазута так и остались на лице и руках, виднелись на груди в расстегнутом вороте грязной рубашки с оборванными рукавами. На самой рубашке свежих пятен не было, значит натянул на голое (боже!) тело, прямо перед ее приездом.

Доун, сурово хмуря брови, и стараясь не думать, как нелепо выглядит сейчас в легкомысленных джинсах-бойфрендах и майке, впопыхах одетой на спортивный лифчик, со скрученными в небрежный узел растрепавшимися волосами, пыталась говорить кратко и по делу.

И не смотреть.

И не замечала внезапно заинтересованных глаз мужчины.

* * *

Дэнни одним привычным движением вынул брата из машины, пресек попытки обняться и поцеловаться, нетерпеливо заткнул поток жалоб на бешеную стервочку, что совершенно не ценит такого мужика, что не думает, что он… Жизнью рискуя! …

Глянул еще раз на девчонку, привезшую Майка. (Бля, да какая там начальница, пошутила наверно), тихо сказал:

– Подождите здесь.

И отволок брата в комнату. С этим говном он разберется позже. Все равно, уже понятно, что в таком состоянии он никуда не денется из дома, но запереть для надежности стоит.

Девчонка стоит и ждет. Хорошенькая такая, маленькая, ладненькая. Где ее Майк подобрал?

– Спасибо, что привезли. Откуда вы его знаете?

– Я же представлялась, я его руководитель, лейтенант Доун Леннер.

Да ладно!

Да блядь, быть не может! Та самая сучка Леннер, о которой брат все уши ему просвистел! Он представлял ее огромной бой-бабой. Потому что именно такая, по его мнению, могла так замечательно ставить раком его бешеного братца.

А тут… Невысокая, стройная куколка, с совершенно потрясающими глазами и нежными губками, которые…

Так, стоп, чего-то засмотрелся, вон она уже непонимающе хмурит брови. А складочка-то между бровей привычная, часто она это делает. И выглядит сразу старше. Не на двадцать уже выглядит. Интересно, сколько ей? Явно не меньше двадцати пяти.

Опять отвлекся. Нет, надо все-таки из лесов почаще выбираться, совсем отвык с женщинами разговаривать. Стоит и пялится, как маньяк. Вот она щас как возьмет, да в наручники его, как социально опасный элемент…

Картинки, возникшие в мозгу при этом никак не помогли вернуться к нормальным мыслям. Дэнни даже головой захотелось помотать.

Блядь, приди в себя, идиот! Скажи че-нибудь уже!

– Вас подвезти домой?

– Спасибо, я такси вызову…

– Здесь долго ждать придется, давайте отвезу, у меня машина на ходу.

– А… как же ваш брат?

– Да чего ему, мудаку… Кхммммм….. В смысле, чего ему сделается…. Он спать еще часа четыре будет, а потом я его в озеро окуну. Есть тут одно озеро хорошее, неподалеку, я его все время там лечу. Дурь из башки вышибает сразу.

– Правда? Как интересно.

– А хотите, покажу?

13.

Анна вышла вечером из офиса, нервно оглянулась. С этой заразы станется караулить ее.

Он так уже делал пару раз, когда они ругались. Просто молча брал и сажал в машину, гад. Не обращая внимания на ее сопротивление. И не слушая.

А она важные вещи говорила, между прочим! Она человек, с ней нельзя как с куклой, которую просто берут на время поиграть.

А он так и делает! И врет, все время врет!

И пользуется все время тем, что она противостоять ему не может, когда он…

О Боже, забыть, надо забыть… Полно других мужчин. Серьезных. Заботливых. Беспроблемных. И взрослых.

Он не один на свете.

Вон, мистер Блейк…

Анна, чуть покраснев, припомнила намеки, всего лишь тонкие намеки, которые ей все это время делал заместитель городского прокурора. Конечно, это не флирт. Какой может быть флирт в наше время на рабочем месте? Это же самоубийство чистой воды.

Но то, как он смотрел… Как иногда, только в рамках работы, разумеется, касался ее слегка… Анна была умной девушкой и могла отличить мужскую заинтересованность от чисто делового профессионального общения. И было у нее опасение, что именно за красивые глазки ей пролонгировали практику…

Это смущало, пугало даже. И хотелось все время выяснить ситуацию.

И если вдруг это именно так, гордо уйти, хлопнув дверью, потому что Анна стремилась, чтоб оценивали ее деловые, а не внешние данные. И в школе, и в институте она всегда старалась опровергнуть миф о глупой блондинке. Она была лучшей, самой лучшей на своем курсе. И не собиралась сдавать позиции.

Но внимание взрослого, серьезного мужчины, но не позволяющего себе лишнего, слегка будоражило, конечно.

И пугало. А вдруг Майк узнает…

Так, к черту Майка. Нахер Майка!

Анна, поняв, что никто ее не караулит, села в машину и поехала к подруге, справедливо опасаясь, что он может ждать возле кампуса.

Лори вместе со своим парнем, будущим копом, кстати (Господи, какой-то ведьмин круг!), собирались сегодня в клуб. На празднование Дня Святого Валентина. Запоздалое, конечно же, неделю-то спустя. Но заявлено было именно так. Наверно для того, чтоб парочки, не успевшие насладиться самим праздником, могли его повторить по полной.

Анна, весь вечер самого праздника грустно просидевшая возле телефона в ожидании звонка Майка, теперь намеревалась оттянуться по полной программе.

Она переоденется у Лори, потом за ними заедет Рик с приятелем. Анна надеялась, что не копом.

* * *

Майк задумчиво разглядывал выходящих из здания клерков. Его не было видно с парковки, а вот у него обзор был отличный.

Так. Девчонка вышла, оглядывается. Его ищет, наверно. Смешная.

Не, он не такой дурак.

Если не прокатили обычные извинения, придется извиняться извращенно.

Так. А че это мы не домой? А куда это мы?

Майк рулил, привычно страхуясь, чтоб не заметили слежки, и раздумывал. В принципе, у него все готово. Все приготовления завершены. Надо только дождаться, когда девчонка придет к себе, а потом подойдет к окну.

Конечно, стремно до жути, братуха ржал, как конь, когда Майк ему все рассказал. Вынужденно, блядь, вынужденно рассказал! А потом как-то чересчур внимательно слушал. И согласился помочь. Легко согласился. И это, вместе с кое-какими наблюдениями, наводило на мысли.

Но потом, про это потом.

Куда же она все-таки намылилась?

К подружке, значит. Ну подождем, подождем. Мы терпеливые.

Майк ждал долго. Успел покурить, сожрать случайно найденный в машине кусок пиццы недельной давности, тяпнуть из фляжки виски.

Да че она там, ночевать собралась? Если так, то все его планы медным тазом…

Так, а это че за обсосыши?

Майк чувствовал, прям нутром чувствовал, что принаряженные шкеты на низком хищном Камаро явно не просто так тут нарисовались. Явно за его девочкой. А если так, то зря они наряжались. И машинку эту зря у папочки взяли. Ох, зря.

Далее Майк пронаблюдал торжественную погрузку двух разряженных красоток на заднее сиденье низко распластавшейся тачки, воодушевленные рожи кавалеров (ненадолго, это совсем ненадолго…), сжав зубы, отследил, куда рванули, и, уже не сдерживаясь, выматерился особенно грязно, поняв, что заходят они в самый распоследний гадюшник города.

Не, ну чисто внешне там все было в ажуре, но сам Майк его хозяина уже пару раз очень жестко брал, и совсем не на торговле воздушными шариками. Вот только закрыть не мог, хотя доказательная база была железная. Но и бабок для выхода под залог у твари было полно. И судебная система у нас самая лучшая.

Гуманная такая.

Он про это непосредственной (чтоб ее!) начальнице в последний раз очень много чего сказал.

И она поняла его правильно, наградив очередным взысканием.

Сука.

Так, ладно, не отвлекаемся.

Надо принимать меры.

Пацанов шугануть, девчонку вытащить и по жопе надавать. И потом….

Не отвлекаться!

Майк глотнул еще виски, прополоскал горло, поправил кобуру, и пошел в клубу. Сейчас всем будет весело.

14.

Клуб Анне не понравился. И друг Рика не понравился тоже. И тот и другой были слишком пафосными и сладкими. Приторными.

И вообще настроение как-то упало. Девушка упорно отгораживалась от мысли, что это может быть связано с Ричером. Вернее, с его отсутствием.

Сама же послала. Вот он и пошел.

При мысли о том, что он реально мог обидеться и уйти, внезапно кольнуло. Наверно, не стоило так… Может, и правда работа…

Но Анна усилием воли задавила в себе пораженческие настроения. В любом случае, не помешает встряхнуть его немного. А то совсем совесть потерял.

Обиделся? Пусть обижается.

Она будет веселиться.

Клуб был переполнен. Даже странно, сколько людей захотели отметить День Святого Валентина еще раз.

Заказанный столик был в глубине зала, не в самом удачном месте, официанты пробегали мимо, Анну несколько раз толкнули и один раз облапали, пока они с Лори шли в туалет.

Музыка тоже не нравилась.

Анна посмотрела на себя в зеркало в туалете, подправила макияж. Никакого настроения.

Пожалуй, она посидит час, и поедет домой.

Может, Майк…

Хватит! Не думать об этом говнюке!

Она замешкалась чуть-чуть на выходе из туалета, Лори ушла вперед, стремясь к своему парню. Вот уж кому все было в кайф.

Анна проверила телефон. Ни звонков. Ни сообщений. А ведь всю неделю названивал.

Неужели…

Тут она умудрилась в кого-то вписаться, выронила телефон.

– Wow! Que niña! De donde eres bebe?(Ничего себе! Какая девочка! Откуда ты, детка? (исп)

Мужчина, которого она едва не сбила с ног, проявил чудеса ловкости, подхватив ее телефон у самого пола.

Теперь он стоял, разглядывая ее довольно бесцеремонно, и не спеша возвращать ее вещь.

– Спасибо большое! – Анна вежливо улыбнулась и протянула руку за телефоном.

Мужчина, по-прежнему нагло рассматривая ее, поймал ее запястье, пожал, будто здороваясь.

– Меня зовут Цезарь, bebe. Приятно познакомиться.

И поцеловал ее руку. Неприятно. Влажно причмокивая.

Анна передернулась от отвращения, быстро вырвала руку, еле сдержавшись, чтоб не вытереть ее тут же влажной салфеткой.

– Анна. Отдайте телефон, пожалуйста.

– Да, конечно! Не хочешь присоединиться ко мне и моим друзьям в вип-зоне?

Вопрос был произнесен хамским, уверенным тоном, не предусматривающим ее отказ. Анну это взбесило.

– Нет, спасибо! Я с друзьями.

Она оглянулась на свой столик, Рик и Брет внимательно наблюдали за ней, Лори что-то наговаривала на ухо своему парню.

Ее спутники выглядели встревоженными.

– О, я думаю, они не будут против.

С этими словами Цезарь взял ее под локоть и повлек на второй этаж, в сторону лаунж-зоны, не просматриваемой из зала.

Анна попыталась вырваться, но совершенно безрезультатно.

Мужчина был очень крепким, цепким, пальцы его сжали так сильно, что скорее всего потом синяки останутся.

Несмотря на опасность ситуации, Анна не испугалась, просто возмутилась.

Она не могла оценить всю серьезность положения, не могла поверить, что в двадцать первом веке, в Америке, может происходить такое. Что кто-то в публичном людном месте может вот так запросто взять и утащить понравившуюся женщину.

Она решила, что Цезарь просто не понял ее, что она недостаточно четко все объяснила, и, когда он приведет ее к своему столику, она все скажет так, чтоб стало предельно ясно.

Анна оглянулась на своих спутников, увидела, что к встающим Рику и Брету подошли двое мужчин-латиноамериканцев, с пугающими повадками вышибал.

Больше ей ничего увидеть не удалось, потому что Цезарь пришел, наконец, к своему столику – мягкой, практически полностью закрытой нише на втором этаже, откуда прекрасно был виден весь зал, а вот сидящих в вип-зоне не просматривалось.

Он усадил девушку на диванчик, повалился рядом, чуть приобнял ее за плечи.

– Что будешь пить, niña?

– Ничего. Вы меня не поняли, вероятно. Я хочу уйти. Мне не нравится здесь.

Анна попыталась подняться, рука мужчины внезапно стала дико тяжелой, пригвоздив ее к месту.

Девушка возмущенно посмотрела на Цезаря, собираясь высказать ему все, что думает о его поведении, и случайно заглянула ему в глаза. И подавилась несказанными словами.

Глаза мужчины были совершенно дикими, практически без зрачков, черными дырами расплывшихся по всей радужке.

Боже, да он под кайфом!

Анне внезапно стало страшно. Она начала осознавать опасность ситуации.

Он принял наркотики. Похоже, что-то тяжелое. И сейчас совершенно неадекватен. Именно поэтому так себя ведет.

И ей срочно, просто срочно надо уходить!

– Цезарь, – как можно мягче и спокойнее сказала она, – я не одна, я с друзьями. Они меня ждут. Беспокоятся.

– Не переживай, красотка. Их предупредили, что ты со мной. Они не волнуются. И ты не волнуйся. Посидим. Поболтаем. Выпьем.

– Но…

– Чшшшшш… – Его ладонь внезапно коснулась ее лица, большой палец прошелся по нижней губе, чуть приоткрывая рот. – Что пить будешь, сладкая?

Анну просто мороз пробил по коже от ужаса и отвращения. Она поняла, что оказалась в ловушке какого-то сумасшедшего.

С сумасшедшими надо соглашаться, вести себя спокойней. Она сможет отсюда уйти, усыпив его бдительность. Отпросится в туалет и убежит.

– Вино, пожалуйста, сухое. – Слова дались с трудом.

Очень хотелось отсесть от него подальше, но рука Цезаря все еще лежала на ее плече.

Он улыбнулся, сделал знак рукой, официант возник моментально. Пряча взгляд от настойчиво и напряженно глядящей на него девушки, наполнил бокалы.

Анна поняла, что ей никто из прислуги не поможет.

Может, она и не первая! Может, он часто так делает!

Эта страшная мысль возникла внезапно и не отпускала, не давая успокоиться, принять правильное решение.

Она отпила немного вина, попыталась улыбнуться.

Мужчина опять провел рукой по ее лицу.

– Hermoso (Красивая(исп) … – Его голос мог бы показаться приятным. В другой ситуации. – Похоже, мне повезло с тобой сегодня, да?

Анна замерла, не в силах побороть отвращение, и, вдохнув, решила все-таки бороться, отбиваться.

Просто потому, что больше не выдержит его прикосновений. Просто потому, что еще немного, и с ума от ужаса сойдет. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что если бы она пошла сюда с Майком, то к ней никто… никто…не посмел бы…

Внезапно к Цезарю подошел один из тех латиноамериканцев, что она видела внизу и что-то зашептал на ухо. Анна оглянулась, увидев возле входа в вип-зону еще двоих.

Теперь она никуда не сбежит. Теперь ее даже в туалет не выпустят одну.

Рука с бокалом мелко задрожала, Анне никак не удавалось ее унять.

Цезарь, выслушав короткое сообщение своего человека, громко и эмоционально выругался на испанском.

Приказал коротко:

– ¡Sácalo de aquí![1]1
  Убери его отсюда!(исп)


[Закрыть]

Охранник (подручный? телохранитель?) кивнул, повернулся к выходу, и тут раздался голос, и Анне показалось, что она ослышалась. Или бредит.

Веселый голос.

Развязный.

Хриплый.

Самый сексуальный на свете.

– Привет, амиго! Че у вас тут? Вечеринка?

* * *

Майк не знал, что у него такая охуенная выдержка.

Не, он начал подозревать об этом, конечно, уже давно, примерно с тех самых пор, как девчонка плотно засела в его голове.

Сейчас он наблюдал за ней, сидя в уголке зала, и думал, что ему, блядь точно надо ставить памятник. Железная выдержка. Охуенная.

Она сидит в компании каких-то сопляков, улыбается, бля, флиртует, бля…

Вся такая секси в этом белом невинном платьишке, едва прикрывающем жопу, с этими волосами, которые так и хочется намотать на кулак и вытащить за них из этого гадюшника.

Вытащить, сунуть в машину и выебать прямо там.

И по жопе надавать.

И потом еще раз выебать.

Но пока смотрим. Смотрим пока…

Утешало только то, что часть плана своего, того, что касается секса, он воплотит в жизнь обязательно.

Вот чуть потерпит еще.

Пока есть силы.

Но сучка, вот сучка!

Маленькая стервочка!

Сидит, такая хорошенькая, невинная, бля!

И не понимает, что нельзя сюда таким девочкам ходить. Тем более с сомнительной охраной в виде двух молокососов.

Марти, сука, очень любит маленьких невинных девочек.

Беленьких. Грудастеньких. Нежных.

Таких, как она.

Майк сидел, ничем себя не выдавая, в то же время прекрасно сознавая, что его уже срисовали, и, если Марти сегодня здесь, то вниз он вряд ли сунется. И это хорошо. Хорошо.

Тут он слегка отвлекся, прикуривая, осматривая темные углы в поисках торпед Марти, а когда вернулся к наблюдению за Анной, не обнаружил ее и ее подружку у столика.

Так, девки пошли либо танцевать, либо краситься в туалет.

Точно, вон идут. Хорошо, что его девочка такая яркая, видно издалека.

Блядь, и не только ему одному видно.

И либо Марти окончательно сторчался, что так рискует, либо его, Майка, по какой-то невьебенной случайности, не срисовали.

Блядь, че, такой незаметный стал?

Или этот говнюк всех новых шестерок набрал после его последнего посещения?

Тааак… Это че? Это че, блядь? Это какого хера он к ней лапы тянет?

Майк дернулся, но (выдержка, выдержка, блядь!) притормозил, прищуренными, белыми от злости глазами глядя, как Мартинез, говнюк, которому удалось, несмотря на стопроцентную доказуху, два раза откупиться от тюрьмы, тащит его девочку, его красотку, его Анну прямиком в свое логово на втором этаже.

Надо решать, и решать быстро. Майк быстренько просчитал варианты и выбрал самый реальный.

Пока шел, слегка удивился, что ему позволили дойти до лестницы(везение!). И правда, новенькие быки. Похоже, старенькие загорают все. Скинул Марти на них весь груз. А сам чистенький. Вон, сидит, сука, основательно вдернутый уже.

И девочку его лапает.

А у нее глаза огромные, испуганные.

И Майк готов убивать только за ее такой взгляд. Любого, из-за кого она так смотрит. Любого, на кого она укажет.

Но сдерживается. Опять сдерживается.

И даже че-то говорит, отвлекающее.

И видит, как прямо на глазах его малышку отпускает испуг. Как появляется в ее лице что-то такое… Прям, невероятное, трудноописуемое.

Как будто она принцесса в замке, а он ее спаситель (принц, ебать!), и он ее сейчас вытащит из беды, и унесет на руках, и защитит от всех!

И от этого его внезапно дико накрывает. Теплой, счастливой волной.

Сейчас, девочка, сейчас все будет.

Сейчас твой Бетмен всех говнюков поставит раком.

– Че-то херовая вечерина, Марти!

Он как будто со стороны слышит свой злой-веселый голос.

– Скучная. И ребята твои вон зевают… Че-то, кстати, незнакомые ребята… И меня не знают… А ты этим новым говорил, че со старыми случилось, а?

– Ричер! ¡Fuera! Я занят.

– Неееее, Марти. Ты свободен. Вали нахуй отсюда, пока я добрый.

– Ричер, ты охуел? У тебя есть ордер? Ты на моей территории!

Майк, препираясь, косит на торпед, напрягшихся до невозможности. Они в самом деле его не знают. И боятся. И это очень, очень правильно! Значит, инстинкт самосохранения работает… Глядишь, подольше продержатся, чем предыдущая команда.

– Да похуй. Девочку отправь, побазарим. – Может, и прокатит. И не придется кулаки сбивать, запугивая окончательно малышку.

– Все, свали, Ричер. А девочка останется, она повеселиться хочет.

И обнимает демонстративно, сука, и лапой под юбку лезет.

Все, пиздец.

Майк шумно выдыхает, поводит шеей.

И отпускает себя.

Анна, открыв рот, с ужасом смотрит на бойню (по-другому не назвать), не пытаясь даже шевелиться.

Майк не дерется. По крайней мере, это не похоже на драку, такую, какой ее девушка видела в кино. Это не зрелищно, не красиво. Майк даже не особо двигается, ворочаясь, как медведь в берлоге, в ограниченном пространстве лаунж-зоны. Но крепкие здоровенные мужики отлетают в разные стороны, как кегли. Один кувыркается вниз по лестнице.

Цезарь, матерясь по испански, достает пистолет.

Анна взвизгивает, пытаясь предупредить, но этого не требуется.

Ричер все видит.

Секунда – Анна отлетает в одну сторону, на мягкие сиденья, попой вверх, Мартинез со сломанной рукой, воя, валится на пол, пистолет скользит к стене.

Анна барахтается в подушках, пытаясь выбраться, подворачивая ноги на высоких каблуках, чувствует, как ее вздергивают вверх, тащат за многострадальный локоть, на котором уже проявились следы от пальцев Цезаря.

Лестница, кухня, задний двор.

Все крутится перед глазами, летит.

Мозг отключается.

Девушка осознает только, что за руку ее тащит Майк, поэтому не сопротивляется. Да и не может, даже если б хотела.

Поворот.

Еще поворот.

Майк прислоняет ее к стене, придерживая, чтоб не упала. Приваливается рядом, тяжело дышит.

– Блядь. Че-то я старый стал.

Выравнивает дыхание, поворачивается к девушке. Медленно. Всем телом.

Анна, которая до этого стояла с закрытыми глазами, стараясь удержать равновесие и не стечь обессиленно по стене, чувствует его внезапно изменившийся ритм дыхания и замирает.

Открывает глаза. И опять зажмуривается. Потому что Майк смотрит зло, яростно, бешено.

Так, словно сейчас бить будет.

– Ну? И че это блядь, такое?

Так… Надо собраться, надо ответить…

– Майк…

– Не, погоди. Сейчас обрисую.

Он замолкает на минуту, все тем же невозможным взглядом прожигая ее насквозь, заставляя бледнеть, краснеть, а может, и зеленеть даже (темно, не понять…), явно сдерживает себя, потом начинает говорить. Тихо, размеренно, безэмоционально. И дико страшно.

– Ты послала меня на хуй. Ладно. Ладно. Ты свалила с какими-то уебками (я кстати, проясню, кто это, имей в виду) в самый отстойный гадюшник города. Вырядившись, как «Девочка – у меня все в первый раз, ебите меня». Ты пошла наверх с самым упоротым мудаком, которого только смогла отрыть в этой дыре. На че ты рассчитывала? Хотела, чтоб тебя поимели прямо там? Приключений хотела? На свою жопу?

Анна с ужасом смотрела на него, выставив вперед ладошки в глупой попытке защититься, отклоняясь назад, насколько возможно, потому что Майк, несмотря на спокойный, змеиный, так не похожий на него тон, наклонялся к ней все ближе, вжимая ее в стену.

Это было страшно, невозможно, невыносимо.

Это нереально возбуждало.

Девушка чувствовала, что еще немного, и он ее…

Что? Ударит? Толкнет? Или?…

Она все еще не могла прийти в себя от стресса, от пережитого ужаса, от драки, свидетельницей которой она была, от вида дикого Майка в эпицентре урагана, создаваемого им.

Это было неправильно и противоестественно, но Анна поняла, что она невозможно возбуждена, что еще чуть-чуть – и по ногам потечет.

Майк, все еще выговаривающий ей, увлекшийся воспитательной работой, внезапно замолчал, глядя в помутневшие, с расширенными зрачками глаза.

– Ты приняла там что-то?

Анна облизнула губы, помотала головой.

Майк широким длинным жестом провел от груди до живота, скользнул под юбку, дотронулся до насквозь промокших трусиков. Анна не смогла сдержать стон.

Майк, все еще не сводя с нее удивленного взгляда, вытащил руку, задумчиво облизнул пальцы, которыми трогал ее.

– Это че? Ты че?

Анна ничего не говорила, только тяжело дышала, так тяжело, что легкие, казалось, сейчас взорвутся, неспособные перекачивать воздух, ставший вдруг вязким, как кисель.

– Бляяяяя….

Майк резко дернул ее на себя, опять обшарил жадными руками, заглянул еще раз неверящим взглядом в темные мутные глаза, и, прочитав там окончательный ответ, разрешение, просто слетел с катушек.

Анна застонала громко, несдержанно, когда почувствовала, как ее буквально вдавливают опять в стену, грубые руки пробираются под юбку. Услышала треск белья, Майк не собирался нежничать, не мог просто.

Сильные руки, пачкая белое платье и бедра чужой кровью, подняли под ягодицы, сухие жадные губы впились в шею, кусая, оттягивая кожу, даря сладкую, возбуждающую боль.

Еще один рывок.

Он дико горячий, просто огненный внутри нее, он рычит, двигаясь, еще больше заводится, слыша ее короткие вскрики, отдающиеся эхом в пустом узком переулке.

Он не занимается с ней сексом, не занимается любовью.

Он ее имеет. Ебет. Трахает.

К этому действию, животному, дикому, подходят только грубые, жесткие определения.

И ей хочется, чтоб он был именно таким, грубым, жестким, жестоким даже. Чтоб делал больно. Так больно, так сладко…

Перед глазами все время сцена драки, рычание зверя, бешеный взгляд.

Она не знала его таким. Не видела. И теперь просто сходит с ума. С ним. От него. Такого.

– Сучка, ты просто сучка, – рычит он ей на ухо, кусая за шею, за мягкую нежную мочку, – ты не посмеешь так больше, никогда, никогда…

– Да, да, да… – Анна захлебывается эмоциями, сладостью, охренительным ощущением своей слабости перед ним, своей, такой невероятной, такой чувственной беспомощности.

Она понимает, что еще чуть-чуть – и ее разорвет просто от дикого, невыносимого желания.

– Майк! – кричит она, сжимая его бедрами, обхватывая за бычью шею, лихорадочно слизывая пот с его виска, – Майк! О Боже!

Он понимает, ускоряется еще больше, делая больно, и эта боль выводит ее на новый уровень ощущений, и Анна кричит, кричит, выгнувшись, ударяясь затылком о кирпичную грубую стену, и не ощущая этой, такой незаметной боли за дикой, накрывшей ее с головой волной удовольствия.

Майк как раз успевает кончить, рыча и матерясь, и поставить ее на ноги.