Текст книги "Вокруг меня, или 100 писем, извлеченных из Фейсбука"

Марк Котлярский Вокруг меня, или 100 писем, извлеченных из Фейсбука

© Марк Котлярский, 2016

© ООО «СУПЕР Издательство», 2016

Вместо вступления

Любопытная метаморфоза: уже, казалось бы, навсегда исчезнувший жанр эпистолярия внезапно возрожден всесильным Интернетом. И не просто возродил, а придал ему какую-то неповторимую особенность, лишив, правда, прелести ожидания письма.

Но, с другой стороны, получается ровно по классику (Пушкину): «Слова лились, как будто их рождала не память рабская, но сердце»; сидя за компьютером и сочиняя мгновенные строчки послания очередному адресату, ты торопишься, строчишь, сшивая некрепкой ниткой мысли полотно текста. И, может быть, от того строки получаются искренние, не подвергающиеся редакторской правке и цензуре.

Получается, что ты сам, будучи в ладах с компьютером и клавиатурой, созидаешь вкруг себя некий новый – виртуальный – мир, где непрерывность текста предполагает непрерывность собеседника, под какими бы именами он ни скрывался.

В послесловии к книге Генриха Сапгира «Летящий и спящий» критик и поэт Юрий Орлицкий замечает: «…Василий Розанов в своих книгах до предела эстетизировал бытовую мелочь, простую запись для памяти или „случайную“ мысль, даже слово, чем-то в эту минуту остановившее на себе внимание автора. И тогда все „маленькое“, умещающееся на странице, вне зависимости от природы, стало представителем этого уникального жанра – минимальной прозы…»

Юрий Олеша 5 мая 1930 года записывает: «Вместо того, чтобы начать писать роман, я начал писать дневник. Читатель увлекается мемуарной литературой. Скажу о себе, что и мне гораздо приятней читать мемуары, нежели беллетристику. (Последнюю ненавижу.) Зачем выдумывать, „сочинять“? Нужно честно, день за днем записывать истинное содержание прожитого без мудрствований, а кому удастся – с мудрствованиями…»

Я выбрал наугад ровно сто посланий, сотворенных за последнее время в Фейсбуке и неожиданно для меня сложившихся в причуд ливую мозаику быта-бытия.

Как знать, может быть, эти письма окажутся созвучными читательскому пристальному вниманию?!

1. Столкновение

…Никогда не думал о том, что самым неприятным для меня окажется столкновение с невежеством.

Нет, наверное, слово «неприятный» здесь не совсем уместно, оно не передает всей палитры охвативших меня чувств. Есть невежество, которое при определенных условиях может даже показаться умилительным, что ли…

Но когда невежество надвигается на тебя, как стена, которую невозможно пробить, об умилении ли здесь говорить?

2. «Нам не дано предугадать…»

…И еще думаю о понятии «чувство юмора».

Думаю о том, насколько оно условно, ненадежно и зыбко.

Вот уж воистину прав Тютчев: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» (цитирую по памяти) – или другое, его же: «Мысль изреченная есть ложь…» – то есть, все что бы ты ни сказал, не будет понято до конца, так, как надо, как ты хотел сказать…

Сколько раз сталкивался с тем, что человек, даже самый близкий, вдруг может вспылить от невинной шутки, вскользь брошенного слова… Но не потому, что шутка плоха или ты перебрал через край, а потому что настроение у твоего собеседника было плохое или воображение не в ту сторону сработало…

А ты потом оправдывайся, но и в любом случае безуспешно.

Нет, не дано предугадать, не дано…

3. Что есть любовь?

Ибо: что есть любовь?

…Когда-то Андрэ Моруа процитировал своего друга Алена – философа и писателя: «Мало принимать человека таким, как он есть – хотеть его таким как он есть: в этом и заключается истинная любовь…».

Протащи эту любовь через заросли, окровавь ее, сдери с нее кожу, заставь кричать, корчиться от боли, но от этого она не перестанет быть л ю б о в ь ю.

Прими меня, как есть, прими как человека игры, ловца легкости, искателя впечатлений, но прими, и сквозь проклятья и слезы приди ко мне, оскорби меня, царапай, вой, но люби меня, несмотря на все это. Не опускайся до уровня базарной торговки, не поддавайся инстинктам, которые превращают тебя в старую каргу, изрыгающую банальные проклятия и посылающую на мою голову хулу.

Помни о любви, если ты любила; помни о хорошем, если тебе было хорошо со мной.

Увы, все хорошее быстро забывается, все плохое, особенно, если его и не было, не забывается никогда.

4. О категоричности

…С возрастом почему-то все больше и больше устаешь от категоричности.

Нет, конечно, это отнюдь не возрастная категория.

Хотя – чего скрывать?! – и самому иногда хочется быть категоричным; но: быстро устаешь, тушуешься, бежишь собственной «вострости».

Ну, бросает в раздраженье человек, с чьим мнением ты считаешься, что, мол, текст твой истеричен и претенциозен – вдруг, ни с того, ни с сего; и: хочется ответить ему хлестко, и категорично, и посоветовать посмотреть на себя в зеркало (а может, он уже и посмотрел?), но… ты внезапно понимаешь, что не хочется тебе отвечать, душа не лежит, не просит ответного удара. И: думаешь – а вдруг с человеком что-то не то? Вдруг твое послание потревожило его спокойно-сонное состояние? Вдруг ты задел какие-то тревожные струны его собственной души? Вдруг ты нарушил случайно заведенным им раз и навсегда определенный порядок вещей?

И категоричность отступает, скукоживается до размеров копеечной монеты.

5. Никогда не было так хорошо…

Музыка играет, словно колеблет тихие, нервные струны души…

Милен Фармер – молодая французская певица; кто она? я не знаю ее, я не видел ее никогда и ничего не знаю о ней; но… – она врывается в мой мир, она вокруг меня, ее мелодия обволакивает меня, словно облако, облачает меня в прозрачную ткань грусти…

И вот, мне грустно, но эта грусть странна – она отнюдь не сродни унынию; она – скорее – сродни дням, купающимся в золоте листьев; дням, засыпающим под пение дождя; дням, когда рядом с тобой лежит твоя возлюбленная, она спит, и непокорная пушистая челка ея сбилась на лоб; поправлю ее, тихо поцелую – так, чтобы она не проснулась, а разметалась, такая желанная и такая недоступная, находящаяся в объятиях Морфея.

А за окном светится луна, за окном холод одиночества и мир, бездонный, как песня Милен Фармер. Может быть, это и есть то, о чем ее песня – о ее мире, который врывается в мой и разрывает его.

Кто знает…

Кто?

Вокруг меня был никто.

И никогда не было так хорошо…

6. О природе популярности

…Хочется с кем-то поговорить о природе популярности.

Популярность. Что это за феномен?

Чем он обеспечивается?

С чем его «едят»?

Какой монетой за него надо «платить»?

Не часто ли популярность лишь фальшивая обертка «пилюли», синоним «псевдо»?

В этом плане показателен феномен певицы (певицы?) Елены Ваенги. Говорю с музыкантами-профессионалами – пожимают плечами: голоса нет, видимость одна, музыка – кабацкая как минимум, тексты – ужасающие, графоманские. А успех – бешеный, публика ревет от восторга, залы – битком. Смотрю – выходит обаятельный «пингвин», переваливается с боку на бок, ручкой поводит, песенки поет, ни уму, ни сердцу. Сразу вспоминается великий Гофман с его крошкой Цахесом. Но не может же быть столько крошек!

Или может?

Может, Ваенга – гипнотизер?

7. Остановите шлягер!

…Странное существовало в бывшем союзе определение – «поэт-песенник».

На самом деле, куда лучше звучало бы «автор текста», ибо зачастую (если не считать оригинальной поэзии, на которую тоже иногда пишут музыку) это именно т е к с т ы, не имеющие отношения к стихам. Очень часто авторы текстов писали их на т. н. «рыбу» (если кто знает, что это такое – объяснять не буду). Потому за приятной мелодией легко скрывать недостатки текста. Даже такого супер-шлягера как «Подмосковные вечера». Помните, там есть строки: «Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня»? А теперь попробуйте сие изобразить вживую.

«Остановите музыку, прошу вас я, с другим танцует девушка моя» – вопил другой шлягер.

Остановите самолет.

Я слезу.

8. Реинкарнация. Ни с того, ни с сего…

…Захотелось вдруг – ни с того, ни с сего – перечитать купринский рассказ «Штабс-капитан Рыбников», который читал очень и очень давно.

Прочитал и поразился мощи этого рассказа: за обычным, обыденным сюжетом разоблачения японского шпиона вдруг сегодня обозначаются какие-то иные, ранее неведомые горизонты, просматривается проклятье, нависшее над Россией еще с той, русско-японской войны. А какие характеры? Сам штабс-капитан, писатель Шавинский, который раскусил Рыбникова, проститутки, агенты…

Я не знаю, был ли снят фильм по этому рассказу, но мне кажется, что фильм бы мог выйти из рассказа отменный, страшный…

Почему захотелось перечесть?

Да потому что встретил человека – точь-в-точь штабс-капитана Рыбникова, только в женском обличье.

Реинкарнация?

9. Каким я был…
(Из случайного диалога)

поступки вытрутся как имя

на камне павшем в водоем

и всем откроется каким я

был пузырем

Светлана Марковская

Диалог возник, словно из ниоткуда.

– Она странная, непредсказуемая и очень сильная внутренне, она удивительным образом может вызывать у людей и позитивные и негативные эмоции, она была такой, какой я ее создал, а потом сознательно разрушила этот образ, став другой и вот такой уйдя к другому.

– Да, мне показалось, что она довольно жесткая. Продуманная. При этом очень милая, конечно.

– А самое страшное, что она после года совершенно безумного чувства, поняв, что оно никуда не ведет, порвала со мной, как рвут ненужную бумагу, и сделала это продуманно, жестко и даже жестоко.

– Да, потому я и говорю о двуликом Янусе. Она может быть очень милой, обаятельной, нежной, ласковой, но жесткой до невозможности.

– Я не виню ее, такова жизнь.

– Знаешь, когда любовь приносит радость – это любовь. Но когда любовь изматывает тебя, как морская болезнь – это морок.

– Любовь хочется в себе культивировать. От морока хочется избавиться. Но почему очень часто морок намного сильней любви?

10. Ночью, у компьютера

…Странное ощущение овладевает тобой, когда ты сидишь ночью за экраном компьютера.

Мерцает экран, посверкивает настольная лампа, и все вокруг погружено в мрак и тишину.

Окно приоткрыто, не слышно машин, воздух – по слову классика – чист и свеж, словно освободился от надоедливой бензиновой оболочки.

На столике передо мной лежат книги, и нет, наверное, лучше часа: окруженный книгами, освещенный экраном компа, осиянный ночной свежестью, ты чувствуешь себя не то что бы умиротворенным, но настроенным на иную жизнь. Все повседневное остается за бортом, как ненужный груз.

Грустно, господа.

Но, может статься, в этой грусти есть некий секрет очарования?

Может, в этой грусти залог твоего нормального существования?

Может, в этой грусти – забвение вещей, которые, как говорил Сократ, мне абсолютно не нужны?

Я не хочу делиться ни с кем своей грустью.

Пусть она будет со мной.

Прощай же грусть, и здравствуй, грусть!

11. Малахов-курган

…Нет, я, конечно, понимаю, что Андрею Малахову приходится непросто.

Этому человеку нужно выпускать ежедневное ток-шоу, да еще и поддерживать рейтинг популярной передачи.

Но, может, стоит ему посмотреть хотя бы одну его программу, и сменить пластинку, а то и перейти на другой, ну, хотя бы, еженедельный формат?!

Нет, право, я не шучу: попал на днях совершенно случайно на очередную малаховскую говорильню и… ушам своим не поверил – передача была посвящена семейному конфликту; часть семьи выступала за мясоедение, а часть за сыроедение. И вот этой теме все было посвящено, кричали люди, голосили свидетели, делали важный вид надутые эксперты; а над всеми ними царил Малахов, как огромный скифский курган.

Над всей этой глупостью.

Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?

Рейтинг, господа, рейтинг.

12. Я люблю Москву
(грустная заметка)

Я люблю (любил?) Москву: названия ее улиц и районов звучат, как песня, льются, как река; бесшабашный характер ея давно вошел в привычку, а бешеные просторы поражают воображение.

Однако последнее мое пребывание, несмотря на радостный повод (1 мая сего года в Доме Высоцкого показывали спектакль, созданный по моей пьесе), поселило в сердце какую-то неясную тревогу.

Я попытался выразить ее в стихотворных строчках после того, как оказался на Патриарших прудах.

 
На Патриарших прудах,
там,
где сидели Берлиоз и Бездомный,
бродит странный
народ,
большей частью
бездомный,
но не в смысле том,
что лишенный
крыши над головой,
а, скорее, лишенный
отечества,
не чувствующий
страны под собой,
потерявший почву,
а, стало быть, и опору,
давно позабывший
про ту прекрасную пору,
когда слова
не расходились со смыслом,
благоухали, как роза,
обретали значенье и плоть.
Катится солнце
по небу,
как голова Берлиоза,
и тоску, чье лезвие не притупилось,
видимо, не перебороть.
 

«Тревожное ощущение? – переспросила меня моя московская приятельница – лингвист, умница, переводчик, изумительный знаток французской поэзии, – а ты видел когда-нибудь, чтобы под трехдневным ливнем по колено в воде киргизы пытались бы стричь траву газонокосилкой и чесать затылок вдесятером оттого, что машинка-то вдруг почему-то заглохла?»

Я почесал в затылке, а она продолжила: «Думаю, что лет через пятьдесят здесь вообще европейцев не останется. Кто сумеет – уедет на Запад, а остальные сопьются и помрут. Придут новые гунны. Пойми, я это говорю безо всякого расизма. Просто констатация факт. Переселение народов, так сказать…» Она замолчала и пожала плечами: «Не понимаю, почему всем дома не сидится. Здесь же они, как рабы, лучше бы свой сад обустраивали. Впрочем, это всех касается…»

Может, у моей собеседницы было в этот день плохое настроение? Кто знает…

13. Хата хама

1 мая 2013 г. В Доме (центре) Высоцкого дают спектакль «Рика и тени» по пьесе Марка Котлярского. Начало спектакля в 19.00.

Сам Дом Высоцкого находится недалеко от Театра на Таганке; если стоять к нему лицом, то с левой стороны есть небольшая улочка, которая выводит в так называемый Нижний Таганский тупик.

Хочу сказать сразу: алаверды Никите Высоцкому, который создал удивительный «очаг культуры», не просто музей с застывшими экспонатами, а живое, напоенное искусством пространство.

Но я не об этом.

Москва – город, как известно, огромный, расстояния там – космические, пробки, метро с пересадками, не так-то просто успеть вовремя к назначенному часу.

Позвонило несколько человек, купившие билеты заранее, просят режиссера чуточку обождать, не начинать без них.

Режиссер – человек изысканный и корректный – подходит к администратору (некоей Марине Ивановой) и вежливо (я подчеркиваю: вежливо!) сообщает ей, что начнет спектакль позже минут на пятнадцать (спектакль одноактный, идет час двадцать минут, деньги за аренду зала внесены еще месяц назад).

– Мы начнем спектакль ровно в семь! – металлическим голосом отвечает администратор.

– Простите, пожалуйста, – режиссер по-прежнему вежлив, – люди попали в пробку, они на подъезде, они купили билеты, я прошу не давать пока третьего звонка.

– Вы вообще кто такой? – спрашивает администратор. – Я не собираюсь нарушать наши правила.

– Вообще-то я – режиссер спектакля… – растерявшись, отвечает режиссер.

– Ну и какое ваше дело до того, когда мне давать третий звонок?! – вновь «деликатничает» Марина Иванова и продолжает хамить (дальнейшие подробности я опускаю).

Я, оторопев, наблюдаю эту сцену. Дело даже не в том, что я отвык от подобного хамства; дело даже не в том, что мадам Иванова является в какой-то степени служительницей Мельпомены; скорее, оторопь моя от того, что хамство это сродни беспричинной ненависти – оно возникло ниоткуда, на пустом месте, оно ничем не обосновано, кроме известной всем нам формулы из советского прошлого – «я начальник, ты – дурак».

14. Сравнение хромает…

Прочитал странную информацию: «Поклонники часто сравнивают Шаова с Высоцким, Алешковским, Галичем. „Виной“ этому, очевидно, стала способность Шаова откликаться на злобу дня, оставаясь, прежде всего, поэтом.»

Во-первых, Шаову до перечисленных, как корове до неба.

Во-вторых, Шаов всего лишь навсего сочинитель ловких, публицистических текстов, поющихся под гитару.

В-третьих, нечто подобное я встретил в Инете в одной статье, которая называлась «Ахматова, Цветаева и Рубальская»…

Как говорится в одном неприличном анекдоте, так мы и до мышей дойдем…

15. Цинизм или милосердие?

В программе Андрея Малахова «Пусть говорят» тема «Турецкий гамбит».

Если кто не помнит, то речь идет о турчанке, которая подобрала попавшего в страшную аварию парня из России и – в результате аварии – лишившегося возможности двигаться и говорить.

Страшный сюжет.

Но цинизм еще страшнее.

Находят 5 матерей, у которых пропали дети, отправляют их в Турцию, где снимают их встречу с упоминавшейся турчанкой и несчастным парнем.

Без слез смотреть невозможно.

Дальше – больше.

Проводят генетическую экспертизу и объявляют ее результаты прямо на программе. Выясняется, что ни одна из матерей, на самом деле, не имеет отношение к парализованному парню.

У меня вопрос: зачем было посылать женщин в Турцию, все это снимать на пленку? Не проще ли было провести для начала генетическую экспертизу, дабы не оглашать результаты прилюдно?

Или рейтинг не позволяет?

Я вспоминаю по этому поводу старый итальянский фильм про мафию. Там хорошего следователя убивают, и гроб с его телом отправляют на родину. И вот стоят два прожженных его коллеги, смотрят на эту церемонию, и один другому говорит:

– Понимаешь, знавал я одного парня, который на ресницах выцарапал слово «дерьмо». Так вот, когда он видел таких как мы, он закрывал глаза.

Не знаю почему, но после этой программы, мне тоже захотелось прикрыть глаза…

16. Не хочется ерничать, но…

…Не хочется ерничать, все-таки 25 лет выходит «Аншлаг».

Большая группа людей работает над этой программой, не считая артистов.

Но, вот, выходят на сцену мега-звезды и просто звезды, поздравляют Дубовицкую, и не могу понять: то ли они действительно над ней издеваются, то ли это такая странная, завуалированная форма надоевшего отбывания «наказания» и «аншлаговской повинности».

И смех звучит заранее записанный, порой даже не дожидаясь поданной реплики.

Грустно…

17. Какая разница между Магомаевым и Ваенгой?

Смотрел телесюжет, посвященный Муслиму Магомаеву.

И вдруг подумал (не смейтесь): а какая разница между Магомаевым и той же (прости Господи) Ваенгой?

И вот, что я надумал.

Да, Ваенга действительно собирает стадионы, как в свое время Муслим; и значит, сегодня она потребна публике («какое время на дворе – таков Мессия», А. Вознесенский).

Но…

При всем уважении к поклонникам певицы, хочу заметить, что на месте Ванги мог быть кто угодно.

Вот, понимаете, на месте Магомаева не мог быть кто угодно, потому что это – МАГОМАЕВ, единственный и неповторимый гений советской эстрады. А на месте Ваенги, Маши Распутиной, Кати Лель и прочего сонма певцов и певиц – может быть кто угодно, вопрос только в том, кто их раскручивает и кто сколько в них вкладывает…

18. За Донцову пишут мопсы?

В программе «Живые истории» на ТВС – умилительный рассказ о Дарье Донцовой и ее животных.

Интервьюер умиляется все время так, будто ему еще до передачи заплатили большие деньги за эту умильность.

Наконец, также умильно спрашивает:

– А, вот, дескать, говорят, что при всей своей энергичности, при всей своей витальности Донцова вряд ли смогла писать столько, сколько она пишет. Правда ли, что на Вас работают литературные негры?

– Правда, – ничтоже сумняшеся отвечает Донцова, – вот они! – и показывает на своих, шныряющих по дому пятерых мопсов.

Я бы на месте тех, кто работает на эту даму, обиделся: сравнить их с мопсами?!

19. И хает нас Хаит

Читаю в газете интервью с неким Ростиславом Хаитом – удачливым шоуменом и, наверное, не бесталанным человеком.

Бог с ним с его мнением по поводу собственного еврейства:

«Я еврей, но мне от этого ни жарко и ни холодно. Еврей? Ну и слава богу! меня вообще очень раздражают еврейские тусовки. Выступать перед евреями – хуже всего…»

В конце концов, это личное мнение этого Ростислава (расти, Слава, может, поумнеешь!). Но когда на вопрос интервьюера, был ли он в Израиле и каковы впечатления, Хаит отвечает: «Мне там совершенно не понравилось. Правда, я был только в Эйлате», – тут уже, как я думаю, перейдена граница разумного и начинается вальс мудачества…

20. Кого там продинамили?

…Когда ехал в аэропорт Домодедово по МКАДУ, мой попутчик обратил внимание на дивный плакат, посвященный спортобществу «Динамо».

Крупными (я бы сказал – жирными) буквами в самом низу выведено:

«История страны – история динамо»…

По-моему, лучше и не скажешь…