Текст книги "Каждый хочет любить"

– Что это такое? – вопросил он, размахивая конвертом.

– Прощальное письмо, ты ведь этого хотел, да?

– А ты что, не можешь обойтись без посредников? Тебе обязательно нужно втягивать в это наших детей? – прошипел Антуан, отводя Матиаса подальше в сторону.

– Я думал, так будет лучше, – пролепетал тот.

– К тому ж еще и трус! – хмыкнул Антуан, прежде чем присоединиться к детям.

Садясь в машину, он все-таки убрал записку в ранец сына. Кабриолет отбыл, Матиас запер дверь и пошел к себе собираться на работу. Когда он заходил в ванную, на его губах играла странная улыбка.

***

Дверь магазинчика отворилась. Еще из подсобки Софи узнала шаги Антуана.

– Пойдем кофе попьем? – предложил он.

– Судя по лицу, у тебя не лучший день, – заметила она, вытирая тыльную сторону руки о халат.

– Что ты с собой сделала? – спросил он, разглядывая марлевую повязку с темными пятнами крови на пальце Софи.

– Ничего, простой порез, но кровь никак не останавливается, это из-за того, что я все время с водой вожусь.

Антуан взял ее за руку, отклеил пластырь и скорчил гримасу. Не давая Софи времени на споры, он подвел ее к аптечному шкафчику, промыл ранку и заново наложил повязку.

– Если через два дня не пройдет, отведу тебя к врачу, – проворчал он.

– Ладно, пойдем пить твой кофе, – заявила Софи, помахивая марлевой бульбой, которая теперь красовалась на кончике ее указательного пальца, – а ты мне расскажешь, что тебя беспокоит?

Она заперла дверь, убрала ключ в карман и потянула друга за руку.

***

Перед книжным магазином топтался нетерпеливый клиент. Матиас пешком спускался по Бьют-стрит, Антуан и Софи шагали ему навстречу; лучший друг даже не посмотрел в его сторону и скрылся в ресторанчике Ивонны.

***

– Что между вами стряслось? – спросила Софи, отодвигая чашку кофе со сливками.

– У тебя усики!

– Спасибо, очень мило, что предупредил!

Антуан взял салфетку и вытер Софи губы.

– Мы утром слегка поцапались.

– В семейной жизни, старина, солнце светит не каждый день!

– Ты надо мной издеваешься? – осведомился Антуан, глядя на Софи, которая с трудом сдерживала смех.

– И на какой предмет поцапались?

– Не важно, плюнь.

– Лучше б ты плюнул, судя по твоей физиономии. Ты и вправду не хочешь рассказать мне, в чем дело? Женский совет еще никому не мешал, ведь так?

Антуан взглянул на подругу и не смог устоять перед улыбкой, которую она больше не скрывала. Он порылся в кармане и протянул ей конверт.

– Держи, надеюсь, оно тебе понравится.

– Они мне всегда нравятся.

– Я только переписываю то, что ты просишь меня написать, – заметил Антуан, перечитывая текст.

– Да, но ты это делаешь своими словами, и поэтому мои слова приобретают смысл, который мне самой не удается в них вложить.

– Ты уверена, что этот парень действительно тебя достоин? Я тебе одно могу сказать, и не потому, что это я их пишу: если бы я получал такие письма, то наплевал бы на любые личные или профессиональные обязательства. Клянусь, я бы приехал и похитил тебя.

Софи отвела взгляд.

– Я не то хотел сказать, – огорченно спохватился Антуан и обнял ее.

– Видишь, не мешало б тебе иногда думать, что говоришь. Не знаю, в чем причина вашей ссоры, но вы только попусту тратите время, так что бери телефон и звони ему.

Антуан поставил чашку с кофе.

– А почему это я должен звонить первый? – брюзгливо поинтересовался он.

– Потому что если каждый из вас задастся этим вопросом, то день будет испорчен для обоих, причем на пустом месте.

– Очень может быть, но в данном случае неправ был он.

– Ну что такого он мог натворить?

– Я вправе сказать только, что он сделал глупость, но это еще не повод его выдавать.

– Двое мальчишек! И ни один не хочет уступить другому! Он извинился?

– Ну, некоторым образом, да… – признался Антуан, думая о записке, которую Матиас вручил Луи.

Софи сняла трубку с телефона на стойке и подтолкнула ее к Антуану:

– Позвони ему!

Антуан пристроил трубку обратно на подставку.

– Лучше я зайду к нему, – проговорил он, поднимаясь.

Он заплатил за два кофе, и они вышли на Бьют-стрит. Софи помедлила и зашла к себе в магазин, только когда удостоверилась, что Антуан закрыл за собой дверь книжной лавки.

– Чем я могу тебе помочь? – поинтересовался Матиас, отрываясь от книги.

– Ничем, я зашел просто так, посмотреть, все ли хорошо.

– Все хорошо, благодарю, – кивнул Матиас, переворачивая страницу.

– Народу много?

– Ни души, а что?

– Мне скучно, – прошептал Антуан. После чего повернул маленькую табличку, висящую на двери стороной «закрыто». – Пошли прогуляемся.

– Я думал, у тебя работы невпроворот.

– Ну что ты все время цепляешься!

Антуан вышел из магазина, сел за руль машины, припаркованной у витрины, и дважды нажал на клаксон. Матиас недовольно отложил книгу и вышел вслед за ним.

– Куда поедем? – спросил он, забираясь в кабриолет.

– Работу прогуливать.

«Остин» покатил по Куинз-Гейт, пересек Гайд-парк и направился к Ноттинг-Хиллу. Матиас углядел место для парковки у входа на рынок Портобелло. Тротуары были заставлены прилавками с подержанными вещами. Друзья прошли по улице, останавливаясь у каждой лавки. У одного из старьевщиков Матиас примерил пиджак в широкую полоску и каскетку с таким же рисунком и повернулся к Антуану, чтобы спросить его мнение. Но тот уже отошел подальше, потому что стеснялся стоять рядом. Матиас повесил пиджак обратно на вешалку и заявил продавщице, что у Антуана нет ни капли вкуса. Они устроились на террасе ресторанчика «Электрик». По улице шли две красивые молодые женщины в летней одежде. Их взгляды встретились, и женщины улыбнулись им, проходя мимо.

– Я забыл, – сказал Антуан.

– Если ты о бумажнике, не беспокойся, я угощаю, – успокоил его Матиас, забирая с блюдечка счет.

– Вот уже шесть лет как я живу в шкуре папы-наседки и только теперь понял, что совершенно забыл, как знакомятся с женщиной. В один прекрасный день мой сын попросит меня научить его клеить девчонок, а я не буду знать, что ему сказать. Без тебя мне не обойтись, ты должен объяснить мне все с самого начала.

Матиас залпом допил томатный сок и поставил стакан на стол.

– Разберись сначала, чего ты хочешь, это ведь ты запретил женщинам появляться в нашем доме!

– При чем здесь это, я же говорил об ухаживании. Ладно, забудь!

– Хочешь начистоту? Я тоже все забыл, старина.

– Если совсем начистоту, думаю, что я никогда и не умел! – вздохнул Антуан.

– Сумел же ты с Кариной, ведь так?

– Карина родила мне сына и уехала заниматься детьми других. В качестве победы на любовном фронте можно подыскать пример получше, не так ли? Ладно, вставай, пошли работать.

Они спустились с террасы и двинулись по улице.

– Ты не будешь возражать, если я еще раз померю этот пиджак, а ты честно скажешь, идет он мне или нет?

– Если поклянешься, что будешь носить его в присутствии детей, я готов сам подарить его тебе!

Вернувшись в Южный Кенсингтон, Антуан припарковал «остин» перед своим бюро. Он выключил мотор и помедлил несколько секунд, прежде чем вылезти из машины.

– Извини за вчерашний вечер, я немного переборщил.

– Нет, нет, успокойся, я понимаю, почему на тебя это так подействовало, – неловко заверил Матиас.

– Ты сейчас не очень искренен!

– Ладно, я не искренен!

– Я так и думал, ты все еще на меня злишься!

– Послушай, Антуан, если хочешь что-то сказать по этому поводу, говори, а то мне действительно пора на работу!

– Мне тоже, – буркнул Антуан, вылезая из машины.

Заходя в бюро, он услышал, как Матиас сказал ему в спину:

– Спасибо, что зашел, я очень тронут.

– Не люблю, когда мы ссоримся, ты же знаешь, – ответил Антуан, оборачиваясь.

– Я тоже не люблю.

– Не будем больше об этом говорить, проехали.

– Да, проехали, – поддержал Матиас.

– Ты сегодня поздно придешь?

– А что?

– Я обещал Маккензи отвести его к Ивонне поужинать… в благодарность за то, что он помог нам с домом, так что, если ты можешь посидеть с детьми, это было бы отлично.

Вернувшись в книжный магазин, Матиас снял трубку и позвонил Софи.

***

Зазвонил телефон, Софи извинилась перед клиенткой.

– Конечно, могу, – сказала Софи.

– Тебе это не очень неудобно? – продолжал настаивать Матиас на том конце трубки.

– Если честно, мне не хочется врать Антуану.

– Я не прошу тебя врать ему, просто не говори ничего.

С точки зрения Софи, грань между враньем и умалчиванием была совсем тоненькой, но она все же согласилась выручить Матиаса. Она закроет магазин пораньше и придет к семи часам, как договорились. Матиас повесил трубку.

7

Ивонна воспользовалась послеполуденным затишьем, чтобы немного навести порядок в подвале, где хранились припасы. Она посмотрела на стоящий перед ней ящик. «Шато Лабегорс-Зеде» было ее любимым вином, и она тщательно берегла свои несколько драгоценных бутылок для особых случаев. Но особых случаев для праздника у нее не было уже много лет. Она провела рукой по тонкому слою пыли, покрывающему дерево, и с волнением вспомнила тот майский вечер, когда «Манчестер Юнайтед» выиграл кубок Англии. Внезапно ее пронзила резкая боль под грудью. Ивонна согнулась, пытаясь втянуть в себя воздух, которого вдруг совсем не осталось. Она оперлась о лестницу, ведущую в зал, и попыталась нащупать лекарство в кармане передника. Онемевшие пальцы никак не могли удержать флакон. С трудом она сумела открыть крышечку, высыпала три таблетки на ладонь и положила их в рот, откинув голову назад, чтобы легче проглотить.

Обессилев от боли, она села прямо на пол и стала ждать, когда подействует химия. Если сегодня Господь не ждет ее, сказала она себе, то через несколько минут сердце успокоится и все будет хорошо; ей еще столько всего нужно сделать. Она поклялась себе, что примет следующее приглашение Джона и съездит к нему в Кент, конечно, если он еще раз пригласит ее, ведь она столько раз отказывала. Несмотря на присущую ей стыдливость и все ее отказы, этот мужчина был нужен ей. Просто с ума сойти, как же он был ей нужен. Неужели надо обязательно отдалиться от человека, чтобы осознать, какое место он занимает в твоей жизни? Каждый полдень Джон появлялся в зале ее ресторана; интересно, замечал ли он, что содержимое его тарелки отличалось от того, что подавалось другим клиентам?

Наверняка догадывался. Джон всегда был скромным и сдержанным, как и она сама, но обладал великолепной интуицией. Ивонна очень радовалась, что Матиас сменил его в книжном магазине. Когда Джон сообщил ей, что собирается удалиться от дел, именно она заговорила о преемнике, чтобы не пропало дело всей его жизни. К тому же она решила, что это прекрасная возможность для Матиаса обосноваться рядом со своими; тогда она подсказала эту мысль Антуану и стала ждать, пока и мысль, и Антуан дозреют до такой степени, чтобы тот решил, будто сам все придумал. Когда Валентина поделилась с ней своим намерением вернуться в Париж, Ивонна сразу же представила себе все последствия для Эмили. Она терпеть не могла вмешиваться, но на этот раз она правильно сделала, что приняла участие, пусть самое ненавязчивое, в судьбе дорогих ей людей. Но без Джона все изменилось. Однажды она с ним обязательно поговорит.

Она подняла голову. Электрическая лампочка, подвешенная к потолку, начала вращаться, увлекая за собой, как в хороводе, каждый предмет в комнате. По стенам прошла волна, и неодолимая сила навалилась на нее, откидывая назад. Лестница вырвалась из рук, Ивонна глубоко вздохнула и закрыла глаза, прежде чем ее тело завалилось набок. Голова ее медленно опустилась на колышущийся пол. Она услышала, как удары сердца отдаются в барабанных перепонках, потом все кончилось.

На ней была короткая цветастая юбочка и хлопчатая блузка. В этот день ей исполнилось семь лет, папа держал ее за руку. Чтобы доставить ей удовольствие, он в кассе купил два билетика на огромное деревянное колесо обозрения, и, когда предохранительная планка захлопнулась перед их кабинкой, она почувствовала себя такой счастливой, как никогда в жизни. Когда они оказались на самой высоте, папа указал пальцем вдаль. У него были чудесные руки. Охватив одним жестом крыши города, он сказал ей волшебные слова: «Отныне жизнь принадлежит тебе, и не будет для тебя ничего невозможного, если ты действительно этого захочешь». Она была его гордостью, смыслом его существования, самым прекрасным, что он сделал на своем мужском веку. И он взял с нее обещание, что она ничего не скажет матери, чтобы та, не дай бог, не приревновала. Она засмеялась, потому что знала, что папа любит маму так же крепко, как и ее. Следующей весной холодным утром она бежала за ним по улице. Двое мужчин в темных костюмах уводили его из дома. И только в день ее десятилетия мать рассказала ей правду. Отец не уезжал в деловую поездку. Его арестовала французская полиция, и больше он не вернулся.

Все годы оккупации в тесной каморке под лестницей, которая служила ей комнатой, маленькая девочка мечтала, что ее папе удалось бежать. Пока гадкие люди смотрели в другую сторону, он развязал свои путы и сломал стул, на котором его пытали. Собрав все свои силы, он скрылся через подземелья комиссариата, куда проник через незапертую дверь. Потом он присоединился к Сопротивлению и уехал в Англию. И пока они с мамой пытались выжить как могли в печальной Франции тех лет, он воевал рядом с генералом, который отказался сдаться. И каждое утро, просыпаясь, она представляла себе, как отец мечтает позвонить ей. Но в каморке, где они скрывались с матерью, не было телефона.

В день ее двадцатилетия в дверь позвонил офицер полиции. В то время Ивонна жила в однокомнатной квартирке над прачечной, где работала. Останки ее отца были найдены во рву в чаще леса Рамбуйе. Молодой человек был искренне расстроен тем, что принес столь грустную весть, а еще больше тем, что, по данным вскрытия, пули, пробившие ее отцу череп, вылетели из французского пистолета. Ивонна, улыбаясь, успокоила его. Он ошибся, ее отец, возможно, и умер, поскольку она не получала от него известий с конца войны, но похоронен где-то в Англии. Его арестовала полиция, но ему удалось бежать и добраться до Лондона. Полицейский собрал все свое мужество в кулак.

В кармане трупа были обнаружены документы, так что личность погибшего установлена и не вызывает сомнений.

Ивонна взяла бумажник, который протягивал ей инспектор, открыла пожелтевшее удостоверение с пятнами крови, погладила фотографию, все еще с улыбкой на лице. И, закрывая за полицейским дверь, она лишь сказала мягким голосом, что ее отец, наверно, обронил бумажник во время бегства. Кто-то подобрал его, вот и вся разгадка.

Она дождалась вечера, прежде чем достать письмо, которое лежало под кожаной подкладкой. Прочла его, повертела в пальцах маленький ключик от камеры хранения, который был вложен в него.

После смерти первого мужа Ивонна продала прачечную, которую в свое время выкупила ценой стольких часов ежедневного труда, что ни один из членов профсоюза, к которому она принадлежала, никогда бы не поверил, что такое возможно. В Кале она села на паром, который перевез ее через Ла-Манш, и однажды летом пополудни прибыла в Лондон с единственным чемоданом, в котором помещался весь ее багаж. Она пришла к большому зданию с белым фасадом в районе Южного Кенсингтона. Встав на колени у подножия дерева, отбрасывающего тень на площадь с автомобильным кругом, она руками выкопала ямку. Положила туда удостоверение с пятнами крови и прошептала: «Ну вот мы и добрались».

Когда полицейский спросил ее, что она делает, она выпрямилась, в слезах, и ответила:

– Я привезла отцу его документы. Мы не виделись с войны.

Ивонна пришла в себя и медленно поднялась. Сердце билось в нормальном ритме. Она вскарабкалась по лестнице и, оказавшись в зале, решила сменить фартук. Пока она завязывала новый на спине, зашла молодая женщина и присела за стойку. Она заказала рюмку алкоголя – самого крепкого, какой найдется. Ивонна оценила ее походку, налила ей стакан минеральной воды и присела рядом.

Эния эмигрировала в прошлом году. Она нашла себе работу в одном из баров Сохо. Жизнь здесь была такой дорогой, что ей пришлось делить однокомнатную квартиру с еще тремя студентами, которые, как и она сама, перебивались случайными заработками то здесь, то там. Эния уже давно нигде не училась.

Южноафриканец, хозяин ресторана, который ее нанял, соскучился по родине и закрыл заведение. С тех пор она зарабатывала на пропитание в булочной по утрам, кассиршей в фастфуде в обеденное время и раздачей рекламных проспектов в конце дня. Без документов приличное место ей не светило. За две недели она потеряла все свои приработки. Она спросила у Ивонны, нет ли для нее чего-нибудь: она могла бы подавать в зале и вообще не боится работы.

– Ты так пытаешься найти работу официантки – заказывая выпивку в баре? – поинтересовалась Ивонна.

Сама она не имела возможности нанять кого бы то ни было, но пообещала девушке поспрашивать у других коммерсантов в квартале. Если что-нибудь подвернется, она даст знать. Пусть Эния заходит время от времени. Желая дополнить список своих достоинств, Эния вспомнила, что работала и в прачечной. Ивонна обернулась и внимательно на нее посмотрела. Помолчав несколько секунд, она объявила Энии, что в ожидании лучших времен та может иногда обедать или ужинать здесь; счет ей выставляться не будет при условии, что она никому об этом не скажет. Молодая женщина не знала, как ее благодарить. Ивонна заявила, что благодарить как раз не надо, и вернулась к своим кастрюлям.

***

В начале вечера Антуан уселся за столик в компании Маккензи, который не сводил с Ивонны зачарованных глаз. Он достал свой мобильник и послал Матиасу сообщение: «Спасибо, что остался с детьми. Все в порядке?»

Ответ пришел незамедлительно: «Все ОК. Дети поужинали, чистят зубы, через 10 минут в постели».

Через несколько мгновений пришло второе сообщение: «Можешь не торопиться, работай спокойно, я все сделаю».

В зале кинотеатра «Фулхем» погас свет и начался фильм. Матиас отключил мобильник и сунул руку в пакет с попкорном, который протянула ему Одри.

***

Софи открыла дверцу холодильника и оглядела содержимое. На верхней решетке она обнаружила ярко-красные помидоры, выстроенные в таком идеальном порядке, что они напоминали батальон солдат времен Империи. Ломти нарезанного холодного мяса, сложенные аккуратнейшей стопкой и упакованные в целлофан, соседствовали с набором сыров, банкой огурчиков и пакетиком майонеза.

Дети спали на втором этаже. Каждый получил свою сказку и свой поцелуй.

В одиннадцать часов в замке повернулся ключ, Софи оглянулась и увидела на пороге Матиаса с широкой улыбкой на лице.

– Тебе повезло, Антуан еще не вернулся, – заметила Софи вместо приветствия.

Матиас бросил бумажник в специальную вазочку для мелочи, стоящую у входа, подошел к Софи, поцеловал в щеку и спросил, как прошел вечер.

– Отбой на полчаса позже положенного, но таково право нянь, приглашенных тайно. У Луи какие-то неприятности, он был очень огорчен, но я так и не вытянула из него, в чем дело.

– Я займусь этим, – пообещал Матиас.

Софи потянула с вешалки свой шарф, обернула его вокруг шеи и указала в сторону кухни.

– Я приготовила там на тарелке ужин для Антуана. Я его знаю, он вернется с пустым животом.

Матиас подобрался поближе и захрустел огурчиком. Софи хлопнула его по руке.

– Я сказала, для Антуана! Ты что, не ужинал?

– Времени не было, – признался Матиас, – я после кино бегом бежал: кто мог подумать, что фильм такой длинный.

– Надеюсь, дело того стоило? – насмешливо спросила Софи.

Матиас посмотрел на ломтики холодного мяса, разложенные на тарелке.

– Везет некоторым!

– Ты голоден?

– Нет, беги, тебе лучше уйти до его возвращения, а то он что-нибудь заподозрит.

Матиас приподнял прозрачную крышку с блюда с сыром, взял кусочек грюйера и сжевал его без особого аппетита.

– Ты поднималась на второй этаж? Антуан там все переделал на моей половине. Как тебе новая обстановка? – спросил он с полным ртом.

– Симметрично! – ответила Софи.

– Что значит «симметрично»?

– Это значит, что ваши комнаты похожи, как две капли воды, даже лампы на ночных столиках одинаковые, просто смешно.

– Не вижу, что в этом смешного, – возразил задетый Матиас.

– Было бы неплохо, если б где-нибудь в этом доме нашлось место, где «у тебя» означало бы «у тебя», а не «я живу у моего приятеля»!

Софи надела пальто и вышла на улицу. Ночной холод тут же пробрал ее насквозь, она поежилась и прибавила шагу. Ветер гулял по Олд-Бромптон-роуд. Лисица – в городе их было множество – какое-то время бежала в нескольких метрах от нее по ту сторону решетки парка Онслоу-Гарден. На Бьют-стрит Софи увидела «остин» Антуана, припаркованный перед бюро. Ее рука легко коснулась кузова, она подняла голову и несколько мгновений глядела на освещенные окна. Потом плотнее запахнула шарф и продолжила свой путь.

В мансарде дома, расположенного в нескольких кварталах, она не стала зажигать свет. Джинсы соскользнули с ног, она оставила их комом лежать на полу, отбросила свитер и тут же забралась в постель; листья платана, виднеющиеся через маленькое окошко в потолке над кроватью, серебрились в свете луны. Она повернулась на бок, обняла подушку и стала ждать, когда придет сон.

***

Матиас поднялся по лестнице и приложил ухо к двери комнаты Луи.

– Ты спишь? – прошептал он.

– Да! – ответил мальчик.

Матиас повернул ручку, и лучик света протянулся до кровати. Он зашел на цыпочках и улегся рядом.

– Давай поговорим об этом, хочешь? – спросил он.

Луи не ответил. Матиас попробовал приподнять краешек одеяла, но ребенок плотно завернулся в него и держал изо всех сил.

– Знаешь, иногда это совсем не смешно, то, что ты делаешь, иногда это очень даже противно!

– Расскажи хоть что-то, старина, – попросил Матиас ласково.

– Мне из-за тебя влетело.

– Что я такого сделал?

– А ты как думаешь?

– Это из-за записки мадам Морель?

– А что, ты многим учительницам написал? Тогда можешь мне объяснить, почему именно моей ты сказал, что ее губы сводят тебя с ума?

– Она тебе прочла? Вот гадость!

– Она сама гадкая!

– Э нет, ты не должен так говорить! – возмутился Матиас.

– Почему это не должен? Скажешь, она не гадкая, эта пингвина-Северина?

– Какая еще Северина? – вздрогнул Матиас.

– У тебя что, память отшибло? – в ярости высунул голову из-под одеяла Луи. – Это моя учительница! – прокричал он.

– Да нет… ее зовут Одри, – убежденно заявил Матиас.

– Может, я все-таки лучше знаю, как зовут мою учительницу?

Матиас был совершенно уничтожен, а Луи всерьез заинтересовался личностью этой загадочной Одри.

Крестный живописал в мельчайших деталях образ молодой женщины с прелестным чуть надтреснутым голосом. Луи посмотрел на него с глубокой грустью.

– Это у тебя в голове что-то треснуло, потому что твоя Одри – журналистка, которая готовит репортаж о нашей школе.

И поскольку Луи замолчал, Матиас закончил за него:

– Вот дерьмо!

– Точно, и ты сам нас в него посадил, должен тебе напомнить! – добавил Луи.

Матиас сказал, что он лично перепишет сто раз строчку «я никогда больше не буду грубить учительнице» и подделает подпись Антуана под замечанием в дневнике, в обмен на это Луи обязуется хранить молчание об инциденте. После некоторого раздумья мальчик решил, что сделка недостаточно выгодна. Вот если крестный добавит два последних альбома комиксов «Кальвин и Гоббс», возможно, у него появится желание повторно рассмотреть поступившее предложение. Договоренность была достигнута в одиннадцать часов тридцать пять минут, и Матиас покинул комнату.

Он едва успел забраться под одеяло, как вернулся Антуан и стал подниматься по лестнице. Заметив полоску света, он постучал и зашел, не дожидаясь ответа.

– Спасибо за тарелку с ужином, – сказал Антуан, явно растроганный.

– Не за что, – зевая ответил Матиас.

– Не следовало так беспокоиться, я же сказал, что поужинаю с Маккензи.

– Я забыл.

– Все в порядке? – спросил Антуан, вглядываясь в друга.

– Все просто потрясающе!

– Ты какой-то странный, нет?

– Просто устал. Боролся со сном, дожидаясь тебя.

Антуан поинтересовался, все ли нормально с детьми.

Матиас сказал, что заходила Софи, и они провели вечер вместе.

– Вот как? – отреагировал Антуан.

– Тебя это не смущает?

– Нет, почему это должно меня смущать?

– Не знаю, ты какой-то странный.

– Значит, все прошло хорошо? – продолжал настаивать Антуан.

Матиас попросил говорить тише, дети спят. Антуан пожелал ему доброй ночи и ушел. Тридцать секунд спустя он вновь приоткрыл дверь и посоветовал другу снять плащ перед сном, дождя сегодня больше не будет. В ответ на удивленный взгляд Матиаса он заметил, что воротник плаща высовывается из-под одеяла, и закрыл за собой дверь без дополнительных комментариев.