Текст книги "Гарем чужих мужей"

Глава 5

Ленинградская область, 31 июля, суббота

До нужной нам местности добрались часа за полтора: за городом Верка развила приличную скорость.

– С чего начнем? – спросила подружка, когда мы проехали мимо железнодорожной станции, на которой Витя, по идее, сел на электричку, идущую в Питер.

– Мама, тетя Вера, – подал голос с заднего сиденья Сашка, – знаете, что в книгах советуют потерявшимся путешественникам?

– Кому-кому? – повернулась я к сыну. – Где это ты начитался таких советов?

– Это мы по ОБЖ проходили, – сообщил ребенок.

Верка закатила глаза. Признаться, я в последнее время отошла от учебы сына, выполняю только конкретные задания, если требуется найти какую-то книгу. Вникнуть в теперешнюю программу для выходца из советской школы трудновато. Я поняла, что ничего не понимаю, после того, как на одной неделе сынок писал реферат про батьку Махно, а на следующей запросил литературу по протестантству. «Странная у вас какая-то программа по истории», – заметила я тогда. Оказалось, что протестантство и другие мировые религии изучают на географии… А ведь мой ребенок учится в простой школе, ближайшей к дому, а не в выпендрежной гимназии.

– Мы не потерявшиеся путешественники, – заметила Верка. – По крайней мере, пока.

– А что советуют? – спросила я.

– Идти вдоль реки. Вода должна вывести к людям. Люди всегда селились на берегах водоемов. И Петр Первый все свои дворцы ставил на берегу какого-то водоема. Этому нас на петербурговедении обучали, – добавил сынок, объясняя источник последней информации.

– Теперь и такое есть? – удивилась Верка. – Вовремя мы с тобой, Лана, школу закончили.

– Пусть ребенок развивается, – заметила я, сына похвалила, а Верке сказала, что нам в самом деле стоит подобраться поближе к реке, где-нибудь в кустах поставить машину и прогуляться по бережку. Если верить планам, таким образом мы должны добраться до замка.

Верка заметила, что опять же, если верить планам, нам в таком случае придется идти по бережку всю ночь, а она уже вышла из того возраста, когда гуляют по бережкам, даже в белые ночи. Тем более у нас коллектив не для прогулок. Если бы мужики были, а у подружки – другая профессия, а Сашка – постарше… Верка была согласна проехаться по бережку на машине – если такое возможно, а еще лучше – найти деревню, отмеченную в плане (или какую-то другую), и расспросить местных жителей об амазонках.

– Давайте хоть искупаемся вначале, – заканючил Сашка с заднего сиденья.

– Делу время, потехе час, – изрекла Верка, пока продолжая движение по асфальтированной дороге.

Теперь по обеим сторонам возвышался лес, машин уже какое-то время не попадалось вообще – ни встречных, ни двигающихся в том же направлении, что и мы. Хотя была суббота – народ уже выехал на участки, а домой пока не возвращался.

– Куда мы забрались? – спросила Верка. – Чего-то не нравится мне эта пустынная местность.

Но меня удивляло другое. Мы давно съехали с основной трассы, идущей в сторону Финляндии, и двигались по дороге, проходящей довольно далеко от залива, более того, теперь, как мне казалось, мы ехали уже по ответвлению, идущему дальше в глубь материка. Но именно на этом ответвлении был недавно выложен новый асфальт.

Я обратила на него внимание подруги и сына.

– Странно, – согласилась со мной Верка. – Кто мог распорядиться? Не губернатор же Ленинградской области?

– Мог, конечно, и губернатор, за хорошие бабки, – заметила я, – но в любом случае кто-то пожелал, чтобы эту дорогу заасфальтировали.

А судя по ее ширине, было вполне вероятно, что в недалеком прошлом она представляла собой просто разбитую грунтовую колею.

Возможный ответ появился очень скоро.

Лес закончился, и нашему взору представилось открытое пространство. Первыми после леса возвышались кирпичные особняки, ставшие популярными в последние годы. Каждый особняк окружал большой участок, как правило, обнесенный забором. Правда, ни один из них нельзя было назвать глухой, непреодолимой преградой. Здесь скорее ставили декоративные или символические ограждения, просто обозначающие границы участка. Но имелись и вообще необнесенные. Территории отличались от обычных дачных участков тем, что были не засажены рассадой, плодоносящими деревьями, ягодными кустами, а также не заставлены парниками. Имелись только бани.

Если в доме не было гаража, машины стояли на улице. Автомобили отечественного производства отсутствовали. Кое-где мы заметили жильцов – как мужского, так и женского пола, на лужайках у двух домов жарили шашлыки, играли дети, гремела музыка. Народ отдыхал. На проезжающую по шоссе машину никто не обратил внимания.

– Витя эту деревню имел в виду? – подала голос Верка.

– А я почем знаю? – ответила вопросом на вопрос я. – Хотя где тут река?

– Вон там вдали еще какие-то дома стоят, – сказал сын, просунувший голову между сиденьями и смотревший вперед.

Когда закончилась «деревня» обеспеченных граждан, нашему взору представилось небольшое озеро – по крайней мере, мы видели все его берега. Кстати, последний дом, стоявший как раз на берегу, был самым шикарным. Забор отделял его от дороги и от соседей, но не от воды. На берегу, на территории, примыкающей к дому, веселилась компания человек из двенадцати-пятнадцати. До нас долетели женские визги.

– Мама, там сетка, – вдруг сказал сын, оглядываясь назад, когда мы уже ехали вдоль берега озера.

– Рыбу ловят, что ли?

– Нет, другая. Ну знаешь, как от акул. На всех островах, где мы были, такая есть. Ну не на всех, конечно, на части. Чтобы всякие твари не заплывали и людей не кусали. Оглянись.

Я оглянулась и в самом деле увидела, что из воды торчит край подобного заграждения, хотя обычно такие металлические сетки выходят довольно высоко из воды. Или ее уровень поднялся? Хотя с какой стати? Лето стоит жаркое, засушливое, леса горят. В среду что-то покапало… Но ведь это в городе. Здесь дождя могло и не быть. Да и какие тут акулы?

– Странно, что на берегу озера стоит только один дом, – тем временем заметила Верка. – Почему граждане строились вдоль дороги? Я понимаю, тут, конечно, движение – не как в Питере и до озера – рукой подать, но тем не менее? Застолбили бы каждый себе участок на берегу…

– Может, местная администрация не разрешила.

– Лана, не смеши. Дал взятку – получил участок.

Я кивнула в задумчивости. Место тут не престижное. При желании, наверное, можно было взять любое. Или тут живут «бедные» буржуи? Или им все равно?

С другой стороны озера возвышалась небольшая рощица, где перемежались молодые деревья и невысокий кустарник.

– Давайте искупаемся, – опять заныл Сашка.

– Кстати, а как все-таки течет река? – спросила я вслух, снова углубляясь в изучение планов. По идее, если верить Михаилу Николаевичу, а ему я, признаться, верила больше, чем Вите, она должна огибать все это пространство. Отсюда ее не видно, но мы движемся в ее направлении.

Озеро, правда, ни на одном плане не было отмечено вообще. По всей вероятности, Витя имел в виду какую-то другую деревню, а не особняки, а когда Михаил Николаевич бывал в этих местах в свои школьные годы, они, конечно, еще отсутствовали.

Следующая деревня, к которой мы приехали, оказалась самой обычной: с десяток покосившихся домиков, кривые заборы, огороды, занимающие каждый сантиметр свободного пространства, удобства на улице. Здесь наша машина вызвала интерес. Все, кто находился на улице (а народ пировал и тут, только качественный состав продуктов и напитков был несколько другим), поднимали головы и смотрели нам вслед.

– Будем останавливаться? – уточнила Верка.

– Может, на обратном пути, – ответила я. – Все равно не то место.

– Так сколько ты намерена его искать?!

– Для начала попробуем выехать к реке, – сказала я. – А оттуда будем плясать. Помнишь, что Сашок изучал на ОБЖ?

– Давай хоть спросим, где река, – предложила Верка и тормознула у последнего домика деревни, где за деревянным столиком под березкой компания из двух мужчин и двух женщин лет пятидесяти на вид распивала бутылку водки под нехитрую закуску. Любит наш народ – как старый русский, так и новый – гульнуть на природе, и под деревом у дома своего, и на берегу озерца или живописной речки. По раскрасневшимся лицам компании можно было сказать, что бутылка уже не первая. Вскоре следовало ожидать или песню, или драку. Мы прибыли как раз вовремя – пока еще народ способен адекватно воспринимать вопросы и на них отвечать.

Мы втроем вылезли из машины и подошли к забору. Пара, сидевшая лицом к нам, видимо, сообщила товарищам о незваных гостях, и те тоже повернулись – с недовольным видом.

– Простите пожалуйста, – обратилась я вежливо, – а как проехать к реке?

– Прямо, – ответил один из мужиков. – А зачем вам река?

«Какое твое дело?» – чуть не вырвалось у меня.

– Нам нужен профилакторий, – вместо меня сказала Верка, улыбаясь мужику с профессиональной ласковостью. Его жена (или кто она там ему) тут же вцепилась благоверному в руку. Думает, что мы претендуем на ее сокровище? Знала бы она, что это сокровище за месячную зарплату может себе позволить от силы пять минут Веркиного времени…

– Чего-чего? – вылупились оба мужика. Женщины тоже посматривали как-то странно. – Отродясь тут не было никаких профилакториев.

– Где алкоголиков лечат, – вставил мой сын.

Женщины заинтересовались, в настрое мужчин появилась враждебность.

– Нет тут таких, – грубо повторил сидевший к нам лицом. – А к реке – прямо. – Он взял бутылку и демонстративно разлил по рюмкам.

– Погоди, Дима, – сказала сидевшая рядом с ним дама. – Женщины, вы пройдите, пожалуйста. Так что там за профилакторий?

– Пусть едут своей дорогой, – процедил Дима. – Река – прямо.

Но Верка уже открыла калитку.

Дамы отделились от своих спутников, оставшихся распивать бутылку в компании с испорченным настроением, и пригласили нас на веранду, где стояла старая железная кровать, видавший виды стол, не застеленный клеенкой, не говоря уже о скатерти, чем-то изрезанный и залитый, а также три колченогих стула.

– Садитесь. – Дамы показали нам на стулья, сами устроились на кровати.

Мы приняли приглашение. Дамы рассматривали нас внимательно и, казалось, больше не воспринимали Верку как конкурентку на мужей. Меня, к моей радости, тоже. Явно пересиливало любопытство.

– Вы, случайно, не замок ищете? – наконец подала голос одна из женщин.

Мы дружно кивнули. Женщины переглянулись.

– А мы-то думали: что туда все время «Скорая» ездит?

Я почувствовала и Веркин, и Сашкин вздохи облегчения. Нашли! Подружка посмотрела на меня укоризненно, ее взгляд, казалось, говорил: «А ты не хотела останавливаться!»

– У нас про тот замок такие слухи ходят… – покачала головой одна из женщин. – А оказывается, там алкоголиков лечат… Теперь все понятно.

– Какие слухи? – подалась вперед я. – Нам бы хотелось выяснить все про этот профилакторий. Я не намерена мужа в плохие руки отдавать. И деньги они берут немалые.

– Да уж, такой домину отгрохали, – покачала головой вторая женщина. – Теперь, наверное, и заламывают цены, чтобы окупить.

– А мальчика вы зачем с собой везете? – спросила первая, подозрительно поглядывая на Сашку.

«Какое ваше собачье дело?» – подумала я, но сказать ничего не успела: ответил сам мальчик. По словам Сашки, выходило, что папа согласится лечиться только в том случае, если сыну понравится профилакторий. На мнение мамы в данном случае папа не очень полагается. А если сын решит, что папе в профилактории не будет плохо, он сюда поедет.

– Понимаете: я знаю, что папе нужно лечиться, но и не хочу, чтобы он… чтобы его…

Сашка чуть слезу не пустил, но это ему не удалось: на подобные подвиги актерских талантов (по всей вероятности, унаследованных у меня) еще не хватало. Хотя и сказанному я была готова аплодировать. Слышал бы родной папа…

Но цель была достигнута: тетки понимающе кивали, потом поругали своих алкоголиков, которым сегодня позволили после бани распить бутылку (ах вот почему они все такие красные), посокрушались, что теперь, по всей вероятности, мужики побегут за второй.

– А магазин у вас тут есть? – спросила я.

– Есть, но уже закрыт. Второй дом с другого конца. Там вывески никакой нет, просто крыльцо.

Мы кивнули, вспомнив, что проезжали дом с закрытыми ставнями. Женщины продолжали говорить, объясняя, что у них в деревне можно купить многие продукты, а можно и на автобусе съездить в поселок рядом со станцией. Автобус ходит четыре раза в день. Магазин несколько лет был закрыт (с тех пор, как деревня стала вымирать), а заработал, когда эти места стали осваивать обеспеченные граждане. Мужья-паразиты побегут за бутылкой к бабке Никифоровне (через дом), которая свое пойло гонит. Никифоровна теперь среди деревенских богатеев ходит – у нее даже владельцы особняков отовариваются, когда привезенных из города запасов не хватает, а есть и те, которые ее самогон магазинным напиткам предпочитают.

Деревня, в которой мы оказались, была старой, и теперь зимой тут практически никто не живет (только две бабки). В основном приезжают на лето. В окрестностях имеется еще несколько деревень, все – небольшие, меньше этой, полузаброшенные и оживающие на летний сезон. Участки по шесть соток в этой части Ленинградской области не раздавались. Правда, в последние годы выросло немало особняков. Хозяйке дома он достался в наследство от матери. Она появляется на выходных и проводит здесь отпуск.

– На юга-то теперь не поедешь. Дорого. А места у нас красивые. Ягоды, грибы…

– Так какие слухи ходят про профилакторий? – вернула я тетенек к интересующей нас теме.

– Ой, всякие, – махнула рукой хозяйка дома.

– И про приведения, и про покойников, и про вампиров, и про всякую нечисть, – добавила ее подруга.

Оказалось, что местные жители, естественно, проявляющие любопытство к странному, отдельно стоящему сооружению, по размерам превышающему все остальные, выросшие в последние годы, пытались узнать, кто в нем живет и чем занимается. Богатеи, поселившиеся кучно, интереса не вызывали – только зависть. С ними все понятно: пьют, гуляют, песни орут, купаются нагишом, развлекаются со своими шалавами. Более того, они каждое лето нанимают нескольких деревенских для уборки своих особняков, и эти работники уже удовлетворили любопытство соседей, да и не нашли они никаких скелетов в шкафах. А в замке была какая-то тайна. Правда, теперь несколько разочарованные тетки расскажут всем соседкам, кого там на самом деле содержат.

– А вы видели, как его строили? – спросила я.

– Нет, – покачали головами тетки. – Мы же тут не постоянно живем. Мы же говорили вам уже… Да и не ходим в ту сторону. Там старое кладбище. Как-то знаете… По ягоды, по грибы – в другую сторону. Здесь же леса кругом. Замок-то вообще как-то быстро вырос… То ли зимой его строили… Я помню, приехали летом – то ли пять лет назад, то ли больше – мальчишки в ту сторону отправились, прибежали с круглыми глазами: замок. Ну, конечно, сходили взглянуть…

А мужики потом рассказывали, что видели, как по старому деревенскому кладбищу, расположенному рядом с замком, ходили покойники в белых простынях и пели какие-то странные песни. «Они их видели после бражки бабки Никифоровны?» – хотелось спросить мне. Любопытные мальчишки нашли обглоданные кости и решили, что человеческие. Когда привели к тому месту взрослых, никаких костей там не оказалось. Еще двое подростков видели следы крови на траве (вместо росы) и опять, когда вместе с ними туда пошли отцы, никаких следов не нашли.

– Теперь мы детям запрещаем туда ходить, – сказали тетки. – Мало ли что… Хотя все, наверное, слухи… И всему можно найти объяснение. А вообще когда тут «Скорая» ездить стала, мы решили: психи. Ну, в смысле дом для них специальный. Например, для богатых психов…

Тетки также сообщили, что недалеко от замка, на другой стороне реки, стоит еще одна деревня, где осталось всего пять домов. Нам посоветовали на всякий случай расспросить их жителей, вдруг они знают больше. Тетки были уверены, что их соседи в этой деревне скажут нам все то же самое. У реки, правда, живут только древние старухи, мало общающиеся с окрестными поселениями. Тетки даже не знали точное количество жителей тех пяти домов.

– Значит, замок стоит на берегу реки? – уточнила я.

– Да. Перед ним – кладбище. И как только кому-то взбрело в голову на погосте строиться? Наши деревенские говорят, что дом-то поставили на людские косточки, – шепотом сообщила хозяйка. – И уж раз такие деньжищи есть, почему нельзя было подальше землю купить? Самим-то каково? Или так надо было, чтобы алкоголиков пугать?

Мы пожали плечами. Пора была прощаться с тетками и трогаться в путь. Но у Сашки возник еще один вопрос:

– А на том кладбище еще людей хоронят?

Тетки сообщили, что из последних там положили двух деревенских бабок, всю жизнь проживших в этих местах, и одного богатея, пожелавшего тоже найти вечный покой здесь, а не в городе, на одном из престижных кладбищ.

– Ох, похороны закатили! – воскликнули тетки, предаваясь воспоминаниям. – Наши все деревенские ходили смотреть – как на спектакль. Такой гроб был! Как дворец!

Нам с Веркой неоднократно доводилось бывать на подобных мероприятиях, поэтому мы могли себе представить, как все проходило и как это смотрелось. Сашку подобные зрелища не интересовали. Поэтому мы вежливо постарались остановить восхищенный рассказ и стали прощаться.

Мужики во дворе уже допили бутылку и опорожнили рюмки своих жен, наполненные, когда мы входили во двор. Мы попрощались и с мужчинами и тронулись в указанном направлении.

– К замку подъезжать будем? – спросила Верка.

– Думаю, не стоит, – ответила я. – Наверное, лучше съехать в лес, оставить там машину, а потом понаблюдать за происходящим из укрытия.

Старую финскую деревню решили не искать. Она для нас, в принципе, интереса не представляла, просто благодаря ее упоминанию Витей Михаил Николаевич смог назвать нам ближайшую железнодорожную станцию.

– Мам, а купаться? – заныл Сашка с заднего сиденья.

– Подойдем к реке и искупаемся, – сказала я. – Или на обратном пути в озере.

– Там ограждения от акул, – заметил Сашка.

– Это какой-то придурок свою воду отделил от людей, чтобы воры с воды не подобрались, – сказала Верка. – Ты еще скажи, что тут подводные динозавры водятся. Или плавающие питекантропы. Остались с доисторических времен.

– Подводных динозавров не было, – сказал Сашка. – Как и плавающих питекантропов. Чему вас только в школе учили, тетя Вера?

– А ты откуда знаешь? Вдруг были? – не унималась Верка, никогда не забивавшая свою голову наукой и, по-моему, от этого не страдавшая и не чувствовавшая себя ущербной. – Этого же никто точно не скажет. А может, тут гигантские лягушки водятся.

– Скорее всего – водяные с русалками, – высказала свое мнение я. – Если уж в этой местности покойники в белых простынях разгуливают и кровь вместо росы траву заливает.

– Дыма без огня не бывает, – заметила Верка по последнему поводу. – Ой, что-то тут нечистое творится…

– С нечистой силой мы еще не встречались, – сказал Сашка.

– Не каркай, – ответила я.

В эту минуту Верка как раз заметила колею, идущую в лес, которую только в России можно было назвать дорогой, и свернула на нее. Определенно, дождей давно не было (значит, уровень воды в озере нормальный и металлическая сетка просто низкая), потому что лесная дорога оказалась абсолютно сухой.

– А машину у меня тут не сопрут? – спросила Верка.

– Думаешь, ночью кто-то шляется по лесу? Если и ездят, то на реку купаться. Да и, скорее всего, купаются в озере, раз оно ближе всего к обеим деревням. Жители «богатой» деревни – со своей стороны, жители «бедной» – со своей.

Верка кивнула, соглашаясь, и затормозила. Дорогу отсюда было уже не видно, и, как мы предполагали, машину никто не заметит. Мы взяли с заднего сиденья сумку, в которой лежали оружие, веревка, бинокль, наручники, фонарик и купальные принадлежности, куртки решили оставить в машине: вечер был теплый. Я прицепила трубку на пояс, как и Верка свою. Сумку поручили нести Сашке, как единственному мужчине.

– Слушай, – вдруг посмотрела на него Верка, – а почему попугай на тебя не кричит? По идее, он ведь орет про козлов, когда видит лицо мужского пола.

– Я еще не в том возрасте, – заметил Сашка.

– Правильно, – потрепала его Верка по голове. – И с нашим воспитанием ты козлом никогда не станешь.

– Чьим-чьим воспитанием? – поинтересовалась я. – Твоим, что ли?

– Тетя Вера оказывает на меня благотворное влияние, как и ты, мама, – сказал Сашка, копируя тон родного дяди, когда на него нападает воспитательный зуд.

– Интересно, Костя-то все-таки здесь или нет? – грустно спросила Верка, вспомнив моего брата.

Мы с Сашкой пожали плечами.

Лес закончился, и нашему взору предстала интересная картина. На пригорке возвышалось монументальное строение из красного кирпича со всевозможными башенками и надстройками. Определить архитектурный стиль не представлялось возможным. Можно было только сказать, что некто из этих мест страдает гигантоманией. Не хватало статуй в нишах и на крыше – для полного счастья. Правда, мы могли лицезреть только верхние этажи: замок окружал внушительный забор – минимум три метра в высоту, по периметру которого, по всей вероятности, были установлены глазки видеокамер: иначе мы не могли объяснить черные точки, которые увидели в бинокль.

Сразу же за забором начиналось кладбище и тянулось почти до края леса, в котором мы пока прятались. Судя по тому, что мы могли рассмотреть, кладбище было очень старым и давно не посещалось родственниками усопших. Могилы заросли высокой травой, в некоторых местах иван-чай взметнулся так, что, пробираясь в нем, мне, наверное, придется только чуть-чуть пригнуть голову.

– Так, а у воды-то что? Взгляни, Ланка. – Верка передала мне бинокль.

Река огибала замок сзади. На нашем берегу возвышались каменные строения, которые я лично посчитала склепами, о чем и сообщила подруге и сыну. Никакой деревни на другом берегу мы отсюда не видели.

Создавалось впечатление, что замок пустует: все окна были закрыты (по крайней мере, те, что над забором), нигде не мелькали человеческие фигуры, стояла тишина, как на кладбище.

«Хотя мы ведь в самом деле на кладбище», – тут же сказала я себе.

– Куда пойдем? – шепотом спросила Верка. Взглянув на нее, я поняла, что подружке, как и мне, стало не по себе.

– Предлагаю к реке, – ответила я также шепотом. – По лесу. Не будем лишний раз высовываться.

Верка кивнула и пошла первой. Я же взяла сумку из рук сына и на всякий случай извлекла из нее пистолет, чтобы чувствовать себя увереннее. Милиции-то все равно тут быть не должно, а в случае возможной встречи с амазонками, ходячими покойниками, упырями и вампирами пистолет может оказаться очень убедительным аргументом. Сашка достал для себя гранату. Верка остановилась, увидела, что мы вооружились, посокрушалась, что оставила «беретту» в машине, и, как и Сашка, взяла гранату.

До реки дошли без приключений. Берег с этой стороны был крутым, и купаться отсюда в любом случае было бы невозможно, хотя у Сашки это желание уже пропало. Я объявила, что купаться будем в озере на обратном пути. С другой же стороны берег был пологим и на некотором удалении, правее в самом деле стояли пять домов, еще более косых, чем мы видели в первой деревне. С нашей точки обзора мы не заметили в них признаков жизни. Вдоль другого берега реки шла грунтовая дорога – в обе стороны. Приложив бинокль к глазам, я рассмотрела в правой стороне деревянный мост. Примерно в пятистах метрах от последнего дома начинался лес. Грунтовая дорога шла и вдоль него, отделяя лес от реки.

– По идее, Витя имел в виду эту деревню, – сказала Верка.

Я же извлекла из кармана шорт оба плана и взглянула на них новыми глазами. Находясь на местности, было легче ориентироваться.

Теперь я не сомневалась, что план рисовал Витя. И он имел в виду совсем не деревню, стоявшую на другом берегу реки, а склепы, которые изобразил в виде домиков. Также становилось понятно, что кривые прямоугольники обозначали могильные плиты. Только почему две так истыканы точками?

Затем Витя шел по лесу, по полю, по лесу. Пространство, занятое лесом, показалось ему значительно большим, чем на самом деле (в пропорции к остальным территориям), потому что путь по нему занял больше времени. Или там просто было страшнее – а у страха глаза велики. Возможно, он всего не помнил или что-то перепуталось у него в сознании, значительно затуманенном алкоголем. Может, часть информации он передал своему умершему другу устно или давал какие-то пояснения, когда чертил. Но что он хотел сказать?

– Давайте склепы посмотрим, раз мы все равно тут, – шепотом предложил сын.

До самого первого с того места, где мы стояли, нужно было пройти метров двести.

– Предлагаю двигаться в траве, – сказала я, хотя можно было выбрать более прямой путь вдоль берега – но по открытой местности.

Сообщники кивнули, и Верка опять тронулась первой, значительно пригибаясь: она ведь на полголовы выше меня. Мы старались не наступать на покрытые мхом старые могильные плиты, чтобы не осквернять память давно умерших людей. Внезапно Верка затормозила. Я наткнулась на нее и чуть не упала.

Из травы прямо перед нашими носами возвышалась скульптура, которую можно было заметить только таким образом: на нее наткнувшись.

Это был ангел женского пола с крыльями. Женское лицо, выбитое из мрамора (а мы с Веркой обе решили, что это – мрамор, Сашка своего мнения высказать не мог, так как вообще его не имел), было удивительно красивым, молодым и нежным.

Не сговариваясь, мы опустились на корточки и принялись расчищать мох, которым поросла могильная плита, на которой и был установлен памятник.

– Похоже, тут нарос слой земли, – заметила Верка.

Я кивнула.

Наконец нам удалось расчистить часть надписи и мы поняли, что она сделана на неизвестном нам языке.

– Наверное, это раньше была финская территория, – высказала предположение я, глядя на надпись.

– И ведь дядя Витя наткнулся на старую финскую деревню… – напомнил Сашка. – А она расположена гораздо ближе к Питеру, чем кладбище. Мам, может, на обратном пути ее все-таки обследуем?

– Посмотрим.

– Но с другой стороны, той, что у дороги, – русские могилы, – сказала Верка. – Помните, что деревенские тетки говорили?

– Было старое финское кладбище, потом территория перешла к нам, и наши стали подхоранивать, – пожала плечами я. – Почему бы и нет? С этой стороны, у реки, – их могилы, там – наши. Наши просто не стали делать отдельное кладбище. Или, может, по центру или еще где-то шла какая-то линия раздела… Мы ее теперь никогда не найдем. Все поросло травой. И вы на склепы взгляните. Ведь явно не наши.

Внезапно со стороны замка донесся какой-то шум. Хотя мы и так говорили шепотом, тут вообще замерли на местах, превратившись в подобия памятников, и еще ниже пригнулись к земле.

– По-моему, ворота разъехались, – прошептала Верка.

Я кивнула и решилась выглянуть.

Увидела «хвост» «Скорой». После чего с тем же звуком ворота снова закрылись.

– Так… – медленно произнесла Верка.

– Мы идем в склеп или нет? – прошептал Сашка.

Снова приложив бинокль к глазам, я осмотрела эти древние сооружения, теперь расположенные совсем близко, и пришла к выводу: если уж влезать в какое-то из них, то следует лезть в третий с нашего краю – он был практически со всех сторон окружен высокой травой, и наше приближение к нему из замка в любом случае не заметят – даже если там и выставлено круглосуточное наблюдение. Хотя зачем им его устанавливать? Они же, наверное, не ожидают нападения на свою цитадель. И кому нападать?

– Вперед! – сказала я, подталкивая Верку.

– Давай ты веди, – предложила подруга. В критических ситуациях она всегда пропускает меня вперед. Правда, пока нам ничего не угрожало. Или Веркина интуиция ей что-то подсказывает? Мой старый добрый инстинкт самосохранения еще не начал работать.

Я стала прокладывать дорогу в траве, и вскоре мы оказались у двери склепа. Это была ржавая решетка, замок давно сломали, но склеп все равно закрывался: гораздо более новой проволокой, несколько раз пропущенной между прутьев решетки. Правда, и эта проволока уже успела заржаветь.

– Полезем или как? – прошептала Верка. Голос у подружки подрагивал.

– Полезем, – сказал Сашка и первым протянул руку, чтобы начать разматывать проволоку.

Вскоре мы были внутри, жалея лишь об одном: никто не подумал взять с собой перчатки. Однако как мы могли предположить, что они нам потребуются? Если бы мы планировали забираться в какой-то дом, где не следовало оставлять отпечатки пальцев, – это пришло бы в голову всем троим, но ведь мы ехали просто осмотреться. И искупаться. Правда, о купании теперь забыл даже Сашка.

Мы стояли в запыленном темном старом склепе, свет в который попадал лишь сквозь прутья решетки. У правой и левой стены имелись небольшие каменные скамеечки. Никаких старых венков, мусора, банок для цветов или их полива, лопаток, тяпок или чего-то подобного в склепе не было. Я чихнула. Потом чихнула Верка. Наверное, от пыли.

– Доставай фонарик, – прошептала я сыну, делая шаг к стене, в которую, по всей вероятности, в давние времена вмуровали три гроба. По крайней мере, я могла рассмотреть три плиты, закрывающие ниши.

Сашка быстро извлек фонарик из сумки, включил и направил луч на плиты. Надписи были сделаны на непонятном нам языке, вероятно, том же, что и на могильной плите снаружи.

– Ну-ка, ну-ка! – вдруг воскликнула Верка, направляясь к крайней слева.

Мы последовали за ней.

Эта плита оказалась невмурованной в стену, как две других, правая и центральная, что мы не заметили сразу в полумраке. Она не была вдавлена до уровня стены, а слегка выпирала наружу.

– Сюда кто-то лазал? – прошептал сын.

– Ты что, тоже собираешься? – повернулась я к нему, не имея ни малейшего желания вскрывать нишу. Ведь Кости-то тут все равно нет: в этом я не сомневалась. И к склепу давно никто не подходил, что можно было понять по выросшей вокруг него траве, нисколько не примятой.

Кстати, а ведь если кто-то увидит наши следы… Нет, не стоит беспокоиться по этому поводу, тут же сказала я сама себе. Если амазонки и делают периодические проверки, то решат, что в склеп лазали деревенские.

– Думаю, ее можно сдвинуть, – тем временем сказала Верка, уже осмотревшая плиту в свете фонарика, направляемого Сашкой. – Ланка, помогай!

– Вы что, оба спятили? – зашипела я.

– Там могут быть сокровища, – невозмутимо возразил сынок.

– Если они там и были, их давно забрали. Ждите больше, оставил вам кто-то тут богатства, если уже забирался внутрь.

– А может, не все вынес, – невозмутимо заметила Верка, пытаясь подцепить плиту сверху или сбоку, чтобы потом уже сдвинуть в сторону.