Текст книги "Гарем чужих мужей"

Поняв, что я ей помогать не намерена, Верка велела моему сыну отдать мне фонарик. Сашка незамедлительно выполнил указание, поставил сумку на пол, не обращая внимания на пыль, и вместе с тетей Верой занялся плитой. Верка сокрушалась из-за отсутствия необходимых инструментов и говорила, что теперь знает, какие покупки нам нужно сделать в ближайшее время. Кроме супермаркета, нам следует заехать в магазин «Инструменты» или в строительный супермаркет, а их в последнее время развелось великое множество.

– Ты думаешь, они работают по ночам? – прошипела я. – Вы хоть примерно представляете, когда мы тут справимся? Если вы намерены влезать во все склепы?

– А ты куда-то торопишься? – невозмутимо ответила Верка. – Завтра – выходной. Можно хоть всю ночь тут ползать. Мы, конечно, на этот раз плохо подготовились к вылазке. В следующий раз будем точно знать, что брать. Я лично на неделе закуплю все необходимое. Ребенок, ты поможешь мне нести сумку?

– Конечно, тетя Вера, – ответил Сашка и укоризненно посмотрел на меня.

«Пусть отправляются», – подумала я. Все равно им делать нечего: Верка если и работает, то вечерами и ночами, Сашка – на каникулах. А у меня в турфирме запарка. Да и в самом деле нам надо бы пополнить наши запасы рядом инструментов из наборов взломщика. Интересно было бы посмотреть на лицо продавца после вопроса покупателя: а что вы можете предложить для вскрытия гробниц? Хотя ведь вполне могут что-то предложить. Рынок.

К моему удивлению, сын с подругой смогли довольно быстро подцепить плиту, а потом уже одна Верка, прилагая силушку молодецкую, сдвинула ее в сторону. Плита ехала по каменному полу с мерзким скрипом, от которого мы все кривились и одновременно прислушивались: не принесет ли еще кого-то нелегкая.

Затем я направила фонарик внутрь.

Гроба не было. На каменном столе (или постаменте? или как там его?) лежал труп мужчины. Не в саване, не в покрове, а в остатках современного костюма. Руки мужчины были как-то странно заведены за спину.

Сашка тихо присвистнул. Я молчала. Верка, ни слова не говоря, полезла внутрь, стараясь не дотронуться до трупа. Она случайно не перегрелась на солнышке?

– Лана, взгляни-ка, сколько ему? – прошептала Верка.

– В смысле?

– Лет сколько?

– Какая тебе разница?

– Я не про возраст. Сколько он тут лежит? Умер давно?

– Как я это определю?

– Но ты же медсестра все-таки.

Я не медсестра уже сто лет, хотя в свое время окончила медучилище и даже побывала в Афгане, но потом потребовалось зарабатывать деньги, чтобы кормить семью, – и я оказалась в туризме, хотя кое-что из полученных навыков иногда приходится использовать на практике. Но определить возраст трупа? Я же не судмедэксперт.

Я подошла поближе и, оставаясь в ногах пьедестала, направила луч фонарика прямо на лицо мужчины. Это был не разложившийся труп, но и не скелет. То, что лежало перед нами, скорее можно было назвать неким подобием мумии. Возможно, мумификация произошла от условий хранения.

Но тут же возникал вопрос: кто его сюда поместил? Давно ли? И что делать нам?

Верка тем временем уже шарила по карманам. Неужели надеется обогатиться? Я еще понимала, когда она осматривала карманы только что убитых лиц, но притрагиваться к мумии… Бр-р-р… Сынок, на которого я посмотрела искоса, чуть не прыгал от нетерпения, подбадривая тетю Веру. Кого я вырастила? Правда, тут же себя одернула: сама виновата во всем. Нечего было ребенка посвящать во все наши дела и брать с собой на вылазки. Хотя, с другой стороны, мог бы связаться с какой-то нехорошей компанией, попробовать наркотики… Нет, пусть лучше с нами по гробницам лазает. Под присмотром и при благотворном влиянии – моем и тети Веры.

– В карманах ничего, – объявила Верка. – В смысле ничего интересного.

Затем внезапно Верка резко втянула воздух.

– Ну?! – не могла больше терпеть я. Сашка вытянул голову вперед.

Если вначале Верка шарила по карманам, не переворачивая тело, то теперь она решила взглянуть, нет ли чего-то под ним. И обнаружила, что руки мумии перевязаны такой же проволокой, какой была замотана решетка.

– И как это понимать? – спросила подружка, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Ты вообще ничего не нашла в карманах? – уточнила я, немного придя в себя.

– Платок носовой, – пожала плечами Верка. – Зажигалку старую. Не золотую.

– Вынимай, – велела я.

– Зачем? – глянула на меня подруга, но тем не менее приказ выполнила.

И тут же снова резко вдохнула воздух. На зажигалке были выгравированы инициалы «СВ».

Я присела на корточки перед сумкой, извлекла оттуда полиэтиленовый пакет, протянула Верке, она положила туда улики и при помощи Сашки спустилась с пьедестала. Я убрала мешочек в сумку, потом посмотрела на сообщников, заметив, что было бы неплохо поставить плиту на место. Незачем кому-то знать, что мы тут были.

– По нашим следам это и так ясно, – сказал Сашка, глядя под ноги.

– Одно дело – следы в склепе, другое – вскрытие ниши. Ведь если кто-то спрятал тут труп, значит, не хотел, чтобы до него добирались.

– Интересно, кто прятал? – задумчиво произнесла вслух Верка после того, как они с Сашкой вернули плиту на место и осмотрели результаты своей работы.

Мне лично казалось, что возможны два варианта: это работа обитателей (или обитательниц) замка или жителей ближайшей деревни обеспеченных граждан. Из Питера сюда, конечно, никто бы не потащил труп. Сообщники склонялись к такому же мнению.

– Интересно, а в других склепах тоже есть современные мумии? – выдала Верка следующую мысль.

– Это можно узнать только опытным путем, – сказала я. – Только надо ли нам это? По-моему, мы приехали сюда искать Костю.

– Мама… – в ужасе произнес сынок. – А если дядю Костю уже…

– Типун тебе на язык, – ответила я, но опять задумалась.

Кому надо было бы убивать Костю? За что? Уж братец-то точно никому не переходил дорогу. И вообще его убить могли только после того, как я не выполню чьих-то требований. Но требований не поступало…

– Верка, – посмотрела я на подругу, – ты не обратила внимания, как мумия померла? – Я кивнула на только что задвинутую плиту.

– А мне какое до этого дело? – посмотрела на меня подруга.

– Так, сдвигайте плиту, – велела я сообщникам. – Надо взглянуть, что с ним сделали.

– Ты что, раньше не могла сообразить? – прошипела Верка, но тем не менее взялась за работу.

Следующей к мумии полезла я, ругая себя последними словами за то, что не взяла перчатки. Хотя мой прошлый медицинский, в особенности афганский опыт здорово помог.

Осматривая тело (к счастью, полуистлевшая одежда легко слетала), я чуть не лишилась сознания. Нет, не от вида мумии: этим меня уже давно не удивишь.

Человека пытали перед смертью. Даже при беглом, поверхностном осмотре в тусклом свете фонарика я насчитала семь трещин в разных частях тела. Конечно, сейчас уже нельзя было сказать, прижигали его огнем или делали что-то еще, но, скорее всего, его лупили чем-то типа железного прута или… Возможно, с ним поработал какой-нибудь каратист.

Я вылезла из гробницы, Верка ехидно уточнила, все ли я посмотрела и не придется ли еще раз двигать плиту, я покачала головой, и они с Сашкой во второй раз поставили ее на место.

– Мама, мы пойдем дальше? – с надеждой спросил Сашка. – Вдруг где-то и сокровища найдутся?

– Ребенок прав, – поддержала сына Верка. – По крайней мере, хоть что-то интересное мы должны найти.

– Не сомневаюсь, – ответила я, первой поворачиваясь к решетке.

И я первой выходила наружу. Потом резко отпрянула назад, врезавшись в Сашку и наступив ему на ногу. Ребенок взвыл, но тут же закрыл рот, когда увидел, как я повернулась к нему, прикладывая палец к губам.

– Что? – прошептала Верка.

Я же, теперь осторожно, выглядывала из-за решетки.

К замку от ряда гробниц шли две молодые женщины в летней камуфляжной форме.

– Бинокль! – прошипела я.

Сашка тут же вложил его мне в руку.

К сожалению, я не могла рассмотреть их лиц, а видела только спины, но шли они не торопясь и, казалось, довольно безмятежно. Или они ходили купаться на реку? Но тогда у них в руках были бы полотенца.

Услышали бы мы их, если бы они подошли сюда? Вообще-то, наверное, да… Хотя… Но главный вопрос, конечно, услышали ли они нас?

Я следила за девушками, пока они не подошли к небольшой калитке в массивном заборе, открывшейся после нажатия то ли на кнопку, то ли на рычаг – с такого расстояния было не рассмотреть. Перед тем как зайти внутрь, одна из девушек обернулась. Это была симпатичная блондинка прибалтийского типа.

Глава 6

Ленинградская область, 31 июля, суббота

– Надо посмотреть по следам, – предложил сынок после того, как я рассказала, кого видела. – Если они подходили сюда, трава будет примята. Но ведь тут такой длинный ряд склепов…

– Иди, – велела я сыну, – а мы с тетей Верой пока решетку закроем.

– Ты хочешь снова замотать ее проволокой?

– Да. Зачем привлекать лишнее внимание?

Сашка отправился на разведку, пробираясь в высокой траве, а мы постарались сделать все так, как было, надеясь, что примятая нами трава вскоре встанет на место и о нашем посещении никто не будет знать – если эти склепы, конечно, кто-то регулярно проверяет.

Мы с Веркой не успели решить, идти вслед за Сашей или подождать его у этого склепа, когда он вернулся с расширившимися глазами.

– Ну?! – прошептали мы хором, не в силах сдержать нетерпение.

– Там кто-то воет, – сказал ребенок.

– Где? Кто? – посыпалось из нас с Веркой одновременно. – И сюда кто-то подходил?

Ребенок начал отвечать с последнего вопроса.

По всей вероятности, тети из замка ходили к третьему склепу с другого краю. К нему – и к первым двум – ведут протоптанные тропинки, которые Сашка высмотрел, сидя в зарослях иван-чая. Близко он подходить не решился. Пути к остальным склепам заросли травой.

Выслушав сына, я уточнила:

– Воет человек?

Ребенок задумался, потом признался, что ему трудно ответить. Может быть. Но, с другой стороны, вой нечеловеческий… И какой-то приглушенный – правда, это понятно: если воющий закрыт в склепе…

И если у него переломаны конечности, как у мумии…

– Пошли! – приняла решение я.

– Ланка, а если у него в самом деле сломаны ноги? – зудила в ухо Верка. – Даже если мы его вызволим, то как мы его отсюда потянем?

– Это может быть Костя! – прошипела я, оглядываясь на идущую за мной Верку. Сашка указывал дорогу, я следовала за ним. – Я его на себе потяну, и ты, как миленькая, помогать будешь.

Верка помолчала немного, а потом спросила:

– А если не Костя?

– Если это человек – его спасать надо. И вообще, давай жить короткими этапами.

На этом наши споры прекратились. Приблизившись к месту, с которого Сашка вел наблюдение, мы остановились в высоком иван-чае. Никаких звуков слышно не было. Мы подождали пять минут, десять – ничего.

– Ты уверен, что слышал звуки? – прошептала Верка, внимательно поглядывая на моего сына.

– Уверен, – пробурчал Сашка и посмотрел на меня: – Кто-то в самом деле выл.

– А это не мог быть какой-то хитрый прибор? – прикидывала я вслух. В нечистую силу я не очень верю. – Ну, может, эти девицы его устанавливали и он сразу после настройки издает нечто подобное…

– Ты хоть сама слышишь, что несешь? – странно посмотрела на меня Верка.

– Звуки были, – повторил Сашка.

Не знаю, что заставило меня повернуться и посмотреть в сторону замка. Возможно, сработал старый добрый инстинкт самосохранения. Я тут же крепко схватила сообщников за руки, и они, ничего не спрашивая, вместе со мной стали отступать назад.

От замка в направлении ряда склепов двигались три женщины в летней камуфляжной форме.

По-моему, двух я уже видела в бинокль (по крайней мере, узнала блондинку прибалтийского типа), к ним присоединилась еще одна, явно нерусской внешности. Я сказала бы, что она – арабка, или, по крайней мере, относится к какой-то восточной национальности. Насмотрелась я на похожих в Афгане – и во время поездок по зарубежным странам в последние годы. Но эта арабка и не думала скрывать лицо, как положено восточной женщине, ее рубашка, как и у двух других, была с коротким рукавом, поэтому руки не закрывались до запястья, хотя брюки и доходили до щиколоток – как положено восточной женщине.

Мы втроем застыли не очень далеко от ряда склепов, надеясь, что нас с такого расстояния нельзя ни увидеть, ни почувствовать. Сухих веток, к счастью, тут не было: пока не сезон. Правда, сами мы, не высовываясь из иван-чая, тоже не могли видеть женщин, но надеялись, что услышим разговор – если они будут о чем-то говорить. На кладбище-то стояла тишина, поэтому звуки должны разноситься на большое расстояние.

Женщины разговаривали на английском, хотя было очевидно: английский не является родным ни для одной из них. Одна рассказывала другим о каком-то своем путешествии. Говорила, что партию доставили, все прошло удачно, покупатели довольны. Мы с Веркой и Сашкой переглянулись и пожали плечами.

Затем послышался звук открываемой решетки.

Я попыталась жестами изобразить проволоку и процесс ее распутывания, как бы спрашивая Сашку: тут дверь закрывалась точно так же, как в том склепе, куда мы лазали? Сын покачал головой, приложил губы к моему уху и прошептал:

– По-моему, просто на замок.

Страшно хотелось высунуться и посмотреть, что происходит в склепе, но никто из нас не решался. До нас доносились какие-то звуки, но ни один из них не напоминал ни стон, ни крик, ни вой, ни вопль. Можно было только сказать: кто-то копошится внутри. Вот только с какой целью? И о какой партии шла речь? Партии чего?

Минут через пятнадцать женщины склеп покинули и отправились назад в замок. Они пребывали в прекрасном настроении, шутили и смеялись. По произносимым словам было непонятно, что они делали в склепе.

Наконец, я осмелилась приподнять голову и как раз увидела процесс закрывания небольшой двери, из которой и появились дамы в камуфляже. Больше никакие звуки не нарушали тишину.

– Что будем делать? – еще минут через пять прошептала Верка.

Мы все непроизвольно косили в сторону склепа, любопытство не давало покоя, и я поняла: мы отсюда не уйдем, пока не посмотрим, что находится внутри.

– Интересно, а из замка вход в этот склеп виден? – спросил Сашка, ни к кому не обращаясь.

Мы уже вернулись на то место, с которого сын слышал вой, тут дружно повернулись к строению из красного кирпича. Мне лично казалось, что если подползать к решетке на четвереньках, то заметить нас из окон будет невозможно: все скроет трава. В полный рост – вполне могут заметить.

– А что тут за замок? – спросила Верка, приглядываясь.

Я подняла к глазам бинокль. Он закрывался на «собачку» снаружи. Можно протянуть руку – и дело с концом. Но на этот раз кому-то обязательно нужно остаться на стреме, чтобы не пропустить следующий выход дамочек из двери в глухом заборе.

Решили, что в склеп пойдем мы с Веркой: подружка – как самая сильная из нас троих, я – как бывший медик. Сашке, конечно, тоже хотелось находиться в центре событий, но он понимал необходимость принятия мер предосторожности.

Сын остался с биноклем, а мы с подругой на четвереньках направились к решетке, вначале просто заглянули сквозь нее в склеп, ничего интересного не высмотрели, только отметили, что здесь значительно меньше пыли.

– Ну что, пошли? – робко взглянула на меня Верка.

Еще раз оглянувшись на огромное строение на пригорке, я подняла руку к замку и открыла его. Щелчок показался мне слишком громким. Затем я осторожно приоткрыла решетку – чтобы только протиснуться внутрь – и проскользнула в склеп. Верка последовала за мной. Он был удивительно похож на предыдущий, хотя и превышал его по размеру (здесь имелись места для четырех гробов), правда, все ниши оказались не замурованы, а просто прикрыты плитами.

Мы с Веркой посмотрели друг на друга.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – прошептала я.

В ответ – тишина.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросила погромче.

Вдруг из самой правой ниши послышался всхлип. Мы с Веркой мгновенно рванули к ней.

– Кто тут? – теперь спросила уже подружка.

– Веруша! – долетел до нас из-за плиты приглушенный крик.

В первое мгновение мы с подружкой застыли на местах, но из-за плиты уже слышалась Костина истерика. Он нес полную ахинею, слова набегали одно на другое, громкость увеличивалась.

– Костя, замолчи немедленно! – приказала я громким шепотом, прикладывая губы к щели между плитой и стеной. – Замолчи, иначе не будем вытаскивать!

Но братец не унимался.

Не теряя больше ни секунды, мы с Веркой вдвоем сдвинули плиту в сторону, но не успели влететь внутрь – Костя вывалился на нас и вместе с Веркой рухнул на пол, издав вопль. Оставив плиту, я подскочила к ним, закрыла рукой Костин рот, из которого уже готовился вылететь следующий вопль, чтобы он не разнесся на всю округу, объявляя о нашем присутствии.

Но сдвинутую плиту мы с Веркой поставили плохо – и она с грохотом рухнула на пол и разбилась на куски. Один из них больно ударил меня по ноге, пара отлетела на Костю, большая же часть посыпалась на Верку, еще не успевшую встать. Верка матюгнулась, но негромко – подружка знает, когда можно себе позволить орать, а когда – нет, Костя укусил меня за руку. Его глаза дико вращались, и казалось, он был в невменяемом состоянии. Верка вскочила, в ярости подлетела к Косте и влепила ему хорошую пощечину. Это несколько отрезвило Костю (говорят же, что пощечина – лучшее средство от истерики), вернее, истерика перешла в тихий плач.

И тут из соседней гробницы – той, что находилась рядом с открытой, из которой мы извлекли Костю, – раздался нечеловеческий вой.

Мы все резко дернулись и застыли на местах. Костя рыдал, правда, больше не пытался орать. Я чувствовала, как побаливает нога в том месте, куда попал камень, но не обращала на нее внимания. Верка просто тупо смотрела на плиту, из-за которой доносился вой, затем повернулась, и мы встретились взглядом.

– Мама! – донесся снаружи Сашкин громкий шепот. – Что там?

– В замке все спокойно?

– Вроде да…

Из-за второй плиты опять послышался нечеловеческий вой.

– Костя, – сурово посмотрела я на брата, – можешь постоять тихо? Ради всего святого: только не ори.

Братец судорожно закивал и попытался что-то сказать, но у него ничего не получилось. Мне стало его так жалко, что я обняла его и на секунду прижала к себе.

– Ну все, все, скоро поедем домой.

В это мгновение я поняла, что у него руки скованы за спиной. Как это я сразу же не сообразила? Или когда все произошло, одно за другим…

Я развернула брата, увидела традиционную проволоку, которая в этих местах, похоже, активно используется, и принялась разматывать Костины руки.

– Ты знаешь, кто там? – тем временем спросила у него Верка, кивая на гробницу, где, правда, опять замолчали.

Брат покачал головой.

Мы же с подругой, не теряя больше времени после того, как я развязала Костю и он стал размазывать слезы по лицу кулаками, взялись за вторую плиту и сдвинули ее с места.

Там на каменном столе лежал обнаженный грузный мужчина восточной национальности, внешне здорово похожий на нашего знакомого хирурга Рубена Саркисовича Авакяна, уже неоднократно оказывавшего нам профессиональную помощь, постоянного клиента моей турфирмы.

Мужчина потерял сознание. И это неудивительно: у него были сломаны обе ноги, а руки, по-моему, тоже сломанные, по крайней мере, в одном месте каждая, традиционно связаны сзади. Тело же представляло собой один сплошной синяк.

Я пулей влетела внутрь и пристроилась рядом с мужчиной на столе, затем нажала на две точки на шее, что, как я знала, должно было привести человека в сознание. Мужчина дернулся, и из его горла уже опять был готов вылететь вой. Я закрыла ему рот рукой, как недавно закрывала Косте.

Если бы у этого типа не были выбиты зубы, он прокусил бы мне ладонь насквозь.

На меня смотрели безумные глаза, зрачки дико вращались, я почувствовала, что изо рта готова политься пена, смешавшаяся с кровью… Все тело совершало какие-то конвульсивные движения и уже начало снова ослабевать: мужчина был готов отключиться.

– Имя! – резко спросила я повелительным тоном, на мгновение снимая руку с его рта.

– Карен, – промычал мужчина.

– Фамилия!

– Мовсесян, – выдал мужчина и потерял сознание.

Я слезла с него, выскочила в склеп, где Костя в некотором роде пришел в себя в основном благодаря Веркиным поцелуям, и сказала:

– Сваливаем отсюда!

Костя резко дернулся ко второй открытой нише (пока я в ней занималась делом, ему было недосуг: от Веркиных поцелуев он обычно забывает обо всем), увидел голого мужчину и пролепетал, глядя на меня:

– А он?

– Идти он не может, – сказала я, – мы сами спасти его не в состоянии. Надо вытаскивать тебя.

– Но мы не можем его бросить! – взвился к потолку Костя.

– Мама! – раздался громкий шепот сына снаружи. – В замке открывается дверь.

Это окончательно решило дело.

Заставив Костю пригнуться, мы на четвереньках вылезли из склепа, я для вида все-таки закрыла решетку на «собачку», и мы вслед за сыном рванули к кромке леса, из которого начинали свое путешествие.

Костя больше не спорил, выполнял все указания, а по резвости напоминал олимпийского чемпиона в беге на спринтерские дистанции.

Вбежав в лес в том месте, откуда из него выходили, мы перевели дыхание. Я взяла бинокль из Сашкиных рук и направила его на замок. Там вновь все было спокойно. За такое время они, пожалуй, не успели бы дойти до склепов… По тропинке тоже никто не шел.

– Тихо! – приказала я своим, прислушиваясь.

Сашка в это время приложил ухо к земле.

– Нет, вроде бы никто за нами не гонится, – сказал ребенок через минуту.

– Лана, вы взяли что-нибудь поесть? – вдруг шепотом спросил Костя.

– Я бы тоже не отказался, – подал голос сынок.

– Да вы бы хоть отошли от кладбища немного, прежде чем о еде говорить! – воскликнула Верка укоризненно, пока я не успела ответить.

– Сколько раз я ни был на кладбище, там всегда кто-то пил и закусывал, – невозмутимо заметил сынок.

Я не особо удивилась его словам: поскольку Сашку на кладбище брала с собой только в Троицу, у него вполне могла возникнуть такая ассоциация. Да и вообще наш народ любит выпить и закусить на могилке. Национальная традиция, можно сказать. Но в любом случае мы еду с собой не брали.

Я решила больше не искушать судьбу. Верка с Сашкой со мной согласились безоговорочно, Костя хотел что-то возразить, но мы перевесили большинством голосов и всей компанией отправились к машине.

Братец рухнул на заднее сиденье и так и лежал бы там, если бы нам не требовалось также усадить туда и сына. Но Костя все равно остался в полулежачем состоянии, что я приветствовала: не надо никому показывать, что у нас в машине появился четвертый человек. Ведь деревенские же наверняка помнят, что нас было только трое.

Когда мы с Веркой тоже сели в машину, я повернулась назад и сказала братцу:

– А теперь рассказывай!

Вместо рассказа у братца началась очередная истерика. Он вопил про каких-то сумасшедших баб, потом стал проклинать женский пол в целом, после чего весь сотрясся в рыданиях. В таком состоянии я братца не видела еще ни разу, а он продолжал то размазывать слезы по лицу, то вопить про баб, то его опять начинало трясти в истерике.

Мы переглянулись с Веркой.

– Трогай! – шепотом сказала я ей. – Его вначале в чувство надо привести.

Верка кивнула, Костя продолжал рыдать сзади, Сашка его успокаивал.

При приближении к озеру Сашка вспомнил, что мы также собирались купаться. Его неожиданно поддержал Костя, заявив, что мечтает влезть в воду, чтобы смыть с себя могильную грязь.

– Давай в самом деле, что ли, – взглянула на меня Верка.

– Заверни в рощицу, – предложила я ей, – чтобы на всякий случай никому не мозолить глаза.

Обернувшись на Костю, я подумала, что купание может пойти ему на пользу, в особенности если еще и вода в озере холодная.

Верка съехала с шоссе недалеко от деревни (она явно была не первой, кто съезжал в этом месте, – судя по примятой траве) и, следуя по колее, частично обогнула рощицу, стоящую со стороны «обычных граждан», и уже там поставила «Сааб», заметив укромное место для машины под каким-то развесистым кустом. Мы все вышли, размяли ноги, которые почему-то затекли за такое короткое время (или сказывались переживания?), Сашка прихватил сумку с полотенцами и боезапасом (правда, у меня пистолет так и был заткнут за пояс), Верка закрыла машину, и мы тронулись в направлении озера. Нам предстояло пройти метров сто.

Их мы преодолели без приключений и оказались на узкой полоске берега, поросшего травой. Трава оказалась примята: тут явно загорали деревенские жители. С противоположной же стороны не возвышалось никакой рощи, берег был широким и частично песчаным. Возможно, песок завезли хозяева особняков.

Ни на одном, ни на другом берегу не было людей. Компания, не так давно веселившаяся у спуска к воде рядом с единственным стоящим на берегу домом, угомонилась, хотя из особняка и слышались звуки музыки. Упились, нажрались от пуза, искупались, теперь поплясать – и по койкам. Прекрасная программа для субботнего вечера. Простые советские граждане (вернее, граждане советской закваски) тоже уже устали, после трудовой недели повкалывав на участках, истопив баньки и приняв на грудь лекарство, правда, худшего качества, но, возможно, не в меньшем количестве.

Нам же после очередной порции совершенных подвигов хотелось смыть с себя грязь. И чего не купаться теплой летней питерской ночью? Тем более если все жители обеих деревень могли сделать это днем, а у нас такая возможность отсутствовала.

– Ой, блин, вы только посмотрите, что с моими ногами! – воскликнула Верка, наконец оглядывая себя. – Костя, неужели нельзя было падать поаккуратнее? Обязательно нужно было тащить меня с собой!

– Веруша, прости! – прижал руки к груди братец. – Я не хотел!

– Лана, неужели нельзя было плиту нормально поставить? – не унималась подружка. – И, как всегда, все на меня посыпалось! Костя, ты же мужчина, нет чтобы подставить тело под камни! Оно же у тебя не рабочий инструмент, как мое!

– Верочка, я бы с радостью за тебя поработал, – пролепетал Костя, слезы на глазах которого, к моей радости, высохли, – но, боюсь, не получится.

– Интересно было бы посмотреть на лица твоих клиентов, если бы ты вместо себя прислала Костю, – глянула я на Верку.

Сашка хихикнул.

– Да я, в общем, не в обиде, – смилостивилась Верка. – Искупаемся, потом ты, Лана, мне царапины обработаешь. Хотя вот тут, похоже, синяк будет… И шорты с блузкой надо стирать!

– Тетя Вера, кто же так одевается для лазанья по склепам? – ехидно заметил сынок перед тем, как броситься в воду, пока Верка не успела ему ответить.

– Ты посмотри, во что твоя мать одевалась и тебя одевала! – рявкнула Верка, бросаясь за Сашкой в воду. – Если бы сказала мне, что в камуфляж, я бы в камуфляж оделась!

Как и обычно, у Верки во всем была виновата я.

– Не ругайтесь, пожалуйста! – проблеял Костя. – Я все постираю.

С этими словами братец тоже прыгнул в воду. Отходит? Слава богу! Мне не терпелось узнать про его злоключения, но, пожалуй, придется подождать.

Я осталась на берегу, помня старую добрую истину: береженого бог бережет. Кому-то надо было стоять на стреме: а вдруг за нами уже увязалась погоня? А вдруг тут еще кто-то в засаде сидит? Да ведь и просто могут вещички спереть местные хулиганы – и из корыстных соображений, и просто из спортивного интереса. А у нас с собой было много ценного…

На всякий случай я также достала из сумки гранату и поигрывала ей, считая, что один мой воинственный вид должен отпугнуть потенциальных врагов. Верка, Костя и Сашка резвились в озере, заплыв на середину. По-моему, теперь Костя уже полностью отошел от приключений (попривык немного?), да и Веркино присутствие всегда действует на него благотворно. Верка, конечно, сегодня останется у нас (для завершения процесса излечения братца), а завтра мы заставим его рассказать обо всем случившемся подробно. Оставлю его в покое сегодня, хотя любопытство распирает… Я зевнула. Первый выходной из двух прошел уж слишком бурно.

Родственники с подругой уже плыли назад.

– Классно! – крикнул мне сынок. – Мама, давай сюда!

– Когда кто-то из вас меня сменит. Ну, у кого есть совесть?

Странно, но она оказалась у всех троих, что стало для меня новостью.

Я поплавала в одиночестве и не очень долго (все-таки предпочитаю делать это, когда светит солнце, чтобы потом тело естественно обсыхало в его горячих лучах) и вылезла на берег.

– Котик, а ты когда-нибудь пробовал заниматься любовью в воде? – спросила Верка моего брата.

Костя поперхнулся и с опаской посмотрел на меня, словно спрашивая разрешения. Сашка, с трудом сдерживая смех, отвернулся.

– Валяйте, – дала я царственное разрешение любовничкам. – Саша, пошли отсюда.

– Но, Лана… – открыл рот братец.

– Это ускорит процесс твоего выздоровления.

Костя хотел еще что-то вякнуть, но его уже подхватила Верка, и они рухнули в воду.

Мы с Сашкой переоделись у машины и бросили в пакет мой купальник и его плавки. Я заткнула пистолет за пояс, Сашка поигрывал гранатой.

– Мама, а что будет с тем дядей? – спросил сын, которому мы по пути сюда успели рассказать, в каком состоянии нашли некого армянина.

Меня мучила совесть, но я честно считала, что тому мужчине уже не помочь: с таким количеством травм он никогда не сможет жить, как нормальный человек, а ведь у него, судя по внешним повреждениям, есть и внутренние. Более того, я считала, что у мужика съехала «крыша». Даже если бы он и мог выжить физически, психическое здоровье он уже не вернет никогда. Радость освобождения Кости – живого и вроде бы невредимого – затмила воспоминания об увиденном в склепе. Но…

– Мама, ты думаешь, кому позвонить? – вернул меня к действительности голос сына.

– Признаться честно, – сказала я, – мне хочется разобраться, что это за лавочка.

– Опять куда-то влезаешь?

– Не куда-то, а в замок. Что тут происходит? Что тут делают с людьми? С какой целью? Надо будет выслушать дядю Костю. Ты понимаешь, что уже погибли несколько человек? А сколько вообще, мы даже не представляем. Этот армянин – все-таки не жилец. Поверь мне как медику. В лучшем случае он – клиент психушки.

– И ты считаешь, что им нужно пожертвовать, чтобы спасти других?

Я кивнула, серьезно взглянув на сына. Я считала, что нас, по всей вероятности, из замка не видели. Амазонки – или кто они там – могут решить, что Косте удалось сбежать самому. Можно ли сдвинуть плиту, находясь внутри? Пусть считают, что можно. Хотя, не исключено, они и проверяли это. Но пусть решат, что Костя супермен. Братцу было бы приятно это услышать. Он сдвинул плиту, она раскололась (зачем ему ее беречь?), он попытался спасти товарища, но понял, что это ему не удастся, и убежал один.