Текст книги "Радужная пони для Сома"

Глава 10

– Чего морда скучная? – Лексус, как всегда, в своем вайбе: типа крутой мужик в очках и татухах, лениво отслеживающий таскающихся мимо телок. И все равно лагает, потому что взгляд слишком напряженный. Наверно, потому очки и нацепил. На нерве чего-то… Вот и цепляется ко всем, от себя отвлекает.

До Вилка докопался, что-то насчет его гроба на колесах поржал, потом какую-то телку цепанул, ляпнул ей чего-то не особо приятное про кривые ноги и такие же зубы.

Немого, с каменной рожей торчащего с нами на крыльце универа, не трогал, правда. Ну, так оно и понятно, Лекс – тот еще гондон, но совсем не самоубийца. От здоровенной туши Немого за километр прет дурным настроением, тут под горячую руку сунешься, будешь долго зубы из горла отхаркивать…

Ну а я же отходчивый и легкий. Вот до меня и докопался, урод.

Отвечать чего-то неохота, потому скалюсь предупреждающе и молчу. И да, синяки за меня все говорят.

Длинный урод вчера пару раз достал же, особенно в самом начале, пока я был в ауте от тискания его сестрички.

Немой с утра только глянул внимательно, вопросительно вскинул брови, получил невразумительное: “Хуйня”, и отвалил. Понятливый все же придурок.

А вот от Лекса, чую, так легко не отпинаюсь…

– С кем вчера поиграл? – ну точно, говна кусок, прилепился к подошве… – Давай встретим, поговорим…

Это говорится тоном мафиозо из старого фильма про итальянскую мафию, а, учитывая, что Лекс – вообще ни разу не Брандо, звучит и выглядит предложение смешно и крипово.

Поговорит он…

Он будет, как всегда, в стороне стоять, а говорить, если уж припрет, начнет Немой. Он у нас главный переговорщик. Душевно беседует всегда, доходчиво, главное.

Но то, что было круто и прикольно на первом и втором курсах, на пятом выглядит откровенно тупо. Такая игра на публику, показуха, чтоб утвержденные за нами роли не фальшивили.

А то вон, подрастают, молодые и борзые. Четвертый курс уже смотрят на нас не особо почтительно…

Мне-то насрать, я не гнался никогда, а вот Лекс явно страдает.

Чувствует, что кресло короля универа под ним шатается, и, если не провести укрепляющие мероприятия, то за жопу ухватят и скинут с пьедестала. Вот и кидается на всех, самоутверждается.

В очередной раз задумываюсь, какого хера я рядом с ним вообще столько времени делаю? Привычка, блять, вторая натура. Я с людьми легко схожусь, чисто внешне, но на самом деле мало кого рядом терплю. Лекса вот терпел до недавнего времени… Пока он чересчур загоняться не начал. Или это я повзрослел?

Похоже на то… Вон, с какого-то хера на совершенно неподходящую девку залип. Явный признак взросления и начала маразма.

– Поговорил уже, – скалюсь нарочито нахально, – мне в этом вопросе помощи не требовалось никогда.

Лекс недовольно дергает щекой, показывая свое раздражение моим нежеланием поддерживать его лидерские потуги, хочет что-то сказать, да так и замирает.

И я вместе с ним, кстати.

Потому что на стоянку, с помпой и фанфарами, залетает красная понтовая аудюха в низком обвесе. Тормозит прямо у крыльца, неподалеку от нас, из-за руля выпрыгивает братишка моей Радужки, сечет нас на редкость нахальным взглядом, за который жутко тянет прямо сейчас дать по роже, обновить вчерашние следы от моих кулаков, и обходит машину, двигаясь к задним дверям.

Не успевает дойти, дверь распахивается, и появляется Радужка, в привычно черном прикиде, боевом раскрасе, делающем ее и без того не маленькие глаза вообще огромными, словно у анимешной тянки. Разноцветные волосы бликуют на осеннем солнце, да так ярко, что смотреть невыносимо. Глаза слепит. А не смотреть невозможно.

Превозмогаю внезапную резь под веками и не свожу с нее взгляда.

Ну не могу ничего с собой поделать.

Она сегодня в коротком черном платье, едва прикрывающем задницу, черных полупрозрачных колготках, рваных в разных стратегически важных местах так искусно, что невозможно отлипнуть от белой-белой кожи, выглядывающей из этих прорех… И невозможно не представлять, как берешь эти гребанные колготки и дорываешь… А то какого хера они такие… недорванные? А потом платье это задираешь и ноги на плечи сразу… Ох, бля! А вот и стояк… Привет, блять, давно тебя не было…

Жадно смотрю, как Радужка, получив от брата напутственный поджопник, бодро скачет по ступенькам, не удостаивая меня даже взглядом. Гордая сучка.

Рядом матерится Лекс, кажется, ему не нравится, что Алька приехала вместе с Солнечными, но я едва ли замечаю происходящее вокруг. Слишком занят мысленным вылизыванием гладких бедер в разорванных ко всем херам колготках…

– Глаза убрал от нее, блять! – рычит неожиданно оказавшийся совсем рядом длинный урод, естественно, пропалив меня на мысленном трахании его дерзкой сестренки.

С сожалением оторвав взгляд от Радужки, с трудом фокусируюсь на слишком ревностно охраняющем ее братишке. Радостно улыбаюсь, потому что тут у нас – не поселок элитный, из охраны – только дядя Вася на вахте… А, значит, повалять я этого длинного удода смогу всласть…

Краем глаза наблюдаю, как Радужка, с выражением совершенного безразличия, топает к двери, следом за ней, легко увернувшись от лап Лекса, спешит Алька, походу, заделавшаяся ее подружкой.

Не хотят замес смотреть?

Может, оно и правильно…

Мы как-нибудь без излишне заинтересованных.

– Как плечо? – ласково интересуюсь у красного от злости придурка. Я его вчера нехило так вывернул, по-моему, там даже что-то хрустнуло.

– Лучше, чем твои ребра, – скалится ответно Солнечный (ебать, фамилия, конечно) и шагает ближе ко мне. Сокращает дистанцию. Я уже вчера выяснил, что ему комфортнее работать на ближнем расстоянии. Привычнее так драться.

И потому делаю шаг вперед, врезаясь в грудь урода. Потому что мне тоже комфортнее поближе.

– Эй, эй-эй-эй! – Лекс поспешно становится между нами, – не здесь!

Я оглядываюсь по сторонам, замечаю направленные на нас камеры телефонов, кривлюсь…

Солнечный делает то же самое, повторяет мою гримасу.

Не знаю, что ему грозит за залет, а вот меня запросто могут отчислить… И никакие папашины бабки не помогут. Слишком много подвигов накопилось.

Смотрю опять на Солнечного, вижу понимание во взгляде.

– Не здесь, – киваю.

– Не здесь, – соглашается он.

После этого мы, к разочарованию всех присутствующих, отлипаем друг от друга и топаем к дверям универа.

– Надо было навалять, – сокрушается Вилок, топая следом за мной. Я сжимаю злобно губы, чтоб не ляпнуть какую-нибудь хуйню о свиньях, лезущих не в свое дело. Не объяснять же придурку причину моего отступления. Много чести. Да и не поймет. Он всегда был на редкость туповатым…

В универе мы сразу топаем на первую пару, потому что уже звонок, временно забив на все неоконченные дела.

Я смотрю на непривычно внимательно выискивающего кого-то взглядом Немого, на злого Лекса, держащегося рядом с Солнечным, видно, хочет до конца выяснить, каким образом его Алька попала к нему в машину, на разочарованного отменой махалова Вилка, и думаю только о том, что после пары найду Радужку и…

Надо все же эти ее колготки разъяснить…

Чтоб было, ради чего с ее братишкой бодаться, а то это все несерьезно как-то…

Глава 11

– Радужка, а Радужка, а кто тебе колготки порвал?

У меня неожиданное счастье: совмещенные пары по политологии. Нас всех, пятые курсы, у которых политологии не было на первом курсе, потому что не нашлось препода, и первые курсы, у которых политология нормально идет по учебному плану, согнали в одну здоровенную аудиторию, даже не аудиторию, а нехилый такой лекционный зал, где столы расположены на манер древнего амфитеатра.

Мы сидим на последних рядах, лектор где-то внизу, далеко-далеко, его не слышно, но самое главное, что нас не слышно.

Радужка сидит в компании своих однокурсниц, в отличие от них, жутко недовольная и напряженная. Завесилась своими разноцветными волосами, ножкой в серьезном таком говнодавчике нервно постукивает. Характер показывает.

А мне в кайф.

Я спецом уселся неподалеку, хотя Лекс с компанией с недоумением ржали и звали с собой на другой ряд. Но мне с ними не интересно.

Нафига они мне нужны, когда тут такое!

Тем более, что Немой потерялся в коридорах универа, растворился просто, состроив перед этим на редкость каменную морду.

Наверно, чтоб никто не вздумал задерживать, хотя тут мог бы и не стараться. Посмотрел бы я на придурка, который решится встать под стрелой…

Я сижу, развалившись пошло, раскинув руки на спинки соседних сидений, довольно скалюсь, полностью отдавая себе отчет, как оно все выглядит со стороны… И даже это прикалывает. Потому что Радужка пыхтит и злится. Кайф какой!

Давно такого кайфа не испытывал!

Ловлю себя на том, что жизнь у меня прямо заиграла. Красками. Радужными.

И полнее стала, что ли…

И хочется добавить еще цветов.

А потому я перегибаюсь через проход, где в ряду напротив, прямо с краю, на мое счастье, сидит Радужка, и шепчу:

– Плохо… Очень плохо…

На меня теперь с удивлением смотрят все соседки девчонки, весь ряд, кое-кто усиленно строит глазки, и этот кое-кто даже ничего так, с рабочими губами и блядским взглядом, и в другой раз я бы непременно воспользовался, но сейчас мне интересная реакция только одного человека.

И этот человек реагирует. Не хочет, но реагирует. А еще косит глазом на своих соседок, поголовно начинающих хихикать, стоит мне чуть подмигнуть. Не кому-то конкретно, а так… В пространство…

Смотрю я при этом только на Радужку, ее реакции жду.

Хочу ее.

И Радужку хочу.

Но это чуть позже. А пока…

Пялюсь на нее своим самым бабоснимательным, трахательным взглядом, от которого обычно у девчонок трусы со свистом слетают и пол пробивают, улыбаюсь, прекрасно зная, как мой клыкастый оскал работает на имидж ебаря-террориста.

А сам внутри весь замираю от напряга. Чуть ли не дрожу. И осознаю это. И не особо такое приятно, ново даже, я бы сказал. Царапает…

Но прикольно.

Ощущения такие… Ну вот когда что-то впервые делаешь, там, с парашютом прыгаешь или за руль садишься, или на коньки встаешь… Страх перед неизвестностью, боязнь неминуемой ошибки, потому что нехоженная тропа, новая, и предвкушение кайфа.

Мой вариант, сто процентов мой.

Ну давай, Радужка, цепляйся! Давай!

Наверно, что-то там, на краю Вселенной, иногда для разнообразия поворачивающейся ко мне лицом, а не жопой, происходит, смещается в нужную мне сторону, потому что Радужка, чуть закатив красивые яркие глазищи, дует губы:

– Что именно тебе плохо?

Ого! Ловись, рыбка!

– Плохо… – тут я наклоняюсь еще ниже, типа, чтоб тайну на ушко сказать, а сам прекрасно вижу, как нас пасет весь ряд девок и соседние ряды тоже, ушки на макушке у всех размером со слоновьи! – Плохо порваны колготки на тебе, Радужка… – и, видя, как краснеет от негодования, или, если мне вдруг везет, то и смущения, нежное девичье ушко, добиваю низким разбойным хрипом, – я бы порвал качественней…

Весь ряд девчонок рядом с Радужкой и два соседних замирают, а затем дружно грохают таким смехом, что политолог отвлекается от своей нудятины и обращает на нас внимание, стучит здоровенной доисторической указкой по кафедре:

– Что там за смех?

Радужка порывисто встает:

– Я прошу прощения… Мне надо выйти! Можно?

Голос срывается, задел я ее все же! Круто!

Хотя и странно, она обычно за словом в карман не лезет, а тут прямо принцесса невинная…

Радужка, между тем, не дожидаясь разрешения, подхватывается, оставив все вещи на столе, и бежит к выходу.

Отслеживаю ее, прищурившись, а затем поднимаюсь и молча иду следом.

Под внимательными взглядами всех первых и пятых курсов.

Однозначно давая понять, что между этими двумя событиями, побегом девчонки с пары и моим движением к выходу, есть прямая следственная связь.

И вот похер мне в этот момент, кто и что подумает, кто и что скажет.

Ловлю подмигивание Вилка, явно решившего, что я пытаюсь выиграть спор, отворачиваюсь. Нахер иди, придурок. Не для тебя это делаю. И не для своего субарика, хоть и жаль беднягу, в плохие руки попадет.

Я это все только для себя.

Я всегда все для себя.

Вот догоню ее сейчас и сделаю все для себя.

– Молодой человек, а вы куда направляетесь? – фоном звучит раздраженный голос политолога, теряющего часть аудитории.

– У меня живот прихватило, – громко и бесстыдно отвечаю я.

И, судя по лицу политолога, такого ответа он не ожидал и что делать не знает.

Самый верный способ слинять с пары: физиология, не попрешь против нее.

Выхожу за порог, мгновение стою, чутко прислушиваясь и принюхиваясь, как зверь, выслеживающий самку.

Мне кажется, я чую аромат ее духов, что-то свежее, с карамельными нотами. Вкусное. И слышу тихий топоток в районе лестницы.

Довольно скалюсь и иду на запах и звук.

Радужка, беги… Я следом.

Я скоро.

Глава 12

Как я и думал, Радужка слиняла в туалет.

Ну а куда еще бежать девчонке успокаиваться без вещей и телефона? Мест-то немного в универе.

Я спокойно дожидаюсь, пока она приведет себя в чувство, и затем легко подлавливаю ее на выходе.

– Колготки зашивала? – становлюсь у нее на пути, и Радужка, с разгона, упирается носиком мне в грудь, отшатывается, оступается, но я ловлю.

И не выпускаю, конечно же.

– Ты чего? – шипит она, извиваясь в моих руках, но как-то… Без огонька, что ли? Без того остервенения, которое показывает, что девчонке реально неприятны прикосновения. И парень ей неприятен.

Здесь у нас скорее больное самолюбие и попытка себе самой доказать, что “не такая”.

Легко пресекаю слабенькое сопротивление, прижимаю сильнее, приподнимаю над полом. Это легко делать, удобно, потому что Радужка размером с котенка. И весит примерно столько же.

И то, половина этого веса – ее внушительные говнодавы.

– Ничего, – усмехаюсь я, показательно лихо и придурковато, изо всех сил стараясь сдерживать себя и не дать понять, насколько меня от нее ведет. Прямо вот сразу, стоило прикоснуться. От запаха ее, глаз ярких, анимешных, пирсинга в пухлой нижней губе, веселого заводящего барахтания в моих объятиях… Блять, нам будет дико интересно в постели, прям весь мой многолетний опыт про это поет! Да что там поет, орет! Речитативом!

И чего, спрашивается, морозится, дурочка?

Ну смешно же!

– Пусти! – шипит Радужка, – а то заору сейчас на весь универ!

– Зачем кричать? – удивляюсь я, ласково ощупывая добычу и с удовольствием подмечая, как идет реакция на мои действия: краснеют щеки, шея и ушки. Тяжелеет дыхание… Дура какая… Только время теряем ведь… – Мы просто поговорим… Хочешь, поедем, купим тебе новые колготки? И я их тоже порву…

– Да что тебя переклинило-то на колготках? – она неожиданно перестает сопротивляться, повисает в моих руках покорной сладкой жертвой, только ладонями в плечи упирается. И смотрит серьезно и с интересом. Таким… Исследовательским. Энтомологическим, я бы сказал. – Какой-то секс-фетиш? Изврат?

– Ну почему сразу изврат? – удивляюсь я, легко отступая в сторону, с открытого места к удобным и, главное, знакомым всем заинтересованным лицам в универе, нишам у стены, возле кабинета философии, – если это нравится обоим партнерам, это не изврат, а норма, – наставительным тоном сообщаю ей информацию, услышанную от какого-то тиктокера.

– А ты решаешь за обоих? – она словно не замечает моих маневров, продолжает диалог. Или интервью? Собеседование?

– Нет, – признаюсь я, – но я делаю так, что партнер принял правильное решение.

– Партнер? – удивляется Радужка, – а зачем тебе тогда я?

Я замираю, только сейчас осознавая, что она меня подловила. Вот… Коза!

Злость, мгновенная и жгучая, вспыхивает и тут же переплавляется, добавляя уже бушующей во мне похоти дополнительный градус.